Текст книги "Укрощение любовью"

Автор книги: Холли Уорнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

8

Вдруг Габи почувствовала, что мужчина, лежащий на ней, стал как будто невесомым, его тело сдуло с нее, словно сухой лист, и когда она открыла глаза, изумленно взглянув сквозь свои спутавшиеся волосы, то увидела…

Нет, это было невозможно!.. Он ведь находился Бог знает как далеко отсюда. Габи непроизвольно издала радостный вопль, который сменился криком ужаса. Парень стоял у дерева, пытаясь ладонями прикрыть лицо от ударов, которые Луис наносил ему правой рукой, в то время как его левая рука прижимала противника к стволу. Она поднялась на ноги, охваченная ужасом, но ее ноги тут же подкосились.

– Нет… Ты убьешь его!

С трудом удерживаясь на ногах, Габи пересекла поляну и схватила Луиса за руку. Она цеплялась за нее до тех пор, пока ярость Луиса, пытавшегося оттолкнуть ее, наконец, не улеглась. Он разжал руки, и молодой человек повалился на землю, а затем его безжизненное тело медленно перевернулось на бок.

На мгновение установилась тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием Луиса и всхлипываниями Габи. Прошла, казалось, вечность, прежде чем Луис посмотрел на нее, но взгляд его был отсутствующим. На щеке была заметна легкая царапина – след, оставленный Габи до того, как он успел ее оттолкнуть.

– Прикройся, – сказал Луис голосом, который она с трудом узнала.

Габи попыталась свести руками концы блузки, но пальцы ее так дрожали, что она с трудом удерживала ткань. Стиснув зубы, Луис протянул руки и застегнул две-три оставшиеся пуговицы. Когда пальцы его коснулись кожи Габи, она непроизвольно отстранилась.

– Он причинил тебе боль?

Габи пожала плечами.

– Кажется, да. О Боже.

Только теперь наступила реакция на происшедшее. Габи прижала руку к губам, повернулась, упала на четвереньки, и ее вырвало прямо в ручей. Смутно, словно сквозь туман, Габи чувствовала, что Луис поддерживает ее, легонько трясет за плечи, шепчет какие-то успокаивающие слова, пока, наконец, спазм не прошел. Тогда он приподнял ее и с нежностью женщины начал обтирать платком влажное лицо. Но Габи отстранилась.

– Нет! Не прикасайся ко мне! Я вся в грязи! – Она снова поднесла руку ко рту.

– Никогда так не говори. – Он взял Габи за локти и повернул к себе. Затем в сторону все еще распростертой фигуры: – Это все нечисть, отбросы. Ты слышишь меня, Габи?

– Д-да.

Луис поднял ее на ноги и, держа на вытянутых руках, осмотрел.

– У тебя разбиты колени. – Голос его все еще звучал как чужой.

– Я споткнулась, когда пыталась убежать. – Ее взгляд упал на лежащее неподвижно, словно куча тряпья, тело. – Что с?..

– Что с ним, ты хотела спросить?

– Его нельзя так бросать. Он может умереть.

– Хорошо, – зловеще прорычал Луис. Сохраняя на лице жестокое выражение, он схватил парня за воротник, подтащил, словно сломанную куклу, к грузовику и прислонил спиной к колесу. Затем достал из кабины жестяное ведро, зачерпнул из ручья и выплеснул воду ему в лицо.

Когда парень застонал и открыл глаза, Луис отрывисто бросил:

– Он жив. Ну, так едем, что ли?

«Лендровер» Луиса стоял позади грузовика, дверь водителя была открыта, мотор работал. Луис посадил Габи на заднее сиденье, занял водительское место, сдал назад, развернулся и помчался прочь. Лицо Луиса оставалось непроницаемым, капельки крови застыли на костяшках сбитых пальцев, и Габи сжалась на своем сиденье, невидящим взглядом глядя на проносящиеся мимо лесные заросли.

Кошмарное путешествие на грузовике завершилось. Казалось, прошли мгновения, и вот они уже дома. Луис открыл дверцу автомобиля и помог ей выйти.

– Как я вижу, все в порядке.

Габи ступила на землю. В ушах ее все еще стоял рокочущий звук двигателя. И тут впервые в своей жизни она потеряла сознание.

