Текст книги "Легионы - вперед!"

Автор книги: Игорь Агафонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Мы нанесли последний удар Гундобаду. Без моей кавалерии…

– Мы добили бы его чуть позже. Ты не согласен?

Вилимер молчал. Возразить ему было нечего.

– Что же ты предлагаешь?

– Я готов подтвердить твой договор с Антемием. Вы получите землю для поселения в Галлии, статус друзей и союзников римского народа. Но эту честь надо заслужить. Скоро я отправлюсь на север. Ты выступишь со мной и мечом докажешь верность Риму. А Рим умеет вознаграждать своих верных союзников.

– Ты зовешь меня в Галлию? И с кем же мы будем воевать? Не с готами ли Эвриха?

– С теми, кто придет с оружием в римскую Галлию. Эврих или Гундиох, если он решит отомстить нам за сына, чья голова украшает сейчас этот вал.

– Против бургундов мы готовы сражаться, но обнажить меч против Эвриха…

– Почему нет?

– Народ готов не един. Это так. Но люди Эвриха все равно братья нам, хотя наши народы и разделись уже две сотни лет назад. Выступить против своих братьев на стороне римлян для нас немыслимо.

Красс задумчиво смотрел на неспешно текущую Неру. Воды реки все еще были красны от недавно пролитой крови.

– Ты уже знаешь, кто я, – сказал он. – И знаешь, откуда пришла моя армия. Ты привык, что римляне не могут сами защитить свою землю и полагаются на чужие войска. Но в мое время было иначе. В мое время Рим правил миром и вершил судьбы народов. Теперь вновь будет так. Посмотри туда.

Он указал рукой на поле, усеянное трупами бургундов.

– Вот лежат те, кто думал, что Рим ничего не стоит. Они разбились о мои легионы, как воды моря о гранитные скалы. То же будет и с Эврихом, если он посягнет на Галлию. Между тем, мне известно, что готы были верными союзниками Рима. Король Теодорих соблюдал федератный договор, он был другом Рима и сражался против врагов Империи. Эврих убил его, заняв трон не по праву. Он узурпатор без чести и совести. Предав дружбу Рима, он ныне грозит войной…

Рим безжалостно карает врагов и предателей. Визиготы будут разбиты, Эврих уже обречен, против него выступят мои легионы и верные долгу федераты Одоакра, а, кроме того, против визиготов поднимется вся Галлия. Земля будет гореть у них под ногами. И все же, наш враг не народ визиготов, а лишь узурпатор Эврих. Когда он будет повержен, Рим готов возобновить федератный договор. Визиготам будет нужен новый король, друг Рима, как и Теодорих.

Вилимер хотел что-то сказать, но Красс поднял руку, показывая, что еще не закончил.

– Я привык говорить прямо. Ты ушел из Паннонии, которой по праву владеют остроготы, друзья и союзники Восточной империи. Ты ушел оттуда и увел своих людей потому, что потерял надежду стать королем остроготов. Что скажешь ты, если я предложу тебе стать королем визиготов после нашей победы? Рим готов подтвердить дарование им земель в Аквитании и возобновить федератный договор. После смерти Эвриха, разумеется. Как видишь, я честен с тобой. Рим не видит в готах врагов и не собирается вести войны на уничтожение. Мы хотим лишь восстановить справедливость, покарав узурпатора и утвердив на троне Толосы дружественного Риму короля.

Вилимер явно не ожидал такого предложения. Он был ошеломлен и не знал, что сказать. На это Красс и рассчитывал. Не зря он потратил много часов, подробно выспрашивая Венанция о королевстве готов и размышляя над тем, как привязать к себе Вилимера, сделав его надежным союзником. Слабым местом вождя готов было непомерное честолюбие, на этом в итоге Красс и решил сыграть. И он не ошибся. Всегдашнее чутье и деловая хватка не подвели проконсула.

– Я из рода Амалов, – сказал Вилимер. – И по крови имею право быть королем визиготов. Но у Эвриха есть сын, и он законный наследник.

Красс про себя усмехнулся. Вилимер, несомненно, уже примерял на себя корону.

