Текст книги "Невеста в саване"

Автор книги: Хелен Рейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Глава 6

– Но, Найрн, дорогая – Фанни Инглиш недоуменно уставилась на свою молодую золовку, приглаживая хорошенькой ручкой с тонкими пальцами и красивыми ухоженными ногтями прическу. В этом не было надобности. Выглядела та превосходно. Невозможно представить миссис Инглиш иной, кроме как изящной, будь это дома или в свете, днем или ночью. Даже в центре циклона эта женщина будет озабочена, как сидит шляпка или складкой на чулке.

– Тебя не было здесь, – повторила она несчастно. – Я имею в виду, где была я. Я искала и звала тебя, но тебя не было.

«Здесь» означало дамскую комнату и примыкающий туалет, куда, как сказала Найрн Инглиш, она вышла незадолго до десяти и где пробыла приблизительно с четверть часа. Фанни Инглиш, взяв шаль, зашла туда в одну – две минуты одиннадцатого и потом присоединилась к мужу у лифта в приемной.

Комната была маленькой. Поместились там туалетный столик, кушетка, два стула; да ещё четыре двери. Дверь напротив ведущей в коридор открывалась в выставочный зал, галерею, которую нужно было пересечь, чтобы совершить убийство и вернуться, чтобы спрятаться в толпе – или исчезнуть.

Найрн Инглиш сидела на ручке кресла, слегка упершись ногами в пол и сунув руки в карманы. Пока её невестка говорила, под покровом одежды они сжались в маленькие твердые кулачки. Очень осторожно своим чуть осипшим, богатом оттенками голосом она возразила:

– Нет, я была здесь, Фанни. Не будь дурой. Я была здесь.

И указала на две кабинки напротив ряда раковин за открытой дверью туалета.

Полная шея Фанни Инглиш и нежное удивленное лицо залились густой малиновой краской. У неё был традиционный склад ума, и её смущало и расстраивало столь грубое упоминание в присутствии инспектора об одной из жизненных потребностей. Но она держалась своего с присущим ей дружелюбием и вежливостью.

– Найрн, дорогая, тебя не было. Это я и пыталась сказать. Тебя не было здесь. Нигде. Я открыла обе двери и посмотрела.

Она почти плакала. Ее взгляд умолял молодую золовку простить её и объяснить глупую ошибку, вокруг которой поднялась такая суета.

Маленькие яркие губки Найрн Инглиш сложились в не очень-то победную улыбку. Больше было похоже, что она хотела бы искусать свою родственницу. Тон остался холодным.

– Прости, Фанни, но ты ошибаешься. Я вошла сюда, когда Барби ещё была на сцене, и провела здесь добрых пятнадцать минут. Мне нужно было смыть косметику, и у меня болела голова. Если ты настаиваешь, что меня здесь не было, разве ты не видишь, что делаешь? Ты разбиваешь собственное алиби. Потому что, если ставить вопрос, кто был здесь и кто не был, – я была. Подумай ещё раз, Фанни, дорогая. Столько всего произошло, что ты могла перепутать или забыть.

Это была самая наглая и откровенная попытка фальсифицировать показания, с которой шотландцу приходилось когда – нибудь сталкиваться. Похоже, Фанни Инглиш этого не поняла.

– Алиби? – прошептала она, и её фарфоровые голубые глаза без видимых следов теней расширились от ужаса. – Алиби! Но ты же не думаешь… Ну конечно, ты не думаешь, что я могу быть как-то связана с… С тем, что Барби упала с балкона! О, какой ужас!

Хлынули слезы. Она открыла бархатную вечернюю сумочку, вынула изящный белый платочек, расправила его, вытерла глаза и вскинула мокрые ресницы на шотландца.

– Барби была мне подругой, – сказала она. – Думаю, несмотря ни на что, я была её самым близким другом. Она была вздорной девчонкой, временами невыносимой, но я её понимала. Она приходила ко мне с проблемами, рассказывала вещи, которые никогда никому не говорила. Уверена, никто не поверит, что я замешана в её смерти.

