Текст книги "Человек, открывший взрыв Вселенной. Жизнь и труд Эдвина Хаббла"

Автор книги: Игорь Новиков

Соавторы: Александр Шаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

А.С. ШАРОВ, И.Д. НОВИКОВ.
Человек, открывший взрыв Вселенной.

Жизнь и труд Эдвина Хаббла

 ПРЕДИСЛОВИЕ

По-моему, нет никаких сомнений в том, что он был величайшим астрономом со времени Коперника. Ему принадлежат три действительно колоссальных достижения: он открыл галактики, показал, что они характеризуют крупномасштабную структуру Вселенной и, главное, открыл расширение Вселенной. Каждое из них монументально.

А. Сендидж. Интервью К. Торну для авторов книги.

Сто пятьдесят лет тому назад, за полстолетия до появления на свет человека, которому посвящена эта книга, классик русской литературы М. Ю. Лермонтов написал такие слова: «Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь: она или служит объяснением цели или оправданием и ответом на критику». С тех пор прошло много времени и многое переменилось. Лишь труд пишущего остался столь же несовершенным. И авторы по-прежнему не отказываются от предисловий. В этом отношении не оригинальны и мы. М. Ю. Лермонтов сетовал на то, что предисловия читают неохотно. В наш стремительный век эта тенденция, вероятно, лишь усилилась. И тем не менее мы просили бы читателей задержаться на вводных страницах и не спешить перейти к основному тексту.

Цель этой книги ясна – рассказать о жизни и труде американского астронома Эдвина Пауэла Хаббла (1889—1953), со дня рождения которого в 1989 г. исполняется 100 лет. В истории мировой астрономии немало славных имен, заслуживающих благодарность потомков. Но даже среди них имя Хаббла стоит особняком.

У астрономов есть прекрасная традиция давать имена выдающихся ученых своим телескопам: 4-метровый телескоп Ньютона, 5-метровый телескоп Хейла, первенец нашего крупного телескопостроения крымский рефлектор имени академика Г. А. Шайна... Замечательно потрудился на околоземной орбите рентгеновский спутник-обсерватория «Эйнштейн». Впервые именем астронома назван большой космический оптический инструмент – телескоп Хаббла. Почему столь высокой чести удостоился именно он ушедший из жизни почти сорок лет назад? Эдвин Хаббл прошел не такой уж длительный путь в науке – всего треть столетия, прерывавшийся двумя мировыми войнами. И написал он не так уж много работ – всего лишь около семи десятков, причем главные были выполнены за 5—6 лет с середины до конца двадцатых годов.

Но в этих работах содержится нечто такое, что не позволяет забыть об их творце. Именно Хаббл открыл для науки мир галактик, показав, что туманности вне полосы Млечного Пути – это огромные звездные системы, во многом разнообразные и во многом подобные той, в которой находится наше Солнце с его планетной семьей. Но самое важное – ему удалось открыть едва ли не главнейшую закономерность окружающего нас мира – красное смещение в спектрах галактик, связанное с их расстоянием от нас. Мир галактик расширяется. Значит, в прошлом он был меньше. Экстраполяция назад, основанная на достижениях современной физики, говорит о том, что в этом первичном мире все было необычным – иные состояния вещества и излучения, бурные, быстро сменяющие друг друга процессы. Хаббл открыл то, что называют ныне Большим взрывом Вселенной. Происходившее тогда определило всю дальнейшую эволюцию Вселенной: формирование химических элементов, появление галактик и звезд, и в их числе нашего Солнца, планет и живого вещества по крайней мере на одной из них – Земле, и, наконец, нас – людей с нашими интересами, страстями, историей. Поэтому-то астрономы и ставят имя Хаббла в один ряд с Коперником и Галилеем.

Так можно ответить на первую часть формулы: зачем пишется предисловие.

