Текст книги "Любовная ловушка"

Автор книги: Хизер Гротхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Теперь, когда Коналл был так близко, она заметила, что в его светло-карих глазах были зеленые крапинки, а его губы были полными и выглядели необыкновенно мягкими для мужчины такой наружности. Ивлин даже подумала, закрывая глаза, что было бы здорово, если бы такие губы привиделись ей во сне…

– Ив, – позвал ее Маккерик.

Она заморгала, поняв, что чуть опять не заснула в сидячем положении, и заглянула в широкое озабоченное лицо:

– Что со мной не так?

Он взял руки Ивлин в свои и поднес их с чашкой к ее рту.

– Пей, – был его единственный ответ.

Ивлин послушалась его и сделала глоток. Жидкость была теплой, с едва уловимым вкусом, который тем не менее показался ей необыкновенно восхитительным и пьянящим. После первого глотка она уже не могла остановиться и выпила все до дна.

Ивлин опустила пустую кружку, перевела дух и посмотрела на Маккерика. Он улыбался.

– Я говорил, что тебе понравится. Еще?

– А есть еще? – недоверчиво спросила Ивлин. Она и забыла о таком слове с тех пор, как покинула Англию.

Маккерик с ухмылкой взял из ее рук чашку и наполнил ее из высокого глиняного кувшина, стоящего возле очага.

– У нас этого добра целый лес, девушка. – Он опять сел на кровать и подал кружку.

Ивлин поднесла ее к губам, сделала несколько жадных глотков и тут же пожалела об этом, потому что на этот раз напиток был обжигающе горячим.

– Осторожно, – упрекнул ее Коналл. – У него не было времени остыть.

От боли у нее на глазах навернулись слезы. Конечно, надо было сначала подуть на чай.

– Это сосна, – сказал Маккерик.

Ивлин посмотрела на него, заметила, что он наблюдает, как она складывает губы, собираясь подуть на горячий напиток.

– Простите? – переспросила она.

– Это питье из сосновых иголок. С добавлением меда для сладости, – с улыбкой объяснил он. – Ты уже много недель не ела ничего свежего, Ив. – Он показал на ее руку. – Эти ушибы, сонливость… Тебе нужно подкрепиться.

– И этот простой отвар мне поможет? – подняв бровь, спросила Ивлин.

– Да, – кивая, ответил Коналл. – А еще содержимое вон того большого котла.

Ивлин, не забывая дуть на восхитительный напиток, опять посмотрела в сторону очага и увидела там большой котел, в котором она закопала конину. Крышка была плотно закрыта, и лишь тонкие струйки пара вырывались по краям.

Маккерик встал и, вытащив из-за пояса короткий нож, опять направился к очагу. Сев на корточки, он обернул руку подолом своей длинной рубахи и сдвинул крышку. Ивлин увидела густой коричневый соус, в котором, если ее не обмануло зрение, плавало что-то зеленое.

Коналл помешал содержимое ножом и закрыл крышку, а потом посмотрел на Ивлин.

– Похлебка, – объявил он, вытирая нож тряпкой и засовывая его обратно в ножны.

От нахлынувших чувств у Ивлин закружилась голова. Она ощущала облегчение, радость, желание. Отхлебнув еще отвара, Ивлин заметила, что у нее дрожат руки. Похлебка. Боже мой! Но ее вдруг затошнило, и на лбу выступил холодный пот.

– Через день или два ты поправишься, – сказал Маккерик, подходя к ее кровати. Линии его соколиного лица смягчились. Она не узнавала того дикаря, который ввалился вчера к ней в хижину. Маккерик оказался красивым мужчиной.

– Спасибо, – тихим голосом сказала Ивлин. Она была очень благодарна ему за заботу. Этот незнакомец был очень внимателен, но его доброта тяжким бременем ложилась ей на плечи. Как она сможет потребовать, чтобы Маккерик покинул хижину, если он просто спас ей жизнь? Значит, уйти должны они, но куда? Голод погубит их. Ситуация казалась неразрешимой.

