Текст книги "Изгнание/Сброс петель"
Автор книги: Хью Хауи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
11
Джульетта отправилась на смену в шесть; разговор с Уокером не выходил у неё из головы. Когда она вошла в диспетчерскую, находящиеся там техники встретили её долгими аплодисментами – ей даже неловко стало. Нокс всего лишь обжёг её угрюмым взглядом из своего угла – наверно, впал в своё обычное брюзгливое настроение. Он ведь уже её поприветствовал и вовсе не собирался проделывать это дважды.
Джульетта поздоровалась с теми, кого не видела вчера, и просмотрела список работ на сегодня. Вроде бы всё понятно, но смысл написанного от неё ускользал. Она думала о Скотти. Как, должно быть, бедный мальчик сопротивлялся, когда над ним чинили расправу! Она думала о том, что на его теле наверняка остались свидетельства преступного деяния, но скоро все они исчезнут, когда он начнёт питать корни растений на фермах. Она думала о супружеской паре, лежащей на склоне холма – у них даже предположительно никогда не было шанса заглянуть за горизонт.
Она выбрала работу из списка заданий на сегодня – такую, которая не требовала умственных усилий. Теперь её занимали мысли о несчастных Дженс и Марнсе, о том, какой трагедией обернулась их любовь – если, конечно, она правильно истолковала поведение Марнса. Джульетту так и подмывало рассказать о своих догадках всей диспетчерской. Она посмотрела вокруг: вот Меган и Рик, вот Дженкинс и Марк… Их всех связывали тесные узы дружбы, чуть ли не братства; из них вышла бы неплохая, крепко сплочённая армия. Хранилище прогнило до самой сердцевины; на посту мэра стоит глубоко порочный человек; на посту шерифа – марионетка; все лучшие люди мертвы.
Она вообразила себе, как поднимает на борьбу группу механиков и ведёт их на штурм верхнего яруса, и чуть не расхохоталась. А что потом? Неужели это и есть восстание наподобие тех, о которых они ещё детьми слышали в школе? Вот так они начинаются? Одна дурёха с огнём в крови зажигает сердца легиона дураков – а дальше хаос?
Но она ничего никому не сказала, молча влилась в утренний поток механиков и направилась в насосную. Правда, всю дорогу она размышляла над тем, как ей надо было поступить наверху, а не над тем, как ей выполнить рабочее задание здесь, внизу. Она спустилась по одной из боковых лестниц, заглянула на склад, где обзавелась сумкой с нужными инструментами, и потащилась дальше вглубь, в ямы, где располагались помпы. Без них половина Глубинного яруса заполнилась бы грунтовой водой.
Кэрил, которую перевели из третьей смены, уже работала на дне ямы, у водосборного резервуара – латала осыпавшийся цемент. Она отсалютовала Джульетте мастерком. Та наклонила голову и заставила себя улыбнуться.
Вышедший из строя насос, прикреплённый к стене, молчал; рядом с ним, напрягая силёнки, трудился запасной – из-под рассохшихся уплотнителей брызгала вода. Джульетта бросила взгляд на резервуар – оценить уровень воды. Написанная краской цифра «9» едва виднелась над тёмной поверхностью. Девять футов. Джульетта быстро посчитала в уме – диаметр резервуара был ей известен. Хорошая новость: до того, как вода начнёт заливать им ботинки, остаётся не меньше суток. А если дела обернутся совсем худо, они заменят сломавшийся насос другим – восстановленным из запасных частей. Ну, придётся потерпеть вопли Хендрикса, тот наверняка вызверится на них за то, что пошли лёгким путём вместо того, чтобы ремонтировать поломку.
Приступив к разборке сломанного насоса, всё время осыпаемая дождём брызг из соседней помпы, Джульетта раздумывала о своей жизни с открывшейся ей утром новой точки зрения. Она всегда воспринимала Хранилище как нечто вечное, непреходящее. Священники утверждают, что оно было всегда, что его создал сам Господь, что всё, в чём когда-либо возникнет нужда, будет им дано. Джульетте как-то не очень в это верилось. Несколько лет назад она входила в рабочую группу бурильщиков, впервые прошедшую глубину в 10 тысяч футов. Они открыли новые нефтяные залежи. Джульетта представляла себе размеры и объёмы мира, находящегося под Хранилищем. А потом ей довелось собственными глазами увидеть, как снаружи в невероятной вышине несутся призрачные клубы дыма, называемые облаками. Ей даже удалось увидеть звезду! Лукас считал, что звёзды отстоят от них на немыслимом расстоянии. Зачем же Богу понадобилось создавать столько камня внизу, столько воздуха наверху – и лишь одно жалкое Хранилище между тем и другим?!