Как это ни странно, но до сих пор о Хаббле не только нет монографий, но даже нет и хоть сколько-нибудь подробного его жизнеописания. Биографические сведения вместе с перечнем результатов его работ содержатся в нескольких некрологах, небольших статьях в справочных изданиях. Но такие статьи насчитывают всего лишь по несколько страниц. Чуть подробнее очерк о Хаббле, опубликованный Мейолом в биографической серии Американской академии наук. Но и он невелик по объему и содержащемуся там материалу.

Описать достижения ученого не представляет особого труда. Работы Хаббла либо опубликованы, либо сведения о проделанных им исследованиях, но не доведенных до печати, можно найти в ежегодных отчетах Маунтвилсоновской и Маунтпаломарской обсерваторий. «На мой взгляд, с точки зрения науки мы очень многое знаем о том, что он сделал,– говорит Алан Сендидж, работавший с Хабблом в последние годы его жизни,– все это отражено в его публикациях. И здесь нет каких-либо вопросов о тех великих делах, которые он осуществил. Но реконструировать его личную жизнь будет несколько сложнее». Жизнь астронома на обсерватории однообразна, размеренна и вне профессиональных рамок обычно лишена сколько-нибудь ярких страниц. У Хаббла это было не так. Он деятельно откликался на большие события в мире, отдавая силы не только науке, но и служению своей стране в годы Первой и Второй мировых войн.

Насколько известно, Хаббл не писал мемуаров и вообще считал, что вся жизнь ученого состоит исключительно из его научной* работы. Едва ли можно с этим согласиться. Большой знаток истории науки С. И. Вавилов писал: «История науки не может ограничиваться развитием идей – в равной мере она должна касаться живых людей с их особенностями, талантами, зависимостью от социальных условий, страны и эпохи ... Жизнь и деятельность передовых людей – очень важный фактор в развитии науки, а жизнеописание их является необходимой частью истории науки».

Мы разделяем эту точку зрения. Нам хотелось бы рассказать не только о работах Хаббла, но и о его жизни, в какой-то мере попытаться охарактеризовать облик этого человека. Но решить эту задачу нам далеко не просто. Причин этому много. Прошло немало лет со дня смерти ученого. Выросли новые поколения американских астрономов, для которых Хаббл – не живой современник, а персонаж, герой истории науки. В нашей стране сейчас здравствуют буквально один-два астронома, видевших Хаббла, но как будто бы никто из них с ним не общался. Итак, живых свидетелей эпохи Хаббла в астрономии почти не осталось.

Но не только временем авторы книги отдалены от Хаббла, но и расстоянием, государственными границами. У нас нет возможности просмотреть весь архив Хаббла, а он существует и хранится в Хантингтонской библиотеке в Сан-Марино, пригороде Пасадены, где жил ученый. Тем не менее ряд уникальных материалов из этой коллекции нам все же удалось получить, и мы впервые их публикуем на страницах книги. Следует, однако, указать на одну особенность хаббловского архива. Он создавался миссис Грейс Хаббл, не только глубоко любившей, но и чуть ли не боготворившей своего супруга. Это, как отмечают американские коллеги, привело к специфической подборке материалов для архива, отразившей ее стремление создать несколько идеализированный образ ученого. Вероятно, и ряд эпизодов из личной жизни был сообщен Мейолу также миссис Хаббл. Часто у них нет независимых подтверждений и не исключено, что некоторые эпизоды – только красивая легенда.

Наше изложение биографии ученого имеет несколько беллетризованную форму, но мы стремились к максимальной достоверности сообщаемого. Каждая деталь, упоминаемая в книге, найдена в каких-то источниках. Разумеется, при этом любая допущенная там неточность или просто ошибка, если не было возможности проверки по иным данным, будет воспроизведена автоматически и нами.

Описывая научную деятельность Хаббла, мы особенно останавливаемся на главном деле его жизни – открытии красного смещения. Значение этого открытия для всех наших представлений о Вселенной столь велико, что упомянуть об этом среди прочих биографических данных, кратко или даже достаточно подробно, было бы неправильно. Поэтому мы сочли разумным рассказать о следствиях великого открытия специально, в заключительных разделах книги.