Было время, когда Ивлин даже не могла себе представить, что когда-нибудь окажется в подобной ситуации. Она была единственным ребенком в семье лорда, и каждое ее желание неукоснительно исполнялось, часто еще до того, как она сама успевала осознать, чего именно хочет. Она росла в окружении любящих людей и редко с кем-нибудь ссорилась. Обрученная с самым близким другом детства, она готовилась к спокойной, обеспеченной, светской жизни. Но, повзрослев, она отказалась от всего и ушла в монастырь, где ей пришлось очень нелегко. Ее проклинали и жестоко наказывали лишь за то, что она была такой, какой ее создал Господь. Религия казалась ей спасительной гаванью, у нее был страх перед замужеством и рождением детей, но очень скоро она смогла убедиться в том, что заблуждалась.

На самом деле ее страхи только усилились. В монастыре было немало молодых женщин, незамужних и беременных, которые искали там убежище. Ей часто приходилось оказывать помощь при родах, которые в основном проходили очень непросто, с осложнениями.

Жизнь проходила в постоянной борьбе со страхами. Она все чаще думала о том, что хорошо было бы вернуться домой. Но этой заветной мечте не суждено было сбыться: ее отца убили, а самой Ивлин предложили жить в доме человека, которого она всегда презирала.

Но она не воспользовалась эти предложением и ушла со знахаркой.

Ивлин стойко выносила все выпавшие на ее долю несчастья. До сих пор она во всем полагалась только на свои силы. И теперь не боялась сообщить о своем решении горцу, который сейчас из своих рук кормил Элинор кусками конины.

– Сэр… – начала Ивлин.

Горец внимательно посмотрел на нее:

– Ты хочешь еще отвара?

– Нет, спасибо. – Она заметила, что манера общения этого мужчины несколько изменилась по сравнению с тем, что было сначала. – Мы не можем продолжать в том же духе. Конечно, вы понимаете, о чем я говорю.

– Нет, не понимаю, – ответил Маккерик, поднимая брови.

– Мы… я хочу сказать, что… – Ивлин запнулась, – …мы не можем жить в этом доме… вдвоем, – подчеркнула она.

– Это почему? – спросил Маккерик, вытирая руки о рубаху. Он направился к очагу с кипящим котлом, рядом с которым стояла деревянная миска с черпаком.

– Потому что это неприлично. Перед тем как я отправилась в Шотландию с Мин… то есть с моей тетушкой, я жила в монастыре. А до того я жила в доме отца, где меня воспитывали как леди. Я не смогу себя уважать, если соглашусь жить в этой каморке с мужчиной, которого практически совсем не знаю.

– Понятно, – задумчиво сказал горец. Он налил похлебку в миску, не произнося ни слова.

Ивлин глотнула из кружки, прокашлялась и спросила:

– Ну, так что вы предлагаете делать?

Маккерик выпрямился с миской в руках и направился к кровати. Он взял у Ивлин чашку и подал ей дымящуюся ароматную похлебку.

– Я предлагаю ничего не делать, – сказал Маккерик.

– Но… – начала Ив.

Горец поднял ладонь и заявил:

– Я Маккерик, вождь своего клана. Я блюду свою честь, так же как любой английский лорд. Особенно в отношении клана Бьюкененов. Я не могу позволить тебе уйти, потому что… это опасно, смертельно опасно. А сам я пришел сюда, чтобы поохотиться. Я хороший охотник, в этом деле мне нет равных. Люди в моем городе голодают, Ивлин. Я не могу подвести их.

По какой-то причине от слов Маккерика у Ивлин побежали мурашки по спине. Она забыла о похлебке, которую держала в руке.

– Погода меняется, – продолжил гипнотизировать ее своим голосом Маккерик. – Если я не ошибаюсь, надвигается буря. Никто из нас не выдержит даже дневного перехода при ледяном ветре и снегопаде. – Он наклонился, налил еще отвара, задумчиво сделал несколько глотков, а потом посмотрел на Ивлин: – Эта зима может быть очень долгой. Я не могу обещать, что мы с тобой скоро расстанемся. Но я могу дать слово, что со мной ты будешь в полной безопасности.