А ещё эти руины на горизонте и картинки в детских книжках – в них тоже можно уловить кое-какие подсказки… Священники, конечно же, сказали бы, что руины – это доказательства того, что человек не должен выходить за отведённые ему Богом пределы. А книжки с поблёкшими разноцветными картинками? Ну, это всего лишь воображение бумагомарателей. Они доставили всем столько хлопот своими измышлениями, что от них быстренько избавились.
Но Джульетте в этих книжках чудилось нечто большее, чем всего лишь буйное воображение. Она провела детство в родильном отделении, читая каждую из книжек по многу раз, и то, что описывалось в них, а также в чудесных пьесках, разыгрываемых на ярмарке, было исполнено для неё куда большего смысла, чем медленно разрушающийся цилиндр, в котором они все живут.
Джульетта отсоединила последний из шлангов и приступила к снятию мотора с насоса. Высыпавшаяся стальная стружка указывала на то, что стачивается лопасть крыльчатки; значит, надо вынимать вал. Джульетта работала на автомате – похожую работу она выполняла бесчисленное количество раз – и думала обо всех тех животных, что населяли детские книжки; большинства из них никто никогда не видел вживую. Единственное, что было действительно странно – это что звери разговаривали и поступали, как люди. В некоторых книжках речь шла о мышах и курах, и те тоже проделывали такие же фокусы, хотя Джульетта знала, что они разговаривать не умеют. А другие изображённые в книжках животные? Они наверняка где-то существуют. Или существовали. Джульетта была уверена, что они – не просто плод чьей-то фантазии. Уж больно конструкция у этих животных была схожая, словно у вот этих самых насосов. В их основе лежал один и тот же дизайн, словно их создали по одному образцу.
С Хранилищем в этом плане разобраться было совсем не так просто. Оно не было творением какого-то бога. Его, скорее всего, создало IT. Мысль была нова для Джульетты, но чем дольше она раздумывала, тем больше укреплялась в своей догадке. IT контролировало все самые важные аспекты жизни Хранилища. Очистка была высшим законом и всеобщей религией, а храмом служили полные тайн стены IT. От Машинного и полицейских участков IT отделялось большими расстояниями – вот тебе ещё зацепки-подсказки. Уже не говоря о клаузулах Пакта, согласно которым у IT был широчайший иммунитет. А теперь обнаружилось, что существует две цепи снабжения, что некоторые вещи сконструированы так, чтобы специально работать плохо, что за отсутствием прогресса в средствах выживания в наружном мире стоит некая цель. Отсюда вывод: это место создано усилиями IT, и IT держит их всех здесь как пленников.
Джульетта едва не сорвала болт – в такое возбуждение она пришла. Обернулась к Кэрил, но та уже удалилась, закончив работу. Тёмная цементная заплатка выделялась на общем фоне; высохнет – и всё станет одинаково серым. Подняв голову, Джульетта всмотрелась в потолок насосной, под которым переплетались провода и трубы. Несколько горячих паропроводных труб проходили в стороне от других – чтобы ненароком не расплавить провода; с одной из труб свисал моток жаропрочной изоленты. Её нужно будет скоро заменить, подумала Джульетта, ленте лет десять, а то и все двадцать. И тут ей пришло в голову, что если заменить эту ленту на ту, что она перехватила у IT, то краденая лента вряд ли выдержит даже двадцать минут – и это ещё будет хорошо.
Вот когда Джульетта сообразила, что нужно сделать. В её голове возник план, как открыть людям глаза на правду [4]4
В оригинале – как убрать шерсть с глаз у всех.