Чуткое ухо Макки уловило в её тоне тихую угрозу. Адресованную не ему, а Найрн Инглиш. Зуб за зуб.

– Барби рассказывала мне то, что больше никому никогда… Она приходила ко мне со всеми проблемами…, – продолжала в запале Фанни Инглиш. – Вы заступитесь за меня, и я все расскажу присяжным.

Макки повел себя осторожнее. Миссис Инглиш была особой с характером осмотрительным, методичным и осторожным. Такая женщина ничего не делает в спешке. Если он хочет чего-то он неё добиться, то не здесь и не сейчас, ей надо время все обдумать.

Она не спускала с него тревожного взгляда. Макки чистосердечно сказал:

– Дело не в том, что я думаю, миссис Инглиш, дело в фактах. Мы должны строго придерживаться фактов, иначе ничего не добьемся. Чтобы совершить убийство, для начала нужен был удобный случай. Чтобы пройти на балкон, откуда упала мисс Бэрон, нужно пройти через выставочный зал. Туда можно попасть из студии, из приемной и из этой комнаты. Мисс Бэрон была убита между десятью и десятью ноль пять…

Проклятый патрульный Грим. Если бы он только посмотрел на часы, когда тело рухнуло на мостовую! Во всяком случае, он вполне мог ошибиться на пару минут.

– Вы говорите, что в это время были здесь; мисс Инглиш тоже утверждает, что была. Вы не встретились. Если предположить, что, как вы говорите, вы делали, мисс Инглиш, – взгляд его прошелся по кабинкам туалета и по обеим женщинам, – это невозможно.

Он подождал. Найрн Инглиш упрямо молчала. Она сказала все, что собиралась. Фанни Инглиш беспомощно повторила:

– Я вошла сюда, и обе кабинки туалета были пусты.

Если неотразимая сила сталкивается с инертным телом – это тупик. Одна из этих женщин лгала. Вот разве что… – Макки посмотрел на четвертую дверь, напротив туалета, пересек комнату и открыл ее; это была фотолаборатория.

Он включил свет.

Обычное оборудование: раковина, увеличитель, рабочие столы, полки, камера для копий, разные принадлежности, бумага и химикаты. Второго выхода не было. Под одним из столов валялся маленький светлый клочок.

Макки остановился и поднял его. Это был голубой льняной платочек, смятый в мокрый комочек. Он его расправил. Инициалы «Н.И.» в уголке. «Н.И.» – Найрн Инглиш; девушка была в комнате совсем недавно; платочек ещё не высох. Он был похож на тот, с которым она направлялась к двери на балкон. Она явно им пользовалась.

Все было ясно. На её лице были следы слез, когда они впервые столкнулись в выставочном зале меньше часа назад, слез, пролитых до их прихода. Экспертиза платка не требовалась, Найрн Инглиш рыдала в него, неистово и безумно, чуть раньше этим вечером.

Что произошло с ней за те пятнадцать минут, которые её не было в студии после окончания шоу, пятнадцать минут, включающие пресловутые пять, в которые убили Барбару Бэрон? Макки уже догадался о её антипатии к покойной кузине. Только сильные эмоции могли вызвать такой бурный поток слез, ненависть, или страх, или ярость, или все сразу.

Он неторопливо вернулся в дамскую комнату.

Девушка сидела в той же позе, обняв руками скрещенные колени и склонив золотистую головку.

– Почему и когда вы входили в темную комнату, мисс Инглиш?

Молчание. Она продолжала смотреть в зеркало на туалетном столике в углу, будто его не слышала – или пыталась придумать подходящий ответ.

Зеркало! Он пристально взглянул на него. Может быть. Это было тройное зеркало с двумя чуть отведенными створками. Туалетный столик стоял так, что сидевший за ним видел часть выставочного зала, если дверь была отворена.

– Дверь была открыта или закрыта, когда вы вошли в эту комнату около десяти часов, мисс Инглиш?