Таковы наши оправдания перед будущими критиками книги. Нам доставило большое удовольствие собирать, к сожалению, часто лишь по крупицам, материалы о Хаббле, чтобы в какой-то мере воссоздать его глубоко симпатичный образ замечательного ученого, человека выской культуры, гражданина. Сейчас, когда работа завершена, нас невольно охватывает некоторое разочарование: так многого о нем мы не знаем сами и не можем поэтому рассказать читателям. Говоря словами Роберта Льюиса Стивенсона, мы испытываем чувство, когда

Движенье к цели, полное надежд,

Отрадней самого прибытья.

Нас утешает лишь одно: в книге немало материала, до сих пор остававшегося неизвестным не только советским, но и американским читателям. Будем надеяться, что американские коллеги возьмутся за создание по-настоящему полной и глубокой биографии своего соотечественника – великого астронома XX века. У них возможности неизмеримо больше. Но откладывать это на долгие сроки нельзя, Жизнь идет вперед, и с каждым годом среди астрономов мира все меньше тех, кто хоть что-то может вспомнить о Хаббле и его эпохе.

Нам же остается поблагодарить всех тех, кто в разной мере, но всегда доброжелательно стремился нам помочь: астрономов П. Н. Холопова, П. Г. Куликовского, Н. Н. Самуся, А. С. Расторгуева и Ю. С. Ефимова, библиографа Н. Б. Лаврову, А. Ф. Добрынина, бывшего послом СССР в США в пору начала нашей работы, астронома Пола Ходжа – профессора Университета штата Вашингтон США, профессора Малкольма Лонгейра, шотландского королевского астронома Великобритании и других. Идею написать книгу о Хаббле тепло поддержал академик Е. К. Харадзе.

Особенная же наша признательность – профессору Калифорнийского технологического института (США) и почетному доктору Московского университета Кипу Торну. По существу, мы считаем его своим соавтором. Это он, благодаря любезности библиотеки Хантингтона, получил для нас материалы о Хаббле из его архива. Выполняя нашу просьбу, через весь американский континент он по телефону расспрашивал о Хаббле Сендиджа, работающего ныне на восточном побережье США в Институте космического телескопа, и предоставил нам магнитофонную запись интервью. Он связался с сестрой Хаббла миссис Элен Лейн и просил ее написать воспоминания, по существу, единственный источник сведений о детских и юношеских годах брата. Мы сердечно благодарим за помощь миссис Элен Лейн и доктора А. Сендиджа. Без этих материалов книга не могла бы стать такой, какая она есть.

Упоминая с благодарностью миссис Лейн, мы хотели бы сказать и о том, что летом 1988 г. получили от нее теплое послание, подписанное чуть дрожащей рукой – ей уже 89 лет. Приятно было узнать, что наше осуществившееся ныне намерение написать книгу об Эдвине Хаббле с признательностью встречено ею и ее семейством. Думается, для миссис Лейн было большой неожиданностью, что воздать должное заслугам ее брата взялись граждане из далекой страны. И еще одна любопытная мысль содержится в ее письме. Оказывается, и среди молодого    поколения  рода   Хабблов   память   об   Эдвине Хаббле жива. Один из правнуков миссис Лейн, правнучатый племянник Эдвина Хаббла, интересуется астрономией и жизнью и трудами своего выдающегося родственника. Будем вместе с миссис Лейн надеяться, что он «в далеком будущем, возможно,... станет астрономом такого же калибра, как и его дядюшка Эдвин». Примеры наследования талантов из поколения в поколение в истории культуры и науки есть. Вспомним музыкантов Бахов, математиков Бернулли, астрономов Струве, живших и работавших в России и Америке, вспомним род Хаксли, давший нескольких видных биологов и писателя Олдоса Хаксли, друга Хаббла.

Мы адресуем нашу книгу широкому кругу читателей. Хотелось бы надеяться, что нечто интересное найдется в ней и любителю астрономии, и историку науки, и астроному-профессионалу, которому дорого прошлое его науки. Само собой разумеется, что за любые отклики и замечания мы будем только признательны. Быть может, кому-то из астрономов, пусть в пересказе от своих учителей, известны какие-то подробности, связанные с Хабблом и его эпохой, о которых мы ничего не знаем. Пожалуйста, поделитесь ими.

