Текст книги "Дипломатия Волков"

Автор книги: Холли Лайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Глава 14

Энергия пела в Белом Зале, сопровождая атакующее заклинание, поражавшее сейчас Волков-Галвеев, и Сабиры готовились принять ответный удар. Возле центрального стола визжала и корчилась Даня Галвей, поглощая почти всю колдовскую отдачу. Черная магия изменяла очертания ее тела; на нем вырастали рога и лапы, к ним добавлялись чешуя, клыки и когти; сбрасывая их, она приобретала всякий раз более жуткий облик, однако Сабиры точно рассчитали ее силу и способность сопротивляться, и она ограждала их от смертоносной энергии ревхах; Волки же перераспределяли между собой легкий избыток энергии таким образом, чтобы ни один из их числа не получил тяжких Шрамов.

И все же Сабиры не смогли учесть в своих тщательных вычислениях одновременный ответный удар Галвеев, и когда колдовские чары его коснулись жертвы, мощь их соединилась с ревхахом и вырвалась из-под контроля самих заклинателей и возможностей жертвы. Даня Галвей зашипела как на огне, и ее окутала черная магия; воздух наполнился дымом и тошнотворным запахом тлена. Она вскричала – столь громко и с таким ужасом, что казалось, горло ее раздирается на части. А потом в Белом Зале ударил гром, и девушка исчезла. Тогда соединенная мощь Галвеев и ревхаха обрушилась на Сабиров – ничем не смягченная, грубая, безразличная.

Быстрее всего отреагировали на случившееся старшие Волки и мерзкая тройка в составе Эндрю, Анвина и Криспина, сумевших отвести от себя это бурлящее пекло и направить его на Волков более молодых и слабых. Так им удалось уцелеть, впрочем, ценой новых Шрамов. Те, кто не был столь быстр и бессовестен, погибли ужасной смертью: они теряли человеческий облик, совершая все новые и новые мутации до тех пор, пока Трансформаций не становилось слишком много и они не обретали смертоносный характер. Погибая, колдуны извивались и корчились, молили о пощаде, но ее не могло быть.

Стены Белого Зала заголосили тысячью воплей на сотне давно умерших языков. Уцелевшие явственно услышали, как открылась дверь, хотя в капище ее не было. Свет померк, хохот мешался с громовыми раскатами, пляской молний, и за одно мгновение запах жимолости сгустился настолько, что сделался удушающим.

Уцелевшие Волки попадали на пол, сокрушенные мощью твари, которая явилась сквозь отверзшуюся дверь из иного мира.

Вот она и дома.

Кейт смотрела на огромный город, раскинувшийся под аэриблем, и прикидывала, успеет ли навестить сестер и братьев до следующего назначения. Она улыбалась в окошко, предвкушая визит: Друза была беременна, а Экхо только что родила. Кейт, которая не смела даже думать о том, чтобы завести собственных детей, нравилось нащупывать шевеление новой жизни в животе старшей сестры, чувствовать прикосновение к своему пальцу крошечной ладошки сына младшей.

Почти дома. Типпа наконец-то перестала выть; в порядке утешения Дугхалл пообещал ей путешествие на острова и все, чего она только пожелает от лучших прях Имумбары. Теперь она дремала; Дугхалл, распростершийся на крытой бархатом скамье, углубился в чтение.

Внизу – далеко справа – уже появился Дом. Его стены цвета слоновой кости окружала изумрудная лужайка – словно кольцо, подчеркивающее красоту самоцвета. Кейт вздохнула. Скорее домой… к сестрам, братьям, бесчисленным кузенам и кузинам; к приправленным смехом трапезам за длинными столами; к долгим разговорам с матерью где-нибудь у фонтана или утром во время прогулки по висячему саду; к вечерним обсуждениям вопросов политики и торговли, внутригородских и внешних, с отцом и дядьями. К любимым книгам в библиотеке, к привычным запахам и ощущениям своей постели, простынь, комнаты.

Предвкушая возвращение, она пыталась понять, будет ли испытывать такую тоску по Дому после каждой поездки, или разлука с Домом станет даваться ей легче.

И вдруг снова заболела голова.

Заморгав, она в недоумении потерла виски. А потом закрыла глаза.

Боль усугубилась.

Дугхалл застонал.

