Текст книги "Подари мне лунный свет"

Автор книги: Хельга Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

2

Глэдис сидела рядом с Ларсоном в машине, изо всех сил стараясь не смотреть на него. Она не могла понять: то ли злиться, то ли обижаться, то ли, наоборот, радоваться, что он настоял на своем. Ларсон словно не замечал ее настроения, он завел светскую беседу, задавал какие-то вопросы, не касающиеся ее лично. Глэдис приходилось отвечать.

Она понимала, что ведет себя глупо, как ребенок. Злиться на Ларсона глупо, но как-никак задето ее самолюбие – предложение помощи прозвучало от человека, принадлежащего к той семье, которая так несправедливо обошлась с ее несчастным отцом. Но, с другой стороны, никто другой не смог бы ей дать сразу две необходимые в жизни вещи – жилье и работу.

Глэдис улыбнулась, вспомнив самый приятный момент в этой истории – визит к миссис Бентон. Та просто обалдела, услышав, что Глэдис освобождает квартиру. Так и осталась стоять с открытым ртом, не в состоянии произнести ни слова.

Глэдис украдкой взглянула на Ларсона, на его профиль на фоне темного окна машины, и вдруг заволновалась. Конечно, он сделал ей огромное одолжение, предложив поселиться в своей квартире, это королевский подарок, но она не могла избавиться от странного чувства, будто попала в сети, пока достаточно просторные, но тем не менее не дающие полной свободы.

Ларсон посмотрел ей в глаза, и Глэдис поспешно отвернулась.

– А Брайен сколько пробыл дома после похорон? – спросил он.

Глэдис отметила, что он не испытывает неловкости при упоминании о смерти отца. Большинство людей либо вообще избегали говорить на эту тему, либо изъяснялись намеками.

– Брайен спешил домой, – ответила она, разглядывая через окно улицы вечернего Лондона. – Джоан не смогла приехать, она была на восьмом месяце беременности и врачи запретили ей дальние поездки. Брайен, как ты понимаешь, спешил к ней.

Глэдис припомнила, с каким сожалением расставалась с братом. Для нее было бы огромным утешением, останься он рядом с ней подольше, хотя с момента его женитьбы они немного отдалились.

Когда Брайен собирался жениться, он прислал отцу приглашение и билет на самолет. Глэдис вспомнила, с каким волнением тот собирался лететь: им казалось, что до луны и то ближе, чем до далекой Австралии.

Да, женитьба Брайена повлияла на взаимоотношения брата и сестры. Они продолжали непринужденно общаться по телефону, часто писали друг другу, но теперь его внимание больше не было сосредоточено на младшей сестренке. У него появилась жена, которую Глэдис видела только на фотографиях, а теперь еще и ребенок. Есть о ком заботиться помимо сестры.

– Он звал меня с собой, – сообщила она Ларсону, украдкой рассматривая его.

– Почему же ты не поехала? – поинтересовался он, не поворачиваясь.

– Это так далеко! Просто на краю света. – Ей так казалось тогда, и она боялась оказаться оторванной от мира. – А кроме того, я боюсь огромных пауков.

Она сказала это нарочно, чтобы разговор о брате не принял слишком серьезный оборот.

– Да тебе просто не хотелось лететь в Австралию, – заметил Ларсон с усмешкой.

Как знакома ей эта его загадочная улыбка! Словно Ларсон догадывается о чем-то таком, что ей самой еще не известно. Раньше, в юности, ее завораживала его улыбка: когда он так весело, даже насмешливо, смотрел на нее, то казался таким близким!.. Глупая, она принимала желаемое за действительное.

– А почему ты решил уехать в Америку? – поинтересовалась она в свою очередь.

– Были на то причины, – ответил он неопределенно, но голос его дрогнул.

– Какие причины? – не отставала Глэдис.

Ларсон нахмурился и бросил на девушку недовольный взгляд.

– Я вижу, ты так и не научилась быть тактичной, – заметил он.

– Тебе, значит, можно задавать любые вопросы, касающиеся моей личной жизни, и это считается тактичным. А как только я хочу узнать что-нибудь, сразу становлюсь неприлично назойливой.

