Текст книги "Мао: Душевная повесть"
Автор книги: Игорь Пронин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Менгеле взвизгнул и прямо заплясал от злости.
– Мое терпение имеет границы! Утром я приму в отношении вас решение, Райфайзен! – тут он поскользнулся на своей крови, чуть не упал, посмотрел вниз, и его стошнило.
Ганс и Борода подхватили его под руки и потащили к дверям, а Менгеле все бормотал про свое утреннее решение. В дверях Борода посмотрел на Райфайзена и ухмыльнулся. Райфайзена передернуло.
Как только дверь закрылась, Каролина выпустила меня и ловко заломила Райфайзену руку за спину.
– Так будет лучше, дружище. Идем, наденем наручники. Заночуешь здесь.
И они пошли куда-то за шкафы, Райфайзен ей что-то бормотал негромко. Я не прислушивался, я схватил бутылочку со спиртом и, пока было время, искал, чем запить. Пробирок с разноцветными жидкостями было полно, и я не знал, что выбрать.
Наконец я остановился на одной, которая ничем не пахла. Попробовал на язык – вроде не спиртное. Спирт спиртным запивать – поганое дело, так бутылку, хоть и небольшую, не осилить, там грамм шестьсот примерно. В общем, маханул я со стакан, запил, зажмурился, присел с посудинами под стол, согреваюсь. В это время Каролина вернулась, увидела, что меня нет, зовет. Я выпивку запихал поглубже за ящик какой-то, вылез, говорю:
– Кто-то обещал пожрать дать после укола.
– Уж не я, – обиделась Каролина. – Значит так, ночуешь здесь. Если что тронешь или опрокинешь – кожу сдеру. Без шуточек, самым маленьким скальпелем. Тут где-то спирт стоял?
– Так Борода ваш унес. Ты бы пошла за ним, а то ведь не встанет завтра.
Я когда в форме, я даже не думаю. Я просто говорю, что на языке вертится, и все в масть. Жаль только, Каролина вредная баба.
– Ладно, завтра разберемся. Запах – как будто всю бутылку на дружка твоего вылили. Его не отвязывай, очнется – зови меня. Я буду за ширмой в том углу, сразу услышу. А вокруг дома тридцать человек моджахедов, и все стреляют без предупреждения. Ты ведь не дурак?
– Ну, конечно нет, – мне хотелось ее побыстрей спровадить. – Спокойной ночи. Закурить не найдется?
– Курить запрещено. – Она еще постояла, попялилась мне в глаза и ушла к себе за ширму.
Я маханул с полстакана, запил, подождал пока упало. Все налаживалось. Впереди целая ночь, чтобы отсюда свалить. Я решил разбудить Саида, чтоб выпить с ним, но он не отзывался, спал, как мой батяня по утрам. Только не стонал. Тогда я вспомнил про Райфайзена, вспомнил, что он в наручниках где-то пристегнут, взял спиртягу, пошел тихонько к нему. Каролина, сучка, кричит:
– Что там упало? – А я и не заметил, что стул уронил.
– Ничего, – говорю, – спать устраиваюсь.
И дальше тихонько пошел, на цыпочках. И тут только заметил, что голый совсем. Смешно мне стало, так и разыскал Райфайзена, хихикая. А он лежит на столе, одной рукой к трубе пристегнут, в потолок смотрит.
– Давай выпьем, старик. Ты вот откуда сам?
– Я не имею представления, – говорит этот хмырь, – какое тебе до этого дело. Я из Австрии. И пить с тобой не желаю. Если хочешь сделать доброе дело, возьми в столе у центрифуги скальпель, оставь мне и уходи. Мне лучше умереть.
– Так сперва выпей, все так делают!
Он задумался, а потом махнул свободной рукой:
– Черт с ним! Давай эту мерзость!
Я нашел две пустые пробирочки, продул, налил нам по первой. А Райфайзен на запивку мою смотрит подозрительно.
– Ты где это взял?
– На столе там, возле Саида. Что-то нужное, что ли?
– Это вообще-то смертельно. Это пить нельзя, ты умрешь, понимаешь?
– Понимаю, – и правда понимаю. – А когда?
– Да скоро уже, – он покрутил головой. – Вон же вода, в графине! Неси сюда быстрей, а то можешь не успеть.
– Ну да, а зачем тебе вода? Нормальная запивка, тебе ж все равно помирать, – мне обидно стало, что он меня как мальчика гоняет.
