Текст книги "В тихом омуте...(СИ)"

Автор книги: Хельга Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Немного замедляясь, Эллиа заботливо поставил Агату на землю, не отпуская ее из своих сильных медвежьих объятий. Он смотрел на любимую мягким взглядом, полным нежности и радости встречи; она отвечала взаимным. Между ними завязался немой разговор, понятный лишь им обоим, это была своего рода магия, обмен внутренней энергией. Возлюбленные стояли в полной тишине, и лишь павшие к их ногам листья взмывали на секунду вверх и с кротким шебуршанием падали через несколько метров вновь.

Идиллию развеял неожиданный кашель, раздавшийся неподалеку. Агата, вздрогнув, повернула голову в сторону звука, но никого там не заметила. Повернувшись, она увидела, как Эллиа еще раз кашлянул в кулак.

– Ты болен? – обеспокоенно обратилась к нему девушка, поднимаясь на цыпочки и дотрагиваясь до темного лба тыльной стороной ладони.

– Если только тобой, красавица… – ответил ей Эллиа, перехватив руку за запястье, едва коснувшись ладони кончиками губ. Взгляд, полный радости и надежды, теперь сменился на тихую грусть; мужчина опустил глаза, не зная, как продолжить разговор.

– Что тебя тревожит, дорогой? – не унимаясь, попробовала его разговорить Агата, ласково проведя кончиками пальчиков по немного шершавой щеке. – Почему ты позвал меня сюда? Может быть, я могу помочь тебе…

– Нет, – тихо прошептал мужчина, понурив голову. – Агата, мне нужно тебе кое-что сказать, очень важное. Я… прости, мне тяжело, но я смогу, сейчас…

Ощущая, как ему сложно собраться с мыслями, племянница Аннет молча сделала шаг вперед, обвив руками его торс, положив свою голову на грудь и прикрыв глаза, пытаясь успокоить его бешенно колотящееся сердце и метушащиеся в диком темпе зрачки, выдающие волнение. Мужчина нервно выдохнул и приобнял девушку, спрятав одну руку в глубокий карман надетого нараспашку пальто. Почти незаметное, но довольно резкое движение заставило Агату вынырнуть из грез – под ребрами она почувствовала приставленное дуло пистолета. Холодный металл угрожающе уперся в хрупкую кость, а спусковой механизм дважды щелкнул, напоминая о своей готовности.

– Эллиа… Что это? Я не понимаю… – затаив дыхание и замерев в ужасе, дрожащим голосом переспросила его Агата. – Ты же не…

– Нет… Прошу, прости меня за то, что я сделаю. Я люблю тебя больше всего на свете, дорогая… родная… но я не могу иначе, карточный долг – долг чести, а я всегда держу свое слово. Прости меня, прости, пожалуйста, прости… – голос перешел в трепещущий шепот, а потом он сильно прижал любимую к себе и нажал на курок.

Прогремел выстрел. Тело девушки затряслось в его руках, а потом обмякло, глаза ее закатились, а из раны брызнула мощной струей алая жидкость. Отбросив в сторону оружие, мужчина опустил бездыханную на золотой хитон из листьев; подкосившиеся ноги не удержали хозяина в равновесии, и управляющий казино упал на колени, больно ударившись чашечками о продрогшую землю. Мужчина не в силах был ни помочь девушке, ни бежать: он просто закрыл лицо руками, шумно втягивая носом воздух сквозь лодочку его ладоней.

– Отлично сработано, господин Эллиа! – раздался женский голос из-за его спины. – Вы выполнили свои требования, поставленные мной, и я более чем довольна вами!

Бывший администратор обернулся и попытался кое-как встать, не в силах поднять на заказчицу серых глаз. Черные дреды, вылезающие из-под объемного капюшона, немного подрагивали от частых и жадных вдохов.

– Можете быть свободны! – повторила настойчивее Анна Попович, подзывая помощницу. – Ева, все кончено, выходите! Теперь акции Аннет Сильвер-Харрис в наших руках! Подойдите же ко мне, душенька, разве вы не рады? Мы же так долго ждали этого часа!..