Часть первая
ЕГО ЖИЗНЬ И ТРУД

Выбор пути

Семнадцатый век... Один за другим корабли с переселенцами в Новый Свет покидали Европейский континент. Разные причины звали людей на чужбину: бедность и надежда на лучшую судьбу, предприимчивость и жажда приключений, стремление уйти от неприятностей с властями. Покинул Британские острова и офицер королевской армии, предок великого астронома нашего века Эдвина Хаббла – Ричард Хаббл. Что толкнуло его на этот шаг, точно не известно. Но Эдвин Хаббл как-то намекнул, что оставить родину Ричарду пришлось по причинам серьезным: «Всякий раз, когда в Англии случалась смута, кто-нибудь из рода в поспешности уезжал». А события в Англии развивались тогда бурно. Победоносно свершилась буржуазная революция. Голову на плахе сложил король Карл I Стюарт.

Ричард обосновался в штате Кентукки, ставшем гнездом американских Хабблов, преуспел в делах и своему многочисленному потомству – одиннадцати детям, оставил в наследство по 5 тысяч долларов каждому, немалую сумму по тем временам. Один из предшественников Эдвина Хаббла воевал за освобождение Америки от власти англичан. Дед будущего астронома Мартин Джонс Хаббл был верен северянам в войне Севера против Юга, а затем, уже после войны, выступал за мягкое обращение с бывшими врагами – южанами, за что и поплатился, лишившись службы. Другие члены хаббловского рода поддерживали конфедератов.

В 1880 г. сын Мартина Хаббла Джон Пауэл женился на Вирджинии Ли Джеймс. Через некоторое время появились первые дети – Генри и Люси. 20 ноября 1889 г., когда супруги гостили у бабушки и дедушки своих детей в Маршфилде, маленьком городке в штате Миссури, родился мальчик, которому дали имя Эдвин Пауэл.

А потом семья разрослась еще более, один за другим пополнили ее Билл, Вирджиния, Элен, Эмма и Элизабет – всего 8 детей. Впрочем, тогда семьи часто были многодетными. Сама мать родилась в семье, где было шестеро детей. По-разному сложилась судьба этого поколения Хабблов. Совсем маленькой девочкой умерла общая любимица Вирджиния. Долгие 93 года прожила Люси. И поныне здравствуют двое из младших сестер Эдвина: Элен и Элизабет – Бетси. «Я думаю,– писала в своих воспоминаниях миссис Элен Лейн,– что Генри и Эдвина следует считать интеллигенцией, остальная же часть семьи была несколько выше средней в отношении жизненного уровня, идеалов, стремлений и стиля жизни». Выдающимся же человеком в этом, в предыдущих и последующих поколениях Хабблов (а сейчас уже растут праправнуки Джона и Вирджинии Хаббл) оказался один Эдвин.

Отец семейства Джон Хаббл получил юридическое образование и начал работать адвокатом в Маршфилде, но через два года его зрение ухудшилось, и пришлось искать более подходящую службу. Джон Хаббл перебрался в Спрингфилд, где его отец, дед Эдвина, имел преуспевающее страховое агентство, и стал работать по страхованию имущества от огня. Дела шли успешно, и его направили в Чикаго – молодой, даже по американским меркам фантастически быстро растущий город, центр торговли хлебом и скотом, город с огромными чугунолитейными, машиностроительными и знаменитыми пульмановскими вагоностроительными заводами. Джон Хаббл считал, что детям не место жить в промышленном городе, и семья поселилась в пригородах – сначала Эванстоне, а затем Уитоне, там, где много лет спустя Грот Ребер около своего дома построил первый параболический радиотелескоп и наблюдал Млечный Путь и Солнце. Сейчас эти патриархальные предместья разросшийся город уже поглотил. Но здоровье Джона Хаббла вновь пошатнулось, и компания нашла ему новое место в Луисвилле, штат Кентукки. И снова семья поселилась в пригороде – очаровательном Шелбайвилле.