– Потому что ты еще ребенок. А детям вредно слишком много знать, – рассмеялся Ларсон.

– Перестань, – даже обиделась Глэдис. – Ты просто ставишь меня на место, намекая на то, что я у тебя в неоплатном долгу и должна покорно слушать тебя и кивать головой.

– Тьфу, какая ерунда! Придет же такое в голову, – отмахнулся Ларсон. – Но если тебе действительно интересно, я отвечу. Я уехал в Америку, чтобы заработать деньги.

– Мне казалось, что отец оставил тебе достаточно денег. Разве нет?

Этим вопросом Глэдис явно переступила черту дозволенного, вряд ли стоило касаться столь деликатной темы. Ларсон прав, она временами бывает бестактна, но, с другой стороны, почему она должна чувствовать себя приниженной только из-за того, что ее отец работал на семью Редгрейвов?

Кроме того, Глэдис, понимая несправедливость такого суждения, или, скорее, обобщения, мысленно связывала воедино Ларсона и его мачеху, и от этого начинала злиться именно на него.

– Отец оставил мне поместье и большую долю состояния, а руководство компанией перешло к Линде.

Удивительно, что она не попросила тебя остаться, – сказала Глэдис. Она помнила, что Ларсон вел все дела в компании в течение четырех лет, пока не умер мистер Редгрейв.

– Ну, Линда просила меня об этом. Ей много что было нужно… – заметил Ларсон сухо, и Глэдис стало ясно по его тону, что он не собирается распространяться на столь щекотливую тему. – Ведь мы не всегда получаем от жизни то, чего хотим, правда? Я предпочел создать свою компанию в Америке.

– Что ты и сделал.

Он взглянул на нее и ответил коротко:

– Да, мне это удалось.

Они ехали по самому престижному району Лондона. Можно было подумать, что это пригород – кругом деревья, дома спрятаны от любопытных глаз в глубине парков или за высокими заборами. Везде ухоженные газоны, подстриженные кусты и экзотические растения.

Машина свернула на длинную извилистую аллею, и через несколько минут они подъехали к большому роскошному зданию – старому особняку викторианской эпохи, переделанному в многоквартирный дом. Глэдис удивленно вытаращила глаза: Ларсон живет здесь! Понятно, почему на него не произвела впечатления сумма, названная миссис Бентон.

В холле стояла шикарная мебель и причудливые растения в кадках, он был больше похож на гостиную в особняке. За стойкой сидел дежурный портье или охранник.

– А сюда разрешается приводить на ночь гостей? – прошептала Глэдис, когда они подошли к лифтам.

Ларсон взглянул на нее удивленно и улыбнулся.

– Весь этот дом принадлежит мне, – сообщил он. – Купил его за две недели до отъезда из Англии. Надо было выгодно пристроить часть денег.

– Так ты знал, что вернешься?

– Конечно, – подтвердил Ларсон, и взгляд его стал колючим. – Я был уверен, что вернусь. Оставалось решить когда.

Глэдис почувствовала в его словах некий скрытый смысл, недоступный ее пониманию. Она, конечно, не собиралась ни о чем больше выспрашивать, что касалось только самого Ларсона. Он нее равно ничего не скажет, пока не решит, что это необходимо. Это не скрытность, это черта сильного мужского характера, достойная лишь уважения.

Глэдис вышла вслед за Ларсоном из лифта, и они оказались в просторном холле, застеленном мягким белым ковром. Апартаменты Ларсона занимали весь этаж.

Четыре спальни, две ванные комнаты, кабинет, две гостиные, кухня, к тому же все комнаты великолепно обставлены. Да, подумала Глэдис, неплохая квартира ждала Ларсона, пока он решал, когда настанет пора вернуться.

Он поставил на пол чемоданы, и Глэдис оглядела гостиную: светлая мягкая мебель, стильные светильники, картины на стенах… Все подобрано с большим вкусом, нет излишней роскоши, но выглядит богато.

– Неудивительно, что ты назвал мою квартиру дырой! – заметила она.

