Текст книги "Виллу-филателист"

Автор книги: Холгер-Феликс Пукк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Приглашение в гости

Мати, запыхавшись, торопился вверх по лестнице. Первый этаж, второй, третий. Стоп! Вот она, квартира номер девять.

Рука поднялась, но на кнопку звонка еще не нажала. Вместо этого протиснулась возле горла под шарф. Выпрошенный у отца черный галстук-бабочка находился точно на месте. Палец коснулся круглой кнопочки. И она цела – белая жемчужинка посередине черной бабочки. Эффектно!

Пальцы скользнули дальше, тронули кончик белого платка в нагрудном кармане.

Ботинки? Снежная улица блеска не попортила. На всякий случай Мати потер ботинки о штанины, потом отряхнул нижние края брюк от несуществующей пыли.

О квартире Сирье в классе ходили довольно невероятные слухи. Изысканная, элегантная, модная! Так щебетали девчонки, те, кто бывал у нее в гостях. Лиловая комната, белая… Вместо стола и стульев – кубики, которые можно расставить по-разному. Мохнатая шкура на полу. Железная решетка на стене. По ней вьется плющ и другие растения. Люстры и бра не видно. И не поймешь, откуда свет проникает в комнату.

Теперь и Мати приглашен вместе с другими в гости к Сирье. На елку. Оттого Мати так старательно и наводил стрелки на брюках. И выпросил у отца по этому случаю, кроме галстука, еще и запонки. И по магазинам искал для Сирье подарок. Нашел красивую брошь. Вещь, правда, дорогая, но из заработанных летом денег еще кое-что оставалось.

В последнее время Сирье стала для Мати как-то очень близкой. Поди разбери, почему только этой осенью Мати вдруг заметил, что в классе были не просто девчонки, а была Сирье и были другие девчонки.

Мати взбил хорошенько шарф, взял предназначенный для матери Сирье букет так, как учили дома, и нажал на звонок.

Дверь распахнулась, и из передней на Мати хлынул синеватый, словно бы прохладный свет. «Лампы дневного освещения», – отметил про себя Мати.

– Мати! – воскликнула Сирье таким голосом, будто вовсе и не ждала его и даже не приглашала.

Но у Мати было столько забот со своими планами, что он пропустил мимо ушей интонацию голоса Сирье. Он с достоинством поклонился и произнес: «Хеллоу!»

Это было заготовленное приветствие. Потому что в лиловую комнату с кубиками не годится входить с обычным «здравствуйте».

Сирье ухватилась за шарф Мати и разом стащила его. Мати даже испугался, не сорвал ли такой прием белую жемчужинку с черного галстука. К счастью, украшение было на месте.

В переднюю встречать гостя вышли также мать и отец Сирье. У мамы были прямые, светлые до плеч волосы, у отца до половины щек борода и густые усы.

«Совсем как актеры!» – промелькнуло в голове у Мати, и самоуверенность его заметно поубавилась, как ртутный столбик, если неожиданно тряхнуть градусник.

Поздоровавшись и передав цветы, Мати смог поближе рассмотреть Сирье. Она была в черных расклешенных брюках, на плечах какое-то подобие белого пиджака. Спереди сверкали серебряные пуговицы.

Мати понадобилось время, чтобы собраться с духом и продолжить свой придуманный по дороге стиль поведения. Какая цена отцову галстуку с маленькой жемчужинкой в сравнении с таким супермундиром!

Вдруг Мати почувствовал, что здесь, в передней, как-то холодно. Прохлада исходила от светло-серых стен, ламп дневного освещения и даже от одеяния Сирье.

Самым странным было то, что прохлада эта выветрила у Мати из головы все приготовленные слова.

– Пойдем в комнату! – скомандовала Сирье. Мати попытался было еще поправить перед зеркалом кончик белого носового платка, но Сирье решительно потащила его дальше.

Девчонки ничего не придумали. Комната была именно такой… Изысканная и элегантная, и все такое. Лиловые стены, кремовый пол. На стене до потолка решетка, на ней кто знает что за цветы и растения. На полу – кубики, большие и поменьше. Одни сдвинуты в стол, другие оставлены для сидения.

