Текст книги "Новая методика обольщения"
Автор книги: Холли Габбер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Ник… А где моя лобивия?
– Пока в гостиной. Потом, может быть, перенесу ее сюда.
– Она действительно тебе понравилась?
– Конечно, такой неожиданный сюрприз… – Николас внезапно хмыкнул. – Моя переводчица Делия, когда ей что-то нравилось, издавала потрясающий звук, нечто вроде «о-у-а-у-у-у». Я его вспомнил, когда увидел твою лобивию.
– Вспомнил свою копченую морщинистую мумию?
– Только ее вопль.
– Делия… Красивое имя.
– Но короткое, что нехарактерно для коренных итальянцев. А вот генерального менеджера, с которым я постоянно общался, звали Адальберто Бранчиароли.
– Боже, как ты это запомнил?
– Я много раз видел его имя написанным – вероятно, поэтому. Правда, сам он просил называть его Эдом… Полин, я тоже хочу кое о чем тебя попросить.
– Проси о чем угодно.
– Давай останемся здесь еще на день. Я уже сообщил Марше, что в понедельник не появлюсь. А ты можешь завтра никуда не уезжать?
Полин резко повернулась:
– Да, милый, да! И мы проведем вместе целый день? И вместе приготовим ужин?
– Конечно. О работе говорить не будем категорически. А во вторник я отвезу тебя домой. По-моему, я предоставляю тебе уникальный карт-бланш бомбардировать меня всевозможными историями сутки напролет. Только следи за моими зрачками: если они начнут закатываться – замолкай. Договорились?
Полин быстро-быстро закивала и прижала его руку к своей щеке.
– Скорее, Ник, ты предоставляешь мне уникальный шанс нарушить устоявшуюся традицию.
– Какую?
– Заниматься любовью лишь по воскресеньям. Это опасная тенденция, грозящая перерасти в привычку. Ты готов ее нарушить?
– Постараюсь по мере сил. Жаль, что мне уже не двадцать пять лет.
– Тебе немного больше – и хорошо. Кому нужны неуемные силы, если их обладатель понятия не имеет о всяческих изысках и считает женщин такими же неприхотливыми существами? Конечно, энергия с годами убывает, зато осведомленность возрастает – все сбалансировано. А качество в этих вопросах куда важнее количества. Тебя по уровню компетентности я бы назвала мэтром, стоящим выше любой критики.
– Спасибо. Подсластила пилюлю. Знаешь, я сейчас подумал… Когда мне было тридцать, тебе только четырнадцать. Понимаешь?
– Честно говоря, нет. Ну и что?
– У меня уже родился ребенок, а ты еще в школе училась. Видно, всему в жизни назначен свой срок. И все-таки… Из-за многого обидно. Молодым уже никогда не будешь… Время движется неравномерно – рывками… Иногда чувствуешь себя мальчишкой, а в зеркало посмотришь… Ты как-то назвала меня осенним наваждением. Очень верно. Я действительно… засыхающий куст.
– День рождения настроил тебя на минорный лад? Меня этот праздник тоже перестал радовать. Ничего. Главное, чтобы зима не наступила раньше срока. А осень бывает очень долгой, солнечной, осенью урожай собирают, и желуди падают, чтобы новые дубы выросли, и деревья прихорашиваются напоследок… Если захочешь, Ник, я продлю твою осень. Со мной она будет длиться и длиться. При молодой женщине и мужчина остается молодым.
– А обратное верно? При старом мужчине и женщина быстрее стареет?
– Нет, Ник. И вообще, что за несвоевременные разговоры? Будут у тебя еще и весна, и лето, и пляжные красотки в бикини. Правда, на них советую только смотреть – с приличного расстояния… Ой, я вспомнила! Могу рассказать тебе потрясающую историю, как я оформляла подарочный рождественский каталог, где все товары рекламировали длинноногие девицы в костюмах Санта-Клауса. Одна сидела верхом на олене…
– Про оленя расскажешь завтра. Спи, трещотка.