Семья не нуждалась и всюду жила в больших домах. Обычно там были библиотека, гостиная, столовая, кухня, большая прихожая с вешалкой для шляп, стойкой для зонтов и вместительная кладовка, куда можно было упрятать спортивные принадлежности. Наверху располагались спальни и ванны, а цокольный этаж отдавался детям. Здесь они могли играть, носиться сколько душе угодно, не боясь что-нибудь поломать. Дом окружал обширный двор, где играли дети, а взрослые перебрасывались теннисным мячом. Где-нибудь в стороне мать выращивала цветы – настурции, астры, розы.

В этом счастливом мире непререкаемым авторитетом был отец, одинаково справедливый ко всем детям. К вечеру он возвращался со службы, раздавался обеденный колокол, и в полседьмого вся семья собиралась за столом. Отец придерживался строгих правил и внимательно следил, чтобы никто не опаздывал. Обед проходил в несколько чопорной обстановке, но дети всегда могли пригласить своих друзей, только надо было заранее предупредить об этом мать. Отец внимательно следил, чтобы дети были воспитанными, достойно вели себя за столом, всегда придерживались твердых жизненных правил. Он был умеренным в своих потребностях человеком, строго воздерживался от алкоголя и стремился внушить это своим сыновьям. Уезжая надолго учиться в Англию, Эдвин обещал ему не выпивать. Отец очень боялся, чтоб его дети не связались с плохими компаниями. Основания для опасений были: в миле от Уитона находился ипподром с пьяными жокеями, азартом, столь соблазнительным для мальчиков – Эдвина, Билла и их друзей.

Хотя в доме были и кухарки, и горничные, дети барчуками не росли. У каждого были свои обязанности – стелить постели, содержать комнаты в чистоте. Летом, в каникулы, отец поощрял работу своих сыновей. По-разному можно было подработать на карманные расходы. Подводы развозили по улицам города лед (холодильников тогда еще не было), и мальчики вносили ящики со льдом в дома. Можно было косить траву возле дома и содержать лужайку в порядке, за это платил уже отец, в жаркую погоду стать водоносом и бежать с холодной водой к артели дорожников, работающих около города.

Но самым главным в мальчишеской жизни Эдвина была работа в партии землемеров, прокладывавших трассы железных дорог в лесах вокруг Великих Озер. Тогда это был глухой, мало обжитой край. С разными людьми приходилось там встречаться. Рассказывают, что однажды Эдвин столкнулся с двумя бандитами и получил удар ножом в спину. Но он не растерялся и так избил одного яз них, что другой пустился наутёк. В конце сезона Эдвин вместе с рабочими возвращался последним, но расписание изменилось, и они пришли на совсем обезлюдевшую станцию. Землемеры решили не ждать поезда и через трое суток выбрались из лесов пешком, поддерживая себя лишь водой. Провизии у них не было.

Легенда это или быль, но Эдвин вернулся домой возмужавшим, уже не мальчиком, а взрослым человеком.

Ему и его сверстникам заработанные деньги давали желанную независимость. Можно было позволить себе массу приятного – позвякивая деньгами в кошельке побродить по ярмарке, купить что-нибудь вкусное, опустить монетку в музыкальный автомат, угостить девочку мороженым.

Много приятного было и дома. Часто дети дружно собирались вокруг стола, чтобы вместе делать уроки. Но самыми любимыми были уик-энды, несмотря на обязательное посещение церкви и воскресной школы. Отец был глубоко верующим человеком, и каждое воскресенье вся семья, и даже случившиеся в доме гости, торжественно отправлялись на утреннюю службу. А затем наступали беспечные часы: летом поездка в фургоне с сеном, купанье, зимой катанье на санках, дома – игры, головоломки, шарады. Часто играли в слова, стремясь так нанизать буквы друг за другом, чтобы слово на тебе не кончилось. Приходилось и думать, и заглядывать в словарь. По вечерам устраивались домашние концерты. Отец играл на скрипке, очень музыкальная Люси – на фортепиано, Эдвин и Билл – на мандолинах. А малыши, пока не надоедало, с восхищением слушали.