Ивлин не знала, что сказать. Она опустила взгляд на деревянную миску, которую держала в руках и, поднеся ее ко рту, осторожно попробовала содержимое. В густой подливе плавали яркие кусочки моркови, горох и даже разваренные зерна ячменя. Боже правый, это было чудесно! Ивлин закрыла глаза, подержала похлебку во рту, наслаждаясь ее вкусом, а потом с удовольствием проглотила.

– Похлебка превосходная, – сказала она. – Спасибо вам.

– Не за что, Ив, – серьезно ответил Маккерик, – Ведь мне не пришлось сразу отправляться на охоту, мясо я взял у тебя. Так что я у тебя в долгу.

При этих словах на щеках Ивлин выступил румянец, но она решила, что это не от похвалы, а исключительно от вкусной, горячей еды.

– Так что ты скажешь мне, Ив? – спросил Маккерик, укладывая в очаге торф длинной заостренной палкой. Он уже не смотрел в ее сторону.

Тут в голову Ивлин пришла мысль, которая странным образом ее взволновала и она спросила:

– Вы женаты, сэр?

Палка в руках горца на мгновение остановилась.

– Я был женат, – сказал он ровным голосом и продолжил свое занятие. – Но моя жена умерла.

– Ох, извините. Мне очень жаль.

Ивлин сделала еще один глоток и принялась медленно пережевывать попавшийся ей кусочек моркови. Это помогло справиться с неуместным чувством облегчения, испытанным ею по поводу того, что там, дома, у Маккерика не было жены, с нетерпением ожидающей его возвращения.

Горец коротко кивнул, продолжая смотреть в огонь.

«Он, конечно, переживает из-за этого», – подумала Ивлин, и эта мысль окончательно решила все дело. Мужчина оплакивал жену и ушел на охоту, чтобы накормить своих людей… Он гораздо благороднее, чем показалось с первого взгляда.

– Ладно, но вы ни в коем случае не будете спать со мной в одной постели, – сказала она строго.

Горец кивнул. Его внимание было по-прежнему обращено на огонь.

– Я согласен.

– И никто не должен знать о моем присутствии здесь, – вдруг заявила Ивлин, когда она вспомнила о своих опасениях по поводу ее «родственников» из клана Бьюкененов. – Я… не хочу потерять свое доброе имя.

– Вряд ли к нам кто-нибудь заглянет, Ив, – сказал Маккерик. – И я обещаю, что никому не скажу о тебе.

Ивлин сначала поджала губы, а потом произнесла:

– Хорошо. Я согласна.

После этих слов он посмотрел на нее:

– Но у меня тоже есть одно условие.

Ивлин сглотнула.

– Какое?

– Чтобы ты называла меня Коналлом и на ты. Или по крайней мере Маккериком. – Он ухмыльнулся. – Когда ты называешь меня «сэром», мне тут же хочется обернуться и поискать там английского парня.

Ивлин слегка улыбнулась.

– Очень хорошо. Тогда я буду звать тебя Маккериком.

Маккерик широко улыбнулся, потом озорно подмигнул ей и обратился к содержимому кружки.

Ивлин с сильно бьющимся сердцем принялась за похлебку.

Глава 5

Предсказания Коналла насчет бури оказались верными. Еще до полудня в воздухе закружились первые редкие снежинки, а когда позже стальное небо заволокло темное покрывало ночи, поляна уже была засыпана свежим слоем снега, который плотной, мокрой, густеющей на глазах стеной сыпался сверху. Температура тоже падала довольно резко, так что весь мир за пределами хижины быстро превращался в хрустящий лед. Ветер шептал и свистел снаружи, будто соблазнял их выйти навстречу буре. Даже волки сегодня молчали.

Но внутри хижины было тепло и спокойно. В очаге тлел торф. Маленькая масляная лампа, которую Коналл вытащил из своей сумки, освещала грубые стены и потолок мягким светом. Большая черная волчица, которую, похоже, Коналл уже скоро сам начнет звать человеческим именем, лежала перед овечьим загоном в дальней части хижины, прислонившись спиной к заграждению. Овца лежала по другую сторону загона в такой же позе – спины животных соприкасались. Такую удивительную картину Коналл видел впервые в жизни.

