Текст книги "Люди тут у нас"

Автор книги: Хироми Каваками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Соперничество

Ёко-сан и живущая напротив нее Йоко-сан – соперницы.

Обе они, что тут у нас в диковинку, учатся не в обычной школе рядом с домом, а в частных женских гимназиях.

Директриса гимназии, в которой учится Ёко-сан, кажется, монахиня.

– Нашей директрисе лет сто, наверное, но лицо у нее такое гладкое – ни одной морщинки, – хвастается Ёко-сан.

А Йоко-сан от нее не отстает:

– Подумаешь, у нашего директора тоже лицо очень гладкое, и к тому же эта гладкость у него до самого темечка продолжается. Морщин, понятно, тоже ни одной.

Дело в том, что директор гимназии, в которой учится Йоко-сан, буддийский монах.

Девушки соперничают даже в одежде. Если Ёко-сан надевает модную мини-юбку с гольфами чуть выше колен, хвастаясь стройными ножками, Йоко-сан облачается в длинное приталенное пальто с воланами и, одолжив без спросу у младшего брата мужские полуботинки на каблуке, шествует в этом облачении по улице.

Они ровесницы. И к тому же родились в один день. Даже группа крови у них одинаковая. А еще они похожи как две капли воды.

– Хватит уже за мной все повторять!

– Что?! Это ты – хватит за мной все повторять!

С тех пор, как научились говорить, эти двое постоянно обмениваются упреками. Когда они случайно встречаются на улице, пространство между ними искрит от напряжения. Если по прогнозу погоды – засуха, люди тут у нас дежурят по очереди, чтобы, не ровен час, эти двое случайно не встретились. Потому что один раз в магазине канцтоваров у вокзала от этих искр и правда случился небольшой пожар…

После окончания гимназии Ёко-сан поступила в университет, а Йоко-сан сразу вышла замуж. Но муж Йоко-сан с первого взгляда влюбился в Ёко-сан, и очень быстро они начали тайно встречаться в укромных местах вдали от чужих глаз. Обладая феноменальным чутьем на все, что касалось Ёко-сан, Йоко-сан сразу догадалась, с кем та крутит роман. Все, кто жил в округе, замерли в ожидании. Какую месть уготовит Йоко-сан для Ёко-сан? Но, ко всеобщему удивлению, – словно очнувшись от морока – Йоко-сан была абсолютно спокойна. Теперь, когда они случайно встречались на улице, Йоко-сан всегда улыбалась и приветливо здоровалась, а кричащие наряды, в которые она облачалась, чтобы перещеголять Ёко-сан, сменились скромной, неяркой одеждой. Она почти не пользовалась косметикой и по выходным, прихватив корзину для пикника, отправлялась в парк, где неторопливо ела принесенные из дома онигири и кормила ласточек.

Ёко-сан не находила себе места. Это было невыносимо: она украла у соперницы мужа, и никакой реакции?! Она развесила по всему району листовки, в которых рассказывалось о ее порочной связи с мужем Йоко-сан. Более того, она анонимно позвонила в фирму, где он работал, и сообщила его начальству о происходящем. Ёко-сан была уверена: теперь-то последует хоть какая-нибудь реакция. Но Йоко-сан, казалось, не было никакого дела до неверности собственного мужа, поэтому на скандал рассчитывать не приходилось. Тогда Ёко-сан решила испросить помощи у духов и посетить храм в час быка. Не забыв взять с собой гвоздь проклятия длиной в пятнадцать сантиметров, она с искаженным от гнева лицом отправилась под покровом ночи в храм, чтобы наложить проклятие на свою соперницу: пусть та умрет, а Ёко-сан выйдет замуж за ее мужа и будет жить с ним долго и счастливо.

Видимо, проклятие подействовало. Только вместо Йоко-сан, на которую оно было наложено, умерла от сердечного приступа Ёко-сан, которая его наложила, – женщины были так похожи, что духи их перепутали.

