Текст книги "Крейсер "Эмден""

Автор книги: Хэльмут фон Мюккэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Вечером 26-го сентября "Эмден" подошел к входу в Коломбо. Крейсируя здесь взад и вперед, мы неожиданно усмотрели какой– то силуэт в лучах береговых прожекторов. Сначала мы приняли его за военный корабль, но, подойдя ближе, обнаружили ошибку. Это был английский пароход, загруженный сахаром. Капитан этого парохода, который мы захватили, можно сказать, под орудиями морской крепости, пытался было не исполнять наши требования. Печальным последствием такого патриотического поступка было лишь то, что ему не разрешено было захватить с собой ничего из его вещей. Команде было дано 5 минут, чтобы очистить пароход и перейти на наш "странноприемный дом". Капитан и старший механик имели удовольствие переселиться в небольшую временную клетушку на "Эмдене". Через 10 минут после оставления парохода командой он затонул. Капитан этого "парохода, как мы потом читали в газетах, нарассказал про "Эмден" целые легенды. Обращались с ним, по его словам, вполне вежливо и корректно, но все же он жалуется, что человеку его служебного положения не было оказано должного уважения. Вероятно, он ожидал, что наш командир предложит ему свою каюту. Затем он неодобрительно отозвался о наружном виде "Эмдена". По словам его, крейсер был очень запущен и грязен: весь борт был во вмятинах и выбоинах. К моему прискорбию, я ничего не мог возразить на это обвинение. Но, конечно, трудно поддерживать чистоту на корабле и трудно избежать вмятин в борту, если то и дело приходится подгружать уголь в открытом море в любую погоду и если, кроме того, приходится иметь на верхней палубе целые штабеля этого угля. Но, конечно, если бы только я мог ожидать столь лестного посещения, я принял бы все меры, чтобы спасти свою репутацию старшего офицера и чтобы представить крейсер нашим высоким гостям начисто вымытым и свежепокрашенным.

В заключение этот уважаемый джентльмен отзывался, что наша команда имеет очень измученный вид и находится, по-видимому, на очень низкой степени развития. Но если наша команда отощала, то это доказывает лишь, что мы не считали возможным пользоваться достаточно широко запасами провизии на захваченных судах. Что же касается низкого развития наших людей, то об этом он заключил, по-видимому, из того, что перед его каютой в послеобеденное время команда забавлялась танцами под звуки наших немецких песен; конечно, он предполагал, что даже и в плавании мы предпочитаем более культурные развлечения. Впоследствии, когда ему с "Эмдена" пришлось переселиться на наш "странноприемный дом", который мы отпускали на свободу, он все же почувствовал себя не так хорошо. Наш офицер, находившийся там до последней минуты, рассказывал, что команда "сахарного" парохода не скупилась на лестные эпитеты в адрес своего капитана. Сам он был настолько осторожен, что успел застраховать все свое имущество, тогда как они потеряли все и потеряли лишь благодаря его упрямству. Когда он поднялся со шлюпки на палубу нашего "странноприемного дома", то при встрече с ним на шкафуте соплаватели его стали засучивать рукава. Ему, вероятно, хотелось остаться на "Эмдене".

Между тем вопрос с углем значительно для нас обострился. Наш верный "Markomannia" был уже пуст. Правда, за нами еще шел "Pontoporros" с индийским углем. Но уголь этот дает страшный дым, что совсем не так приятно для наших задних мателотов. Кроме того, он быстро засоряет топки и дает громадное количество твердых остатков. Но, по счастию, угольный вопрос очень своевременно и просто разрешило за нас английское адмиралтейство, послав нам навстречу превосходный пароход в 7000 тонн с грузом лучшего валлийского угля, который предназначался для Гонконга, но не дошел по адресу. Таким образом, угольный вопрос откладывался для нас на неопределенное время. Капитан уголыцика без всяких колебаний согласился поступить на службу к германскому крейсеру и, насвистывая "Rule Britannia", направился к себе на мостик; но наблюдение за плаванием и за маневрами парохода поручили одному из наших офицеров.

Между тем даже и для английского правительства стало ясно, что "Эмден" еще жив. Поэтому оно вторично приказало приостановить все торговое движение. Очевидно, мы ничего не выиграли бы, продолжая наше крейсерство в этих водах, и командир решил приостановить на время операции и дать некоторый отдых "Эмдену", который вынужден был оставаться в море долгое время. Особенно нуждалась в чистке подводная часть крейсера, успевшая сильно обрасти. И мы повернули на зюйд.