* * *
В конце следующей недели Полин предприняла еще одну попытку развязаться с работой над буклетами: Николас должен был, наконец, лично утвердить каждую готовую полосу и – что гораздо важнее – завизировать макеты обложек, которые он еще ни разу не видел. Серебряную обложку первого проспекта, состоявшего всего из восьми полос, Полин выдержала в стиле изысканной простоты. Заголовок вверху коротко гласил: «Ведущие технологии», внизу, в квадрате (тоже серебряном, но более темного тона), слева столбцом шли слова «Прочность. Долговечность. Комфорт. Качество. Дизайн», справа была изображена белоснежная угловая ванна-полукружье. Этот слепящий цветовой акцент благополучно уравновешивался крупным логотипом фирмы, помещенным наверху рядом с заголовком.
Обложкой второго, двадцатичетырех страничного проспекта Полин гордилась больше. На идеально белом фоне размещался огромный, полупрозрачный куб. Он был доверху заполнен голубой водой, в которой в соблазнительной позе, скрестив неправдоподобно длинные ноги и стыдливо склонив голову, сидела обнаженная женщина цвета металлик – глянцевито сверкающая, стилизованная под компьютерно-анимационных героинь. Николас долго смотрел на нее, традиционно барабаня пальцами по столу. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
– Что за русалка в аквариуме, Полин?
– Тебе не нравится?
– Прости, но я не понимаю. Какое отношение все это имеет к нашей продукции?
Полин начала заводиться:
– Вот именно, не понимаешь. Чего ты хотел? Чтобы обложку украшал добренький старичок с газетой в руках верхом на унитазе? Или вылезающая из ванны традиционная улыбающаяся дура с полотенцем на голове? Да, это нечто ирреальное, но имеющее вполне конкретное отношение к твоей продукции. Основные компоненты ассоциативной связи: вода, емкость, ну и, конечно, женщина. Ты говорил еще при нашей первой встрече: проспекты должны привлекать внимание, бросаться в глаза. Пойми, именно эта русалка в аквариуме, как ты изволил выразиться, и будет главной приманкой. Из-за нее одной буклеты расхватают. Уж я-то знаю свое дело!
– Тише, тише… Ну, хорошо…
– Ник, я лучше разбираюсь в дизайне вообще и его современных тенденциях в частности! По стилю композиции можно с точностью до года установить, когда она создана. Я не отстаю от времени, а ты застрял в конце семидесятых. Тебя бы устроило, если бы на обложке усатый длинноволосый идиот заматывал свои достоинства махровым полотенцем? Тогда это было очень модно!
– Тише, не тараторь! Я не знаю, что было модно в конце семидесятых, но эта жуткая девица меня пугает, она похожа на киборга из жидкого металла. Точно… Очевидные аллюзии с третьим «Терминатором». Ты его видела?
– К счастью, нет. Не все такие пугливые. И вообще, какой «Терминатор»? Ты упрекаешь меня в плагиате? Это мое авторское решение, и только мое!
Николас со вздохом приподнял очки и потер переносицу.
– Сбавь обороты, Полин. Я ужасно устал. Хорошо, я готов утвердить этого Железного Дровосека в женском обличье. И все, с обложками мы разобрались – окончательно. У меня нет сил, анализировать и спорить, я доверяю твоему чутью. Может, я действительно старомоден. Пусть будет аквариум с голой стальной дивой. И пусть тинейджеры ее вырезают и прикалывают над кроватью. Давай смотреть, что внутри.
Пролистнув несколько страниц, Николас недоуменно сдвинул брови.
– В чем дело? Ты изменила фон?
Полин едва заметно кивнула. Почему-то в последний момент однотонный фон подложек показался ей слишком скучным, и она, поддавшись настроению недавно прожитых недель, расцветила его парящими в воздухе осенними листьями. Николас выдержал красноречивую паузу.
– К чему эта живопись, Полин? Все было изящно и скромно: ненавязчивые сиреневые, голубые тона. И вдруг какие-то… детские рисунки. Что за намеки? Что наша продукция так же ненадежна, как облетающие листочки? Что мы доживаем последние дни? Мы будем распространять проспекты весной, так неужели нам следует сознательно портить настроение потенциальным партнерам давно забытым листопадом? Да и вообще… Извини, но мне этот желто-оранжевый фон кажется немного ляповатым.