– А это и была настоящая дыра, – ответил он.

Ларсон снял пиджак и закатал рукава рубашки, обнажив свои сильные руки до локтя, отчего Глэдис охватил волнующий трепет. Ей пришлось сделать над собой усилие, прежде чем непринужденно заметить:

– Мне, конечно, весьма любопытно увидеть, как живут состоятельные люди.

– Так, Глэдис, давай сразу определимся, – заявил Ларсон, не двинувшись с места и глядя ей в глаза. – Ты будешь здесь жить, и твои комнаты будут совершенно отдельно от моих. И, если учесть, что меня большей частью не бывает дома, мы будем видеться нечасто. Но учти, при встрече я больше не желаю подвергаться нападкам с твоей стороны по какому бы то ни было поводу. Понятно?

– Нечего обращаться со мной как с ребенком! – парировала Глэдис и обиженно поджала губы.

– Тогда перестань вести себя по-детски!

Ларсон подошел к двери, взял ее чемоданы и сказал:

– Пойдем, я покажу твои комнаты.

Все оказалось так, как он сказал: ее спальня, примыкающая к ней ванная и маленькая уютная гостиная находились в другой части квартиры.

Глэдис озиралась по сторонам, стараясь скрыть восхищение. Ей все очень нравилось. Она даже не удержалась и пощупала атласное покрывало на кровати. Комнаты словно сошли с картинки журнала по интерьерам.

– Сколько надо платить? – спросила она.

– Не говори глупостей.

– Но я должна же платить за жилье! – настаивала Глэдис. – Я не могу жить здесь бесплатно.

– Мне не нужны твои деньги, – отрезал Ларсон. – Я тебя знаю чуть ли не с пеленок. Неужели ты думаешь, я буду брать деньги за то, что предоставил тебе часть этой квартиры?

– Я не хочу милостей от вашей семьи! – объявила она упрямо, смело глядя ему в глаза.

И подумала: то, что случилось с папой, послужило мне хорошим уроком. Одной рукой дают, другой – забирают.

– Гордость не всегда хороший советчик, Глэдис, – сказал Ларсон, он не сердился, просто хотел объяснить свои принципы.

– Без гордости мы – ничто!

– Это в какой же книге ты вычитала такой девиз?

Глэдис покраснела, потому что действительно когда-то прочла это, ей понравилась фраза, и она решила взять ее на вооружение.

– Я буду платить тебе такую же сумму, как и миссис Бентон, – объявила Глэдис. – Понятно, что это не составит даже десятой доли реальной стоимости, но я не располагаю большими деньгами. Ты ведь хочешь загладить свою вину передо мной и папой этой услугой? Так ведь?

– О Господи! Что ты такое говоришь? Ладно, покупай раз в месяц что-нибудь для дома. Пусть что успокоит твою болезненную гордость.

Глэдис подумала немного и кивнула.

– Хорошо. Пусть так.

Ларсон направился к двери.

– Хочешь перекусить? – спросил он. – Или у тебя кусок застрянет в горле?

Он что, смеется над ней? По лицу не скажешь – вид вполне серьезный. Не стоит, однако, цепляться ксловам…

– Мне приготовить что-нибудь? – поинтересовалась она.

Он удивленно поднял брови.

– Ты умеешь готовить? Помню, когда тебе било лет тринадцать, ты нам с Брайеном что-то состряпала. Мы честно пытались съесть это «изысканное» блюдо, но так и не смогли.

– Очень смешно.

Никогда не упустит возможности поиздеваться над ней! Вот несносный характер. Да он вообще не считает ее взрослым человеком. Думает, перед ним все та же глупая девчонка, за которой нужен глаз да глаз.

– А что ты приготовила тогда, я что-то не помню? – насмешливо спросил Ларсон по дороге на кухню.

– Жареного цыпленка. И он слегка пригорел.

На самом деле этот цыпленок сгорел почти дотла, потому что она поставила его на слишком сильный огонь. Единственным съедобным блюдом был овощной гарнир. Глэдис как сейчас помнила эту сцену на кухне – она стоит у плиты, нескладная, неуклюжая девочка-подросток с заколотыми на макушке непослушными волосами, которые все равно торчат в разные стороны, а мысли ее только о сидящем сзади красавчике Ларсоне.

