Текст книги "Московский парад Гитлера. Фюрер-победитель"

Автор книги: Игорь Градов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Тогда предъявите их!

– Хорошо. По моим сведениям, в течение пяти последних дней вы неоднократно встречались с московскими подпольщиками. А это измена и карается казнью! Впрочем, вам, как женщине, расстрел могут заменить исправительными лагерями. Но, если вы расскажите мне об этих контактах, то у вас появится шанс сохранить свою жизнь. Может быть, это половник Остерман заставил вас пойти на связь с подпольщиками? А вы просто выполняли приказ?

– Вилли, оставьте этот тон для глупых девочек. Вы прекрасно понимаете, что именно полковник руководит операцией, а я действую с его полного ведома и согласия. Подробности своего задания я вам не сообщу – не имею права. Если вы выдвинете против меня обвинение, вам придется связаться с моим руководством – начальником московского абвера генералом Траубе. От него вы, возможно, и узнаете, почему я пошла на контакт с подпольщиками. Но мне кажется, что Траубе выразит крайнее недовольство вмешательством гестапо в дела его ведомства. И тогда вам, Вилли, придется объясняться с бригаденфюрером фон Вернером…

– Ошибаетесь, Нина, не придется, он уже в курсе. Именно Вернер отдал приказ следить за вами и Остерманом. Начальство на моей стороне…

– Будет на вашей, если вы докажете, что Остерман и я действовали в собственных интересах, а не выполняли прямые служебные обязанности. Может быть, я специально пошла на контакт, чтобы выяснить планы подпольщиков? В разведке, знаете ли, совсем другие правила игры, чем у вас в гестапо. Враг может стать лучшим другом, и наоборот. Вы, Вилли, вряд ли поймете тонкости оперативной работы абвера…

– Ладно, допустим, что вы и полковник действительно задумали какую-то операцию против большевиков. Но как вы объясните свои встречи с бывшим мужем и дочерью? Мы знаем, кому вы предавали продукты…

"Инга, – подумала Нина, – это Инга Никольсон. Она видела, как я принесла в квартиру сумку с едой, а потом унесла ее с собой".

– Да, я встречалась с мужем и дочерью, это тоже часть нашего плана. Повторяю: подробности вам может сообщить только сам Остерман (если, конечно, захочет) или кто-нибудь повыше его… А вы, Вилли, еще не в том звании, чтобы требовать отчета у полковника абвера.

– Верно, но я в состоянии сильно испортить вам жизнь, Нина, – лицо Крауха стало злым. – Например, в суматохе отступления вас могут ранить или убить… Кто будет разбираться в этом хаосе? Что скажите?

Нина молчала. Больше всего ей хотелось вцепиться в ненавистную физиономию штурмбанфюрера, но делать этого было нельзя – мгновенно налетят охранники и изобьют до полусмерти. Следовало держать себя в руках и сохранять хладнокровие. Рихтер заставила себя улыбнуться.

– Хорошо, Вилли, допустим, вы меня убедили. Что конкретно вы от меня хотите и какие гарантии даете?

– Вот это уже другой разговор, – расплылся в довольной ухмылке Краух, – узнаю настоящего профессионала. Предлагаю подняться наверх, в мой кабинет, и там продолжить общение. А заодно выпить настоящий бразильский кофе. Вы ведь любите кофе, Нина?

– Просто обожаю, – Нина скривила рот в ироничной усмешке и поднялась с нар.

Предстояла долгая и, по-видимому, трудная беседа. Ну, ничего, главное – вырваться отсюда, а там еще посмотрим, кто кого. Нина Петерсен так просто не сдается…

Она едва заметно улыбнулась: впервые за долгие годы назвала себя по фамилии мужа. Видимо, придется привыкать к ней снова.

Старая площадь

Карл Остерман молча выслушал рассказ Нины, потом встал и несколько раз прошел по кабинету. Эта привычка осталась у него с молодых лет – когда требовалось принять трудное решение, он пару минут ходил по комнате, а потом действовал. Так было и на сей раз.

Следовало признать – он недооценил Крауха. Вилли действовал грубо и прямолинейно, зато результативно. Но еще была надежда на подпольщиков – они обещали устранить настырного и опасного штурмбанфюрера.

– Значит, Вилли теперь в курсе? – спросил полковник у Нины.