Кейт нахмурилась и села.

– Дядя, моя голова…

Ослепительная вспышка боли застала ее врасплох. Сжимая раскалывающийся череп, она закричала; одна за другой накатывали горячие как огонь волны муки, они затмевали свет в ее глазах и, наконец, швырнули, беспомощную, на пол аэрибля.

Давление удвоилось, удвоилось еще раз, и тьма поглотила ее.

Эйоуюэль потянул за цепочку клапана, перемещавшего балласт к носу аэрибля. Калимекка скользнула вниз. Строгая сетка улиц. Обведенные тенями контуры красных и бурых черепичных крыш контрастировали с буйной тропической растительностью, выпиравшей из каждого клочка заброшенной земли, и ярким потоком людей и животных, заполнявших улицы и переулки. Он уже видел фасад Дома Галвеев, врезанного в недра утеса, окружающие его высокие полупрозрачные стены; Ему нравились царящий в воздухе покой, чувство удаления от городских дел и шумов и еще то, что, являясь частью бурлившего внизу мира, он как бы возвышался над ним.

Внимание его переключилось на мысли о новейшем аэрибле, уже сооружавшемся Галвеями на аэродроме в Гласмаре. О той грузоподъемности и скорости, которой тот, по слухам, мог похвастать. Он уже представил себя капитаном этого воздушного судна, когда стон, толчок и вопль, раздавшиеся друг за другом, прогнали его фантазии. Он схватил кинжал и повернулся, рассчитывая увидеть перед собой невесть как проникших на борт Доктиираков, однако признаков опасности не было заметно. Кейт лежала на полу кабины без движения. Окинув девушку торопливым взглядом, Эйоуюэль заметил, что грудная клетка ее вздымается и опадает. Неестественно побелевшую кожу покрывали бисеринки пота, а под опущенными веками из стороны в сторону метались глаза.

– Что случилось? – спросил он у Дугхалла.

Однако, хотя посланник оставался на своем сиденье и глаза его были открыты, отвечать он и не думал. Напротив, он откинулся на бархатные подушки, столь же бледный, как и Кейт, не видя и не слыша ничего вокруг, и прижимал руки к ушам, словно пытался изгнать из них неприятный звук.

Эйоуюэль посмотрел на Типпу, ответившую ему недоуменным взглядом.

– Что случилось?

– Не знаю, – ответила та.

Девушка только что проснулась. Глаза ее покраснели и опухли от рыданий, и она казалась испуганной. Тем не менее, став на колени возле Кейт, она нащупала жилку на ее виске, затем проверила пульс у Дугхалла. Эйоуюэль всегда считал ее пустоголовой, однако девица, быть может, все-таки унаследовала кроху присущего Семье здравого смысла.

– Я спала и вдруг услышала крик.

Эйоуюэль перевел взгляд на рукоятки управления. Аэрибль продолжал спускаться по намеченной им спирали. Итак, можно на миг отвлечься от управления. Пилот попытался привести в чувство Дугхалла, явно пострадавшего в меньшей степени. Он тряхнул посланника за плечо и тут же отдернул руку: ему вдруг показалось, будто тело Дугхалла излучает слабый зеленый свет. Сияние исчезло мгновенно, так что Эйоуюэль мог бы решить, что оно ему померещилось – однако это было определенно не так.

Во всяком случае, Дугхалл застонал, схватился за голову и открыл глаза.

– Ох эти голоса… – пробормотал он.

А потом глаза его встретились со взглядом Эйоуюэля.

– Кейт?

– Пока не шевелится, – сообщил Эйоуюэль. Дугхалл стал растирать лоб.

– Пусть Типпа пересядет к тебе вперед. И сажай аэрибль побыстрее.

Посланник строго глянул на Типпу.

– Как только сядем, ступай внутрь и отыщи своего кузена Таммесина. Скажи ему, что он нужен мне здесь. И ни слова о том, что случилось. Ни слова. Ни о Кейт, ни о моем обмороке, только скажи Таммесину, что я нуждаюсь в его помощи. Поняла?

Типпа кивнула.

– Тогда ступай. – Он повернулся к Эйоуюэлю: – Долго еще до посадки?

– Нет.