4. Летучий голландец

Мы знали, что 16 неприятельских кораблей: английских, французских, русских и японских гоняются за нами. Их распределение по океану и даже имена нам были неизвестны. Но мы относились к этому почти безразлично, так как «Эмден» заведомо был самый маленький и слабый из всех крейсеров в восточно-азиатских водах. Каждый противник, кого бы мы ни встретили, был бы значительно сильнее нас. Всем стало совершенно очевидно, что крейсерство «Эмдена» долго продолжаться не может. Несколько гончих всегда догонят кролика. Даже в случае встречи с крейсером, недостаточно сильным, чтобы потопить нас, в бою с ним мы, несомненно, получили бы такие повреждения и такой урон в личном составе, что все равно вынуждены были бы отказаться от своих операций. У нас отсутствовали гавани, куда мы могли бы зайти для ремонта. Кроме того, для нас являлось невозможным пополнить убыль личного состава. Все это наш командир предвидел с самого начала и поэтому поставил себе задачу нанести нашим врагам как можно больше вреда прежде чем погибнуть.

По радиосигналам мы знали, что вокруг по всему морю рыскают наши враги, и мы часто слышали их очень близко, хотя и не могли читать их телеграммы, которые всегда были в зашифрованном виде. Но скоро по интенсивности приема мы научились оценивать расстояние до них.

Но по большей части это не давало нам больших преимуществ, так как часто мы оказывались окруженными со всех сторон. Иной раз, вместо того, чтобы бежать от гоняющихся за нами крейсеров, нам приходилось поворачивать им навстречу. Англичане оправдываются, что "Эмдену" удавалось так долго ускользать от них только благодаря его преимуществу в ходе. Но это совсем неверно. Во-первых, подводная часть крейсера так обросла за это время, что он, конечно, не давал своего полного хода. Но независимо от этого все свои переходы "Эмден" не делал более чем ll-узловым ходом, так как он не мог расстаться со своими угольщиками, для которых это был полный ход. Да, наконец, нам не было и нужды ходить большим ходом. Идя 11 узлами, мы благополучно расходились с противником, тогда как 20 узлами, быть может, выскочили бы прямо на него. Перехватываемые нами радио все-таки давали понятие хотя бы о национальности отправителя. У англичан была своя манера телеграфировать; их нельзя спутать с французами; имели свои особенности и оттенки японские и русские телеграммы; между прочим, русские крейсера, даже когда давали сообщение союзникам, делали это очень скупо и неохотно.

Судовая служба в общих чертах протекала так же, как и в мирное время. Только ночью мы имели больше сигнальщиков на вахте. Орудия и минные аппараты, конечно, всегда находились в полной готовности как днем, так и ночью.

Командир наш большую часть времени проводил на мостике. Здесь на крыльях мы поставили для него удобные кресла, где он и спал одетый, под рукой у вахтенного начальника, всегда готовый ко всяким случайностям. Днем он занимался главным образом изучением карт, лоций и других пособий для мореплавания. После нескольких часов усидчивого труда он объявлял нам свои планы, которые и выполнялись "Эмденом" с таким успехом. Команда обожала своего командира. Все мы до последнего матроса понимали, какого талантливого вождя имеем в лице своего начальника, и гордились честью служить под его командой. Песни, шум – все замолкало, лишь только по крейсеру пробежит: "командир устал, ему надо отдохнуть". И одно ободряющее слово из уст командира в походе или во время погрузки угля производило чудеса среди измученных, утомленных людей. И часто, обходя по ночам крейсер, я слышал, как матросы, притулившись где-нибудь в темноте и болтая в полголоса, говорили про своего командира: "ну, брат, он то знает, что делает". И в этих словах заключалась вера всего корабля.

Жизнь в кают-компании в общем протекала так же, как и в мирное время. Но сама кают-компания и офицерские каюты утратили много из своего комфорта. Все дерево выброшено; драпри, занавески и вообще все, что могло дать пищу огню, убрали. В кают– компании постоянно находилось ручное оружие. Орудия, установленные здесь, также были в полной боевой готовности. Ночью офицеры, свободные от дежурства и вахты, в хорошую погоду спали на юте; в дождь койки для них подвешивались в кают-компании. Раздеваться не рекомендовалось. Все были в полной готовности ежеминутно бежать на свое место по боевому расписанию.