– Габи!

На мгновение ей показалось, что она в лондонской квартире, в своей кровати. Она открыла глаза, и в свете лампы, стоящей на тумбочке, увидела склонившегося над ней Луиса. Вскрикнув, она попыталась приподняться.

– Т-с-с, лежи тихо!

Он ласково, но настойчиво попытался уложить ее. Вначале Габи попробовала сопротивляться, затем покорилась и со стоном откинулась на подушки. Луис положил ей на лоб прохладную руку.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я…

Вернулась память о происшедшем, и она почувствовала озноб. Луис заключил ее в объятия и держат так, нашептывая что-то успокаивающее до тех пор, пока дрожь не прекратилась.

– С ним… с ним все в порядке?

– Я же сказал тебе, что он жив. Хотя, – продолжил Луис жестко, – видя тебя в таком состоянии, я с удовольствием бы завершил начатое дело.

– Нет! – непроизвольно вырвалось у Габи.

Луис зло улыбнулся.

– Не беспокойся. Я тут же позвонил его отцу и объяснил, где он может разыскать своего любимого сыночка. – Он на мгновение замолчал. – Прошу тебя, не ищи других приключений, хотя бы потому, что у меня нет возможности помешать тебе погибнуть.

Мысль о таком конце угнетающе подействовала на приходящую в себя Габи.

– Хорошо, я больше не буду.

– Дай мне время, я найду другой способ отомстить. – Он говорил мягко, но за вполне благопристойной внешностью Габи на мгновение увидала тщательно скрываемую сущность уличного мальчишки. Либо бороться, либо покориться – таков закон джунглей. Кажется, именно так сказал он ей однажды…

– О, пожалуйста, не надо! – Габи умоляюще посмотрела на него. – Он всего лишь ребенок. Я думаю, он получил хороший урок.

– Возможно, – проворчал Луис. Несмотря на то, что в комнате было тепло, снова вернулся озноб, и он взял ее за руку. – Тебя лихорадит. Думаю, тебе следует принять ванну.

Пройдя в ванную комнату, Луис включил воду и вернулся. Некоторое время он наблюдал, как она, сев, беспомощно разглядывает порванную блузку, а затем подошел вплотную. Вероятно, он ощутил ее дрожь, когда его руки коснулись пуговицы, потому что взглянул ей прямо в глаза. И только тут она заметила, что он необычно бледен, а его губы сжаты так плотно, что их уголки побелели.

– Габи, давай я тебе помогу.

И поскольку у нее не было ни физических, ни душевных сил сопротивляться, она оставалась неподвижной, пока он с напускным безразличием раздевал ее. Перенеся Габи в ванную комнату, он погрузил ее в воду и, словно ребенка, натер намыленной губкой.

Затем, ополоснув, Луис вынул ее из ванной и, завернув в полотенце, отнес на кровать, усадив на край. Сквозь прикрытые ресницы Габи наблюдала за тем, как он, наклонив голову, сосредоточенно вытирает ее ноги, рассматривала складку между густых бровей, и вдруг слезы непроизвольно побежали из ее глаз. Давно о ней никто не заботился так, как этот человек… единственный из всех!

По-видимому, она слегка пошевелилась, так как Луис поднял голову, и в ответ на его вопрошающий взгляд Габи, повинуясь охватившему ее чувству, накрыла своей рукой его руку.

– Спасибо тебе, Луис… за заботу обо мне, за… – голос ее прервался, – за то, что ты спас меня.

– Благодарить надо Розиту, – сдержанно ответил Луис. – Если бы она не вошла сюда, чтобы перестелить постель…

Он закончил вытирать ноги, каждую в отдельности, и, разыскав ночную рубашку, надел ее на Габи. Уложив и накрыв Габи простыней, он поднялся на ноги и посмотрел на нее. Глаза его потемнели.

– А теперь спи, дорогая.

Но когда он собрался накинуть на постель сетку от москитов, Габи поймала его за руку.

– Пожалуйста, останься со мной. Секунду он колебался, затем очень осторожно опустился на край постели, стараясь избежать, этого она не могла не заметить, малейшего прикосновения к ней, и выключил свет.

– Давай, спи, малышка.