– Я хочу умереть без мучений, понимаешь? Просто вскрыть вены. А тебе будет очень больно. Давай сюда воду, скальпель. Сейчас выпьем и вскроем вены оба.
Я заплакал, потому что захотелось. Принес воды, мы жахнули. Райфайзен пил маленькими глоточками, и мне снова стало смешно.
– А чего с тобой доктор сделает? Жопу, что ль, отрежет?
– Ты дурак. – Райфайзен достал сигареты, и мы закурили. – Доктор сделает из меня объект своих экспериментов. А это хуже смерти. Или ты так не думаешь? Доктор Менгеле хуже Гитлера!
– Заткнись, – донесся издалека отчетливый голос Каролины.
– Сама заткнись! – крикнул ей Райфайзен и тихо добавил: – Вот так. Даже умирать надо тихо.
Я вспомнил про Саида. – Погоди, я друга разбужу, он ведь тоже объект. Пусть умрет вместе с нами, а то не по-человечески. Не шуми пока.
– Возьми со стола шприц, в первом ящике красную коробочку с ампулами и сделай ему укол. Иначе не проснется.
Я не знаю, что такое ампула. Я все ему принес, и он дал мне заряженный шприц. Я еще затянулся, погасил сигарету, чтоб мимо ширмы Каролины пройти, и пошел к Саиду.
До Саида добрался без приключений. Он все так же лежал и дрых. Я воткнул иголку ему в руку, думал он сразу проснется, но он не пошевелился. Умеют же люди спать! Я выдавил из шприца все, что там было, на руке у Саида вздулся холмик. Он всхрапнул. Я решил дать ему еще понежиться и стал открывать неисследованные ящики. В одном нашел отвертку, хотел положить в карман, но только ткнул себя в ногу – я же голый был. Вернулся к Саиду с отверткой в руке, стал его тормошить, он только мычал. Тогда я несколько раз ткнул его отверткой в бок и здорово отлупил по щекам. Даже Каролина опять откликнулась:
– Теперь что?
– Ничего, – кричу, – замерз я, греюсь!
– Так возьми халат. Тепло же! И что у тебя с голосом? Я сейчас немного занята, но скоро приду и проверю, что ты там вытворяешь…
Я тогда ткнул Саида отверткой прямо в задницу, и он очнулся. Стал отмахиваться, завертелся, потом нащупал ремни и принялся из-под них вылезать. Я ему помог. Саид встал, покачнулся и потер бок.
– Ты чего с отверткой? Что было?
– Да пока ты спал, Менгеле тебя разрезать хотел, но сам порезался. Тише, Каролина в углу за ширмой. А отвертка – это так. Просто. Идем тихонько к Райфайзену вены вскрывать. И побыстрее. – Я вдруг сообразил, что весь спирт остался у него.
– Ты выпил, что ли… – Саид все покачивался, и я один пошел к Райфайзену.
Но спирта меньше не стало, нормальный парень оказался Райфайзен. Лежит, курит и еще печенье грызет.
– Ты где взял печенье?
– В кармане. Я люблю печенье. Поднял приятеля или заколол шприцом?
– Поднял, сейчас причухает. Давай пока жахнем.
Я разлил, мы выпили, причем Райфайзен не допил. Сказал, на еще раз хватит. Этот парень начинал мне нравиться. Не успели мы покурить, пришлепал Саид. Посмотрел на нас, выслушал, пить отказался, резать себя – тоже.
– Этот гад мне что-то нехорошее вколол… – говорит. – Я у ширмы Каролины стоял, как она дышит, слышал, а у меня не встал. Райфайзен, дай мне противоядие.
– Как же у тебя на нее встать может? – спросил я. – Она же тебе чуть ухо не отстрелила?
– В тот раз я кончил… – признался Саид. – Удивительная баба. А ты – баран. Если и резаться, то сперва надо не выпить, а такую бабу трахнуть. Что мы и сделаем. Только я – первый. Но мне нужно противоядие.
– Этот эффект мне неизвестен, – отвечает Райфайзен. – Не знаю, что сказать. Но я вот подумал – а и правда, зачем резаться? Стрелки за окном не знают, что я арестован, мы их пройдем. Надо только Каролину устранить.
– Ты ее трахал? – перебил его Саид. – Менгеле что-то про ее контракт говорил. Она тут всем дает, да?
– Обязана по контракту, – помялся Райфайзен, – но на практике – только Менгеле и бородатому Францу. И тот и другой кормят ее сказками про сокровища нибелунгов.
