Текст книги "Человек и собака. Взаимная дрессировка"

Автор книги: Игорь Филиппов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Ночное волшебство

Оборудуем лагерь под крики куропачей с соседних сопок. Притаскиваю дров побольше, чтобы хватило на всю ночь. На старом кострище сооружаю костёр. Ужинаем. Пью крепкий чай, несколько кружек подряд. Устало лежу на куртке рядом с тёплой Вегой. Жар костра, отражаясь от натянутого куска брезента, хорошо согревает нас сзади. С удовольствием закуриваю отцовскую, ещё им обкуренную трубку. В этот раз заправляю её не обычным «Беломорканалом» из сломанных папирос, а запашистым «Золотым руном». Приходят неспешные думы о Тане, детях, пройденном сегодня пути…

Ночёвка в лесотундре после дня удачной охоты

Небо густо покрывается мириадами ярких звёзд… Вот и Млечный Путь, ведущий в бездонные пространства, от попытки понять которые «шапка валится с головы»… Внезапно, поперёк Млечного Пути, через всё небо прочерчивается зеленоватая полоса, постоянно меняющая цвет от бледного до густого зелёного, словно кто-то извне, огромный, непознаваемый в своей величине и мощи, ведёт по хрустальному куполу широкой кистью с зелёной краской. Полоса, мерцая, медленно смещается к востоку, потом вдруг, незаметно глазу, оборачивается извивающимся театральным занавесом, с волнующимися фалдами-складками. Занавес, продолжая мерцать, постепенно наливается волшебным разноцветьем немыслимой палитры красок. Цвета играют, переходя один в другой с каким-то лёгким шелестом, звук от которого нисходит на Землю, достигая нас. Заворожённо созерцаю это великолепное представление, не желая думать о его физической природе… А что же Вега? Собака сидит и внимательно следит за северным сиянием. Настороженно поворачивает голову в мою сторону. В свете костра вижу в глазах собаки немой вопрос, требующий ответа. Ну, совсем по-человечески. «Всё хорошо, Вежка! Спокойно отдыхай», – успокаиваю её, гладя голову и ласково почёсывая за ушами…

Театральный занавес сияния помаленьку тускнеет… «Представление окончено!» – решаю я, но тут гремит последний аккорд! Внезапно, из небесной точки, выбранной неведомым художником, распахиваются во все стороны многоцветные сияющие лучи-иглы, на непостижимо малые мгновения складывающиеся в фигуры, похожие на морские звёзды. Эти образования пульсируют: распахиваются, расширяются почти на всё небесное пространство, а потом снова сжимаются. До нас явственно доносятся звуки этих самых пульсаций… Или мне это только мнится?.. Наконец, после наибольшего распахивания, сияние свёртывается в изначальную точку, и всё окончательно заканчивается… Мы с Вегой ещё какое-то время ждём продолжения, заворожённо оглядывая потемневшие пространства мироздания, но…

В совершенном обалдении смотрим друг на друга. А потом приходит огромная, окрыляющая Радость! И чувство благодарности, что мы живём, существуем. В эти моменты мне кажется, что нет больше бесчисленных человеческих обязанностей и проблем… наши Души, слившись воедино, свободно пронзают пространство… и наступает уверенность, что вот сейчас, именно в этот момент, мы переступаем порог и входим в совершенно иную, до сих пор неведомую нам жизнь…

…

За всё время моей службы на Кольском увидеть такое редкое звёздчатое северное сияние мне повезло всего два раза. Второй раз это произошло в Североморске: мы с Татьяной спокойно шли по улице, когда ночное небо буквально обрушилось на нас световыми волнами красочных пульсаций…

В землянке

Ночью похолодало – пришлось несколько раз подкладывать дрова и укутывать Вегу потеплее, помня её больные ноги. Наутро, чуть светлеет, наспех пью чай и, прибрав место стоянки, трогаемся дальше.

