Текст книги "Повесть о днях и делах комсомольской ячейки"

Автор книги: И. Зудин

Соавторы: П. Шалашов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Устроим клуб

После случая с Антоном, после пьяной вечерухи, в головах активистов забродила мысль: «нужен клуб».

Помещение найдено; развалины бывшего пивоваренного завода.

Есть стены. Не растащили еще потолок.

А раз так, значит можно, поработав, создать клуб.

К директору. В трест. Полетели письма, служебные записки.

Дайте 25 тысяч…

Там отмалчивались. Отнекивались.

– Планами и сметой не предусмотрено.

В союз. Культотдел за бока. Помогите.

Там то же. Подождите. Не до вас.

А время идет. Ребята гуляют. Одна жертва есть, может еще быть несколько.

Клуб – клубом, а что будет в клубе? Чем в первый же день заполнить? Нужно и содержание, нужен «внутренний багаж».

Федька Летун, вечером после работы, разыскивает тех, с кем вместе толковали о музыке.

– Останешься? – тихо говорит он, – сегодня сыгровка.

Одни с хохотом отдергивают от него руку, другие кричат едкие слова о прилипчатых людях. Он останавливает одного, другого, третьего и неутомимо, с тревогой в голосе, спрашивает:

– А ты останешься?

Смеялись над ним и в коллективе. Особенно старался Шалька.

– Ох ты, горе-музыкант! – а дальше всегда добавляли:

– А как дела со струнами? Ведь у культкомиссии денег-то нет.

Сахалинский тоже советовал ему, не веря в организацию кружка, поставить вопрос на завкоме.

– Ведь нам и струны нужны. Да как же и без руководителя? Ничего не выйдет…

А Федька снова хватал за рукава и снова тревожно спрашивал:

– А ты остаешься?

В среду в завкоме они собрались. Уборщица ворчала, ругала «полоумных» ребят, которые часов не замечают: «люди давно по квартирам, а они, малохольные, тренькают и визжат».

Федька постучал кулаком по спинке стула и хрипло крикнул:

– Тише… все готовы? Начинаем… Три, четыре…

Он строго и ободряюще махнул рукой и, сжавшись в комок, ждал потока первых звуков. Они пришли и надолго увлекли ребят.

* * *

Тихонов из кочегарки. Нискорослый, худощавый, в серой кепке.

Он любит радио. И вечером дома тихо, нежно, осторожно возится с четырехламповым приемником. Каждая новая «пойманная» станция, чистота звука доставляют ему громаднейшее удовольствие.

Он любит приглашать к себе ребят, особенно в четверг. В четверг широковещательная не работает и можно раньше «ловить» заграницу.

И вы бы посмотрели, с каким чувством, с какой гордостью толкует, объясняет он устройство приемника! Как он хорошо знает эфир. Знает то, о чем многие никогда и не слышали.

Но последнее время Тихонов стал как-то нервнее. О чем-то подолгу шушукается с ребятами… И однажды на бюро коллектива.

– Я, ребята, предлагаю установить у нас радиостанцию.

И посыпались термины, схемы, которыми Тихонов подтверждал возможность устройства радио на заводе.

– Таким образом мы сможем радиофицировать всю электростанцию. Также и наш будущий клуб. А в клубе уж вы как хотите, ребята, а комнату нам предоставьте. Штаб наш там будет. А потом… потом мы возьмемся за радиофицирование всех квартир рабочих нашей электростанции.

Каким энтузиазмом горел Тихонов. Это была его первая речь… Никогда он еще так и в такой обстановке не выступал. Сколько своеобразного пафоса было в каждом его слове.

А ему:

– Ходатайствовать перед завкомом и соответствующими организациями об отпуске средств на организацию радиостанции.

Так сухо, по протокольному звучали слова постановления бюро коллектива.

И так потихоньку, с мыслью «Даешь клуб» – комсомольцы группировались вокруг маленьких дел. Дела, которые организовали этих ребят. Дела, которые изживали комсомольскую безработицу.

* * *

У большого медного бака молодежь кабельной сети проводила свой обеденный перерыв.

Особенно шумно бывало здесь в эти часы – смех, шутки сыпались со всех сторон.

Ося говорит, что больше в коллективе не будет активистов – промямлил Бугрин собственно ни к кому не обращаясь.