Лучшее удовольствие из доступных нам оказалось чтение газет, найденных на захваченных пароходах. Это была единственная наша связь с внешним миром. Но в каком извращенном виде преподносила своим читателям мировые события английская пресса. В особенности отличалось в этом агентство Рейтера. Судя по газетным телеграммам, армия наша находилась "в беспорядочном отступлении" из пределов Франции. При перечислении наших потерь в итоге получались цифры, превышающие численность всего населения Германской империи.

Особенно было забавно читать про наши собственные деяния в английских газетах, куда они попадали со страниц индийской печати. Англичане пытались представить деятельность "Эмдена" как очень забавные приключения и не скупились на комические заметки по адресу своих крейсеров, которые так долго не могут изловить этого немца; вышучивали наш бой с нефтяными цистернами в Мадрасе, выдвигая кандидатуру нашего командира в почетные члены одного из фешенебельных клубов Калькутты, и писали бездну рассказов и анекдотов про "Эмден". Все это были, конечно, такие небылицы, что мы имели полную возможность составить себе понятие о степени доверия к английским "извращениям".

В одной из индийских газет печатался рассказ капитана одного из пароходов, который будто бы встретился с "Эмденом" и даже не был остановлен. Уже один тот факт, что подобная басня могла появиться в печати, доказывает все легковерие английской читающей публики. Ибо ни один капитан английского парохода, имевший несчастье повстречаться с "Эмденом", не был отпущен на свободу вместе со своим судном. "Я подходил ночью, – рассказывает этот капитан, – к плавучему маяку "Sand Head", но его на месте не оказалось; вскоре затем я заметил лоцманский бот, направивший на меня свой прожектор (в этих водах лоцманские боты снабжаются прожекторами для обращения на себя внимания встречных судов). Я повернул на него, но вскоре с удивлением заметил, что расстояние не уменьшается и даже стало как будто больше. Я приказал в машину дать самый полный ход. Но, несмотря на это, дистанция по-прежнему не уменьшалась. Я ничего не мог понять в этом странном поведении лоцмана. К большому своему изумлению, я заметил затем, что эта шлюпка с прожектором вдруг стала двигаться переменными курсами, сначала уклоняясь лишь на небольшие углы от генерального плавания, а затем уже резко меняя курсы. Я тщетно пытался сблизиться с загадочным судном, пользуясь его поворотами. На мои сигналы сиреной оно не обращало внимания. Вдруг прожектор погас, и самое судно пропало. Впоследствии я узнал, что это был не лоцманский бот, а немецкий крейсер "Эмден"".

Богатая, по-видимому, фантазия у этого капитана.

Затем также очень любопытную сказку про "Эмден" нам пришлось читать в одной из калькуттских газет. Она описывает следующее происшествие.

Однажды получили срочное радио, уведомляющее, что один из английских крейсеров, вышедших из Сингапура в погоню за "Эмденом", сжег весь свой уголь и теперь еле-еле двигается к одному из индийских портов, поддерживая пары в котлах деревянной мебелью и кроватями. В том же радио заключалась будто бы настоятельная просьба срочно доставить в некоторый порт несколько тысяч тонн угля. Энергичное и распорядительное правительство немедленно уведомило о содержании этого радио надлежащие власти. Те, работая на пользу отечества, направили его дальше. Наконец, переходя из рук в руки, радио претворяется в срочный заказ одной угольной фирме. Последняя, видя, что здесь пахнет хорошими прибылями, немедленно приступает к работам.1 Нанимаются сотни грузчиков, работа кипит без перерыва день и ночь, и уголь грузится в вагоны. Вся дорога занята; один за другим несутся поезда с этим драгоценным топливом с головокружительной быстротою – более 40 километров в час. В то же время в гавани идут лихорадочные приготовления для погрузки угля на крейсер. Нельзя терять ни минуты, когда дело идет о поимке «Эмдена».

Каково же было изумление железнодорожного начальства, портовых властей и представителей угольной фирмы, когда с моря вернулся, ни о чем не подозревая, сам виновник всей этой суматохи. Надо думать, что все это темное дело впоследствии разъяснилось, но тогда индийское правительство после некоторого размышления объявило, что "радио, по-видимому, было послано "Эмденом". Официальное сообщение благоразумно умалчивало, каким образом "Эмден" мог составить шифрованную депешу, не имея, конечно, английского секретного кода.