– Чего? – спрашиваем мы.
– Она сдвинутая на этих сокровищах. Вроде как верит в них и хочет отыскать. Она имеет предположение, что они попали в Афганистан. Вот и приехала. А Менгеле и особенно Франц ей рассказывают небылицы всякие и обещают экспедицию. Вот что: ты заговори с ней, тебя Мао звать? Да. Ты заговори, обещай рассказать про нибелунгов, а Саид ее сзади по голове. Ключи от наручников у нее в кармане, я уверен.
– Нет, – сказал Саид. – Раз такое дело, я с ней буду говорить. У меня к ней есть предложение. Будет мне противоядие самое лучшее. А Мао притворится пьяным, будет лежать рядом, в удобный момент шарахнет ее по голове чем-нибудь.
Мы с Саидом пошли в наше крыло искать что-нибудь тяжелое и нашли на столе какой-то бинокль, привинченный к железке и повернутый вниз. Не успел я его прикинуть на руку, как послышались шаги. Я повалился на стол и сделал вид, что сплю. Сквозь веки и краешком глаза все-таки увидел, как подошла Каролина.
– Так. Один очнулся, другой отключился. Так?
– Так, – Саид начал издалека. – А ты знаешь, девочка, отчего я в Афганистане? Я могу тебе рассказать. Это интересная история.
– Он все-таки выпил спирт? – кивнула Каролина на меня.
– Да, все, что было. Отключка полная. Так вот, я – историк. Я особенно интересуюсь всякими пропавшими сокровищами…
– У меня нет больше наручников… Пойдем-ка, я пристегну тебя к Райфайзену.
– Ха, так ты не интересуешься сокровищем нибелунгов?
Я думаю, что нечего было Саиду мудрить. Ему просто надо было повторять: сокровища нибелунгов, сокровища нибелунгов, сокровища нибелунгов… Она на эти слова так реагировала, как моя сестрица на барабанщиков, просто застывала и переставала дышать. Вот Саид, пока она не дышала, впарил ей историю, как нибелунги бежали от фашистов сначала в Чечню, а потом в Афган, но и тут вычислили, что они евреи, и пришлось им все закопать, Саид знает где. Каролина выслушала и взялась за пистолет:
– От кого слышал?
– Да все местные говорят, – Саид немного замандражировал. – Только ты меня не пугай, я не скажу, потому что дал страшную клятву. Ну разве только ты мне сделаешь минет.
Каролина ответила сразу:
– Да пожалуйста, но если соврал, я тебе потом еще один сделаю, последний. До утра не доживешь. И учти… – Она покосилась на меня, но тут Саид потянул к ней лапы, и она саданула по ним рукояткой пистолета, отвлеклась. А я, как настоящий артист, похрапывать стал. – И учти, одной рукой держусь за тебя, другой за пистолет. Не шути со мной – и умрешь легко.
Саид развел руками: мол, а как же? Обижаешь, тетка. Она встала на колени и занялась. Я, продолжая похрапывать, чуть привстал, взял этот бинокль килограмма на четыре и замахнулся. У Каролины волосы длинные, ничего она сбоку не видела. Саид что-то крикнул мне, но я не разобрал, уже бил. Здорово ударил, даже брызги на нас полетели. Каролина стала заваливаться назад, вцепившись зубами в член Саида, и он на нее повалился, матюкая почему-то меня. Потом Каролина дернулась и выстрелила. Попала себе в ногу. Потом умерла, но я не думаю, что от пули.
6
– Баран… – прокряхтел Саид.
– Сам ты баран, – говорю, – разве можно с ней так? Ей ни секунды лишней давать нельзя, высосет и выбросит.
Пока Саид с помощью пистолета разжимал Каролине зубы, я вытряс у нее из кармана несколько ключей и отправился к Райфайзену, хотелось выпить. Тот нервничал:
– Она подстрелила Саида?
– Нет, себя. А ты что ж, так и не допил?
– Не хочется. Мне ведь еще за рулем сегодня сидеть, – сказал Райфайзен, разбираясь в ключах. – Мне другое интересно: почему ты до сих пор живой. У тебя давно должно сердце остановиться, причем от болевого тока. Ты действительно нормально себя чувствуешь?
– Нормально. – Но на всякий случай я налил себе полную. Тут и спирт кончился. – Это, видать, как с грибами: водкой не запьешь – вини потом себя. А мы на машине поедем? Угоним? И ты умеешь?