– Как так?

– Больше нагрузок не будет?

– Путаешь, браток…

– Ничего не путаю, так и есть.

– А сборщики, уполномоченные?

– Ничего не будет.

– Вот это здорово, ребята… И молодой звучит смех, заполняя собою все.

А уж Сашка и обрадовался, что сборщиков не будет.

– Обрадуешься, если с вас, чертей, членских взнос, что с камня воду выжимать приходится.

– Э… дело прошлое, а без нагрузок куда как легче…

– Легче-то легче, а с работой-то как?

– Ося говорил, что лучше будет, – прожевывая булку, сказал, снова вмешиваясь в разговор Бугрин.

– Как лучше-то? Ведь никто работать не будет.

– Нет, лучше будет – протянул Бугрин.

– Да не тяни, говори, что Ося сказал?

– Ну, что волынишь? Говори…

– Да я, братцы, до конца-то и не дослышал. Покурить пошел…

– Дурак ты, братец…

На некоторое время ребята замолчали. Изредка один или другой передавали кружку Саньке, который сидел около бака. Тот умудрялся наливать ее одной рукой, держа большим пальцем кружку, а мизинцем открывать кран бака.

Все с нетерпением ждали этого момента, так как каждый раз Санька, успешно налив кружку, не удерживал ее и, закрывая кран, регулярно заливал свои колени и валенки.

– Ого-ого. Шпарь, Саша. Шпарь, чище будет.

– Не лей на штаны, глянец смоешь.

А тот неизменно отвечал:

– Ничего. Не беспокойся… В «Пассаже» чай куплено, а не на «барахолке». Выдержат и кипяток…

– Нет, а все-таки, ребята, путает что-то Тиша о нагрузках-то. Нельзя без них – снова вернулся к старому разговору один из ребят.

– Ясно. Вот хоть взносы. Ведь и сейчас задолженность есть, а тогда и подавно ни черта не соберешь.

– А что, Саша, ведь ты без любви взносы-то собираешь? А?

– Нет, ничего. Сперва действительно неохотно, а потом привык. Да и надо ведь…

– Митя, а, Митя, – заорал он, – иди-ка сюда, ведь ты на собрании актива-то был?

Вошедший в мастерскую Якимов остановился.

– А что?

– Да вот тут Бугрин болтал, болтал – активистов, мол, больше не будет, а что, как – не знает. Так вот, может быть, нам об этом расскажешь?

– А-а… Сейчас. Вот молоко поставлю.

* * *

– Дело вот как обстоит. И не о сборщиках речь идет. Сборщик это – необходимость…

– Ясно…

– Дело проще и серьезнее. Ведь, что у нас сейчас имеется: у одного пять нагрузок, а у другого – ни одной.

– Это-то верно, надо бы всем поровну…

– Не только поровну, но и по желанию. По доброй воле. Вот я. Как меня сняли с отсекра…

– Сам ушел…

– Ну, как ушел – на меня и валят. Я член бюро, работник завкома, в производсовещании, организатор легкой кавалерии, член бюро ОСО, прикрепленный к детдому и председатель шеф-комиссии. Со всем не справляюсь, кое-где заваливаю. Ну, а как меня разгрузить? Вот хотя от шефского дела?

– Передать другому.

– Передать? А на собрании помнишь? Все от шефкомиссии отбрыкивались.

– Тяжелый случай, – иронически протянул Санька.

– Да не мешай, трепло… Дело говорят.

– Ну так вот мы на активе и решили, что нагрузки, да их и нельзя назвать нагрузками, а работу будем давать тем, кто этим делом интересуется.

– Непонятно, Митя. Вот я интересуюсь радио, а что по радио делать в коллективе? Вот меня в Ликбез кинули. Хотя скажу по правде – не лежит душа.

– Непонятно? Нет, ты правильно понял. Ликбез другому передадим, а ты вместе с Тихоновым радио заворачивать будешь.

– А я бы, ребята, вместо Мопра в ОСО пошел. Стрелять уж я больно люблю.

– Давай с тобой меняться, – заявил Митя.

– Ну? С тобой? Мне не справиться? Ведь ты-то активист.

– В этом, ребята и беда, что активиста вы за другого человека считаете. Мол, опыт, знание. А опыт что – дело наживное.