– Эврих и сам незаконно сидит на троне. Может ли быть законным его сын?

Они говорили еще долго, обсуждая детали сделки, но главным было одно – Красс сумел договориться с Вилимером, а что будет дальше – покажет время и первые столкновения с армией Эвриха.

Легионы прокричали славу императорам и разошлись. В честь одержанной ими победы солдаты получили два дня отдыха, возможность погулять на свадебных торжествах, покутить в тавернах, насладиться любимым зрелищем в Амфитеатре – неутомимый Вер организовывал новые игры. Красс не сомневался, что дело бывшего рудиария, вспомнившего свое ремесло, быстро пойдет в гору, благо конкурентов у него пока не предвиделось, а жадный до необычных зрелищ народ валом валил на представления.

Самому же Крассу отдыхать не приходилось. Наутро был созван большой военный совет, где присутствовали все командиры легионов, Одоакр, Вилимер и Вибий Цестий, префект императорской гвардии. Но еще до того Крассу пришлось выдержать настоящий бой с Антемием, который, как и предупреждал Кассий, собирался оставить готов при себе.

– Они ненадежны, – говорил император, идя рядом с Крассом по дорожке дворцового сада. – Готы предадут тебя, едва встретятся со своими сородичами.

– Не предадут. Я обещал Вилимеру…

– Знаю, что ты ему обещал. Корону Эвриха. Но Вилимер не один, его солдаты не станут биться со своими «братьями». Беря их с собой, ты сильно рискуешь. Рискуешь получить удар в спину.

– Что за война без риска? Но мне нужна его кавалерия. Шесть тысяч бойцов! Говорят, Эврих силен, а мне дороги мои легионеры. Пусть готы сражаются с готами, это сбережет жизни римских солдат.

– А ты упрям, Марк Красс!

Они стояли друг против друга, и ни один не отводил взгляда. Издалека доносились крики бурно празднующей толпы. Красс раздражался все больше, но старался сдерживать себя.

– Война в Галлии – моя забота. И мне решать, какие войска мне нужны, а какие нет. Не вижу необходимости объяснять свои действия, однако из уважения к тебе скажу так. Готам нечего делать в Италии. Здесь и так полно всяких варваров. Поэтому они пойдут со мной. Рим остается под надежной защитой. Я оставлю здесь Пятый легион и всадников Мегабакха. Кроме того, при тебе останется половина твоих букеллариев.

– Что?!

– Тысячу твоих всадников я возьму с собой. Мне нужна опытная тяжелая кавалерия, и одних готов недостаточно. Ты прав – полностью полагаться на них нельзя.

Губы Антемия сжались в тонкую линию, глаза неприятно прищурились, но голос остался спокойным.

– Ты распоряжаешься моими людьми? Я тебя правильно понимаю?

Красс кивнул.

– Правильно. Ты сам назначил меня военным магистром. Я намерен вести эту войну и выиграть ее. Не того же ли хочешь и ты? Но ты не веришь в мою победу. Так?

Антемий слегка склонил голову набок, потом медленно развернулся и продолжил неспешное путешествие по дорожке. Красс присоединился к нему.

– Почему ты так решил?

– Будем честны друг с другом. Ты отправил своих людей в Константинополь, а вчера, как я слышал, твой человек направился в Далмацию к наместнику Непоту. Но мне ты говорить об этом не стал.

– Что из того? Это обычное посольство. Я должен сообщить Льву, что тут у нас происходит.

– Вот как? Обычное посольство? И Непоту ты тоже решил просто сообщить об этом? А я слышал, ты хочешь заключить с ним некий договор и получить от него корабли. Флот Непота и солдаты Вилимера…. Но куда этот флот направиться? Ты, помниться, отговаривал меня от нападения на Сицилию, а ведь вернуть ее Риму было бы достойным императора делом. Граждане славили бы удачливого императора и полководца! Граждане Константинополя, хочу я сказать.

– Ты решил, что я хочу напасть на Сицилию, пока ты воюешь в Галлии?

– Возможно и нет. Я просто говорю то, что думаю. Но что же тогда получается? Если не на Сицилию, то куда? Неужто сразу в Константинополь? Нет! Сперва тебе следует заручиться поддержкой патрициев и плебеев.