Он задал вопрос так неожиданно, что это вывело её из равновесия. Ее мысли были явно заняты темной комнатой и правдоподобным оправданием. Она повернулась и взглянула на него. В серых глазах застыл ужас.

– Я… не знаю, – беззвучно выдохнула она.

Макки подошел к закрытой двери и на фут приоткрыл её. Там снимали отпечатки, работая со светом, камерами и порошком; он подошел к туалетному столику, сел на пуфик напротив него и посмотрел в зеркало. В правой створке отразилась часть выставочного зала, включая край ведущей на балкон двери. Потом инспектор повернулся и взглянул на девушку.

Щеки её были цвета сливок. Она уперлась ногами в пол и вцепилась в ручки кресла обеими руками. Фанни Инглиш в недоумении переводила взгляд с одного на другого. Она была напугана и взволнована.

Макки заметил светским тоном:

– Если вы не говорите, что произошло, мисс Инглиш – скажу я. Вы сидели здесь, за туалетным столиком, когда ваша кузина, мисс Бэрон, зашла в выставочный зал в десять часов. Вы увидели, как она пересекла его и вышла на балкон. Вы последовали за ней. Потому вас не было в этой комнате, когда миссис Инглиш зашла парой минут позже. Вы нашли мисс Бэрон сидящей на перилах террасы. Она сидела с сигаретой. Вы спросили: «Огоньку, Барби?» и зажгли спичку. Вы подошли к ней. А потом…

– Нет!

Неистовый вопль вырвался у съежившейся в кресле девушки. Это было выкрикнуто с болью и невероятным усилием. Лоб её покрылся крошечными бисеринками пота. Одна из них сползла по виску на щеку. Она не пыталась смахнуть её, просто сидела, безучастная, уставившись пустыми глазами в никуда.

…Убийство первой степени. Обвиняемая утверждает о своей невиновности, ваша честь. Но выглядит чертовски виновной.

Шотландец почувствовал вспышку раздражения, что было необычно для него. Если она невиновна, почему, Бога ради, она этого не скажет?

– Нет, мисс Инглиш? Тогда, если вы не выходили на террасу и не столкнули мисс Бэрон с перил, что в точности вы делала после того, как вошли вечером в эту комнату?

Она боролась с черными волнами паники, которые её почти захлестнули. Вокруг бесцветных губ образовалось бледное кольцо. Наконец они разъединились.

– Я… Да, вы правы, – произнесла она тускло и безжизненно. – Дверь была открыта, когда я вошла Я… не заметила этого сразу, а потом кто-то, пересек галерею. Я подумала, что это Барби. Я… Я встала и закрыла дверь. Пока я стояла там, я услышала, что кто-то идет по коридору. Это, должно быть, была Фанни. Я… не очень хорошо себя чувствовала, не хотела… говорить ни с кем. Я… только хотела побыть одна. Чуть погодя, когда мне стало лучше, я вышла сюда опять. Комната была пуста. Я умылась, вымыла руки и вернулась обратно в студию.

Макки задумчиво её разглядывал. Такого рода сбивчивые объяснения он слышал и раньше. От женщин, которым был дан шанс совершить заветное убийство, но настолько короткий, насколько и роковой, и не было времени заранее придумать лазейку.

– Сколько вы пробыли в темной комнате, мисс Бэрон? – он не пытался смягчить свой тон.

– Я… не знаю. Пять, может, десять минут.

– Почему вы плакали, когда были там?

– Плакала?

– Да, – Он показал ей смятый клочок проклятого льна.

– О, это… просто нервы. Я очень устала. День был длинным. Подготовка к показу – всегда тяжелая нагрузка. Слишком много надо сделать.

– Конечно, вы вошли в темную комнату не после возвращения с балкона, мисс Инглиш, чтобы – скажем, прийти в себя после случившегося?

– Совершенно точно.

Его не покидало ощущение, что Найрн Инглиш не любила свою кузину, Барбару Бэрон, считала её ужасной особой, что они жили в разных мирах: у Барби Бэрон было все, деньги, одежда, путешествия, независимость и уверенность, тогда как она вынуждена была зарабатывать на жизнь, оставшись без гроша после смерти отца.