Теперь она наблюдала, как он занимается приготовлением ужина на своей роскошной кухне. У него все ладится, все нужное под рукой. Как зачарованная, Глэдис следила за каждым его движением – как ловко Ларсон орудует с кастрюлями, в одно мгновение открывает какие-то банки.

– Твой отец был великолепным поваром, – заметил вдруг Ларсон. – Он обычно опробовал на нас с Брайеном свои кулинарные изыски, ты еще была маленькая и не участвовала в пиршествах. Блюда, приготовленные им, были нередко весьма неожиданными по рецептуре, но оказывались потрясающе вкусными.

Глэдис помолчала, ей нелегко было вспоминать.

– Да, он очень хорошо готовил, – проговорила она и почувствовала ком в горле, в глазах защипало…

Она достала из сумочки шоколадку – нельзя позволить себе расплакаться. Глэдис не привыкла делиться воспоминаниями об отце. Со дня его кончины она все эти мысли загнала вглубь сознания, боялась думать о прошлом, ей причиняли боль воспоминания о былых счастливых днях, она не могла говорить об этом вслух…

Задумавшись, Глэдис дожевала шоколадку и облизала запачканные пальцы. Потом подняла глаза и увидела, что Ларсон наблюдает за ней. Она попробовала оправдаться:

– Я скоро сяду на диету.

Он ничего не сказал, и от этого ей стало еще больше стыдно за проявленную слабость, а заодно она разозлилась на него. Ларсон снова занялся сдой, а ее попросил накрыть на стол, кивком головы указав на буфет с посудой.

Глэдис нехотя встала и принялась доставать посуду. Она все равно чувствовала себя достаточно неловко.

– Я знаю, что поправилась, – сказала она, – Я просто привыкла в последнее время постоянно что-то жевать…

– Не нужно оправдываться, Глэдис, – ответил Ларсон, расставляя тарелки.

Он приготовил на ужин спагетти с ароматным острым томатным соусом. Достал бутылку вина и разлил по бокалам.

– Я вовсе не оправдываюсь, – заметила Глэдис. – Я просто хотела объяснить, что… – Но она запнулась, передумала и заявила: – А мне нравится, как я выгляжу!

Почему она в его присутствии чувствует себя такой слабой и глупой девчонкой? Ну, она немного растерялась после потрясений, которые испытал не так давно. Так пусть бы он оставил ее в покое, она в состоянии самостоятельно справиться со своими проблемами. Наверняка все вскоре встало б на свои места, она сумела бы преодолеть отчаяние и боль. Зачем он жалеет ее? От этого еще хуже, не нужна его жалость. Как бы хотелось, чтобы он отстал наконец от нее со своими разговорами, взглядами, заботой. Но нет, сидит напротив и смотрит…

– Ты, кстати, тоже изменился, – заметила она.

Ларсон хитро улыбнулся и спросил, откинувшись на спинку стула:

– Правда? Ну-ка, скажи, каким я стал?

Глэдис пристально посмотрела на него и проняла, что не стоило затрагивать эту тему, ведь спокойно и беспристрастно судить она не в состоянии. Внешность Ларсона слишком волнует воображение.

И тем не менее она постаралась взглянуть на него другими глазами. Да, он стал еще привлекательнее и мужественнее. Но черты его лица приобрели жесткость, он казался еще более невозмутимым, чем в юности. В то же время заметно, что это человек, который умеет держать себя в руках, знает, как нужно себя вести.

– Ты стал старше, это видно, – сказала Глэдис.

– Это вполне естественно. Что еще?

– Ну… Конечно, ты по-прежнему… привлекательный мужчина… – добавила она не без усилия и тут же принялась за спагетти, сделав вид, что ее больше интересует пища. Он громко расхохотался.

– Господи, как ты смутилась, сказав это! – и поглядел на нее, хитро прищурившись, – Можно подумать, ты совсем не общалась с представителями мужского пола!