Эдвин явно любил возиться с младшими сестрами. Самое раннее воспоминание Бетси о том, как ее, еще совсем маленькую, Эдвин нес на плечах в цирк. Вспоминает Бетси и свой приезд к брату в гости, когда тот уже работал на Йерксской обсерватории. Взяв слово, что она будет вести себя тихо, Эдвин подвел двенадцатилетнюю девочку к телескопу, и она, затаив дыхание, впервые в жизни взглянула на небеса в окуляр. Однажды Эдвин купил билеты на «Синюю птицу» Метерлинка и повел двух своих сестер на спектакль. Это было радостное событие для них, но не меньшее удовольствие получил и старший наставник.

Правда, случались и огорчения. Когда Эдвину исполнилось шесть лет, Вирджинии было всего лишь два года. Она была милым ребенком, горячо любимым Эдвином и Биллом. Но Вирджиния постоянно разрушала „замки, мосты, дома, которые братья строили из кубиков. Мальчики как-то довольно сурово и болезненно ее проучили. А когда через несколько недель девочка заболела, а затем скончалась, братья решили, что эту беду навлекли именно они. Эдвин испытал такое сильное нервное потрясение, что не будь чутких и умных родителей, дело могло бы кончиться еще одной трагедией.

Особенно внимательной к детям была мать. Всякую ситуацию, простую и сложную, она разрешала в спокойном духе, поддерживая добрую обстановку в семье. Миссис Элен Лейн вспоминает, что лишь однажды она видела свою мать в гневе, когда старшие дети – Генри и Люси тайком съели орехи со стола, накрытого к приходу гостей. Весь облик матери располагал к себе – она была красивой и статной женщиной. Умение хорошо себя держать, изящество в движениях досталось Эдвину от нее.

Как и большинство мальчишек, Эдвин увлекался спортом. В старших классах школы он вырос до 6 футов и 3 дюймов, с успехом играл в баскетбол, прыгал с шестом и даже получал за это награды.

В общем – обычное детство в семье, где царили доброта и твердый порядок. Зрелым человеком Эдвин говорил, что домашняя дисциплина дала ему много хорошего. Пожалуй, только одно могло бы как-то выделить его среди сверстников. Рядом со своим старшим братом и сестрой он рано научился читать и считать, и ему очень хотелось ходить в школу вместе с ними, несмотря на явно неподходящий возраст. Эдвин любил читать и прочел множество книг, которыми обычно увлекались в детстве на рубеже нашего века, – романы Жюля Верна, другие захватывающие воображение приключенческие книги.

Если человек достигает высот на каком-либо поприще – в науке, литературе, искусстве, всегда хочется знать, как началось его увлечение любимым делом, когда он выбрал свой путь. Астрономией Эдвин заинтересовался, по-видимому, очень рано и не без влияния дедушки Уильяма Гендерсона Джеймса, отца своей матери… Дедушка был явно незаурядной фигурой. Он получил степень по медицине в Вирджинии, но золотая лихорадка захватила его, и он провел юность в Калифорнии. Здесь он встретил свою будущую супругу – бабушку Эдвина и вернулся в Миссури. Дед очень интересовался астрономией. «Он построил телескоп,– вспоминает миссис Элен Лейн,– который настолько очаровал Эдвина, что тот попросил, чтобы вместо празднования своего восьмого дня рождения, ему позволили до позднего часа не ложиться спать и насмотреться в инструмент до полного удовольствия. Его желание было исполнено...»

Однажды двенадцатилетний Эдвин, отвечая на вопросы дедушки о Марсе, написал такое интересное письмо, что тот поместил его в газете Спрингфилда.

Когда Эдвину исполнилось четырнадцать лет, ему удалили апендикс. Сейчас это считается простой операцией, а тогда больного заставляли довольно долго лежать в постели. Но и в этом была своя прелесть. Эдвин мог читать о звездах сколько ему хотелось.