Стоило Ёко-сан умереть, как Йоко-сан снова превратилась в злобную фурию. Она отсудила у своего, теперь бывшего, мужа компенсацию за моральный ущерб и начала торговать безнитратными фермерскими овощами. Дела у нее шли хорошо, бизнес процветал. Она купила два дома, две яхты и двух какаду. Иногда она срывалась на свою секретаршу:

– Почему ты во всем такая благоразумная? Даже в макияже! Какая же тоска жить без достойной соперницы!

Фея

Дом музыки располагался сразу за парком. Шоколадные стены, карминовая черепица, эркеры и дверь – светло-коричневые. Отнести этот непонятный дом к какому-либо архитектурному стилю было затруднительно.

Табличка с фамилией на нем отсутствовала. Когда наступало лето, в саду стеной вырастали подсолнухи, пышно зеленели камфорные и хурмовые деревья, лжеакация, метасеквойя. Сад был ухоженным, хотя мы никогда не видели, чтобы хоть кто-нибудь за ним ухаживал.

Попасть в Дом музыки можно было только в свой день рождения, но лишь при условии, что ты окажешься перед дверью ровно в три часа дня. В любое другое время дверь была наглухо закрыта.

– Ну и что там? – спросила я у Канаэ-тян.

Она моргнула два или три раза и ответила:

– Да ничего особенного.

За день до этого ей исполнилось девять лет. И хоть она и сказала мне, что ничего особенного там не было, глаза у нее неприятно бегали по сторонам. Казалось, она боялась, как бы чужие уши не услышали ее слова.

Примерно половина жителей нашего района уже побывали в Доме музыки. Но из всей этой толпы никто ничего конкретного о доме так и не рассказал. Дедушка-таксист назвал его обворожительным, Хатиро – прикольным, дядюшке-фермеру показалось, что он слышал трели соловья, а маленькая Дори Кавамата сказала: «Этот дом, он такой, очень у-упс-с!» И даже, как правило, разговорчивый Акаи только и смог выдавить из себя: «Там, типа, народная музыка играла. Хрень какая-то!»

На основании всех этих свидетельств можно было предположить, что в Доме музыки играет какая-то музыка.

– Ну ясно, что там играет музыка, он же называется – Дом музыки, – спокойно заметила сестра Канаэ-тян.

– Ага, но что там за музыка?

– Кто-то слышит одно, кто-то другое – каждый раз музыка разная. Ведь это музыка судьбы, потому что она и вправду вершит судьбы людей.

После этого мне так захотелось попасть в Дом музыки, просто ужас. Когда хозяйка закусочной рассказала, что на следующей неделе день рождения ребенка ее дочки, я договорилась взять малыша на пару часов. В нужный день ровно в три часа пополудни мы с ребенком стояли перед дверью Дома музыки.

Раздался щелчок, дверь отворилась.

– Я сопровождающий! – на всякий случай крикнула я в открытую дверь и боязливо ступила на порог дома.

Заиграла музыка. Это была песня о безнадежной всепоглощающей любви из кинофильма Тэрухико Сайго «Фламенко в свете звезды».

Целый час мы слушали эту песню. Потом ребенок начал капризничать, и нам пришлось уйти. Неужели «Фламенко в свете звезды» и есть музыка моей судьбы? Или судьбы ребенка? А может быть, эта песня вершит нашу с ним общую судьбу? Короче, я так и не поняла.

В какой-то момент дядюшка-фермер, потомок крестьянской династии, рассказал мне, что существует теория, будто в Доме музыки хозяйничает волосатая фея.

– Говорят, она ужасно волосатая, ну просто вся покрыта волосами! – говорил он, не переставая вертеть в руках свой искусственный глаз.

Кружок землекопов

Кто-то подкинул кучу любовных писем к дому дядюшки-фермера, потомка крестьянской династии. Целых шесть картонных коробок, под завязку набитых конвертами.

– Я вытащил несколько штук наугад и попробовал прочитать – дико скучно, – сплюнув, сказал куриный дядюшка.

Любовные письма, очевидно, подкинули ночью. Дядюшка услышал, что куры расшумелись, и пошел проверить, в чем дело. Он сразу заметил коробки, аккуратно стоявшие двумя башенками по три штуки, как храмовые подношения.

– Когда-то давно в таких случаях вызывали кружок землекопов, – сказал дядюшка.