[Закрыть], а заодно и как облегчить участь следующего несчастного, либо нечаянно сболтнувшего что-то не то, либо осмелившегося выразить вслух свою мечту. И ведь это будет совсем легко. Ей самой ничего не придётся делать – всю работу за неё сделают другие. Всего-то и надо, что убедить кое-кого кое в чём, а уж убеждать Джульетта мастер.
Она улыбнулась. Извлекая сломанную крыльчатку, она мысленно начала составлять список деталей и частей. Чтобы разобраться с этой проблемой, ей понадобится заменить всего одну или две детали. Великолепное решение – и всё в Хранилище снова заработает как надо.
••••
Джульетта проработала две полных смены, устав до полного изнеможения. Только после этого она вернула инструменты на склад и приняла душ. Она рьяно драила жёсткой щёткой под ногтями, намереваясь сохранять их такими же чистыми, как у белоручек на Верхнем ярусе, а затем направилась в столовую, предвкушая, как навалит себе сейчас целую тарелку сытной высококалорийной снеди – это тебе не дурацкое диетическое кроличье жаркое в кафетерии первого этажа. Минуя проходную Машинного отделения, она увидела Нокса – тот разговаривал с инспектором Хэнком. По тому, как они обернулись и уставились на неё, Джульетта поняла, что беседа идёт о ней. Сердце Джульетты упало. Её первой мыслью был отец. Затем Питер. Кого ещё они могли забрать у неё, чья судьба была ей небезразлична? Вряд ли Лукаса – о нём они знать просто не могут.
Она резко повернула и устремилась к Ноксу и Хэнку, а те в то же самое мгновение двинулись к ней. Выражение их лиц подтвердило её самые мрачные предчувствия. Случилось что-то ужасное. Хэнк потянулся к наручникам, но Джульетта не обратила на это внимания.
– Извини, Джулс, – проговорил Хэнк.
– Что случилось? – воскликнула Джульетта. – Отец?
Хэнк озадаченно наморщил лоб. Нокс качал головой и жевал собственную бороду. Он смотрел на полицейского так, будто готов был сожрать того живьём.
– Нокс, да что происходит?
– Джулс, мне очень жаль… – Нокс потряс башкой. Похоже, он хотел сказать больше, но, видимо, язык не повернулся. Джульетта почувствовала, как на плечо ей легла ладонь Хэнка.
– Вы арестованы за преступления против Хранилища.
Он проговорил эту фразу нараспев, словно декламировал какую-то трагическую поэму. На запястье Джульетты защёлкнулся стальной браслет.
– Вас будут судить согласно Пакту.
Джульетта взглянула на Нокса.
– Что это ещё такое? – взорвалась она. Её что – и вправду опять арестовывают?
– Если вас сочтут виновной, вам будет предоставлена возможность уйти с честью.
– Скажи мне, что я должен сделать, – прошептал Нокс. Все мускулы его мощного тела буквально ходили ходуном под голубым комбинезоном. Он сцепил громадные ладони, хрустнул костяшками при виде того, как защёлкнулся на запястье Джулс второй металлический браслет. Похоже, начальник Машинного подумывал, не применить ли насилие… или ещё что похуже.
– Спокойно, Нокс, – сказала Джульетта и покачала головой. Ей была невыносима мысль, что из-за неё опять могут пострадать другие люди.
– Если человечество изгонит тебя из этого мира… – надтреснутым голосом продолжал вещать Хэнк; в глазах его стояли слёзы – слёзы стыда.
– Не вмешивайся, – сказала Джульетта Ноксу. Она смотрела мимо него – туда, где столпились рабочие второй смены. Те стояли и потрясённо смотрели на то, как их блудную дочь заковывают в кандалы.
– …да очистишься ты в этом изгнании от грехов своих, да смоешь ты их, соскребёшь их прочь, – заключил Хэнк.
Он взглянул на Джульетту и ухватился за цепь, соединяющую её запястья. Слёзы брызнули из его глаз и покатились по щекам.
– Ты того… прости меня, – проговорил он.
Джульетта наклонила голову. Потом сцепила зубы и кивнула Ноксу.
– Всё нормально, – сказала она, продолжая покачивать головой вверх-вниз. – Всё нормально, Нокс. Пусть будет, как будет.
