Текст книги "Подари мне лунный свет"

Автор книги: Хельга Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

4

Глэдис решила поговорить с Ларсоном спокойно и приготовила следующую речь:

«Тельма намекнула, что мне пора подыскать отдельную квартиру, и посоветовала приступить к этому как можно скорее. Я склонна прислушаться к разумному совету. Очень признательна тебе за помощь, но не могу злоупотреблять твоим гостеприимством. И поэтому вскоре перееду».

Больше никаких обид, никаких намеков на близкие отношения с Тельмой. Она будет сдержанной, спокойной и собранной – важные качества, которых ей всегда не хватает, а особенно в обществе Ларсона. Еще бы! Он начинает подтрунивать над ней всякий раз, когда она пытается вести серьезный разговор, и Глэдис выходит из себя, говорит совсем не то, что надо.

Можно было, конечно, выяснить отношения до конца еще в ресторане, но вряд ли это удалось – Ларсон не дает ей возможности говорить спокойно и взвешенно, без конца прерывая насмешливыми репликами.

Теперь же Глэдис мысленно выстроила всю беседу, приготовилась к возможным выпадам с его стороны, хотя, вероятно, никаких споров и не будет. В половине восьмого она уже сидела у себя в комнате перед телевизором, поглядывая на часы каждые три минуты.

Ларсон явился без пяти восемь – через закрытую дверь она услышала его шаги. В половине девятого Глэдис переоделась в джинсы и белую рубашку и вышла из комнаты. К своему удивлению, она обнаружила Ларсона на кухне, занятого приготовлением кофе.

Он был без пиджака, рукава рубашки закатаны, как всегда.

– А я гадал, дома ты или нет, – воскликнул Ларсон при виде Глэдис. – Зачем ты прячешься в своей спальне?

Глэдис уселась за стол, скрестив руки на груди.

– Я не прячусь, – ответила она. – Я просто читала и смотрела телевизор.

– В твоем возрасте можно вечером найти занятие поинтересней, – заметил он и рассмеялся

От его смеха Глэдис стало легче, напряжение прошло.

– Какое занятие для моего возраста считается интересным? – спросила она. – Пить чай с друзьями, смотреть мультики или раскрашивать картинки?

– К чему такой сарказм?

Ларсон налил дымящийся кофе в чашку и тоже присел к столу.

– Никакого сарказма, – ответила Глэдис. – Естественная реакция на постоянные намеки по поводу моего юного возраста. Осмелюсь напомнить, что в двадцать один год девочки давно перестают играть в куклы.

–  Язнаю, что ты не ребенок, Глэдис, – улыбнулся Ларсон, вглядываясь в лицо собеседницы, отчего Глэдис стало не по себе. – Неужели я не вижу, что ты давно уже не та худощавая, плоскогрудая девчонка, которая бегала когда-то по усадьбе?

От этого замечания Глэдис слегка покраснела. Конечно, плоскогрудой ее теперь не назовешь! У нее большая, полная грудь, и это особенно хорошо заметно сейчас – дома она не носит лифчика да и сидит в данный момент, откинувшись на спинку стула.

– Тогда перестань обращаться со мной как с ребенком! – Девушка почти кричала. – Сам явился ко мне, объявил, что я не способна о себе позаботиться, вытащил из квартиры, поселил здесь, да еще устроил на работу к своей заграничной директрисе, якобы ради моей же пользы. Ты все решил за меня! Считаешь не маленькой девочкой, а просто полоумной!

Взгляд Ларсона стал напряженным.

– Мы это уже обсудили, я высказал свое мнение и не собираюсь повторяться! Тебе снова при шлаохота интерпретировать мои действия на свой лад? Пожалуйста, избавь меня от истерик.

Если бы в руках у Глэдис было что-нибудь, она запустила бы в него этим предметом или просто шнырнула бы на пол. Вместо этого она хлопнула в сердцах ладонью по столу с такой силой, что даже поморщилась.

– Значит, по-твоему, я говорю неправду? – выкрикнула она.

– Не надо делать из меня страшного волка, заманившего овечку в свое логово! Давай лучше посмотрим на факты по-другому, отбросив ненужные эмоции!

