Текст книги "Побег"

Автор книги: Игорь Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Часть II
Зима

Глава седьмая
Темное время года

Дней не стало вовсе, только бесконечные ночи, незаметно перетекающие одна в другую, как некая черная жижа. Свет источали только горящие в печках дрова, но печные дверки следовало держать закрытыми, так что тонкие лучики едва пробивались сквозь щели. Люди стали молчаливы и медлительны, лиц нельзя было толком рассмотреть в вечной темноте, и пахли все одинаково: немытым телом, затхлостью и еще чем-то неприятным. Кто-то сказал, что такой запах изо рта бывает от голода. Взрослым почти ничего не хотелось, порой Максиму казалось, что ему даже есть не хочется. Только лежать на тряпье и плыть куда-то расползающимися, как черная каша, мыслями. Не спать даже и не дремать, а бредить и тут же забывать, о чем был этот тихий, бесполезный бред. В мелких, конечно, продолжала бурлить данная от природы энергия. По крайней мере, в тех, у кого хватало сил отнимать пищу у более слабых соседей. Ну и еще кое-кто никак не мог уняться.

– Я сейчас встану и просто зарежу обоих, если не прекратите!

Максиму было очень трудно набрать побольше затхлого воздуха в грудь, чтобы это сказать, но он устал слушать, как в трех шагах от него сношаются. Ладно бы тихо, так кто-то повизгивал, словно щенок. И это ладно бы, но ведь не то третий, не то четвертый раз за… Тут Максим терялся – он не мог определить период времени. Просто ему это надоело.

– А я что, виновата, что ли? – сонно ответил женский голос, и в сонной памяти Максима всплыло имя: Маша Бесплодная, повариха. Только ее теперь редко зовут на кухню. – Вовик совсем осатанел. Что я могу? Пристал, как репей.

– Вовик, я тебе все там отрежу! – пообещал Максим, переворачиваясь на другой бок. – Идите куда-нибудь на склад.

– Холодно на складе! – с простуженной хрипотцой ответил пацан. – Ну я быстро, быстро. Не сердись, Макс!

Максим тихо застонал. Может, он бы и сделал что-нибудь с Вовиком, но лень была сильнее его. К тому же стоило перевернуться, как приспичило по малой нужде. Надо было идти на мороз. Кто-то сделал вонючую лужу в одном из подземных ходов, и Главный кричал, что узнает – выгонит голым на мороз. Это было или давно, или сегодня утром, которого не было. Максим был солидарен с Андреем: если община сделает еще шаг на пути к разложению, то… Дальше он не придумал, что именно еще должно было случиться. Казалось, что бесконечной ночью ничего уже случиться не может, время застыло, уснуло где-то, пригревшись под бочком у солнца.

Закряхтев, «как старый дед», он сел, и после долгого лежания кровь не то чтобы забурлила, а скорее «забултыхалась» у него в голове. Он постарался припомнить, от кого слышал это странное выражение. Ну конечно, от дяди Толи! В старом мире люди жили долго, ни в кого не превращаясь, и оттого организм их изнашивался, силы кончались, и под конец жизни люди превращались в «дедов», больных, бессильных и плохо соображающих.

«Вот прямо как я сейчас! – подумал Максим. – Эх, ни в одну зиму такого не было! Когда я ел последний раз, хотелось бы знать… Наверняка Андрей-то ест часто и своих друзей подкармливает. А что, если напомнить ему обо мне?»

Желудку такая постановка вопроса понравилась, он заурчал, словно в нем жил крохотный, но злой и голодный мут. Почесавшись, Максим в темноте оперся на кого-то, жалобно застонавшего, и кое-как поднялся. Его качнуло в сторону, к счастью, под рукой оказалась стена. Она была совсем холодная, и негнущиеся пальцы пронзила ледяная игла.

– Мы же так замерзнем! – сказал он темноте. – Надо топить, а то незаметно все уснем и замерзнем!

– И то правда! – поддержала его Маша. – Вовик, вали ко всем чертям! Ты охочий, но холодный, как мертвец! Макс, скажи Главному: пусть разрешит топить. Я бы сделала. И пусть топор даст, Вовик пощепит дрова, чтобы топилось лучше.

– Сама и пощепишь! – недовольно возразил Вовик и засопел, поднимаясь. – Сама внутри пустая, гнилая вся, а еще недовольна чем-то.