12
На восхождение отводилось три дня. Обычно оно проходило быстрее, но сейчас требовалось соблюдать специальную процедуру. Один день до офиса Хэнка, ночь в камере при его офисе; на следующий день за Джульеттой спустился из Середины инспектор Марш и конвоировал её следующие пятьдесят этажей до своего участка.
Весь второй день подъёма Джульетта шла как в тумане; взгляды встречных скатывались с неё, словно капли воды с замасленной поверхности. Ей было не до того, чтобы тревожиться о собственной жизни – она была занята мыслями об утраченных жизнях других людей, особенно тех, что произошли по её вине.
Марш, как и Хэнк, пытался заговаривать с ней, но единственное, что Джульетта могла бы ему сказать – это что она не с той стороны решётки. Что зло гуляет на свободе. Но она упорно молчала.
В полицейском участке Срединного яруса её препроводили в камеру, точь-в-точь похожую на ту, что при кабинете Хэнка. Никакого тебе экрана, лишь голые шлакоблочные стены. Не успела дверь в камеру закрыться, а Джульетта уже повалилась на койку, да так и осталась лежать, ждать, когда пройдёт ночь и настанет рассвет. Тогда прибудет новый помощник Питера и отконвоирует её до самого верха.
Она посмотрела на запястье, но Хэнк забрал у неё часы. Скорее всего, он не сообразит, что их надо заводить и как это делается. Вещица, лишённая ухода, в конце концов сломается и снова станет обычной безделушкой. И тогда её будут носить просто так, ради красивого браслета, возможно даже вверх ногами.
Вот это опечалило Джульетту больше всего. Она потёрла осиротевшее запястье, умирая от желания узнать, который час, но в этот момент вернулся Марш и сообщил, что к ней пришли.
Джульетта села на кровати и спустила ноги на пол. Неужели кто-то из Машинного пришёл сюда, в Середину? Интересно, кто.
Это был Лукас. Когда Джульетта увидела его лицо по ту сторону решётки, плотину, которую она выстроила, чтобы сдерживать наплыв своих эмоций, едва не прорвало. Джульетта ощутила, как ей сдавило глотку; у неё даже челюсти свело – так она старалась не расплакаться; пустота в груди набухла – ещё чуть-чуть, и лопнет. Лукас схватился за прутья и прислонился к ним головой, касаясь висками гладкой стали; лицо его осветила грустная улыбка.
– Привет, – сказал он.
Джульетта едва узнала его. Она ведь привыкла встречаться с Лукасом в темноте; а тогда, когда они столкнулись на лестнице, у неё не было времени особенно к нему приглядываться. Молодой человек был удивительно красив, глаза его казались старше лица, прямые светло-каштановые волосы мокры от пота – должно быть, решила Джульетта, он очень торопился.
– Не надо было тебе приходить. – Она говорила тихо и медленно – так было легче удержаться от слёз. Больше всего её печалило то, что человек, который стал ей небезразличен, видит её в таком неприглядном состоянии. Унижение – вот что самое страшное.
– Мы боремся за тебя, – сказал он. – Твои друзья собирают подписи. Не отчаивайся.
Джульетта покачала головой.
– Из этого ничего не выйдет. Не питай напрасных надежд. – Она подошла к решётке и обхватила прутья чуть ниже его ладоней. – Ты ведь меня даже не знаешь.
– Я знаю, что все эти обвинения – чушь крысячья…
Лукас отвернулся. По его щеке бежала слеза.
– Ещё одна очистка? – прохрипел он. – Почему?..
– Это то, чего они хотят, – ответила Джульетта. – И их не остановить.
Руки Лукаса скользнули по прутьям и обхватили пальцы Джульетты. Она не могла высвободить их, чтобы смахнуть слёзы. Вместо этого она наклонила голову и попыталась вытереть мокрую щёку о плечо.
– В тот день я поднимался к тебе… – Лукас потряс головой и глубоко вдохнул. – Я шёл к тебе, чтобы пригласить…
– Не надо, – попросила она. – Лукас, не делай этого.
– Я рассказал о тебе маме.