Мастер Вега на стойке по выводку белых куропаток

Сначала идём вдоль восточного берега озера, потом, не доходя до речки, соединяющей все три Кылпа, лезем через сопку, напрямик ко второму озеру. Достигнув вершины, маленько отдыхаем, наблюдая великолепную панораму всех трёх озёр. Спускаясь с сопки, попадаем в болото, которое приходится обходить. Сапоги чавкают, выдираясь из болотистой мешанины. Вега бежит слева, по сухому: не хочет собачка даже чуть-чуть промочить лапки. Внезапно от неё, с совершенно чистого места, взлетает с характерным лопотаньем куропач и, набирая высоту, летит над болотом к дальнему берёзовому колку. Успеваю сдёрнуть ружьё с плеча и тщательно выцелить уже довольно далёкую птицу. Раз за разом гремят выстрелы. Вижу, что попадаю из обоих стволов. Зашатавшись после первого выстрела, после второго куропач резко снижается и рушится в кусты на дальней стороне болота. Вега спешит к нему, огибая болото с возможной скоростью, а я чавкаю по прямой, желая подсчитать шагами дистанцию удачной стрельбы. На девяностом шаге вижу собаку, сидящую рядом с куропачём.

Ещё полкилометра, и выходим на берег Второго Кылпа. Озеро поражает своей красотой. Стоим на лесистом берегу и любуемся восходом солнца, косые лучи которого, зеркально отразившись от поверхности, превращают озеро в сверкающий серебряный слиток. Слева виден полуостров, далеко вдающийся в озеро, справа – узкий островок, покрытый густым березняком. Небольшая стайка чернетей низко летит над водой, направляясь к островку. На северном берегу озера возвышается большая сопка с лысой каменистой вершиной. Вега сидит рядом и, я уверен в этом, тоже с огромным удовольствием наблюдает за происходящим… Сама собой приходит мысль о полной гармонии этого места… хочется остаться здесь надолго…

Обходим Второй Кылп с юга. Видим впадающий в озеро ручей и, думая, что он течёт из Третьего озера, сворачиваем вдоль ручья. Идём по его восточному берегу, более сухому и высокому, фактически это склон лесистой сопки. Западный берег ручья болотистый, с многочисленными лужами и лужицами застоявшейся, плоховато пахнущей воды. Вега, что-то причуяв, перебирается по камешкам на болотистую сторону и вспугивает с лужи стайку чирков, легко и дружно вспорхнувших с воды. Дуплетом вышибаю из стайки трёх птиц, за которыми приходится перебираться через ручей. Птицы упали на середину лужи, которая оказывается глубоконькой – приходится собирать спиннинг.

Пройдя с полчаса, начинаю понимать, что ошибся ручьём. Приходится доставать карту. Так и есть – рано свернул! Есть ещё один ручей, чуть подальше – вот он-то как раз и вытекает из Третьего Кылпа. Что ж, обогну сопку и пойду на север. Тут же вспоминаются незабвенные слова шакала из замечательного мультфильма про Маугли: «А мы пойдём на север! А мы пойдём на север!» Вот и мы пойдём на Север! Как же любят наши ребятишки этот фильм. У них есть пластинка с этой сказочной историей… Мгновенно воспоминания захлёстывают меня. Налетает такая тоска по жене и детям, что сажусь на мшистый камешек, закуриваю трубочку, и… предаюсь воспоминаниям по полной программе: снова я в ином времени, шагаю по Питеру, подходя с бьющимся сердцем к знакомому дому на Краснопутиловской улице, где открывает дверь голубоглазая девушка – Мечта… снова мы сидим на скамейке, на Марсовом поле, в Первомайский праздник в далёком 1966 году, где решаем соединить наши жизни навсегда… Воспоминания настолько реальны, что я уже плохо сознаю, где нахожусь, в какой реальности существую…

Вега, по-своему разобравшись в моём состоянии, внимательно смотрит, потом, закрыв глаза, кладёт голову мне на колено, возвращая в настоящее… Милая Мастерица Вежка, какая же ты понятливая…

Огибая сопку, замечаю, как собака внезапно лезет по крутому склону и через несколько метров стаёт. Вижу плотно сидящих на склоне куропаток, готовящихся взлететь. Ухитряюсь из неудобного положения, изогнувшись этаким кренделем, стрельнуть на взлёте. Пара птиц остаётся на месте. Ну, ничего не пропускает Вега!

Землянка на Третьем Южном Кылпе зимой. Ни души, только мои лыжи слева отдыхают…

Обходим Третий Кылп, продвигаемся по небольшому ручейку, и – вот она, землянка! Кто не знает, нипочём не найдёт. Располагается в скрытном месте, на крутоватом склоне сопки, в естественном углублении между огромных камней. Развязав шкертик, раскрываю брезентовую дверь на деревянном каркасе. Заходим. Ничего не изменилось с последнего мартовского посещения: железная ржавая печурка, лежаки из берёзовых прутьев по бортам, шесты, прикреплённые у подволока для сушки одежды. Пол земляной, присыпанный песком и листьями. У печки заботливо сложены сухие дрова. Вижу приятную новость: какой-то молодец заменил дырявую жестяную трубу, потрудившись притащить новую по бездорожью. Улыбаюсь: труба-то водосточная! Сбоку от печки полка. На ней оставлены кое-какие продукты: неполная пачка соли, пара банок консервов и спички. Лежит свёрнутая в трубочку береста. Полка приделана высоко – от мышей и леммингов.