По мастерской зазвенел звонок. У верстаков застучали молотки, забрякало железо.

* * *

Любители-организаторы. Метод конкретных заданий. Добровольческое движение. Инициативные группы. Ядра. Увязка личного с общественным. Новые слова и их сочетания склонялись и спрягались на все лады. По-разному, очень часто даже не считаясь с орфографией. Склонялись всюду – на заседаниях бюро, комиссиях, собраниях ячеек, на пленуме коллектива.

И вот на двери проходной, завкома, у входа в цеха навешаны по-новому как-то звучащие, объявления:

КАК КАЖДОМУ НАЙТИ РАБОТУ.

Этот вопрос мы обсуждаем в воскресенье, на

утреннике, с чаепитием в 11 ¹/₂ час утра, в

помещении конторы Кабельной Сети.

Чем ты интересуешься?

Что ты хочешь делать?

Что нужно сделать коллективу?

Обдумай эти вопросы перед тем, как притти на собрание.

В стенгазете появился новый отдел:

«ЧТО Я ХОЧУ ДЕЛАТЬ».

Я хочу заниматься фотографией. Ребята говорят,

что это личное дело. Но ведь я хочу научиться

и снимать жизнь нашего коллектива, нашей станции.

Мы всегда приглашаем на торжества фотографа

и платим ему деньги. А тут это будет бесплатно.

Кроме того, я хочу заснять всю жизнь нашей комсомолии.

Кто еще хочет?

И вовсе не смешно, что я – девушка, буду

заниматься фотографией.

Аня Гладышева.

Организуется группа по сбору железного лома. Обращаться к Петрову (кочегарка). Завком обещает 10 % денег передать для организации коллективной дачи.

Петров.

Организуем сбор книг для деревни. Барахла не нужно. Надо больше учебников, сельскохозяйственных книг и беллетристики.

Сдавайте в завком т. Нелецкой.

ИНИЦИАТИВНАЯ ГРУППА.

Поездка в Москву 1 Мая на три дня

организуется для молодежи бытовым ядром.

Побываем в клубах, театрах, музеях и на квартирах

у московских ребят.

Плата 20 рублей с проездом, общежитием и питанием.

Запись у т. Калачева.

Бытовое ядро.

Кто-то приписал: «А в мавзолей пойдем? Тогда поеду…»

КТО ХОЧЕТ РАЗУМНО ПРОВЕСТИ ЛЕТО.

Инициативная группа по организации отдыха

молодежи на лето снимает дачу в Гатчине.

Запись и справки у Евгении Смирновой.

Инициативная группа.

* * *

– Нельзя, Медник, теперь по-старинке доклад делать. Готовиться надо как следует. Доклад, это – не фунт изюма.

– Я понимаю…

– В докладе надо «взять быка за рога». Речь строить на фактах.

– Я понимаю…

– Коротко, содержательно, интересно. Тезисы обсудим коллективно.

– Ясно…

– Теперь ведь не только отбарабанить. Но нужно знать и аудиторию. И меньше иностранщины. Не на маленькую группу активистов рассчитывать, а чтобы всем понятно было…

– Я понимаю.

– Интересные факты привести, примеры.

– Конечно…

– Ну, а с чего ты, к примеру, начнешь?

– Я?..

– Да, что ты положишь в основу своего доклада?

– ?!!!

– Что же ты молчишь?

– Спасибо, Ося, за советы, они мне еще пригодятся. Но на этот раз я думаю иначе. Расскажу ребятам просто и понятно о своей собственной работе в коллективе. Расскажу о своих нагрузках, об отношении моем к ним, о моей личной жизни. Как увязывал я ее с общественной работой. Мой доклад будет на тему: «Как я начал работать по-новому». И главное, по-моему, не в докладе, а в прениях. Вызвать ребят на разговоры, вот – моя задача. Вот как я думаю построить свой доклад и по этому поводу я говорил с Якимовым, – он одобряет.

– Ну, как знаешь. Тебе виднее.

Знаем ли мы что делать?

На винтовой лестнице, что вела в помещение завкома, около дверей четверо ребят, терпеливо перекидываясь словами, ждали руководителя политшколы.

– А ведь время-то того… четверть шестого…

– Только четверть? Это ничего… Опоздание министерское.

