Текст книги "Франсиско Франко (Солдат и глава государства)"

Автор книги: Хельмут Дамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Когда мятежники стали подходить к Мадриду, правительство Республики приняло срочные меры, чтобы обезопасить ценнейшие национальные сокровища. Компартия организовала их эвакуацию. Несколько дней подряд я работал с группой художников-бойцов, упаковывал драгоценные картины Гойи, Веласкеса, Эль Греко, которые были перевезены в Валенсию.

В результате налетов фашистских бомбардировщиков разрушен замечательный дворец герцога Альбы и много других исторических зданий и памятников.

На площадях Мадрида происходила отправка детей в СССР. Большие междугородные автобусы заполнены маленькими испанцами. Им предстоит длинный путь. Муниципалитет снабдил каждого ребенка продуктовыми пакетами, сладостями, фруктами. В автобусах ящики с лимонадом и бидоны с водой. Сборы и отправка были недолгими: боялись налета вражеских самолетов.

Мы снимали почти непрерывно. В город возвращались лишь для того, чтобы обработать снятый материал и отослать его в Москву.

Но скоро и Мадрид стал фронтом. Решили снять уличные бои. Нас провели в одно из разрушенных университетских здании, откуда мы и произвели съемки.

На крыше брошенного замка в Эскориале я нашел верхнюю точку для съемок масштабного плана. Около окна на чердаке обнаружил под чехлом телескоп, который позже был установлен на 16-этажном здании "Телефоники Сентраль" главного наблюдательного пункта в Мадриде. С помощью телескопа хорошо просматривалась взлетная дорожка аэродрома Хетафе, откуда поднимались фашистские самолеты. Сведения наблюдателей немедленно передавались командованию ВВС в Алькала-де-Энарес.

В Испанию приходило много советских пароходов с ценными грузами для бедствующего населения и для фронта. Мы засняли прибывший в порт Аликанте пароход "Нева". Работницы табачной фабрики устроили советским морякам бурную встречу. Когда "Нева" уходила к родным берегам, население Аликанте украсило борта и перила парохода ветками с плодами апельсинов. Пароход, похожий на фруктовый сад, покидал город под возгласы: "Вива Русиа!", "Вива а лое совьетикос!"

Десятки километров под пулями, под огнем фашистов. Тысячи метров кинопленки, запечатлевших мужественную борьбу испанского народа, самоотверженность интернационалистов, вступивших в единоборство с фашизмом. 22 специальных киновыпуска, советские, французские, американские полнометражные фильмы, в которых использованы наши съемки, – таков итог нашей работы.

Б. К. Макасеев "Из хроники героической республики"

* * *

Советские командиры-добровольцы, поехавшие в Испанию помогать ее героическому народу вести борьбу с фашизмом, испанского языка в большинстве своем не знали. В то же время, становясь советниками испанских командиров различного ранга и всех родов войск, они должны были повседневно, ежечасно, ежеминутно общаться с испанскими товарищами, решая важные вопросы самого разного характера. Для того чтобы такое общение оказалось возможным, сразу же потребовалось довольно много переводчиков.

Если обычно на войне устный перевод нужен только при допросе пленных, то здесь положение было совсем иным. Нередко разговор происходил под бомбежкой, в условиях артиллерийского и даже пулеметного обстрела, на "ничейной" территории (в командирской разведке), во время полетов над территорией противника, в походах военных кораблей и, наконец, в тылу врага.

Речь шла о военных операциях, иногда малейшая ошибка в переводе могла привести к непоправимым последствиям. Поэтому напряжение было огромным.

Был такой случай: только что прибывшая переводчица повергла в полное изумление испанского полковника, переведя ему предложение нашего советника перебросить две дивизии на другие позиции. Такая передислокация полностью оголила бы ответственнейший участок фронта. К счастью, очень быстро выяснилось, что речь шла всего-навсего о двух артиллерийских дивизионах. Русское слово "дивизион" девушка по созвучию перевела испанским словом division – дивизия.

Переводчикам приходилось изучать военную терминологию в процессе работы. На первых порах, прежде чем переводить тот или иной военный термин, мы просили говорившего коротко объяснить, что он означает, затем переводили это собеседнику и от него узнавали соответствующий термин на другом языке. Помню, как я растерялась, когда в первые же дни моей работы главный советник артиллерии полковник Н. Н. Воронов попросил меня перевести: "Построить параллельный веер". Все эти слова в отдельности я по-испански знала, но совершенно не была уверена, что это и по-испански звучит так же.