Сам Коналл при этом сидел на низком табурете и ломал тонкие ветки, собираясь соорудить из них капкан. Сваренной им похлебки хватит обитателям хижины на день, от силы на два, но после того как буря утихнет, ему нужно будет сразу идти на охоту.

Справа от него в нише спала Ивлин. Когда он смотрел на нее, мирно посапывающую в постели, ему становилось немного не по себе. Он сразу вспоминал последние месяцы, когда он ухаживал за слабеющей Нонной… Поэтому старался не отвлекаться от дел. Он ломал ветки, сгибал их, перекручивал между собой, опять ломал ветки – и дальше по кругу. Это была кропотливая, монотонная работа.

Вскоре ему понадобился нож поменьше, чтобы сгибать и крепить самые короткие ветки, и он вспомнил о сломанном ноже Ивлин. Поставив практически уже готовый капкан на пол, Коналл тихо встал и подошел к полке. Он обнаружил нож там, где его оставила Ивлин, но его рука замерла в воздухе, когда он заметил грубо выделанную седельную сумку, висящую рядом с полкой. Коналл думал, что она совсем пустая, но ему бросился в глаза выступающий сквозь материю острый край какого-то предмета.

Он обернулся. Ив спала лицом к стене.

Тогда Коналл снял сумку с деревянного гвоздя и вернулся с ней к табурету. Засунув руку внутрь, он нащупал гладкий кожаный предмет – квадратный и очень толстый. Он осторожно вытащил его из сумки.

Эта вещь была сделана из тонкой кожи. Изящный ремень соединял две части. На коричневом переплете был выдолблен изящный узор из виноградной лозы. Коналл расстегнул ремень и раскрыл пергаментные листы. Он в изумлении уставился на дорогой предмет, рассматривая необычные интересные завитушки и красочные узоры на заглавной странице. Потом он перевернул ее. На следующей странице, также украшенной орнаментом, начиналось плотное черное письмо. Эта вещь заворожила Коналла. Он провел пальцем по пергаменту.

– Очень невежливо рыться в вещах другого человека без его ведома.

Голос Ив прозвучал так неожиданно, что Коналл даже подскочил на месте, и тяжелый кожаный предмет выпал у него из рук. Девушка охнула и попыталась поймать его на лету, но не успела, она была слишком далеко.

– Маккерик! – гневно воскликнула Ивлин. – Неужели нельзя бережнее обращаться с манускриптом? Эта вещь очень дорогая, не говоря уж о том, что священная.

Коналл почувствовал, что краснеет. Он нагнулся и бережно поднял… «Как она назвала эту вещь – манускрипт?»

– Я думал, что ты спишь, – ответил Коналл, смущенный тем, что Ив застала его с этим предметом в руках да еще увидела, как он уронил его.

– Конечно, я спала.

– Что это? – спросил Коналл, переворачивая манускрипт вверх ногами.

– Библия. – Ивлин замешкалась. – Ты знаешь, что это такое?

Коналл вытаращил глаза.

– Конечно, знаю! К нам в город каждый год приезжает священник. Мы не какие-то там дикари.

– Ох! – Ив села на кровати. – Тогда прощу прощения. – И ее голос стал более любезным: – Пожалуйста, положи манускрипт обратно в сумку. С ним надо обращаться очень бережно.

Но Коналл ее не послушался. Он еще раз раскрыл книгу и принялся рассматривать ее.

– Откуда она у тебя?

– Из монастыря, в котором я жила, – коротко ответила Ив. – Монахи пишут книги для священников.

– Это Евангелие? – Коналл опять завороженно провел пальцем по странице.

– «Песнь песней» Соломона. А теперь, пожалуйста…

– Монахи ее тебе отдали?

Ив не ответила, и Коналл повернулся к ней. Она плотно сжала губы, ее щеки порозовели.

– Ну, не совсем. Я… м-м-м…

– Ты украла ее! – Коналл ухмыльнулся. – Так-так, правнучка Евы!