Но не этого она хотела. Голова ее наклонилась, тело изогнулось, охваченное желанием оказаться в его крепких объятиях, под его защитой. Неужели он не чувствует этого? Да что с ним, в конце концов, происходит? Она повернулась на бок так, что ее лицо оказалось против его бедра.

– Я думаю, что усну скорее, если ты обнимешь меня.

– Я ведь уже сказал, что тебе нечего бояться! – грубо ответил Луис.

Но позже, когда Габи уже было решила, что он уходит, она услышала, как сброшенные туфли ударились о пол.

Опустившись на кровать позади Габи, он заключил ее в свои объятия. Да, это было именно то, чего она желала. Она прижалась щекой к его сильной груди, ощущая биение его сердца, улыбнулась в темноте и мгновенно заснула.

Габи проснулась рано и, открыв глаза, в бледном свете наступающего дня увидела рядом Луиса. Он лежал на боку, лицом к ней, и, опершись на локоть, Габи с бесконечной нежностью стала изучать его лицо.

Сейчас он спал, веки с длинными черными ресницами прикрывали светлые глаза, всегда готовые защититься иронией, и казался моложе, но все таким же беспокойным. Губы его были стиснуты, вертикальная складка между бровей казалась глубже, чем обычно, как если бы в то мгновение, когда он засыпал, его мучили какие-то проблемы, а во сне все показалось еще более неразрешимым.

Луис сонно пробормотал что-то, и его голова так повернулась на подушке, что черная прядь волос упала на бровь. Эта прядь, как и темная щетина на щеках, делали его лицо бесконечно дорогим для Габи. Оно не выглядело уязвимым, Луис никогда не производил впечатление уязвимости, но это лицо все равно влекло ее. И пока Габи смотрела на него так сверху вниз, ей казалось, что все внутри нее переворачивается, ощущала жестокую сердечную боль. Она ударила себя ладонью по губам и безнадежно подумала: «Я не могу… невозможно… за это надо возблагодарить судьбу… Нет, я не должна любить этого человека!»

Но, в то же время Габи знала, что она его действительно любит.

Словно специально для того, чтобы застать Габи в минуту растерянности, Луис неожиданно проснулся. Каждый мускул его был напряжен, как у кошки, приготовившейся к прыжку. На мгновение глаза его потемнели, как будто мысленно он был где-то далеко, но когда взгляд поднялся на лицо Габи, в их мрачной глубине мелькнуло нечто иное.

– Доброе утро, – произнесла она по-испански. Изумленная произошедшей с ним неожиданной переменой, Габи старалась, чтобы ее голос звучал как можно естественнее и даже попыталась улыбнуться.

– Мне надо побриться, – он провел рукой по щеке и недовольно поморщился, – и принять душ.

Луис хотел подняться, но Габи, движимая каким-то непонятным ей самой чувством, мягко положила ему руку на грудь.

– Не надо! – Луис резко повернулся к ней и нахмурился.

– Почему? – Она искоса взглянула на него из-под опущенных ресниц. – Тебе не нравится?

– Зачем ты спрашиваешь? – Лицо его все еще оставалось мрачным. – Как после вчерашнего?..

– Со мной все в порядке. Улыбнувшись, Габи медленно, со смелостью, которую она в себе не ожидала, начала водить кончиками пальцев по груди Луиса до тех пор, пока с восторженной радостью не ощутила под трикотажной футболкой завитки волос. Она чувствовала и биение его сердца, которое становилось то сильным и учащенным, то совсем пропадало. Сплетя свои и его пальцы, Габи поднесла их к его губам.

Повернув обе руки, он провел губами по ее ладони, затем по пальцам, начав с мизинца, нежно сжимая зубами кончики каждого из них. Когда Луис дошел до большого пальца, то захватил губами мягкую кожу у его основания и ласкал ее до тех пор, пока по коже Габи не побежали мурашки и с легким вздохом она не повернулась в его руках.

– Габи! – сдавленно прошептал он ей в ухо.

– М-м-м?

– Хочешь, я тебе что-то скажу?

– Что?.. – пробормотала она, едва понимая смысл его слов, переполненная охватившим ее удивительным чувством.

– Никогда не начинай того, чего не сможешь завершить.