Кружок землекопов?

Я вопросительно посмотрела на деда.

– Ну, обычный такой школьный кружок. На нем все время что-то закапывают.

– У нас в школе нет такого кружка.

Дядюшка кивнул:

– Сейчас нет, а в мое время был.

Он сказал, что землекопы, если их попросить, закапывают все, что хочешь. Старые дневники, от которых надо избавиться, ненужные кастрюльки для риса и тому подобное. Одежду, связанную с неприятными воспоминаниями, битые стаканы.

– Только биоотходы они никогда не закапывали.

– Биоотходы?

– Гнилую картошку там, мертвых аквариумных рыбок… А вот любовные письма их бы порадовали, да еще как! – мечтательно сказал дядюшка. Он явно тосковал по прежним временам.

– А что, младшеклассники правда могут выкопать нормальную яму?

Дядюшка пожал плечами:

– Ну что с детей возьмешь. Бывало, что-то целиком туда не помещалось и торчало из земли. А иногда весь закоп смывало дождем, если недостаточно глубокий был. Но кого это волновало? Нам нравилось смотреть на землекопов… на их маленькие напряженные спины, на то, как погружены они в свою работу… – В голосе дядюшки слышалась светлая грусть, что было ему совсем не свойственно.

Дядюшка рассказал, что, когда одна молодая особа отвергла его, он пробрался к ней в дом, похитил ее носки и отдал их землекопам.

– Так вы прямо как похититель трусов.

– Вот еще, – сказал он. – Трусы и носки – это две большие разницы!

Кружок землекопов закрыли, когда выяснилось, что они работают с биоотходами: кто-то обнаружил, что младшая группа закопала за школой женский труп.

– По правде говоря, труп этот не был биоотходом, – сказал дядюшка.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что женщина мумифицирована и ей более двухсот лет. Когда дети нашли ее труп, они подумали, что это либо обломки воздушного змея, либо чей-то выпускной проект по предмету «рисование и рукоделие».

Мумию очистили от земли и пожертвовали районному Дому культуры и спорта. Она до сих пор там – можно на входе попросить ее посмотреть, и тогда вам ее покажут.

В конце концов коробки с любовными письмами, которые кто-то оставил у дома потомка крестьянской династии, забрал и закопал наш районный участковый. Оказалось, что в детстве он состоял в кружке землекопов. Участковый прочел несколько писем перед тем, как кинуть в яму.

– Это жесть, читать невозможно, – сказал он и сплюнул на землю.

По слухам, эти были письма, которые старик с тенями посылал своим многочисленным женам, но теперь, когда они глубоко в земле, точно установить это не выйдет.

Банан

Дядя Красная Туфелька всегда выглядел озабоченным.

Красного цвета у него была не только обувь, но и брюки. Волосы ниже линии ушей он гладко выбривал, а те, что сверху, ставил гелем для укладки так, что получался ирокез.

Цвет его обуви никогда не менялся, но фасон мог быть разным: иногда это были туфли, иногда – ботинки на шнурках или, в зависимости от сезона, красные пляжные шлепки.

Дядя не всегда жил тут у нас.

– Говорят, у него была собственная фабрика в Тюгоку, – сказала хозяйка закусочной «Любовь».

По слухам, эта фабрика перешла к дяде Красная Туфелька по наследству и производила плюшевых зайцев. Его предшественник, вдохновленный феноменальным успехом надувного негритенка Дакко-тян, решил воспользоваться удачным моментом и выпустил на рынок плюшевого зайчика по имени Пушан, который хоть и не мог сравниться по популярности с Дакко-тян, но тоже имел определенный успех. Вслед за Пушаном один за другим появились его игрушечные друзья: скользкий на ощупь лягушонок Прыган, щенок Полкан с запахом настоящей собаки и банан Банан, с которого можно было снимать плюшевую кожуру.

– Но этот как стал владельцем, так фабрика и разорилась, вот он сюда и приехал, – закончила свой рассказ хозяйка закусочной.

Оказываясь в закусочной «Любовь», дядя Красная Туфелька всегда пел под караоке песню «Не покаяния ради». «Между прочим, мою коронную…» – с плохо скрываемой досадой говорила хозяйка.