Взгляд Мати метался по этой непривычной обстановке туда и сюда. Утыкался в кубики для сидения, в решетку на стене. Поуспокоился лишь на высокой, от пола до потолка, елке. Елка была как елка, поэтому обычная и домашняя: темно-зеленые ветки, украшения, свечки. Хотя и здесь Мати обнаружил отличие от елки, которая стояла у них дома. Украшения были только серебристыми, свечи только белые.

Неожиданно Мати ощутил, что прохлада из передней проникла в комнату. И что проклятое косноязычие все больше одолевает его.

– Да садись ты наконец! – позвала Сирье. – Не отдаляйся от товарищей!

Только теперь Мати заметил, что в комнате есть и другие гости. Некоторые из их класса девчонки и два совсем незнакомых парня.

– Лео и Яан из нашего дома! – сообщила Сирье, изящно взмахнув рукой.

Мати оценивающе глянул на парней и с удовлетворением отметил, что ни у одного из них нет черного галстука и белого платочка, уголок которого выглядывает из кармана. Уж не говоря о жемчужинке.

Сирье указала на белый куб, и Мати с облегчением опустился на него. Наконец можно собраться с духом, пообвыкнуть и освоиться.

Отец с матерью тоже вошли в комнату. Предложили конфет и жевательную резинку. Спросили кое о чем, но долгого разговора не вышло.

Тут Сирье воскликнула:

– Послушай, Мати, а разве ты не пошел в дом для престарелых?

Незнакомые парни фыркнули, и Мати вздрогнул, будто на его счет неудачно пошутили, отделили от этой элегантной комнаты.

– Ничего смешного, – бросила Сирье ребятам. – Художественную самодеятельность нашего класса пригласили выступить на елке в доме для престарелых. А Мати – первый запевала. Вот!

Парни умолкли. Мати поправил свои белые манжеты, которые втянулись в рукава, и стал подыскивать подходящий ответ. Этакий модный и несколько холодноватый ответ, который шел бы к прекрасному костюму Сирье, кубикам в комнате и актерской прическе мамы Сирье.

– Дом для престарелых? Не тот фокус! – ответил Мати с подчеркнутым превосходством.

Так как в комнате воцарилась тишина, то он добавил:

– Решил прийти сюда. Самодеятельность – дело добровольное.

– Верно, – сразу настроился Лео на ту же волну. Он уже отметил, что у вновь прибывшего парня бабочка с жемчужинкой и мировецкие запонки.

– А ты помолчи! – отрезала Сирье.

Мати удивленно поднял голову.

В разговор вступил отец Сирье:

– Я сейчас собираюсь туда же. И возьму тебя с собой, Мати. Успеем вовремя.

Мати уставился на отца Сирье. Он никак не мог поверить, что такое мог сказать бородач, который был в водолазке со стоячим воротником и в своеобразного покроя клетчатом пиджаке.

– Я… мне… – выдавливал Мати, но в комнате стояла тишина, и он понял, что теперь его очередь что-нибудь сказать.

Отец Сирье усмехнулся, будто он хорошо понимал замешательство парня. Встал и пояснил:

– Я должен там рассказать немного об архитектуре и застройке нашего города. Ваш класс взял шефство над домом для престарелых, и я как родитель… Ясно, не так ли!

Мати нехотя тоже поднялся.

– Послушай, Мати! – воскликнула Сирье. – Не пойдешь же ты с этой бабочкой… Я дам тебе свой шейный платок.

Когда Мати надевал пальто и доставал из кармана варежки, он дотронулся до подарка для Сирье. Он побежал в комнату и положил его под елку к другим подаркам. Жаль, что он не увидит, какое будет у Сирье лицо, когда она откроет коробочку.

«Запорожец» был узким и коротким, и коленки Мати бились в такт неровностям дороги в панельную доску. Но скорость у машины была хорошая, и минут через двадцать они доехали.

По дороге ни словом не обмолвились. И в доме для престарелых особо не разговаривали. Один рассказывал старым людям о своей работе и будущем облике города, другой спел вместе с ансамблем своего класса несколько песен.

Старики и старушки слушали и аплодировали. Радость светилась у них на лицах, потому что о них не забыли, их оделили кусочком живой жизни. Большая елка сверкала огнями. В зале от елки и горящих свечей исходил запах Нового года. И когда старушки гладили Мати по голове, он не обижался.

Через час Мати и отец Сирье снова забрались в машину. Мати натянул на колени полы пальто, чтобы смягчить удары.

И снова ехали молчком.