Но Эллиа уже не слышал… он, оттолкнув женщин, помчался в противоположную сторону парка, к озеру, где не так давно они с Агатой кормили белоснежных лебедят…

***

Спустя неделю на первой странице местной газеты виднелись кричащие заголовки: «Неожиданное убийство в Хагли-парк», «Единственная наследница знаменитой миссис Сильвер-Харрис мертва!», «С завтрашнего дня по исправленному завещанию Аннет в право наследования вступит компания АннаПопович&Скай». Люди, по своему обыкновению, продолжали сновать по улицам маленького городка, с долей неприязни посматривая на сложенные вдвое листы, что предлагал замаранный мальчишка-подросток в протертых до дыр штанах. И мало кто из прохожих, что покупали газету чтобы скоротать время ожидания экспресса до Лондона, обратил внимание на крохотную графу внизу первой страницы, в которой Кентерберрийская полиция закрыла еще одно «несерьезное» дело об утоплении мужчины лет двадцати пяти…

Это была поздняя осень… День, когда все тайное стало явным…

========== Мне бы крылья, чтобы укрыть тебя… (Адмирон Винчесто, Вики) ==========

Вики не могла больше находиться тут: закат медового цвета, окутывающий девушку, напоминал ей пустынные призрачные дюны, среди которых оазису было место лишь в девичьей фантазии. Вики бросало то в жар, то в холод; внутри живота неприятно щекотало, а воздух в груди закончился. Сделать еще один вдох не получалось: казалось, ребра были зажаты в каркас из железных прутьев толщиной в человеческий палец. Непризнанная попыталась разорвать невидимые путы, но руки, внезапно припавшие к груди, ничего не обнаружили. Слез не было, на их место пришел шок: Вики оставалась недвижима, пока остальные ученики с преподавателями покидали место казни. Солнце, достигшее зенита, теперь клонилось к западу, скрываясь в череде кучевых облаков. От плит, нагретых за день его обжигающими лучами, поднимался жар. Девушка, словно статуя Равновесия, застыла на том месте, где распрощалась с Адмироном, не в силах уйти; раскаленный воздух обжигал ее щеки, лез в лицо, отчего белки глаз сильно пекло, горло дико сушило… Еще минута – и она, иссохнув полностью, оторвется от земли и полетит по воздуху, словно перекати-поле, направляемая одним лишь ветром.

Она не понимала, что произошло, не осознавала, что делать дальше. Виски пронзила резкая боль, словно вонзили тонкий и острый клинок – девушка посмотрела на мать. Ребекка все еще стояла около эшафота в компании Серафима Кроули и Сатаны, но от зоркого взгляда Вики не ускользнуло то, что женщина находилась одновременно с ними, и вместе с тем немного поодаль от мужчин. Взгляд матери был прикован к болтающимся на деревянных столбах веревкам, потом он спустился к привинченной к платформе колодке с откидным верхом, далее – к окровавленному пеньку. Запекшаяся бурая жидкость по краю свидетельствовала о многом…

Справа от деревянной постройки нависала зловещая скала, когда-то бывшая входом в грот Плачущих Дев. Ее белокаменные колонны стали немыми свидетелями многих приговоров, что приводились в исполнение в этом тихом месте на отшибе Вселенной. Они видели больше искренних обещаний, чем алтари всех храмов мира вместе взятые; больше горячих слез, чем усыпальницы фараонов; больше настоящей любви, чем роща Шепфа, в которой издавна под омелой заключались браки между Ангелами или Демонами. Как много здесь пало существ от мановения руки Несправедливости? И сколько смогло избежать гибели за правду, честность и верность? Вопросы вертелись в голове Вики, и только тихий свист, отражаясь от скал, отвечал ей полушепотом: немало… вряд ли…

Сзади к ней подошла Мими, обхватив девушку за талию и сцепив руки в замок, потянула ее на себя. Несмотря на то, что Вики была не легкой, демоница смогла оттащить подругу назад – она, как и остальные исконнорожденные демоны, обладала большей силой, чем Непризнанные, поэтому сделать это не составило особого труда. Только оказавшись в тени Вики смогла более-менее оценить произошедшее, и, постепенно приходя в себя, она вспоминала, что случилось. Густой туман, заволакивающий пространство вокруг нее, отступал, более четко проявлялись очертания деревянной постройки, растений и островерхих скал вокруг страшного места. Перед глазами Вики промелькнули сюжеты казни: вот Адмирона ведут к плахе; алые крылья, перетянутые проволокой, в местах соприкосновения с железом пропитались кровью; потом – взметнувшийся к небесам билль, и… покатившаяся к ногам Правителя Ада черноволосая голова приближенного. Сердце девушки неожиданно пронзила щемящая боль, отчего ноги ее подкосились, и она, цепляясь за воздух, начала оседать на землю. Мими и подлетевший к ним Люцифер вовремя подхватили ученицу под мышки, помогая усадить около корней ближайшего дерева.

