Текст книги "Крушение «Мэри Диар»"

Автор книги: Хэммонд Иннес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Рассказывая историю корабля, Петч невольно говорил о нем как о человеке. Если бы он сказал, что судно представляло собой груду металлолома, идущего своим ходом на кладбище, этим он невольно подчеркнул бы свои способности как моряка, сумевшего провести его сквозь жестокие штормы Бискайского залива. Но вместо этого он заявил суду, что «Мэри Диар» была прекрасным судном, легким в управлении, отметив, правда, что протечка переборок возникла лишь потому, что ремонт был осуществлен в технически слабо оснащенном порту. Его преданность кораблю произвела впечатление на аудиторию, но одновременно он лишился симпатии суда, которую мог бы легко завоевать.

После этого Холланд перешел к разбору подробностей плавания через Красное море, Суэцкий канал и Средиземное море, интересуясь командой, офицерами, взаимоотношениями между Деллимером и Таггардом. В результате вырисовывалась весьма неприглядная картина: команда – недисциплинированная, механик – недостаточно компетентный, к тому же заядлый картежник, играющий без разбора и с матросами и с офицерами, капитан вечно в своей каюте, почти не появлялся на мостике, а Деллимер болтался без дела по судну, обедал в своей каюте, иногда с Хиггинсом, часто запираясь на несколько часов с капитаном.

Суд притих, когда Холланд стал рассказывать о том, как Петч принял на себя командование.

– Согласно вашей записи в судовом журнале капитан Таггард умер утром второго марта. Это верно?

– Да.

– Доктора на борту не было?

– Нет.

Джанет Таггард всем телом подалась вперед, лицо ее сделалось белым как полотно, суставы пальцев, судорожно вцепившихся в спинку впереди стоящего стула, побелели.

– Вы сами лечили капитана Таггарда?

– Я делал что мог.

– А как вы лечили?

– Уложил его в постель. Пытался уговорить принять успокоительное, но он отказался. – Голос Петча замер, как только он взглянул туда, где сидела Джанет Таггард.

– И, вы заперли его в каюте?

– Да.

– Почему?

Петч не ответил.

– В судовом журнале вы указываете, что, по вашему мнению, капитан Таггард скончался от сердечного приступа. Пожалуйста, объясните суду, что послужило причиной сердечного, если это действительно было сердце, приступа?

– Мистер Холланд, – в допрос вмешался голос Боуэн-Лоджа, резкий, высокий. – Я должен напомнить вам, о чем уже говорил раньше. Я не считаю этот вопрос уместным или необходимым.

На этот раз Холланд заупрямился.

– При всем своем уважении к вам, господин председатель, я рассматриваю этот вопрос крайне уместным. Свидетель проявляет сдержанность в отношении заболевания капитана Таггарда. Однако характер заболевания влияет на качество руководства вверенным ему судном, и суд должен быть правильно информирован. – И, не дожидаясь разрешения, он обратился к Петчу: – Теперь вы знаете, почему был задан этот вопрос, и потому должны отвечать на него. Какова главная причина смерти?

Петч упорно молчал, и Холланд внезапно стал проявлять нетерпение.

– Человек умер в запертой каюте. Это верно?

Он выпалил это грубо. Петч был поражен этим, но все же кивнул утвердительно.

– Почему вы заперли его в каюте? – И когда Петч снова промолчал, Холланд задал свой главный вопрос: – Правда, что вы специально заперли его в каюте, так как он буйствовал?

– Он совершенно потерял рассудок, – пробормотал Петч.

– Он что, дезорганизовывал команду?

– Да.

– Обвинял экипаж?

– Да.

– В чем обвинял?

Петч с несчастным видом оглядел зал и сказал:

– Он обвинял офицеров в краже спиртных напитков из его каюты.

– Теперь, пожалуйста, ответьте на такой вопрос. – Холланд наклонился вперед: – Что явилось, на ваш взгляд, главной причиной смерти капитана Таггарда?

Петч, вероятно, промолчал бы снова, но в это время раздался высокий голос Боуэн-Лоджа:

– Свидетель, будьте любезны ответить на вопрос, поставленный адвокатом. Я повторяю его: что явилось главной причиной смерти?