– Хорошо. Сажай аэрибль и поможешь мне с девушкой. Только сперва убедись, что эта дура Типпа не помчалась рассказывать всему Дому, будто с Кейт что-то произошло. Это было… – он нахмурился и понизил голос, – …это было нападение врага. Похоже на работу Сабиров, однако своей подписи они не оставили. Происходит нечто опасное, и пока я не переговорю с параглезом, постарайся молчать обо всем.

Эйоуюэля замутило. Сабиры зацепили Кейт, и, кажется, тяжело. Хотелось бы знать, серьезно ли ее положение. Перебежав в нос гондолы, он занял место за ручками управления, – аэрибль успел чуть отклониться к югу от места назначения. Придется сделать еще один круг и зайти на посадку с севера, что не совсем удобно. Основная часть причальной бригады осталась в Халлесе вместе с солдатами; принимать его будут неопытные сменщики, набранные в основном из домовладельцев; им и в голову не придет посмотреть на север.

В этот день он не собирался извещать о своем прибытии – эвакуацию Галвеев из Халлеса следовало произвести скрытно на обоих концах маршрута. В других обстоятельствах он просто кружил бы наверху, дожидаясь, пока посадочная бригада заметит его и выйдет навстречу. Однако ситуация отнюдь не была нормальной. И он получил строгий приказ как можно скорее опуститься на землю.

Поэтому Эйоуюэль потянул за шнурок клапана и со свистом выпустил из него воздух, давая сигнал тревоги. Этот сигнал услышат и в Доме, и снаружи… конечно же, и у Сабиров – их земли располагались за двумя холмами. И пусть все они катятся к Тонну в пекло – вместе со всеми, кто будет недоволен его действиями.

Когда он привел аэрибль на место посадки, бригада уже ожидала его там. Игнорируя все наставления, Эйоуюэль крайне осторожно повел аппарат вниз, выпустив причальные канаты задолго до того, как их могли подхватить находящиеся внизу люди. Некоторые канаты перепутаются. Однако не все – хватит, чтобы сесть.

– Будь готова спрыгнуть, как только мы сядем, – сказал он Типпе и, к своему удивлению, не услышал в ответ, что она, мол, боится запачкать юбки или ободрать колени. Отчасти для того, чтобы успокоить ее – не выкинула бы какой-нибудь глупости, – а отчасти для собственного успокоения он сказал, не испытывая, впрочем, особой уверенности в благоприятном исходе: – Не сомневаюсь, с Кейт все будет в порядке.

– Хорошо бы, – негромко молвила Типпа. – Кейт рисковала ради меня жизнью; она защитила меня от князей Гиру в День Именования. А дядя сказал мне, что она-то и раскрыла замысел Доктиираков, намеревавшихся убить меня сегодня. Если б не она, я была бы уже опозорена и мертва.

Посадочная бригада неловко ловила канаты, неуклюже работала лебедками, но Эйоуюэль другого и не ожидал. Привернув клапан, питавший двигатели горючим, он позволил им заниматься своим делом – пусть они и плохо справлялись с ним. Он спустился к люку помочь Типпе высадиться на землю: нечего и рассчитывать, что увальни, едва справляющиеся с канатами, умеют помогать членам Семьи спускаться.

Когда наконец аэрибль замер и Эйоуюэль открыл люк, представшее глазам зрелище ошеломило его: на балконе второго этажа, укрытом от воздуха навесом, выстроились лучники Сабиров, потому и не замеченных им с воздуха, и целились они в посадочную бригаду, а еще два стрелка – не в мундирах Сабиров – метили прямо в него и Типпу. Горсточка грубых с виду мечников – эти были в форме, бежали к гондоле аэрибля.

Эйоуюэль не думая крикнул:

– Дугхалл, Сабиры!

Типпа завизжала.

Солдаты Сабиров ухмылялись, стрелки натянули луки.

– На землю, – приказал один мечник. – Оба. Живо. Иначе убьем девчонку.

Эйоуюэль судорожно глотнул. Спустив Типпу на землю, он соскочил сам.

– Кто еще на борту?

– Посол. Дугхалл.

– И все?

– Да, – солгал Эйоуюэль. Мечник повернулся к Типпе.

– Это правда?

Типпа кивнула.

Мечник разглядывал Эйоуюэля – его ливрею, заплетенные в косы черные волосы, украшенную бусинками бороду.