– Да ведь и ребят нет. Нас только четверо…

– Калачев с Поливцевым в ванне моются. Придут…

– Да собственно и делать-то нечего…

– Как нечего? Что ты, милый?

– Чего милый. Факт. Вначале сколько нас было? двадцать пять, а к концу… сейчас – вот четверо, да и то из нас один староста кружка. А почему так? Скучно… «В каком году был 3-й съезд партии?…» «А что сказал Мартов на этом съезде?» – Эх, «рыдание», одним словом, а не занятия…

– Ты насчет этих вопросов брось дразниться, браток. Нужно нам это знать. Нужно знать почему и когда произошел раскол в партии, когда появились большевики. Не в этом дело. Дело глубже. Ребята сами не идут. Что мол, нам там делать. Велика важность, если я не буду знать историю партии? Не с ней мне, мол, жить. Я лучше технические книжки почитаю, авось, квалификация поднимется, и карманные дела поправятся. Вот в чем гвоздь-то…

– А что, скажи, не верно? Факт… Ну, что мне? Буду я знать историю партии. Да и не только историю… а вообще эконом-политику. А толку? Ну разве при какой-нибудь проверке я окажусь политически грамотным. С этой точки зрения, я, пожалуй, получу пользу… А так в повседневной жизни, на кой мне это?

– Эх, браток, браток… Не понимаешь ты до сих пор, а ведь занятия посещаешь, – вмешался в разговор староста, – неужели по-твоему все, что мы знаем вот здесь в нашем кружке, нужно только для того, чтобы прикрыться при чистке… Плохой же ты тогда комсомолец…

– Ну, пошел, – отмахнулся от него и снова повернулся к первому, – нет все-таки, вот ты… Ты парень умный. Да не смейся, я это серьезно. Всегда споришь с руководом. Всегда расспрашиваешь. Ленина выписал. Для чего собственно все это нужно? Вон, посмотри на беспартийных, ничего-то они не знают. Ни школ, ни заседаний, ну ничевошеньки. Работают, деньгу зашибают и помалкивают в тряпочку. А мы чуть что – нельзя. Вы партийные, комсомольцы. А что мне – больше их нужно? Не больше. Факт. А вот ты беспокойся, вдруг выгонят из комсомола.

– А почему же ты так боишься?

– Да ишь ты, выкинут. Да, и все-таки свыкся с мыслью, что комсомолец… Билет у меня в кармане… обидно как-то…

– Ну, вот, видишь… Вот ты три года в комсомоле. Чувствуешь и очень часто подсознательно, что ты все-таки впереди вот этих беспартийных. Вот поэтому нам нужно знать больше их… Мы же должны будем руководить. А как же, руководить, если сам знаешь не больше чем они. А отсюда и все остальное. Ведь ты благодаря политучебе скорее поймешь, почему так делается, а не иначе. Если ты будешь знать хорошо политическую экономию, то тебе легче будет узнать, как и почему происходит ряд явлений, мимо которых ты очень часто проходишь, не замечая, или не умея их объяснить.

– Это все верно, – вмешался сидящий на перилах Бугрин, – а все-таки на занятиях школы этого не говорят. Вот мы уселись здесь на лестнице и толкуем, как будто бы и веселей чем в школе… Да и понятней как-то. А там… скучно… руковод рассядется, положит ногу на ногу и «чешет» почти все два часа, а мы зеваем да на столе рисуем… Вот в чем дело-то. Вот почему ребята нейдут.

– Да в этом ты, пожалуй, прав… Не умеет у нас руковод как следует подать материал.

Никто на школу достаточного внимания не обращает. Некогда…

Занялись новыми формами работы… Ядра… Группы, а такое дело, как поднятие политической грамотности у ребят – «прохлопали»…

Некогда нам… Мы серьезными делами занимаемся. А это? Разве политучеба не серьезное дело? Не верно. Без политической грамотности, без уяснения основ политграмоты нельзя браться ни за одно дело. Без этого нельзя двигаться вперед. Без этого вся работа будет деляческой бесперспективной, узко-практической, ограниченной, а от такого делячества до обывательщины – один шаг.

У нас больше все на мелочи напирают. Мелочи – не плохо… Без них нельзя делать дела крупные… Они нужны как соль к супу. В каждом, пусть самом маленьком деле, нужна целевая установка…

Не плохо заниматься фотографией, но когда эта фотография заслонит комсомол, ячейку, тогда грош цена этому любительству. Понимаешь?