Петч колебался.

– Пьянство, сэр, – ответил он с неохотой.

– Пьянство? Вы хотите сказать, что он умер от алкоголя?

– Да, именно от этого.

Напряженную тишину, царившую все это время в зале, разорвал девичий голос:

– Это неправда! Как вы можете такое говорить о мертвом?! – Голос был пронзительным, высоким, дрожащим.

– Прошу вас, мисс Таггард, перестаньте! – Просьба Холланда звучала мягко, по-отечески. – Учтите, свидетель под присягой.

– Мне безразлично, под присягой он или нет, но он лжет! – Она безутешно рыдала. Лицо Петча сделалось бледным как полотно. Фрэзер всячески пытался усадить Джанет на стул, но она обратилась к председателю: – Пожалуйста, остановите его, – всхлипывала она, но затем, резко вскинув голову, гордо заявила: – Мой отец был прекрасным человеком, знакомством с которым может гордиться любой из присутствующих здесь.

Холланд откашлялся.

– Еще один вопрос. Сколько спиртного ежедневно потреблял капитан Таггард?

– Не могу сказать. Я не знаю, – голос Петча был едва слышен.

– Вы хотите сказать, что не видели, какое количество он потреблял?

Петч кивнул.

– Но вы, может быть, знаете, что он обычно пил. Виски?

– Да.

– А кроме этого?

– Иногда пил коньяк. Временами – ром.

– Сколько?

– Я не знаю.

– И это продолжалось на протяжении всего рейса?

– Да, я так думаю.

– Вероятно, как ближайший его помощник, вы все-таки интересовались, сколько он выпивал каждый день?

Петч помолчал и неохотно ответил:

– Стюард говорил – бутылку-полторы, иногда – две.

– Понятно.

В тишине послышались приглушенные рыдания.

– Значит, он не был способен командовать кораблем?

– О нет, – Петч тряхнул головой. – К концу дня опьянение почти проходило, и он, на мой взгляд, вполне контролировал действия экипажа.

– Вы хотите сказать, – вмешался Боуэн-Лодж, – что он сохранял свою дееспособность, несмотря на выпитые две бутылки?

– Да, сэр. Точнее – большую часть дня.

– Но вы сказали, что он бушевал и вам приходилось запирать его в каюте. А если это так, то, наверное… – Брови председателя поднялись вверх в немом вопросе.

– Когда он напивался, то уже не бушевал, – ответил медленно Петч.

– Тогда отчего же он приходил в ярость?

– От ликера.

Потрясенный зал молчал. Джанет Таггард прекратила плакать. Она сидела, словно окаменев, и смотрела на Петча полным ужаса взглядом.

– Прежде чем идти дальше, я бы хотел окончательно прояснить этот вопрос, – сказал Боуэн-Лодж спокойным, выдержанным тоном. – Значит, на ваш взгляд, капитан Таггард умер не от потребления спиртного, а от его недостатка? Так будет правильнее?

– Да, сэр.

– Вы действительно полагаете, что его убило отсутствие спиртного?

– Я не знаю, – ответил Петч разбитым голосом. – Я знаю, что он держался на спиртном, а когда он не получил его, он просто сошел с ума и умер. Мне казалось, что он совсем ничего не ел.

На следующем этапе рейса никаких происшествий не произошло, но все же Петч вынужден был рассказать обо всех мелочах – о том, что между завтраком, обедом и ужином стол в кают-компании не прибирался, что не давали покоя тараканы, что у нескольких матросов завелись вши, что камбуз не мыли, в шлюпках не было запаса провианта, что в драке был ранен один матрос, что один раз пришлось остановить машины для замены перегревшегося подшипника. В целом складывалось впечатление, что люди, от которых зависел порядок, наплевательски относились к своим обязанностям.

Выяснились и другие вещи. Плохо велся судовой журнал, количество питьевой воды не учитывалось, и чаще всего эти беспорядки лежали на совести Хиггинса, ставшего первым помощником Петча. Петч показал, что он больше полагался на помощь своего второго офицера Джона Райса. Таким образом, можно было сделать вывод о том, что этих двух людей объединяло возникшее между ними чувство товарищества.