Но поскольку практика была непрерывной в буквальном смысле этого слова, мы очень быстро приобрели необходимые знания и навыки. Многие из нас вскоре добились такого беглого и точного перевода, что разговаривавшие между собой русские и испанцы переставали замечать, что ведут разговор через переводчика.

Наши военные советники в Испании завоевали всеобщее уважение не только своими знаниями и военным мастерством, но и личным мужеством и хладнокровием в боевых условиях. И всегда, в любой обстановке рядом с ними находились переводчики, в большинстве своем совсем молодые женщины, от которых требовалось не меньшее мужество и хладнокровие. И не просто присутствовали, а выполняли очень трудную и ответственную работу. Желание помочь испанскому народу заставило их расстаться с семьями, отказаться от привычной мирной обстановки и отправиться делить все тяготы фронтовой жизни с кадровыми военными.

Переводчиков обычно прикрепляли к какому-нибудь одному советнику, но, во-первых, прикрепление это часто было временным, а во-вторых, даже имея своего постоянного начальника, нередко приходилось переводить и другим. За 13 месяцев пребывания в Испании мне довелось работать с капитаном А. И. Родимцевым, майором Б. Ф. Дудаковым и последние полгода – с комдивом Г. М. Штерном. Однако при различных обстоятельствах мне приходилось переводить также артиллеристам, танкистам и летчикам.

К сожалению, мне не пришлось работать с моим мужем – Рубеном Сергеевичем Аваковым. Прибыл он в Испанию одновременно со мной в октябре 1936 года и принимал участие в подготовке танковых подразделений республиканской армии. Первые экипажи формировались из испанцев и бойцов интернациональных бригад, главным образом немцев, среди которых было много техников и механиков. Обучение шло ускоренным темпом, но весьма успешно. Этому способствовало и то, что муж применял собственные методы обучения. В частности, он использовал изобретенное им за год до этого устройство, принятое на вооружение Красной Армией и описанное в специальной литературе как "светопушка Авакова". Оно позволяло проводить обучение стрельбе из танка по движущимся мишеням без траты боезапаса, пользуясь световым лучом. Можно представить себе, как пригодилось это изобретение тогда, в сражающейся Испании, где на счету был каждый патрон.

Одним из первых заданий, выполненных Рубеном, была встреча и разгрузка прибывшего в Картахену советского транспорта с танками и боеприпасами. Прибытие транспорта держалось в тайне, но каким-то образом фашисты узнали о нем, и разгрузка оружия проводилась под непрерывной бомбежкой. Тем не менее удалось обойтись без потерь.

Командование высоко оценило работу лейтенанта Авакова в Испании: он был награжден орденами Красной Звезды и Красного Знамени.

Р. С. Аваков погиб в 1942 году на фронте Великой Отечественной войны, в которой участвовал с первого дня...

Большинство наших переводчиков в Испании были женщины, но мне хочется вспомнить также трех переводчиков-мужчин и коротко рассказать о них.

Федор Иосифович Кравченко родился на Кубани в семье крестьянина-бедняка. В годовалом возрасте он оказался в Уругвае, куда в поисках спасения от нищеты уехал с семьей его отец. Испанский язык стал вторым родным языком Феди. Будучи еще совсем юным, он примкнул к молодежному революционному движению. В 1929 году Федя вернулся на родину и работал в Коммунистическом интернационале молодежи. Естественно, что, когда началась война в Испании, комсомолец Кравченко поехал в Испанскую республику и работал там до середины 1938 года.

Мне много раз приходилось слышать, как Федя переводил. Это была работа на очень высоком профессиональном уровне. Говорил он всегда тихо, ровным, спокойным голосом, предоставляя собеседникам возможность воспринимать интонацию друг друга. Никакая бомбежка, никакая опасность не могла вывести его из равновесия, нарушить его невозмутимость. Усталости он не знал.

В годы Великой Отечественной войны Ф. И. Кравченко сражался в партизанском отряде, получил звание Героя Советского Союза.

Отличным переводчиком был и Иван Акимович Триста. Сын русской учительницы и кубинского врача, он родился и вырос на Кубе, поэтому для него, как и для Феди Кравченко, оба языка – испанский и русский – были родными. Он работал переводчиком у советника артиллерии, великолепного специалиста Николая Александровича Клича.