Воспоминания не очень-то надежный источник для истории, всегда можно что-то забыть, что-то деформируется в памяти. Друг Эдвина Хаббла известный писатель Олдос Хаксли в своем эссе «Звезды и человек» тоже писал о раннем увлечении будущего ученого астрономией. Но подробности там иные. Так, восьмилетний Эдвин, оказывается, мечтал понаблюдать метеорный дождь, а письмо к дедушке выглядит у Хаксли уже солидным «трактатом» о Марсе. Едва ли это не версия самого Хаббла, если не вольность писателя.

В 1906 г. Эдвин окончил среднюю школу. Вероятно, учеба давалась ему легко, и он не очень утруждал себя занятиями. Сохранился рассказ о том, какие слова сказал ему на прощанье директор школы: «Эдвин Хаббл, я четыре года наблюдал за тобой и никогда не замечал, чтоб ты занимался хотя бы десять минут». На мгновенье он сделал паузу, ужасную для Эдвина, и продолжал: «Вот тебе стипендия в Чикагский университет».

Шестнадцатилетним Эдвин Хаббл поступил в университет. Основанный в 1857 г. Чикагский университет входил в первую десятку лучших высших учебных заведений Америки. Здесь в начале века работал астроном Форест Мультон, автор одной из теорий образования Солнечной системы, замечательные физики Альберт Майкельсон и Роберт Милликен. Как будто Эдвин даже немного поработал ассистентом в лаборатории Милликена. Особенно же он интересовался астрономией и математикой.

Сам Эдвин не оставил воспоминаний о студенческой жизни. Он отдалился от семьи, и его сестры почти ничего не могут сказать об этих его годах. И Люси – миссис Уоссон, и Элен – миссис Лейн, вспоминают лишь, что в университете брат продолжал заниматься баскетболом. Однажды его команда даже встречалась с командой университета Висконсина, где тогда учился брат Билл. Футбольный тренер Алонзо Стэгг очень хотел, чтоб Эдвин выступал в его команде и просил об этом разрешения у мистера Джона Хаббла. Но отец считал футбол слишком грубой игрой и был неумолим. Не помогли и друзья-футболисты, которых Эдвин приглашал на уик-энды в семью. Слово отца было законом. А когда хитрый Эдвин стал особенно распространяться о травмах в бейсболе, любимой игре отца, тот сказал, что лучше бросить и это занятие. И Эдвин переключился на бокс, вероятно, считая, как думает Люси, что отец испортил ему жизнь.

Здесь он показал такие успехи, что тренер вознамерился превратить его в профессионального боксера. К счастью, этого не случилось.

Эдвин мечтал получить стипендию Сесиля Родса, имя которого еще недавно «красовалось» на карте колониальной Африки – Родезия. В начале века стипендии в 200—300 фунтов стерлингов было достаточно, чтобы безбедно прожить в Англии, особенно одинокому молодому человеку. Даже уже женатого Нильса Бора Резерфорд приглашал поработать в свою лабораторию на такое же жалованье. Но чтобы стипендию получить, нужно было не только хорошо учиться, но удовлетворять и другим требованиям – иметь возраст 19—25 лет, быть неженатым, обладать способностью жить в отрыве от дома, быть достаточно спортивным и здоровым, а главное, иметь в глазах руководства университета незапятнанную репутацию. С этим-то и возникли трудности. Эдвин не был образцово-показательным студентом и однажды вместе с приятелями по клубу не придумал ничего лучшего, чем из окна общежития бросать яйца, когда из чистки несли одежды студентов-теологов. Тогда еще пластиковых мешков не было, и снаряды попадали точно в цель.

Но все обошлось благополучно, и в сентябре 1910 г. Эдвин вместе с другими молодыми людьми отправился за океан, получив двухлетнюю стипендию, продленную затем еще на год. Здесь, в Англии, в жизни Хаббла произошел первый крутой поворот. Вместо естественных наук, изучавшихся в Чикаго, ему пришлось заняться юриспруденцией. Почему это произошло, сам Хаббл никогда не писал. По-видимому так решили за него те, кто руководил стипендиатами. В 1974 г. миссис Люси Уоссон кое-что рассказала корреспондентке городской газеты Александрии, где она тогда жила. Как раз в это время известнейший журнал «Нейшнл Джиогрэфик» опубликовал статью «Первопроходцы в изучении Вселенной».