Подобного рода легенды про "Эмден" печатались десятками. Кто-то даже из наших офицеров ухитрился написать на эту тему нечто вроде водевиля. К сожалению, работа эта впоследствии погибла.

С большими затруднениями приходилось сталкиваться при распределении времени нижних чинов. Занимать их учениями, как в мирное время, оказалось невозможным. Значительная часть команды всегда была занята или на вахте на верхней палубе, или в машинах. Но и свободных от службы людей необходимо постоянно иметь свежими и неутомленными на случай самых непредвиденных обстоятельств. В хорошую погоду большая часть команды спала у своих мест по боевой тревоге. Пришлось особенно подумать при выборе места для машинистов и кочегаров. Чрезвычайно изнурительная работа в закрытых помещениях с высокой температурой не позволяла им спать на их обычных местах; для полного отдыха нужен был чистый воздух. Поэтому специально для них отделили часть верхней палубы, где сделали приспособления для подвешивания коек. Таким образом, в хорошую погоду ночью на верхней палубе видна была целая "спящая армия" в подвешенных койках, которые ритмично раскачивались вместе с крейсером на легкой океанской зыби.

Часто мы выпускали особые извещения о ходе военных событий, насколько, конечно, это нам самим было известно. Команде читалось содержание газет, и офицеры отдали в командную библиотеку свои собственные книги, чтобы доставить хотя бы немного развлечения людям.

Издание военных бюллетеней для команды я взял на себя. Мы вычерчивали в большом масштабе карту Германии и соседних стран и на ней отмечали передвижения наших доблестных армий.

Но должен сознаться, что мне было довольно трудно редактировать эти бюллетени. Ведь все наши сведения основывались на английских газетах, а цену их сообщений мы уже знали. Там ежедневно можно было прочесть о полном разгроме наших армий, о развале империи, о страшном голоде, о революциях, об эпидемии самоубийств среди высших начальников; кронпринц был убит, император ранен, Бавария отделилась от империи и прочий вздор.

Делая для команды выборку из газет, я всегда находился в большом затруднении. Казалось, что одни лишь дурные вести с родины могут поколебать дух, уронить веру в свои силы. С другой стороны, я не мог предполагать, что содержание газет остается неизвестным для команды. Мой вестовой постоянно видит газеты у меня в каюте и, возможно, понимает кое-что в них. Наконец, споры и разговоры в кают-компании также не могут остаться секретом. В случае большой разницы между тем, что говорится в моих бюллетенях и тем, что рассказывают на баке вестовые, команда будет думать, что я что-то скрываю и что положение в Германии хуже, чем описываю я. Таких подозрений, очевидно, следует избегать всеми мерами. Поэтому я объявил команде, что буду им переводить газеты дословно и комментировать их уже по прочтении.

Чтобы оценить точность сообщений агенства Рейтера, я всегда напоминал команде, что еще в первых числах августа в Китайском море мы перехватили такую телеграмму: "официально: "Эмден" потоплен в бою с "Аскольдом".

Конечно, ни у кого из наших людей не было двух мнений по поводу этой телеграммы, и мало-помалу они научились давать истинную оценку английским сообщениям.

Много забавляла нас карта Германии, которую англичане спешили уже разделить со своими союзниками. На этой карте Франция получала земли до Везера и до Баварии; датская граница проходила через Висмар, Виттенбург, Магдебург, Ганновер и Бремен; Англия захватила себе Ганновер и Ольденбург; вся Германия к востоку от Эльбы, включая сюда и Саксонию, отходила к России. Бавария объявлялась независимым государством, и от Германской империи оставался лишь небольшой клочок земли – Тюрингия.

После этого сообщения уроженцы Баварии и Тюрингии из нашей команды были особенно довольны; во-первых, оттого что даже враги отчаивались сломить их односельчан, а во-вторых, им казалось, что теперь Бавария и Тюрингия – это душа всего германского союза и главные рычаги войны.

Много было смеху по этому поводу.

Чтения газет команда ждала с нетерпением. Как только мы захватывали какой-нибудь пароход и первая шлюпка возвращалась оттуда с ворохом газет, то уже на всех лицах был написан вопрос: "когда же начнется чтение?" Сейчас же начиналась торговля из-за вахт, так как ни у кого не было охоты пропустить чтение. И когда наконец раздавалась команда: "свободная команда на ют",то по всему крейсеру разносилось радостное гиканье, и сотни ног мчались по направлению к корме.