– Вики, ты слышишь меня? – обращался к ней демон, проведя перед ее лицом рукой из стороны в сторону.

– Эээй, Вики… – тормошила ее за плечо перепуганная Мими. – Очнись, прошу…

Внезапно тормошение прекратилось, и в следующий миг тело девушки подняли чьи-то сильные руки. Всей своей сущностью девушка была тут, слышала все, что происходило, однако сознанием находилась там, на эшафоте, рядом с ошибочно осужденным.

«Не вини себя…» – всплывали в ее памяти слова, обращенные к Ребекке. За что ей нужно было бы винить себя, если мать знала, что возлюбленного казнят не по ее хитрому замыслу… Что их связывало раньше… почему этот человек заступился за Вики там, в Башне Администрации, не выдав, что было между ней и Люцифером… зачем он скрыл этот факт, не рассказал всей правды?

Вики вспомнила, как нежно Винчесто обнял ее во внутреннем дворике школы, где бранились между собой Ангелы и Демоны, выясняя, кто главнее. Его объятия были такими… теплыми, большими и сильными. Он будто бы защищал Непризнанную от всех напастей, скрывая ее за плотной стеной сомкнутых красных перьев его крыльев. Этот миг было невозможно позабыть: лицо девушки, спрятавшееся на груди Адмирона… его рука в перчатке, легшая ей на спину, прижимая девушку сильнее, ближе к учащенно бьющемуся сердцу; теплые губы, по-отечески приникшие ко лбу Вики в прощальном благословляющем поцелуе… Непризнанная вновь услышала сквозь небытие чей-то взволнованный, но требовательный голос:

– Держись, Непризнанная, держись… не вздумай тут мне умереть! Уже скоро доберемся… только не спи. Держи глаза открытыми, ясно тебе? Держи их открытыми…

– Я пытаюсь, но… – сонно промямлила Вики, то проваливаясь в сон, то выныривая из него обратно в явь.

Страшные рисунки, пропитанные запахом смерти, прорезались сквозь теплые воспоминания. В тот же миг слезы подступили к уголкам глаз, накапливаясь, не спеша убегать вниз по шее к вороту платья, выжидая время.

– Вы осудили не того… Геральд, скажи им!

– Он воспользовался соревнованиями как прикрытием, попытавшись сбежать! – рявкнул демон, не смотря в сторону Винчесто.

– Вы совершаете огромную ошибку!

– Приказ есть приказ. Ты знаешь, что это значит, – невозмутимым тоном отчеканил директор.

– Он только этого и добивается!.. Как вы все слепы…

Кап. Ветер сорвал соленую каплю, не дав упасть.

– Адмирон! – выкрикнула девушка, бросившись вперед.

– Вики! – вырвавшись из хватки, подбежал к ней Винчесто, распахнув объятия. Ученица нырнула к нему на грудь, покорно сложив подрагивающие от волнения крылья.

– Нас подставили, Вики, – продолжил он шепотом, проводя худыми пальцами от макушки до кончиков волос, заботливо поглаживая. – Управляли, словно марионетками. Мы бы никогда так глупо не попались. Кому-то нужно разобщить стороны, нужна война… Будь осторожна!

Мужчина жадно схватил глоток воздуха, собираясь сказать еще что-то, но стражники, не дожидаясь, схватили его под руки, оттеснив девушку, и поволокли к Башне. Винчесто уже не сопротивлялся: сильное тело обмякло, и только взгляд был полон борьбы и тревоги.

– Не повторяй ошибок своей матери! Любовь делает тебя слабой! – вскинув голову, кричал в исступлении Адмирон. – Не позволяй никому манипулировать твоими чувствами!

Кап. Кап. Ветер стих, и девушка почувствовала, как ее тело больше не находится в воздухе.

– Что я могу для вас сделать?