По его тону было понятно, что он не собирается ругаться и ссориться. На него не произвела особого впечатления очередная вспышка гнева Глэдис. Но, с другой стороны, Ларсон всегда отличался самообладанием и не любил несдержанности в других.

– Факты? Хорошо, – кивнула она. – Посмотрим, какова правда по Ларсону Редгрейву.

– А правда состоит в том, что ты довела себя до крайности во всем. Жила в халупе, за которую уже не могла платить, потеряла работу, которую и работой не назовешь, а хуже всего – ты не имела никакого понятия, что делать дальше.

– А может, мне было хорошо! – выкрикнула Глэдис.

Она вскочила и для большей убедительности подалась вперед, опершись обеими руками о стол. Так, ей казалось, она всем своим видом изображает протест.

– Тебе было ужасно плохо! Ты выглядела потерянной и несчастной! – заявил Ларсон,

Он не повысил голоса, но было видно, что начинает сердиться, и это странным образом обрадовало Глэдис: значит, он не так тверд, как кажется.

– Поэтому в тебе вдруг заговорила совесть и ты решил спасти меня! – сказала она. – Я поехала с тобой, потому что у меня не было выбора!

– Ты поехала со мной, потому что сама так захотела! – отрезал Ларсон. – Если ты пытаешься убедить меня в том, что я вытащил тебя силой, то ты просто дура!

– Конечно, дура! Кто же еще?

Он резко вскочил, так же как она уперевшись кулаками в стол. Глэдис на секунду показалось, что он готов ударить ее. Но Ларсон пристально смотрел на нее, не отрывая взгляда. Потом опустил глаза.

Тут Глэдис заметила, что у нее расстегнулась рубашка, обнажив вздымающуюся грудь. Девушка смутилась, но не попыталась исправить оплошность. Ларсон поспешно отошел к кухонной раковине. Он некоторое время стоял там, спиной к Глэдис, и она воспользовалась этим, чтобы застегнуться на все пуговицы. Мысль о том, что он увидел ее обнаженную грудь, привела ее в ужас! Она покраснела и не могла вымолвить ни слова.

Ларсон повернулся и сказал, небрежно облокотившись о край разделочного стола.

– Нет, ты не дура, Глэдис Локвуд. Кто угодно, но не дура.

Он смотрел девушке в глаза, и та не в силах была отвести взгляд. При ярком свете ей была видна каждая черточка его лица, выражение которого было жестким, чужим…

Зачем она затеяла весь этот разговор, набросилась с обвинениями? Если все так, как она считает, надо было тихо собраться и уйти из его дома. Но она не могла решиться на это…

Ларсон нарушил затянувшуюся паузу неожиданным вопросом:

– Ты ужинала?

Глэдис кивнула.

– Что же ты ела?

– Салат.

– Опять салат?

Он явно старался разрядить обстановку. Интересно, он почувствовал то же, что она минуту назад – накат волны неожиданного, опасного чувства?

– Пытаюсь похудеть немного. Я же говорила, что собираюсь сесть на диету.

– В этом кроется другая опасность – стать слишком худой.

– Да? В модных журналах про это не пишут.

Разговор не ладился, и Глэдис облегченно вздохнула, когда Ларсон перевел взгляд. Она опустилась на стул.

– Послушай, – сказала Глэдис, – я не капризничаю, не дуюсь на тебя как обиженный ребенок. Я достаточно взрослая, чтобы понять – мое присутствие здесь создает лишние проблемы.

– Каким образом?

– Не прикидывайся, что не понимаешь. У тебя есть личная жизнь! А из-за меня… из-за того, что и живу здесь, все может быть нарушено. Если этого уже не произошло.

Глэдис выразила свою мысль довольно сбивчиво, но сказала самое важное. Тельму она не упомянула намеренно. Опять он не так ее поймет.

Спит он с ней или нет? Тельма намекнула на какие-то особые отношения – нечто большее, чем отношения босса с преданной служащей.

– Пусть тебя не волнует моя личная жизнь. Я же о твоей не беспокоюсь, правда?

Он произнес это спокойно, но в глазах было явное изумление: что это она еще придумала? Глэдис так хотелось ответить: «У детей не бывает личной жизни!» Но она вовремя сдержалась.