Даешь производительность

Больше всех лозунгом любительства был увлечен Костя-экономист. Это по его предложению ячейка провела совещание по обсуждению промфинплана электростанции. На совещании присутствовал почти весь техперсонал. Председательствовал инженер Шнейдер.

– Большими задачами задаваться не будем, а директивы правительства о снижении себестоимости на 7 процентов выполним. Правда, нам это не легко достанется. Товарищ Шнейдер уже говорил, что при нашем устарелом оборудовании и старых допотопных приемах работать больше и мечтать нельзя. Ну так сделаем хотя бы то, что должны сделать.

– Больше сделаем, – перебил Якимова Павлов. – Должны больше сделать. Бригаду организуем, с прогулами и простоями бороться будем.

– Организовать бригаду не так просто – продолжал Митя Якимов. – Хорошую, конечно. А плохую незачем и организовывать.

– Дайте мне слово, – поднялся Петров. – Товарищи бригаду организовать надо. Надо показать как работать. Не умеют у нас. Не то, что не хотят, а вот не знают, с какого конца подойти. Даешь бригаду! Всем ей поможем. Пусть работает.

После совещания к Павлову подошел Якимов.

– Из кого бригаду-то набирать думаешь?

– Ясно, что из молодежи. Покажем старикам, как работать.

– Без стариков нельзя. Квалификация слаба у ребят.

– Брось, Митя. Вон на Треугольнике из одной молодежи нотовская мастерская.

– Смотри, Костя, не опростоволоситься бы.

– Волков бояться…

Вскоре была создана первая молодежная бригада.

Ребята все на подбор, лучшие производственники.

– Пойдет дело, – усмехался Костя, – с такими-то работать будем во, на большой палец!

Действительность превзошла все его ожидания.

К восьми утра, все бригадники аккуратно в сборе. Даже те, кто поспать горазд, вроде Бугрина.

Наряд получен и на работу.

Тяжело летом на «линии». С утра еще ничего. Солнышко пригревает легонько, ветерок прохладный. А вот к полудню становится жарко.

Пот ручьями течет с ребят. Жарко от солнца, от печки, от раскаленного тротуара. Нестерпимо жарко.

– Эх, в Неву бы сейчас! – вздыхает кто-то.

– Кваску холодненького неплохо.

– Пивца со льда…

Жарко. Так жарко, что даже говорить не хочется.

Прохожие с любопытством останавливаются около разрытых ям, долго, пристально смотрят на концы кабелей, на муфты. Ребятишки протискиваются к самому краю и, раскрыв рот, смотрят на быструю и четкую работу «бригадников».

Изредка кое-кто из прохожих, споткнувшись на кучу или булыжник, ворчит себе под нос:

– Нарыли тут. Всю мостовую испакостили.

Или:

– Опять Откомхоз чинить начал. Кажинный год на том же самом месте.

Хорошо идет работа у ребят. Ничего, что молодежь, а старикам нос утерли. Еще только два часа, а наряд почти выполнен. Семьдесят метров кабеля, три тройника и две муфты. А ведь всего двенадцать человек. Семь землекопов, три монтера и два помощника.

Подъехала машина. Мастер медленно обходит траншею, долго задерживается у муфт.

Ребята внимательно следят за ним, поглядывая из ям.

Ждут, похвалит.

Ничего не сказал Глазов. Только, когда в машину садился, кепку на голову туже натянул и на Бугрина, стоявшего рядом, строго взглянул.

– Не в духе видать?

– Да-а…

– Ну, давай, давай! Кончать надо.

* * *

Сбросив прозодежду и накинув пиджак, Бугрин отправился в коллектив.

Еще перед лестницей, что вела в завком, с удовольствием представлял себе, как влетит сейчас в комнату и скажет ребятам:

– Сегодня на два часа раньше норму сделали.

И в ответ, как всегда:

– Молодцы, ребята!

Вот и дверь. Вошел. Все обернулись к нему.

– А сегодня… – начал было Бугрин, но нет на лицах у ребят обычной улыбки. Сурово глядят глаза.

– Что сегодня? – раздался Шалькин насмешливый голос.

– …жарко, ребята, – только и нашелся что сказать Бугрин.