Они начали вяло переругиваться. Максим, не обращая на парочку странных любовников внимания, пошел вдоль стены. Тот, кого он разбудил вставая, тоже поднялся, всхрапывая, и шел сзади, иногда тыкаясь в спину головой.

– Валька, ты, что ли? – спросил Максим, понемногу начиная соображать. – Я на мороз иду, отливать.

– И я с тобой… – пробурчал Валя и, споткнувшись, повис на приятеле. – Макс, мне приснилось, что ты у Главного жрать попросил, и он тебе дал. И ты мне чуть-чуть отломил… Не помню чего.

Так, вместе, они вышли из спального блока, и сразу стало холодней: спящие вповалку люди грели друг друга и воздух. Откуда-то пахнуло ветерком посвежее, и в голове еще немного прояснилось.

– Эй! – крикнул Максим, не обращаясь ни к кому конкретно. – Где Главный?!

– …оружейке… – донесся сонный голос сзади.

– Живет он там, что ли? – проворчал Максим и продолжил путь к дверям.

На время морозов всегда вешали дополнительные двери у всех выходов, чтобы между ними оставался тамбур, так вроде бы было теплее. Сделали так и на этот раз, вот только внутренние двери почему-то всегда стояли нараспашку. Люди просто ленились, входя с холода, потратить лишний миг и затворить холодную дверь.

– Дикари! – Он в сердцах начал было закрывать створку и врезал по ногам и спине тащившемуся за ним Вальке. – Ты поживее можешь?

– Больно! – пожаловался хромой. – Ой, я уже тапки нашел! Чур, мои!

Максим знал, что прежде тапками называли обувь, которую зачем-то носили в доме. Но в Цитадели зимой все было наоборот: тапки босые общинники надевали, чтобы выйти на снег. Прежде она была разной, эта обувь: летняя, зимняя, непромокаемые сапоги, теплые ботинки с застежками-молниями… Про себя он удивился, что помнит еще названия этих предметов, больше уже не существующих. Все сносилось, изорвалось, пошло на заплаты… Теперь остались только тапки: толстая деревянная подошва, вся в зарубках, чтобы поменьше скользила, и плетенка из прутьев сверху. В плетенку набивали сено, потом вставляли ногу и снова утепляли сеном. Выходило сносно, но прежде в спальном помещении не было так холодно! Максим почти не чувствовал ног, но, когда отыскал полуразвалившиеся тапки и стал набивать их колючим сеном, они заболели так, словно с них кожу сдирали.

– С каждым годом все хуже становилось, а теперь и вовсе конец! – зашипел он, утирая слезы.

– Ты постоянно это говоришь, – заметил хладнокровный Валя. – Не накручивай себя, Макс. Легче не станет. Эту зиму нам придется как-то пережить.

Разделавшись с обувью, Максим зашарил по стене тамбура в поисках «шуб». Тряпья после Катастрофы было много, и те, кто умней, сделали большие запасы, ничем не брезгуя. Дядя Толя говорил, что сперва-то люди поняли ценность хорошей обуви. Потом кинулись драться за любую, в то же время стали ценить и тряпье, не только зимнее, ну а уж про плохонькую одежду из дерьмовых тканей подумали в последнюю очередь. Новосиб и его помощники догадались раньше других, что запасать надо все, что только можно. Если бы не погибла Старая крепость, у них и сейчас были бы чайники, сковородки и прочие предметы, о которых в Цитадели и не вспоминали. А уж тряпья там хранилось целые горы. Когда уцелевшие общинники вернулись на старое место зимой, чтобы спасти то, что не погубили муты, соседи растащили почти все. Прежде всего, конечно же, металл, стеклянную посуду и прочие вещи. Тряпья удалось доставить в Цитадель много, вот только времени с тех пор прошло немало, а запасы не пополнялись. Теперь запас хранится совсем небольшой, тряпье полагается беречь. Вот и с убитого Андреем Ромы первым делом сняли одежду. От этого воспоминания Максим поморщился. Может быть, надо было в тот миг, когда первый раз общинник убил общинника, хватить Андрея кастетом по голове? Но это означало бы, что Максим принимает ответственность за обитателей Цитадели на себя, а этого он не желал.