Только на площади Победы, когда показалась огромная городская елка, Мати попросил:

– Я бы поехал отсюда домой… на автобусе.

– Почему же? – удивился отец Сирье. – Ты обиделся?

– Нет, – искренне пробормотал Мати. Противоречивые мысли и чувства охватывали его. Из зала дома престарелых он захватил немного хорошего настроения. Уходя от Сирье – немного горечи. А от отца Сирье исходило нечто такое, что удивляло и переворачивало некоторые его представления. Но обиды не было. Ни капельки.

– Тогда поедем к нам. Или ты уже должен быть дома? – поинтересовался сидевший за рулем отец Сирье.

– Нет, меня отпустили до десяти!

– А сейчас всего восемь.

В переднюю вприпрыжку выскочила Сирье.

– Мы не вытерпели. Поделили новогодние подарки, – весело объявила она.

Мати сразу увидел свою брошь на блузке у Сирье. Именно там, где она лучше всего смотрится, в треугольнике между отворотами белой длинной кофты. От такого внимания к своему подарку Мати стало до того приятно, что он был готов прямо здесь же сделать сальто.

– А теперь скорее читать стихи! – крикнула Сирье отцу и Мати.

– А без этого разве нельзя? – начал торговаться отец.

Но Мати смело взял Сирье за руку, и они побежали в комнату с кубиками.

На елке горели свечи.

В комнате было тепло и пахло новогодним праздником.

Мати и в голову не приходило поправлять галстук и манжеты.

Он только удивился, почему это раньше ему здесь было так холодно.

Двухчасовой репортаж

Солнце светило жарко, так жарко, что, не заглядывая в календарь, можно было сказать: летние каникулы уже не за горами.

Школьный день прошел, и «Колдеский корпус» в полном составе, подставив солнцу лица, сидел с засученными рукавами на ступеньках дома Ааду. Окно комнаты Ааду было распахнуто. На подоконнике орал магнитофон, заполняя половину улицы нежной и грустной песенкой Яака Йоалы.

Ильмар расстегнул клетчатую рубашку, чтобы и грудь загорала, и, позванивая свисавшей из кармана джинсов цепочкой медальона, сказал:

– Йоала… конечно… только Том Джонс все-таки первый номер! Когда он заводит свою «Делилу», то думаешь, ничего другого и не слушал бы!

– А куда ты Хампердинка денешь? – тут же поинтересовался Тыну. Он свесил свои длинные в ярко-красных штанинах ноги с крыльца и многозначительно посмотрел на Ааду и Свена.

Начинался, видимо, один из тех расхожих споров, когда все трое старались именами других знаменитостей положить на лопатки любимца Ильмара. Хотя Том Джонс был в моде и песни его были ничего, все же хотелось подразнить Ильмара. Он не признавал никакого другого идола рядом с Джонсом, и это вызывало усмешку.

– Ну знаешь ли! – уже завелся Ильмар. – Если ты этого Хампера ставишь на одну ступеньку с Томом, то мне приходится думать, что ты в эстраде ничего не соображаешь!

– Ладно, пусть поют оба! Один для тебя, другой для Тыну! – предложил Свен ничью. Его музыкальный слух был на нуле, и поэтому он никогда не мог до конца понять этих споров о песнях и певцах.

Ааду на этот раз не проронил ни слова. Он пошел в комнату, принес коврик, расстелил его на ступеньке и растянулся на нем.

Спор заглох. Может, солнце грело слишком жарко и каникулы были очень близко. Мальчишки, прикрыв глаза, наслаждались безделием. Тем более, что сегодня после пяти уроков они еще вдоволь наговорились. На сборе все заботы предстоящего шестидневного похода были разложены по полочкам, обязанности распределены и маршрут по километрам на карте отмечен. Этот поход должен был венчать окончание седьмого класса.

Песня Йоалы кончилась. С ленты послышались треск и шум. Затем пошли регистры Тома Джонса.

– Во! – поднял Ильмар к небу палец и от удовольствия снова прикрыл глаза.

В этот момент грубый старческий голос сердито произнес:

– Есть у вас в голове разум! Вся улица грохочет от рева этой коробки. Уши глохнут!

Мальчишки продолжали нежиться и не произнесли ни слова.