Чувствуя на себе пристальный взгляд, Глэдис покраснела. Он недалек от истины – ей трудно припомнить что-нибудь серьезное из скудного опыта с мужчинами. В двадцать один год она еще девственница. С парнями она, конечно, встречалась, ходила на вечеринки. Правда, отец всегда относился очень недоверчиво к мальчикам, особенно к тем, кто провожал ее домой или заходил за ней. Он считал Глэдис еще маленькой для увлечений.

На самом деле единственным, кем она всерьез интересовалась, всегда был Ларсон Редгрейв. Все остальные – просто друзья, с которыми можно болтать, смеяться, танцевать, но не больше. Лет в девятнадцать она стала встречаться с одним мужчиной с работы. Это был уже почти роман, но Глэдис не испытывала к этому человеку никакого серьезного влечения; тот настаивал на интимных отношениях, но она не уступила. Поэтому все очень скоро закончилось, а позже ей уже вообще было не до любви.

Но надо что-то ответить Ларсону.

–  Я, ктвоему сведению, общалась со многими парнями, – сказала она.

– Насколько близко?

– А это не твое дело!

– Просто спросил, подумаешь! – Он пожал плечами и рассмеялся, ее ответ никоим образом не задел его.

– Я же не спрашиваю тебя обо всех твоих женщинах, – проворчала она, недовольная поворотом разговора.

– Да спрашивай, пожалуйста. Ничего не имею против, – заявил он.

Глэдис бросила на него осторожный взгляд, и ее поразило, как участливо он смотрит на нее. Правда, она знает эту манеру Ларсона – делать вид, что все его внимание сосредоточено на ней, она не раз попадалась на эту удочку. Ей тогда начинало казаться, что он, наконец, заметил ее.

– Мне не интересна твоя личная жизнь, – заявила Глэдис с безразличным видом и приняла доедать спагетти.

Соус оказался просто произведением кулинарного искусства. Такого она никогда не ела, а о том, чтобы самой приготовить нечто подобное, и речи быть не могло. У нее ничего не получалось даже по рецептам. Поэтому она предпочитала обедать в кафе, а домой приносила готовые блюда.

Глэдис встала и начала убирать со стола посуду, считая, что пикантная тема разговора иссякла Правда, ей было интересно, кто же у Ларсон следит за порядком в доме.

Словно угадав ее мысли, он сообщил, что сюда через день приходит женщина, которая убирает, стирает и гладит.

– Хорошо ты устроился, – заметила Глэдис.

Он налил кофе в чашки, поставил их на поднос и пригласил ее в гостиную. Они сели за маленьким столиком – Глэдис на диване, Ларсон в кресле напротив.

– Давай определимся, Глэдис, – сказал он. – Тебе неприятен я лично или ты относишься с предубеждением к моей семье?

– Ты ждешь честного ответа на этот вопрос? Дело в том, что я оказалась в трудном положении, ведь мне предоставлено бесплатное жилье, – ответила она. – Теперь я перед тобой в долгу…

– Приятно отметить, что ты так и не научилась лгать. – Он пристально смотрел на нее. – Ты напустила на себя вид возмущенной девочки и пытаешься казаться холодной и колючей. Но это может обмануть кого угодно, только не меня. Я понимаю, что тебе просто нелегко пришлось в последнее время. Я прав?

– Ты всегда прав.

– Думаю, основная причина того, что с тобой происходит, кроется в твоем замкнутом существовании все эти месяцы. Ты ни с кем не говорила о смерти отца, скрывала свои переживания, боялась собственных чувств и достигала иллюзорного спокойствия путем невероятных усилий. И что в результате? Сейчас ты в таком же состоянии, как была в день его смерти, – нервная, издерганная, потерянная, все время готова разреветься.

– Ничего подобного! – попыталась возмутиться Глэдис.

Ларсон только сокрушенно покачал толовой.

– Ты почему-то считаешь, что я бросил твоего отца на произвол судьбы, уехав из Англии, – продолжал Ларсон. – На самом деле это не так. Я писал ему время от времени, а примерно год назад послал ему чек, думая, что деньги будут для него нелишними. Мой отец завещал ему некую сумму, которую он положил на счет, я решил, что и с этими деньгами он поступит так же. Но он вернул мне чек, поблагодарив и написав в письме, что у него все в порядке и он ни в чем не нуждается.