На вбитых в стену деревянных крючках не было ничего. Максим с тоской обхватил себя руками. Руки были холодные, ребра под рубахой торчали, словно муты обглодали. Отец так дразнил маму когда-то, ей нравилось быть стройной. Это были хорошие, сытные времена. Тогда еще многие помнили старый мир и оставались людьми, они просто не могли и не хотели жить иначе. А теперь вокруг дикари. Зачем оставлять «шубу» кому-то другому? Лучше прямо в ней спать лечь, в темноте все равно никто не разглядит. Максим припомнил, что слышал несколько драк, пока дремал. Кто сильнее, тот и прав, теперь такой закон.

– И как же мы наружу пойдем? – жалобно спросил Валя, тоже не нашедший «шубы». – У меня рубаха драная. Косой толкнул, я и разодрал ее почти поперек… А материал такой, что не зашьешь и не починишь. Может, к Главному пойти? Может, он даст новое тряпье, если ты попросишь, а?

– Не сейчас.

Максим с усилием открыл дверь. В лицо пахнуло таким холодом, что ресницы стали смерзаться, а голову будто стянуло ледяным обручем.

– Тут пахнет… – заныл за спиной Валька. – Вот что мы пойдем, как дураки…

– Не смей! – Максим, придерживая дверь, протянул руку, сгреб тщедушного друга и первым выставил его в морозную, вечную ночь. – Надо оставаться людьми, иначе пропадем! И валяться все время тоже не смей! Хватит.

Валька тоненько застонал и, часто перебирая босыми ногами, сделал по снегу несколько шагов вдоль стены. Стоило бы, конечно, подняться на стену, как делали в другие зимы, но сейчас даже Максим не видел в этом смысла. Если бы было посветлее, то стало бы видно, что весь двор покрыт желтым снегом с коричневыми пятнами. Пятен, впрочем, теперь должно было быть значительно меньше, с таким-то питанием. Стараясь не думать о ногах, которые при каждом шаге будто жалили сотни наполненных ледяным ядом пчел, он встал рядом с Валькой.

– Я даже найти его не могу! – пожаловался товарищ, и в другое время Максим бы рассмеялся. – Пальцы ничего не чувствуют, а там и чувствовать-то нечего на таком холоде! Как бы не в портки…

На дворе было чуть светлее. Ночь оказалась ясной, и тонкий месяц, невидимый им из-за стен, все-таки освещал замерзший мир под собой. Холодным светом горели звезды. Когда-то, как говорил дядя Толя, люди летали туда. Или запускали зачем-то какие-то свои… Максим забыл, что именно туда запускали. Можно было рассмотреть стены, блоки, обломки забора оранжереи, даже лестницы. Возле ближней к ним, со сломанной нижней ступенью, темнело пятно, похожее на фигуру человека.

– В тепло, в тепло! – запрыгал Валька, заканчивая. – В тепло бежим!

– Постой. – Максим должен был сделать эти десять шагов и убедиться, что ничем не может помочь. – Я мигом.

Колени совсем не гнулись от холода, а то можно было бы пробежаться. Быстро туда и быстро обратно. Неужели кто-то вышел по нужде и замерз насмерть? В том, что человек уже мертв, Максим ни секунды не сомневался. Чем ближе он подходил, тем лучше мог разглядеть лежавшего на снегу и почти сразу понял, что это или кто-то из мелких, или невысокая женщина. Таких с каждым годом было все больше, вообще общинники быстро теряли в росте. Подойдя вплотную, Максим нагнулся и увидел спокойное мальчишеское лицо с закрытыми глазами. Мелкий, он его помнил. Лет семи или восьми, а может, и десяти – кто их разберет? Странно было другое: у него отсутствовала нога. Но на этот вопрос Максим нашел единственный верный ответ еще по пути к двери, которую для него заботливо придержал Валька.

– Что там? – спросил он.

– Ничего. Иди пока грейся в спальном, а я к Андрею насчет дров зайду.