Существовало мнение, что дядя Красная Туфелька выглядит таким озабоченным из-за того, что в студии танцев, которую он открыл пять лет назад, дела шли не очень хорошо.

– А чего они там танцуют? – спросила я хозяйку.

– Понятия не имею. Банана-дэнс?

Каждый раз после того, как я встречала Красную Туфельку на улице, на следующий день со мной происходило что-нибудь хорошее. Однажды я нашла пятисотиеновую монетку. А до этого – выиграла бутылку кулинарного вина в лотерею, которую проводила местная бакалейная лавка. А еще до этого меня пытался снять один пикапер: «Может, выпьем чаю?» Он купил мне двенадцать упаковок жареной лапши в ларьке и подарил десять старых номеров журнала манги Shonen jump.

Дядя Красная Туфелька живет на третьем этаже своей танцевальной студии. Иногда он танцует прямо на улице. Однажды я увидела вблизи, как он это делает: держа одну ногу в воздухе, он пять раз быстро повернулся на другой ноге вокруг себя.

– Знаешь, как это называется? – спросила Мидори Кавамата, которая в тот раз была вместе со мной.

– Банана-дэнс?

– Нет, это гран фуэте.

Вскоре после этого студия танцев разорилась. На первом этаже открылся филиал закусочной «Любовь». Помещение на втором сдали под офис. А на третьем и по сей день живет Красная Туфелька. Иногда я вижу, как он крутит свои гран-фуэте на улице. Дядя выглядит при этом ужасно озабоченным, но его пируэты восхитительны.

Повелитель мух

– А что тут у нас, на деньги вообще играют? – спросил меня недавно сюда переехавший Сакаи-сан.

За азартные игры тут у нас отвечает Круглый, местный дядька-букмекер, который развернул свой бизнес на дальней окраине. Круглым его прозвали за круглый живот и круглые очки. Он специализируется на игре «мухи на свиньях». В каждом раунде участвуют четыре свиньи, и выигрывает та, на которую сядет больше мух.

– Свиньи? Мухи? – Сакаи аж вздрогнул от неожиданности.

У Круглого была хорошо развита динамическая острота зрения – он распознавал мух в полете и умел точно определять их количество. Разумеется, он мог бы контролировать ситуацию с помощью видеорегистратора, но в этом почти никогда не возникало необходимости.

На следующий день после нашего разговора Сакаи отправился к Круглому и его свиньям. Он не возвращался до поздней ночи.

– Ну как, выиграли? – спросила я его наутро.

Он развернул передо мной веером пачку купюр. Толщина пачки была где-то около сантиметра. Он спросил, не хочу ли я сходить к Круглому вместе с ним, но я отказалась. Потому что один раз Канаэ-тян чуть ли не силком меня туда затащила, и в итоге я лишилась трех тысяч иен. Я тогда еще училась в школе, и для старшеклассницы это был тяжелый финансовый удар.

Сакаи каждый день подолгу проводил время у Круглого на дальней окраине. Он начал одеваться в дорогую одежду, теперь его часто посещали разные девушки, а у дома стояло несколько иномарок.

Так как Сакаи слишком много выигрывал, бизнес Круглого стал приходить в упадок. Если верить слухам, получалось, что Сакаи жульничает, но поймать его за руку никак не удавалось.

В какой-то момент Круглый просто куда-то исчез. Владельцем бизнеса, разумеется, стал Сакаи. Он тут же затеял на дальней окраине масштабную реконструкцию. Построил там ночное кабаре, крайне подозрительный бар, бассейн и ресторанчик-одэнья, где всегда подавали вкусный одэн. Свиней, которые во времена Круглого выступали нагишом, новый владелец одел в курточки, расшитые золотыми и серебряными узорами. На главных воротах теперь красовалась бронзовая свиная голова, усаженная маленькими бронзовыми мухами.

Это было так отвратительно, что никто из нашего района к тому месту и близко не подходил, но заезжий клиент валом валил. Налицо было падение нравов, и инициативная группа во главе с хозяйкой закусочной «Любовь», директором собачьей школы и Хатиро организовала протестный альянс и вывела народ на демонстрацию. Никакого эффекта это не возымело.