Антемий вновь остановился и глядел на Красса с высоты своего роста. Однако тучный проконсул ничуть не смутился.

– Мне донесли, что вчера ночью ты виделся с Никомахом, – сказал император. – Я еще думал, зачем бы? Теперь понимаю. Но как Никомах узнал…

– У всех есть свои люди. Прознатчики, соглядатаи… Рим не изменился за эти пять сотен лет. Но не беспокойся. Никомах истинный патриот Рима. Так же как я, как ты. Будет, однако, лучше, если мы станем действовать сообща, и не будем впредь скрывать свои замыслы друг от друга. Я не враг тебе. Кроме того, тебя я знаю, а этого Льва нет. Все же, что я о нем слышал, убеждает меня в одном – ты был бы лучшим правителем восточных провинций. На благо Рима.

– Что ты хочешь сказать?

– Я поддержу твои претензии на трон Константинополя. Тем более с этого дня мы родственники, наши роды связаны узами брака. Но ты не должен видеть во мне и моих легионах лишь средство отсрочить окончательную гибель Рима и дать тебе время утвердиться на Востоке. Вы здесь забыли, что такое величие Рима. Забыли, как могут бить варваров римские легионы. Неужто мои победы не убедили тебя? Ты все еще считаешь, что Рим обречен? Отбрось эти мысли! В Галлии я одержу победу. Власть Рима на Западе будет восстановлена. А вот тогда мы вместе займемся Востоком. Но до того не нужно распылять силы и строить планы за моей спиной. Что скажешь, император?

Антемий долго молчал, на его лице не отражалось никаких чувств.

– Скажу, что я недооценивал тебя. Не думал, что ты так быстро освоишься в нашем мире… Забавно! Когда я читал о твоем времени, мне казалось, что вы были не просто людьми, но кем-то сродни титанам. Теперь я вижу, что так оно и есть.

Красс усмехнулся.

– Так каково твое решение?

– Что ж, пусть наша судьба решится в Галлии! Если мы вправду сокрушим Эвриха – никто уже нас не остановит. Я помогу тебе всем, что в моих силах. Вверяю судьбу империи в твои руки…

После разговора с Антемием, трудностей на совете не возникло. Было решено, не теряя времени, выступит в Галлию, двинув против Эвриха почти все силы, которыми располагал Красс. В поход уходили шесть легионов и вспомогательные войска, состоявшие из трех тысяч готов Вилимера и четырех тысяч федератов Одоакра. Кроме того, по словам Одоакра, к ним должны были присоединиться около двух тысяч бывших солдат Рицимера, еще остававшихся на севере Италии. Таким образом, под началом Красса оказывалось почти сорок тысяч пехоты. Пехоту должны были поддержать три тысячи всадников-готов и тысяча букеллариев Антемия, которых вел Вибий Цестий. Вместе с двумя тысячами римской вспомогательной конницы общая численность кавалерии доходила до шести тысяч. С этой армией в сорок шесть тысяч солдат Красс надеялся разгромить визиготов и утвердить власть Рима над Галлией.

Не зная точно какими силами располагает Эврих, пренебрегать любой возможной помощью было бы глупо. Антемий подробно рассказал Крассу и его легатам о положении в Галлии, снабдив их самыми точными картами, какие только нашлись. Также он обещал немедля отправить надежных людей к наместнику северной Галлии Сиагрию и королю бургундов Гундиоху.

– Никто не знает, как поведет себя Гундиох, – говорил он, задумчиво склонившись над картой. – Раньше он всегда обещал нам помощь бургундов, а в прошлом году его люди прогнали визиготов за Родан. Собственно после этого Гундобад и стал военным магистром Галлии. Но помощь эта меня не радовала. Бургунды хозяйничали в Галлии как хотели, старый лис Гундиох ни за что не признается, но я не сомневаюсь – он спит и видит, как расширить свои владения до Родана. И только поэтому он выступил тогда против Эвриха, а вовсе не из любви к Риму. Я мог бы отдать ему приказ поддержать нашу армию, но что из этого выйдет – ведает один Бог. Гундиох давно не подчиняется Риму, хотя бургунды по-прежнему считаются федератами. Полагаю, лучшее, на что можно рассчитывать – что бургунды не станут вмешиваться в войну.