– Быть сильной…

Кап. Кап-кап-кап. Капля. Одна, за ней – еще несколько. Хрустальные прозрачные бусинки одна за другой начали катиться по щекам вниз, оставляя позади себя мокрые дорожки. Грудь девушки резко вздымалась, а из горла вырывались слабые всхлипы-стоны, переходящие иногда в бурлящий кашель или срывающиеся на крик. Руки нервно бродили по гладкой поверхности постели, сжимая простыню, комкая ее, впиваясь ногтями… «Нет, этого не может быть, это все видение, это – неправда…» – уговаривала себя Вики, то шепча под нос хаотичные слова, складывающиеся в предложения, то выкрикивая, содрогаясь всем телом, не открывая глаз. В такие моменты мощная мужская рука удерживала ее в кровати, не давая вскочить на ноги… чья-то знакомая рука, теплая и родная.

Спустя какое-то время девушка понемногу успокоилась: ее хрупкое тело перестало дрожать, и она медленно приоткрыла глаза, желая немного привыкнуть к солнечному свету, прежде чем открыть их полностью. Но взгляд ее расширившихся зрачков не наткнулся на ослепляющие лучи Шепфа… вокруг девушки стоял полумрак, рассекаемый язычками десятка свечей в начищенных серебряных канделябрах. Рядом с ней никого не оказалось, к горлу подступил кашель.

– Кхе-кхе… кхе-кхе… – девушка попыталась приподняться на локтях, помогая себе избавиться от назойливого першения.

– Она пришла в себя, Люцифер! – прошептала Мими, вскочившая из глубокого кресла в противоположном углу, подбегая к подруге.

– Как ты себя чувствуешь? – из темноты показалось лицо демона, склонившегося над девушкой.

– Пить… воды… – едва слышно произнесла Вики, опускаясь головой на черные шелковые подушки.

========== Мама (Мэй, Ичиро Накамура) ==========

Ива склонилась и спит.

И кажется мне, соловей на ветке…

Это ее душа.

Мацуо Басё

Вечер. Сумерки. Тишина. Морось, нарушившая каплями дождя спокойствие водной глади. Едва ощутимый шелест старых листьев на деревьях, съежившихся от подступающих холодов. Природа словно замерла, затаив дыхание. Последний вдох ей дался с трудом. Будто лихой широкий жест бедняка среди поддатой черни в кабаке. Словно тяжелый гранит, на котором гравер выцарапывает тире между датами. Как последнее дыхание жизни, витающее над полями, павшими в битве с белой стихией. Уже не слышно было пения птичек-пичужек. Озерца покрывались облетевшими листьями, кое-где по краю берега схватились инеем – вестником предстоящей Зимы.

Невдалеке послышался гул, за ним – топот и голоса; взметнулась к небу стая ворон, истошно каркая. Из леса выбежала женщина в темно-синем одеянии, наспех подпоясанная расшитым черным кушаком со свертком на руках. Она бежала со всех ног, прижимая к себе красное одеяльце, не в силах оторваться от настигающей погони; ее длинный халат сковывал движения, не давая возможности скорее скрыться. Остановившись около ясеня, женщина попыталась перевести дух, приоткрыла сверток. Внутри на тонкой пеленочке лежал маленький рыжеватый лисенок, мирно посапывая, свернувшись клубком. Беглянка невольно улыбнулась, залюбовавшись на нее, но неожиданно услышала:

– Она не могла далеко убежать в женском обличье. Тем более – с демоническим отродьем на руках…

– Скорее туда, не дайте ей улизнуть! Мацуро Ван назначил награду за нее – тысячу монет! Это же целое состояние!

– Приведите собак!

Женщина передернулась, учуяв их запах и услышав заливистый лай императорских псов, вырывающих поводья. Закрыв глаза, она попыталась представить их образ, окрас, характер… Платье быстро поползло по плечам вниз, обнажая ее точеное тело, покрывающееся бурой шерстью. Стряхнув с себя шелковую ткань, лиса схватила зубами одеяльце и помчалась прочь. Прошло полчаса. Шорох и гомон не утихали, множились, эхом разносясь по пустой роще. В какой-то момент беглянке начало казаться, что звук раздается одновременно со всех сторон, и куда бы она не подалась, везде ее поджидала опасность в лице стражников и их гончих.