– Не называй меня так, – отрезала Ив. – Я… как раз изучала ее, когда пришла весть о том, что мой отец умирает. Я захватила ее с собой. Но после того как отец умер, я уже не вернулась в монастырь, поэтому… – Она пожала плечами и отвела взгляд. – Я не крала ее.

– Да, конечно, не крала. – Коналл продолжал ухмыляться. – Ты можешь прочитать ее?

– Разумеется, – кивая, сказала Ив.

Коналл встал с табурета и направился к ней. Ив нахмурилась, когда он сел на край кровати, но Коналл не обратил на это внимания и подал ей книгу.

– Чего ты хочешь? – Девушка осторожно взяла в руки манускрипт.

– Почитай мне немного.

Ив опять порозовела и пробормотала:

– …Может быть, в другой раз. Честно говоря, я еще слаба. Мои глаза…

– Чуть-чуть, – продолжал настаивать Коналл. Он наклонился и открыл заглавную страницу. – Я очень хочу услышать «Песнь Песней».

– Ладно, – со вздохом согласилась Ив. – «Песнь Песней» Соломона. «Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина. От благовония мастей твоих имя твое – как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя».

Она замолчала.

– Дальше, – попросил Коналл. И Ивлин продолжила чтение:

– «Влеки меня, мы побежим за тобою; – царь ввел меня в чертоги свои, – будем восхищаться и радоваться тобою, превозносить ласки твои больше, нежели вино…»

Но потом вдруг закрыла книгу.

– Думаю, этого хватит.

Сердце Коналла отчаянно билось. Руки дрожали. Эффект, произведенный мягким голосом Ив, произносящей такие красивые и чувственные слова, был ошеломляющим.

Он хотел слышать еще.

– Нет, – Коналл потянулся за книгой, – продолжай…

Но Ив отодвинулась от него подальше.

– Я устала, Маккерик.

Коналлу хотелось крикнуть, потребовать, чтобы она читала дальше этот таинственный, странным образом волнующий его текст. Но он подавил в себе этот порыв.

– А завтра? – Он постарался скрыть волнение. – Может, ты будешь читать мне понемногу каждый день? Это поможет нам скоротать время.

– Может быть, – уклончиво ответила Ив, стараясь не встречаться с ним взглядом. – А сейчас я бы хотела встать и выпить отвара, если он, конечно, еще остался.

Коналл немедленно поднялся с кровати.

– Я принесу его тебе.

Ивлин отбросила одеяло, и прохладный воздух хижины коснулся ее голых щиколоток. Она подобралась к краю кровати, чувствуя, как еще горят ее щеки от слов, которые она только что прочитала, и осторожно застегнула манускрипт. В доме воцарилась тишина.

О чем она только думала, когда согласилась читать Маккерику самую неприличную часть Библии? Но горца, судя по его виду, эти слова нисколько не смутили. Он с невозмутимым лицом направился к огню, чтобы налить ей в чашку дымящийся отвар.

Элинор подбежала к кровати и села у ног Ивлин. Повязка вокруг ее живота, которая недавно была розовой, теперь развязалась, загрязнилась и волочилась по полу. Овца, оставленная в одиночестве, жалобно заблеяла. Волчица подняла заднюю ногу и почесала бок.

– Знаю, моя хорошая, – с сожалением произнесла Ивлин, гладя ее по голове, – я сейчас тобой займусь.

Маккерик стоял рядом с ними и протягивал ей чашку с отваром. Ивлин взяла ее, бормоча слова благодарности. Когда их пальцы соприкоснулись, она подавила желание немедленно отдернуть руку.

– Что ей нужно? – спросил Маккерик.

Ивлин осторожно глотнула отвар и кашлянула. Ей казалось удивительным, что она намного лучше стала себя чувствовать.

– Ей нужно промыть рану и поменять повязку. Вчера ее бок выглядел почти зажившим. Может быть, повязка ей уже и не понадобится. – Ивлин была рада, что они пока оставили тему о чтении «Песни Песней». Она сунула ноги в башмаки.

Маккерик недовольно хмыкнул и сказал:

– Я сам займусь этим.