– Только в той мере, в какой я сочла нужным его информировать. Но Краух умен, нельзя держать его за простачка. К тому же он крайне амбициозен – наверное, уже видит себя на месте фон Вернера.

– Что ж, используем и это. Ты, конечно, подписала соглашение о сотрудничестве?

– Да, иначе бы меня выпустили.

– Ладно, это нам на руку. Поступим следующим образом… Когда у тебя встреча с Яном?

– Завтра, в десять часов утра.

– Сделаешь все, как обычно, а потом сразу же к нашим друзьям в гестапо. Расскажешь Крауху о встрече – то, что захочешь. А я тем временем доложу начальству – и Траубе, и генерал-губернатору фон Гроту, что Краух, вместо того чтобы бороться с подпольщиками, мешает нам. Посмотрим, что они скажут…

– А если Вилли мене не поверит?

– Добавь в свой рассказ побольше подробностей, назови несколько имен. Например, Михаила Семенова и Алексея Миронова. Первого они хорошо знают – он уже сотрудничает с ними, а второй может их действительно заинтересовать. Как-никак активный участник всех последних событий! Напомни Крауху, что именно Миронов причастен к смерти Эльзы Шульц – нашего агента. Пока все, можешь отдыхать, а мне нужно подумать…

Нина вышла в коридор и спустилась вниз. В вестибюле она подождала дежурную машину и попросила отвезти на квартиру. Шофер молча кивнул, и автомобиль понесся по московским улицам.

Нина сидела, погрузившись в свои мысли. Меньше всего ей сейчас хотелось ехать домой, противно было встречаться с Ингой Никольсон. Но ради дочери ей следовало улыбаться и делать вид, что ничего не случилось. Таковы правила игры, и их придется соблюдать.

От Советского Информбюро

В течение 7 марта советские войска продолжали продвигаться на Запад. В результате упорных боев были захвачены многочисленные трофеи, освобожден ряд населенных пунктов, в том числе город Луховицы. Нашей авиацией уничтожено более 150 вражеских автомашин с пехотой и грузами, 145 повозок с боеприпасами, 6 орудий с прислугой, бронемашина, взорван мост, сожжены 11 вагонов и 2 паровоза.

Два наших взвода внезапно атаковали усиленную роту противника. В завязавшемся рукопашном бою бойцы истребили 70, ранили 26 вражеских солдат и офицеров и захватили несколько пленных. Красноармейцы-разведчики Сапрыгин и Малышев первыми ворвались в деревню Меньшово, взорвали ДЗОТ и уничтожили 8 немцев.

Командующий 6-й германской армией генерал-фельдмаршал фон Рейхенау вынужден признать, что партизаны наносят его частям большой урон. В захваченном нашими войсками донесении он пишет, что «полковник фон Разинц и два инженера из его штаба убиты партизанами. Члены партизанской организации совершили несколько налетов на транспорты».

У убитого немецкого обер-ефрейтора Пруссена найдено неотправленное письмо семье: «Перед тем, что я пережил, бледнеет все бывшее до сих пор. Это самое несчастное время моей жизни… Мы мерзнем и ведем жалкое существование и к тому же без отдыха в боях».

В городе Матесалька (Венгрия) батальон солдат отказался ехать на советско-германский фронт. Венгры забаррикадировали входы в казарму и не допустили в нее командира полка. Для подавления мятежа были вызваны крупные части.

В Финляндии царит жестокий голод. Отдав немцам масло и мясо, Маннергейм угощает свой народ лживыми сообщениями о мнимых победах. В сводке от 6 марта финское командование объявило, что «после продолжительного боя захвачены важные позиции, при этом взято в плен 3000 советских солдат». Известно, что на финском участке фронта активных действий не происходит. Это сообщение является ложью от начала и до конца. Русская пословица гласит: «Соловья баснями не кормят». Тем более нельзя прокормить финский народ таким откровенным враньем.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Москва

8 марта 1942 года

Кремль

Гитлер нервно расхаживал по кабинету. То и дело он подходил к длинному столу, на котором была разложена карта Москвы, и внимательно всматривался в нее. Адъютант Герберт фон Линниц флажками отмечал положение германских и советских войск, сверяясь с последними донесениями с фронта. Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Манштейн стоял рядом и докладывал военную обстановку.