В статье кратко рассказывалось о семи ученых и их трудах – Копернике, Галилее, Кеплере, Ньютоне, Гершеле, Эйнштейне и Хаббле. Это и было поводом, чтобы обратиться к сестре знаменитого человека. Вспоминая о детстве и юности своего брата, Люси заметила: «...он не был определен в Кембридж, где мог бы совершенствоваться в науке. Вместо этого его определили в Колледж Королевы [Оксфорд], где он изучал международное право».

В Кембридж и Оксфорд доступ открыт лишь для избранных. «Мы берем элиту средних школ и готовим элиту страны»,– говорят преподаватели этих привилегированных университетов. Более 60 нобелевских лауреатов учились в Кембридже, почти все послевоенные премьеры Великобритании окончили Оксфорд, из этих университетов вышло большинство английских судей. Эдвин попал в особую среду; в Оксфорде в старинном Колледже Королевы он познакомился и подружился с сыновьями английской знати, будущими государственными деятелями, литераторами. Оксфорд давал гуманитарное образование, но кроме профессиональных знаний студенты получали умение вести себя, общаться с людьми, ценить культуру, получать удовольствие от спорта. Несомненно, именно в Оксфорде, готовясь стать юристом, Эдвин развил свой дар четко, убедительно, ярко и красиво излагать мысли. Здесь же он научился любить книгу, начал собирать свою библиотеку и много лет спустя, уже после его смерти, сестры подарили университету в Эль-Пасо две старинные книги, в то время приобретенные их братом,– сочинения Томаса Роберта Мальтуса и латинский трактат XVI века.

В Оксфорде сложился и весь внутренний и внешний облик Эдвина – сдержанность, манера вести себя с достоинством, тогда же появилась и стала затем неизменной трубка, делавшая его в глазах окружающих старше и даже «ученей». Таким он оставался и до конца жизни. Алан Сендидж, узнавший Хаббла за несколько лет до его кончины, говорил: «абсолютная сила духа, моральная стойкость, никаких безрассудств, он был благороден, дворянин по облику, держался несколько высокомерно... Живи в Англии, он во всех отношениях был бы одним из англичан высшего общества». Но это не мешало ему увлеченно заниматься спортом – легкой атлетикой, боксом, греблей – в лучших традициях Оксфорда. Эдвин стремился познакомиться и с Европой. Дважды в летние каникулы он путешествует по Германии, проделав путь в 2000 миль, из них три четверти – на велосипеде.

Летом 1913 г. со степенью бакалавра права Эдвин возвратился домой в Луисвилль, где тогда жила его семья. Отец не дождался сына, он скончался в январе. Эдвин и старшие дети уже могли прочно стоять на ногах, а самой младшей – Элизабет – было тогда лишь восемь лет.

Обычно в. биографических очерках о Хаббле говорится, что год он занимался адвокатской практикой. Но несколько лет назад Алан Сендидж и Кип Торн, а вероятно, и другие астрономы получили копии статьи одного местного историка из Кентукки, в которой он с документами в руках доказывал, что Хаббл преподавал в школе и был тренером школьной баскетбольной команды. А еще, по воспоминаниям миссис Элен Лейн, для некоторых фирм он делал переводы с немецкого. Эдвин не был адвокатом, утверждает и она. На ее глазах проходила в тот год жизнь брата в Луисвилле. Она не забыла и подробностей: как к Эдвину приходили его друзья и мать угощала молодежь чаем и вкусными булочками с корицей, как Эдвин и его товарищ Уолтер Стенли Кемпбелл играли на мандолинах и кто-нибудь из них пел. Эдвин наслаждался неспешной провинциальной жизнью в семье, от которой был оторван уже много лет.