Что до Сиагрия, вестей от него давно не было. Не знаю даже, какими силами он располагает теперь, но если союзные ему франки все так же верны договору, он мог бы, перейдя Лигер, ударить по визиготам с севера. Я отправляю к нему людей, постараюсь уговорить его действовать вместе с нами, но это будет не просто. Слишком свежа еще память о нашем недавнем поражении. Скорее всего, Сиагрий будет ждать исхода первых сражений.

Император устало распрямил плечи и оглядел всех собравшихся в зале.

– Я чувствую, как там, за Роданом, собираются тучи. Гроза вот-вот разразится. Вам надо спешить. Мы медлили слишком долго, и если Эврих вторгнется в Галлию до того, как придете вы, остановить его будет некому. А если падет Галлия…

Он не договорил, но всем и так было ясно – лучше бить врага на его территории, чем допустить, чтобы цветущие галльские провинции стали ареной жестокой войны. Торопиться надо было еще и потому, что снабжать почти пятьдесят тысяч солдат и тысячи лошадей было не так-то просто. Красс надеялся найти за Альпами, в дружественных провинциях, большие запасы провизии для своей армии, и было бы совсем ни к чему, чтобы эти запасы достались готам.

Вот почему медлить с выступлением не стали и, едва окончились праздничные торжества, легионы снялись с лагеря. Было это в пятый день до июньских Ид.

Узнав, что войска уходят в Галлию, провожать их вышло едва ли не все население Рима. Люди стояли у Фламиниевых ворот, глядя на проходившие легионы. Многие махали руками, некоторые плакали не скрываясь, кто-то кричал приветствия, но большинство стояли молча. Праздничное настроение сменилось тревогой. Армия шла на войну, бросая вызов могуществу готов, и народ Рима, едва свыкшийся с мыслью, что теперь у них есть надежная защита и жизнь, наконец, начинает налаживаться, вдруг осознал – все это может рухнуть в одночасье. Чем кончится битва за Галлию? Никто не взялся бы предсказать. Вместе с легионами из Рима уходила надежда.

Легионеры, напротив, шли весело, будто не думая о предстоящих сражениях. В карманах у них звенело золото, щедро отсыпанное Крассом и Антемием. За время празднеств они славно погуляли, многие обзавелись в Риме подружками, а всеобщее преклонение перед ними – солдатами Великого Рима – окрыляло бойцов. Кассий подумал, что боевой дух войска необычайно высок. Нельзя и сравнить, с тем, как они шли на Парфию. Оно и понятно. Тогда они шли покорять далеких восточных варваров, теперь же каждый легионер знал – они идут сражаться за Отечество, а за спиной остается Рим, пусть не тот, который они знали с детства, но все же это был Рим.

– Да, мы были правы, – задумчиво сказал Никомах. – Теперь благословение римских богов будет с вами. И, одержав победу, вы вернетесь домой.

Сенатор стоял рядом и улыбался проходившим мимо когортам. Кассий знал, Никомах всей душой желал бы отправиться с ними, но, по словам самого сенатора, не мог оставить Рим в момент неожиданного подъема старой веры, когда вновь открывались храмы, и люди, кто с опаской, а кто с искренним восторгом, начали вновь обращаться к родным богам. Впрочем, большинство простых римлян с одинаковым усердием шло сначала в церковь, а потом в храм, не видя ничего странного в этом двоеверии.

– Мы были правы, – повторил Никомах, и Кассий рассеянно кивнул. Мысли его то и дело возвращались к насыщенным событиями двум последним дням.

Свадьбу справляли в спешке, – Красс хотел во что бы то ни стало решить это дело до своего отбытия в Галлию, – поэтому о соблюдении всех традиций не могло быть и речи. Однако по мере возможностей следовали римскому обычаю. Красс был щепетилен в этом вопросе, в свое время его семейный очаг являл собой пример всему Риму, хотя некоторые и называли Красса старомодным из-за того, что он ни разу не разводился, всю жизнь сохраняя верность своей супруге Тертуллии.