– Положение наших частей просто катастрофическое. Русские хотят взять Москву в кольцо и, очевидно, не позднее, чем послезавтра, выполнят свой план. С флангов, – Манштейн ткнул указкой в карту, – над нашими частями нависают две крупные группировки противника, готовые соединиться юго-западнее города. На стыках наших дивизий под Клином и Наро-Фоминском прорываются 1-я и 2-я танковые армии русских, а конница генерала Доватора перерезала тыловые коммуникации западнее Истры. Противопоставить им практически нечего – все резервы уже в бою, а свежие части прибудут только через пять-шесть дней. Я считаю, что нужно немедленно отступать, и лучше – на рубежи, которые мы занимали осенью. Иначе в окружение попадут две армии – 5-я и 6-я, и их разгром станет неизбежным.

– Сколько времени потребуется, чтобы подготовить отход? – сухо спросил Гитлер.

– Не менее двух суток. Части связаны боем, надо выставить заслоны, чтобы сдержать русских. Но больше нескольких суток нам не продержаться – слишком большие потери, слишком много раненых и убитых. Танки получают лишь половинную норму горючего, у артиллеристов нет снарядов, а у летчиков – бомб. Не говоря уже о том, что солдаты и офицеры не видели нормального питания уже две недели. Люди измучены, их силы на пределе…

– Сейчас всем трудно, фельдмаршал, – возразил фюрер, – но солдаты Рейха должны верить в победу. Нам нужно время, чтобы подготовиться к уничтожению Москвы. Как обстоят дела с минированием Кремля и других объектов, генерал?

– Взорвать все, к сожалению, не получится, – вступил в разговор генерал-губернатор, – не хватит динамита, поэтому предлагаю разрушить только самые ценные объекты, а остальные просто сжеть. Можно, кстати, пустить огонь на восточные окраины города – там много деревянных домов, пламя задержит продвижение русских…

– Уничтожьте все, что сможете, а потом взорвите шлюзы. У вас все готово? – Гитлер повернулся к бригаденфюреру Блогу.

– Так точно, можно пустить воду хоть сейчас.

– Но она затопит шоссе и отрежет нашим войскам путь к отступлению, – заметил Манштейн.

– Вот и отлично, моим солдатам придется драться до конца!

Генералы недоуменно переглянулись – перспектива остаться в окруженном, затопленном городе их не вдохновляла. Между тем Гитлер наклонился к карте и несколько мгновений изучал расположение частей.

– Какие районы Москвы окажутся под водой? – спросил он у генерал-губернатора.

– Если одновременно взорвать шестой, седьмой и восьмой шлюзы, – пояснил фон Грот, – то затопит полгорода. Вода дойдет до самого Кремля…

– Замечательно, считайте, что ваш план одобрен.

– Но есть одно затруднение, – заметил губернатор. – Русские могут выбросить десант и захватить шлюзы, у нас слишком мало сил, чтобы удерживать их в течение длительного времени.

– Это задача войск СС, – Гитлер резко повернулся к бригаденфюрер СС Блогу, – вы обязаны во что бы то ни стало выполнить мой приказ – взорвать канал. Пусть все наши солдаты погибнут, но город должен исчезнуть с лица Земли! Это для вас главная задача, бригаденфюрер, все остальное не имеет значения!

– Мы исполним свой долг! – Блог подобрался и встал по стойке "смирно".

– Тогда немедленно бросьте все силы на охрану канала, я снять с фронта часть батальонов СС. Манштейн, передайте генералу Зеерману – его армия должна держаться до последнего! Нам нужны двое суток для уничтожения Москвы, и я хочу получить их. И знайте, – Гитлер обвел глазами присутствующих, – я покину этот город последним, когда советские танки будут стоять уже на Красной площади! Но перед этим я хочу лично убедиться, чтобы Москва ушла под воду!

Москва

9 марта 1942 года

Дом на набережной

Нина собиралась на очередное свидание с дочерью. Как и в прошлый раз, она приготовила продукты – немного муки, сухое молоко, яичный порошок, тушенку, брикет бельгийского сливочного масла. Все это взяла на складе, обслуживающем штабных офицеров. Там еще оставались кое-какие запасы, хотя в войсках уже ощущалась нехватка самого необходимого.

Ну вот, кажется, и все, можно идти. Нина подумала немного и на всякий случай положила в карман пальто пистолет. Потом вышла в коридор и стала надевать ботинки.

– Ты уже уходишь? – донесся из столовой голос Инги.

– Да, у меня срочное дело.

