Текст книги "Убийца с Грин-Ривер. История охоты на маньяка длиной в двадцать лет"

Автор книги: Холли Бин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

У него имелся специальный код, которым он обозначал проституток в своей записной книжке. Номер телефона Кэрол, к примеру, он мог записать как «Джим и Кэрол» – якобы это домашний телефон семейной пары. Мог поместить номер девушки среди пометок, касающихся работы на заводе, замаскировав под маркировку краски и цену услуг ремонта: «краска 555, регулировка сцепления 20.75». Получалось, что номер нужной девушки 555-20-75. Рядом с некоторыми именами он приписывал «уборщица»; если он звонил им домой и трубку брал кто-то другой, то Риджуэй представлялся менеджером отеля – якобы он звонит в ответ на заявку о работе горничной. Если девушка была афроамериканкой, он писал рядом с ее именем что-то вроде «черный джип». Если обводил имя в кружок, это означало, что он хочет встретиться с девушкой еще раз. Он даже составлял собственные «рейтинги популярности» проституток, услугами которых пользовался регулярно. А после убийств, конечно же, вычеркивал лишние имена.

Набираясь опыта, он научился подбрасывать рядом с телами фальшивые улики – чужие сигаретные окурки и жевательную резинку (сам Риджуэй не курил и жвачку не жевал). Однажды он подбросил даже специальную расческу для африканских волос, чтобы полицейские заподозрили в убийстве чернокожего сутенера.

Самое главное – он никогда ни с кем не обсуждал свои преступления. Близких друзей у него не было, и нужды поделиться с кем-нибудь Риджуэй не испытывал. В этом смысле он являлся исключением – обычно серийные убийцы стремятся обсудить то, что натворили. Единственный случай, когда он едва не проболтался, произошел на встрече с его подружкой из клуба «Родители без партнеров», которой он сказал, что едва не убил человека. На самом деле в тот день он действительно убил проститутку. У него были какие-то смутные воспоминания о еще одном раннем убийстве, примерно в 1970 году, но рассказать о нем подробно Риджуэй не смог.

В 1987 году, когда следственная группа подошла к нему вплотную, он был сильно этим разозлен. Он на время прекратил убийства, счастливо жил с женой, и его очень смутило, что полицейские обыскали их дом да еще и ославили его на работе. Тогда Риджуэй проходил проверку на полиграфе, и Эллен О’Тул хотела узнать, как ему удалось обмануть прибор. Риджуэй отрицал, что как-то специально готовился к тесту. Он сказал, что просто постарался сохранять спокойствие и «вести себя нормально» – как поступал на протяжении всей жизни. Он был настоящим социопатом, не испытывающим чувства вины или раскаяния, и потому сердцебиение у него не учащалось, а потоотделение не усиливалось. Он с легкостью смог забыть о своих жертвах на тот отрезок времени, когда проходил проверку.

Он признался также в том, что как минимум в одном случае – при похищении и убийстве Жизель Ловворн – с ним в машине находился его сын. Тогда Мэттью было семь лет; Риджуэй посадил девушку в пикап на шоссе, а добравшись до укромного проселка близ озера Стар-Лейк, велел сыну подождать их в салоне. Мэттью спокойно сидел и листал свои комиксы, пока его отец занимался с проституткой сексом и душил ее. Он вернулся к машине уже один; на вопрос Мэттью о том, куда ушла симпатичная тетя, Риджуэй ответил, что она живет неподалеку и решила прогуляться пешком.

Когда психолог спросила Риджуэя, как бы он поступил, стань его сын свидетелем убийства, тот, подумав, ответил, что мог бы убить и его. Впоследствии это заявление было передано в прессу и доведено до общественности, так что Мэттью Риджуэй узнал о нем.

Риджуэй умел отличать добро от зла. Он прекрасно понимал, что делает. В детстве он не подвергался сексуальному насилию, хотя элементы психологического насилия в действиях его матери присутствовали. О суициде он никогда не помышлял. На вопрос, в чем, по его мнению, заключалась его главная проблема, Риджуэй ответил: «Мне хотелось убивать женщин».

Он никогда не задумывался о том, что чувствовали его жертвы. В своем нарциссизме он был уверен, что эти девушки существовали только ради него. Места их захоронений он считал своей частной территорией. Там они и после смерти оставались в его собственности.