Вероятно, Публий последовал бы его примеру, если бы воля богов не разлучила его с Корнелией навсегда. Теперь, беря замуж Алипию, он покорялся воле отца, но радости не испытывал. Умом Кассий понимал чувства друга, знал, как нежно любил Публий свою молодую супругу, но чем мог он помочь? Разве что выслушать. Сам он не был женат, и до сей поры ни одной девушке не удавалось разжечь в нем пламя страсти. В глубине души он полагал себя неспособным на любовные порывы и не видел в том ничего плохого. Склоняясь к философии Эпикура, Кассий считал неразумным привязываться к одной женщине, когда вокруг столько прекрасных дев, готовых дарить любовь. Однако, считая себя обязанным поддержать друга, покорно выслушивал душевные излияния Публия.

Глубокой ночью они выбрались подышать свежим воздухом на балкон. Антемий подарил будущему зятю целый, даже не дом, а дворец. Назывался он Domus Augustiana и, по словам императора, был построен по приказу Октавиана Августа, после чего долгое время служил домом для императоров Рима. Дворец этот был построен несколько десятилетий спустя после исчезновения армии Красса, и Кассий думал, как это странно, что босоногий мальчишка, племянник Цезаря, которого он видел всего один раз, да и то мельком, стал в конце концов властелином Рима и построил этот роскошный дворец.

Кассий помотал головой, чтобы развеять затуманившие мозг винные пары, глубоко втянул прохладный ночной воздух и посмотрел на почти полную Луну, висевшую над Большим Цирком. Цирк сильно изменился за прошедшее время, стал гораздо внушительней, обзавелся башнями, грандиозными арками и воротами, прекрасными обелисками, но он все еще стоял здесь и, также как пять столетий назад, на нем проводились гонки. Сейчас оттуда доносился приглушенный расстоянием шум народных гуляний. Кассий вдруг вспомнил, как еще мальчиком бывал там с отцом и азартно следил за гонками колесниц. «Прошлое крепко держит нас всех», – подумал он. «Кого-то больше, кого-то меньше, но никому не избежать этого. Рим изменился, но все равно многое напоминает о нашей жизни. И это хорошо, новый Рим не чужой нам, и он станет нашим отечеством, также как тот, который мы все помним».

Из пиршественной залы слышался гул голосов. Друзья Публия, приглашенные на это застолье, не заметили их отлучки, продолжая пить и вести беседу. Не так уж много было этих друзей: Цензорин, Мегабакх, неразлучная пара философов, да несколько молодых офицеров. А ведь случись такое в их Риме, на пир к сыну Красса явилась бы почти вся римская молодежь из патрицианских и всаднических семей.

– Да слушаешь ли ты меня, Кассий?!

– Да, да. Конечно, слушаю. Ты говорил о Корнелии.

– Корнелия… – Публий пошатнулся и, чтобы сохранить равновесье, прислонился к мраморной колонне. – Знаешь ли ты, что Корнелия хотела совершить самоубийство, когда узнала о гибели нашей армии? Никто не мог сказать точно, что случилось там, в Парфии. Но полагали, что все мы погибли в пустыне. И вот она, убитая горем…

– Как ты узнал о ее судьбе?

– Спросил кое-кого, прочитал… Так странно читать в сочинениях историков о людях, которых ты знал, о своих близких!

Кассий вспомнил о брате и согласился с Публием.

– Но, знаешь, вскоре она утешилась и вышла за Помпея. И была ему верной женой до его смерти, а остаток жизни провела в его доме. Я не виню ее. Думаю, их сблизило общее горе. Она потеряла меня, а Помпей – Юлию.

– Да, помню, весть о смерти супруги Помпея мы получили перед самым походом к Евфрату. Я тогда еще подумал – всё, теперь триумвиры точно рассорятся. И, похоже, я оказался прав.

– Да при чем тут триумвиры?! Я тебе о Корнелии говорю! Я пытался представить ее женой Помпея, почтенной матроной и, наконец, старухой, доживающей век в одиночестве в его доме. И не смог. Для меня она остается все той же девушкой, как будто мы расстались только вчера.