– Ты летаешь на этой штуковине?

Эйоуюэль кивнул.

– Рофетианин?

– Да.

– Это хорошо. Опытный пилот нам пригодится. Ты найдешь себе место среди нас.

Он дал знак двум другим мечникам, шагнувшим к Эйоуюэлю; они ловко избавили пилота от оружия и оттащили его от дороги к люку.

Мечник обернулся к Типпе:

– А ты кто? Несостоявшаяся невеста?

Та кивнула.

– Еще одна поганая галвеевская баба. У нас таких, как ты, уже больше, чем нужно… Но я позабочусь, чтобы мои люди сделали памятным день твоей свадьбы.

Расхохотавшись, он потянул ее за руку, дабы отшвырнуть к оставшимся в стороне Сабирам.

Все произошло так быстро, что Эйоуюэль едва не прозевал событие. Пальцы Сабира обхватили левое предплечье Типпы. И тогда правая рука ее выпорхнула из складок юбки, полоснув кинжалом по горлу солдата, прежде чем тот успел хотя бы загородиться рукой. Кровь пульсирующим потоком хлынула из раны, обагряя лицо девушки, ее руки и платье. И едва успели разжаться пальцы умирающего, как на груди Типпы, словно бы повинуясь волшебству, выросли два цветка – оперения стрел. Она посмотрела на свою грудь – с ужасом, не веря себе. Потом перевела недоуменный взгляд на пилота и приоткрыла рот; он готов был поклясться, что Типпа хотела о чем-то спросить его. Но она враз осела, расставаясь с жизнью, и упала на поверженного мечника.

Тут у выхода появился Дугхалл; взглянув на тело своей племянницы, он тяжело соскочил на землю.

– Постараюсь, чтобы все вы получили по заслугам, – бросил он стрелкам.

Те расхохотались, а один оттянул назад тетиву. Однако кто-то из мечников рявкнул:

– Отставить. Этот нам и нужен, осел.

И лучник ослабил лук.

Да, подумал Эйоуюэль, им нужен Дугхалл. Имумбарские острова были сердцем принадлежащей Галвеям торговли каберрой, и если Сабиры намереваются захватить ее, им нужно будет выведать все, что известно Дугхаллу, а может быть, и вступить с ним в сделку. В конце концов он являлся одним из Имумбарских богов.

Сабиры не дураки: они захотят наложить свою лапу на торговлю пряностью. Итак, хотя бы на время Дугхалл может считать себя в безопасности.

Эйоуюэль старался не смотреть на посла, боясь, что глаза его слишком ясно зададут вопрос, не смевший сойти с губ: что ты сделал с Кейт?

Ответ можно будет получить очень скоро – лязгая металлом, несколько мечников уже лезли наверх обыскивать гондолу. Эйоуюэль замер на месте с кажущимся бесстрастным лицом, надеясь, что Дугхалл успел спрятать ее, мечтая хотя бы мельком глянуть на дипломата и не смея позволить себе этого.

Обливаясь холодным потом под жаркими лучами солнца, он принялся молиться о спасении своей подруги; наконец вернувшиеся сверху солдаты Сабиров доложили:

– Никого. Немного оружия, немного шелка и две серебряные бутылки – как два кота. А людей нет.

Когда солдаты погнали их с Дугхаллом к Дому, Эйоуюэль едва не улыбнулся.

Глава 15

Голоса, зудевшие какую-то непонятную чушь в его голове, наконец вернули Ри в сознание. Открыв глаза, он хотел немедленно приказать всем бормотунам заткнуться – но возле него находился только один человек. Это был Янф; он дремал в кресле, и часть головы его покрывали бинты.

Голоса кричали теперь громче, и доносились они не из другой комнаты или откуда-нибудь издалека, а орали прямо в его собственном черепе. Их было трое – двое мужчин и одна женщина; спор шел в самых резких и оскорбительных тонах, и, хотя он мог различать четко каждое слово, смысл их оставался абсолютно непонятным. Более того, он не мог даже определить, на каком языке говорят, – что было для него и жутко, и странно. Для Сабира, с детства учившегося дипломатии и магии, все языки Иберы – и живые, и мертвые – таили в себе мало секретов. Он бегло разговаривал на большей части живых языков и был способен хотя бы понять смысл разговора на остальных. Познания Ри в области языков мертвых были столь же фундаментальны: в большинстве своем уцелевшие работы по магии были написаны на пяти основных языках древнего Карей, занимавшего Иберу, Стрифию и часть Манаркаса до так называемого Тысячелетия Тьмы.