В один прекрасный день все вдруг заговорили о том, что Круглый вернулся. А еще через несколько дней Сакаи-сан пропал без вести. Бизнес снова начал приходить в упадок, пока наконец не превратился в то, чем был раньше: в небольшой загон со свиньями и мухами на дальней окраине города.

По прошествии довольно долгого времени я решилась спросить у Круглого, что же все-таки произошло. И он рассказал мне всю правду. Желая отомстить Сакаи, под покровом ночи он пробрался к обидчику в дом и ударил его ножом с размаху в самое сердце. И тогда случилось что-то странное: Сакаи превратился в гигантскую тучу из нескольких десятков тысяч мух, которые, описав широкий круг, разлетелись в разные стороны.

– Я тебе говорю: это был повелитель мух, собственной персоной! Поэтому мне и не вменили убийство, – добавил Круглый и похлопал себя по круглому животу.

А бронзовая свиная голова в память о повелителе мух была перенесена в дом Круглого и до сих пор пылится там на антресолях.

Настольный бейсбол

Не так давно Киёси Акаи и Митчио начали после уроков наведываться в спортивный центр позади вокзала. Они шли туда прямо после школы с ранцами, даже домой не заходили. Сначала они всем говорили, что занимаются там пинг-понгом, но потом у нас было несколько занятий по пинг-понгу на физкультуре, и оказалось, что эти двое явно не знают правил, – получается, они нам нагло врали.

– А ну признавайтесь, что вы там делаете? – донимала их Канаэ-тян.

Но мальчишки будто в рот воды набрали. Тогда, прихватив меня, она отправилась на разведку в спортивный центр.

Мальчишек внутри не было, хотя мы с Канаэ-тян осмотрели каждый уголок. Выйдя на улицу, мы увидели кошку которая шла по забору.

– Брысь, – сказала Канаэ-тян и прогнала кошку. Потом поманила меня, мол, сюда, сюда, и свернула куда-то вбок.

Вдоль стены спортивного центра тянулась узкая тропинка. Мы какое-то время шли по ней, пока не услышали странный звук, как из громкоговорителя. Дойдя до двери, перед которой выстроились в ряд горшки с вечнозеленой родеей, мы заглянули внутрь и увидели Акаи и Митчио – они стояли на полусогнутых возле какого-то стола.

– Настольный бейсбол! – крикнула Канаэ-тян.

Хотя игра, в которую играли мальчишки, к бейсболу не имела никакого отношения. Больше всего это было похоже на пинбольный аппарат, в котором нужно загонять шарики в дырки. В то время тут у нас эта игра была очень популярной. На один раунд за пятьдесят иен игрок получал десять шариков, но, начав играть, остановиться было невозможно – у всех моментально возникала зависимость. У младшеклассников быстро заканчивались деньги, а вместе с ними и игра. Но со взрослыми, которые попадались на эту удочку, иногда происходили ужасные вещи. Не один и не два человека заработали через это дело инвалидность.

– Эй! Только попробуйте пожаловаться учителю! – закричал Митчио.

А Акаи даже не посмотрел в нашу сторону, так он был сосредоточен на игре.

– Интересно, – пробормотала Канаэ-тян, – вряд ли у Акаи и Митчио есть деньги, чтобы столько играть!

Она была права. Только сейчас мы заметили, что чуть в стороне от мальчишек стоит какой-то малыш и каждый раз, когда заканчивается раунд, подает им очередные пятьдесят иен. Мы никогда раньше его не видели.

– Тут что-то нечисто, – снова пробормотала Канаэ-тян и проскользнула в дверь.

Тот, кого мы приняли за маленького ребенка, при ближайшем рассмотрении оказался большой птицей. Но вместо четырех птичьих у нее было пять человеческих пальцев, и лицо тоже было скорее человеческим.

– Брысь! – крикнула Канаэ-тян, точно так же, как на кошку, только в десять раз громче.