– Да-а, жа-ра…

– Случилось что, ребятки? – обратился он к присутствующим.

– Нет, ничего… о вас разговор шел.

– О бригаде?

– О ней.

– Ну…

– Да, так о работе говорили.

– В чем дело-то?

– Глазов заходил. Жаловался. Работаете, не как полагается.

– Ну, прости уж…

– И прощать нечего, – вмешался Сахалинский, – гоните вы, ребята, не работа, а гонка какая-то.

– Жмем, конечно, – согласился Бугрин.

– Качество?

– Качество? – переспросил Бугрин.

– Да. Гоните, а работа гроша ломаного не стоит. Где в субботу работали?

– В субботу? Где? На Стремянной тройник меняли. А что, разве что случилось?

– Спроси у Шальки, я вашей работы не знаю.

– Пустяки, – насмешливо протянул Шалька, стоит ли говорить. Массу не долили и дела всего! Поторопились малость, а вечером дождь! Вода набралась в тройник. Ну… и сами понимаете.

– Из-за дождя!?

– Да, да. Концы-то под шейки не подложены, тройник болтами собран скверно. Масса не долита. Брак! Понимаешь, брак. А три дома без света до понедельника. Это тебе не кот наплакал!

– За заработком гонитесь? – бросил кто-то.

– Монету зашибаете!

– Лишь бы с плеч долой, а там хоть трава не расти.

– Ребята, ей богу без умысла! – краснея, сказал Бугрин.

– Нам от этого не легче. Коллектив срамите. Все носились – бригада, бригада. Вот она бригада-то!..

* * *

– Я говорил, – норму прибавят, – так оно и вышло.

– Не в норме дело. Качество нужно дать. В нашем деле качество первое дело. Ведь аварий и так не обобраться. Тебе ведь не охота драное полотно носить. Небось начнешь обижаться, брак мол. Так и сам лучше работай.

– Ошибка вышла…

– Плохо дело, если так ошибаться будем.

Подошел Бугрин.

– Братва, как же так?

– Что?

– Осрамились. На всю станцию осрамились.

– Все спешка наша виновата! Даешь да даешь. Надавались вот…

* * *

Костя Павлов долго мерил длинными шагами свою комнату, от двери до печки и обратно.

«В чем же беда? Почему ребята так плохо работают? Вот и собрание не помогло. Сегодня опять Глазов заявил: с субботы больше не пущу бригаду. Накладно. И так дорого обходится, а тут еще брак. 2 аварии на протяжении месяца по 350 рублей за каждую. За заработком гонятся ребята. Рвачи. Эх, – усмехнулся – „себестоимость снизим“. А когда с ребятами о норме заговорили, – завопили. Уйдем из бригады. Даешь старые расценки. Прав был Митя, хоть 7 % бы снизить, где мечтать о большем. А ведь можно и больше, факт. Да не с рвачами. Вот Бугрин – этот свой. Подождать велел, мол, добьюсь, что поймут ребята, или… сам приду скажу, распускай бригаду. Но понимают ребята, в чем дело. Все со своей, с „карманной“ точки зрения подходят. Надо разъяснить. Ах, это „разъяснить“ надоело. Говоришь, говоришь. Ясно, что их этим трудно взять. Показать нужно самим. Поговорю с Митей и Шалькой. У нас в трансформаторской сейчас легче стало. Вот уж месяц, как по 30 процентов выгоняем. Увеличим сами себе норму. Вот стариков надо уговорить. Петров пойдет. Ему скажи только. „Товарищи, такой момент“, – усмехнулся Костя, вспомнив любимую позу Петрова, – а других тоже обломаем. Может, этим возьмем. Должны понять, ведь комсомольцы!»

В субботу перед выдачей нарядов в конторке за столом мастера расположился Парфен Сергеевич – артельщик.

Сегодня все говорили полушопотом. Торжественно прислушивались к бряканью костяшек, под проворными пальцами кассира.

– Сергеев!

– Здесь!

– Распишись. Пятьдесят восем семьдесят пять. Так. Заем шесть рублей, газеты рубль двадцать, кооперативный пай три рубля, за «Смычку» тридцать копеек. Сорок восемь двадцать пять.

– Максимов!

– Семьдесят четыре. Заем одиннадцать, газеты рубль шестьдесят. Шестьдесят один сорок.