– Вот что, Ларсон, – сказала она решительно. – Обещай предупредить меня, когда пора будет уходить, ладно? Я не собираюсь тут оставаться надолго, просто необходимо время, чтобы подыскать приличное жилье. Но ты ведь скажешь?

– Наконец-то слышу здравую речь.

Глэдис улыбнулась ему и встала – конец спорам, пора возвращаться к себе. Там, в спальне, спокойней и уютней. Он может расхаживать по всей квартире, он – хозяин, а она на его территории чувствует себя незваной гостьей. Кстати, Ларсона, похоже, не смущало ее присутствие в квартире, а вот ей всегда не по себе при нем.

– Уже уходишь? – поинтересовался Ларсон удивленно, когда она направилась к двери.

Глэдис обернулась.

– Но я только пришла обсудить… поговорить об этой проблеме, – смущенно произнесла она.

– А что ты собираешься делать? Что-нибудь важное? – не отставал Ларсон.

Вот любопытный!

– Собираюсь дочитать книгу.

– Побудь лучше со мной.

К нему вернулось игривое настроение, он весело глядел на Глэдис. С таким Ларсоном надо бы поосторожней, она знает. Никогда не могла сказать ему, когда он вот так просит…

– Пошли в гостиную, поговорим. Расскажи что-нибудь. У меня была такая жуткая неделя!

– А ты благополучно заснешь под мои нудные разговоры?

Ларсон рассмеялся.

– Нет, не засну!

Они перешли в гостиную.

– Ты не можешь быть нудной и скучной, Глэдис. Буйной и шумной – да, но только не нудной, – сказал Ларсон с доброй усмешкой.

Он сел на диван, откинулся назад, раскинув руки, а Глэдис устроилась в кресле напротив, поджав под себя ногу. Почувствовав, что тщательно завязанный полчаса назад хвост растрепался и непослушные пряди торчат в разные стороны, она распустила волосы – так свободней и лучше.

– Почему эта неделя оказалась для тебя трудной? – поинтересовалась она.

Ларсон прикрыл глаза – стало заметно, что он устал

– Я занимаюсь исследованием возможности и много важного приобретения, – ответил он. – Это очень деликатное дело. Необходимо просчитывать каждый шаг.

– А, догадываюсь, ты заходишь то с одной стороны, то с другой, не открывая карт?

– Почти. Если хочешь приобрести компанию, нужно совершать настоящие маневры. И главное, не торопиться, выверять абсолютно все, чтобы в конечном итоге добиться успеха.

Они помолчали. Ларсон открыл глаза и посмотрел на Глэдис.

– Скажи, а часто ты виделась с Линдой, когда жила там, дома? – спросил он вдруг.

Девушка нахмурилась, вопрос ее озадачил.

– Только по мере необходимости, – сухо ответила Глэдис. – Я понимаю, что она – член твоей семьи, хотя и не прямая родственница. Но у меня с ней не может быть ничего общего.

Даже если бы они с Линдой были ровесницами и учились вместе или были соседями, она ни за что не стала бы дружить с ней. В ранней юности Глэдис была сорванцом, предпочитала носить свободную, чище мальчишескую одежду, наряжаться не любила и не умела. Линда же одевалась со вкусом и очень продуманно, и это было для нее, пожалуй, главной целью жизни. Но не только этим Линда отличалась от Глэдис, а точнее, всем. Они настолько разные, что их ничто не могло сблизить никогда. Особенно, если учесть поведение хозяйки отношению к отцу.

– Скажи, а что происходило после моего отъезда, если, конечно, не касаться истории с коттеджем? – поинтересовался Ларсон.

– Ты имеешь в виду, в деревне? – переспросила Глэдис, подивившись ходу мыслей Ларсона.

Она чувствовала, что за этими на вид обыденными вопросами кроется нечто особенное, довольно важное для него, но что именно, понять могла.

– Да ничего особенного не происходило, – ответила она.

Неужели его интересуют житейские истории и деревенские сплетни?

– Кто-то родился, кто-то умер, какие-то соседи повздорили, – сообщила она. – Жена Гарольда Лэнса сбежала с соседом. Дочка Грэйс Милтон родила ребенка, и никто не знает от кого.