В голосе Луиса слышалась насмешка, но за ней ощущалась страсть. В следующее мгновение, захватив инициативу, он опрокинул Габи на спину. Накрыв рукой одну грудь, Луис нащупал сосок, который мгновенно затвердел, и приник к нему жадными губами, лаская через тонкий шелк сорочки.

В сумраке, создаваемом сеткой от москитов, они чувствовали себя так, словно находились в замкнутом, принадлежащем только им двоим мире. Габи прижимала его голову к себе, ощущая, как в нее проникает незнакомое острое чувство, а затем глаза ее закрылись, и она выгнулась навстречу его ищущим губам. Руки, скользившие под сорочкой, наконец, подняли ее кверху, освобождая тело, трепещущее от прикосновений.

– Ты так прекрасна, дорогая, – хрипло прошептал Луис. – Твои каштановые волосы сияют… – он приподнял несколько локонов и уронил их вновь на ее плечи, – а кожа цвета золотистого меда горяча, как у молодого олененка!

Рука Луиса последовала туда, куда уже был устремлен его взгляд, в изгибы ее ягодиц и бедер, затем вновь поднялась выше, легла между ее ног и замерла там. Поглаживая тело Габи большим пальцем, он медленно опускал руку ниже и ниже, пока не проник в пылающую плоть.

Габи тихонько вздохнула, ее пальцы погрузились в волосы Луиса. Он подчинил ее полностью, она только стонала, в то время как его губы и язык продолжали ласки. Будучи не в силах выдержать причиняемую ей сладостную муку, Габи бессильно извивалась в его руках. Ее голова металась по подушке из стороны в сторону, глаза закатились, рот приоткрылся и, наконец, когда Габи уже казалось, что она больше не выдержит, ее мышцы напряглись, спазм сотряс все тело, она громко закричала и замерла.

Казалось, что прошли века, пока она открыла сомкнутые веки. Луис, сидя, гладил левой рукой ее колено, а мизинец правой в это время ласкал завитки волос на ее лобке. Он смотрел на нее из-под своих длинных темных ресниц, и на лице его светилась слабая улыбка.

– Тебе было хорошо?

Чувствуя, что не может встретиться с ним взглядом, Габи кивнула.

– Я… я никогда не могла даже представить… – произнесла она тихим голосом.

– Что это может быть так… приятно? Но, – он провел по ее губам кончиком пальца, – это может быть еще приятнее. Уверяю тебя.

Луис сбросил с себя шорты и, когда он снова повернулся к Габи, она потянулась к нему.

– Нет, дорогая, не спеши. – Он слегка улыбнулся ей чувственной улыбкой. – Так гораздо… приятнее.

Но любовь к нему, потребность ощутить его в себе, слиться в единое целое заставили Габи прижать Луиса к себе.

– Да, Луис!

Она слышала, как прервалось его дыхание, видела, как потемнели глаза, но это пугавшее ее раньше своей силой желание обладать теперь лишь опьянило ее, словно бокал шампанского. Он приподнялся над ней, а затем, приникнув, вошел в нее. Он совершил это так медленно, что каждой клеточкой своего существа Габи ощутила чудесное проникновение упругой плоти в податливую нежность ее тела. Ей показалось, что она умирает и с каждым продвижением Луиса вперед в него переливается часть ее естества.

Затем он начал двигаться, и, захваченная ритмом этого движения, она, совершенно обессиленная, буквально впилась в Луиса. Не будучи искушенной, она думала, что в жизни нет ничего прекраснее тех волнующих ощущений, которые она испытала несколько мгновений назад. Но только теперь Габи поняла, какие дикие, первобытные инстинкты таятся в ней. Она была деревом, которое, кружа, увлекал поток наводнения, могла лишь подчиниться этому потоку, прилагая последние усилия, чтобы уберечь себя от окончательного разрушения.

Но в этом уже не было необходимости. Она полностью находилась во власти чувств, увлекающих ее со все более устрашающей силой. Тело Луиса напряглось, он шептал какие-то слова, смысла которых Габи не могла разобрать. И вдруг его спина выгнулась, словно натянутый лук, и она почувствовала, как сладостная влага наполняет ее, а бурный поток теперь кружит их обоих и несет за собой.