Полин чуть не задохнулась от оскорбления. Сначала ее попрекали металлической красоткой, которой она так гордилась, – обозвали плод ее долгого труда Железным Дровосеком, каким-то киборгом. Теперь заявили, что ее листья выполнены на детском уровне. Ее высокохудожественные листья!
– Может, тебе стоило нанять другого дизайнера, Ник?
– Нет, ты очень дельный дизайнер. И с обложкой ты меня убедила. Но я прошу вернуть тот фон, который был. В данном случае, я имею право настаивать, я заказчик. И давай без обид. Не надо смешивать личную жизнь и работу. Понимаешь?
Мерцающий монитор и окружавшие его предметы начали раздваиваться и расплываться перед глазами. Полин вскочила. Она не хотела демонстрировать слезы – еще не хватало, чтобы Николас счел их нарочитыми.
– Понимаю. Перекрасить странички в пошленький голубой цвет несложно. Отдай мне распечатки, я брошу их в корзину в приемной.
Полин потянулась и резким движением вырвала у Николаса кипу страниц. При этом, сама того не желая, она нечаянно, острым ногтем полоснула по его руке. Он изумленно уставился на заалевшую царапину.
– Тигрица… Смотри-ка, до крови.
– Приношу свои официальные извинения, как заказчику.
Одним махом смяв листы в огромный ком, Полин устремилась к двери. Николас проявил неожиданную резвость: пока она огибала длинный стол, он, на удивление живо выбравшись из кресла, преградил ей дальнейший путь.
– Я же просил не обижаться. Это еще что? – Своими короткими пальцами Николас коснулся ее намокших нижних ресниц. – Черт, кажется, я наговорил лишнего. Я был бестактен, да? Прости, Полин, но я в самом деле, очень устал. Погода тяжелая, и я неважно себя чувствую в последние дни…
– Зачем ты заявляешь, что не надо смешивать работу и личную жизнь? – пробормотала Полин, запинаясь и не поднимая головы. – Разве в этом кабинете я становлюсь тебе чужой? Почему ты разговариваешь со мной таким тоном? Даже за руку меня не возьмешь… В постели ты такой ласковый. И говоришь мне совсем другие вещи… Я так старалась. Для меня это не просто очередной заказ. Я в первую очередь хотела тебе угодить. А ты говоришь, что я рисую детские рисунки, что они пугающие, ляповатые… – Вновь проникнувшись отчаянной жалостью к самой себе, Полин исторгла очередную порцию слез. – Нет, Ник! Я классный специалист. А ты какой-то двуликий Янус. Почему здесь ты обращаешься со мной как с обычной подчиненной? Разве я провинившийся щенок, чтобы меня окунали мордочкой в лужу? Я догадываюсь, по большому счету ты ко мне равнодушен. Но все равно: я не заслужила такого обращения, тем более от тебя…
Она хотела добавить: «от человека, которого люблю», но не отважилась. Николас бросил на нее быстрый взгляд и принялся с силой тереть собственный подбородок, словно проверяя качество бритья.
– Полин… Ты все понимаешь неправильно. Ну, как ты можешь так говорить? Я уже давно не мальчик, я не всеяден, я просто не стал бы вступать в продолжительные отношения с женщиной, которая мне безразлична. Не стал бы приглашать ее к себе домой, потому что неприкосновенность моего жилища священна, доведена до абсолюта. И вообще: я не стал бы заводить служебный роман от нечего делать, потому что это безответственно по отношению к женщине – тем более такой изумительной, уникальной. Пойми, я никогда не проявлял фонтанирующих чувств. Я даже своего сына ни разу не поцеловал после того, как ему исполнилось семь лет, потому что… Да потому, что я не Адальберто Бранчиароли, который прямо брызжет эмоциями, словно провинциальный трагик на сцене. Только для Адальберто это не игра. Я же вижу, Полин, ты считаешь, что моя сдержанность в словах, в поступках проистекает из равнодушия. Это неверно! Понимаешь? Просто я такой человек и никогда не буду другим. Если я всерьез тебя обидел – извини. Я всего лишь высказал свое личное дилетантское мнение. Получилось чересчур категорично, да? Повторю: причина только в моем нынешнем состоянии. Неужели ты думаешь, что я походя, от безразличия, могу тебя унизить, оскорбить? Я очень высоко тебя ценю – твои дарования, эрудицию. И потом, разве это не чудо: встретить в наши дни настолько феерическую женщину? Ты впархиваешь сюда, словно редкая бабочка: крылышки трепещут, переливаются… Блеск, звон… Разве я равнодушен к тебе, Полин? Разве я могу быть равнодушен к женщине, которая проявляет ко мне, стареющему субъекту, такую… прости, конечно… неистовую пылкость?