Глэдис застыла от удивления – она ничего не знала об этом.

– Гордость… – проговорила она наконец.

– Вполне вероятно, – согласился Ларсон. – Но я ничего не знал о том, как обращается с ним моя мачеха.

Глэдис чувствовала, что он говорит правду.

– А если бы ты узнал об этом, что, кинулся бы его защищать? – с запальчивостью спросила она.

Ларсон замялся лишь на секунду, и этой паузы было достаточно для Глэдис, чтобы понять – он не откроет ей все до конца, и на то у него свои причины. Неужели он считает, что деньги – это все, что нужно было бедному старику? Глэдис по чувствовала, что ее начинает бить дрожь, но не знала, то ли это приступ гнева, то ли расшалившиеся нервы. Ларсон взглянул на нее и наконец ответил:

– Я бы решил эту проблему.

– Находясь за тысячи миль от дома? Сомневаюсь.

Ну и что бы он мог сделать? Написать еще одно письмо? Два письма? Это ничего бы не изменяло… Нет, он живет в другом мире, в котором нет места заботам о личном шофере, слуге. Глэдис чуть не расплакалась от обиды, поняв это. Но он была слишком сердита на Ларсона, чтобы позволить себе эту маленькую слабость.

– Что это тебе вздумалось приехать? – спросила она. – Если все так удачно складывалось в Америке, зачем было возвращаться?

– Я решил: сейчас или никогда, – коротко и значительно ответил он. – А ты забыла мой вопрос? Я повторю: тебе неприятен я лично или как представитель семьи Редгрейвов?

– Тебе это так важно знать?

– Разумеется.

Глэдис не хотелось говорить об этом, но деваться некуда – надо.

– Я бы не сказала, что ты неприятен мне, – начала она, стараясь подобрать правильные слова. – Хотя мне далеко не все в тебе нравится.

– Что именно?

– Ну ты не тот тип человека, который я нахожу приятным.

– Так какой я? – настаивал Ларсон. – У тебя, очевидно, большой опыт, поэтому, сравнив своих бывших знакомых со мной, легко определиться.

Он смеется над ней, это ясно, но Глэдис решила не реагировать. Хочет услышать о себе нелицеприятные вещи, пусть слушает.

– Ты слишком красив и знаешь это. Жестокий, надменный, неспособный на настоящие, искренние чувства по отношению к людям.

– А ведь ты понятия не имеешь, какие я испытываю чувства, – усмехнулся Ларсон и стал медленно потягивать кофе, не сводя глаз с Глэдис.

Она не стала продолжать болезненную для нее тему. Сколько сил ей понадобилось, чтобы перестать мечтать о нем! Долгое время она вынашивала в себе стойкую неприязнь к Ларсону. И причина столь резкого отчуждения – неожиданно услышанный давний разговор, несколько обидных, унизительных слов. Как-то раз Глэдис отправилась в хозяйский дом с каким-то поручением, еще не успела повернуть за угол, как нечаянно услышала:

– Ты должен быть поосторожней с дочерью шофера, Ларсон! – Это был голос Линды. – Эта девчонка не на шутку увлечена тобой.

Прижавшись к стене, Глэдис была не в силах уйти,стояла, как громом пораженная, и слушала.

– Пусть тебя это не волнует, – отозвался Ларсон.

Он сказал это довольно безразличным тоном, Глэдис, даже не видя его в тот момент, догадывалась: он занят своими мыслями, и ему вовсе не до того, что говорит мачеха. Но та не унималась.

– Но, дорогой мой, – воскликнула она, – ты же очень красивый юноша. – Тут ее голос стал вкрадчивым. – Неудивительно, что девочка находит тебя неотразимым. Да она все время старается попасться тебе на глаза. Неужели ты не замечаешь, что она всегда приходит, когда ты дома?