Время обеденное. Решаю расположиться, хорошенько отдохнуть, выспаться, а завтра тронуться в обратный путь. Печурка, получив порцию сухих дров, сразу же начинает выпевать приятную песенку. На обед варю пшённую кашу с тушёнкой. На двоих, конечно. Долго пью чай. Выползаю наружу, сажусь на плоский камень, сверху которого мастеровитый посетитель приспособил связку прутьев, создав нечто похожее на скамейку. Достаю отцовский кисет с табаком и трубку, закуриваю. Кисет резиновый, сделан так, что его узкое горло само закручивается – завязывать не надо. Где отец достал его, может, ещё во время войны?..

Ветра нет, полный штиль… Если смотреть вниз по склону, то хорошо видно крошечное узкое озерцо, из него вытекает ручеёк, по которому мы сюда добрались. Дальше высится большая голая сопка, по которой – вот это да! – гуськом топают олени! Их около десятка. Неспешно передвигая крепкими ногами, рогатые красавцы шествуют мимо, не замечая нас. А может быть, всё-таки заметив, просто не обращают внимания. Ведь диких оленей здесь почти нет: все животные совхозные, распущенные на лето в свободную кочёвку. К ноябрю их будут собирать, перегонять в загоны… А пока они ведут вольготную жизнь… Идут, куда хотят, как всё равно мы с Вегой… Странно, что собака, обычно с удовольствием гоняющая оленей, спокойно смотрит, не делая ни малейшей попытки погнать…

Проводив маленькое стадо, продолжаем наблюдать за окружающим миром. Созерцая окрестности, вспоминаю все подробности сегодняшней охоты. Достаю блокнот, записываю каждую взятую птицу и, конечно же, тщательным образом работу Веги. Получается очень интересно. У Веги очень верное чутьё: за сегодня и вчера ни одной пустой работы, причём собака пользуется одинаково хорошо как верхом, когда есть хоть малейшее движение воздуха, так и низом, по следам находя птиц при штиле или за ветром. Самые дальние работы были при устойчивом встречном ветерке в лысоватом распадке (35 шагов) и на краю болота (около 40 шагов), причём птицы при этом не бежали, это точно.

Вега… Мастерица Вега… Охотница… Удивительно рациональная в поиске…

Ну, как только начинаю размышлять о Веге, так память тут же и выносит из своих глубин разные случаи, происходившие с собакой. Вот, к примеру, происшествие на одной из летних рыбалок.

Идём неспешно по каменистому берегу реки Большой Тювы, привычно таскаем на поплавочную снасть форелек, в надежде на трофейных кумж облавливаем плёсы спиннингом, любуемся пейзажами, слушаем перекаты, воюем с северным гнусом… Хорошо и спокойно. Вега, в отличие от наших последующих собак, рыболовом не была, то есть вообще рыбой не интересовалась. Поэтому, как только я останавливался и забрасывал удочку, собака тут же ложилась и мгновенно засыпала… А на переходах предпочитала «чистить шпоры».

И вот, на одном из переходов, проламываясь сквозь кусты ивы и берёзы, слышу сзади взвизг. Надо же такому случиться, что спружинившая от моего сапога ветка острым сучком накалывает левый глаз Веги, пробив роговицу прямо посредине зрачка… Терпеливая Вега даёт осмотреть рану. Глаз не вытекает, похоже, что хрусталик тоже не задет… или задет? Надо бы к окулисту-ветеринару, да где его взять-то, за двадцать километров от города?.. Сворачиваю удочку и – к дому. Собака, закрыв глаз, старается идти у самой ноги, заставляя очень осторожно преодолевать заросли. Пока идём, хрусталик сильно мутнеет…

Вот, наконец, и город. Едем в Мурманск, к собачьему доктору. Крупный «специалист» от ветеринарии осматривает глаз и уверенно даёт печальный прогноз: «Глаз надо удалять! И немедленно, иначе может быть загноение!» Я поворачиваюсь и молча ухожу, не веря в ужасный приговор. Возвратившись, посещаю «человеческого» окулиста, которому и выкладываю нашу печальную историю. Врач советует капать альбуцид и закладывать глазную мазь. Через неделю помутнение хрусталика почти полностью проходит, остаётся крошечное белёсое пятнышко, которое вскоре вовсе исчезает. Роговица восстанавливается. Заживает, как на собаке! А таких «специалистов» от ветеринарии гнать надо поганой метлой по ж…!