Впереди показался последний ветвистый куст, за ним – озеро, поросшее вдоль берега камышом. Существо, окончательно выдохшись, поплелось к единственному прибежищу здесь – старой иве, опустившей свои ветви в прохладную живительную влагу водоема, омывая. Позади слышался шум. Лиса положила одеяло на землю, замотав в ужасе головой из стороны в сторону; через мгновенье под раскидистым деревом стояла обнаженная женщина.

«Они уже близко…» – промелькнуло у нее в голове.

Дыхание участилось, сердце отчаянно ускоряло темп, грозя хозяйке рано или поздно вырваться из ее груди. Ноги плохо слушались, а в голове был туман.

«Что же мне делать? Для них я – ведьма… они убьют меня, но самое страшное даже не это. Они отберут тебя… бросят на растерзание псам…» – грудину резко свело от терзающей боли; женщина прогнулась всем телом, словно переживала ломку, что напористо выкручивала суставы, выворачивала шкуру наизнанку, проявляла скрытую сущность.

Подул ветерок, сорвав огненный кленовый лист. Он пронесся рядом с ее ухом и полетел дальше, опустившись на зеркало озера. От упавшего листка по девственной глади озера пошли круги; рядом с ним заметушились маленькие рыбки, открывающие и закрывающее свои ротики в надежде отыскать пропитание.

Незнакомка вновь услышала голос мужчины. Он прозвучал совсем рядом. Нужно было действовать, времени не оставалось. Аккуратно сняв с себя золотой кулончик с надписью «Мэй» женщина повязала его вокруг шеи лисенка. Тот неожиданно тявкнул, всем видом показывая, что ему не нравится эта затея.

– Погоди, мой солнечный лучик, так нужно… – она сделала несколько пассов руками над головой, и протянула ладони к рыжему зверьку. В тот же миг свет озарил рощу, ослепляя мать, и на красном полотне уже лежал не лис, а… крохотный спящий младенец. Женщина взяла ребенка на руки, прижимая к вздымающейся в хаосе груди, и опустила глаза. Горячая слезинка пробежала из уголка глаза по щеке, обжигая кожу. Ветер усилился.

С неба упало несколько крохотных снежинок. Женщина молча плакала, заслоняя свое дитя от всего зла этого мира. Вот если бы нашелся человек, который не искал моей смерти… что помог спастись… разделил бы мое страдание… Однако это немое горе никому не по силам было разделить, и только эхо раздалось из-за заснеженных гор гулким звоном поминального колокола.

– Кицунэ! Она тут! – громко закричал стражник, издалека завидевший обнаженную, подал знак. – Спустить собак, живо!

Воскликнув от страха, женщина подбежала к иве и осмотрела ее основание. Около одного из корней она заметила отошедший от ствола плотный слой коры. Схватившись за край, женщина расшатывала его из стороны в сторону, пока та не поддалась, с хрустом надломившись.

Из-за куста появилась голова мужчины в военной броне. Встретившись с ним глазами, кицунэ почуяла во взгляде злость и ликование. Она спешно скрылась за стволом ивы, опустив на воду добытую кору, а на нее – запеленанного ребенка.

– Доченька, прости… Пускай семеро хранят тебя. Надеюсь, тебя отыщет какой-нибудь ремесленник и заберет к себе. Пускай кулон станет оплатой за его труды…

Шаг. Еще шаг. Хруст веток, хриплый и угрожающий лай. Грузное рычание, скопившее в себе всю ненависть мира.

Женщина оттолкнула от берега красную «лодочку» как можно дальше и, обратившись лисицей, обошла дерево с другой стороны, выходя к жаждущим ее гибели преследователям. Перед глазами пронеслась вся ее жизнь – детство в деревушке на склоне рисового поля, первый рассвет, что она встретила в школе гейш, жизнь в Заповедном лесу среди спокойствия и безгласности. Ритуал. Рождение Мэй. Погоня. И вот гончие на всех парах бегут к ней, поваливают на землю. Одна из них распахивает пасть, обнажая зубы, и впивается в шею лисицы, сжимая до хруста челюсти; другие покусывают ее за хвост, давят, наваливаясь всем телом. Последнее, что увидела опечаленная ива перед тем, как заплакать, окуная глубже свои ветви, было рычание, победные восклицания собак и нервный, надрывный скулеж загнанной кицунэ…

***

Холод. Сквозящий ветер. Последний солнечный луч. Снег, смешавшийся с дождем. Молодой Ичиро Накамура возвращался в ярмарки, куда возил свои товары…

========== И сильные умеют плакать (Ребекка Уокер/Шепфа) ==========

Время… оно течет неспешно, как вода, обтачивая углы сложившихся проблем. Спустя века и тысячелетия, проведенные в Вечности, перестаешь заострять свое внимание на каких-либо совпадениях, случайностях, недопониманиях. Все это становится нормой, хотя раньше далеко не считалось ею.