Дров и правда было мало. В начале зимы, когда еще были светлые дни, Главный попробовал, как и собирался, гонять в лес мелких. Топоров он им не дал, заставив наделать костяных пил из останков мутов и людей, погибших во время штурма и осады. Но на что годились эти пилы? Мелкие деревца мелкие еще как-то валили, больше руками, чем пилами, повисая всей гурьбой. А вот толстые стволы, которые и были нужны, чтобы нормально топить печи, им не давались. Много было ругани, пинков и воплей, но ничего толкового из этой затеи не вышло. Пришлось Андрею пустить в дело драгоценные топоры, зазубренные и сточенные от старости. Но он проявил странную жадность, и дров заготовили совсем немного, хотя работы по случаю зимы почти не было и люди были свободны. Топоры каждый вечер сдавали лично ему. Мелких же заставили обойти весь окрестный лес, собирая из-под снега хворост. Им и топили, пока не кончился, потому что прогорал он в печах очень быстро. После этого Главный спрятал топоры и объявил, что дрова будут выдаваться только по его распоряжению. Люди ворчали и сбивались гурьбой, потому что так теплее. Еды давали все меньше, ночи становились все длиннее, вот так и пришла община в нынешнее состояние.

– Андрей здесь? – спросил Максим, приоткрыв дверь в оружейную комнату. – Дело к нему.

– Я, конечно, Андрей, но для тебя – Главный. И для всех так! – сильный, уверенный голос Андрея ударил по ушам. – Входи, если по делу. Вовик, зараза, опять куда-то сбежал! Выпороть надо его, не слушает меня… Я вообще-то посылал за тобой вчера, но не нашли. Я уж думал, ты сбежал куда-нибудь в теплые страны!

Все присутствующие рассмеялись. Максим вошел, и желудок сжался в комок: запах пищи! Вкусной, горячей пищи! Не веря своим глазам, он уставился на стол. Мясо, много жареного мяса, вокруг него и на полу – обглоданные кости. Вспомнилась нога, отсутствовавшая у мелкого. Чему удивляться? Все к тому шло.

– Что смотришь? – спросил недобро Илья, блеснув жирными губами в свете факела. – Голодный, может?

– Сыт, – коротко ответил Максим и посмотрел на Андрея. – Главный, внизу очень холодно. Люди просят дров, протопить печки. Ну и топор, чтобы затопить нормально. Там действительно очень холодно. Люди скоро будут замерзать во сне.

– Вовик! – заорал Андрей, и в комнату тут же просунулось заранее виноватое лицо пацана. – Пришел, лягуха? Иди к Волосатому, он дрова стережет. Скажи, что я разрешил десять поленьев взять. Больше не надо. Шесть в спальное, Машке отдай, а по два – мелким, пусть тоже погреются. Да проверь, все ли там живы! Если нет, то сам знаешь, что делать. Только не бросай внизу! По лестнице на стену втащи.

– Топор бы. – Вовик скользнул хитрыми глазами по лицу Максима, ища поддержки. – Ну, щепок нарубить, на растопку.

– Вот тебе на растопку! – Андрей отошел в угол и принес оттуда стопку исписанных от руки листов. – Лучше не бывает. Бегом все сделай, а потом чтобы у двери стоял, или я тебе уши отрежу!

Прежде чем покинуть комнату, юный помощник Главного жадно посмотрел на еду, но решил, что выпрашивать подачку сейчас не время, и исчез за дверью. «Хорошо устроился, подлец! – подумалось Максиму. – Вот откуда у тебя силенки!»

– Что это за записи? – спросил он у Главного, уже понимая, что это и есть, скорее всего, «Завещание Новосиба».

– Да всякая ненужная писанина, – беззлобно ответил Андрей. – Я все прочел. Там Новосиб и другие, из первых, писали о старом мире, как они жили и прочее. Толку от этого нам – никакого. Лучше бы рассказали, из чего топоры хорошие делать, когда железа нет. Ну, то есть стали… А, какая разница: у нас ничего нет! И все, что мы можем, – это отнимать у других то, что еще осталось. Садись, пора поговорить о деле.

Так вот оно что! Максим и думать забыл о том, осеннем разговоре, когда Андрей собирался напасть на соседей. Все это было так давно… Ему казалось, что Главный сам уже передумал и предпочитает ждать весны, не покидая Цитадель. Вздохнув, он присел на скамью. Кто-то тут же подвинул к нему глиняную плошку, из которой пахнуло хвойным отваром.

– Пей! – Андрей и сам отхлебнул, поморщившись. – Я всем говорю: пейте, а они кривятся! Говорили ведь нам еще первые старшие, чтобы пили зимой, а то сил не будет и зубы зашатаются.