…

Вега вдруг с ворчанием настораживается: слышится отдалённый разговор. Точно там же, где недавно проходили олени, идут двое. У одного, постарше, связка удочек, у молодого – ружьё на ремне. За спинами объёмистые рюкзаки. Увидев нас, приветственно машут руками. Отвечаю тем же. Мужики спускаются со склона, переходят ручей и тяжело карабкаются вверх. Подходят, с некоторой опаской посматривая на Вегу. Натужно дышат, но улыбаются. Здороваемся и знакомимся. Старший сообщает: «Чуть было не прошли землянку-то. Хорошо, что вас увидели!» Отец с сыном. Виктор и Николай. Из нашего города, с улицы Кирова. Отец – мичман, сын – строитель. Несколько дней в сопках. Поймали прилично рыбы, но куропатку молодому Коле удалось подстрелить только одну, да и ту съели.

Идём в землянку. Гости, заметив подвешенную у входа добычу, делают круглые глаза: «Вот так да! Как тебе удалось?» Гордо показываю на Вегу: «С таким Мастером по-другому невозможно!» И рассказываю, как собака работает. Удивлённо слушают, открыв рты: никогда не видели раньше работу легавой собаки, только слышали, да не особо верили. После рассказав и пояснений вижу, как меняется их отношение к собаке: с осторожно-прохладного на восхищённо-уважительное.

Совместно обедаем. Виктор поджаривает на сковородке несколько кусков свежей оленины. «Неужели сбраконьерили?» – напрашивается мысль. Виктор улыбается: «Лопарей встретили – они и угостили, а вернее – махнули у них на шило (спирт), была у нас взята бутылочка». Пока мясо жарится, распространяя по землянке завлекательные ароматы, заставляющие Вегу пускать длинные клейкие слюни, мужики рассказывают про встречу с двумя лопарями, вернее – с саамами: так правильно называется этот северный народ Кольского полуострова. Большинство саамов живёт за границей, в северной Финляндии и Норвегии. Это олений народ, кочующий. «Как только лопари получили бутылку, так тут же и высосали её всю, - заливисто смеётся Виктор, – а потом хрясь на землю и захрапели! Когда проспались, долго пили крепкий чай и жаловались, как им надоедают падлы-браконьеры, стреляя в любое время года их совхозных олеников». Коля дополняет: «У каждого из них мелкашка для защиты от браконьеров. Так они говорят, да я думаю, просто для пропитания: прямо при нас один из лопарей, далеко увидав сидящую на сопке куропатку, тут же и сбил её метким выстрелом».

Сытно обедаем, от души набивая желудок вкуснейшей олениной. Веге тоже перепадает прилично. За рассказами обед незаметно переходит в ужин. Распахнутая дверь землянки позволяет видеть дальние сопки, желтеющие березняками. К вечеру холодает. Ночь звёздно-осенняя, но сияния в эту ночь нет. А может, было, да мы не видели: спалось с устатку удивительно сладко…

Обратный путь

Рано утром, ещё в темноте, мужики пьют чай, собираются и двигают к городу, оставив в землянке все несъеденные консервы. Мы с Вегой пока остаёмся: надо свалить несколько сухостоин и наколоть дров. Так принято среди охотников и рыбаков. Это – закон!

Часа через два уходим и мы. Прощай, гостеприимное жильё! Спасибо тебе! И пусть не тронет тебя рука нехорошего человека.

Будем держать путь по водораздельным сопкам с курсом на посёлок Щук-озеро, до которого по прямой около пятнадцати километров, а это значит – все двадцать, а то и двадцать пять. Придётся хорошо пошагать, если хотим успеть на вечерний автобус.

Обратная дорога проходит спокойно, размеренно-монотонно. Стараясь не терять высоты, чтобы потом не взбираться с грузом в гору, спускаемся только по необходимости, попутно обследуя лесистые распадки. После двух морозных ночей лист сильно облетел, золотые берёзовые колки поредели и побурели, а редкие осинки выставились покрасоваться оранжево-малиновыми листьями.