– Афганистан – большая страна. – Он отстегнулся от трубы. – Пешком не уйдем. Хотя и куда ехать я не очень себе представляю… К коммунистам нельзя, к исламистам нельзя. Но здесь оставаться тоже нельзя.
Пришел Саид, одетый в свое тряпье и сияющий, как полтинник:
– Помогла Каролинка-то! Или твои маоистские выходки, какая разница! Стоит! Но я ее решил не трогать, непорядочно это. Но баба… Какую ты бабу загубил, Мао! Иди посмотри, какие у нее соски!
– Вот этого не надо, – говорит Райфайзен, – и орать особо не надо. Стены тонкие. Пусть Мао тоже оденется, пора уходить.
Тут я сообразил, что так еще и не выпил. Всосал за их здоровье и пошел одеваться. Но форму не стал надевать, накинул халат только. Так удобнее, и карманы просторнее, отвертка совсем не торчит. На ноги намотал портянки, все-таки удобная вещь. Теперь они стали серо-синие какие-то, форму моей ноги сохранили, вообще очень удобно, жаль развязываются постоянно. Надо шнурки к ним приделать. Пока я это думал, мои друзья шарили у Каролины за ширмой.
Я заглянул в Каролинину норку и обнаружил всех уже с добычей: Райфайзен держал какую-то толстую тетрадь, а Саид разглядывал черный кружевной лифчик. За ширмой места было совсем немного, помещались только железная кровать, вроде как в армии, тумбочка и фотография на стене. На фотографии были мужик с бабой, оба симпатичные. Я снял фотографию, чтобы тоже что-то держать.
– Наверно, хорошие артисты были.
– Нет, – покачал очками Райфайзен, – это, наверное, ее родители. Она каждую неделю посылала им письмо.
– Небось писала, какая погода на дворе, – съязвил Саид. – Как наши студентки – их уже трахают, а они маме про погоду пишут, все оторваться не могут. Лифчик у нее – самое оно. Четырехлитровый пополам.
– Ну возьми на память. А вот фотографию не надо трогать, пусть висит. Это улика.
– Такой лифчик – тоже улика. – Саид бросил лифчик на койку. – Идем?
Райфайзен открыл ключом дверь, и мы вышли. Тут же из темноты появилось несколько фигур с автоматами. Райфайзен тогда сунул голову обратно в дверь и крикнул:
– Так, не забудь записать результаты! А я сразу как отвезу этих к доктору – вернусь!
А Саид тут же тоже крикнул:
– Не скучай, Каролина!
Потом мы все подошли к душманам. Райфайзен сказал, что выполняет распоряжение фрекен Каролины отвезти нас к Менгеле домой. Старший душман уважал Каролину, видно было по лицу, но заколебался. Тогда Райфайзен добавил, что Каролина просила выделить двоих нам в сопровождение. Он еще посмотрел на Саида:
– Или хватит одного?
– Одного не хватит, – сказал Саид. – Двух нужно.
– Двух, – согласился душман. – Их двое, и в охрану вам двоих.
В «джип» без крыши уселись так: Райфайзен за руль, Саид рядом, я сзади между двумя душманами. Душманы были суровые и молчаливые, они задрали в небо стволы своих автоматов и молчали. Меня клонило в сон, но «джип» очень трясло.
Саид все время оглядывался на афганцев и подмигивал им. Афганцы смотрели на него строго и молчали. Так мы ехали некоторое время, а потом Саид спросил Райфайзена:
– Не пора?
– Подожди, сейчас ровный участок будет.
И правда, мы повернули, и «джип» пошел ровнее. Тогда Саид вскинул пистолет и дважды выстрелил. Афганцы так и повалились на меня с двух сторон. Я посмотрел – у каждого во лбу дырка. Саид перелез ко мне, и мы по очереди выкинули их из машины, потом Саид стал смотреть их автоматы, а я растянулся, как мог, на остатке сиденья и сразу уснул.
Ишак тут как тут – сидит теперь за столом, все в том же халате, что-то пишет. Увидел меня, отложил авторучку.
– Привет. Живой, значит?
– Да. А что ты пишешь?
– Не пишу, а переписываю… – Ишак раздраженно передернул ушами. – Прошение на реинкарнацию. Уже просто измучили меня: то не на тот адрес, то не так составлено, то имени просителя нет… Главное – все сразу никогда не скажут, просто исчеркают весь листок, испортят, а я копытами мучайся, переписывай.