– Чтобы отвар был, надо печи топить, – негромко заметил Максим.

– Дров мало, а топоры надо беречь. Другая у нас есть работа для топоров! – Андрей подмигнул Косому, и тот заржал. – В общем, план такой. Березовцы пусть пока ждут своей очереди, начнем с озерных. Кажется, ты так и предлагал. В общем, придем к ним, скажем: пропадаем, дайте хлеба, еды всякой, дров… Ну, а сами принесем им на торг все, что имеется. Тряпье, посуду, сковороды, всякое такое. Обломки пил даже отнесем. Да, и еще соль! Нам ее, в общем-то, и девать некуда: что теперь солить? Разве что вот мясо… Ты точно сыт?

– Точно, – ответил Максим, сглотнув слюну. Он твердо решил не становиться дикарем.

– Ну, тебе видней! – ухмыльнулся Главный. – На торг я пойду со всяким негодным народцем. Пусть спотыкаются, мерзнут, плачут… А толковые бойцы в это время, благо темно, обойдут их и сядут в засаду. Когда торг начнется и они отвлекутся, нападем и перебьем до единого.

– Одного оставить бы! – напомнил Косой. – Уже решили ведь!

– Хорошо, одного оставим, чтобы он нам все про их крепость рассказал. И как все разузнаем, тут же нападем! Вот и все.

– А если у них там бойцов больше, чем у нас? – спросил Максим, которому затея не понравилась именно простотой. Что-то подсказывало ему, что озерные не глупее их и тоже умеют думать. – Разведать бы все получше сперва…

– Разведывать будем – они следы на снегу заметят! – заговорил Косой. – Да и зачем нам разведка? Одного живого оставим и прижгем ему ноги факелом, он все расскажет! Андр… Главный, помнишь, как мы Белому пальцы прижигали, а?

– Заткнись! – поморщился Андрей. – Кости белые давно остались от Белого. Значит, так: как рассветет, я пойду к озерным. Со мной Илья и еще пара баб. Вот ты, Нина, и еще кого-нибудь позови. Постараюсь торг назначить тоже на сегодня, так что будьте готовы. Макс, ты возьмешь лук. Помни, что стрел мало, и не старайся убить – главное, подранить как следует. Выбирай самых здоровенных. Ну а ты, Косой, поднимай, как я выйду, остальных наших воинов. Всем тряпья сколько нужно, и следи, чтобы на руки обмотки у всех были, а то пальцы поморозят и оружие выронят. Пока все. Готовьтесь и ждите меня.

«Так вот зачем ты меня уговаривал! – сообразил наконец Максим, когда Главный вышел. – Лук! Я ведь лучше всех стреляю. И выходит, я теперь буду стрелять в людей? Как дикарь?»

По распоряжению Косого Вовик принес испеченный на протопленной кое-как печи хлеб, нашлась и морковь, слегка подмороженная, и соленые яблоки. Избегая даже смотреть на мясо, Максим немного подкрепился. Хотелось съесть гораздо больше, но он боялся, что желудок с непривычки не выдержит. Понемногу подтягивались заспанные мужчины. Сначала они косились на мясо недоверчиво, но потом, под улыбчивым взглядом Косого, начинали есть. Разве мертвых можно возвратить к жизни? Нет, нельзя. А живым надо помогать, хотя бы дать им пищу. Вовик бегал на двор с топором и притаскивал еще куски, завернув в тряпье. Их жарили тут же, на маленькой печурке. Дров не жалели, и выглядело это как-то противно. С другой стороны, Главный был прав: перед боем, от которого зависит судьба общины, бойцы должны подкрепиться и согреться.

«Вот только чем кончится такой бой? – думал Максим, под шумок пряча немного хлеба для Вальки. – Озерные постараются быть готовыми ко всему. Они, конечно же, знают, как плохи наши дела. Ну, или догадываются. Но в это время года торги не проводятся, для них есть время осенью, и иногда весной. Значит, их старейшина будет начеку. Как поступить, если все обернется плохо для нас, если Андрей со своей глупой затеей проиграет? Ох, ну почему же я не ушел летом!»