Отъевшаяся за вчерашний вечер и хорошо отдохнувшая Вега с привычным профессионализмом обыскивает перспективные места, время от времени делая чёткие работы, из-под которых сбиваю несколько птиц. Примерно в километре от посёлка, уже ступая по торной тропе, удаётся взять из-под собаки удивительную куропатку, гораздо больше весом, чем обычная. Куропатка (не куропач!) тянет на неразлучном безмене почти полтора кило! Явная «работа» тетерева, который создаёт пары и с глухаркой, и даже с рябчихой – вот какой умелец по женской части! Ожидая в течение получаса последнего автобуса, подсчитываем трофеи. Окончательный итог: пятнадцать куропаток и три чирка-трескунка, взятых двадцатью одним патроном. Неплохой результат.

Вспоминаются только две мысли, возникшие тогда в голове и заставившие шевелить мозгами, настроенными поначалу на созерцательное восприятие окружающего мира.

Первая мысль: продолжение обдумывания иллюзорности реальности. И основным доказательством наличия этой самой иллюзорности служит несколько раз проявившееся состояние своеобразного смещения реальности. Ну, к примеру, пять минут назад я перешёл по скользким камням ручей. Однако ощущение этого перехода – как я прыгал с камня на камень с тяжёлым рюкзаком, как, поскользнувшись, чуть не плюхнулся в воду, как переносил Вегу на закорках – настигает меня спустя эти самые пять минут, именно сейчас заставляя по-настоящему пережить переправу… Вот и получается иллюзорность реальности, как не крути! И только когда пропустишь это переживание через себя, реальность становится настоящей.

Вторая мысль: о страсти к добыче охотничьих животных. Прекрасный натуралист, профессиональный топограф, охотник и писатель Григорий Федосеев описывал свою охотничью страсть, бурно проявляющуюся в нём, пока происходило преследование зверя. Тогда он «…становился рабом этой страсти, мог ползти сотни метров на животе, спускаться по опасным обрывам, переходить топкие болота…». Но после взятого выстрелом животного страсть его угасала: мёртвое его больше не интересовало. Обдумывая эти его умозаключения, прихожу к выводу, что охотничья страсть несколько по-иному захватывает меня. Во-первых, охота на крупных зверей меня почти не интересует. Во-вторых, моя теперешняя охота во многом связана с охотящейся рядом легавой собакой, Мастером Вегой, поэтому даже после взятия животного страсть моя не затухает: надо же записать и оценить работу собаки, свой выстрел, осмотреть взятую птицу, записать все сопутствующие параметры и мысли в дневник, отобрать экземпляр для чучела, сфотографировать…

…

Поздно вечером отношу правильному старпому трёх куропаток. Он расспрашивает об охоте, работе собаки, что видел… Отвечаю ему несколько скованно: всё-таки усталость сказывается, неожиданно наваливаясь на меня в атмосфере тёплой квартиры, пахнущей свежими пирогами… «Иди домой, отдыхай! Завтра не проспи службу, капитан-лейтенант!» - слышу его прощальное напутствие.

На Паше. Последние охоты с Вегой

Отпуск 1975 года проводим всем семейством на даче родителей Татьяны, на востоке Ленинградской области, на реке Паше, с третьего по пятнадцатое сентября.

За эти две недели, охотясь с Вегой, беру из-под неё девять крякв, по паре тетеревов и рябчиков, а также молодого глухаря. Большинство крякв стреляем вдоль реки и стариц, в кустах ивняка и ольшаника, где их Вега находит и поднимает на крыло, я стреляю над водой, а потом, если глубоко, раздеваюсь и плыву доставать, иногда зажимая утиную шею в зубах… своих зубах… Картина потрясающая! Вега в это время, как ни в чём не бывало, спокойно сидит и, улыбаясь, ждёт меня на берегу с добычей… её добычей!