– О, ради всего святого, Лукас…
– Это невозможно, – проговорил он и покачал головой. – Невозможно. Ты не можешь уйти…
Когда он взглянул на неё, Джульетта увидела в его глазах огромный, всепоглощающий страх. Даже она боялась меньше, чем он. Джульетта высвободила одну руку, отогнула пальцы Лукаса, которыми он удерживал другую её ладонь, и оттолкнула его руки от решётки.
– Забудь обо всём, – промолвила она. – Прости меня. Найди себе кого-нибудь. Не оставайся один, как я. Не жди…
– Я думал, что уже нашёл, – грустно сказал он.
Джульетта отвернулась, пряча лицо, и прошептала:
– Иди, Лукас.
Она стояла тихо, всем своим существом ощущая его присутствие по другую сторону решётки. Там плакал от отчаяния парень, знавший о звёздах больше, чем он знал о ней. Она прислушивалась к его рыданиям, ждала и тоже плакала – тихо-тихо, пока не услышала печальный звук его удаляющихся шагов.
••••
Ещё одна ночь в холодной постели, ещё одна ночь в неизвестности – ей так и не сообщили, за что её арестовали, ещё одна ночь, проведённая в раздумьях о той боли, которую она, сама того не ведая, причинила другим. На следующий день она продолжила своё восхождение – через чужую территорию, сквозь шепотки и слухи о двойной очистке. И снова Джульетта впала в странное оцепенение и лишь переставляла ноги – одну за другой, одну за другой…
И вот наконец её провели мимо её бывшего стола, а теперь стола Питера Биллингса, в знакомую камеру. Конвоир упал на скрипучий стул Марнса, отдуваясь и жалуясь на усталость.
Джульетта ощущала, что за эти долгие три дня, когда ею владело странное отупение, она словно бы обросла толстым панцирем. Люди вокруг разговаривали как обычно, но ей их голоса казались какими-то приглушёнными. И сами люди словно ушли куда-то далеко-далеко, хотя на самом деле были тут же, рядом…
Она сидела на узкой койке и слушала, как Питер Биллингс зачитывает обвинение в заговоре и представляет вещественные доказательства. В мягком пластиковом пакете, словно выхлебавшая всю свою воду мёртвая рыбка, лежала флэшка. Должно быть, её как-то умудрились вытащить из мусоросжигателя – края флэшки почернели и оплавились. Рулон с распечаткой представили неразвёрнутым, часть его уже отправили в переработку. Были перечислены результаты исследования её компьютера. Конечно, большинство найденных данных принадлежало Холстону, а не Джульетте. Впрочем, стоило ли им на это указывать? У них и без того хватало материала на десяток очисток.
Рядом с Питером, перечисляющим все её грехи, стоял в своём чёрном комбинезоне судья. Ну и комедия. Как будто они здесь для того, чтобы определить её судьбу. Джульетта отдавала себе отчёт, что всё уже решено – и не в суде.
Прозвучало и имя Скотти, но Джульетта не уловила, в какой связи. Может быть, взломали его почтовый ящик и увидели записку, которую он ей послал. А может быть, они хотели пришить ей его смерть – так, на всякий случай. Кости к костям – и тайна останется тайной.
Джульетта отгородилась от назойливых голосов своих судей. Вместо этого она наблюдала через плечо, как недалеко от камеры зародился маленький смерч и направился к холмам. Он прожил недолго: рассеялся, столкнувшись с пологим склоном, рассыпался, как те, кто ушёл на очистку, отданные на произвол отравленного ветра и брошенные, словно мусор, гнить на едком воздухе.
Бернард так и не показался. Наверно, посчитал это ниже своего достоинства. А может, слишком напуган. Вряд ли Джулс когда-нибудь узнает истинную причину. Она взглянула на свои кисти, на узкие тёмные полоски вьёвшейся под ногти смазки… Джульетта понимала, что уже мертва. Но ей почему-то было всё равно. Не она первая, не она последняя. Она лишь мимолётное мгновение настоящего, шестерёнка: крутится, трудится, стирает свои металлические зубы – до тех пор, пока механизм не ломается, пока стружки и щепки этой самой шестерёнки-Джульетты не полетят во все стороны и не наделают ещё бóльших бед, а тогда возможен только один способ ремонта: вынуть её, выкинуть и заменить новой деталью.