Риджуэй открыто заявлял, что стремился стать самым прославленным серийным убийцей в мире. Именно поэтому он сначала признался, что убил сорок восемь девушек, потом повысил это число до пятидесяти двух, а в конце до семидесяти. Он следил за другими известными убийцами – в частности, Тедом Банди и Джоном Уэйном Гейси – и соревновался с ними.

Он мечтал прославиться именно как убийца проституток, поскольку считал их отбросами общества.

– Им нужны были только деньги, – говорил Риджуэй. – Деньги были их грехопадением.

Он считал, что его жертвы заслужили смерти, а он – места в истории. Он никак не хотел признать, что в действительности был трусом, охотившимся на самую уязвимую и беззащитную добычу.

Он считал, что детективы так его и не поймали, раз арест произошел по результатам анализа ДНК. Риджуэй был уверен, что совершил идеальное преступление и остался бы безнаказанным, если бы не те старые образцы, взятые с заделом на будущее.

Совершенные преступления он называл своей «карьерой». Говорил, что «преуспел в своем деле – в убийствах проституток». Он упоминал, что подумывал и об убийствах членов семьи – в частности, матери и двух последних жен, – но не мог этого допустить, потому что тогда бы его сразу вычислили.

Он очень обиделся, когда психолог в разговоре назвала его насильником. Следуя своей извращенной логике, он считал, что никого не насиловал, поскольку обещал заплатить за секс. Тот факт, что девушки не получали денег, поскольку он их убивал, не имел для Риджуэя значения. Он несколько раз повторил: «Я не насильник… Нет, не насильник… Я убийца, я не насиловал никого». Действительно, он пошел по легкому пути – не завлекал и не заманивал своих жертв, а просто покупал их.

В беседах он несколько раз упоминал о «раскаянии», но психолог быстро выяснила, что в действительности он имеет в виду сожаление – о том, например, что он оставил улики на некоторых трупах.

Риджуэй боялся смерти и, хотя казнь ему не грозила, много рассуждал о ней. Он что-то читал про смертельные инъекции; ему запомнилось, что это «просто укол, после которого засыпаешь и твое сердце останавливается, так что умираешь безболезненно». Психолог спрашивала его, тревожится ли он о своей загробной жизни. Риджуэй ответил, что не очень, потому что если он честно признается во всем и будет молиться, то попадет на небеса. Другие заключенные грозили, что в тюрьме ему придется несладко, но он все равно предпочитал пожизненное заключение смертной казни.

Риджуэй утверждал, что хочет помочь семьям жертв и потому дает признательные показания. На это психолог поинтересовалась не без язвительности, почему он не помог им еще в 1987 году, когда его допрашивали в полиции. «Потому что не хотел попасть в тюрьму», – ответил он. Его мысли неизменно возвращались к самому себе.

Он утверждал, что не думал о побеге, хотя и представлял себе, как случится землетрясение и он вырвется из тюрьмы. Вот только куда ему податься? За его голову назначена награда в сто тысяч долларов, а за границей ему нечего делать, потому что он не знает иностранных языков.

Относительно его мотивов Эллен О’Тул пришла к выводу, что им двигало не навязчивое сексуальное влечение, а гнев. Он хотел убивать, а не заниматься сексом. Секс был всего лишь способом взять жертву под контроль. Он наказывал своих жертв за то, что они были проститутками. После смерти они переходили в его собственность, и никто не мог заниматься с ними сексом, кроме него самого.

Не желая признаваться в этом даже себе, Риджуэй выдумал предлог для самооправдания: убивая проституток, он помогает полиции. Вот его собственные слова:

– Я… хм… думал, что оказываю вам, парни, услугу, убивая проституток, вы же не можете с ними справиться, а я могу. Хм… вам нельзя никому причинять вред. Ну… вы можете их арестовать, надеть наручники, можете толкнуть там или обругать… Но вы не можете… хм… решить проблему. Я оказывал… да, я уже сказал… хм… я оказывал вам услугу. Делал… хм… то, что вы сами не можете. Ну, вот с нелегальными эмигрантами… вы их сажаете в самолет и отправляете отсюда… хм… А проституток только арестовываете… они… хм… через час после тюрьмы снова идут на улицу. Хм… так что у вас, парни… хм… проблема. А я знаю… хм… знаю решение.