Когда все газеты просматривали, и если известия с театра войны были не слишком удручающие, офицеров засыпали обыкновенно целым градом вопросов. Очевидно, особенно интересовалась команда судьбою нашей крейсерской эскадры.

Бой у Санта-Мария (Коронель), когда впервые за последние 100 лет английскую эскадру разбил равносильный противник, вызвал целый взрыв энтузиазма. Каждый матрос на корабле понимал, что участь этой эскадры предрешена так же, как и наша собственная. Тем сильнее мы гордились, что на долю наших броненосных крейсеров выпала честь одержать первую морскую победу Германии и нанести поражение британской эскадре впервые за последнее столетие.

Больше всего труда нам стоил постоянный ремонт по корпусу, механизмам и артиллерии. Чтобы бороться с жарой и держать команду в чистоте, на верхней палубе устроили целый ряд душей, пользуясь старыми шлангами. Три раза в день вся команда обязательно посещала душ, причем каждый мог оставаться под дождем, сколько ему заблагорассудится.

Состояние здоровья команды на "Эмдене" было превосходное. С тех пор, как мы ушли из Циндао, и вплоть до нашего последнего боя у нас не было ни одного больного. Ежедневно после обеда для увеселения команды играл судовой оркестр. Вокруг него обыкновенно собирались все свободные от службы, болтая и покуривая папироски; пели, танцевали. Часто по вечерам устраивали целые концерты, пелись песни, складывались новые.

Из песен больше всех команде нравились наши добрые немецкие народные песни, которые и исполнялись превосходно. Что же касается импровизаций, то тут, конечно, за рифмой, красотой и правильностью напева гоняться не приходилось. Вся соль была в идее, в словах, которые всегда отвечали злобе дня. Кончались эти импровизированные концерты всегда нашим боевым гимном "Wacht am Rein", который подхватывали все, кто только находился на палубе.

Некоторое разнообразие вносила в нашу монотонную жизнь "дележка добычи". На захваченных пароходах мы арестовывали всегда все, что могло бы оказаться полезным для "Эмдена" и, в частности, все съестное. На верхней палубе на своих определенных местах складывались целые груды "добычи". Колбасы и окорока ветчины подвешивались обыкновенно над машинным люком. Шоколад, конфеты, бутылки с этикетками "Claret" и "Cogbac" с тремя звездочками и подобные деликатесы размещались по ватервейсу. Хрюкающая, пищащая, кудахтающая и крякающая живность отделялась особо. Баталер и буфетчики составляли всему этому списки, а затем начиналась дележка. Для команды это было целое событие, и вокруг сейчас же собиралась толпа.

В зависимости от имеющихся запасов приходилось изменять и раскладку провизии. К кофе нижним чинам выдавался шоколад и конфеты. Для курильщиков составился запас более 250 ООО папирос, и вечером после раздачи их по всей палубе блуждали сотни красных огоньков. Из английской муки, которой мы достали громадные запасы, наши пекари выделывали все что угодно. Мы всегда имели отличный хлеб. И при том разнообразии, котором отличалась теперь наша пища, офицерам приходилось принимать меры против переедания нижних чинов.

С захваченных пароходов мы свозили, конечно, не только провизию, но вообще все, в чем чувствовалась нужда на крейсере. Отправляясь на пароход, я всегда имел с собой особый список, в который вносились пожелания и просьбы любого матроса. И редко приходилось вычеркивать что-либо из этого списка; даже такие просьбы, как паяльная лампа, щетка, точильный камень, потайной фонарь, прутовое железо, огнеупорный кирпич, машинное масло и т. п. по возможности удовлетворялись. Да нижние чины, которых я брал с собой на захваченный пароход, и без списка отлично знали, что может пригодиться их товарищам. Но, конечно, такие вещи, как масляные краски, зеркала, детские игрушки, лошадей и другое брать не разрешалось.

И благословляя судьбу, так щедро нас одарявшую, мы не могли не сочувствовать гонявшимся за нами неприятельским крейсерам, которые временами слышны были очень близко. Им по целым неделям приходилось сидеть на сухарях и солонине, а такие деликатесы, как пиво, вино, коньяк, свежие яйца, жареные цыплята, сочная ветчина, шоколад, конфеты и папиросы были для них запретным плодом, предметом их мечтаний во сне и на яву.