Тут Глэдис ехидно усмехнулась – эта самая Грэйс Милтон всегда была первым борцом за нравственность в деревне, осуждая многих женщин за их безрассудство. Ну и чего она добилась? Собственная дочь преподнесла ей «наглядный» урок.

– А больше ничего? – спросила Ларсон.

Она отрицательно покачала головой.

– Нет, ничего такого, я же сказала.

– А ты не скучаешь по дому? По тиши и покою деревенской жизни? Если не считать маленьких происшествий, жизнь течет там размеренно и беззаботно.

Глэдис показалось, что он как бы осуждает ее за скоропалительный отъезд.

– Ничуть, – сказала она. – Лондон многому меня научил. Оставшись в деревне, я бы многого не узнала. И потом, при жизни отца все было по-другому. Тогда для меня все, что ты упомянул, имело значение…

Глэдис вдруг поняла, что на этот раз сердце ее не наполнилось нестерпимой горечью при упоминании об отце. Удивительно, но она сама говорит об этом, а раньше не смела…

– Ты не думаешь, что тебе тут скоро надоест?

– А ты беспокоишься, что я сбегу с работы, на которую ты меня устроил? – язвительно переспросила Глэдис.

– Я разве сказал это?

– Не обязательно говорить, я в состоянии догадаться. Так вот, уверяю тебя, что не собираюсь домой. Впрочем, – она горько усмехнулась, – у меня и дома-то нет.

– Не будем начинать все сначала, – решительно произнес Ларсон, в его голосе появились сердитые нотки.

– Извини, – сказала она сухо. – Я забыла, ведь это запретная тема. Не следовало даже упоминать об этом, а то ты опять упрекнешь меня в том, что я веду себя как обиженный ребенок.

Он молча смотрел на нее.

– Наверное, думаешь, что я не создана для жизни в огромном городе, – продолжала Глэдис.

Если уж она села на своего конька, ничто не может ее остановить. Она должна высказать все, что приходит в голову.

– Скорее всего, ты сама так думаешь, – ответил Ларсон. – Во всяком случае, когда я тебя увидел в той мерзкой квартире, ты не производила впечатления взрослой, уверенной в себе и довольной жизнью девушки.

Он сказал это незлобно, без насмешки, но Глэдис не понравилось его замечание. Она нахмурилась.

– Не смотри так, – улыбнулся Ларсон. – В утешение могу сказать: сейчас ты не выглядишь брошенным, обиженным ребенком. Ты выглядишь привлекательной, но очень сердитой молодой девушкой.

Это ее вовсе не утешило, ей не нравился его покровительственный тон – словно учитель в школе или пастор в церкви.

– Между прочим, только с тобой я такая, – объявила Глэдис, чем явно развеселила Ларсона. – А на работе все нормально. На Стивена я вовсе не сержусь.

– Стивен? – переспросил Ларсон, пытаясь вспомнить, кто бы это мог быть.

– Мы работаем вместе, – объяснила Глэдис.

– И вы подружились?

– Конечно, – улыбнулась она, припомнив веселое лицо молодого человека. – У него легкий характер и отличное чувство юмора.

– Похоже, скоро у моей двери будут толпиться парни? «Здрасьте, а Глэдис дома?»

– Нечего издеваться! – возмутилась она.

Никогда за ней не бегали толпы парней, а тем более не выстраивались в очередь у дверей. Ларсону это хорошо известно. Глэдис не из тех девчонок, у которых сразу несколько ухажеров, из-за нее не спорили, вокруг нее не увивались. Просто в ней не было ничего выдающегося, она не умела себя подать, как некоторые, не носила туфли на высоких каблуках и облегающие платья, не красилась, не стриглась модно. Он же знает все это, так зачем говорить глупости?

– И потом, – добавила, она, – у Стивена уже есть девушка.

– Ай-ай-ай! Какое разочарование для тебя! Не так ли?

– Слушай, если бы мне нужен был парень, я бы нашла себе подходящего! – заявила Глэдис так, словно говорила о покупке какой-то вещи. – Тебя устроит это? Может, ты успокоишься, когда у меня появится любовник? Во всяком случае, перестанешь бояться, что я имею виды на тебя.

– Ах вот что, – сказал Ларсон и глянул на девушку с укоризной. – У меня, оказывается, есть причины для беспокойства?