Мишу Макарова я знала еще по институту иностранных языков. В октябре 1936 года мы вместе прибыли в Испанию на одном пароходе. Военного образования Миша не имел. Его послали работать переводчиком в летную часть, где он быстро овладел специальностью стрелка-радиста и справлялся со своими новыми обязанностями ничуть не хуже профессионалов военных, принимал участие в боях. Миша погиб во время Великой Отечественной войны.

Отдельно мне хочется вспомнить о работе с Григорием Михайловичем Штерном, который был сначала заместителем главного советника, а с мая 1937 года по апрель 1938 года – главным военным советником при республиканском правительстве Испании. Это был прирожденный военный, что называется, командир "милостью божьей". Я, разумеется, не берусь оценивать его стратегические способности, его вклад в разработку военных операций. Но, судя по тому огромному уважению, с которым относились к нему испанские кадровые офицеры, военные-интербригадовцы и наши советники, по тому вниманию, с которым выслушивались его советы и рекомендации, знания и талант Г. М. Штерна признавались всеми.

Из моих непосредственных впечатлений в памяти остались его огромная работоспособность, мужество и хладнокровие в самых экстремальных ситуациях, необычайная четкость и точность в изложении мыслей и доводов. Поэтому переводить его было одновременно и легко и трудно – хотелось найти в испанском языке аналогичные емкие и точные формулировки, особенно при таких ответственных разговорах, как с начальником Генерального штаба полковником Рохо, военным министром Прието и другими.

Дальнейшая деятельность Григория Михайловича подтверждает, что слава крупного военачальника была им вполне заслужена. После возвращения из Испании Г. М. Штерн уже в звании комкора назначается начальником штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, руководит боями у озера Хасан (за что получает третий орден Красного Знамени), с 1938 года командующий армией, в 1939 году участвует в боях на Халхин-Голе, за что удостоен звания Героя Советского Союза, затем командует армией в войне с белофиннами. Все время в действующей армии, все время в самых горячих точках... Летом 1940 года ему было присвоено звание генерал-полковника, в начале 1941 года он был назначен командующим войсками Краснознаменного Дальневосточного фронта, а затем – начальником Управления противовоздушной обороны Красной Армии.

В числе фронтов республиканской армии был Арагонский, на котором были дислоцированы в основном анархистские части. Долгое время мятежники не предпринимали здесь никаких военных действий, не вели наступления и республиканцы. Но в начале июня 1937 года республиканское командование стало разрабатывать операцию под Уэской, и Г. М. Штерн отправился туда.

Жара стояла страшная. В безводном Арагоне она переносится особенно тяжело. Поехали мы на фронт вместе с советником Арагонского фронта комбригом В. А. Юшкевичем и представителем испанского командования. Машина мчалась по пустынному шоссе, поднимая высокий, густой столб пыли – она лезла в глаза, нос, уши, хрустела на зубах. Ужасно хотелось, пить, но нигде не было никаких признаков ни жилья, ни колодца.

Наконец мы прибыли в штаб одной из бригад. Умываться было некогда, и мы, утолив жажду, направились в расположение частей. Появление представителя штаба фронта не произвело на бойцов никакого впечатления. Винтовки стояли как попало. Никто толком не мог ответить, где командир. Его пришлось долго разыскивать.

Конечно, не все позиции Арагонского фронта были так неприглядны, но все же боеспособность его частей вызывала серьезные опасения. Позже на укрепление фронта были переброшены надежные, испытанные соединения, в том числе 12-я интернациональная бригада под командованием Мате Залки, знаменитый 5-й корпус и другие.

Немало было тяжелых дней в то жаркое лето. Но один из них запомнился мне особенно остро.

11 июня Григорий Михайлович поехал на командный пункт одного из соединений, участвовавших в операции под Уэской. Путь лежал по дороге, которая вздымалась круто в гору. Слева хорошо была видна занятая фашистами Уэска. Столбы пыли, поднимаемые каждой проезжавшей машиной, служили превосходным ориентиром для противника, свободно простреливавшего артиллерией эту дорогу. Поэтому с целью маскировки левая сторона шоссе на всем его протяжении была огорожена своеобразным частоколом из тростника. Но пыль поднималась выше этой изгороди и предательски выдавала каждую двигавшуюся по дороге машину.