О Деллимере Петч упомянул дважды. Один раз Петч столкнулся с ним по поводу плохой работы машиниста.

– Деллимер поощрял моего главного механика, Берроуза, к игре в карты. Я вынужден был настаивать, чтобы он перестал отвлекать Берроуза от работы. Они играли в карты ночи напролет, и, таким образом, вся ответственность за исправность машин ложилась на плечи Рафта, второго механика.

– Высказывал ли мистер Деллимер какие-либо возражений? – спросил Холланд.

– Да. Он говорил, что это его судно и он будет делать то, что ему нравится, и будет развлекать офицеров, которые ему по душе.

– А что вы отвечали на это?

– Что это угрожает безопасности судна и моральному состоянию машинистов, и что капитан я, а не он, и порядки на судне установлены мною, а не им.

– Другими словами, вы поругались?

– Да.

– И он прекратил карточные игры с главным механиком?

– В конечном итоге, да.

– В конечном итоге? Вы что, неоднократно убеждали его?

– Да. Я сказал, что отдал строжайший приказ Берроузу и если он не выполнит его, то я знаю, какие меры предпринять.

Второе упоминание о Деллимере возникло почти случайно.

Петч перед этим заверил суд, что, как только судно попало в тяжелые погодные условия возле берегов Португалии, он лично проверял все четыре трюма. Холланд тут же с присущей ему въедливостью сделал вывод, что Петч не поверил рапорту Хиггинса, в котором тот сообщал, что груз в трюмах не перемещается.

– Значит, вы ему не доверяли?

– Честно говоря, нет.

– Скажите, а в действительности мистер Хиггинс осматривал трюмы?

– Я не знаю.

– Очевидно, вы так мало о нем думали, что даже не спросили его, проверил ли он трюмы?

– Да, я думаю, вы правы.

– А кроме вас, кто-нибудь осматривал трюмы?

Прежде чем ответить, Петч немного подумал.

– Я полагаю, мистер Деллимер проверял их, – сказал он потом.

– Вы думаете, что он проверял?

– Очевидно. Ведь он находился в трюме номер один, когда я осматривал груз через смотровой люк. Я предполагаю, что он находился там с той же целью.

Холланд, казалось, раздумывал над тем, что сообщил ему Петч.

– Понятно. Но ведь это входит в обязанности одного из офицеров. Мне кажется странным, что владелец счел необходимым лично проверять груз. У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?

Петч отрицательно покачал головой.

– Что за человек был мистер Деллимер? – спросил Холланд. – Каковы ваши впечатления о нем?

«Вот сейчас, – подумал я, – именно сейчас он и расскажет всю правду о Деллимере». Ему так необходима была эта лазейка. Но Петч стоял, не произнося ни слова, бледный, и только на щеке возле рта подергивался нерв.

– Вот что мне хотелось бы узнать, – продолжал Холланд. – Мы сейчас подходим к событиям вечера шестнадцатого марта. Именно в тот вечер исчез мистер Деллимер упал за борт. Вы знали о том, что во время войны мистер Деллимер служил в военно-морском флоте?

Петч кивнул утвердительно.

– Он служил на корветах и фрегатах и плавал главным образом в Атлантике. Там он неоднократно попадал в шторм. – Холланд выдержал многозначительную паузу. – Как он себя вел, когда судно попало в полосу штормов? Вы не заметили в нем чего-нибудь необычного?

– Пожалуй, нет, – произнес Петч сдавленным голосом.

– Но вы все-таки не уверены.

– Я не особенно хорошо его знал.

– Вы были с ним на одном судне более месяца, но большую часть времени он провел в своей каюте. Однако мне кажется, что у вас все-таки должно было сложиться впечатление о его психическом состоянии. Он был чем-нибудь обеспокоен?

– Да, пожалуй, что так.

– Беспокойство личного свойства или же он боялся за судно?

– Я не знаю.

– Тогда я поставлю вопрос конкретно. Как вы расценили его действия, когда увидели, что он осматривает груз?

– Я никак не расценил их. – Петч снова обрел голос и отвечал четко и ясно.

– Что вы ему сказали?

– Я попросил его покинуть трюм.

– Почему?