– Тебя ждать к ужину?

– Нет, ешь без меня, возможно, я задержусь. Сама знаешь, что творится в городе…

– Хорошо, тогда до вечера.

Инга пила в столовой чай. Точнее, делала вид, что пьет, а сама исподтишка наблюдала за Ниной. Та чувствовала это, но старательно делала вид, что все идет, как обычно.

– До вечера, Инга, – нарочито громко сказала Нина и захлопнула входную дверь.

Выйдя в вестибюль, она не стала вызывать лифт, а осталась на лестничной площадке. Через полминуты, стараясь не шуметь, аккуратно приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Инга, повернувшись спиной, с кем-то громко разговаривала по телефону.

– Да, она только что вышла. Что взяла с собой? То же, что и в прошлый раз – муку, консервы, масло, в общем – продукты. Думаю, отправилась на свидание с дочерью. Нет, Вилли, она меня не подозревает, по крайней мере, пока…

Нина поняла, что Инга разговаривает с Краухом. Это могло сорвать все ее планы… Осторожно, ступая на цыпочках, она проскользнула в квартиру, вытащила пистолет, примерилась, сделала три быстрых шага и ручкой, сверху вниз, сильно ударила Ингу по голове. Та коротко вскрикнула и уронила телефонную трубку. Нина ударила еще раз, и девушка медленно осела на пол.

Рихтер наклонилась над телом и прислушалась – Инга была без сознания. Тогда она взяла телефонную трубку и прижала ее к уху.

– Алло, – донесся голос штурмбанфюрера, – Инга, что случилось? Почему вы не отвечаете?

Нина усмехнулась и нажала на рычаг. Постояла некоторое врем в коридоре, размышляя, что делать дальше, однако долго раздумывать было некогда – ее ждал Ян с дочерью.

Рихтер вернулась в свою комнату, вытащила из-под кровати небольшой коричневый чемодан, открыла гардероб и критически осмотрела свои вещи. Их было немного – два комплекта военной формы, повседневная и парадная, три платья, один жакет, туфли. Нина взяла всю гражданскую одежду и быстро запихнула в чемодан, а сверху на всякий случай положила военный китель и юбку. Оставшееся место заполнила продуктами – выгребла все, что имелось в доме. С трудом захлопнув крышку, она вышла в коридор. Надо было что-то решать с Ингой… Скоро она очнется и поднимет шум, к тому же Краух наверняка уже заподозрил неладное и выслал своих головорезов.

Нина взяла подушку и плотно прижала к лицу Инги, потом одной рукой достала пистолет, приложила к голове девушки и выстрелила. Звук, как она и рассчитывала, получился глухой, еле слышный. В соседней квартире вряд ли что-либо услышали….

Убедившись, что Инга мертва, Нина подхватила чемодан и покинула квартиру. Выйдя на лестничную площадку, она тщательно заперла дверь на замок – пока ее выломают, пройдет немало времени. После чего быстро спустилась во двор. На счастье, дежурная машина уже стояла у подъезда – только что приехал кто-то из штабных. Нина решительно уселась на переднее сиденье и приказа шоферу ехать к дому генерал-губернатора. Этот был отвлекающий маневр: когда ее начнут искать, водитель скажет, что отвез капитана Рихтер в резиденцию фон Грота, а пока разберутся, опросят сотрудников комендатуры, она успеет исчезнуть. Только бы быстрее добраться до улицы Горького…

Центр была забит военными грузовиками, непрерывным потоком двигавшимися в сторону Садового кольца. Под брезентом угадывался тщательно упакованный в деревянные ящики груз – перед отступлением немцы вывозили из города все ценное. Если учесть, что Москва досталась им почти в целости и сохранности, то трофеев набралось много. Одна только старинная мебель, дорогие ковры, позолоченные светильники, бронзовая скульптура и прочая роскошь из кремлевских дворцов чего стоили! Не говоря уже о картинах и ювелирных украшениях, награбленных в музеях и на частных квартирах. А еще сырье, станки, генераторы и прочее оборудование с московских фабрик и заводов… Все это тянуло на сотни миллионов рейхсмарок. Вывозили даже одежду, обувь и посуду, оставшуюся в магазинах и домах горожан. Не оставлять же хорошие шубы, добротные пальто, костюмы и платья, а также дорогие фарфоровые сервизы! В Рейхе все пригодится… Вот и нагружали автомобили сверх всякой меры и гнали прочь из Москвы, надеясь, что удастся проскочить до того, как крышка захлопнется. Фюрер отдал четкий приказ – забирать все, что можно…

Нина попросила шофера остановиться напротив дома генерал-губернатора. Резиденция главы города сейчас напоминала разоренный муравейник: беспрестанно вбегали и выбегали офицеры, солдаты под командованием унтеров вытаскивали диваны, столы, стулья и грузили их в машины. Нина подхватила чемодан и быстро пошла по направлению к главному входу, в суматохе никто не обратил на нее внимание.