Наша машина проехала часть пути, когда встретившийся патруль сказал нам, что полчаса назад здесь осколком снаряда убит генерал Лукач – Мате Залка и ранен находившийся с ним советский полковник П. И. Батов. Как потом оказалось, генерал Лукач был не убит, а смертельно ранен. Все мы тяжело переживали гибель талантливого военачальника, полного кипучей энергии мужественного борца-антифашиста, чудесного человека... Мне не раз приходилось встречаться с ним в Испании, и в моей памяти он остался живым, веселым и жизнерадостным – таким, каким я его знала.

Очень тяжелое положение создалось в то время на Севере, с самого начала войны отрезанном от остальной территории Республики. После полуторамесячных напряженных оборонительных боев против превосходящих сил фашистов республиканским войскам пришлось оставить город Бильбао.

Однако, несмотря на успехи противника на Севере, основные события развивались по-прежнему на Центральном фронте, у Мадрида. Именно здесь необходимо было организовать крупное наступление, чтобы создать перелом в ходе военных действий. С этой целью в июле 1937 года была предпринята наступательная операция республиканской армии, вошедшая в историю под названием сражения под Брунете.

Армейские корпуса, наступавшие на главном направлении с северо-запада, должны были прорвать фронт, захватить несколько населенных пунктов, в том числе Брунете, и продвигаться на юг, чтобы установить огневую связь с корпусом, наносившим удар с юго-востока от Мадрида в направлении Карабанчель-Альто.

Операция началась в ночь на 6 июля. К пяти часам утра 6 июля части, которыми командовал Энрике Листер, окружили, а еще часа через два, не понеся потерь, заняли Брунете. К этому же времени части дивизии под командованием Хосе Мария Галана после мощного бомбового удара и получасовой артиллерийской подготовки начали наступление на другой опорный пункт фашистов – деревню Вильянуэва-де-ла-Каньяда.

На рассвете 7 июля Вильянуэва-де-ла-Каньяда была взята.

Во время сражения под Брунете нам пришлось быть свидетелями первого ночного воздушного боя.

Как известно, в тылу республиканских войск активно действовала "пятая колонна". Сейчас все знают, что означает это выражение, но мало кто помнит, откуда оно пошло. Это слова франкистского генерала Мола, который накануне наступления фашистов на Мадрид осенью 1936 года сказал, что наступление это будет вестись четырьмя колоннами, а пятая будет действовать в самом городе.

Действовала "пятая колонна" и в Брунетской операции. Командный пункт наших советников находился недалеко от Брунете, в одиноком домике. В первую же ночь после начала операции мы увидели вокруг себя осветительные ракеты. Назначение их мы поняли, когда услышали над головой мощный гул авиационного мотора. Нужно сказать, что из-за жары мы спали на улице, поэтому могли, насколько это позволяла темнота, наблюдать за тем, что происходило. Самолет, судя по звуку, бомбардировщик довольно долго кружил в небе. А потом загрохотали взрывы. От зажигательных бомб загорелась трава. Противовоздушная оборона республиканцев на этом участке отсутствовала. Второй заход, третий. Опять взрывы бомб. И так всю ночь.

На следующую ночь мы с тоской глядели в прекрасное, расцвеченное звездами ночное небо Испании и ожидали появления вражеских самолетов. Мы лежали без сна, а над нами тяжело гудел и завывал вражеский бомбардировщик. Но что это? К его гудению вдруг прибавился какой-то новый звук. Показалось? Нет, в воздухе явно появился еще самолет. Звук его мотора был тоньше. Он мог исходить только от истребителя. Мы вскочили и стали всматриваться в темное небо, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Вдруг гул моторов прорезали пулеметные очереди. Через несколько секунд горящий самолет прочертил в воздухе огненную дугу. Это был фашистский бомбардировщик. Мы не верили своим глазам. Вести бой ночью, вслепую, и сбить врага – вот это класс!

Очень скоро мы узнали, что "юнкере" был сбит советским летчиком Михаилом Якушиным. С тех пор на Мадридском фронте фашисты ночью летать опасались.