У крыльца стоял дедушка Таавет из соседнего дома. Подтянутый старик, который только ради моды ходил с тростью. С ним у «Колдеского корпуса» и раньше бывали расхождения во вкусах. То из-за длинных волос и пестрого одеяния, то из-за цепочек и пряжек, то из-за этой самой магнитофонной музыки. Если представлялся случай, старик никогда не упускал возможности высказать свое мнение. Ребята были уже ученые и знали, что возражать старику не стоит. Тогда он быстрее отстанет.

Но тут Ааду поднялся, добрался по карнизу до подоконника и приглушил голос Тома Джонса.

Это была явная уступка, словно бы поиск примирения, но сегодня старому Таавету этого оказалось мало. Он по-прежнему стоял у крыльца, опираясь на трость, и явно собирался повести более долгую речь.

Ребята выжидательно косились на него.

И тут Таавет начал.

– Смотрю я на вас, и грустно становится. Взрослые уже люди, а разлеглись на солнышке, как котята. Музыка рядом орет… Нет, в пору моей молодости…

– Да, тогда, конечно, и солнце было жарче, и снег белее, и… – зачастил Тыну.

Ааду тут же ткнул его в бок, и Тыну на полуслове замолк.

Старый Таавет вздохнул, покачал головой и собрался уходить, бурча себе под нос:

– Дерзости вам не занимать. Совсем молодые люди, а души будто камни. Ни стыда, ни совести…

Мальчишки проводили взглядом старика до остановки. Видели, как он сел в автобус, шедший в сторону города.

На крыльце некоторое время молчали. Одному магнитофону все было нипочем.

Наконец Свен, чтобы что-то сказать, произнес:

– А этот наш пионерский девчачий ансамбль, эти «Кузнечики», тоже здорово поют. Правда! И приплясывают мировецки.

Остальные ни «да», ни «нет» на это не ответили. То ли сочли мнение Свена слишком некомпетентным, или старый Таавет испортил им настроение.

Между тем над тихой, обсаженной деревьями улицей Колде появилось темно-серое облако. Оно поднималось все выше и выше и скоро полностью закрыло солнце. За первой тучей наползли другие. На солнце надежды больше не было. Весенняя прохлада сразу же вошла в свои права.

Ребята стали друг за другом подниматься. Нечего делать, надо было искать тепла в помещении.

Магнитофон, катушки с лентами и шнуры убрали в дом, на книжную полку. Когда Ильмар пошел закрывать окно, уже упали первые капли дождя. Крупные и тяжелые, как во время летней грозы. Собирался ливень, такой, что за считанные минуты вспенит сточные канавы.

Тут к соседнему дому подъехал видавший виды грузовик с двумя контейнерами брикетов торфа в кузове.

– Ребята! – крикнул Ильмар. – Прибыли господин Вики и его историческая карета!

Когда мальчишки подошли к окну, открылась дверца машины. Высунулась темноволосая курчавая голова. Но дождь тут же вынудил отпрянуть назад. Через несколько мгновений из кабины выскочил высокий худощавый парень. Теперь на голове у него была кепка. Торопливыми движениями он натянул на себя черный дождевик. Захлопнул дверцу кабины и начал открывать борт кузова.

Вики, работавший на топливном складе шофером, наверное, привез кому-то брикет. И собрался теперь сгрузить его сюда, к подвальным окнам.

Крупные капли стучали по шоферской кабине. Асфальт уже блестел, в канавках появились первые ручейки.

– Эй, Вики! Твой шоколад растает под дождем! – крикнул Тыну.

Шофер перестал открывать задний борт, глянул на мальчишек у окна и бросил в ответ:

– Ха! Деточки-пионерчики укрылись от дождичка. Наше будущее не должно получить насморка!

Отношения Вики и «Колдеского корпуса» были во многом странные. Отслуживший армию Вики жил рядом, за два дома отсюда. На «Колдеский корпус» он вообще смотрел сверху вниз. Высмеивал ребят, стремился командовать ими. Иногда пытался проявить презрение к учебе. Сам он бросил школу по чистой лени. Частенько хвалился крупным кушем, который якобы срывает на шоферской работе. Когда же Ааду включал магнитофон, он тут же появлялся, говоря, что пролетариат в лице господина Вики своим присутствием приветствует мероприятие деточек-пионерчиков. От прямых столкновений с Вики мальчишки уклонялись. Легко можно было схлопотать взбучку. За Вики укрепилась репутация забияки и драчуна, которую он непременно подтверждал в день получки.