С шумом захлопав крыльями, птица улетела. Акаи и Митчио ошалело смотрели на нас, будто только что очнулись от какого-то страшного сна. Оказалось, что за каждые полученные пятьдесят иен они должны были дать птице клюнуть их в задницу.

– Тьфу ты, очередной извращенец, – сплюнула Канаэ-тян и быстро забрала у мальчиков пятидесятииеновые монетки, которые те все еще продолжали держать в руках.

«Это не извращенец, это птица», – хотела сказать я. Но побоялась Канаэ-тян и не сказала.

После этого случая Акаи и Митчио какое-то время не ходили в школу. Учитель сказал, что у них ветрянка, но много лет спустя Акаи раскрыл мне секрет: у них с Митчио по всему телу вскочили нарывы в форме птичек, поэтому им пришлось ждать, пока все заживет.

Пытки

Митчио все время твердил о бронзовом памятнике, который он хочет, чтобы ему обязательно поставили.

– Что нужно для этого сделать? – спросил он у учителя.

Учитель отнесся к его вопросу серьезно.

– Есть два способа, – ответил он. – Можно стать очень известным, и тогда люди поставят тебе памятник. Или разбогатеть, и тогда за свои деньги можно поставить памятник самому себе, прямо у собственного дома.

Мы все посмеивались над Митчио у него за спиной. Единственной, кто не смеялся, была старшая сестра Канаэ-тян.

– В наши дни у детей совсем нет амбиций: мало кто из них хочет, чтобы ему поставили памятник, – сказала она.

– Ты так говоришь, будто ты сама и не ребенок вовсе, – заметила на это Канаэ-тян. В ее голосе слышалась скрытая угроза, но вместо того чтобы, как обычно, стушеваться, старшая сестра просто на это не отреагировала.

А ближе к концу года мы обнаружили, что Митчио и старшая сестра Канаэ-тян готовят государственный переворот, рассчитывая на то, что им поставят памятник.

Поползли слухи.

– Готовят переворот? Это как?

– Заключают пакты, подписывают секретные протоколы и тому подобное.

– Говорят, что они построили склад с бомбами и боеприпасами.

Старшая сестра Канаэ-тян и Митчио продолжали вести обычную жизнь, как ни в чем не бывало. Канаэ-тян сказала, что наш учитель сделал им предупреждение.

– А где находится их склад с бомбами? – спросила я.

Канаэ-тян не знала где. Она допытывалась у своей сестры, но та ни в какую не сознавалась. Это бесило Канаэ. Отсутствие веских улик не позволяло учителю принимать решительные меры.

Правительство было свергнуто вскоре после Нового года. Специальные выпуски всех газет пестрели громкими заголовками: «Гостелекорпорация пала под натиском повстанческих отрядов, президент взят в заложники».

Вступили в силу законы военного времени. С утра и до самой ночи по государственным телеканалам крутили скучнейшие видеосюжеты, снятые повстанцами. Канаэ возмущалась, что отменили передачи «Советы для ЗОЖ» и «Ланч сараримана». Неужели она их смотрела? Трудно в это поверить.

Весной восстание было окончательно подавлено. Президента освободили, и все стало как прежде. Мы так и не узнали, какую роль во всем этом сыграли (если вообще сыграли) старшая сестра Канаэ-тян и Митчио.

Они исчезли вскоре после того, как восстание было подавлено. Но через полгода вернулись в школу. Сестра Канаэ-тян выкрасила волосы в ярко-рыжий цвет. Митчио носил под мышкой трубу и постоянно выбивал носком ботинка какой-то ритм.

Канаэ-тян донимала сестру расспросами, но та не обращала на нее ровным счетом никакого внимания.

Мы слышали от жителей соседних домов, что оба они – Митчио и сестра Канаэ-тян – прошли через пытки.

– Вас жестоко пытали? – спросила я Митчио шепотом во время утренней линейки.

Он покачал головой и сказал, что ему было очень даже приятно. Впрочем, что именно было приятно, он не смог объяснить.

В конце концов ему так и не поставили памятник. Но зато через пятьдесят лет появилось целых три монумента в честь старшей сестры Канаэ-тян. И ни один из них не имел ни малейшего отношения к государственному перевороту.