– Никаких.

– Это обнадеживает. Значит, мне не надо запирать дверь своей спальни на ночь?

Глэдис изо всех сил старалась сдержаться и не наговорить лишнего. Она даже попробовала улыбнуться, но лицо исказила странная гримаса.

– Точно. Не надо, – ответила она.

– Надеюсь, ты тоже не опасаешься моего ночного визита в твою комнату?

Тут она заметила, что в его глазах появилось игривое, насмешливое выражение. Очень смешно! Надо же, развеселила усталого, замученного хозяина!

– Не опасаюсь.

– Почему?

– Потому, что мы выяснили отношения, – сказала Глэдис, натянуто улыбаясь. – Ни я, ни ты друг другу не интересны в этом плане.

Девушка встала, считая, что на этом щекотливая тема исчерпана и разговор окончен. Не было сил притворяться дальше, к тому же Глэдис волновалась, что рано или поздно Ларсон при его-то проницательности заметит неладное и будет продолжать травить ей душу до бесконечности: его это, похоже, развлекает.

– Уже уходишь? – искренне удивился Ларсон, встал с кресла и подошел к Глэдис. – Ты помогла мне снять усталость.

– Я заметила, – холодно сказала она. – Впредь, когда вы переутомитесь, сэр, примите перед сном две ложки моей детской болтовни и обязательно хорошо заснете ночью.

– Не говори глупостей, – одернул ее Ларсон.

Улыбка сошла с его лица, и он смотрел на Глэдис с непривычной серьезностью, от чего девушке стало совсем не по себе.

– Когда ты перестаешь жалеть себя, с тобой очень хорошо и легко. Это как глоток свежего воздуха.

Освежающая Глэдис! Что-то новенькое. Других ощущений она не вызывает – она не сексапильная Тельма, которая просто создана для таких мужчин, как Ларсон. Он только кажется холодным и неприступным, хотя любовник наверняка страстный. Но принадлежит Тельме, Глэдис его совсем не интересует. Наивная, молодая и неопытная. Глоток свежего воздуха! Не то, что тонкий ум и умопомрачительная внешность… Все больше она уверялась в том, что у Ларсона и Тельмы близкие отношения.

– Понимаешь, хорошо, что ты именно такая. Так ты была воспитана, – говорил ей Ларсон, стоя так близко, что у девушки кружилась голова. – Тебе надо благодарить отца за это.

Глэдис почувствовала ком в горле и опустила глаза. Мысль об отце вызвала приступ горечи и тоски.

– Я знаю, – пробормотала она. – По маме я почти не скучала. А он был для меня всем, не могу поверить, что его больше нет и никогда не будет. Я столько не успела сказать ему…

Как ни пыталась Глэдис сдержать слезы, они сами покатились по щекам. Наверное, не надо было говорить об отце, но ей необходимо было высказать то, что слишком долго хранила в душе.

– Понимаю, Глэдис, – тихо проговорил Ларсон. – Но он же не исчез без следа, он в твоей памяти навсегда.

Сквозь слезы девушка пробормотала:

– Прости…

– За что? – удивился он.

Глэдис поспешно вытерла слезы и всхлипнула.

– За то, что я такая плакса.

Он ничего не сказал на это, просто притянул ее к себе и нежно обнял. Глэдис уткнулась носом ему в грудь, даже не думая в этот момент о том, что это Ларсон Редгрейв. Ей действительно стало легче от поддержки, которой она была лишена долгое время. Она слышала, как бьется его сердце, и пыталась успокоится. Ларсон гладил девушку по голове и шептал:

– Тише… все… все, тише…

Вдруг Глэдис словно очнулась, осознала двусмысленность ситуации и почувствовала – или ей только показалось? – неладное. Она отстранилась и, не глядя на Ларсона, проговорила:

– Извини меня, – и попыталась усмехнуться.

Ларсон не выпустил ее из своих рук, только ослабил объятья. Теперь она явственно ощущала тепло его ладоней на спине. Боже, вдруг он почувствует, как бешено колотится ее сердце?

– Перестань, тебе надо было выплакаться. Ничего такого. – Он улыбнулся, и Глэдис попыталась сделать то же самое.