– Потому, что ему нечего было там делать. Груз его ни в коей мере не касался.

– Совершенно верно. Но я поставлю вопрос иначе. Нельзя ли было расценить его пребывание в трюме как испуг, предположить, что его нервы расшатаны? Однажды во время войны его судно было торпедировано, и он длительное время находился в воде, пока не был подобран. Как вы считаете, не мог ли на него подействовать опыт войны?

– Нет, я бы… Я не знаю.

Холланд некоторое время молчал, а потом сделал неопределенный жест плечами. Он искал правду и вопросы свои задавал, основываясь на имеющихся письменных показаниях. Но теперь он изменил тактику и попросил Петча рассказать о всех событиях той ночи, когда «Мэри Диар», борясь с ветром, вспарывала воды Бискайского залива, не прерывая его вопросами, не вмешиваясь в повествование.

И Петч рассказал всю историю в скупых фразах, по-деловому, и зал слушал с интересом. По мере того, как он говорил прямо и откровенно, находясь в свидетельской ложе, я следил за его лицом, и у меня возникло странное чувство, что все это время он что-то не договаривает, обходя какой-то факт. Я взглянул на председателя. Он сидел молча, слегка подавшись вперед и подперев подбородок правой рукой. Его губы плотно сжаты, лицо непроницаемо.

Факты, сообщенные Петчем, были достаточно красноречивы: барометр неуклонно падал, море вспенивалось, ветер крепчал, судно переваливалось с борта на борт медленно и методично, постепенно на фальшборт стали наваливаться водяные горы, судно вползало на их гребни, а затем медленно скатывалось с них. Вечером Петч был на мостике. Там же находились Райс, рулевой и вахтенный матрос. Все случилось примерно в 23.20 – легкий взрыв, какое-то сотрясение. Он прозвучал так, словно волна ударилась в борт и рассыпалась. Но в тот момент волны не было, судно не кренилось. Оно находилось в провале и медленно взбиралось в гору. Волна набежала позднее, последовал удар, и белая пена накрыла всю носовую часть судна.

Никто в тот момент не произнес ни слова, и только чуть позднее сквозь рев шторма прорезался голос Райса: «Мы на что-то наскочили, сэр?» Тогда Петч послал Райса вниз посмотреть, нет ли протечки воды в трюмах, особенно в трюме № 1. Он приказал включить помпы в обоих носовых трюмах, а сам остался на мостике, наблюдая, как зеленая вода перекатывается через бак. Тогда на мостик поднялся Деллимер, бледный и испуганный, а с ним вместе – Хиггинс. Они говорили о том, чтобы оставить корабль. Похоже, они считали, что судно идет ко дну. Да и Райс, вернувшись на мостик, сообщил, что среди команды паника.

Петч оставил мостик на попечении Хиггинса и вместе с Райсом спустился на верхнюю палубу. Четверо матросов в спасательных жилетах готовили к спуску на воду шлюпку № 3. Они были очень напуганы, и Петч даже вынужден был ударить одного из них. Только тогда они оставили шлюпку и вернулись к своим обязанностям. Он собрал всех, кого удалось разыскать, примерно человек десять, и под командой третьего механика послал их укрепить переборку между трюмом № 2 и котельным отделением. В то время, когда Петч осматривал трюм, рулевой передал в машинное отделение, что мостик наполнен дымом.

Когда, собрав полдюжины людей, он появился на мостике, там оказался только рулевой, вцепившийся в штурвал, глаза его слезились, и он отчаянно кашлял.

Пламенем была объята радиорубка, расположенная, чуть выше и позади мостика. Нет, он не представлял, как это могло произойти. Радист побежал вниз надевать спасательный жилет. Он остался там, чтобы прийти в себя и выпить какао. Хиггинс ушел на корму проверить рулевой механизм. Нет, Петч не знал, куда девался Деллимер. Он сожалеет, что среди спасшихся не оказалось рулевого.

Для тушения пожара они применили пенные огнетушители. Но жара оказалась столь нестерпимой, что внутрь рубки проникнуть не удалось. Помогла частично обрушившаяся крыша рубки, через которую стали проникать брызги разбивающихся волн, которые и залили пламя.