– Но, Найрн, дорогая, ты могла бы пойти с нами домой. Ты знаешь, что Артур предлагал… – Фанни Инглиш продолжала тревожно увещевать. – О, инспектор, Найрн не сделала бы – не смогла бы. Она сейчас упадет в обморок!

Но Найрн Инглиш не упала в обморок. Напротив, она приходила в себя. Головка червоного золота гордо поднялась, румянец вернулся. Шотландец был полон сожаления. На миг он подумал, что поймал её. Очень плохо. Признание сейчас сберегло бы много нервов и лишней головной боли.

Ее день был самым обычным. У неё была комната с ванной в маленьком домике в Ниннета Плейс, по соседству с мисс Карлайл и секретаршей Нормой Дрейк. Она была занята работой в школе с утра, пообедала с мисс Дрейк. Днем она помогала некоторым девушкам с нарядами, ушла домой в четверть пятого и вернулась в школу в восемь, чтобы помочь подготовить показ, который начинался в половине девятого. С Барби Бэрон на протяжении вечера они не разговаривали, насколько она помнила.

Через пять минут Макки плюнул и отпустил женщин.

Если Найрн Инглиш не убила Барбару Бэрон сама, она выгораживала кого-то, кто, по её мнению, это сделал. Ни для одной из версий доказательств не было – пока. Чтобы крепче закрутить гайки, сначала придется многое выяснить.

Полить ароматическое масло вместо соли на разбереженные раны, смыть страх, придать им смелости. Он встал, улыбаясь, и позволил себе облегченно и удовлетворенно вздохнуть.

– Ну, хорошо, прекрасно. Нам трудно, вы знаете. Девятерых людей не было в студии, когда мисс Бэрон вышла на балкон. Это метод исключения. Мы установили, что вы обе были здесь. Установили твердо. Уже легче. Прошу прощения, если я доставил неприятности, но это было необходимо. Убийство многим доставляет неприятности, не только несчастным жертвам.

Фанни Инглиш робко ему улыбнулась. Она успокоилась, суровое испытание кончилось.

– Мы понимаем, инспектор; должно быть, вам нелегко, но это ваша работа.

Девушка не улыбнулась. И ничего не сказала. Она явно сберегала силы для продолжительного испытания, которое, без сомнения, ждало её дальше.

Шотландец открыл дверь. Родственницы вышли в коридор. Группа детективов дожидалась с докладами, Тодхантер был среди них. Макки кивнул ему на девушку, и Тодхантер немедленно последовал за ней. Стоящий рядом постовой шепнул:

– У лейтенанта Ширера проблемы.

Макки нашел лейтенанта в студии.

Двое мужчин и женщина собирались возбудить дело против департамента полиции; насчет одной девушки никто не мог вспомнить, где она находилась во время убийства, и некий молодой человек хотел покинуть здание по пожарной лестнице.

Макки быстро осадил возможных истцов. Неизвестная девушка была маленькой, с худеньким личиком и шелушащейся кожей. Она утверждала, что с десяти до половины одиннадцатого была в рекламном классе, заканчивая надписи на постере для завтрашних занятий. Рекламный класс за студией выходил на Лафайет-стрит. Чуть подальше балкона над Шайнбоун-аллеей. Вряд ли эта мисс Тремли смогла бы пройти через толпу незамеченной. Краски надписей ещё не просохли.

Макки записал её адрес и отпустил её.

– Вы не имели права так поступить со мной. Я не делал ничего… ничего… дурного. Я только хотел уйти домой. У вас нет оснований разговаривать со мной, как с преступником.

Молодого человека, пытавшегося незаметно удалиться по пожарной лестнице, звали Вилли Клит. Это был крепкий парень с сильными руками, короткими толстыми ногами и глупым красным лицом. Костюм его был поношен и нуждался в утюжке; рубашка запачкана, галстук перекошен. Жуткие жидкие волосы сползали на покатый лоб.