Пэм принесла ей её любимую еду – горячую овсянку и жареную картошку. Джульетта так и оставила их исходить паром по ту сторону решётки. Из Машинного к ней целый день шли и шли записки, но ни один из старых друзей не навестил её, чему Джульетта была только рада. Их неслышных голосов, доносившихся к ней с клочков бумаги, было более чем достаточно.
Из глаз Джульетты сами по себе лились слёзы, но всё её остальное существо совершенно онемело, застыло – ни всхлипа, ни трепета… Она читала милые записки, а слёзы капали и капали… Нокс просто просил прощения. Джульетта понимала: гигант корил себя за то, что ничего не сделал, что не убил полицейского, как хотел, и пусть бы его за это тоже выбросили наружу; его записка ясно показывала, что он будет раскаиваться в своём бездействии всю оставшуюся жизнь. В других записках, более отвлечённого плана, содержались обещания встретиться «по ту сторону» или цитаты из книг. Шерли, знавшая Джульетту лучше других, сообщала ей о состоянии генератора и о том, что они получили новую центрифугу для очистки нефти. Шерли заверяла, что всё будет работать бесперебойно – благодаря Джульетте. От этих слов Джульетта даже чуть всхлипнула. Она сидела и поглаживала написанные углём записки, и пальцы её окрашивались чёрным, словно на них переходили мрачные мысли её друзей.
Наконец, последняя записка – от Уокера. Вот её она никак не могла расшифровать. На стенном экране солнце опускалось над суровым ландшафтом, ветер укладывался спать на ночь, пыль оседала на землю, а Джульетта всё вчитывалась в слова старого мастера – раз, и второй, и третий, пытаясь додуматься, что же он имеет в виду.
Джулс,
Не надо бояться. А теперь посмейся. Правда – это шутка, и они там, в Снабжении, молодцы.
Уок.
••••
Джульетта незаметно для себя заснула. А когда проснулась, вокруг её койки валялось множество записок – они усеивали почти весь пол, словно хлопья осыпавшейся краски; должно быть, накидали за ночь. Внезапно Джульетте почудилось, что за решёткой кто-то есть. Она повернула голову и вгляделась в темноту. Там стоял человек. Когда она пошевелилась, посетитель отпрянул; обручальное кольцо на его пальце звякнуло, когда сталь соприкоснулась со сталью. Джульетта поспешно вскочила с койки и бросилась к решётке на затёкших со сна ногах. Схватившись за прутья дрожащими руками, она пристально вглядывалась в исчезающего во мраке гостя.
– Папа?.. – окликнула она, просунув руку сквозь решётку.
Но он не обернулся. Высокая фигура ускорила шаг, растворяясь в пустоте и превращаясь в мираж, в отдалённое, туманное воспоминание детства.
••••
Рассвет следующего дня был достоин того, чтобы им полюбоваться. Солнечные лучи пробивались сквозь редкие разрывы между тёмных туч, и золотые дымные столбы скользили по склонам холмов. Джульетта лежала на койке и, подперев подбородок рукой, следила, как сумерки переходят в свет дня. Камеру наполнял запах позабытой остывшей овсянки. Узница думала обо всех тех мужчинах и женщинах в IT, которые не покладая рук трудились все три прошедшие ночи над её костюмом, кропая его из заведомо дефектных материалов, поставляемых из отдела Снабжения. Костюм будет в порядке ровно столько времени, сколько ей, Джульетте, понадобится для очистки, но не дольше.
Во всех испытаниях последних дней и ночей, когда ей приходилось карабкаться по лестнице со скованными руками и угнетённым духом, Джульетте некогда было думать о предстоящей очистке. Мысль о ней появилась только сегодня, в утро, когда ей предстояло выполнить эту страшную обязанность. Джульетта была полностью уверена, что не станет ничего чистить. Она знала – все, уходящие наружу, утверждали то же самое; однако все они на пороге своей смерти переживали некую таинственную, возможно даже духовно-мистическую трансформацию, которая и заставляла их производить очистку. Но у Джульетты на Верхнем ярусе не было никого, кому она захотела бы оставить в дар чистые линзы камер. Правда, она не была первым человеком из Машинного, угодившим на очистку, зато она определённо станет первым, кто её не выполнит.