– Некоторые говорят, ты собираешься нас оставить?! – Косой будто прочел его мысли. – Говорят, ты думаешь, что где-то на юге люди живут, как прежде: по небу летают, пулями в мутов стреляют, тряпье и сахар делают… Правда, что ли?

«Алка! Ну конечно, она что-то подслушала, и проболталась! – догадался Максим. – Лишь бы про карту ничего не сказала, рыжая плюгавка!»

– Да так, мечтал просто, – небрежно ответил он. – Ничего особенного.

– Знаешь, что мы с Андреем решили? – Косой отбросил за плечо крупную кость. – Мы решили, что так нельзя. Вместе росли, вместе дрались, а потом, что же – ты уйдешь, а мы останемся? Ты, выходит, пропадешь сразу, тут и думать нечего. А община потеряет взрослого бойца.

– И мясо, если в мута обратится! – встряла Ольга, которая, кажется, недавно забеременела от Андрея и тут же была им отдалена от себя. – Мяса тоже жалко, оно общинное!

– И мясо, – кивнул с усмешкой Косой. – Что бы ты там себе ни думал, Макс, о чем бы ни мечтал, ты весь наш. И еще есть опасность, что схватят тебя наши соседи. Прижгут ноги или еще какое место – и все о нас узнают. А потом придут и всех нас на мясо пустят. Поэтому, Максимка, забудь ты о таких мечтах. Мы с Главным по-хорошему говорим, а вот Илья предлагал сразу тебя… Ты меня понял.

Взгляд Максима поневоле остановился на топоре, которым рубили мясо. Да, не будь мелких, которых умышленно доводят голодом и особенно холодом до смерти, эти дикари запросто начали бы рубить друг друга. И начали бы даже не с Максима, а с таких, как Валька. Их, плохих бойцов и работников, в общине было шесть или семь. Взять хоть Алку – детей не рожает, сама какая-то рассеянная. Ее никто не считал полезной.

Понемногу начали собираться. Вовик притащил со склада тряпье, огромную кучу, из которой каждый смог себе выбрать подходящую одежду. Нашлись и неношеные, лежавшие про запас тапки. Те, кто был недоволен кистенями, взяли новые из «оружейки». Факелы, конечно, не понадобились. Максим получил лук, который все тут же потянулись потрогать. Он прикрикнул: штука сложная, могут и испортить. Стрел оказалось всего четыре, хотя он точно помнил: прошлой зимой, когда с луком ходили «мышковать», их было еще пять. По случаю скорого боя, Косой разрешил подточить острия стрел о щербатый топор. Вскоре все были готовы к выходу.

– Почти светло! – сказал Андрей, когда вернулся. Он не разделся внизу, и от его «шубы» тянуло холодом. – В общем, в самый раз. Макс, не промахивайся! Нападать только по моей команде! А команда – это когда я шапку сниму. Потом тут же надену, так что не зевай, Косой!

Илья уже распоряжался внизу: надо было подобрать народ для торгов. Тут и тапок всем не хватило, и одели общинников во что придется. Идти на мороз никто не хотел, так что без насилия не обошлось. Горластая Оксана кричала, что если ее заставят идти, то она родит на морозе, не помогла даже крепкая оплеуха. Она заткнулась, только когда во двор вышли воины. Почти два десятка самых крепких мужчин Цитадели не улыбались, не стали ни с кем разговаривать, а сразу поднялись на стену. Всем стало ясно, что сегодня решится очень многое, и споры тут же прекратились.

Они разделились, как только достигли леса. Косой, получив последние инструкции от Главного, повел свой отряд правее и чуть медленнее, чем люди, идущие «на торг» с ларями, в которые накидали почти весь полезный скарб, имевшийся в Цитадели. Максим нес лук, время от времени меняя руку – пальцы мерзли, несмотря на обмотки.

«Кажется, рукавицы – так это называлось в детстве. Старые порвались. Почему мы их не шили никогда? Да потому что зимой работ мало, никто не хотел возиться. А ведь были еще такие штуки, где каждый палец отдельно… Даже названия не помню».

Отряды постепенно все отдалялись друг от друга. Шагавший одним из последних Валька оглянулся, прежде чем окончательно скрыться за стволами деревьев. Максим успел помахать ему, но не понял, заметил ли это друг. Бойцы поднимались понемногу на возвышение, тут снега было поменьше, и они пошли быстрее. Пробежал вдоль строя Косой: проверял, не отстал ли кто-нибудь. Потом поравнялся с замыкающими.