Лицо Габи стало мокрым от слез. Чувствуя себя слишком обессиленной, чтобы пошевелиться, она лежала неподвижно, пока Луис нежно вытирал ее щеки. Неожиданно ее взгляд упал на разбитые костяшки его пальцев со следами запекшейся крови. Не в силах удержаться, Габи схватила эту руку и прижалась губами к незажившим ранкам.

– Почему ты хотела убежать от меня, моя дорогая? – нежно спросил Луис.

– Потому что я боялась, – прошептала она, – боялась, что полюблю тебя, если не убегу.

– От меня? Или от того наслаждения, которое мы вместе испытали?

Он задорно улыбнулся. Лицо его было спокойным, напряжение исчезло. Но Габи показалось, что ее сердце вновь пронзили острым ножом. Она отвернулась, ей захотелось вновь заключить его в своих объятия, прошептать ему: «Я люблю тебя, люби и ты меня, хоть немного».

Но вместо этого она только прошептала в ответ:

– Может быть.

– Ну, теперь ты от меня никогда вновь не убежишь. – Он погрузил руку в копну ее волос и повернул к себе лицом. – И ты теперь это знаешь, не так ли?

Его голос стал жестче, совсем немного, но гордясь тем, что теперь-то она может показать, как уязвлена его словами, прозвучавшими для нее словно неожиданный удар хлыстом, Габи поджала губы. Луис еще принесет ей много неприятностей и горя, Габи знала это. И знала, что должна освободиться от страшного чувственного наваждения, освободиться, пока это еще возможно. Но когда он прошептал:

– Я хочу, чтобы мы лежали в объятиях друг друга обнаженными, – то она спокойно позволила снять с себя ночную сорочку, которую Луис, как и свою рубашку, бросил на пол.

Габи думала, что уже никогда не сможет испытать более сильных чувств. Но когда она почувствовала его возбуждение, ощутила, как к нему возвращается страсть, в ней вновь вспыхнуло ответное чувство. На этот раз они любили друг друга бесконечно долго. Их руки и губы жадно блуждали по телам друг друга, совершая удивительные открытия, и Габи смогла полностью насладиться обладанием мужчины.

Когда губы Габи скользнули по груди Луиса и опустились на живот, она почувствовала, как напряглись его упругие мускулы. А когда она подняла голову, то с радостью увидела, что его резко очерченные скулы пылают, охваченные жаром, а глаза горят огнем страсти. Он криво усмехнулся.

– Я же говорил тебе, что ты окажешься талантливой ученицей… Но, – он приник к Габи, – я не должен быть эгоистом!

Ураган, вновь разразившийся по желанию Луиса, был кратким и яростным. Он бросил их в объятия друг друга и потряс до основания. Когда Луис поднял голову с груди Габи, на его лице застыла ленивая и довольная улыбка насытившегося ягуара, а потом они обнялись и заснули.

9

– Пора возвращаться, дорогая, – прошептал Луис около губ Габи. – Розита ждет рыбу к обеду. Она и так удивится, что за весь день мы поймали всего несколько штук.

Он рассмеялся, но Габи прервала его смех.

– Мы можем вообще сейчас не возвращаться.

– Да, дорогая, конечно. Но за сегодня всегда следует завтра.

Луис поцеловал ее в шею, а когда она попыталась освободиться, удержал на сиденье маленькой лодки. Они плавно дрейфовали вдоль речной отмели под сенью нависающих над водой веток и лиан. Наконец Луис веслом направил лодку к середине течения и, сев рядом с Габи, дернул за шнур лодочного мотора.

Солнце уже садилось, и его золотистые лучи освещали центральную часть реки сквозь зеленые своды сросшихся и вытянувших ветви над водой деревьев. Большая серебристая рыба ударила хвостом прямо перед лодкой и скрылась в кипящем водовороте. Стайка маленьких птичек, оперение которых в лучах солнца казалось золотисто-абрикосовым, кружилась впереди. Когда, улыбаясь, Габи повернулась к Луису, его лицо, обращенное к солнцу, чистотой своих линий напомнило античную маску.