К концу монолога Полин была готова простить Николасу не только его сегодняшние замечания, но и любые другие прегрешения на десять лет вперед. Ее глаза высохли, пальцы безостановочно крутили пуговицу на его пиджаке. Не жалуйся он на свое недомогание, она заставила бы его заняться с ней любовью прямо здесь и сейчас.
– Ник, а что у тебя болит?
Николас дернул плечами:
– Не важно.
– Я должна знать, милый. Надеюсь, не сердце?
– Нет. Желчный пузырь опять напомнил о себе. Он не любит совокупности нервных и физических нагрузок, а поездка в Европу несколько меня подкосила. Надо посидеть на жесткой диете и как следует отдохнуть. Но, увы, до рождественских каникул отдыха не предвидится… Придется протянуть еще месяц. Да-а, это ерунда. Просто на время придется отказаться от некоторых продуктов. Моей жизни ничто не угрожает… Отпусти эту злосчастную пуговицу, Полин, ты ее оторвешь. Так ты изменишь фон?
– Изменю. Ты же заказчик, у тебя право выбора. Долой желтые листья, да здравствуют нежные пастельные тона.
– Маленькая умница. Мы поедем ко мне в воскресенье?
– Я живу только ради этих воскресных вечеров, Ник. И давай договоримся: ты будешь отдыхать, а я – готовить диетические блюда по твоему заказу.
– Нет, я буду готовить, а ты – смотреть и запоминать. Пока я доверю тебе только заваривание лечебного чая.
– Знаешь что, Ник? Сейчас я уйду, но прежде я тебя поцелую. Прямо здесь, в твоем насквозь деловом кабинете, около незапертой двери. Плевать я хотела на Маршу, которая может войти в любой момент. А ты не посмеешь мне возражать. Твоему желчному пузырю это не повредит?
– Скорее пойдет на пользу.
Через две минуты Полин неуверенной походкой вышла из кабинета и направилась к себе. Проходя мимо стола толстушки секретарши, она остановилась и посмотрела на нее с рассеянной улыбкой.
– У меня идея, Марша. Пожалуй, я сейчас куплю диск, с третьим «Терминатором». Хочу узнать, как выглядит стальная женщина-киборг. А с другой стороны… Нет, я ничего не буду покупать. Лучше пересмотрю сегодня вечером классику – «Волшебника страны Оз». Кажется, Железного Дровосека играл Джек Хэйли, ты не помнишь?..
Не дожидаясь ответа, Полин еще раз улыбнулась Марше, застывшей в совершеннейшем недоумении, и покинула приемную.
* * *
За две недели до Рождества Полин вновь побывала в офисе Николаса – как она думала, в последний раз. Ее утвержденные рекламные проспекты уже отправились печататься; она заехала лишь забрать кое-какие вещи из своей комнатки и распроститься с Маршей. Полин хотела напоследок заглянуть и в кабинет Николаса, но у него опять шло совещание, и она так и не сумела еще раз увидеть длинный стол, за которым пережила столько самых разных чувств. Прощальный взгляд на огромные фотографии в приемной, против ожидания, не вызвал у нее особой печали, зато, приводя в порядок покидаемую каморку, она позволила себе ненадолго предаться душещипательным воспоминаниям и даже дважды шмыгнула носом.
Госпожа Метелица в этот вечер не скупилась, щедро рассыпая в черном воздухе полные пригоршни снежинок, наряжавших фонари в искрящиеся балетные пачки. Полин, погруженная в предпраздничные мысли, блаженно шагала по свежему скрипящему снегу и не сразу услышала писк телефона. Она чертыхнулась: плохо гнущимися пальцами, в новых кожаных перчатках трудно было нажимать на кнопки и так не хотелось подносить к теплому уху ледяную трубку.