Я вот имя себе завел: Апулей Самаркандович Мафин. Тебе нравится?
– Нравится. А зачем тебе это прошение?
– Да хочется как-то себя проявить… Не могу я без дела сидеть, не тот характер, не так воспитан.
– А я? – я к ишаку привык. – А мне кто поможет?
– А тебе надо помогать? – Апулей сложил копыта на груди и откинулся в кресле. – Ты вон с самолетов падаешь, яды пьешь, Распутин какой-то. Я хотел тебе помочь, я вот придумал, как устроить пожар в лаборатории, отвлечь душманов на тушение, угнать машину… А ты? Вон сколько я всего напридумал! – Он потряс листочками с какими-то схемами. – А ты?
– А я что? Я просто не успел, вон ребята все сделали. Я только Каролину.
– Ну да… Ты ни при чем… – Ишак встал и подошел ко мне. – Вот что: скажи своим, что ехать вам некуда. До границы тут километров пятьдесят, но там Пакистан, я бывал, местечко то еще. А больше вам никуда не добраться, афганцы чужих не любят. Но есть у меня один знакомый дервиш, хозяева к нему ездили, ночевал я там. Дервиш думал, я ишак и ничего не понимаю, а я хоть и ишак, но разбираюсь кое в чем. Так этот дервиш в воздухе растворялся, а потом появлялся с сигаретой в зубах. Тебе это о чем-то говорит?
– В магазин ходил.
– Вот, вроде того. И вы пойдете, надо только договориться с ним. Запомни: поселок Панкар, святой дервиш Абдулла, в молельном коврике зашита порнография. И еще: опасайся суккуба, она тебя ищет. Обидчивая оказалась. Попробуй ее серебром, осина тут не растет. Ну, давай, мне дальше переписывать нужно…
И ишак хлопнул меня копытом по щеке. Я проснулся. Совсем не выспался, даже не светало еще.
Саид, видимо, о чем-то говорил с Райфайзеном. Теперь они продолжали:
– …А там как? Они же будут спрашивать кто, откуда, куда… А у нас ни документов, ни денег. Надо на север поворачивать. Мы с Мао скажем, что из плена бежим, а ты как бы нас спас и переметнулся. Тебе в Союзе орден дадут.
– Да не доедем мы до северной границы. Не в горючке даже дело, а просто убьют нас сто раз. Им не нужно иметь повод, они рассуждают, как разбойники, и поступают, как разбойники. Кроме того, в Союзе большевики, а я не хочу в Сибирь.
– У меня один дядя в Сибири, – возразил Саид. – Начальником милиции в каком-то городе. Знаешь, как живет? И до границы-то не надо, до ближайшего гарнизона.
– Я не хочу в гарнизон, – сказал я. – Я хочу выпить, голова болит. А еще нам надо съездить к одному дервишу. Тут далеко до Панкара?
– О, блин, проснулся! – заржал Саид. – А чего ж ты спал, когда нас на мосту обстреляли? Я даже проверял, дышишь ли. Эх, баранья ляжка, какой тебе дервиш? Ты знаешь, кто такие дервиши?
– Не знаю, – говорю, – я знаю, что он типа волшебника и может нам помочь.
– Панкар впереди, довольно мирный поселок, – подал голос Райфайзен. – Через полчаса там будем. А еще через полчаса бензин кончится, а тут его не достать. Дервиш – так дервиш, куда-то же надо идти, Откуда ты его знаешь?
– Приснился. Его зовут Абдулла, и у него в коврике каком-то порнография зашита. Больше ничего не знаю.
– Вот баранья жопа, – говорит Саид. – Приснился. У тебя все в порядке? Сниться девушки должны. Короче, надо спросить, если тут такого нет, значит, Мао – полный баран в белой горячке.
– А если есть? – спрашивает Райфайзен.
– А если есть, посмотрим, что у него за порно в коврике. Здесь за такие шутки камнями забивают. И Мао, конечно, нальем.
– Ну так едем побыстрее, – говорю, – а то меня тошнит уже. И жрать пора очень давно уже.