Ветер достиг двенадцатибалльной силы. Петч поставил судно по ветру и приказал пустить машины на «малый ход». В таком положении судно находилось в течение четырнадцати часов, помпы работали в полную силу, и он и Райс непрерывно следили за состоянием переборки, периодически укрепляя ее, особенно там, куда волна била больше всего, а также пытались удержать команду от паники и следили за тем, чтобы все матросы находились на своих местах и помогали судну бороться со стихией.

Около шести часов утра, после двадцати двух бессонных часов, он пришел в свою каюту. Ветер начал стихать, стрелка барометра снова пошла вверх. Он лег спать не раздеваясь, а через два часа его разбудил стюард Сэмюэль Кинг, негр с Ямайки, который сообщил, что не могут найти мистера Деллимера. Обыскали все судно, но без успеха. Человек исчез.

– Мне осталось только предположить, что он упал за борт, – сказал Петч и замолчал, ожидая вопроса Холланда, и тот спросил, не опрашивал ли он по этому поводу членов команды.

– Да. Я попросил каждого члена команды сделать по этому поводу заявление в моем присутствии, а также в присутствии Хиггинса и Райса. Насколько нам удалось выяснить, последним человеком, видевшим мистера Деллимера живым, был стюард. Он видел, как Деллимер вышел из своей каюты и прошел в дверь, ведущую в кормовую часть верхней палубы. Это было примерно в четыре тридцать.

– А после этого его никто больше не видел?

Петч немного подумал и ответил:

– Насколько нам удалось выяснить – никто.

– Верхняя палуба – это та, на которой находятся шлюпки?

– Да.

– Грозила ли опасность тем, кто был на этой палубе?

– Нет, не думаю. Трудно сказать. Брызги и волны перекатывались через все палубы.

– И через корму тоже?

– Да.

– А мистер Деллимер направился на корму?

– Так сказал Кинг.

Холланд немного помолчал, а затем снова спросил:

– Вы не предполагаете, куда направлялся мистер Деллимер?

– Нет.

– Исходя из того, о чем вы уже рассказывали, можно предположить, что он пошел на корму, чтобы проверить состояние крышек люков?

– Возможно. Но в этом не было необходимости. Я их проверял лично.

– Но если он все же пошел проверять, состояние крышек люков, это значило, что ему пришлось бы спускаться по трапу, расположенному в самой задней части грузовой палубы?

– Не обязательно. Крышки люков хорошо видны и с верхней палубы.

– А если он все же спустился, это было опасно?

– Да. Да, это так. Волны перекатывались через обе грузовые палубы.

– Понятно. Значит, именно тогда его и видели в последний раз?

В зале царила тишина. Всех захватила загадочность, таинственность дела. Кто-то позади меня тихо плакал. И тогда снова зазвучал голос Петча, продолжавшего свой рассказ.

Ветер утих, а вместе с ним и море. В двенадцать сорок три, о чем свидетельствовала и запись в судовом журнале, Петч дал команду «малый вперед» и продолжил движение по курсу. Кроме этого, он отдал приказ пустить в ход ручные помпы, а так как носовая часть судна заметно ушла в воду, послал рабочую команду под началом Райса для исправления повреждений крышек носовых люков.

Он намеревался первоначально взять курс на Брест. Но в связи с тем, что погода улучшилась и помпы работали безотказно, он все же решил держаться прежнего курса, надеясь рано утром восемнадцатого обогнать Ушант. Он увеличил обороты винтов до средней скорости. Крупные пологие волны все еще вспухали, но море было спокойным, и ветер почти спал. Тем не менее он решил держаться берегов Франции на случай непредвиденных осложнений. После изменения курса он информировал офицеров о том, что принял решение идти в Саутгемпгон для ремонта.

Приблизительно в двадцать один двадцать, после того как стюард принес ужин и он перекусил в своей каюте, он услышал крики, а затем прибежал Рай си сообщил, что в кормовом трюме вспыхнул пожар и команда в состоянии паники.

– Какова конкретно была причина паники? – вмешался в рассказ Холланд.

– Мне кажется, суеверие. Команда считала, что это судно приносит несчастье, – ответил Петч. – Во всяком случае, последние два дня об этом говорили открыто.