– Алло…
– Привет. Оказывается, ты сегодня у нас побывала?
– Твой цербер Марша обо всем тебе докладывает?
– Это ее работа.
– Да, Ник, побывала. Можно сказать, я еще одной ногой у вас: иду по улице, приближаясь к собственному дому… Знаешь, прощание с твоей конторой оказалось очень грустным. Целый этап жизни закончился. И ты для меня больше не заказчик.
– Стоит ли переживать по такому ничтожному поводу? А вдруг я выступлю в твоей жизни в каком-нибудь новом качестве? И это ознаменует начало нового этапа?
Полин поскользнулась и была вынуждена опереться на припаркованный рядом с тротуаром автомобиль, чтобы не упасть.
– Ты объяснишь, что имеешь в виду?
– Да, но не сейчас. Жаль, я тебя сегодня не видел. Ты, как всегда, напоминала по расцветке диковинный оранжерейный цветок?
– Нет, скорее актуальную елку – в моем одеянии преобладали зеленые тона… И когда же ты объяснишь свои слова?
– В самом ближайшем будущем. Что ж, Полин, рад был услышать твой голосок, но для дальнейшей беседы катастрофически не хватает времени. Понимаешь? Я позвоню завтра. Целую, трещотка.
Полин уже давно размышляла, не стоит ли посвятить Кати, в перипетии ее отношений с Николасом – хотя бы в общих чертах. После этого телефонного разговора со всей очевидностью стало ясно: пора обрисовать ситуацию дочери. В субботу Полин выбрала момент, когда Кати пребывала в более-менее благостном настроении. Сидя с ногами в кресле, она сосредоточенно корпела над хитроумной головоломкой: какой-то островерхой пирамидкой, по которой во всех направлениях двигались маленькие разноцветные шарики. Полин некоторое время наблюдала за стремительными, но вполне осмысленными манипуляциями Кати, в очередной раз, удивляясь ее потрясающему пространственному мышлению и заодно собираясь с духом.
– Послушай, Кати, я хочу с тобой поговорить. Только выслушай меня спокойно, ладно? Я начну с главного. Понимаешь, в моей жизни – в нашей жизни – многое может измениться. Есть один человек…
– Твой любовник, который прислал мне в подарок дурацкую кружечку?
Полин осеклась. Ее несносная дочь порой бывала на редкость бестактна.
– Эта кружечка совсем не дурацкая. Он, кстати, был не обязан вспоминать о твоем существовании, выбирая сувениры. Но вспомнил. Он очень хороший человек.
Кати на секунду оторвалась от головоломки, взглянула на Полин исподлобья, улеглась и забросила ноги на спинку кресла.
– Как его зовут?
– Николас. Кати, ты можешь общаться со мной нормально, а не вниз головой?
– Я и общаюсь нормально. Просто мне захотелось полежать. Ну, так, он хороший человек, он шлет мне подарки, что дальше? Он решил на тебе жениться?
Полин решила, во что бы то ни стало не взвинчиваться, а ровно довести разговор до конца.
– Не знаю, милая. Мне кажется, всякое может произойти. Мы с Николасом несколько месяцев присматривались друг к другу, но теперь наши отношения очень серьезны. Мы оба испытываем очень глубокие чувства. Я даже не исключаю, что мы с тобой переедем к нему.
– Мне выделят комнату или чулан под лестницей, как Гарри Поттеру?
– Пожалуйста, перестань! Зачем ты так реагируешь на каждую мою фразу? Ну, хочешь, я объясню тебе, словно маленькому ребенку, что мамочка тебя любит и будет любить всегда? Что я больше не собираюсь заводить детей, и братики с сестричками у тебя не появятся? Разве что один братик…
Кати проворно приняла вертикальное положение. Ее удлиненные, как у лисы, глаза расширились от удивления.
– То есть?
– У Николаса есть сын, – твой обожаемый Отто из субботнего сериала. Кстати, на самом деле этого юношу зовут Томом. И у тебя имеется шанс стать его сводной сестрой.