Ему предложили оценить свои действия по «шкале жестокости» от одного до пяти. Он оценил себя на три. Потому что он не пытал жертв. Они умирали быстро.

По результатам оценки психолога, Риджуэй не страдал никакими психическими заболеваниями. Он убивал своих жертв осознанно, методически и систематически. Его не сдерживали никакие моральные ограничения. Совесть не мучила его. Он убивал, потому что хотел. Потому что мог. Убивал, чтобы исполнить свои дикие фантазии.

Глава 23. Виновен

С того дня, когда Дэвид Райхерт стоял на берегу Грин-Ривер над трупами девушек, убитых Риджуэем, прошло уже больше двадцати одного года. На 5 ноября 2003 года было назначено первое заседание суда, где Риджуэю предстояло признать свою вину. Второе заседание должно было состояться примерно через шесть недель, чтобы судья огласил приговор.

Все пять месяцев, что шли допросы, сделка держалась в тайне, и родственники жертв не знали о ней. Теперь настало время уведомить их и объяснить причины, по которым прокурор Норм Маленг и шериф Дэвид Райхерт приняли такое решение. За счет офиса шерифа в одной из гостиниц в южном пригороде Сиэтла был арендован номер, куда приглашали по очереди каждую семью. Дэвид находился там три дня подряд, с восьми утра до восьми вечера. Он отвечал на вопросы, предлагал поддержку и, вполне предсказуемо, выслушивал упреки.

Большинство семей, узнав об условиях сделки, признало, что она позволяла по-настоящему осуществить правосудие. Но родственники минимум трех жертв пришли в ярость, узнав о том, что Риджуэй умрет собственной смертью, в то время как их дочери и сестры были убиты.

Сильно возмутился отец Дебби Эстес, Том. Он считал, что Риджуэй не заслуживает никакого другого наказания, кроме смертной казни. Он заявил, что детективы с самого начала плохо вели расследование и могли бы предотвратить многие убийства. И это после того, как по их с женой приглашению Дэвид Райхерт нес гроб с останками Дебби Эстес на похоронах! Тогда Том в слезах сказал ему: «Вы сдержали обещание». И вдруг резко сменил свою позицию.

Семья Констанс Наон нападала на членов следственной группы за то, что их якобы долгие годы держали под подозрением. Офицеры дорожной службы останавливали их без веских причин, а младших детей в семье поставили на учет как проблемных.

Тем не менее большинство родственников были на стороне следствия. Им объяснили, что перед оглашением приговора судья предложит им обратиться к убийце и высказать все, что накопилось у них на душе. Каждому на выступление будет отведено по десять минут, хотя этого, конечно же, недостаточно, чтобы выразить «безграничную и глубокую боль» и те чувства, которые они испытывают к Риджуэю. Решение о том, чтобы предоставить слово родственникам жертв, судья принял самостоятельно, считая, что необходимо показать общественности, кем в действительности были эти девушки. Не отбросами общества, какими их выставляла пресса, а энергичными молодыми женщинами, с собственными мечтами и надеждами. Этим мечтам и надеждам не довелось сбыться потому, что Гэри Риджуэй возомнил себя вершителем человеческих судеб. Так пусть теперь посмотрит в глаза тем, кто любил его жертв при жизни и оплакивал после смерти.

Здание суда, уже украшенное к Рождеству, являло собой разительный контраст с мрачными обстоятельствами дела, по которому велось слушание. 5 ноября 2003 года в этом здании собрались родственники и друзья жертв, следователи и представители прессы. Всем пришлось пройти через строгий контроль. Заседание вел судья Верховного суда Ричард Энтони Джонс. Риджуэя привели под охраной, в оранжевом тюремном комбинезоне и коричневой футболке с длинными рукавами. Он был похож на мелкого пронырливого грызуна. Всем присутствовавшим с трудом верилось, что на счету этого невзрачного человечка в очках с толстыми стеклами более сорока безвременно оборвавшихся жизней.

Ровным голосом без тени нервозности он подтвердил, что ему разъяснили его права и он подписал все необходимые документы. Да, он знает, что на заседании не будет присяжных, он не сможет подавать апелляции и ему просто объявят приговор. У него не останется надежды когда-нибудь выйти на свободу. Но ему сохранят жизнь.