– Нет. – Ивлин встала, держа кружку в одной руке, а книгу – в другой. Она справилась с легким приступом головокружения. – Вряд ли она позволит тебе сделать это. Элинор – моя питомица, и я сама должна о ней позаботиться.

Горец нахмурился. Он оглядел ее с головы до пят, и от его внимательного взгляда Ивлин стало как-то не по себе.

– Не думаю, что у тебя есть силы для… – начал он. Но Ивлин не стала его слушать и направилась к табурету.

– Ты мне не нянька, Маккерик, – заявила она, поставила кружку на низкое сиденье и, взяв брошенную седельную сумку, осторожно выпрямилась. Она боялась, что от слабости может упасть прямо в огонь, и тогда Маккерик решит, что он прав.

Она раскрыла сумку и положила внутрь бесценную книгу. Ей стало стыдно за свой резкий тон, и Ивлин постаралась исправить впечатление.

– Я бесконечно благодарна тебе за твою доброту, – сказала она, – но я не хочу, чтобы мной руководили. Я поняла это в тот момент, когда решила не возвращаться в монастырь. – Она на мгновение посмотрела ему в глаза. – Ты можешь быть вождем своего клана, но ты мне не господин.

Ивлин отвернулась, чтобы повесить сумку на гвоздь под полкой, и ожидала гневного ответа от шотландца.

– Очень хорошо, Ив. Но ты скажи мне, когда притомишься. Я помогу тебе, если ты захочешь сходить по нужде. В этом нет ничего постыдного.

Ивлин остановилась, но не стала поворачиваться к Маккерику. Она была совершенно не готова к такому ответу. Протянув руку к ножу и миске со мхом, что находились на полке, девушка услышала чавкающие звуки. Она обернулась.

Маккерик опять сидел на корточках перед огнем, рядом висел котел с похлебкой. Он кормил волчицу, выставив вперед длинную деревянную ложку. Горец посмотрел на Ивлин и сказал:

– Знаешь, похоже, я ей понравился. – Резковатые линии его лица сложились в мальчишескую улыбку.

Ивлин не смогла сдержаться и тоже улыбнулась. Затем сняла с веревки две чистые тряпицы.

– Ей больше всего понравилась твоя похлебка.

– Может быть, – дружелюбно пожал плечами Маккерик и помешал ложкой в котле. Элинор подошла к нему поближе и уловила аппетитный аромат. – Я хороший повар и потому понимаю твою подружку. Должны же мы с чего-то начать.

Он закрыл котел крышкой и положил сверху ложку.

– Все, больше не получишь, – сказал Маккерик. Волчица отошла и послушно легла на пол. Маккерик глянул на Ивлин, и она заметила в его глазах веселые искорки. – Я думаю, что если буду кормить ее и заботиться о ней, то в конце концов она привяжется ко мне.

Ивлин внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, есть ли в последней фразе Маккерика скрытый смысл. Но внутренний голос шепнул Ивлин, что над такими вещами лучше не размышлять, поэтому она отвела взгляд от горца и села на пол рядом с волчицей, собираясь заняться ее раной.

Коналл тут же перетащил низкий табурет поближе к тому месту, где расположились Ив с волчицей. Он взял ее кружку в руки и, уперев локти в колени, принялся хлебать остывающий отвар. С этого места – рядом, но чуть-чуть позади – ему открывался замечательный вид на бледные изящные руки Ив, пляшущие над волчицей, и на длинный изгиб ее шеи, когда она наклоняла голову то в одну, то в другую сторону.

Его последние слова явно насторожили Ивлин, и Коналл мысленно сказал себе, что нужно вести себя более осторожно. Но он никогда раньше не ухаживал за женщинами. Нонна была обещана ему с рождения, так что ему не пришлось никого обольщать и соблазнять, теперь он был вынужден осваивать эту науку прямо по ходу дела.

Размышления о своей неопытности в вопросах любви дали новый поворот его мыслям.

– А ты была замужем, Ив? – спросил он. Ее рука на мгновение замерла.

– Нет, никогда, – ответила девушка и продолжила разматывать повязку.

– Верится с трудом, – заметил Коналл, когда понял, что она не будет вдаваться в детали.