В головке Кати началась напряженная мыслительная работа, – от Полин это не могло скрыться. Она поздравила себя с вовремя сделанным верным ходом. Наконец Кати прервала затянувшуюся паузу:
– И когда ты познакомишь меня, со своим Николасом?
– При первом же удобном случае. Поначалу, естественно, возникнет некоторое напряжение, но я постараюсь это самортизировать…
– А как он будет ко мне относиться?
– Хорошо, конечно. Он очень добрый, уравновешенный…
– А приставать ко мне в твое отсутствие он не будет?
Моментально, выбитая из колеи, Полин чуть не сорвалась на крик.
– Не говори так! Ты насмотрелась всяких идиотских фильмов, и ток-шоу! Если послушать этих психопаток, так каждую вторую в детстве изнасиловал родной отец или отчим! Одна из модных ныне страшилок для взрослых! Среди сотни моих знакомых нет ни одной женщины, которой бы довелось это пережить! Ни одна, даже не слышала об этом свинстве! Я знаю один непреложный, святой для меня закон: если мужчина любит женщину, то он любит и ее ребенка. И не той любовью, о которой ты в последнее время рассуждаешь с таким знанием дела.
– А он тебя любит?
Ораторский порыв Полин сразу же угас.
– Я надеюсь, Кати… Что касается моих отношений с Ником, я вообще надеюсь только на лучшее. Пойми, он мне очень дорог. Я не нахожу в нем недостатков. Я просто парю на розовых облачках… Сладкая моя, ты столько раз говорила, что желаешь мне счастья. Зачем же ты так ощетинилась? Ах, если все сбудется… У него настоящий пряничный домик – прямо из сказки. Ты будешь жить на втором этаже, в комнате, залитой солнцем. Согласись, в этом смысле у нас не очень удачная квартира. Окна выходят на север и на запад, в твоей спальне всегда не хватает света…
Кати подтянула колени к подбородку и вновь принялась крутить головоломку.
– Ну и скоро это произойдет?
– Понятия не имею. Может, скоро, может, нет. Я, конечно, оглушила тебя этой новостью, да? Она утрясется в твоей головке за ночь, милая. Утром проснешься и сама увидишь, что воспринимаешь ее куда спокойнее.
Когда Кати ушла к себе, Полин еще долго стояла около занавески и смотрела в темноту. В окне соседнего дома вспыхивал и угасал странный сиреневый огонек – то ли там мигала детская игрушка, то ли заблаговременно заготовленное елочное украшение. Полин вспомнила, как однажды купила маленькой Кати пластмассовую волшебную палочку, мерцающую разноцветными огнями. Может, она зря рассказала дочери про Ника? Может, еще рано планировать тихое совместное счастье и выдавать желаемое за действительное? Впрочем, мучиться сомнениями осталось недолго. Ее будущее должно определиться совсем скоро: насколько она знала мужчин, они всегда старались приурочить сообщения первостепенной важности к определенным календарным датам. В воскресенье Кати демонстративно не вспоминала о вчерашнем разговоре и полдня сидела за компьютером, играя в какую-то нескончаемую игру, в которой хорошие гномы в зеленых колпачках тащили куда-то мешки с золотом, а плохие гномы в красных колпачках пытались им помешать. Она раскрыла рот только на обратном пути в школу.
– Мама, я хочу поехать на Рождество к бабушке и остаться у нее на все каникулы.
Мать Полин жила в Стратфорде, с третьим или четвертым мужем – Полин сбилась со счету. Она была одним из организаторов ежегодно проводимого Шекспировского фестиваля и, как казалось Полин, за последние годы удивительно сблизилась с Шекспиром – во всяком случае, она говорила о нем, в зависимости от настроения, как о любимом племяннике или, напротив, двоюродном дяде по отцовской линии.
– Это твоя инициатива или бабушкина?
– Ее. Она все время звонит и зовет к себе. Говорит, у них будет очень весело. Приедет внук ее дорогого супруга – ему пятнадцать лет, и он, по словам бабушки, очень умный и симпатичный.
– Она бы хоть со мной поделилась своими планами… И как же ты поедешь одна?