Во время Брунетской операции нам приходилось проезжать по дороге, простреливаемой артиллерией противника. Мне это было уже знакомо. Как-то группа наших советников, поднимаясь к наблюдательному пункту, попала под сильный артиллерийский обстрел. Снаряды проносились над головой с отвратительным воем и свистом. Николай Николаевич Воронов, как специалист, на ходу объяснил мне, что такой снаряд уже не страшен. Если слышишь свист, значит, снаряд уже пролетел. А вот когда раздается выстрел, тут лучше пригнуться, потому что, кроме опасности взрыва, есть еще опасность контузии струей воздуха, если снаряд пролетает достаточно низко.

Через несколько шагов Воронов с любопытством спросил меня:

– А вы почему не пригибаетесь? Храбрость демонстрируете?

– Вовсе нет. Просто в вас два метра, а во мне полтора. Как вы ни сгибайтесь, я все равно окажусь ниже. И не только вас, а и всех остальных.

Моя аргументация рассмешила всех. А ведь говорила я совершенно серьезно – впервые в жизни мой маленький рост предоставил мне некоторые преимущества.

Нужно сказать, что в результате Брунетской операции республиканцы получили очевидный стратегический успех. Это наступление сорвало сроки выполнения первого этапа общего стратегического плана летней кампании противника – ликвидации Северного фронта. Фашисты оказались вынужденными снять с Северного фронта часть сил, дав северной армии республиканцев возможность укрепить подступы к Сантандеру и оправиться от полученных ударов.

С 14 июля части республиканцев по приказу командования перешли к обороне. Мы снова стали ездить ночевать в Мадрид, в отель "Гай-лорд". 17 июля республиканскому командованию стало известно, что на следующий день фашистами назначено генеральное контрнаступление. Нужно было срочно принимать меры.

Утром 18 июля на командном пункте собрались испанские командиры и наши советники. Я, как обычно, переводила. Но вдруг все поплыло у меня перед глазами и мне стало дурно.

К вечеру стало плохо и Штерну. На командный пункт поступили донесения из других частей об аналогичных случаях с нашими советниками и переводчиками. Врачи установили острое отравление. Анализ показал: мышьяк. Выяснилось, что все отравленные – их оказалось 22 человека – завтракали в "Гайлорде". Кто-то постарался накануне решающего сражения вывести из строя наших советников.

Нас привезли в "Гайлорд". К этому времени органы безопасности арестовали несколько человек из обслуживающего персонала гостиницы, но через два-три дня все они были выпущены на свободу "за отсутствием прямых улик". А нам было очень тяжело. Трое из нас – болгарин Цвятко Радойнов, работавший в штабе Центрального фронта, молодой итальянец Маркуччи и я находились между жизнью и смертью. Нужно было достать молоко, а его в осажденном Мадриде не было даже для детей. И все-таки испанцы где-то раздобыли немного молока, которое, вероятно, и спасло нам жизнь.

В заключение мне хочется отметить, что народ Испании относился к нам с трогательной любовью и теплотой. На фронте испанцы всячески старались облегчить нам жизнь, хотя сами находились в таких же тяжелых условиях. Наша дружба – это фронтовая дружба, она закалена в боях и скреплена кровью наших погибших товарищей.

М. И. Зайцева "Военные переводчики"

* * *

Ранним солнечным утром 15 марта 1938 года летный состав нашей эскадрильи вступил на героическую, тогда еще загадочную для нас испанскую землю. На аэродроме Жероны нас ждали десять самолетов с красными полосами на крыльях и фюзеляже – знак принадлежности их к военной авиации Республики.

Знакомимся с техническим составом эскадрильи. Наш техник, испанец, используя имеющийся у него запас русских слов, пытается дать характеристику самолету:

– Это, – говорит он, нежно поглаживая самолет, – "катюша". Показывая на многочисленные, умело поставленные заплатки – свидетельства того, что самолеты неоднократно обстреливались вражеской авиацией и зенитной артиллерией, как бы извиняясь, он пытается пояснить, что сейчас в Республике трудно с поступлением новых самолетов из-за англо-французской блокады. – Но вы, пожалуйста, не беспокойтесь, – успокаивал он нас, – мы их надежно отремонтировали.

Двухмоторный бомбардировщик СБ (АНТ-40) обладал большой для своего времени скоростью полета (420 км в час), превосходя зарубежных истребителей серийных типов.

Потолок полета достигал 10000 метров, дальность 1000 километров при бомбовой нагрузке в 500 килограммов. Четыре скорострельных пулемета ШКАС калибром 7,62 миллиметра, имея большой угол обстрела, создавали круговую оборону.