На ступеньках Нина остановилась и оглянулась – машина уже уехала. Очень хорошо, теперь пора замести следы. Она почти бегом устремилась вверх по улице Горького – до встречи на Тверском бульваре осталось всего восемь минут. "Только бы Алексей не опоздал", – думала Нина, судорожно сжимая тяжелый чемодан.

Но вот и бульвар… Ровно в 10 часов у его ограды притормозил знакомый "хорьх", за рулем которого, как всегда, сидел Миронов. Нина буквально перелетала через сугробы и плюхнулась на заднее сиденье.

– Поехали, – приказала она, – скоро здесь будет гестапо.

– А чемодан зачем? – удивился Алексей, выруливая в сторону Никитской улицы.

– Потом все объясню, а теперь поторопитесь, пожалуйста…

Ехать быстро не получилось – приходилось то и дело пропускать грузовики и военную технику. Казалось, что уезжает весь город, однако никакой паники не чувствовалось, все действовали четко и слажено. Немецкая привычка к порядку и дисциплине…

Нина заметно нервничала и постоянно оглядывалась – нет ли погони, но гестаповских машин пока не наблюдалось – видимо, Краух еще не приказал искать ее. Это было хорошо – к тому времени, когда он разберется в ситуации, она будет уже далеко.

Промелькнули бульвары, показалась набережная Москва-реки. При въезде на Крымский мост пришлось постоять – один из военных грузовиков заглох, и несколько солдат откатывали его в сторону. Но вот наконец и Нескучный сад. Несколько минут, как обычно, покружили по его просекам, проверяя, нет ли "хвоста", потом подъехали к знакомой беседке. Петерсен уже стоял у хлебного фургона и курил. Когда "хорьх" затормозил, он подошел к задней двери, чтобы помочь Нине выбраться, и тут заметил чемодан. В его глазах появилось легкое недоумение.

– Решила собрать вещи и все-таки вернуться ко мне? – иронически спросил он. – Не слишком ли поздно?

– Ян, сейчас не до шуток, нужно срочно уезжать. Меня, скорее всего, уже ищут…

– И кто же?

– Вилли Краух. Он каким-то образом узнал о наших свиданиях и заставил меня пойти на сотрудничество с ним. Кроме того, он попросил Ингу, мою соседку по квартире, следить за мной и докладывать, когда я отправляюсь на встречи. Мне пришлось убить ее, иначе бы она нас выдала. Сейчас, наверное, Краух уже на квартире и ищет меня. Ян, да не стой же ты столбом, нужно немедленно убираться отсюда!

– Хорошо, – Петерсен наконец принял решение, – мы поедем на нашу базу, там мы и решим, что с тобой делать…

– Я должна сообщить тебе еще кое-что: среди твоих людей есть предатель, это Михаил Семенов.

– Ты имеешь в виду его службу в полиции? Не беспокойся, Михаил пошел туда по нашему приказу.

– Нет, Ян, я имею в виду его работу на абвер, а также, вероятно, и на гестапо. Его выдала учительница, Эльза Шульц, которая была и нашим, и гестаповским агентом. Будь осторожен, Семенов может быть очень опасен.

– Хорошо, с Михаилом мы разберемся позже.

С этими словами Петерсен подошел к фургону и забрался внутрь.

– Мишка предатель? – Алексей Миронов резко обернулся к Нине. – Не может быть!