Но мы ехали еще долго, минут сорок. Саид ко мне приставал с разговорами, да и Райфайзен что-то спрашивал, но я не стал с ними разговаривать. Я не люблю разговаривать с бодуна. Я отвертку сжал в кармане и ждал. Так и доехали. Панкар – местечко так себе, домишки все некрашеные, магазинов не видно, дети нахальные, камнями кидают. Мы проехали в самый центр и остановились возле стариков. Старики там сидели на ковриках, как турки, и молчали. Райфайзен мотор не выключал, поздоровался с ними, сказал, что мы все немцы-доктора, и где, мол, тут живет дервиш Абдулла. Старики покосились на Саида с двумя автоматами, и один показал рукой дальше по улице. Другой сказал: «Дом святого дервиша с зеленым флажком». А третий плюнул нам на колесо. Мы проехали еще немного, магазинов все так же нет, нашли дом с зеленым флажком над дверью. Постучали. Вышел толстый низенький мужик с широкой черной бородой до пояса, чисто одетый, в модных кроссовках. Вышел – и молчит, руками на брюхе бусы перебирает.
– Вы святой дервиш Абдулла? – спрашивает Райфайзен, они договорились, что Саид заговорит, только если дервиш упираться будет.
– На земле нет святых.
– Но вы – дервиш, и вас зовут Абдулла?
– Я Абдулла, и меня здесь зовут дервишем.
– У нас к вам есть некоторое дело… Не могли бы мы пройти в дом?
– В доме вы будете гостями, а обычай не позволяет мне оставить гостей без угощения. Однако в эти ниспосланные Аллахом на наши грешные головы времена у меня совсем нет еды. Не время звать гостей.
Райфайзен задумался, но Саид думал быстрее. Он подошел и ткнул Абдулле в брюхо оба ствола:
– В дом, свинина, и тихо.
– Это смертельное оскорбление, – улыбнулся дервиш. – А еще я боюсь идти в дом с шурави-бандитами. Лучше умереть на виду у правоверных.
Тут он приврал, на улицу никто не выглянул, а дети нас еще не догнали. Я тогда достал отвертку и тоже подошел.
– Абдулла, нам надо в магазин за водкой сходить и из страны смыться. Очень нужно. А порнографию твою в коврике мы не тронем, взрослые же люди.
Абдулла посмотрел на отвертку, на меня… Вздохнул.
– На все воля Всевышнего… Уберите «тойоту» с улицы, перед людьми неудобно.
Райфайзен пошел к машине, мы вслед за дервишем вошли. Только это оказался не дом, а как бы дворик перед входом в дом. Там был вкопан столик и лавочки. Мы с Абдуллой сели, Саид встал за спиной Абдуллы. Дервиш оглянулся на него, вздохнул опять, сложил руки на брюхе и спросил меня:
– Настучал на меня кто? Я никому не скажу, просто – знать должен.
– Ишак один. Мафин его фамилия. Только он крутой, пасть порвет, как здрасьте. Водка есть?
– Как не быть… – Абдулла пошарил в каких-то лопухах под лавкой и достал бутылку «Столичной». Открыл, протянул мне.
– Хоть закусить принеси, – подал голос Саид. – Я помогу.
– Я же говорил, есть совершенно нечего, – развел руками Абдулла. – Конечно, эти проблемы решаемы… Даже легко решаемы. Но кто станет стараться ради хунвейбина с двумя автоматами? Только недостойный человек станет стараться ради хунвейбина.
Я оторвался от бутылки, протянул Саиду. Саид отказался. Райфайзен подошел, тоже отказался. Я допил. Потом понял, что не предложил Абдулле.
– Извини, хозяин. Не в форме я.
– Ничего! – махнул рукой Абдулла. – Я непьющий, это для гостей. Ты отдыхай, покури вот, американские.
Закурили все, и мне так хорошо, тепло стало. Я голову на стол опустил и сижу тихонько, а друзья мои разговаривают.
– Господин дервиш, – это Райфайзен. – Мы оказались в затруднительном положении. Самым предпочтительным вариантом для нас было бы покинуть Афганистан. И вообще Азию. Мы имеем некоторую информацию, что вы способны оказать нам некоторую помощь.
– Некоторым образом, – это Саид влез.
– Так вот, мы готовы оплатить ваши услуги. После того как окажемся в Европе, разумеется. В наличии у меня средств можете не сомневаться, хотя каких-либо гарантий я сейчас не могу вам представить. Ведь чек вас не устроит?
– Как знать, – говорит Абдулла. – Как знать. Какой чек, что ты предложишь вместо чека… Вопрос пока такой: кто такой Мафин? Молчите? Хорошо. Все очень просто: мне дорога моя репутация. Люди здесь меня уважают…
Саид хохотнул. Веселый парень Саид.