Странная боль пронзила сердце Габи. Это был момент полного совершенства, и ей хотелось, чтобы он никогда не кончался. Ей не хотелось, чтобы когда-нибудь кончились эти несколько дней, в течение которых они, не в силах выдержать друг без друга ни минуты, рыбачили, купались в море, бродили целыми днями по лесу, а затем ночью лежали в объятиях друг друга, глядя друг другу в глаза до тех пор, пока порыв страсти вновь не овладевал ими, проникая в самые глубины их существа.

Лодка обогнула изгиб реки, на котором росли высокие деревья, закрывшие солнце, и в тот же момент налетел порыв холодного ветра. Луис направил лодку к берегу, выпрыгнул из нее, затем взял на руки Габи и, она, оказавшись в его объятиях, радостно засмеялась. Он тоже улыбался ей, и его серебристые глаза отражали мерцающий свет, исходящий от реки. На мгновение они застыли, оцепенев, а потом Луис удивленно или даже скорее потрясенно взглянул на Габи и поставил ее на ноги.

– Я отнесу рыбу. – Он собрал лежащую на дне лодки рыбу и, не сказав более ни слова, зашагал к дому.

Габи осталась стоять на том же месте, глядя на его удаляющуюся спину. Неожиданная мысль заставила ее вдруг покрыться мурашками. Да, Луис остался самим собой, таким же, каким был всегда, человеком настроения, непредсказуемым и никогда надолго не расстающимся со своими мрачными мыслями. Стараясь отвлечь себя от тяжелых предчувствий, Габи зашагала следом за ним.

За обедом Луис был спокоен, как всегда, но вечером, когда он увлек Габи в свою кровать, набросился на нее так, что его поведение граничило с почти животной похотью. Вновь и вновь Луис удовлетворял свою страсть, словно пытался погасить пожирающий его огонь, и это продолжалось бесконечно долго.

Габи проснулась поздно, ощущая в теле тяжесть и пресыщение. Ее плоть еще хранила память о его грубой силе. Устало потянувшись, Габи перевернулась на бок, надеясь встретить объятия Луиса. Но там, где он лежал, было пусто, и холод простыни свидетельствовал о том, что его нет уже давно.

Откинув с лица пряди спутавшихся волос, Габи накинула ночную сорочку и, повязав ее пояском, вышла на веранду. Стол был сервирован на одну персону, и эта персона уже завтракала, оставив недопитой чашку кофе и смятую салфетку, валяющуюся на полу. Габи машинально нагнулась, чтобы поднять ее, и вдруг, услышав знакомый треск пишущей машинки, повернулась и бесшумно направилась к кабинету.

Луис допечатывал какое-то официальное письмо. Он сидел спиной к двери, но при появлении Габи слегка повернул голову.

– Мне сегодня же надо лететь в Нью-Йорк.

Его голос был сухим, и вновь мурашки пробежали у нее по коже. Только тут она заметила, что он одет в темные костюмные брюки. И хотя ворот белой рубашки был расстегнут, пиджак и галстук висели на спинке стула.

– Понимаю, – Габи хотела, чтобы ее голос казался безразличным. – Какая-то неожиданная новость?

– Накопилось кое-что, надо привести дела в порядок! – усмехнулся Луис.

– Я понимаю, но…

– Я лечу в Каракас, чтобы успеть на дневной рейс.

– Ты надолго?

– Дня на три-четыре. – Он небрежно пожал плечами.

Конечно… конечно, он должен был сказать… Он обязан был сказать: «И ты летишь со мной, потому что я не могу без тебя жить!»

Но он не сказал ничего, только вынул из машинки лист бумаги, бегло просмотрел его, скомкал и бросил в урну для мусора.

Боль сжала горло Габи. Она откашлялась, пытаясь освободиться от этой боли, и после минутного колебания проговорила:

– Можно, и я поеду с тобой? Я никогда не была в…

– Нет!

Резкий ответ прозвучал, словно пощечина. Габи вздрогнула и неуверенно спросила:

– Но почему?

– Я что, должен объяснять? – Впервые за время разговора Луис посмотрел на нее, и Габи увидела его глаза, холодные, как когда-то.

– Я понимаю, что ты будешь занят, но не все же время, и мы…

– Я же сказал, нет. Ты не поедешь.

Еще одна пощечина. Но, превозмогая боль отказа, Габи гордо подняла голову.