Судья Джонс предложил Риджуэю собственными словами объяснить, почему он признает себя виновным в сорока восьми убийствах, но тот перепоручил Джеффу Бэрду, представителю прокуратуры, зачитать его обращение к суду. Пока Джефф читал, в зале раздавались приглушенные вскрики и плач.

Я убил 48 женщин, перечисленных в обвинительном акте.

В большинстве случаев я не знал имен женщин, которых убивал.

В большинстве случаев я убивал их при первой встрече и не запоминал их лиц.

Я убил столько женщин, что перестал вести им счет.

Я изучил материалы следствия вместе со своими адвокатами и подтверждаю, что все 48 женщин, перечисленных в обвинительном акте, являются моими жертвами.

Я убил их всех на территории округа Кинг.

Я убил большую часть из них в своем доме на Милитари-роуд, а также еще нескольких в моем пикапе неподалеку от места, где их подсадил.

Я убил некоторых из них под открытым небом. Я помню, где оставлял их тела. В ходе следствия я указал на их местонахождение.

Я обсудил со своими адвокатами обвинительный акт и отягчающие обстоятельства по каждому из этих убийств.

Я признаю, что каждую из сорока восьми жертв убил умышленно.

Я хотел убить так много женщин, которых считал проститутками, как смогу.

Я выбрал проституток своими жертвами, потому что ненавижу большинство проституток, а также потому, что я не хотел платить им за секс.

Также я выбрал проституток своими жертвами, потому что их легко было похищать, оставаясь непойманным.

Я знал, что об их исчезновениях не будут заявлять в полицию немедленно, а возможно, не заявят никогда.

Я похищал проституток, потому что считал, что смогу убить их сколько угодно, оставаясь непойманным.

Я заранее знал, где буду оставлять их тела.

В большинстве случаев я снимал с их тел одежду и украшения, чтобы избавиться от улик и не допустить опознания.

Тела жертв я размещал в определенных местах, или кластерах, группами. Я поступал так, потому что хотел вести счет женщинам, которых убиваю.

Мне нравилось проезжать мимо кластеров, где я оставлял тела жертв.

Иногда я убивал женщину и начинал с нее новый кластер, но больше туда не возвращался, потому что считал, что меня поймают, если я оставлю на этом месте новую жертву…

После того как Бэрд дочитал заявление, судья Джонс огласил обвинительный акт. По очереди он называл номер дела и имя жертвы, и Риджуэй монотонным голосом – сорок восемь раз! – повторял одно и то же слово: «Виновен». Его жена Джудит и сын Мэттью в зале суда не присутствовали. Джудит сидела дома и смотрела трансляцию процесса по телевидению. По ее щекам катились слезы. Только теперь она начала понимать, с кем прожила восемнадцать лет.

Заседание, на котором Риджуэю должны были вынести приговор, было назначено на 18 декабря 2003 года, за неделю до Рождества. Перед этим шериф Дэвид Райхерт решил встретиться с Риджуэем в последний раз. За прошедшие годы у Риджуэя сложилось впечатление, что Райхерт – тот самый суперкоп, главный полицейский босс, который охотился за ним и не сумел поймать. В допросах Райхерт не участвовал, хотя часто стоял по другую сторону зеркальной стены, и виделись они только после ареста, в коридоре, когда Райхерт, не удержавшись, назвал Риджуэя ублюдком.

И вот теперь шериф, в своей отглаженной форме со всеми регалиями и сверкающей звездой на груди, пришел в допросную в штабе следственной группы. Риджуэя привели незамедлительно; при виде Райхерта он остолбенел, и лоб его покрылся потом. Преступник не мог отвести взгляд от пронзительных голубых глаз шерифа.

Райхерт начал первым. Он заговорил об их сходстве: они были ровесниками и выросли в одном городе. Райхерт признался, что тоже страдал дислексией и, как Риджуэй, боялся оказаться в коррекционной школе. Он применял испытанную технику «мы с тобой заодно» и видел, что Риджуэй постепенно расслабляется.

Шериф немного поиронизировал насчет того, что спустя столько лет они оказались по разные стороны стола – один как серийный убийца, другой как детектив, поймавший его. Забавно было бы поехать вместе по стране, проводить лекции и семинары для сотрудников правоохранительных органов и студентов юридических факультетов, психологов и психиатров. Наверняка многим захочется послушать, что их парочка может порассказать. Подумать только – признания серийного убийцы, на счету которого больше всего жертв в США!