– Кому ты этот брикет привез? – крикнул Ааду.

– Старому Таавету, – отозвался Вики и вновь принялся открывать борт. Для большей надежности крюки были прикручены проволокой. Стоило труда, чтобы ее отогнуть.

– Старик только что поехал в город… – сообщил Ильмар.

– Ну и что! За товар он выплатил все до копейки.

– А ты когда должен был привезти? – неожиданно резко спросил Ааду. Не верилось, чтобы старик уехал в город, зная, что в это время привезут брикет.

– А тебе что, записался в следователи? – с пренебрежением бросил Вики. Борт громыхнул вниз, так что жалобно звякнуло железо. Осталось только открыть контейнеры, чтобы брикет сам вывалился на дорогу.

– Ты должен был привезти к вечеру! – крикнул Свен. Он жил с Тааветом в одном коридоре и был, со слов матери, во всем хорошо осведомлен.

– Чего ты там пищишь! Смог раньше, вот и привез! Сокращу сегодня день. У дружка одного надо осушить пару бутылок!

– Но ведь дождь льет как из ведра! – сердито сказал Ааду.

– Пускай себе льет. Ты-то под крышей! – пробурчал Вики, забираясь в кузов.

Тут же громыхнула дверь, и мальчики выскочили на улицу к машине Вики. Дождь сразу же до последней нитки промочил их рубашки. Вода потекла с волос за шиворот.

– Ты сейчас не сбросишь сюда брикет! – крикнул Ааду.

– Ты, сопляк, хочешь запретить мне?

– Хочу! Брикет быстро намокнет. И тогда у старика будет только куча грязи.

– Привези вовремя. Тогда и Таавет наверняка будет дома. Прикроет брикет, если дождь не перестанет, – терпеливо объяснял Ильмар.

– Смотри-ка, праведники выискались! – издевался Вики. – Старикан пилит вас каждый божий день, а вы…

– Это разные вещи! – глухо сказал Ааду.

Вики схватился за крюк задвижки контейнера:

– А ну берегись!

– Мы тебе спустим… все шины! – воскликнул, прерываясь, Свен.

Но контейнер уже открылся. Подняв клубы пыли, брикет вывалился на тротуар.

Мальчишки отскочили.

Дождь продолжал лить. Вода в сточной канаве почернела от торфяной пыли.

Затем Вики вывалил и второй контейнер.

Свен подбежал к колесу. Мокрыми пальцами он пытался открутить вентиль. Сразу же подскочил Вики. Свен кувырком отлетел к куче брикета. Никто не решился вступиться. Разозленный Вики ни с чем не посчитается. От него все можно ожидать. Что под руки попадется, тем и огреет.

Дождь лил. Куча брикета на тротуаре росла. Вики стоял, расставив ноги, возле брикета и пялился на ребят.

Потом борт захлопнулся. Вики полез в кабину.

– Адью, ангелы! Когда у вас крылья отрастут? – съязвил он на прощание.

Раздавливая колесами рассыпавшийся брикет, машина отбыла.

Мальчишки беспомощно смотрели на кучу брикета, которая под дождем на глазах становилась все темнее.

– Хорек! – бросил Ааду вслед машине.

– Господне стадо пестрое… – высказался Свен словами бабушки. – Там и хорьки, и свиньи, и ослы, и…

– А мы кто? – поинтересовался вдруг Ильмар.

– Телята! – отозвался Ааду.

Никто не засмеялся.

– Поищи чем прикрыть! – толкнул Ааду в бок Свена.

Они побежали к себе домой. До многого найти не смогли. Старый дождевик, пару кусков полиэтилена, которым в доме Ааду во время ремонта прикрывали мебель, дырявая, сохранившаяся еще с войны плащ-палатка отца Свена. Все это, разложенное на брикет, спасло лишь самую малость. По полиэтиленовой пленке сразу же потекли струйки. И через края стекали на брикет.

– Это подвал Таавета, – показал Свен на видневшееся за кучей брикета зарешеченное оконце.

Никто не среагировал. Оконце это все они знали. Всего недели две назад от удара мяча разлетелось на куски одно стекло. После нотации старого Таавета мальчишкам самим пришлось вставлять новое стекло. О недавнем ремонте говорила непотускневшая рейка, что удерживала в раме стекло.

Тыну поежился.