Его губы были так близко, что Глэдис могла думать лишь о том, чтобы он ее поцеловал. От этой мысли ее бросило в дрожь.

В этот момент Ларсон наклонился и осторожно коснулся губами ее лба. Вот это поцелуй! Так обычно целует ее местный викарий. Глэдис попыталась представить на месте высокого и статного Ларсона маленького полного священника, надеясь, что это поможет ей отвлечься от опасных мыслей, но в голове было только одно – ее обнимает Ларсон Редгрейв. Пусть даже ради того, чтобы просто утешить.

– Тебе лучше? – раздался словно издалека голос Ларсона.

– Да, спасибо. Гораздо лучше.

Глэдис едва могла говорить. Она попробовала высвободиться, но он не разжимал объятий. Думает, что она упадет без его поддержки? На самом деле у нее действительно слегка подкашивались ноги и голова кружилась. Наверное, это из-за того, что она поддалась минутной слабости и расплакалась. Любой человек после такого слабеет. Определенно, ее состояние чисто психологического свойства, и Ларсон тут вовсе ни при чем. Глэдис постаралась собраться.

– Ну и хорошо, – сказал он. – И запомни: горе лучше выплакать, чем держать внутри. Что бы ты обо мне ни думала, в чем бы ни обвиняла, какими бы необоснованными ни были твои претензии, я всегда относился и отношусь к тебе с пониманием и терпением. Так что не надо стесняться своих чувств.

Значит, он готов стать ее утешителем? И только? Глэдис с сожалением подумала, что ей хотелось бы гораздо большего. Она тяжело вздохнула и посмотрела на Ларсона. Глаза их встретились.

– Да, ты прав, – проговорила она.

Глэдис мысленно умоляла Ларсона оставить ее в покое. Это же невозможно – она чувствует его всем телом, никак не может унять дрожь…

– Значит, ты согласна со мной? Надо отметить этот день в календаре! – И он рассмеялся.

Глэдис опустила глаза, не в силах больше смотреть на него… А Ларсон вдруг опять поцеловал ее в лоб, а потом, приподняв лицо за подбородок, в губы – легонько, едва касаясь.

Так целовать можно только девушку, у которой подавленное настроение. К сожалению, для него она лишь бедное расстроенное дитя. Глэдис попыталась опять представить на месте Ларсона священника… Мог ли тот утешать кого-то подобным образом? Боже, как глупо!

И в этот момент Ларсон поцеловал ее по-настоящему.

Глэдис затрепетала в его руках, не веря происходящему. Ощущение, нет – вкус его губ поразил ее, она отвечала, потрясенная невероятным блаженством, охватившим ее. Она прильнула к нему всем телом, испытывая приступ страстного желания…

Ларсон провел ладонями по спине девушки. О, если бы он расстегнул рубашку, стал ласкать ее грудь… Глэдис закрыла глаза, мысли ее перепутались. Она понимала, что ничего подобного делать нельзя, это опасная игра, и в то же время хотела продолжения…

Но все решил Ларсон – он отпустил ее и резко отстранился, не сводя с девушки затуманившегося взора. Они смотрели друг на друга некоторое время, тяжело дыша.

– Я думаю, – произнес Ларсон хриплым голосом, – тебе пора идти спать.

Он отошел к окну и стоял молча, повернувшись к Глэдис спиной. Наверное ждал, когда она уйдет.

Она же была не в состоянии сдвинуться с места, произнести хотя бы слово. Глэдис никогда еще не чувствовала себя такой униженной и подавленной.

Она постояла немного, стараясь собраться с силами и выйти из комнаты, хотя ей хотелось бежать. Только не это! Наоборот, надо медленно, рассчитывая каждый шаг, дойти до спальни, открыть дверь, войти и поплотнее закрыть спасительную дверь. Наконец остаться наедине с собой, со своими мыслями.

Она не зажгла свет. Подошла к кровати и без сил опустилась на край. Уставилась в пустоту, пытаясь сообразить: что же произошло несколько минут назад?

Оставалось надеяться, что он сейчас винит себя в случившемся. Думает, что воспользовался слабостью бедной отчаявшейся девушки, и корит себя за это?

Но ведь нужно быть полным идиотом, чтобы не понять, что она вполне охотно ответила на его поцелуй, не заставив себя долго уламывать!