И тем не менее звучавший в его голове разговор был непонятен во всем – кроме разве что интонаций.

Прижав кулаки к вискам, он попытался вспомнить случившееся. Они с друзьями бегом поднимались по лестнице. И тут что-то взорвалось в его голове – жуткая боль и грохот ослепили его и бросили на колени. Мир наполнился запахами цветов и гнили. А после… ничего. Ничего.

Сколько времени прошло? Да и где он? Где остальные его друзья? Сколько же он провалялся в бесчувственном состоянии? И что тем временем произошло со столь необходимой ему женщиной из побежденной Семьи Галвеев?

Ри сел. Голоса стихли, не создавая, впрочем, впечатления, что они оставили его. Скорее напротив – они чего-то ждали. Только безумец может решить, что в голове его кто-то говорит, а Ри не относил себя к тем, кто способен сойти с ума.

В кресле, расположенном возле лежанки, спал лучший друг. Ри позвал его:

– Янф, проснись.

Тот шевельнулся и со стоном открыл глаза.

– Как болит голова, – произнес Янф, лишь потом заметив Ри.

– Боги, ты наконец очнулся?

Хмурясь, он поднялся из кресла резким, едва ли не паническим движением.

– Или все еще нет?

Но Ри не собирался терпеть всякий вздор.

– Конечно, очнулся. Что за глупый вопрос?

– Если бы вопрос был глупым, в моей голове не было б дыры, а бедный Валард не валялся бы в соседней комнате со сломанной рукой. Мы уже один раз решили, что ты очнулся, и ты набросился на нас.

Ри вздрогнул. Быть может, он и впрямь способен сойти с ума: подобного факта он не помнил, однако не имел оснований не доверять Янфу.

– Что случилось?

– Что ты помнишь?

– Мы поднимались по лестнице в Доме Галвеев. Потом был какой-то взрыв и жуткая вонь. Боль. Тьма. И ничего, кроме них.

Янф со вздохом опустился в кресло.

– В Доме Галвеев не было взрыва. Не было вони и шума. Ты бежал впереди нас и вдруг упал, обхватив голову руками. Глаза твои были открыты, но, что мы ни делали, ты не отвечал нам, не подавал даже знака, что слышишь. Мы перепробовали все известные нам средства, пытаясь привести тебя в чувство; однако в конце концов поняли, что все наши действия бесполезны, и поэтому снова спустились вниз. Мы дали человеку твоего отца точные инструкции; заметив среди пленных девушку, похожую на твою, он должен был спасти ее. Он обещал. Его подчиненные убивали уже всякую мелочь – и таскали тела сжигать, однако он обещал, что будет следить за ними и не позволит убить эту девушку. Мы хотели отвести тебя домой, рассчитывая на помощь… но…

Тут лицо Янфа потемнело, и он умолк.

– Что «но»?

– Я хотел пригласить к тебе кого-нибудь из наших семейных лекапевтов, – ответил Янф, – но не сумел этого сделать. С твоей Семьей произошло нечто ужасное.

Внутреннее напряжение отразилось в глазах Ри.

– В каком смысле ужасное?

– Лекапевты не знают. Один из твоих младших кузенов заходил в Белый Зал. Он сказал лекапевтам, что сделал это, повинуясь непонятному побуждению. И обнаружил, что многие твои родственники… скончались… но куда большее число их… э… изменило обличье. Так сказал мне лекапевт, однако он не удосужился объяснить мне каким образом.

– А мои родители?

Янф как будто съежился.

– Твоя мать получила тяжелые увечья, но жива. Твой… – мрачно вздохнув, он продолжал: – Прости меня, Ри, твой отец мертв.

Ри побледнел. Его отец возглавлял Волков, а через них все Семейство Сабиров. Если отец действительно погиб, значит, в Семье безвластие. И новый предводитель будет избран – путем маневрирования – сильнейшими из уцелевших. И процесс этого маневрирования способен погубить не меньшее количество людей, чем непонятная катастрофа, – только более изощренными способами.