– Следующий, Никитин!

– Тутотка.

– Ну, буржуй, расписывайся. Сто тринадцать. Займа нет. Стыдно, брат, стыдно. Газеты. Семьдесят копеек. Сто двенадцать, тридцать серебром.

– Митя, что у вас так мало? – спросил Бугрин, заглядывая через плечо в расчетную книжку. – Ведь прошлый месяц по сто шестьдесят выгоняли.

– На наш век хватит, – сурово ответил тот.

– Здорово вам снизили, – отозвался Смирнов. – Почти на тридцать процентов.

– Никто нам не снижал. Сами снизили.

– Как сами?

– Да так и снизили. Норму выше взяли.

Кабельная наполнилась гулом голосов. Голос кассира, обыкновенно звонко раздававшийся в конторке, был на этот раз едва слышен.

– Сами снизили?! Вот дела!

– Своею собственной рукой, можно сказать.

– Есть дураки…

– Нет не дураки, – раздался голос Петрова.

– Не дураки, повторил он, – а хапать не хотим. Надо снижать.

– А кто хапает-то?

– А вот те, кто по двести монет зашибает. Кто гонит. Рвачи наши.

– Ты поосторожней на поворотах.

– Чего осторожней? Ясно, рвачи. Как же иначе.

– Побольше сделать, побольше в карман положить.

– Не треплись, браток, если не знаешь!

* * *

Вечером в завком на заседание бюро коллектива пришел Бугрин.

– Ребята, распускай бригаду!

– Решил таки? – спросил Костя Павлов. Бугрин отвернулся, махнул рукой и так, не глядя на ребят, вышел из комнаты коллектива.

Бригада была распущена.

* * *

Больше всех над Костей измывался Шалька.

– Эх, вы горе-рационализаторы. Бригада, бригада. Себестоимость снизим.

– Ошиблись, Шалька. Ничего, выправим.

– Понадеялись на «любителей» своих. Они вам показали.

Костя не падал духом. В тот же вечер собрал ребят, старых производственников в завком побеседовать.

Долго совещались ребята. Решили в стенной газете отдел открыть: «В чем беда молодежной бригады».

* * *

Поздно вечером на квартиру к Косте пришел Максимов, молодой монтер кабельной сети (Макс – прозвали его не скупые на клички ребята). Макс всегда немного сторонился ячейки. Больше к старикам тянулся. Выпить, зайти в пивнушку «сорокушку» расколоть – первое дело. А производственником, был хорошим. Глуховат был Макс, стеснялся этого недостатка, а потому чаще других под зеленую вывеску заглядывал.

Пришел, уселся на стул венский и молчит.

– Чего, Макс?

– Пиши, я подожду, – кивнул тот головой на тетрадь, лежащую перед Костей.

– Да это терпит. Успею.

– Я по делу.

– Разве тебя без дела затащишь, – подумал про себя Павлов и вслух: – Ну, давай займемся, – повернулся к Максу и впервые внимательно взглянул на того.

Начал говорить Макс о своей девятилетней работе на кабельной сети, Костя смотрит на него, а в голове мысли: «Перевода просить пришел… или разряд хочет… Кончал бы скорей. Зинка обещала к одиннадцати притти…»

– Свинец крадут почем зря… инструмент тянут… каждый день для себя в мастерской по часу, а то и по два работают…

– А ты мастеру говорил?

– Я не доносить тебе пришел. Дело не в этом. Донос не поможет. Крадут открыто, потихоньку красть станут. Изменить все это надо.

– Что изменить?

– Все. И наряды изменить. Рационализация нужна. Нужно с другими электростанциями связаться, как у них дело.

– Мы хотим перекличку проводить.

– Я потому и пришел к тебе. Нужно нам всем поучиться. Вон на Бельгийской лучше нашего работают. Третьего дня я на Лештуковом муфту менял. Я, землекопов трое, помощники. А у них всего трое, и раньше нас справились.

– У нас муфты другие. У них все на зажимах. А у нас пайка. Вот и долго.

– Надо и нам на зажимы перейти.

– Надо все менять.

– Что же ты предлагаешь?

Вместо ответа Макс вытащил из бокового кармана груду записок, сплошь заполненных корявыми чертежами и колонками цифр.