Риджуэй обрадованно закивал. Он немного растерялся и не знал, чего ожидать. Неужели они с Райхертом действительно будут летать на самолетах и жить в отелях, устраивать лекции и раскрывать детали его «подвигов»? Это было бы вершиной его жизни – выступать вместе с человеком, которого он превозносил и боялся больше всех на свете! А может, Райхерт просто собирается возить его по разным штатам и демонстрировать другим, как на шоу уродов? Райхерт улыбался ему. Он мог подарить Риджуэю новую жизнь или отобрать ее – в любой момент.

– Сколько вы просидели тут? – спросил шериф, обводя допросную глазами.

– Кажется, полгода.

Риджуэй ошибался – он провел в штабе следственной группы пять месяцев.

– И как, по-вашему, все прошло?

– Неплохо, – ответил Риджуэй. – Правда, на шести местах, которые я… хм… указал, мы не нашли тела.

Он уже ассоциировал себя со следственной группой, говоря «мы» и оценивая их общие достижения.

– Может, стоит пригласить еще агентов ФБР?

Этим вопросом Райхерт словно подтверждал, что они заодно и обсуждают новую проблему. Агенты ФБР помогли бы им – у них есть методы радиоуглеродной датировки останков.

– Можно… хм… пригласить.

– Вы отлично справились в суде, – внезапно сменил тему шериф.

– Спасибо, – кивнул Риджуэй.

Его, правда, смущало, что на оглашение приговора снова придется идти в кандалах. Еще он боялся заплакать на заседании. И думал, что родные жертв будут кричать на него. А ведь некоторые жертвы по-настоящему его тронули.

– Кто, например? – поинтересовался Райхерт.

Преступник заколебался. С большим трудом ему удалось припомнить имя Дэбби Абернати.

– Почему она?

Оказалось, он убил ее в день рождения своего сына, Мэттью. Риджуэй не видел в жертвах человеческих существ. Он мог связывать их только с событиями в своей жизни. Да, еще Михан ему было жалко, потому что та была беременна. Правда, даже если бы он знал об этом заранее, все равно бы ее убил.

Риджуэй сказал, что готов пообщаться с родственниками жертв и ответить на их вопросы.

– Никаких диалогов не будет, – отрезал Райхерт. – Если бы кто-то убил вашего сына, мысли этого человека имели бы для вас значение? Вы хотели бы знать, почему он это сделал?

Шериф помолчал и добавил:

– Кстати, действительно, почему? Почему вы убили всех этих женщин?

– Потому что они были проститутками. Я хотел их убивать. Хотел контроля над ними.

– Людей можно контролировать и не убивая.

Глаза Риджуэя заметались из стороны в сторону.

– Я был на них зол! – выпалил он. Сколько раз он пытался объяснить детективам, что делал за них их работу! Убивал проституток, чтобы очистить улицы. А полиция так и не оценила его вклад.

Дэвид Райхерт больше не собирался скрывать ненависти к человеку, сидевшему напротив него за столом. Будь его воля, он задушил бы Риджуэя голыми руками, как тот – всех этих девушек.

До оглашения приговора оставалось два дня, и это был последний шанс заставить убийцу раскрыть секреты, которые он наверняка еще хранил. Потом Риджуэй отправится в тюрьму.

– Мои детективы устали от вашей лжи. Устали от этого дерьма! – рявкнул Райхерт. – Вы по-прежнему недоговариваете. Не указываете на физические улики. Мы просветим ваш дом рентгеном и наверняка что-нибудь там найдем. Где вы прятали украшения, которые снимали с убитых?

– Оставлял на работе, в «Кентуорт». В женском туалете. Их забирали женщины, коллеги. Хм… я смотрел на них и думал: «Я знаю, где ты это взяла». Они никогда не признавались, что нашли кольцо или серьги. А дома у меня ничего нет. Можете просвечивать стены… вы ничего там не найдете.

– Вы трус, – резко бросил шериф. – Убийца, монстр, трусливый и мерзкий человечишка. Вы хватали шестнадцатилетних девочек и душили их!

– Они умирали медленно, – ответил Риджуэй злорадно. Впервые он заговорил в таком тоне. – Я закручивал удавку на их шеях. Проверял, чтобы они точно умерли.