– К сожалению, это так, – ответила Рихтер. – Когда ко мне в камеру подсадили Эльзу Шульц, я сразу поняла, что она агент НКВД. Извини, конечно, Алеша, но ваши товарищи из органов работают очень топорно и плохо разбираются в людях. Чекисты думали, что Шульц беспрекословно выполнит их приказ, чтобы спасти себе жизнь, но они не учли одного – Эльза ненавидела советскую власть. Ты думаешь, ей нравилось работать в вашей школе? Да она ненавидела ее! Ей, прекрасно образованной, начитанной, умной, приходилось за копейки вбивать знания в головы упрямых, бесталанных учеников. Она, конечно, честно делала свое дело, пыталась чему-то вас научить, привить любовь к немецкому языку и литературе. Но что получала взамен? Постоянные придирки директора, грозившего уволить ее за происхождение, подозрительные взгляды парторга школы, холодное безразличие учеников… Шульц очень боялась, что ее арестуют как врага народа или шпиона – ведь она немка. Вот и дала согласие сотрудничать с НКВД – надеялась, что избежит лагерей. Мы в тюрьме о многом с ней переговорили… Ты не можешь себе представить, как она страдала от того, что вы, глупые мальчишки, дразнили ее "фашисткой". Это несправедливо и незаслуженно! Конкретно к тебе, Алексей, у нее претензий не было, она даже гордилась тобой, говорила, что у тебя имеются способности к языкам. Но вот другие ученики… И, главное, она не могла уйти из школы – ее не приняли бы ни на одну другую работу. Там, в камере, Шульц мне все рассказала и пошла на перевербовку, решив работать на германскую разведку. Она стала двойным агентом, и притом, заметь, очень хорошим – у нее обнаружился талант к этому делу. Эльза регулярно докладывала своему куратору из НКВД о наших беседах – разумеется, только то, что я считала возможным. Ее начальник строчил отчеты и хвалил Шульц за отличную работу, а мы тем временем вели свою игру. Осенью, перед самой эвакуацией, нам устроили побег – дали возможность скрыться во время авианалета на город. Конечно, я прекрасно понимала, что все это подстроено – товарищи из НКВД хотели, чтобы Шульц с моей помощью поступила к немцам на службу и стала снабжать информацией подпольщиков. Я решила подыграть господам чекистам. После побега мы укрылись в одной квартире и дождались прихода немцев, а потом, как было условлено, я устроила Эльзу в штаб к генералу Зеерману. Только к тому времени она уже работала на нас, а курировал ее сам полковник Остерман.

– А когда она связалась с гестапо?

– Не знаю, думаю, ее завербовал Вилли Краух, скорее всего, в январе этого года. Эльза также выдала ему Михаила Семенова. Алексей, это факт, а теперь сам решай, что с ним делать.

Миронов потрясенно молчал. Мишка, его лучший друг, верный школьный товарищ – и предатель? Такое просто не укладывалось в голове, не хотелось даже думать об этом. Но Нина была права – факт есть факт, и следовало что-то предпринять…

Куйбышев

9 марта 1942 года

Ставка Верховного Главнокомандующего

Сталин раскурил погасшую рубку и задумался: правильно ли он сделал, что приказал своим генералам наглухо закрыть Москву, чтобы ни одна мышь не выскочила? Что произойдет, если все-таки удастся захватить Гитлера?

С одной стороны, это стало бы большой удачей, почти победой, но с другой… Представим себе, что фюрера взяли в плен и даже казнили. Власть в Германии наверняка перейдет к Гиммлеру. У него в руках реальная сила – войска СС, и он сумет правильно ими распорядиться. Геринг не имеет серьезного влияния в Рейхе, а доктор Геббельс не станет возражать против нового фюрера – какая разница, кому служить и чьи идеи озвучивать?

Что дальше? Скорее всего, Гиммлер сразу пойдет на контакт с американцами – захочет через них договориться с англичанами и французами. Ему не нужна война с Западом, он, в отличие от Гитлера, прекрасно понимает, чем это может обернуться. Гиммлера поддержат и армейские генералы – они тоже не сторонники войны на два фронта, а Борман обеспечит одобрение партийных бонз.

Америка, со своей стороны, не прочь замириться с Германией. Ей война в Европе интересна только в той степени, в какой сулит выгоду. США очень хочется получить на континенте свой кусок, и Гиммлер вполне может отдать им Балканы. Тогда Вашингтон надавит на Лондон и Париж и заставит их пойти на мировую с Берлином. В качестве отступного англичане и французы получат Северную Африку, этого вполне достаточно, Польше достанется часть Прибалтики, Дании – проливы в Балтийском море… И все довольны. А Италия, Румыния, Венгрия, Финляндия и прочие германские союзники не в счет – они останутся при своих. Выходит, проиграет только Советский Союз. Ему одному, без союзников, придется вести войну…

Нет сомнения, что Гиммлер продолжит Восточную кампанию, чтобы компенсировать территориальные потери в Европе и Северной Африке. И тогда СССР будет намного труднее, чем сейчас, ведь Запад начнет тайно или явно помогать ему. Значит, нельзя убивать фюрера, никак нельзя.