– Здесь можно заболеть, – пробормотал он, подергивая плечами. – Я, во всяком случае, иду домой.

– От одного теленка уже пошел хорьковый запашок, – зло заметил Ааду. Его обозлило, что они поддались Вики. И Тыну оказался первым, на кого можно было обрушить свое недовольство.

– А ты думаешь, что почетный караул возле кучи брикета что-нибудь исправит? – отпарировал Тыну.

Да, тут Тыну прав, признался Ааду. Он еще раз глянул на оконце и крикнул:

– Свен! Поищем ребятам и себе, чем бы накрыться! И ведра прихватим!

Ребята сразу поняли его план. Ильмар и Тыну жили дальше, на другом конце длинной улицы Колде. Бежать туда, только время терять.

– Но окно ведь изнутри на крючке! – удивился Свен.

Ааду подтолкнул его:

– Иди же! – и сам побежал к себе.

Когда все уже были кое во что обряжены и на четверых возле кучи стояло два ведра, Ааду вытащил из кармана стамеску и клещи. Стамеску он просунул под реечку. Скрипнув, подались гвозди. Рейки были сняты. И оставшееся без поддержки стекло само вывалилось на руки мальчишкам. Они осторожно отнесли его подальше, чтобы не попало под ноги.

Из подвала пахнуло затхлостью. Ильмар определил, что старый Таавет расчистил под окном место для брикета.

За час привезенный Таавету брикет был убран. Некоторые брикетины размокли и были мягкие, словно хлебцы из грязи. Но львиную долю удалось в целости укрыть.

Теперь предстояла работа, которая требовала внимания и твердой руки. Поэтому ее доверили Ильмару. Операция прошла успешно. Стекло было снова вставлено и закреплено планками, как и раньше.

Мальчики распрямились. И только теперь заметили, что дождь почти перестал. Уже и солнце набирало силу. Предвещавшие скорое лето теплые лучи разлились по длинной и тихой улочке Колде.

Промокший и перепачканный «Колдеский корпус» собрался у Ааду. В его квартире была ванная с горячей водой. Теперь это им было особенно нужно. Так же, как толстые бутерброды и горячий с малиновым вареньем чай.

Когда старый Таавет шел от автобусной остановки домой, окно в комнате Ааду было опять распахнуто. В сухих рубашках, взятых из шкафа Ааду, у окна выстроился весь «Колдеский корпус», как их однажды в шутку окрестил отец Свена. Из окна направо и налево и вверх к макушкам лип несся хриплый бас Луи Армстронга. Ударники и тромбоны так грохотали, что старый Таавет вынужден был остановиться и покачать головой.

– Ну и люди! Два часа толкутся кряду под окном и на крыльце и слушают эту… эту…

Он не находил подходящего слова. Все эти мотивчики и песенки были вовсе не такими, как в дни его молодости. Тогда мелодии лились тихо, и в трубы дули намного мягче. Тогда ездили на телегах.

Лошадка пофыркивала. Копыта поцокивали. Езда шла тишком да ладком. А как хорошо было напевать про себя эти мелодии…

Старик двинулся дальше, не произнеся на этот раз ни слова.

Да и что ты тут скажешь под этот грохот! Ну в точности как сегодня в центре города, когда машины, трамваи и другой разный шум не дают и словом перемолвиться с человеком! Кричи, как глухому на ухо!

Старик сделал несколько шагов и увидел под окном своего подвала брикетный мусор. Остановился и задумался. Потом повернулся полубоком к мальчишкам.

Тут же песнь Армстронга смолкла.

– Кому это брикет привезли? – спросил Таавет задрожавшим от волнения голосом.

– Вам! – звонко крикнул Свен.

– Мне? А где же он? – сообразил наконец старый Таавет о скрытом во всем этом противоречии.

– Кто ищет, тот найдет! – озорно воскликнул Свен.

И тут же грянул оркестр. Таавет закрыл уши руками, словно музыка мешала ему собраться с мыслями додумать все до конца.

Таавет медленно нагнулся к окну и приник лицом к стеклу. Смотрел, смотрел. Провел рукавом по стеклу, будто не поверил своим глазам, и глянул еще раз.

Затем выпрямился и уставился на окно комнаты Ааду. Там как раз мелькнули чьи-то ярко-красные штаны с металлическими бляшками. Их владелец усаживался на подоконник. А из магнитофона несся тот же грохот, что и два часа назад.