– Сколько погибло? – спросил он. – И кто остался в живых?

– Не знаю. Лекапевт, с которым я разговаривал, уделил мне ровно столько времени, сколько ему понадобилось, чтобы осмотреть тебя и ответить, что ты справишься и так, а остальные крайне нуждаются в его услугах. Я только и успел разузнать у него о твоих родителях, пока он прослушивал твое дыхание и сердце; потом он велел мне забрать тебя из Дома и укрыть в безопасном месте. Он сказал: хотя и не знает, что именно произошло с твоими родичами, он не может гарантировать повторения несчастья. И пока не придет в чувство и не начнет говорить хоть кто-нибудь из уцелевших в Белом Зале, по его мнению, следует рассчитывать на худшее.

«Неужели это Галвеи выкинули какой-нибудь фокус? – рассуждал Ри, склоняясь именно к такому мнению. – Они сумели раскрыть замыслы Сабиров и попытались воспрепятствовать собственному уничтожению».

Нет, такой ответ не годится. Если б Галвеи приняли меры, то сейчас их собственные трупы не горели бы на костре во дворе их собственного дома. Доктиираки? Эти тут ни при чем. Среди них не было Волков; из Пяти Семейств лишь Сабиры и Галвеи прибегали к древнему ведовству, смели пользоваться им. Янф сказал, что родичи Ри пали жертвой магического нападения; однако лекапевт не посмел бы упомянуть об этом человеку, не принадлежащему к Волкам и даже к Семье.

Впрочем, он сказал Янфу, что выжившие при нападении изменились; Ри, видевший достаточно Шрамов, нанесенных отраженными чарами, не нуждался в других пояснениях. Ничто, кроме магии, не могло бы сразу погубить отца и ранить мать. Ничто – он был в этом уверен.

Значит, не Галвеи. И не Доктиираки. Впрочем, нельзя исключать внутрисемейные козни; Ри ничуть не сомневался, что кузен его Эндрю и троюродные сородичи Криспин и Анвин способны перебить любое количество родственников, чтобы захватить власть над Кланом. Однако версия эта опровергалась тем, что ни поганая Тройка, ни любая другая группа внутри Семьи не обладали большинством среди Волков. Ни один член Семейства не имел возможности собрать столько последователей, чтобы суметь обратить энергию заклинания против остальных Волков… а предпринимать попытку переворота, не располагая большинством, было бы попросту самоубийством.

К подобному риску у Криспина с Анвином и Эндрю никакой наклонности не было. В этом он не сомневался.

Итак, гибельный удар нанес другой игрок. Могучий игрок. Но кто он? И как это сделал? И чего, собственно, надеялся достичь этот игрок?

Они мертвы, Кейт, все они мертвы, и тебя тоже ждет смерть, если ты не уберешься из этого места.

Было душно, воняло спиртом. Мягкая тяжесть прикрывала все ее тело, притискивала к земле. В голове грохотало, глаза отказывались служить. Голос внутри черепа не умолкал. Ей хотелось бы возвратиться в утешительный мрак, но какая-то незнакомая женщина без конца настаивала на своем.

Все они погибли, и Сабиры сейчас сжигают их тела. Ты сможешь ощутить запах костров, если встанешь.

Кейт заморгала, однако открытые глаза ее видели то же самое, что и закрытые, а именно – ничего. Совершенная в своей черноте тьма поглотила ее. Произошло нечто скверное. Нечто, извлекшее ее из безопасного и знакомого мира; нечто, переменившее в этом мире известные ей правила игры; нечто опасное, открывшее дверь и вошедшее в нее.

Она вспомнила боль и сладковатый запашок тления. Потом сомкнула глаза, прижала пальцы к пульсирующему черепу и попыталась по возможности точнее припомнить эти последние мгновения. Чувство сгущавшегося зла, которое казалось столь сильным на приеме у Доктиираков и столь усилилось впоследствии, еще более окрепло; там, в воздухе, она на мгновение ощутила восторг твари, наконец взломавшей клетку и вырвавшейся из нее; потом, кажется, появился тошнотворно приторный запах… чего бы? Название не шло на язык, однако она вспомнит, как только натолкнется… когда увидит. А потом ее череп вдруг взорвался безумным бормотанием, как если бы в ней сразу завопила тысяча безумцев, пытающихся одновременно добиться ее внимания; боль, произведенная этим бедламом, и повергла ее в мрачное, но спасительное забвение. А теперь?