– А вы что думаете по этому поводу? Вы тоже считали, что судно заколдовано?

Петч посмотрел на председателя и его консультанта.

– Нет, – ответил он, – я считаю, что была преднамеренная попытка уничтожить судно.

По залу пробежал шумок. Но Петч не удовлетворил жажду любопытства прямыми обвинениями. Он только пояснил:

– Слишком уж много совпадений: взрыв, повреждение трюмов, а затем пожар в радиорубке.

– Вы были убеждены, что в трюме номер один произошел взрыв? – спросил Холланд.

На мгновение Петч задумался.

– Да. Да, я так думаю.

– А пожар в радиорубке?

– Если взрыв был преднамеренным, тогда надо было вывести из строя и радио, ибо оно было моим единственным средством связи с внешним миром.

– Та-ак. – Холланд задумчиво молчал, а затем сказал: – Из ваших слов явствует, что на судне находился человек, который пытался уничтожить его?

– Да.

– А когда вы услышали, что в трюме номер три вспыхнул пожар, вы сразу же подумали, что это было еще одной попыткой уничтожить судно? Вы понимаете, что это очень серьезное обвинение?

– Да, понимаю.

Холланд призвал суд сохранять полнейшую тишину, а затем произнес:

– На борту «Мэри Диар» был тридцать один человек. Если пожар вызван умышленно, то опасности подвергались все люди. Это равносильно убийству.

– Да.

– Значит, вы настаиваете, что пожар вызван умышленно?

– Да, я настаиваю на этом.

Следующий вопрос был неизбежен.

– Кого вы подозреваете в поджоге? – спросил Холланд, но Петч не решался ответить. Рассказывать о том, как Деллимер предлагал ему деньги, теперь было бесполезно. Деллимер мертв. Его уже нельзя было обвинить в последнем пожаре. Поэтому Петч сказал, что у него не было времени на то, чтобы окончательно сформулировать свое подозрение – он был слишком занят спасением судна.

– Но вы, должно быть, подумали об этом раньше?

– Да. – Петч посмотрел на судью и его помощников. – Но я считаю, что это должен решить суд.

Боуэн-Лодж кивнул в знак одобрения, и Холланд попросил Петча вернуться к событиям, последовавшим после пожара в трюме. Он и Райс организовали команду для тушения огня. Нет, Хиггинс в нее не входил. Он был на вахте. С ними были второй механик, радист и боцман. Они развернули шланги и направили струи воды через смотровые отверстия, одновременно освободив проход под главным люком. Они отодвинули тюки от переборки трюма № 4 на тот случай, если переборка перегреется и ее придется охлаждать водой. Сам же Петч спустился в трюм № 4 через смотровой люк.

– Для чего вы это сделали?

– Я хотел проверить, насколько накалилась переборка. Я боялся, что пожар может распространиться на кормовые трюмы. А кроме того, так как трюм был заполнен грузом не полностью, я надеялся по степени нагрева переборки определить, насколько опасен был пожар.

– И что вы обнаружили?

– Я убедился, что пожар только что начался. Переборка еще не нагрелась. Но я обнаружил это позднее.

– Что вы имеете в виду?

Он рассказал, как, получив удар в голову, упал вниз с вертикального трапа и потерял сознание. Он объяснил это точно теми же словами, что и мне тогда, в каюте на «Мэри Диар». Когда он окончил рассказ, Холланд спросил:

– Вы уверены, что это произошло не случайно, что вы не поскользнулись?

– Совершенно уверен, – ответил Петч.

– Может быть, что-то упало на вас, кусок металла, например?

Но Петч указал на сохранившийся шрам, который не мог появиться случайно.

– А когда вы пришли в себя, вы не обнаружили поблизости какого-либо предмета, который мог быть использован нападавшим в качестве оружия.

– Нет. По-моему, нет. Во всяком случае, я не уверен. Трюм был наполнен дымом, я был ослеплен и почти задыхался.

– Я спросил об этом потому, что кто-нибудь из команды, скажем человек, имевший что-то против вас, мог последовать за вами… и ударить вас, например, кулаком?

– Он должен был быть очень сильным человеком. – И Петч посмотрел в зал на Хиггинса.