– Вы расстались почти два года назад. По нашему счету. И больше пятисот лет по-здешнему.

– Все так, но я не забыл ее.

Они замолчали. Из залы доносился громкий голос Мегабакха. Он увлеченно вещал что-то о тактике кавалерии. Кассий усмехнулся, ни о чем больше Мегабакх последнее время не говорил, с головой уйдя в свое предприятие. Интересно, слушает его кто-нибудь? Впрочем, это лучше, чем постоянное нытье Цензорина о несправедливости Фатума. Оратор все больше погружался в себя, вынашивая странную идею вернуться в Синнаку и попытаться снова войти в ущелье. Он утверждал, что возможно так им удастся вернуться назад во времени. Кассий не видел смысла в такой попытке, даже без учета возможности ее осуществления.

– А как же Алипия? – спросил он. – Она весьма недурна и, как я понимаю, хорошо образована. Ты говорил с ней?

– Говорил. Красива? Да. Но что мне в том? Она лишь следует воле отца, как и я. Не думаю, что мы полюбим друг друга. Наш разговор был кратким, но я понял это. Она была очень холодна, сказала, что устала быть игрушкой и средством добиваться политических целей. Брак с Рицимером сломал ее. Да и то сказать! Делить ложе с постылым стариком, быть заложницей его отношений с отцом, мотаться туда сюда между ними… Тут кто угодно сломается. А ведь она еще молода и все еще мечтает о любви.

Кассий пожал плечами.

– Что любовь? Таков удел девушек из благородных семей. Ваш брак скрепит союз Красса с Антемием. Он нужен всем нам.

– Да я понимаю…

– И потом, уверен, – вы друг друга полюбите. Ты уже сейчас понимаешь ее, а не это ли главное в любви?

– Что ты знаешь о любви, Кассий?

– Вот тут ты прав! А потому послушай-ка лучше, какую штуку задумали мы с Никомахом. На завтрашнем заседании Сената… В общем, мы решили расшевелить это болото. Есть одна глупость, среди всех здешних глупостей, которую следует исправить немедля. Эта христианская секта задурила всем головы, но у Никомаха хранится кое-что, что как они полагали уничтожено навсегда. И завтра мы вернем это в Сенат. На законное место.

– О чем ты толкуешь? Что «это»?

– Это – Алтарь Победы…

В Курии было шумно. Заседание Сената должно было вот вот начаться, сенаторы рассаживались на скамьи, амфитеатром возвышавшиеся вдоль западной и восточной стены. Шарканье ног, приглушенные разговоры и шелест одежд сотен людей сливались в назойливый гул, висевший под расписанным фресками потолком. Опоздавшие спешили пройти по центральному проходу, пробираясь к своим местам. В глубине Курии на возвышении стояло украшенное изящной резьбой кресло принцепса Сената. Рядом, по приказу Антемия, желавшего оказать честь отцу своего зятя, поставили еще одно кресло.

Красс, облачившийся в тогу с пурпурной каймой, грузно опустился в него и исподлобья оглядел ряды сенаторов. Его несколько удивляло, что они предпочитают тогам накидки, богато расшитые золотыми и серебряными нитями, но, в конце концов, не могла же одежда совсем не измениться за пять прошедших веков! Сам он не собирался отказываться от традиционной тоги и не испытывал ни малейшего неудобства от того, что выделяется среди этой толпы. Сегодня Сенату предстояло пополниться новыми членами. Император легко согласился на это, признавая, что «старые римляне» вне всяких сомнений должны быть представлены в Сенате.

Антемий заговорил, и Красс склонился к нему, чтобы лучше слышать.

– Я думаю, будет правильно предоставить консульство следующего года твоему сыну, – говорил император. – Это возвысит его в глазах Сената и народа, а также упрочит наше положение в Константинополе.

– Публий еще не достиг должного возраста… Хотя закон этот уже нарушался.

– Возраста? А, понимаю. Но теперь с этим нет никаких трудностей. Однако, нам следует заручиться согласием Льва Фракийца. Таков порядок и нарушать его мы не можем.