Топливо аэрибля, вдруг поняла она. Пахло спиртом, потому что на нем работали двигатели воздушного корабля. Значит, она по-прежнему на аэрибле, только теперь уже не в пассажирской гондоле, а в узком пространстве перед топливными баками, укрытая толстым свертком ткани, используемой при далеких вылетах для аварийного ремонта внешней оболочки аэрибля.

Кто-то спрятал ее. Если бы корабль приземлился нормальным образом, Дугхалл – знавший о ней все – или доставил бы свою племянницу к надежному лекапевту, или сам позаботился о ней. Но вместо этого она тщательно спрятана в той части аэрибля, куда несложно попасть из пассажирского отделения; тем не менее преднамеренно отыскать ее трудно. Далее, она оказалась укрытой в тщательно подобранном месте, а это указывало на то, что прятавший ее человек не рассчитывал на большее, нежели простой осмотр врагами. Который они и произвели, сказала неизвестная женщина. Голос ее звучал внутри головы Кейт, и это свидетельствовало либо о том, что свихнулась сама Кейт, либо о том, что перевернулся вверх ногами целый мир. Кейт, не считавшая себя подверженной слабости, которую разделяли многие женщины, принадлежащие к ее общественному классу, предпочла второй вариант.

Итак, на какое-то время придется смириться с присутствием незнакомки в своей голове: ведь она предлагает столь необходимую информацию. Очутившись в безопасности, Кейт хорошенько расспросит эту женщину, узнает, кто залез в ее череп, но сейчас не время для любопытства.

– Итак, они искали на корабле меня, – прошептала она.

Любого, кто оставался на борту. Они взяли троих остальных.

– И кто эти они?

Ты и так знаешь это. Да, она знала.

– Разбудив меня, ты сказала – Сабиры!

Да.

Разумно. Лишь это семейство способно напасть на Галвеев на их собственной территории; лишь у них хватит цинизма и властолюбия, чтобы пойти на подобный риск. Что ж, они преуспели.

Итак, аэрибль во власти врагов. Кейт провела левой рукой вдоль бедра и ощутила утешительные очертания рукоятки меча. Имея оружие, она могла защитить себя, не прибегая к разоблачительной Трансформации. По крайней мере остается надежда на месть. Прислушавшись, она была вознаграждена негромкими ночными звуками и поскрипыванием натянутых причальных канатов аэрибля.

Кейт с трудом выбралась к краю кипы и медленно вздохнула. Здесь горючим пахло еще сильнее, но воздух сразу стал более холодным, чем бывает обычно вечером. Над люком, ведущим в ее укрытие, кто-то дышал – частые вдохи чередовались с негромким пыхтением.

– Кто там? – прошептала она и услышала в ответ негромкий взвизг и тихое поскребывание когтей.

Твой друг, пояснила женщина. Он впрыгнул в аэрибль, когда все ушли, и с тех пор лежит у двери.

У Кейт по спине побежали мурашки.

– Гашта?

Визг сделался громче, лапа скреблась в дверь более настойчиво. Старый приятель – волк, с которым ей случалось преследовать оленей и пеккари в обличье Карнеи. Однажды она спасла ему жизнь, и волк отблагодарил ее верностью, какой, с ее точки зрения, не существовало среди людей. Однако зверь не был домашним; дикое это существо обитало в горах вокруг Калимекки, и Кейт не могла понять, с чего бы это волк оказался на борту аэрибля. Либо корабль опустился за пределами стен, окружающих Дом Галвеев, либо стены эти проломлены и нечто завлекло его внутрь.

Выглянувшие из-под ткани глаза ее приспособились к полумраку. Она провела в забытьи долгое время. Аэрибль окружала ночь, иначе световые призмы, расположенные поверх рабочих участков гондолы, впустили бы внутрь дневной свет.

Что делать теперь? Напасть на первого встречного, который попадется ей снаружи, и убивать Сабиров, пока не погибнет сама? Или бежать за подмогой? Или собрать войско, чтобы отбить Дом? Или же просто сдаться и умереть не сопротивляясь?