Ларсон ничего не ответил, и тут Линда сказала го, что прозвучало как приговор:

– Ты должен помнить, что она всего лишь дочка шофера. Ей нельзя позволить питать какие бы то ни было иллюзии на твой счет.

Глэдис замерла, прижав руки к пылающим щекам. На веранде хлопнула дверь, но это уже было неважно. Она совершенно забыла, зачем пришла, развернулась и побежала прочь. Какая боль, обида, какое унижение! Те слова ранили ее в самое сердце, и забыть такое невозможно.

Вспоминая эту сцену, Глэдис молча допила кофе. Потом почувствовала на себе взгляд Ларсона. Пожалуй, надо высказать ему все до конца.

– Ты в ответе за то, как обращались с моим отцом, – сказала она с горечью в голосе. – Тебя могло и не быть рядом, но ты обязан был позаботиться о людях, которые много лет верой и правдой служили вашей семье. А ты исчез, предоставив этой женщине право распорядиться их судьбой по своему разумению. Знаешь, что многие из старых слуг были уволены всего через несколько дней после смерти твоего отца?!

Глэдис сделала паузу, ее вопрос был чисто риторическим, поэтому она поразилась, услышав в ответ:

– Да, знаю.

– Тебе сообщили?

– Да. И я позаботился, чтобы им выплатили приличную компенсацию.

– А откуда же ты узнал об этом, черт побери?

Она действительно не понимала, каким образом человек, находящийся за тысячи миль от дома, может быть в курсе таких частностей, как увольнение слуг. Тем более, что он, как ей стало ясно, не поддерживал отношения с мачехой.

– У меня свои каналы информации.

– Ты имеешь в виду шпионов?

– Скажешь тоже! – Он даже улыбнулся. – Просто кое-кто был в курсе всех дел и ставил меня в известность. Я сразу узнал о том, что Линда начала увольнять людей.

– Почему ты не приехал, чтобы навести должный порядок?

– Это невозможно было сделать.

Она поняла так, что он даже не пытался что-либо предпринять. Но с другой стороны, он же позаботился о денежной компенсации. Почему?

– Значит, ты знал и о том, как Линда обращалась с моим отцом? – возмущенно спросила Глэдис.

Ларсон покачал головой.

– Я знал только, что он единственный, кто остался в доме. Все остальное было сугубо личным делом – вашим и ее. Но, предчувствуя неприятности, я предложил ему деньги, которые он решительно отверг. Конечно, надо было все проверить… Я положился на его слово. А мне стали известны кое-какие факты…

– Какие?

– Ничего такого, что могло быть тебе интересно, – ответил он достаточно твердо, давая понять, что разговор на эту тему закрыт.

Опять Ларсон не договаривает. Озадачил ее какими-то обрывками информации, а объяснить что к чему не желает. Может быть, считает ниже собственного достоинства раскрывать карты перед девчонкой, которая не принадлежит к его кругу? Хотя, уж кого-кого, а Ларсона снобом не назовешь. Значит, у него свои соображения, что говорить и когда.

– Что ты сделала с вещами отца? – спросил он вдруг.

Глэдис усмехнулась.

– Да их было немного. Кое-что, в основном большие вещи, я оставила у друзей в деревне. Мелочи забрала с собой в Лондон.

Она уставилась в пустую чашку. Мелочи… Это медальон с портретом матери, пачка детских писем, которые Глэдис писала Санта-Клаусу, какие-то ее школьные тетради, табели с оценками, шкатулка с фотографиями, часы, подаренные отцу мистером Редгрейвом на пятидесятилетний юбилей… Вот, пожалуй, и все ценное, что папа бережно хранил. Она аккуратно упаковала это в коробку и привезла с собой, а потом боялась открыть…

Глэдис смахнула слезу со щеки, надеясь, что Ларсон не заметил этот торопливый жест. Не хватало, чтобы он полез к ней с утешениями, да еще совал носовой платок, чтобы утереть слезы!

– Ну что, давай обсудим твою предстоящую работу.

Слава Богу, он ничего не заметил!

– Тебе вовсе не надо заниматься моим трудоустройством, – запротестовала Глэдис, которой действительно было неловко от его неожиданных благодеяний.