– Да-да уважают! Потому что без меня им давно хана. Я их благодетель. Но людям будет неприятно узнать, что у их благодетеля есть свои слабости. Хотя, что может быть проще?
– Проще, – говорит Саид, – дать нам одежду и прицепить к ближайшему каравану. Причем заметь – ты нас проводишь.
– Прекрати хамить, а? – обиделся Абдулла. Я хотел его попросить, чтоб он не обижался, но поленился. – Я здесь сижу с вами только затем чтобы узнать, какая падла про меня гадости рассказывает. Вы говорите – и вечером будете где вам надо, и чек принимаю. Вы молчите – и можете сразу уходить и не терять время. Так со мной не разговаривают. Ты меня понял? Эй!
Он стал меня тормошить. Я поднял голову, хотел затянуться, но сигарета погасла. У Абдуллы зрачки как будто из черного какого-то металла и мелко-мелко дрожат. У меня голова куда-то вбок повалилась.
– Смотри мне в глаза! – кричит Абдулла.
Абдулла – хороший мужик, я хотел так и сделать, но когда голову стал поднимать, не смог остановить. Голова пошла по кругу, потянула меня за собой, и я упал с лавки. Так было даже лучше – ноги на лавке, голова на траве. Мне не хотелось закладывать Самаркандыча, Абдулла – суровый мужик, хоть и хороший. Но и Абдуллу обижать тоже не хотелось.
– Абдулла, не сердись, но тебе его все равно не достать. Он же мертвый ишак.
– Не бывает таких мертвых ишаков, – важно сказал дервиш, – которых нельзя было бы сделать еще мертвее.
Он уселся на лавку, сбросив с нее мои ноги, и стал крутить ладонями. Все завертелось вокруг нас и ладоней, я попробовал приподняться, чтоб не так тошнило, но не понял – получилось или нет. Вокруг летали какие-то цветные линии, кусочки, а потом вдруг стали собираться как мозаика и получилась комната с обоями в цветочек и тем самым столом, за которым сидел Апулей Самаркандович. Но самого его не было. Еще в комнате была дверь, белая, как у нас в школе, только чистая. За дверью раздались шаги. Абдулла выхватил откуда-то здоровенный тесак и встал за открывающуюся дверь, страшно на меня поглядев. Я хотел уже крикнуть, чтобы предупредить осла, но в комнату вошли Сука-суккубша и покойный узбек с перевязанной головой. Оба радостно мне улыбались.
Я тоже быстрее стал им улыбаться, пока Абдулла обоих не зарезал. Сука немного удивилась, что я ей так рад, и говорит:
– Мао, ты чего так сияешь? Никак потенция подросла? Соскучился?
Я молчу, жду Абдуллу. Но он из-за двери не выходит, как провалился там. Я тогда встал с ковра, на котором лежал, и стал пятиться. И улыбаюсь. Суке это понравилось и она, лапы волосатые растопырив, за мной пошла. Так я пятился, пока спиной в стол Апулея не уперся. Тогда я, чтобы обстановку разрядить, спрашиваю узбека:
– А тебе-то чего от меня нужно?
– Как чего? Ты меня погубил, я теперь тебя погубить хочу. Я, уважаемый, сам человек не злой, но ты меня обидел и семью мою.
– Не отвлекайся, – говорит Сука, – полезай, солнце мое, на стол.
Я решил, что на стол стоит залезть, все-таки она в лицо дышать не будет, но только ногу наверх забросил, как меня повело, и я свалился. Хорошая водка у дервиша. Сука запах унюхала, расстроилась и стала меня пьяницей ругать. Тут, говорит, придется теперь повозиться. И сказала, чтоб узбек дверь закрыл. Он закрыл, а там Абдулла с тесаком и бешеными глазами. Но узбек не испугался.
– Убери железку, правоверный, я же и так мертвый!
– Это не железка, – говорит Абдулла, а сам, видать, не знает, что теперь делать. – Это астральный клинок из сокровищницы нибелунгов. Режет по мертвому, как по живому. Отойди на три шага и ляг на пол.
Узбек засомневался, посмотрел на Суку. Сука нахмурилась:
– Тебе, козлу, что здесь нужно?
– Мне нужен мертвый ишак по фамилии Мафин. Он меня сдал живым, джяляб.
– В своем праве ишак! – прикрикнула на него Сука. – И ты меня не джялябь! Ишак в Канцелярии работает, а если мертвому поручено вмешаться, может вмешиваться, и не моги мешать, недоучка! Иди прочь!