– Разве консулов избирают не комиции Рима?

– Конечно, нет. Уже давно должность консула зависит от воли императора. Но нужно чтобы Константинополь одобрил наш выбор. У меня есть сторонники при дворе…

Слушая Антемия, Красс обратил внимание, что сенаторы уже собрались, но несколько мест у восточной стены пустовало. И куда-то запропастился Кассий. Квестора нигде не было видно, и его отсутствие показалось Марку Лицинию странным. Красс нахмурился, вспомнив как Публий пытался рассказать ему о каком-то замысле Кассия и его теперешнего друга Никомаха. Эти двое, кажется, собирались что-то сегодня принести в Сенат. Красс пожалел, что, озабоченный приготовлениями к походу, отмахнулся от рассказа, посчитав его не заслуживающим внимания.

«Что-то эти двое подозрительно быстро спелись», – подумал он. Припомнилось письмо, отправленное Кассием в лагерь при Нарни. Квестор и Никомах советовали ему убить Вилимера – нашлись советники! «Кассий хороший тактик, но не стратег. И не политик. Как бы не натворил он дел. Где он болтается?»

Словно в ответ на его мысли, у входа в Курию внезапно загремели трубы. Сенаторы разом умолкли, обернувшись туда. Высокие дубовые двери распахнулись, и, посреди воцарившегося молчания, в Курию вошла целая процессия. Впереди выступал Кассий. Брови Красса взметнулись от изумления – квестор был в лорике и алом плаще, на поясе висел меч. Рядом с ним шел Никомах, лицо сенатора сияло торжеством. Оба смотрели только вперед, туда, где сидели рядом Антемий и Красс. За ними шли четверо легионеров, неся на руках золотую статую богини Виктории. Раскинув крылья, богиня словно летела над ними, ее рука протягивала вперед лавровый венок победителя. За легионерами следовали десятка два сенаторов, все они заметно волновались, оглядывая замерших на скамьях коллег. В гробовой тишине Кассий и Никомах проследовали в центр Курии и здесь остановились. Красс быстро оглянулся на Антемия. Император, пристально глядя на статую, медленно поднимался с кресла.

– Никомах… – начал он, но тут же умолк, видно не находя слов.

Сенатор тут же воспользовался этим и поднял руку, показывая, что хочет говорить. Его жест словно бы стал сигналом. Многие сенаторы вскочили на ноги. Поднялся невообразимый гомон, кто-то свистел, кто-то топал ногами, отовсюду неслись рассерженные выкрики. Никомах начал говорить, но трудно было разобрать что-либо в этом шуме, до Красса доносились только отдельные слова. Не понимая, что происходит, проконсул взглянул на Кассия. Было видно, что квестор растерян, он явно ожидал не такого эффекта.

Никомах побагровел, он уже кричал, и голос его гремел под сводами Курии. Пришедшие с ним сенаторы столпились вокруг, будто собираясь защищать статую.

– Пришло время вернуть Сенату его главный символ! Алтарь Победы стоял здесь во времена могущества Рима, он видел великие победы, он приносил нам величие и славу! Рим восстает из бездны поражений и унижений, куда ввергли нас неразумные императоры, приказавшие вынести из Курии саму Победу! И после этого нас постигли несчастья и беды. После этого слава Рима обратилась в прах. Теперь, когда боги явили нам свою силу, я говорю – настало время! Вернем же обратно алтарь наших предков, и Рим обретет новые силы! Победа вновь осенит орлы легионов, и грозное имя римлян заставит содрогнуться весь мир!

Красс тяжело поднялся и встал рядом с Антемием.

– Что здесь происходит? О чем говорит Никомах?

Император быстро посмотрел на него.

– Он действует не с твоего ведома?

– Нет, клянусь богами!

– А как же Кассий?

– Я удивлен не меньше тебя. И хочу знать, что они тут устроили!