Таким образом шла наша жизнь, а вокруг нас уже смыкалось кольцо из 16 неприятельских крейсеров, которые только даром жгли уголь и ломали головы, придумывая, как бы захватить нас.

Как уже упоминалось выше, ввиду распоряжения британского правительства на время приостановить все торговое движение в море, наш командир решил зайти в какую-нибудь бухту на короткое время для очистки подводной части. Поэтому "Эмден" повернул из Бенгальского залива на юг и в один прекрасный день отдал якорь в первый раз за много дней нашего крейсерства. Мы были в Диэго-Гарсиа. Это небольшой английский островок в южной, наименее посещаемой части Индийского океана.

Не успели мы отдать якорь, как на берегу взвился британский флаг. К крейсеру подходила шлюпка, в которой сидел старый, почтенный англичанин. Обрадованный случаю видеть нового, свежего человека, он спешил явиться на судно, везя нам в подарок рыбу, яйца, зелень и т. п. По его словам, он страшно рад случаю в первый раз за много лет приветствовать своих уважаемых германских собратьев. От общения с немцами у него всегда оставались самые лучшие воспоминания, в особенности же после посещения их щегольских военных судов. Но, к сожалению, в последний раз германские суда заходили в Диэго-Гарсиа в 1889 году; это были фрегаты "Bismark" и "Marie". Он страшно рад видеть нас и надеется, что, быть может, теперь германские суда станут заглядывать на этот остров почаще.

В первый момент мы были изумлены его приветствиями, хотя знали, что среди англичан не редкость встретить человека с большими странностями. Но затем из слов этого джентльмена выяснилось, что Диэго-Гарсиа получает почту через остров св. Маврикия 2 раза в год. Таким образом, здешние жители так ничего и не слышали о войне. Мы не решились огорчить нашего гостя и утаили от него правду. Зачем его пугать? Да к тому же, возможно, нам придется вторично зайти в Диэго-Гарсиа.

Поднявшись по трапу, наш гость вместо белоснежной палубы, которой щеголяют обычно германские корабли, увидел ее всю покрытую масляными пятнами и угольной пылью в выбоинах и бороздах. Машинные световые люки из серых превратились в черные; поручни на палубе поломаны и исковерканы, а в некоторых местах сорваны совершенно; от линолеума сохранились кое-где небольшие лоскутки; плетеные стропы для подъема различного рода тяжестей развешены у орудий для предохранения от осколков; весь борт корабля побит, исцарапан и покрыт выбоинами и вмятинами; в кают-компании сняты все занавески, все дерево. Лицо нашего гостя по мере осмотра корабля выражало все большее недоумение, и наконец он не удержался и просил объяснить ему, что все это значит. Но мы успокоили старика. Мы посланы в кругосветное плавание и оставили на берегу все лишние вещи, чтобы принять как можно больше угля. Мы предложили ему отличное виски. Тут его особенно упрашивать не пришлось. Уезжая, он просил нас исправить его единственную моторную шлюпку, машина в которой совсем разболталась. Мы, конечно, обещали и обещание свое исполнили.

Стоянка в гавани была использована главным образом для очистки подводной части крейсера. Но эту работу пришлось проводить самым примитивным способом, устраивая искусственный крен то на один, то на другой борт. Команда со шлюпок отскабливала оголявшуюся часть днища.

Стоянкой в гавани мы воспользовались также и для охоты за морской дичью. Однажды у борта мы заметили два каких-то предмета; сначала казалось, что это выброшенное кем-нибудь угольное платье, но затем эти предметы стали плавать; их исподняя сторона была ярко-белого цвета и слегка светилась. Когда мы подплыли ближе, то оказалось, что это гигантских размеров (около 4-5 кв. метров) скаты. Виднелась их широкая, прожорливая, слабо окрашенная пасть; они гонялись за мелкими рыбешками. Сейчас же наверх были потребованы ружья, и мы стали подстерегать этих уродливых хищников, выжидая момент, когда они будут у самой поверхности воды. Наконец один удачный выстрел ранил чудовище в заднюю часть. Оно вскинулось со страшным шумом, сжалось в один клубок и как бешеное стало бить по воде своими плавниками, удивительно напоминая бьющуюся в агонии какую-нибудь крупную дичь. К сожалению, так и не удалось достать из воды этого ската.