– Ты не находишь, что должен объяснить мне причину, хотя бы из вежливости?

– Нет, по крайней мере, не в этом случае. – Его явная грубость резанула по ее нервам. – Но я думаю, что все и так очевидно. Я не верю тебе.

– Не веришь мне? – в замешательстве повторила Габи. – Что ты имеешь в виду, Луис?

– Именно то, что сказал. – Раньше ей хотелось, чтобы он взглянул на нее, но теперь его взгляд пронзал ее, словно холодная сталь клинка, убивая все чувства. – О'кей, я попытаюсь объяснить тебе. Я не верю, что ты не попытаешься бежать.

– Бежать? – Она в замешательстве подняла брови. – Что, черт побери, ты имеешь в виду?

Все последние дни она пребывала в чувственных грезах, в сновидениях, она потеряла ощущение реальности, жила только его ласками. Но теперь его слова вернули Габи в холодный мир действительности, словно ледяной поток низвергся на нее.

– Ты что, действительно не веришь мне? После всего, что между нами…

Она резко оборвала себя. Она хотела сказать «после всего, что между нами произошло», но она не будет унижаться, не будет пресмыкаться перед ним! Ты что, забыла, строго выговаривала Габи сама себе, забыла – всего за несколько дней, – какую цель он преследовал? Наслаждение, которое он получил, занимаясь с тобой любовью, – всего лишь часть достигнутого…

– Верить тебе? – Он коротко рассмеялся. – Милая, да я никому не верю. Я тебе сказал это еще тогда, когда мы познакомились.

– Кроме самого себя, конечно? – В ее голосе слышалось раздражение и где-то глубоко, даже глубже, чем страдание, сдерживаемая ярость.

Губы Луиса вытянулись в ироничной улыбке.

– Конечно, себе – в последнюю очередь! – Он бросил взгляд на часы и собрал бумаги в стопку. – Не расстраивайся, дорогая. – Опять этот ненавистный ей насмешливый тон. Глупая, она думала, что никогда больше не услышит в его голосе этих интонаций. – Ты будешь не одна. Эрнесто и Розита выполнят любое твое желание.

С трудом удерживаясь на ногах, еще на что-то надеясь, Габи хотела сказать ему: «Пожалуйста, Луис, не поступай так ни со мной, ни с самим собой», но вместо этого она посмотрела ему прямо в глаза, ее непреклонность приобрела твердость стали, и она лишь холодно спросила:

– А что будет, когда ты вернешься? Как все будет тогда? Или ты никогда об этом не думал?

– Наоборот, думал, и очень много.

– Хорошо, а что, если я… – она провела кончиком языка по губам и залилась краской, – …беременна?

Луис спокойно кивнул.

– Ну что же, я допускаю и такую возможность.

Черт побери! Он говорит об этом так, словно именно эту цель и преследовал все время!

– Но я могу и избавиться от ребенка. Ты ведь не можешь запретить мне сделать это, не так ли? – Габи подумала, что он сделал все возможное, чтобы причинить ей боль, разве только не убил ее. И теперь она хотела причинить боль ему. – Кроме того, я хочу, чтобы ты знал, я не хочу от тебя ребенка.

Но его было невозможно чем-либо задеть. Казалось, он тверже, чем любая земная твердь.

– Все это не имеет значения, – холодно ответил он, – я просто позабочусь, чтобы ты оставалась здесь до тех пор, пока не будет поздно избавляться от моего ребенка. А сейчас извини меня…

Габи молча смотрела, как Луис открывает кейс и складывает в него бумаги. Он совсем меня не знает, ни капельки, думала она, испытывая новый прилив боли. Если она действительно беременна, то единственным чувством к этим усердно делящимся клеточкам, формирующимся в ребенка Луиса, станет яростная ненависть, защищающая ее любовь. И чтобы сохранить любовь, она спокойно уничтожит эти клеточки. Он никогда ее не поймет…

– Желаю удачной поездки, – ровным голосом проговорила Габи.

– Спасибо. – В дверном проеме он на мгновение задержался. – Мы поговорим, когда я вернусь.