Тихий неприятный свист крыльев, рассекающих воздух. Взмах, еще один, и еще… шелест длинного тяжелого одеяния, что било по икрам, словно хвост морского дракона. Пустынная гряда угрожающе приближалась к ней – женщина уже заметила очертания плахи и белокаменных колонн, обрамляющих вход в грот. Аккуратно снижаясь, она приземлилась на слегка согнутые ноги и немного растерянно огляделась по сторонам, будто бы ожидая кого-то еще.

– Кого ждешь?.. – с горечью заметил голос в голове серафима. – Их больше нет… Зачем вообще после всего, что произошло, ты прилетела сюда?

В груди полыхнул огонек гнева и стих, так же мимолетно, как и появился. Звенящий цокот каблуков ее золотых сапог в тон нагрудным витиеватым щиткам отражался от гор, что стеной окружали это место. Быстрым шагом ангел миновала площадь казни, не поднимая головы. Эмоции все еще были сильны, и она не могла их полностью задавить в себе. Взойдя по мраморным ступеням, женщина скрылась в тени пещеры. Она пробиралась по узкому короткому коридорчику, прижав к спине золотые крылья, от которых в полной темноте исходило сияние. Впереди показалось озеро. Звук шагов мгновенно стих.

Холодные каменные изваяния Плачущих Дев встретили ее равнодушием. Ребекка подошла ближе, стараясь ступать как можно тише, и медленно опустилась на колени. Холод, смешавшись с рассеянным туманом, окутал ее лодыжки, поднимаясь выше. По коже побежали мурашки, а тело передернуло от неожиданности. Женщина присела на низкий бортик озерца, поправив задравшуюся ткань платья. Закрыла глаза. Воспоминания нахлынули сами собой.

Жизнь на земле. Спящая в колыбельке малышка Вики. Болезнь. Смерть. Школа Ангелов и Демонов, будь она неладна… Лекции, задания на земле. Весенний фестиваль прихода Шепфа. Тогда еще Мисселина только вливалась в коллектив, и они с Гекадой, будучи студентками, часто подшучивали над молодой учительницей, пользуясь ее неопытностью и рассеянностью. Сорванный праздник…

Факты из жизни беспристрастным списком отчеканивались у нее в памяти; буквы танцевали перед глазами женщины, текли, сливались, подобно бегущей строке вечерних новостей.

Подарок Шепфа… Это же она тогда подстроила, чтобы Кроули подумал, будто я испортила дар для Всевышнего… Это Гекада попросила помощи у Лилит и убила ту молодую непорочную девушку. Это ритуал – каждые тысячу лет Школа воздает дань Богу, что создал мир и землю, на которой та благополучно стоит.

Поток воспоминаний снизил темп, погружаясь в ворох событий прошлого. Вот Кроули отчитывает меня в коридоре за то, что я слишком долго не сводила взгляда с Шепфа… тут обвиняет меня в поджоге священной рощи… да как я могла бы такое сделать, если я… я всем сердцем любила его. Однако все смеялись надо мной. Конечно, где Всевышний, а где была тогда я – простая Непризнанная, ни ангел, ни демон… Однако он все равно выбрал меня!

Душевная боль разгоралась с особой силой. Женщина погрузила кончики пальцев в голубоватую воду и провела из стороны в сторону. Ветер снаружи грота усилился, отчего перышки крыльев ангела невольно подрагивали в попытке хоть как-нибудь согреться.

Его взгляд… долгий, изучающий… вырывающий меня из толпы. Одобряющий, понимающий, теплый… я заметила это сразу. «Серафим Кроули, пускай тот, кто устроил этот беспорядок в мой день рождения, сам и искупит свою вину! Если вы утверждаете, что это сделала Непризнанная, то она тут же встанет на место павшей или же будет сослана в Ад навечно». Конечно же, директор не стал рисковать, он был юн и напуган не меньше остальных. Но я была безмерно счастлива, хоть и скрывала ото всех.