Затем он рассказал, что, придя в себя, услышал крики матросов, спускавших на воду шлюпки. Он с трудом вскарабкался по вертикальному трапу к грузовому люку, но крышка его была закрыта и заперта на защелку. Его спасло то, что оказалась приоткрытой крышка смотрового люка.

Спустя довольно длительное время ему удалось взгромоздить друг на друга несколько тюков и по ним добраться до выхода. С большим трудом он вылез через щель на палубу и обнаружил только шлюпку № 3, свисавшую со шлюпбалок. Остальные шлюпбалки были пусты. Машины все еще работали, работали и помпы, шланги по-прежнему вливали потоки воды в трюм № 3. Но на судне не осталось ни души.

Рассказ казался почти невероятным. Далее Петч поведал о том, как ему в одиночку, безо всякой помощи, удалось погасить пламя, а наутро он встретил незнакомца, бродящего по палубам судна.

– Это был мистер Сэндс с яхты «Морская ведьма»?

– Да.

– Не объясните ли вы, почему отказались от его предложения покинуть судно?

– Я не видел для этого оснований. Правда, носовая часть судна сильно погрузилась в воду, но непосредственной опасности не было. Кроме того, я надеялся уведомить власти и, находясь на борту, сумел бы организовать буксировку, если бы подошло спасательное судно.

Потом Петч рассказал о том, как мне не удалось вернуться на яхту, как он втащил меня обратно на палубу, и далее – о наших совместных усилиях спасти судно в борьбе со штормом. Однако он ни разу не упомянул об архипелаге Минки. По его словам, мы окончательно покинули борт корабля на резиновом надувном плотике, взятом в каюте Деллимера, когда судно погружалось. Нет, он не может указать точное место, но это было к востоку от Дуврских камней. Погружение мы не видели. Резиновый плотик? Да, верно, похоже, что Деллимер нервничал, не доверял шлюпкам, не верил в мореходные качества судна.

– Два последних вопроса, – сказал Холланд. – Эти вопросы имеют огромное значение как для вас, так и для всех тех, кто связан с судном. – Выдержав паузу, он спросил: – Подумайте, вы абсолютно убеждены, что на судне был взрыв и именно он вызвал проникновение воды в трюм номер один? Я задал вопрос потому, что в условиях, предшествовавших событию, нельзя было быть уверенным в том, что это не было подводным препятствием или ударом волны в носовую часть.

Петч думал, как ответить, оглядывая при этом присутствующих.

– Это не было ударом волны, – сказал он спокойно. – Волна ударила несколько позже. Что касается того, было ли столкновение или взрыв, это можно определить только путем осмотра места повреждения.

– Совершенно верно. Но так как судно лежит, вероятно, на глубине, по крайней мере, сто двадцать футов[14]14
  Морской фут – приблизительно 30,3 см.


[Закрыть] и мы не знаем, где точно, об определении характера повреждений не может быть и речи. Я хочу знать вашу точку зрения.

– Я не думаю, что смогу сказать больше того, что уже сказал. Точнее сказать не могу.

– Благодарю вас.

Холланд сел, но в зале никто не шелохнулся. Никто не шептался, не двигал ногами. Зал целиком находился под впечатлением услышанного.

Тогда поднялся сэр Лайонел Фолсетт, адвокат, представлявший интересы страховых компаний.

– Уважаемый господин председатель, я был бы рад, если бы вы задали один или два дополнительных вопроса свидетелю.

Это был маленький человечек с редеющими волосами и высоким лбом, ничем не примечательный с виду, за исключением голоса, глубокого, слегка вибрирующего и придающего впечатление силы и энергии его обладателю. И в суде доминировал голос, а не человек.

– Свидетель убежден, что имели место попытки преднамеренно уничтожить «Мэри Диар». И инциденты, о которых он сообщил суду, ввиду отсутствия естественных объяснений, видимо, подтверждают этот вывод. Однако мне бы хотелось обратить внимание суда на то, что стоимость самого судна не может служить причиной заговора, и потому мы должны предположить, что если такой заговор существовал, то он был направлен на незаконное получение страховой стоимости груза. Мне хотелось бы указать вам, уважаемый господин председатель, что если в действительности груз был снят до гибели судна…

Боуэн-Лодж согласно кивнул.