– Вы насильник.

– Нет. Я платил за секс.

– А потом забирали деньги у мертвых. Поэтому вы все-таки насильник. А это самая низшая каста в тюрьме.

– Я не насильник! Я платил за секс и убивал их.

– Значит, вы насильник, убийца и грабитель. Но главное – трус. Вот почему вы выбирали самых молоденьких и самых слабых. Ваша жена и сын не станут навещать вас в тюрьме. Зачем им приходить, если вы хотели убить их обоих?

– Тяжело мне придется, – вздохнул на это Риджуэй.

– Вам?

Опять он был единственным, кто страдал!

– Ладно, Риджуэй! – Шериф встал и оперся о стол ладонями. – Пора прощаться. Не могу сказать, что знакомство было приятным. Вы мне отвратительны. Отвратительно то, что вы сделали. Думаю, вы отвратительны даже сами себе. Допрос окончен.

Он вышел, а Риджуэй остался в кабинете. Да, допросам пришел конец. Теперь ему предстояло выслушать приговор в присутствии детективов, журналистов и родственников жертв.

Неделя перед Рождеством 2003 года выдалась на удивление теплой и солнечной. 18 декабря перед зданием окружного суда выстроились в ряд фургоны телеканалов со спутниковыми антеннами на крышах и машины репортеров. Все крупнейшие новостные агентства прислали своих представителей. Заседание должно было транслироваться в прямом эфире.

В зале суда журналистов посадили на место присяжных; остальные скамьи заполнили члены семей. На последних рядах сидели детективы следственной группы. Пришли и те, кто давно уволился или вышел на пенсию, включая Дика Краска. Фрэнк Адамсон решил не присутствовать на заседании – это было бы для него слишком тяжело.

На входе в здание всех пропускали через металлодетекторы, повторный контроль осуществлялся непосредственно перед дверями зала. Люди входили и молча, здороваясь лишь кивками, усаживались на свои места. Беспрецедентные меры безопасности предпринимались – какая ирония! – ради серийного убийцы, которого теперь приходилось охранять от возможных покушений.

Риджуэя привели вооруженные охранники; за ним шла целая команда адвокатов. Казалось, он стал еще меньше ростом. Не поднимая глаз, он сел за стол и сложил руки перед собой.

По всем сорока восьми делам были зачитаны условия судебного соглашения. «Подсудимый признал себя виновным и согласился с приговором о пожизненном заключении без возможности освобождения». Жертв не стали объединять в одно соглашение, и это было справедливо. У каждой была своя жизнь, которую оборвал Гэри Риджуэй. Они заслуживали того, чтобы их имена прозвучали в зале суда.

Теперь ему предстояло посмотреть в глаза родным убитых девушек. Не все они смогли или захотели прийти; многие отправили через судью Джонса письма на имя Риджуэя. Тех, кто пришел, судья стал по очереди приглашать к трибуне. Риджуэю он велел развернуться и смотреть на выступающих. От трибуны подсудимого отделяло каких-то пару шагов.

Родственники жертв были белыми и чернокожими, богатыми и бедными, старыми и молодыми. И все они проклинали человека, похитившего жизни их дочерей, сестер, племянниц и жен. Ему рассказывали о том, какую боль он причинил семьям, сколько по его вине произошло самоубийств, сколько горьких одиноких вечеров провели родные, не зная, увидят ли пропавших еще когда-нибудь.

На трибуну вышла дочь Кэрол Кристенсен, Сара. Она была тем самым ребенком, который ждал дома маму – и не дождался. По вине преступника Сара выросла без матери. Брат Мэри Мальвар говорил, что убийца не только украл жизнь его сестры, но и разрушил семью. Сестра Дебры Эстес обвиняла его в том, что ее дети никогда не познакомятся со своей тетей, такой славной и любящей.

Риджуэй слушал их без всяких эмоций. Ни разу его лицо не дрогнуло и на глазах не выступили слезы. Ему желали сгореть в аду и сгнить за решеткой. Называли порождением дьявола, трусом, падалью – каких только эпитетов не использовали разгневанные родственники жертв! Он сидел совершенно безучастный к их словам.