– А что такого? Сяду в автобус, включу плеер и поеду. Они собираются нарядить живую елку, напечь пирогов, со всякими вкусными начинками… Мне всегда нравилось у них гостить. Серьезно, мама, зачем мне оставаться здесь и с ума сходить от скуки? Тебе и без меня будет с кем встретить Рождество. А познакомиться с твоим до небес замечательным человеком я могу и после каникул.
– Ты по-прежнему ревнуешь?
– Нет, я действительно хочу к бабушке. Она обещает богатую развлекательную программу. А еще она говорит, что у этого мальчика вьющиеся волосы и длинные ресницы, – как у Фродо. Так классно… Может, я тоже хочу найти свое счастье.
Полин засмеялась и поправила на Кати умилительную вязаную шапочку, украшенную огромным помпоном.
– Ты, наверное, не помнишь… Когда тебе было лет пять, ты однажды сказала: «Мама, выходи замуж только за принца. Правда, принцев вокруг нет».
– Николас, похож на принца?
– Скорее на величавого короля. Лишь короны не хватает… Ну, пришли. Ты не дуешься на меня, детка?
Кати помотала головой – помпон покачался из стороны в сторону.
– Что толку дуться? Все равно ты поступишь по-своему. Благословляю, мамочка.
Привычно безучастно чмокнув Полин в щеку, Кати развернулась и направилась к дверям школы, стараясь ступать по краю вычищенного тротуара – там, где в наметенном снегу можно было оставлять следы. Полин проводила ее взглядом и велела себе не забыть при ближайшем разговоре с матерью жестко распорядиться, чтобы та присматривала за умным симпатичным мальчиком и контролировала степень его близости с Кати. Коротко вздохнув, Полин прикрыла воротником озябшие щеки: теперь оставалось только поспешить к неизменному месту встречи. Знакомый, окутанный белыми клубами пара автомобиль, был виден издалека – она ускорила шаги, и через минуту, захлопнув за собой дверцу, окунулась в благословенное тепло.
– Замерзла?
– Ужасно! – Полин старалась улыбаться одними губами, зная, что на морозе морщинки у глаз становятся заметнее.
– Сейчас согреешься. А у меня дома даже жарко – я затопил камин.
– Как чудесно… Кстати, о твоем доме. У меня есть ряд дизайнерских предложений.
– О боже.
– Зачем сразу пугаться? Я в пятницу на работе просматривала грандиозный новый каталог рождественских товаров. Ох, Ник, сколько же там классных штучек! Хочется обзавестись всеми без исключения. Надеюсь, у тебя будет елка?
– Конечно.
– Тогда, если хочешь, можно купить восхитительную керамическую подставку в виде спящего Санта-Клауса: румяного, толстощекого. Очень уютная вещь. Еще мне безумно понравились пленки для украшения оконных стекол. Рисунки, конечно, шаблонные – елочки, снеговики, – но милые. В конце концов, неделю можно пожить и с заклеенными окнами, правда? Но что ты обязательно должен приобрести, так это светящиеся деревца, которые устанавливаются вдоль дорожки, ведущей к дому. Кончики веток излучают, совершенно волшебный свет. Он расслаивается, струится по всем направлениям – в общем, смотрится потрясающе! А еще я бы тебе посоветовала…
– Полин, я готов скупить все. Если ты, как настоящий мастер своего дела, с головой уйдешь в праздничное благоустройство дома, твой словесный поток на время иссякнет или хотя бы ослабнет. Во всяком случае, я питаю на это робкую надежду.
* * *
Во вторник вечером позвонил Сол, против обыкновения явно пребывающий в приподнятом настроении.
– Согласись, Полли, это было очень любезно со стороны наших сантехнических друзей-заказчиков.
– Что именно?
– Ну, как же? Прислать приглашения на рождественскую вечеринку для сотрудников фирмы.
– Я не получала никакого приглашения.
– Да? Но их, судя по штемпелю, рассылали еще одиннадцатого, а сегодня пятнадцатое… Наверное, какая-то путаница. Уж если меня пригласили, то тебя просто не могли забыть. Позвони их шарообразной секретарше, пусть проверит.
– А что в этом приглашении написано?