– Я вполне разделяю ваше мнение, сэр Лайонел. – Он посмотрел на часы, висящие на противоположной стене зала над галереей для публики. – Каков ваш вопрос?

– Не говорил ли кто-либо на корабле о том, что груз на судне иной, чем указан в декларации?

– Нет, – ответил Петч.

– Я сформулирую вопрос по-другому: экипаж представлял собой небольшую, тесную компанию людей, а в такой тесной компании каждое слово быстро становится достоянием гласности и обрастает подробностями. Не приходилось ли вам слышать разговоры о грузе после того, как вы вступили на борт судна?

– Да, кто-то говорил, что среди прочего груза мы везли взрывчатку, – ответил Петч, – И этот слух упорно держался, несмотря на то, что я для всеобщего сведения вывесил на доске объявлений копию грузовой декларации.

– Вы считали опасным, когда команда думает, что сидит на пороховой бочке?

– Да.

– Учитывая характер команды?

– Да.

– Вы полагаете, что такого слуха было достаточно, чтобы команда впала в панику, узнав о пожаре?

– Вполне.

– Вы сделали этот вывод, исходя из сообщения Райса о панике среди команды? – Сэр Лайонел, подавшись вперед, пристально посмотрел на Петча. – Как случилось, что этот невероятный слух распространился по всему кораблю?

Петч непроизвольно посмотрел в сторону ожидающих свидетелей.

– Я думаю, что мистер Хиггинс не был полностью убежден в том, что мы везем груз, объявленный в декларации.

– Он считал, что на борту был груз взрывчатки, а? Что заставило его так считать?

– Я не знаю.

– Вы спрашивали его об этом?

– Да, спрашивал.

– Когда?

– Сразу после того, как мы обогнули Ушант.

– И что он сказал?

– Он отказался отвечать на вопрос.

– Как именно он ответил, когда вы задали ему этот вопрос.

– Его точные слова?

– Да.

– Он сказал, чтобы я попытался получить ответ у Таггарда или Деллимера, а его не беспокоил. Но они были мертвы.

– Благодарю вас. – И сэр Лайонел спокойно опустился на свое кресло.

Боуэн-Лодж снова посмотрел на часы и объявил перерыв.

– Джентльмены, вы свободны до двух часов. – Он поднялся с места, и вместе с ним встали все члены суда. Они ожидали стоя, пока он не покинул зал и не вышел за дверь позади председательского кресла, сопровождаемый тремя помощниками.

На улице солнце яркими блестками отражалось от мокрых тротуаров. И вдруг я сделал потрясающее открытие: ведь существуют же люди, простые люди, спешащие по своим делам, которые ничего не знают о «Мэри Диар»! На краю тротуара в полном одиночестве стоял Петч. Он ждал меня и сразу же пошел навстречу.

– Сэндс, можно вас на пару слов? – его голос звучал хрипло, лицо осунулось.

Хэл сказал, что пойдет в отель, где мы решили пообедать, и Петч, позвякивая мелочью в кармане, молча проводил его взглядом. Когда Хэл удалился на почтительное расстояние и не мог уже нас услышать, Петч сказал:

– Вы говорили мне, что ваша яхта не будет готова до конца этого месяца. – Фразу он произнес с явной укоризной, а в голосе слышались гнев и негодование.

– Да, – сказал я. – Но работы были закончены на неделю раньше, чем я предполагал.

– Почему вы не дали мне знать об этом? В прошлый вторник я заходил к вам, а мне сказали, что вы ушли в море. Почему вы мне ничего не сказали? – И вдруг он выпалил: – Один день – это все, что мне было нужно! Только один день плавания! – Он пристально смотрел на меня и буквально скрежетал зубами. – Неужели вы не понимаете: один взгляд на дыру в трюме – и я бы знал все! Тогда бы я смог сказать всю правду, а так… – Взгляд его метался, как будто он стоял на перекрестке и не знал, куда повернуть, – а так я не знаю, какого черта мне говорить, какую дьявольскую яму я рою для себя. Один день. Это все, что мне было нужно!