Командиром нашей эскадрильи был назначен лейтенант Николай Красноглазов. Но ввод ее в бой поручался командиру эскадрильи СБ товарищу Андресу – под таким именем в Испании воевал старший лейтенант Андрей Романович Стечишин.

Базировалась эскадрилья на том же аэродроме, что и мы. Она прибыла в Испанию из Ленинградского военного округа за три месяца до нас и уже имела достаточный боевой опыт. На ее боевом счету были бомбардировочные удары по Саламанке, где находилась ставка генерала Франко, по сильно прикрытым средствами ПВО железнодорожным узлам и аэродромам, по войскам в боевых порядках под Теруэлем и по фашистским кораблям, обстреливавшим порты республиканской Испании – Валенсию, Сагунто.

Командир эскадрильи А. Р. Стечишин и его штурман Мухарам Галимов ввели нас в курс наземной и воздушной обстановки, которая с каждым днем усложнялась.

После ожесточенных зимних боев за Теруэль Франко, перегруппировав и пополнив свои силы, предпринял новое наступление на юго-восток, стремясь выйти к Средиземному морю и разъединить территорию республиканцев на две части. К середине марта противнику удалось проникнуть в Каталонию и продолжать наступление к морю, которое поддерживали с воздуха немецкие и итальянские истребители и бомбардировщики, всего более 700 самолетов.

Республиканские ВВС могли противопоставить им не более 100 самолетов, из них четыре эскадрильи бомбардировщиков по 10-12 самолетов в каждой, включая и нашу, только что прибывшую в Испанию.

Большое значение в перевозках войск, боевой техники и материальных средств противника к фронту приобретал железнодорожный узел Сарагоса. Для его разрушения привлекли всю бомбардировочную авиацию Республики. Это и был наш первый боевой вылет.

Командиром нашего экипажа был лейтенант Иван Иванович Валуев, стрелком-радистом – младший командир Яков Парфенович Поповкин, штурманом был я. Взлетали, когда на земле еще было темно. По маршруту полета к нам пристроились другие эскадрильи. Возглавляла всю группу эскадрилья под командованием испанского летчика легендарной храбрости Леокадио Мендиолы.

Стрелка высотомера остановилась на отметке 7000. В мирное время потолком полета без кислородных приборов считалась высота 4500 метров. И хотя дышать становилось труднее, нас выручали тренировки в барокамере, которые мы часто проводили еще дома. Внизу в дымке показалась извивающаяся змейкой светлая полоска реки, отделявшая позиции республиканцев от фашистских войск. На железнодорожный узел заходили с тыла.

Мендиола подал команду расходиться по объектам. Его эскадрилья взяла курс правее нас, на склады с горючим и боеприпасами.

Остальные эскадрильи вышли на центр узла, их цель – скопление эшелонов на путях. Зенитная артиллерия достаточно плотно бьет по нашим самолетам. Выходим на боевой курс. Открываю люки. Сбрасываю бомбы. Летчик скольжением в сторону и вниз на увеличенной скорости мгновенно уводит самолет с боевого курса. На развороте видим, что бомбы попали в цель. На железнодорожных путях взрываются эшелоны, в различных местах возникают пожары.

Полеты продолжались почти ежедневно. Существенных потерь не было. Ранило летчика Сергея Асаулова и штурмана Тягунова. Самолет стал отставать. Полет осуществлялся без истребителей сопровождения, поэтому истребители противника набросились на самолет, предчувствуя легкую победу.

Над экипажем Асаулова нависла серьезная угроза. Командир эскадрильи подал команду: всем максимально снизить скорость полета, а Сергею занять место под строем самолетов. Огонь пулеметов с бомбардировщиков, сомкнувших строй над самолетом Асаулова, был настолько плотным, что вражеские истребители больше не решались нападать. Группа в полном составе вернулась на свой аэродром.

Асаулов садился первым. Сергей Павлович рассказал потом, что осколок зенитного снаряда впился ему в ногу. Началось обильное кровотечение. Чтобы остановить его, Сергей решил испытать простой способ. Изо всех сил он прижал здоровой ногой раненую и так долетел до своего аэродрома. Асаулову помогли выйти из самолета и отправили в госпиталь. Вскоре он вернулся в эскадрилью, но летать ему уже не пришлось.