– Сейчас… Где же оно… Вот. На два лица, Полли! «Приглашаем вас»… бла, бла, бла… «на рождественскую встречу друзей»… как тебе это нравится? «которая, состоится восемнадцатого декабря»… то есть в пятницу… «в клубе «Харпо». Неплохое местечко, я его знаю, там, на втором этаже великолепный суши-бар. Начало в шесть часов вечера.
– Значит, на два лица, Сол? – Полин пыталась сообразить, в чем дело.
– Да. Ума не приложу, кого бы взять с собой. А ты пойдешь?
– Конечно. Правда, придется оставить Кати одну на целый вечер.
– Ничего, она уже взрослая. Посмотрит телевизор. Не забудь позвонить этой толстухе, Полли, и вежливо намекни ей на небрежное отношение к своим обязанностям. А еще лучше, – пожалуйся самому Андерсону.
– Я так и поступлю, дорогой. Спасибо за заботу.
Никакой путаницы нет, подумала Полин. Разумеется, приглашение Солу, выслали по инициативе как всегда внимательного Николаса. Вероятно, он же рачительно распорядился не посылать отдельное приглашение Полин, а решил просто взять ее с собой в качестве второго лица – вот и все объяснение. Непонятно только, почему он не позвонил сегодня вторично: обычно их развернутая Вторая Ежедневная Беседа проходила именно в это время. Первая Ежедневная Беседа (которую Полин вела, как правило, еще лежа в кровати) занимала не более, нескольких минут: Николас лишь коротко осведомлялся о состоянии Полин, планах на день и прощался до вечера. Правда, сегодняшний утренний разговор вообще состоял из пары фраз; к тому же Николас, прервавший ее на полуслове, говорил настолько отрывистым и жестким тоном, что Полин даже слегка обиделась. Может, следовало не обижаться, а насторожиться?
Наступившая среда неожиданно обернулась сплошной пыткой, напрочь, похоронившей предпраздничное настроение последних дней: Николас словно испарился. Полин тщетно ждала звонка, не зная, что и думать, подскакивала, когда начинали верещать мобильники коллег, а затем принялась каждые полчаса звонить ему сама – ни один из телефонов Николаса упрямо не отвечал. В начавших сгущаться сумерках Полин увидела в окно летящую птицу, которую сносили назад мощные порывы ветра, и сочла это дурным предзнаменованием. Вечером она, уже изрядно выведенная из равновесия, набрала его домашний номер и бесконечно долго слушала ввинчивающиеся в ухо гудки, пока, наконец, не уговорила себя положить трубку на рычаг.
Полин была растеряна и безумно испугана, у нее разболелись виски, начали дрожать руки. Разумеется она и помыслить не могла, что Николас ни с того, ни с сего решил с ней расстаться, попросту исчезнув. При любом повороте событий такой отвратительный способ действий никак не вязался с его цельной, основательной натурой. Она боялась худшего. К полуночи, находившись по квартире взад и вперед, она решила лечь спать, но не смогла принять горизонтальное положение: сердце начало так колотиться, грозя проломить ребра, что ей вновь пришлось сесть. К тому же в ее теперешнем состоянии темнота пугала. Полин включила ночник, а потом и настольную лампу. Последнюю попытку найти Николаса она сделала в час ночи – результат, как и прежде, оказался нулевым. Это уже было похоже на катастрофу – Полин прижала к лицу подушку и принялась горько плакать от неведения и страха.
И все же через несколько часов сработало неизменно свойственное Полин спасительное качество-предохранитель: ее организм всегда категорически отказывался от нервных перегрузок, и даже в самые тяжелые минуты она не могла противиться сну. По мере того как иссякали слезы, она то и дело проваливалась в дремоту и, наконец, по-настоящему уснула. Утреннее пробуждение, правда, оказалось неприятным и внезапным: Полин словно подбросило, она одним махом села на кровати, и ошалело уставилась на будильник, показывавший девять часов. В это время Николас уже должен был находиться в своем кабинете – Полин автоматически потянулась к телефону и ватными со сна пальцами стала нажимать на кнопки. После десятого безответного гудка она поняла, что пора предпринимать какие-то срочные действия и без колебаний набрала номер приемной. На сей раз откликнулись почти мгновенно.