Она так и заявила Питеру, когда тот вёл её из камеры к жёлтой двери. Внутри шлюза ждал техник из IT – сделать последнюю подгонку скафандра.
Джульетта слушала его наставления с холодной отрешённостью. Она видела все слабые места конструкции. Да если бы она там, в Машинном, не была по горло занята, работая по две смены подряд, выкачивая воду, закачивая нефть и поддерживая бесперебойную подачу энергии в Хранилище, – она сумела бы сделать костюм получше этого даже с завязанными глазами! Прокладки и уплотнители здесь ничем не отличались от тех, что использовались в насосах, кроме того, что были сконструированы так, чтобы рассыпаться. Сияющий верхний покров костюма образовывали наложенные и перекрывающие друг друга слои высокопрочной изоленты – впрочем, высокопрочной, как точно знала Джульетта, её назвать можно было только в насмешку. Она едва не указала технику на все эти несуразности, когда тот начал рассказывать, что этот костюм – самый-самый распоследний и рассовершенный. Техник застегнул молнию на спине, натянул на руки Джульетте перчатки, помог надеть сапоги и объяснил, что значат цифры на карманах.
А Джульетта всё это время твердила про себя, словно мантру, записку Уокера: «Не надо бояться… Не надо бояться… Не надо бояться…»
«А теперь посмейся. Правда – это шутка, и они там, в Снабжении, молодцы».
Пока техник проверял перчатки и «липучки», которыми были зафиксированы замки-молнии, Джульетта продолжала ломать голову над загадочным посланием. Снабжение? При чём тут Снабжение? Может, она неправильно запомнила записку? Техник заклеил стыки между сапогами и костюмом полосами изоленты. Джульетта засмеялась: стоило ли тратить усилия! Уж лучше бы закопали в землю на фермах – от её мёртвого тела тогда была бы хоть какая-то польза.
Последним пришла очередь шлема – с ним обращались особенно бережно. Техник попросил Джульетту подержать шлем, пока он подгонял металлическое кольцо-ошейник. Она вглядывалась в своё отражение в щитке, откуда на неё смотрели глаза – запавшие, усталые, они показались Джульетте старше, чем ей помнилось, но гораздо моложе, чем она себя ощущала. Но вот, наконец, шлем надет, и помещение словно потемнело: Джульетта взирала на окружающее через тонированное стекло щитка. Техник напомнил о нагнетании аргона, о пламени, которое последует за этим. Одно из двух: либо как можно быстрее выбирайся наружу, либо умри куда более страшной смертью.
Техник ушёл. Жёлтая дверь с лязгом захлопнулась, колесо-рукоятка прокрутилось, словно его поворачивал какой-то невидимый дух.
Джульетта раздумывала, а не остаться ли здесь, отдавшись на волю огня, чтобы не предоставить тому таинственному духовному озарению шанса переубедить её? Что скажут в Машинном, когда до него дойдёт весть об этом? Кое-кто будет гордиться её стойкостью. Другие придут в ужас при мысли о её гибели во всепожирающем пламени. Наверняка найдутся и такие – впрочем, их будет не много – что скажут, будто ей не хватило смелости сделать шаг за порог, что она выбросила на ветер шанс собственными глазами увидеть наружный мир.
Костюм Джульетты пошёл складками – в помещение начали нагнетать аргон. Это делалось для того, чтобы накачанный под высоким давлением инертный газ не дал проникнуть в шлюз токсинам снаружи. Джульетту почти против собственной воли повлекло к двери. Когда между створками образовалась щель и пластиковые полотнища плотно облепили каждую трубу в комнате, каждый провод, облегли низенькую скамью, она поняла – вот и конец. Створки двери перед нею разъехались; наружная обшивка Хранилища треснула, словно кожица сухой горошины. Там, за завесой конденсированного пара, лежало неизведанное.
Один сапог проскользнул в щель, за ним последовал второй. И Джульетта двинулась в широкий мир с твёрдым намерением покинуть его на собственных условиях. Она увидит его своими глазами, пусть и через этот ограниченный портал, это узкое стекло размером – как она вдруг поняла – восемь дюймов на два.