В отпуске происходит несколько случаев, достойных описания. Первый – ещё на Кольском, во время ожидания посадки на самолёт. Стоим всей семьёй в зале ожидания аэропорта, а вернее – военного аэродрома, расположенного далеко от Мурманска. Сесть некуда: все скамейки забиты людьми. Залом ожидания служит огромное «сараеобразное» здание, утеплённое недавно установленными батареями центрального отопления. Батареи только что покрашены ядовито-зелёной масляной краской. И тут Вега замечает сидящего неподалёку от батареи огромного рыжего кота. Кошек Вега не любит, определив их, после своих беспризорных скитаний по городским свалкам, как своих конкурентов в борьбе за выживание. Рыжий кот из-под прикрытых век внимательно отслеживает природного врага. Вега, внезапно рванувшись, выдёргивает из руки пятилетней Маринки поводок и с лаем бросается на рыжую бестию. Кот прыгает за батарею. Вега лезет под батарею, за ним. Рыжий с воплем вылетает из-за батареи, оставшись совершенно чистым. Собака выползает из-под батареи, сверкая по всей спине, холке и голове зелёными разводами… Через полчаса грядёт посадка в чистый салон Ту-134… Что делать?! Привязываю собаку к какому-то поручню, ставлю всю семью охранять зелено-крапчатое чудище, и начинаю метаться в поисках решения. Метания мои заканчиваются приветливым отношением аэродромного техника, который за небольшую мзду приносит канистру авиационного топлива и ворох ветоши. Складываю всё в неприметный угол и мчусь за Вегой. Техник открывает канистру. Всё близкое и средне-близкое пространство заполняется воняющей жутью… Намочив кусок ветоши правой рукой, одновременно удерживая собаку за ошейник левой, пытаюсь поднести воняющую ветошь к собачьей спине. Вега, пряча нос и сделав бешеные глаза, пытается вывернуться из ошейника и удрать, скорее всего, обратно под батарею… Нас обступают сердобольные тётки, рассказывающие своим детям, какие бывают некультурные флотские офицеры (я, естественно, в форме капитан-лейтенанта), и как они порой мучают милых собачек… Я свирепею, ставлю Вегу по стойке «Смирно!» и оттираю зелёную вонищу с бывшей оранжево-крапчатой шкуры. В суматохе у меня получается только равномерно размазать зелень… С тем и выхожу из тёмного угла. Объявляется посадка. Обречённо иду, накинув на собаку чистое полотенце. На входе предъявляю собачий билет. «Что у вас с собакой?» - ожидаемо звучит законный вопрос. Бодро отвечаю: «Собака побаивается летать, приходится накрывать её с головой». Сотрудник аэропорта, принюхиваясь, проверяет ветеринарную справку и… пропускает. Надо ли рассказывать про все мытарства, которые нам приходится испытать в салоне самолёта?..

Зелёная краска, высохнув за время полёта, въедается в собачью шерсть настолько, что не отмывается в течение всего отпуска…

Другой случай связан с приездом на дачу родственников и знакомых. Вечером сидим за столом, выпиваем и закусываем, готовясь, по тогдашнему хорошему обычаю, исполнить хором пару-тройку народных песен. Заходит разговор об охоте с Вегой. Володя Озеров жалуется на малое количество боровой дичи: «Ходил за грибами, брал ружьё. Ни одной птицы не встретил». В ответ на это показываю на Вегу, спящую под столом, и говорю, что с мастеровитой легавой добуду дичь за час. Короче, хвастаюсь. И приходится тут же ответить за свои слова: мне предлагается, взяв Вегу и ружьё, немедленно убыть за дичью, а время они сами засекут. Дааа… прокололся… Но марку надо держать: собираюсь и топаю за дом, на клюквенное болото. Потихоньку смеркается. Подойдя к болоту, иду его ближним краем. И тут нам несказанно везёт: через двадцать минут Мастер Вега срабатывает на брусничной полянке старого косача. Птица летит правым боком ко мне, довольно низко, мелькая между частыми сосновыми стволами. Успеваю подумать о дроби, которая может разлететься, ударив в сосну, и… палю из правого ствола, скорее наудачу, чем выцелив. Тетерев валится в брусничник, битый наповал. Довольная Вега бежит к нему, долго обнюхивает, воткнув нос в перья, потом с улыбкой садится рядом. Конец охоте! Сомневающиеся достойно посрамлены. Мне наливается победная стопка, Веге выдаётся мозговая кость. Заслужили!

Когда начинаются высыпки дупелей, несколько раз показываю Веге этих замечательных птиц, пытаюсь увлечь поиском, но тщетно – собака не хочет работать по этим куликам, да и по прочей красной дичи: бекасам, коростелям, гаршнепам… Единственный раз заинтересовалась было собака струйкой запаха от крепко сидящего бекаса, да мазанул я бездарно по взлетевшей птичке…