– Я все понимаю, – сказал Ларсон. – Понимаю, насколько тебе трудно принять помощь от члена семьи Редгрейвов. Но придется, потому что это не жест, не милость, как ты, очевидно, считаешь. Мне действительно нужны работники, на которых можно положиться. У меня здесь, в Англии, несколько компаний, который я приобрел два года назад на унаследованные деньги. Тогда они были в плачевном состоянии, теперь дела пошли в гору.

Так он покупал фирмы в Англии уже после отъезда? Глэдис ничего не могла понять.

– Значит, ты приезжал за это время в Англию? – догадалась она, оторопев.

– Да.

– И даже не заехал домой повидать мачеху?

– Нет.

– Почему?

– Не задавай так много вопросов, – лениво отмахнулся он, улыбаясь.

– Хорошо, сэр. Простите, сэр, – съязвила она.

– Так-то лучше. А теперь слушай. В одной из контор есть вакансия бухгалтера. Чему ты успела научиться за время учебы и стажировки?

Глэдис устроилась поудобнее на диване, поджав под себя ноги.

– Я немного не дотянула до диплома, – призналась она наконец, ожидая новых упреков со стороны Ларсона.

Он ничего не сказал, и Глэдис начала подробно объяснять, что освоила в бухгалтерском деле – налоговую систему, юридические основы, аудиторский контроль и прочее. В то время как она говорила, Ларсон внимательно слушал, и вид у него был весьма серьезный. Глэдис закончила свой «отчет» и нервно рассмеялась:

– Но учти, я могла забыть все это!

– Едва ли. Судя по тому, что ты рассказала, твоей квалификации более чем достаточно для этой должности. А если ты на своей последней работе преуспела в этой области…

– Больше некуда! В основном, печатала на машинке и возилась с бумажками! – заметила Глэдис и беззаботно рассмеялась.

Господи, да она смеется первый раз за все это время! Она даже не поверила, что у нее так легко получилось. Казалось, разучилась смеяться вообще.

Ивдруг…

Ларсон сказал, сколько она будет получать, и Глэдис уставилась на него с удивлением.

– Это очень много! – проговорила она.

– Такая откровенность вредна в вопросах карьеры, – заметил Ларсон. – Ты не продвинешься но службе, если не научишься сдерживать ненужные эмоции. Я хорошо плачу работникам, потому что жду от них усердия и преданности делу. В конце концов, на них держится вся компания, и если они не оправдывают доверия, я их увольняю. Но при большой текучке кадров трудно преуспеть в деле.

– Главное – это успех и процветание, так?

– Точно.

Глэдис внимательно посмотрела на Ларсона. Если это его девиз, то он явно достиг своей цели. По всему видно, что дела идут отлично. Он всем своим видом, характером, манерами олицетворяет именно то, что проповедует. Успех.

– Ты сам руководишь этой конторой? – поинтересовалась Глэдис.

На самом деле ее эта идея не очень вдохновляла. Можно смириться с совместным проживанием, к счастью, изредка встречаясь в огромной квартире, но видеться с ним почти ежедневно на работе было бы слишком.

– Нет, – ответил Ларсон и, откинувшись на спинку кресла, знакомым жестом взъерошил волосы. – У меня совсем другие дела. Эту фирму возглавляют директора, которые отчитываются передо мной время от времени.

– А кто будет моим начальником?

Этот вопрос, конечно, интересовал Глэдис. Она надеялась, что тот не будет похож на мистера Уилсона. Правда, трудно представить, чтобы у Ларсона работал такой дурак.

– Одна женщина, американка. Ее зовут Тельма Фокс. Она умна, энергична, очень хороший специалист.

Женщина? Американка? Стоило тащить издалека такую ценность, когда в Лондоне полно умных и энергичных женщин!

Кого он пытается обмануть? Конечно, Глэдис наивна, но не до такой степени, чтобы не сообразить, что умная и энергичная Тельма Фокс – не только работник. Что он из меня дуру делает? – подумала Глэдис. Сказал бы прямо: моя любовница.