Она даже не пыталась воспротивиться. Наоборот – льнула к нему, прижималась всем телом, готовая растаять в его объятиях. Хоть разумом и понимала, что не стоит этого делать, но разве чувствам можно приказать, особенно, когда охватывает такое блаженство…

Остается признать – она не понравилась Ларсону. Глэдис даже застонала, вспомнив, как крепко обнимала его.

Господи, что же он подумал, когда она буквально повисла на нем? Какой ужас! А он, обнимая ее, наверное понял, что она полновата… Впрочем, за эти несколько дней Глэдис похудела без особых усилий. Конечно, до Тельмы ей далеко, да и глупо стремиться к этому. Фигура почти в норме, а вот одежда висит на ней, как на вешалке. Денег на новый гардероб нет, надо хотя бы ушить старые платья. Да вот беда – обращаться с иголкой и ниткой она не умеет. Следовало научиться этому в детстве, но ей тогда было все равно. Теперь придется наверстывать. В общем, не стоит отчаиваться: она сделает из себя такую девчонку – закачаешься!

На следующее утро Глэдис не торопилась вставать – пусть Ларсон уйдет на работу, Наконец, решив, что прошло достаточно времени, она вышла из комнаты.

Больше всего ей не хотелось увидеть на его губах ехидную улыбку, когда он вспомнит вчерашний вечер.

Глэдис осторожно вошла в кухню и увидела Ларсона, сидящего с газетой в руках перед чашкой утреннего кофе. У Глэдис сердце так и упало.

– Привет, – бросила она небрежно и принялась готовить тосты и чай.

Судя по одежде, Ларсон собирался идти на работу, пиджак, как всегда, висел на спинке стула. Глэдис обратила внимание, что костюм другой, вчера был синий в полоску, сегодня – темно-серый, идеально выглаженный. Еще бы, у него достаточно денег, чтобы иметь хоть сто костюмов, да и не сам же он гладит, чистит и чинит одежду. Она заняла себя этими мыслями нарочно, чтобы отвлечься.

– Я тебя ждал, – сказал Ларсон.

Глэдис чувствовала спиной его пристальный взгляд, и от этого ей снова стало не по себе.

– Да? – бросила она небрежно, не оборачиваясь.

Но все-таки пришлось подойти к столу, чтобы поставить завтрак.

– Прости. Я бы вышла раньше, если бы знала, – соврала она. – Решила поваляться немного в постели.

Еще одна ложь – она проснулась давным-давно.

– Я хочу извиниться за вчерашнее, – сказал Ларсон, на его лице при этом не отразилось ни тени смущения.

А что ему переживать: он важный, богатый человек, а она всего-навсего неотесанная деревенщина.

– О, какая ерунда! – ответила Глэдис спокойно, мысленно желая провалиться сквозь землю. – Не стоит беспокоиться. Думаю, мы оба были немного не в себе, – отличное оправдание любой неловкости. – Я так расстроилась, мне казалось я уже смирилась с мыслью о папиной смерти но – нет. Я была явно не в себе, да и ты устал. Было уже поздно, ну и… все это произошло случайно. – Тут она рассмеялась, словно ей не впервые подобные ситуации. – Да ничего, в сущности, не произошло! – добавила она сквозь смех.

Ларсон молча смотрел на нее, да так долго, Глэдис уже начала сомневаться – все ли она правильно сказала? Может, допустила оплошность?

– Ну и прекрасно, – сказал он наконец, и было видно, что он успокоился окончательно.

Наверное, его вполне устроило, что Глэдис взяла неприятные объяснения на себя. Ларсон поднялся из-за стола.

– Одно маленькое замечание, Глэдис. Мы так давно знаем друг друга, что можем считать происшедшее недоразумением. Только вот другой мужчина сразу поймет, что его водят за нос. Так обычно и случаются… недоразумения, понятно?

Он надел пиджак и принялся застегивать его. Глэдис смотрела на него, открыв рот от удивления, и покраснела. Потом пришла в себя и сказал запальчиво:

– Спасибо, я сама о себе позабочусь. Не тебе быть моим ангелом-хранителем, понятно?

Она многое могла добавить, но он повернулся и вышел, оставив ее с чувством вины за вчерашнее.