Ивлин промыла рану влажной тряпицей.

– Почему?

– Девушка благородного происхождения, такая красивая и образованная – я думаю, тебя еще в детстве обручили с каким-нибудь лэрдом.

Кончики ее ушей порозовели.

«Помедленнее, Коналл, – напомнил он себе. – Не спеши».

– Я… правда была обручена. – Она посмотрела на него через плечо, и Коналл увидел ее покрасневшее лицо. – Мне кажется, рана почти затянулась. Приложить еще раз мох или не надо?

Коналлу понравилось, что Ив интересует его мнение. Он наклонился и внимательно осмотрел рану.

– Ну, по мне так твоя зверюга совсем здорова. Ты хорошо поработала. – И он широко улыбнулся.

Ив нахмурилась и едва заметно прищурила глаза. Коналл перестал улыбаться и придал лицу, какой надеялся, уместное в этом случае серьезное выражение.

– Думаю, что мох уже не нужен, – сказал Коналл. – Но стоит еще на день-два оставить повязку. Так, на всякий случай.

Ив согласно кивнула, подозрение во взгляде сменилось удовлетворением.

– Хорошо. – Она взяла в руки длинную тряпицу и расправила ее.

– Твой нареченный умер?

– Нет. – Она замолчала, перевязывая бок Элинор. Смастерив тугой узел, Ив закончила фразу: – Я ушла в монастырь до того, как мы поженились.

Коналл удивленно поднял брови. Его сердце сжалось.

– Любому мужчине не понравится, если его нареченная вдруг вильнет хвостом и сбежит, нарушив клятву.

– Да, он… огорчился, – Ив встала с пола с едва заметным вздохом, – но вскоре женился на другой. Насколько я знаю, они счастливы.

– Непостоянный у тебя жених, – с иронией заметил Коналл.

«Вернее, полный идиот», – сказал он себе.

– Он хороший человек, – возразила Ив. – Просто мы не подходили друг другу. И я поняла это раньше его.

– Почему? – спросил Коналл, ожидая услышать что-нибудь о любви, чести и благородных манерах, которых не хватало ее нареченному.

– Потому что я не хочу детей.

У Коналла перехватило дыхание. Он был настолько поражен, что сказал первое, что пришло ему на ум:

– Ты, конечно, шутишь, Ив.

– Нет, не шучу, – раздраженно ответила девушка, беря у него из рук кружку. Она выпила все до дна, а потом подошла к кувшину и налила еще. – Я пошла в монастырь, чтобы не рожать детей.

Наспех придуманный Коналлом план начал трещать по швам и рушиться прямо на глазах. То единственное, что он хотел получить от этой девушки, она как раз не хотела никому давать.

– Но… почему, Ив?

– Почему? Да потому что не все женщины хотят иметь детей, Маккерик, – отрезала она. – Роды – это игра со смертью. Я много раз видела, как они заканчивались. И гораздо чаще это была не радость, а трагедия. Моя собственная мать умерла при родах. Я не хочу, чтобы мой ребенок винил себя за мою смерть.

Коналл не знал, что сказать. Он думал о Нонне и их младенце. Ему было хорошо известно, каким горем могли закончиться роды. Но он никогда не думал об этом с позиции оставшегося в живых ребенка. Конечно, для юного сердца осознание того факта, что мать пожертвовала собой, давая ему жизнь, было тяжким испытанием. И он спрашивал себя, что могла бы чувствовать его дочь, если бы осталась жива.

Перед его взором вдруг предстала картина: маленькая темноволосая девочка – играющая, смеющаяся, живая, – но он тут же отогнал ее.

Теперь Коналл по крайней мере понимал, что Ив не хотела детей не потому, что испытывала отвращение к материнству, а потому что ее пугал сам процесс родов. Он увидел, как Ив налила себе в миску похлебки и нежно улыбнулась лежащей неподалеку волчице. Элинор довольно завиляла хвостом, разметая грязь на полу. Коналл в который раз удивился тому, что этой странной девушке из клана Бьюкенен удалось приручить самого дикого из лесных зверей.

«Она будет хорошей матерью», – подумал Коналл.