Воспоминания напоминали ей различные ароматы из лавки пряностей на земле. Корица, мята, лимон и горьковатый жженый миндаль… Они били в нос, парили вокруг, вертелись на кончике губ, шепчущих какие-то несвязные слова.

Нам так было хорошо там, в Его чертоге… Мы упивались любовью, с каждым прожитым днем все больше укореняя ее, разжигая к утру тлеющий уголек с новой силой. Я была Его, а Он – мой… Наверное не было на Небесах существ счастливее, чем мы, и союза крепче… До определенного момента. После появления на свет сына, Старейшина предрек Шепфа, что младенец своим рождением расшатывает мировую гармонию, равновесие Рая и Ада. Ах… Нашел кого слушать, конечно – заросшего старикашку, вероятнее всего, благополучно выжившего из ума. Но Он прислушался… И хотел даже умертвить малыша, когда тот будет спать… Своего сына! Моего сына! Нашего мальчика!..

Она достала руку и отряхнула. Соленые капельки упали назад в родное лоно озера, в объятия миллиардов их братьев и сестер. Ребекка открыла глаза: пытливый взгляд прошелся и замер на противоположной стороне грота. Перед глазами пробежали картинки злополучного заседания совета Старейшин, потом – приговор усыпить сына Шепфа и заточить в башне Администрации для пущей надежности. Матери запрещалось его навещать, как и ему – выходить из отведенной комнаты.

И вот – снова грот Плачущих Дев, и вновь я вижу эти вечно скорбящие статуи, стоящие на ладони Шепфа. Прошло семь лет, а я все не могу смириться с утратой. Бонт… мой милый мальчик, как же так… Шепфа, прошу тебя, верни нашего сына, освободи его! Дай мне с ним хотя бы увидеться, в последний раз… Он уже подрос и возмужал… Я так скучаю по его искренней улыбке и нежным жарким объятиям. Прошу… Пожалуйста…

Слезы хлынули неконтролируемым ручьем из глаз серафима, что пыталась сдержать их из последних сил. Она закрыла лицо руками, прислонившись боком к основанию мраморной статуи. Тихие отрывистые всхлипы, вырывающиеся из груди, отдавались эхом в полной тишине. Дыхание участилось, кровь прилила к вискам, упорно пульсируя. Голова гудела, а горло пересохло.

Я не могу так больше… Каждый раз, когда возвращаюсь сюда, мне ужасно больно… Я не сильная, нет… это все было вранье, наглая ложь преподавателей, желающих повысить мою самооценку. Жизнь не так проста, как хотелось бы. Она полна личных выборов, которые влияют на будущее, и иллюзорных, что предоставляются тебе социумом, людьми, близкими… Любое решение должно быть взвешенным, каждое – хорошо обдуманным. Я потеряла сына… отдалила от себя дочь… не отстояла Винчесто… Я ненавижу себя за это все!!!

Последняя фраза криком пронзила сквозящее молчание, отбившись от стен, пропадая в подземных катакомбах. Ребекка не выдержала и в порыве ярости метнула разбушевавшуюся внутри энергию в рядом стоящую статую. Сноп красных искр ударился о воздетые к небу руки в мольбе, и те с грохотом рухнули в воду, уходя ко дну…

– Прости меня, Бонт… Вики… Адмирон… Шепфа, голова идет кругом… Я чувствую, что теперь осталась совершенно одна…

Закрывшись крыльями от окружающего мира, женщина сидела, привалившись спиной к ногам хрупкой статуи девы, и не могла успокоиться. Она понимала, что теперь все кончено…

========== Одиночество (Люцифер) ==========

– Четвертая полка снизу, – произнес Люцифер, кивнув на стеллаж с книгами.

– Спасибо, – в спешке бросила ему Вики, торопясь отыскать необходимую информацию, за которой пришла.