Габи услышала удаляющиеся шаги Луиса на веранде, приглушенный разговор с Эрнесто, затем ее ноги подкосились, и она опустилась во вращающееся рабочее кресло Луиса. Крошечный муравей испуганно носился от одного края письменного стола к другому, пытаясь спуститься с него. Габи машинально подставила руку, дала муравью возможность перебраться на нее и осторожно опустила его на пол.

Вновь и вновь одна и та же мысль не давала ей покоя – почему именно он? Почему именно его полюбила она раз и навсегда? Почему полюбила человека, для которого она значит не больше, чем любое другое живое существо, мужчину, чьей целью, кроме примитивной страсти к обладанию, было оплодотворение ее своим семенем, словно она невинная жертва, приносимая богу плодородия?

Сквозь открытые ставни взгляд Габи устремился на клетку, из конца в конец которой непрерывно метался ягуар. Луис никогда не изменится, никогда не позволит, чтобы им овладели простые человеческие чувства сострадания или любви. Ни одна женщина не сможет растопить лед в его сердце.

Так она сидела с окаменевшим лицом до тех пор, пока не услышала рев самолетного мотора. Звук медленно растаял в неподвижном воздухе, и так же медленно лицо Габи сморщилось. Опустив голову на сложенные руки, она залилась слезами, которыми, казалось, истекало ее сердце.

Габи не помнила, как провела этот день. Она едва ощущала на себе внимательные взгляды слуг и, чувствуя себя совершенно опустошенной, рано пошла спать, не сомкнув, однако, глаз почти до самого рассвета. Ее разбудил удар грома, эхом отозвавшийся где-то над морем, а затем по крыше застучали капли дождя, вначале небольшого, а затем превратившегося в сплошной ливень.

Габи оделась, причесалась и спустилась, чтобы выпить кофе. Затем она неподвижно сидела на веранде, равнодушно наблюдая вспышки молний над серыми волнами, белой пеной рассыпающимися у кромки берега. Ветер усиливался, под его порывами скрипела кровля над головой. А когда и кресло стало раскачиваться из стороны в сторону, Габи стряхнула с себя оцепенение и велела Розите идти к себе, чтобы успокоить испуганных детей.

Войдя в дом, Габи прошлась по комнатам, зайдя в последнюю очередь в комнату Луиса. Розита перестелила его постель, и теперь ни взбитые подушки, ни расправленные простыни не напоминали об их страстной безумной любви. И все-таки Габи взяла одну из подушек и подержала ее в руках, словно желая ощутить частицу оставленного им тепла. Затем она открыла гардероб и осмотрела костюмы Луиса. Здесь были все, кроме того, в котором он уехал, и Габи погрузила лицо в один из пиджаков, ощущая у воротника знакомый запах его тела.

Когда Габи вешала пиджак на место, в одном из карманов что-то звякнуло. Засунув руку в карман, Габи обнаружила там связку ключей. Бросив на них взгляд, она хотела было положить ключи на место, но по красному кожаному брелоку узнала в одном из них ключ зажигания «лендровера». Ключи мягко покачивались в ее руке, и Габи долго не спускала с них глаз.

Значит, он так доверяет ей, что даже не удосужился спрятать ключи? Доверяет – или просто пренебрегает ею, высокомерно полагая, что она никогда больше не посмеет бросить ему вызов?.. Резкий порыв ветра потряс весь дом, хлопнув дверьми. Дождь хлестал сквозь открытые жалюзи, и Габи машинально подошла к окну, чтобы их закрыть. Но вместо этого она замерла, глядя в окно. Эрнесто и Розита были в своем доме, их ставни были плотно закрыты. Впрочем, в такую погоду им все равно не пришло бы в голову…

В своей спальне, двигаясь словно во сне, Габи сбросила футболку и шорты, переодевшись в льняной кремовый костюм, и взяла дорожную сумку. Подумав, она прошла в кабинет и на листе бумаги написала: «Не вини слуг, я уехала во время бури» Затем она осторожно открыла боковую дверь.

Дождь и ветер буквально вырвали дверь из ее рук, а когда Габи вышла из дома, чуть не свалили с ног. За то время, что она огибала дом, одежда промокла насквозь, а волосы прилипли ко лбу. Но это только усилило неожиданно возникшее странное чувство веселья. Закинув в машину сумку, Габи вскарабкалась на сиденье водителя и включила зажигание.