Придя к такому выводу, Сталин поднял телефонную трубку и коротко бросил:

– Соедини меня с Дальницким.

Через полминуты послышался голос командующего авиацией Западного фронта.

– Слушаю, товарищ Сталин.

– Петр Григорьевич, вы получили приказ плотно закрыть Москву?

– Так точно, товарищ Сталин! Не сомневайтесь, все выполним, прихлопнем немцев так, что ни один их самолет не вылетит. Никто из Москвы не удерет!

– Я этот приказ отменяю. Пусть ваши летчики сбивают немецкие истребители и бомбардировщики, а транспортные самолеты не трогают. Ясно?

– А как же Гитлер…

– Пусть себе летит в Берлин… Там мы его и покараем, когда придет время. Вам понятно?

– Все ясно, Иосиф Виссарионович!

Сталин положил трубку. Ну вот, дожили – приходится думать о том, чтобы самолет Гитлера не сбили. А что делать? Его смерть нам сейчас не нужна… Вот когда советские танки будут стоять у стен Рейхстага, тогда и покончим с ним. Никто не будет делить Европу без участия Советского Союза, а уж мы своего куска не упустим…

* * *

От Советского Информбюро

8 марта 1942 года продолжилось успешное наступление советских войск на Волховском фронте. Части Красной Армии освободили более 200 населенных пунктов, в том числе города Солнечногорск, Истру, Наро-Фоминск и другие.

Дивизия тов. Мельникова, действующая на одном из участков Западного фронта, за два дня истребили 1700 солдат и офицеров противника. В числе захваченных трофеев – 6 танков, 14 тяжелых и 16 противотанковых орудий, 180 грузовых и 16 легковых автомашин, 78 пулеметов и свыше 200 автоматов. На Калининском участке фронта бойцы тов. Саткевича освободили от фашистов свыше 30 деревень и поселков, истребили около 1800 немецких военнослужащих и захватили 85 танков, 120 автомашин, 115 мотоциклов, два склада с боеприпасами.

Крупные неудачи под Москвой вызывают панику среди солдат и офицеров вермахта. Германские войска несут большие потери. Пленный лейтенант 3 роты 34 мотополка 12-й танковой дивизии Вальтер Пфафель рассказывает: «В моей роте осталось всего 20 человек, в соседней – 8, остальные ранены или убиты. Дивизия располагала 200 танками, сейчас на ходу лишь 34». Ефрейтор 3 роты 63 зенитного дивизиона 10 танковой дивизии Ганс Фармер показал: «Дивизия в последние дни потеряла свыше 60% личного состава. В моей роте всего 15 человек. Если раньше говорили о близком конце войны, то теперь этому никто не верит».

Настроение немецких солдат с каждым днем все ухудшается, многие из них больны или обморожены. Рядовые и даже младшие командиры начинают открыто выражать недовольство. Майор Гюстав Циммер жалуется в письме домой: «Холод, вши и голод причиняют много страданий. Целыми неделями мы не получаем горячей пищи. Хорошо еще, если есть черствый хлеб, а то и этого нет». Ефрейтор Карл Пискоф пишет семье в Баварию: «Питание в частях становится все хуже и хуже. День, когда удается наесться досыта, считается праздником. О том, чтобы вымыться, и речи нет…»

Отступающие части генерала фон Клейста подвергаются непрерывным нападениям партизан. Бойцы отряда под командованием председателя горсовета тов. М. организовали засаду у дороги, по которой гитлеровцы отходили в глубь тыла. За одну ночь они перестреляли до 70 фашистов, отбили семь грузовиков с награбленными вещами, захватили одно орудие, несколько ящиков со снарядами и до полусотни винтовок. Партизанский отряд казаков ночью налетел на роту немцев и изрубил ее всю до единого человека. Командир отряда тов. К. пять раз водил своих бойцов в атаку. За это время кавалеристы истребили до 350 солдат и офицеров противника, захватили 30 конных повозок, три орудия, пять пулеметов, сожгли до 50 автомашин.