– Это Алтарь Победы. Он стоял в Курии со времен Октавиана, но уже давно его убрали отсюда. Да, восемьдесят лет назад… С тех пор он стал символом для сторонников старой веры. Как я понимаю, Никомах решил, что времена изменились, и Алтарь можно будет вернуть. Но, как видишь, он ошибался. Сенаторы не позволят этому совершиться.

– Почему?

– Для христиан это святотатство. Худшее оскорбление их веры. Приносить жертвы в Сенате, даже просто установить тут опять статую и Алтарь… Нет, невозможно!

– Что их так оскорбляет? Говоришь, это символ старой веры? Если так, по мне, было бы правильно оставить его.

Лицо Антемия ничего не выражало.

– На твоей стороне сила. Поэтому Никомах и решился на это дело. Ты слышишь сенаторов? Если Алтарь останется здесь, тебя будет приветствовать Никомах и его сторонники. Меньше четверти сенаторов. Кто-то из христиан это стерпит, не желая ссориться с властью. Но три четверти Сената станут нашими смертельными врагами. Прикажи оставить Алтарь, поддержи Никомаха, и они тотчас покинут Курию. На их стороне будет народ. Не все, но многие. Ты сможешь восстановить Алтарь только силой оружия. И удержать в повиновении Рим только мечами легионеров.

– Всего лишь один Алтарь так сильно всех оскорбит?

– Этот Алтарь – да. Не забывай, впереди война, нам нужна поддержка Сената. Деньги, продовольствие, спокойная Италия…

– Ну а что думаешь ты сам? Об Алтаре?

Антемий ответил не сразу.

– Даже если бы я хотел восстановить его… Нет, вторым Юлианом я стать не готов. Время для этого не пришло. Я поддерживаю тебя во всем, потому что оба мы хотим возродить мощь Рима. Но в этом – нет. Я не поддержу такое решение. Смута в Италии нам не нужна. Однако… Сила на твоей стороне. Что скажешь ты, Марк Лициний Красс, военный магистр?

Красс поправил тогу, повертел головой и встретился взглядом с Кассием.

«Слишком он возомнил о себе. Юнца надо поставить на место. И Никомах этот…»

– Успокой их. Я буду говорить…

Лязгала сталь, солдатские калиги выбивали пыль из древней Фламиниевой дороги. Шли когорты Третьего легиона. Чуть в стороне от строя шагал Луций Цецилий. Цепкий взгляд центуриона то и дело скользил по рядам, стараясь отыскать нарушителей дисциплины, способных опозорить его легион. Нарушителей не было, даже самые буйные легионеры не решались вызвать гнев сурового примипила.

И тут Кассий увидел, как из толпы выбежала совсем еще маленькая девчушка лет десяти. Она подбежала к Цецилию и протянула ему букетик полевых цветов. Синие васильки и белые ромашки переплелись в неприхотливом узоре.

– Дяденька солдат, – пропищал ее голосок. – Возьми эти цветочки, пожалуйста. Я собрала для тебя.

Кассий с удивлением увидел, как на миг изменилось лицо старого центуриона. Цецилий остановился, протянул руку и взял цветы. Поблагодарив девочку и слегка потрепав ее по волосам, Цецилий легонько развернул ее и отправил назад. Потом подумал и прикрепил букетик к лорике. Смотрелось забавно, но никто и не подумал смеяться.

– Пусть нам и не удалось, но мы были правы, – негромко сказал Никомах. – Он все-таки вновь побывал в Курии. Придет время, и слава Рима вернется.

Кассий кивнул.

Мимо шли легионы. Впереди была Галлия и война. Позади оставался Рим, полный надежд и тревоги.

Столица всей римской Галлии, Арелат не зря получил такое название. «Озерный город» – значило его имя на языке кельтов, первых жителей этих мест. Расположенный в дельте Родана, Арелат и правда был окружен обширными болотами и озерами, представлявшими естественную защиту против любого врага. Когда римляне пришли в эти места, Арелат уже был процветающим городом, соперничая с расположенной неподалеку Массилией. Оказав поддержку Юлию Цезарю во время гражданской войны, Арелат получил выгодные торговые привилегии, позже здесь стоял лагерем Шестой Железный легион, а его ветераны, получавшие земли в окрестностях города, составили значительную часть населения.