– Мы за холмиком схоронимся, за тем, что с сосенками на южном склоне. Все его знают! Вот там и будем стоять. А я наверх поднимусь, лягу там и буду следить за торгом. Как главный шапку снимет, так я и рукой вам помашу, ясно?

– Да ясно! – успокоил его Тоха, помахивая на ходу рогатиной. – Все ведь слышали: как он шапку снимет…

– Молчи, меня теперь слушай! – прикрикнул на него Косой. Он явно очень боялся. – Кричать не надо, поняли? Мы у них за спиной почти должны быть. Так что тихо обегайте холм с той стороны, где сосенки, и к ним! Чтоб никто не отставал, поняли? Убью, если кто-нибудь отстанет! Если тапка свалится – босиком беги! Дело очень важное!

– Когда добежим – что делать-то? – спросил длинный парень по прозвищу Ушастый. – Я к тому, что они могут и не заметить нас. Тогда что? Прямо в спину рогатиной колоть?

– Конечно, тупая ты голова! И колоть, и бить, пока не передохнут все! Одного живого мы с Главным сами возьмем, а вы убивайте! Они не ждут, так что все у нас получится. Теперь ты слушай, Макс! – Косой схватил Максима за локоть. – Ты к северу забирай, постарайся бежать быстрее всех. С тобой пусть будет… Вот он! – Тоха получил толчок в спину. – На всякий случай. Мы с Главным так придумали: ты сбоку окажешься. И будешь стрелять в них, шагов с тридцати, понял? В наших только не попади. Четыре стрелы у тебя, значит, должно быть четверо подстреленных! А иначе… Лучше тебе не знать, что мы с тобой сделаем, понял? Илья давно на тебя зуб точит, ты помни об этом!

Максиму страшно захотелось тут же врезать Косому по его хитрой и в то же время глуповатой морде. Нашел время пугать! Командир опять убежал вперед – они уже приближались к тому самому холмику. Сейчас отряд как раз переходил границу между землями двух общин, которую когда-то провели основатели Цитадели и тогдашний старейшина озерных. Где-то далеко на западе находится озеро, откуда они и пришли когда-то, задолго до появления общины «беженцев». Тоже ведь сбежали: сначала обосновались в приозерном поселке, и отчего-то несколько лет муты в том озере не жили. Все стали думать, что оно какое-то особенное, но настал год, когда пришло большое племя.

«Они люди, такие же, как мы, и даже с такой же историей. – Максим даже вспотел, так остро вдруг осознал, что происходит. – Не они к нам с оружием пришли, мы к ним. Да, озерные – плохие, злые соседи. Но мы первые решили их убивать. И я осенью сказал, что согласен… Как же так вышло? Выходит, я ради того, чтобы дотянуть до весны и сбежать, готов убивать? Чем же я лучше всех остальных?»

Они дошагали до холмика. Место и правда было удобное, отсюда до места торга было по прямой метров триста, а может быть, и меньше. Правда, снега намело немало, так что бежать они будут не быстро. Но если внимание озерных будет отвлечено на «товары», которые принесли общинники, то какое-то время они выиграют.

– Сколько их, вот что главное! – проворчал Тоха, пританцовывая на замерзших ногах. – Если немного больше, чем нас, то одолеем: с той стороны наши тоже навалятся, помогут. Но если намного больше, то не справимся. И знаешь, Макс, чего я еще боюсь?

– Чего же? – Максим подумал, что вот сейчас Тоха скажет, что ему страшно убивать людей, таких же, как он сам.

– Боюсь, что они заметят: крепкие мужики не пришли. Обычно ведь мы на торг ходили. Лари-то тяжелые, кому же таскать? А тут – в основном бабы и доходяги. Если заметят, то могут догадаться о нашей задумке.

«Поздно уже отказываться, – понял Максим. – Все решено. Но одно я могу сделать: я не буду убивать. Стрелу ведь можно в ногу всадить или в бок хотя бы. От этого ведь не умирают!»

Он и сам понимал, как глупы его мысли. Вместе со всеми Максим не отрывал взгляда от Косого, лежащего в снегу на вершине холма.