Урок окончился. Ангелы и демоны собрали тетради и группками покидали Библиотеку Ада; между стройными рядами книг то и дело сновал затылок Непризнанной. Вот Энди направился к ней, слабо тронул за плечо. Да как он смеет?! Хотя…

«Убогим следует держаться вместе, Ости» – всплыли в памяти слова, о которых он так старался позабыть. Демон опустил голову, уткнувшись в раскрытый перед ним фолиант. Краем глаза он заметил, как серокрылая парочка направилась к выходу, а через четверть часа зал полностью опустел. Было слышно, как высвистывает штраусовские вальсы пронизывающий ветер и как тихо поскрипывает приоткрытая дверь. Пустота и гробовая тишина, пропитавшие воздух, забирающиеся в легкие с каждым шумным вдохом.

Огонек свечи колыхался от холодного осеннего дыхания, умирая и воскресая вновь, от прикосновения тонких пальцев мужчины. Люцифер снова и снова перечитывал одну и ту же страницу «Пира», не разбирая слов: буквы перед ним, точно сбивчивое пятнышко пламени, танцевали на выцветшем пергаменте, не давая погрузиться с головой в чтение. Лунный свет проникал сквозь стрельчатое окно готического зала Школы, разрезая мрак, точно лезвие острого клинка – черный бархат камзола противника. Демон замер, закрывшись от окружающего мира, уходя в себя. Это так было ему знакомо: просто один, совершенно один. И никому, никому не нужен… ни родителям, ни учителям, ни друзьям.

«Отец… постоянные нравоучения, а если ослушаюсь повторно – удар… еще один, ведь, с первого раза не понял… за ним – еще и еще, пока не упаду перед ним или не попрошу о прощении» – говорил внутренний голос.

Пыль неожиданно взметнулась от нового порыва ночного ветра с верхней полки, осев на старый дубовый паркет. Мысли, рождающиеся из хаоса в голове, облекали форму и уже не задерживались внутри, а выплескивались наружу, как будто бы им было тесно в костных тисках черепной коробки демона.

– Почему так… – одними губами прошептал юноша. – Почему я, как оборванец-щенок должен скрываться тут, в этой забытой Шепфа библиотеке на отшибе Ада, дрожа за целостность своей шкуры?.. Почему он позволяет себе так со мной обращаться?! Это недостойное поведение для правителя Преисподней!

На последней фразе демон уже не сдерживал свои эмоции, выкрикивая отдельные слова с особой злостью. Злостью, что сидела в нем так долго… всю его бесконечно долгую жизнь. Крик то сменялся на грозное шипение, то на иступленный вопль, за которым следовало минутное молчание и размышления.

Да и назовешь ли это жизнью? Так, существование… Родители – одно лишь слово, ничего не значащее. Мать родила и оставила меня. Она умерла, и я никогда не прощу этого себе. Отец возненавидел тот день, когда я появился на свет: именно поэтому он так жаждет свести меня в Небытие. Чтобы не видеть плод порыва своего бурного желания… Я был незапланированным ребенком, стал, как он твердит, наследником не по праву, хоть это не так. Отец для меня был всем миром, который я так хотел познать, а он велел стражу не подпускать меня к себе. Сын Сатаны, выросший без любви и ласки, – что может быть ужаснее, да, Уокер? Конечно, ты же любишь ушами и выбираешь смазливеньких, что будут за тобой бегать, словно шавки, а я постоянно пропадаю из вида, неприветлив, нередко в синяках и ссадинах.

Наставники? Да кому я из них нужен-то: Серафиму Кроули? Геральду? Ангелу Фенцио? Хвала Мамону, я еще не закис в этой гнилой школе, где отношение к тебе меняется по настроению Шепфа; где с каждого угла сквозит сыростью, лицемерием и наглой ложью, прикрытой благими намерениями; там, где преподавателям плевать на безопасность учеников в угоду какой-либо из двух сторон. Здесь нет Ангелов и Демонов в первозданном виде, как нет в природе чистого белого и черного цветов. Тут борются за место под солнцем обычные существа, различающиеся лишь цветом крыльев и атрибутикой. Им противостоят существа, стоящие выше них по рангу, который они, к слову, сами же и придумали для упорядочивания небесного и подземного общества. Сами себя короновав, они решили, что могут править миром, однако никто из них ни на капельку не приблизился к этой огромной чести – быть владыкой всего сущего. Высшие недостойны своих мест, которые они занимают… Остальные унижены ими, втоптаны в грязь, не имеют права голоса. И это, кажется, никогда не прекратится.