– Прежде чем действовать, оцени ситуацию, – пробормотала она.

Образчик премудрости Неса Мадибля, труды которого – в отличие от обожаемого дядей Дугхаллом Винсалиса – высоко почитает вся Семья. Наставники начали вдалбливать их ей в голову с того самого мгновения, как Кейт приступила к дипломатической подготовке.

Оцени ситуацию. Незнакомка сказала, что, кроме волка и Кейт, на борту аэрибля нет никого. Итак, она временно находится в безопасности. В поисках поддержки девушка вновь прикоснулась кончиками пальцев к рукоятке меча и толкнула крышку люка. Гашта сопротивлялся ей лишь в первый момент, но сразу же отскочил. Приподняв дверцу люка, она выпрыгнула в пассажирское отделение и осторожно закрыла за собой люк. Пока она занималась этим, Гашта тыкался в нее носом, лизал в лицо и скулил.

Незнакомка оказалась права: в кабине никого не было. Теперь Кейт могла наиболее четко различать доносящиеся снаружи голоса. И ощутила то, что доселе от нее скрывал запах спирта: густой, отдававший жарящейся свининой запах сгорающей плоти. Человеческой плоти. В программу ее дипломатической подготовки входило присутствие на сожжении шпиона Увечных, происходившем на Площади Казней в Калимекке. И тогдашний запах вновь ударял ей в ноздри.

Все они убиты, сказала незнакомка. Пока она ни в чем не ошибалась. А теперь Сабиры жгут мертвые тела ее родственников. Итак, приходится считаться с вероятностью, что она, Кейт, является единственным уцелевшим членом Семьи.

Нет, она не смела даже помыслить о подобном. И без того слишком близким было отчаяние и слишком крохотными – шансы на спасение. Они погибли НЕ все, сказала она себе. Быстрыми и умными действиями я могу спасти кого-нибудь из них. «Прежде чем действовать, оцени ситуацию». Кейт встала, и Гашта рыкнул. – Шши, – шепнула она, доставая меч. Сперва надо узнать, где она находится. Подобравшись к окну аэрибля, Кейт выглянула наружу. И сердце ее едва не лопнуло. Аэрибль был причален на посадочном поле Дома Галвеев, и даже со своего места она могла видеть, что ворота его открыты – те самые ворота, которые на ее памяти открывались лишь для того, чтобы с разрешения пропустить или выпустить своего. Ворота освещало бушующее пламя разведенного рядом с ними погребального костра. Черные силуэты подбрасывали дерево в огонь. Костер окружали солдаты. Солдаты Сабиров и близнецы – деревья их герба четко вырисовывались на их плащах. Дом Галвеев пал.

Она проглотила прихлынувшие слезы и вместе с волком выбралась из аэрибля на посадочное поле. А потом зарубила мечом двоих солдат, оставленных охранять аэрибль, – безмолвно и скрытно, без всяких угрызений совести. Дом охранялся плотным кольцом, и Кейт поняла, что никакая сила и скорость не помогут ей в одиночку выручить уцелевших. Итак, остается либо умереть вместе с ними, либо отправиться за подмогой.

Гофт находился всего в двадцати лигах к северо-востоку, и в одном из городов его, Маратаде, обитало ответвление Дома Галвеев – Дом Черианов. Семья эта торговала, владела колоссальными богатствами, целой армадой судов и была в состоянии выставить сотни крепких и свирепых солдат, способных отбить все утраченное Семьей. Надо добраться до них.

У тебя остается немного времени, напомнила незнакомка. Кейт и так это знала.

До Гофта можно было добраться на аэрибле, однако если посадочная бригада не отпустит вовремя канаты, взлететь сложно. Потом надо оторваться от земли и набрать высоту так, чтобы Сабиры ничего не заметили. Лежа в росистой траве рядом с волком, Кейт разглядывала людей, сновавших перед костром, поддерживая в нем огонь. Потом осмотрела обтекаемые очертания аэрибля, под ветерком натягивавшего причальные канаты. Потом проверила ветер и нахмурилась. Слишком сильный, чтобы отпускать веревки по очереди; поступив так, она выдаст себя, потому что ветер задерет воздушный корабль вверх носом.