Команда, отдыхая, большую часть времени проводила ловя рыбу. С палубы и изо всех полупортиков и иллюминаторов торчали удочки; улов был богатейший. Попадались рыбы самых невиданных форм, самой разнообразной окраски. Красные, зеленые, голубые; плоские, как скат, и узкие, как лезвие ножа; с глазами сверху и снизу, покрытые чешуей и без чешуи. Все это тащилось на палубу. Здесь доктор осматривал рыб и отделял съедобных от ядовитых. Замечено было также несколько водяных змей, но их так и не удалось поймать. Они были около 2 метров длиной и окрашены в бледно-зеленый цвет. Высоко высунув из воды голову и часть туловища и работая хвостом, они плыли большим ходом.

Наша идиллия, к сожалению, продолжалась очень недолго. Скоро "Эмден" снялся с якоря и пошел на работу. Теперь командир направился к островам Минокой, где нам посчастливилось опять захватить несколько призов.

За время нашего отсутствия регулярное торговое движение вновь возобновилось. Нас особенно тронула заботливость английского адмиралтейства, которое вторично отправило нам навстречу пароход водоизмещением около 7000 тонн с грузом лучшего валлийского угля. Но затем в районе Минокой нам больше не встретилось ни одного парохода. Или англичане опять приостановили все торговое движение, или же коммерческие суда стали избирать для плавания новые пути. Тогда это оставалось для нас совершенно неизвестным.

Командир решил осмотреть море к северу от Минокой, и здесь вскоре мы встретили английский пароход, капитан которого, не ожидая подобной встречи и, по-видимому, совершенно растерявшись, обратился ко мне с вопросом: "откуда вы знаете новые секретные пути для коммерческих судов, рекомендованные адмиралтейством"? Это навело нас на мысль, что здесь мы можем встретить еще несколько пароходов. Так и случилось. Тут мне пришлось свести знакомство с одной англичанкой. Меня преэде всего поразило, как спокойно отнеслась она к своей судьбе. Она разгуливала по палубе и угощала наших людей шоколадом и папиросами. Из рассказов ее выяснилось, что подобное нарушение ее путешествия совсем не явилось неожиданностью. Во-первых, когда она выехала из Гонконга в Европу, то пароход, на котором она шла, уже находясь в Китайском море, получил приказание вернуться, и пассажиры принуждены были несколько недель сидеть в Гонконге, потому что в море видели "Эмден". Наконец ей все же удалось добраться до Сингапура, и она терпеливо ждала случая следовать далее; пароход, на который она попала, уже вышел на внешний рейд, но внезапно должен был вернуться в гавань, так как поблизости вновь обнаружили "Эмден". После нескольких недель ожидания она все же попала в Коломбо и надеялась попасть в Европу, когда совершенно неожиданно ей пришлось познакомиться со мною. На нашем "странноприемном доме" несчастная вернулась в Индию.

Охота за призами ночью всегда сопряжена с известным риском,и, кроме того, это утомляло команду. Мы никогда не были уверены при ночных встречах, имеем ли дело с простым пароходом или это боевой корабль. Поэтому до выяснения приходилось вызывать людей по местам по боевой тревоге. Также всегда надо было считаться с тем, что англичане могут отрядить свои крейсера для конвоирования коммерческих судов. Такой крейсер будет идти, конечно, без огней, и пока "Эмден" будет поглощен процедурой остановки и осмотра парохода, он неожиданно может атаковать нас.

Однавды мы были в полной уверенности, что встретились с военным судном. Была совершенно темная ночь. Впереди по носу открылся шедший под всеми огнями пароход. "Эмден", со скрытыми огнями быстро сближался с ним. И вот, когда мы уже хотели поворачивать на пересечку курса своей жертвы, у нее за кормой заметили какой-то темный силуэт. Трудно было сказать, что это такое. Во всяком случае мы приготовились к атаке.

"Обе машины – полный вперед", "у минных аппаратов – товсь!" "держи прямо на него!"

Сблизившись, мы заметили свою ошибку. То, что мы приняли за подозрительный силуэт, оказалось просто облаком дыма; стоял полный штиль, и дым из труб замеченного нами парохода стлался по самой воде.

К сожалению, крейсируя в этих водах, мы не могли избежать встречи с нейтральными судами. После осмотра их отпускали на свободу. По большей части это были голландцы.