И только когда на трибуну вышел отец Линды Рул, крепкий старик с густой седой бородой, Риджуэй впервые проявил хоть какие-то чувства. Роберт Рул сказал, что прощает его – Бог велел прощать всех, а не только каких-то отдельных людей. «Поэтому, мистер Риджуэй, вы прощены». На этих словах Риджуэй заплакал. Он снял очки и вытер платком глаза. Но плакал он снова не о жертвах, а о себе. Это было очевидно.

Родственники в своих выступлениях не забывали благодарить детективов следственной группы. Кто-то поблагодарил даже команду защиты за то, что те взяли на себя такую отвратительную обязанность – представлять в суде интересы убийцы. Казалось, души убитых тоже присутствуют в зале.

Наконец, слово предоставили подсудимому. Риджуэй в кандалах прошаркал к трибуне и встал перед судьей Джонсом. Запинаясь, он начал читать заранее заготовленное обращение. На родственников жертв он не смотрел, хотя именно им предназначались его так называемые извинения.

«Я прошу прощения за то, что убил всех этих девушек. Я постарался вспомнить как можно больше из них, чтобы помочь детективам отыскать их останки. Я прошу прощения за страх, который внушал местным жителям. Я благодарю полицию, обвинителей, моих адвокатов и всех остальных за терпение, которое они проявили, помогая мне вспоминать все те ужасные вещи, которые я сделал. Я знаю, что совершал страшные преступления. Долгое время я старался не думать о них. Долгое время я удерживался от того, чтобы убить еще кого-нибудь. Мне жаль, что из-за меня моей жене, сыну, моим братьям и родственникам пришлось пройти через настоящий ад. Надеюсь, они смогут меня простить. Мне очень жаль, что останки многих девушек не нашли. Они заслужили лучшего места упокоения, чем то, которое я им дал. Мне жаль, что я убил этих молодых леди. У них была впереди вся жизнь. Я прошу прощения за то, что причинил столько боли такому количеству семей.

Гэри Леон Риджуэй».

Перед тем как огласить приговор, судья Джонс предложил почтить память жертв сорока восемью секундами молчания. Подсудимый приговаривался к сорока восьми пожизненным срокам. Риджуэю предстояло сидеть в тюрьме до конца своих дней, без возможности условно-досрочного освобождения. По каждому обвинению на него налагался штраф в размере 50 тысяч долларов. Семьи могли в дальнейшем потребовать дополнительных реституций. Правда, денег у Риджуэя все равно не было. Джудит, которая оплачивала услуги одного адвоката (остальные получили финансирование из бюджета округа), продала их дом и осталась ни с чем.

На Риджуэя также распространялся «закон Сына Сэма», запрещавший убийце получать доходы от продажи своих воспоминаний или брать плату за интервью. Ни при каких обстоятельствах он не мог вступать в контакт с семьями жертв.

На заседании присутствовал бывший прокурор Эл Мэттьюз, который вел дело Риджуэя в 1987 году. Тогда он не смог передать его в суд за недостатком улик. Связи Риджуэя с жертвами были косвенными; вынеси присяжные оправдательный приговор, преступник остался бы безнаказанным. Привлечь его повторно по тем же обвинениям было бы нельзя. Но и сейчас, по мнению Эла Мэттьюза, преступник добился своего – сохранил контроль над ситуацией. Он избежал смертной казни в обмен на информацию. И спас свою жизнь.

Под конвоем охранников его вывели из зала; заключенный отправлялся в тюрьму Вала-Вала, чтобы остаться там навсегда.

На улице по-прежнему светило солнце. Журналисты торопились взять интервью у участников процесса. Дэвида Райхерта окружила плотная толпа; Дику Краску совали в лицо микрофоны. Там же слонялся бывший подозреваемый, Мелвин Фостер, в надежде, что кто-то заинтересуется им. В недорогом мотеле – том, что смогла себе позволить, – плакала в одиночестве жена убийцы, Джудит Риджуэй. В каком-то смысле она тоже стала жертвой, но на компенсацию претендовать не могла. Мэттью Риджуэй не приехал на процесс; он оставался у себя в части, в Калифорнии.

Но дело о серийных убийствах в округе Кинг не было закрыто. Риджуэй признался в сорока восьми эпизодах, но во время допросов упоминал о семидесяти одном. Если будут обнаружены еще останки или появятся новые доказательства, его снова привлекут к суду.