Командование республиканских войск требовало от бомбардировочной авиации активизировать действия. Аэродромы базирования бомбардировщиков находились относительно далеко от объектов удара. Длительные и частые полеты были утомительны. Командование республиканских ВВС решило перебазировать нас с аэродрома Жероны на Леридский аэродромный узел.

Увеличивая таким образом число полетов, мы компенсировали нехватку самолетов. Упорное сопротивление республиканских войск и ощутимая поддержка со стороны эскадрильи СБ помогли остановить фашистов. Они отказались от тортоского варианта прорыва, хотя это был кратчайший путь к побережью, и перенесли удар южнее, в направлении Винарос. Ценой больших потерь франкистам удалось выйти здесь к побережью Средиземного моря. Республиканцы сумели обеспечить организованный отход своих войск в Каталонию.

После апрельских боев франкисты стали сосредоточивать свежие силы для нанесения решающих ударов по каталонской группировке республиканцев. Разведка доложила об интенсивной выгрузке их войск и боевой техники в порту Мальта, расположенном на острове Мальорка. Стало также известно, что на аэродроме производится сборка итальянских истребителей "фиат", что формируются авиационные подразделения для отправки на фронт.

В массированном ударе по объектам на острове Мальорка участвовали все наши эскадрильи. Фашистам был нанесен большой урон. Истребителей противника надежно блокировала на аэродроме специальная группа бомбардировщиков, которая нанесла удар по взлетно-посадочной полосе. Зенитная артиллерия открыла огонь по нашим самолетам с большим опозданием, после того как бомбы были сброшены на цель. Все эскадрильи в полном составе, без потерь возвратились на свои аэродромы.

Позже нам рассказали, что франкистские газеты писали об этом полете, будто сбито 12 бомбардировщиков "красных". Наши летчики от души смеялись, вспоминая, как "доблестные" зенитчики просто проспали наш налет, а "прославленные" "мессершмитты" были надежно блокированы на аэродроме.

С выходом франкистов к Средиземноморскому побережью изменились условия базирования и объекты действия бомбардировщиков. Командование республиканских ВВС приняло решение половину состава бомбардировщиков переправить на аэродром Тарасона-де-ла-Манча (провинция Альбасете). Двум эскадрильям, в том числе и нашей, предстояло совершить прыжок через территорию, занятую противником.

Перелет осуществили на рассвете на большой высоте. Выйдя на свою территорию, снизились до 500-700 метров. Внизу лежала ровная местность, прошитая прямыми линиями дорог. Кое-где встречались ветряные мельницы. Как было не вспомнить великого Дон-Кихота Ламанчско-го? После посадки, быстро рассредоточив самолеты, помогли техникам подготовить их к полетам, которые намечались на утро следующего дня. Но летать нам не пришлось почти целую неделю. Ночью прошел обильный ливень, характерный для этих южных мест. Почва раскисла так, что не только взлетать, подходить к самолетам было трудно. Но вот выглянуло солнце, и летное поле быстро просохло.

Первые вылеты с нового аэродрома были произведены в район Теруэля. Бомбили войска в боевых порядках, аэродромы противника. Один из бомбардировочных ударов нанесли 20 мая 1938 года по аэродрому Ла-Сенья, где базировались немецкие истребители "мессершмитт". Этот вылет запомнился нам по одному происшествию, едва не закончившемуся трагически. Из десяти самолетов, имевшихся в эскадрилье, на задание вылетало девять. Девятка, построенная в клин из трех звеньев по три самолета в каждом, обеспечивала круговую оборону бортовым оружием. Десятый самолет оставался в резерве. В этот день, видимо интуитивно, а возможно, оценивая техническое состояние машин, командир эскадрильи приказал инженеру готовить все десять. Инженер недоумевал, зачем готовить десятый самолет, летчик которого в это время болел. Командир настоял на своем.

На развороте после взлета у самолета Крас-ноглазова остановился один двигатель. Все попытки запустить его в воздухе оказались безуспешными. Тогда он развернулся и повел самолет на посадку. При подходе к аэродрому остановился второй двигатель. Летчик успешно справился с посадкой. У Красноглазова были веские причины, чтобы не участвовать в этом полете. Но он понимал, что без его самолета нельзя создать круговую оборону и остальным экипажам будет трудно вести бой с истребителями противника. Экипаж быстро пересел в запасной самолет, взлетел и, догнав эскадрилью, стал на свое место в боевом порядке.