Абдулла заменжевался сразу. Видимо, осла ему очень хотелось порешить, сильно задел я его с порнухой, но Сука для него – авторитет. Посмотрел на меня, развел руками – извини мол, – ножик свой спрятал и исчез, только ладошками махнул.
– А в самом деле, где ишак? – тут же забеспокоилась Сука. – Я по следу шла, увлеклась, а теперь чувствую – тут и правда ишаком пахнет. Это же его кабинет. Иди-ка, Борхонджон, за дверью постой.
Борхонджон вышел. И не успела за ним дверь закрыться, как из-под стола вылез Апулей и засветил копытом в затылок не успевшей обернуться Суке. Она молча повалилась на пол, как спать, а Самаркандыч поднял меня аккуратно, поставил. Поддержал, снова поставил. Потом посадил на стол, задрал мне легонько веко и рассмотрел зачем-то зрачок. Покачал головой.
– Никакой у тебя культуры пития, друг мой Мао.
– Спасибо, что выручил. А я думал, тебя на реинкарнацию пустили.
– Скорее на колбасу тут пустят… – нахмурился мертвый ишак. – Вот что, передай своему толстяку вот такую бумажку и скажи, что, если будет себя хреново вести, ночными кошмарами дело не ограничится. Запомнил? Держись Райфайзена, он малый не дурак, с интеллектом. Домой только не возвращайся, посадят ведь.
– Да нет у меня дома, Апулей! – Я хотел ему все про себя рассказать, но он тронул меня за щеку, и я проснулся в лопухах около столика и лавки. Когда я открыл глаза, Саид и Райфайзен заулыбались, а Абдулла испугался.
– Ну вот! – говорит Саид. – Я же говорю, просто обожрался. Иди-ка, Мао, в уголок, два пальца в горло сунь.
– Спасибо, Саид, не нужно. Я вот Абдулле бумажку принес одну.
Разжимаю кулак, где у меня клочок бумаги оказался, протягиваю Абдулле. Он смотрит, а бумага разворачивается сама. Он читает, я даже вижу, как глаза его по строчкам бегают. Райфайзен тоже хотел почитать, потянулся, но тут бумага вспыхнула синим огнем и сразу вся сгорела. Я даже обжечься не успел. Райфайзен на меня уставился, Саид присвистнул, а Абдулла встал, одежку у себя на брюхе расправил и важно так говорит:
– Слушаю и повинуюсь. Называйте адрес.
Саид говорит:
– Бандеролью, что ль, пошлешь? Пристрелю я тебя все-таки.
Но Абдулла к нему не повернулся, смотрит терпеливо только на меня. Я смотрю на Райфайзена: давай, предлагай. Но австриец задумался о чем-то, Каролинкину тетрадку из кармана достал, не замечает.
– Райфайзен! Оставь ты эту тетрадь, у Абдуллы вон есть настоящий ножик нибелунговский, он тебе и так расскажет, где сокровища. Только давай сперва выберем, куда этот дервиш нас зашлет силой разума и колдовства, – я потому так странно говорил, что водка опять ударила, и у меня не только язык, но и мозги заплетались.
– Какой ножик? – не понял Райфайзен.
– Ну, которым даже мертвых можно убивать, – объясняю. – Показал бы человеку, Абдулла!
Но Абдулла сделал вид, что не слышит. Застыл, как памятник себе. Тогда Райфайзен говорит нам:
– Вот что. Если этот человек действительно может перенести нас в любое место и скорее всего в другой раз нам его не найти, стоит подумать, прежде чем решить. Дело в том, что в Австрии меня будет искать доктор Менгеле, да и в Германии тоже, а на то, чтобы скрыться, нужны средства. А средства у меня небогатые, к тому же в Австрии, где до них не добраться.
– Лжец, – одними губами сказал Абдулла. – Чек. Ха-ха.
– Это уже не играет роли, – отрезал Райфайзен. – Так вот, я бы предложил поискать это пресловутое сокровище. То есть не поискать, а отправиться туда, где оно лежит, раз уж Абдулле и место известно. Если никто не против. Ведь у нас одна попытка, насколько я понимаю, Абдулла?
Абдулла молчит, но сразу понятно, что попытка одна.
– Абдулла, – сказал я тогда, – поехали к сокровищам нибелунгов. Только постой, а водка у тебя есть еще?