Норма Дрейк и мисс Гарден, учитель кройки и шитья, уже все объяснили лейтенанту Ширеру. Парню девятнадцать, хоть и выглядит на двадцать девять, но с интеллектом отсталого одиннадцатилетнего. Он находился в школе по просьбе благотворительной организации в надежде на улучшение умственного состояния.

Клит стоял, прислонившись к стене и уставившись на Ширера и помощника прокурора Эванса. Он был возбужден и рассержен. Никто не знал, где обретался Вилли в интересующий период.

Мисс Гарден, которая вместе с Найрн Инглиш проводила моделей на выход, сказала, что, по её впечатлению, Вилли крутился вокруг студии весь вечер до десяти, но не позже. Она была одна, когда Барбара Бэрон наконец вышла на сцену. Вилли заявил, что не знает, где был, и с оскорбленным видом отрицал причастность к её смерти.

У него было то же оправдание, что и у девушки по имени Тремли. На балкон из студии было только два пути: главный коридор и выставочный зал. Если бы люди, стоящие у выходов, видели Вилли Клита, они бы сказали. Тем не менее шотландца этот тип смутно беспокоил. Из гула голосов возникла мама Клита – тихая маленькая женщина, болезненно худая, кожа да кости в поношенной черной одежде в чужого плеча, слишком просторной для нее.

Бедность и неудачливость отпрыска научили её стойко переносить позор. В ней было тихое достоинство. Она сказала, что Вилли пытался бежать, потому что испугался. Любое потрясение всегда его расстраивает. Инстинктивной реакцией было скрыться.

– Он не должен бы сюда ходить, инспектор, но они думают, так будет лучше для него.

«Они» – всемогущее «они», управляющие жизнями нуждающихся и больных. Она протянула руки в сторону окружавших её неуклюжего сына людей безмолвным жестом. От горечи у Макки круги пошли перед глазами. Благополучное общество, черт!

Как можно мягче он сказал:

– Поговорите с Вилли, миссис Клит, узнайте, знает ли он что-нибудь, хоть немного, о смерти Барбары Бэрон, и дайте мне знать. Вы всегда найдете меня по этому номеру.

Он дал ей карточку и вышел из студии, чтобы поговорить с людьми, которых ещё не расспрашивал, людьми, которые отсутствовали в студиях в интересующий период и могли быть причастны к убийству.

– Кофе, инспектор?

– Спасибо, нет, мисс Дрейк. Не сейчас.

Секретарша собирала перекусить в личной студии Джордана Фэрчайлда, куда он ушел после окончания показа. Та находилась в противоположном от выставочного зала конце здания.

Макки заметил мимоходом, что кофейные чашечки, которые разносила мисс Дрейк, – севрского фарфора, маленькие изящные вещички, зеленые с золотом, с крошечными расписными медальонами, разными с каждой стороны и на каждой чашке.

Здесь собрались все, – Фэрчайлд и его жена, Джоан Карлайл, Артур и Фанни Инглиш, девушка со золотыми волосами и темнобровая секретарша.

Когда вошел Макки, Фэрчайлд и Джоан Карлайл тихо переговаривались чуть в стороне от других. Он остановился на пороге и оценивающе огляделся со смесью любопытства и интереса.

Студия художника смотрелась потрясающе. Пятьдесят футов на тридцать, окна с трех сторон. Но не размер комнаты привлек его внимание, а обстановка. Она была забита редкими и красивыми вещами. Рубенс на одной стене, Дель Сарто на другой; под ними в двух великолепных красных с золотом китайских шкафчиках беспорядочное нагромождение драгоценностей, фарфора, фрагментов скульптуры, гравюр, бронзы – некоторые истинно музейной редкости. То же было разбросано по столам, ящикам и полкам, так небрежно, будто купленное на распродаже. Пол покрывали прекрасные старинные восточные ковры.

Присоединившись к Фэрчайлду и мисс Карлайл, Макки заметил:

– Как вижу, вы коллекционер, мистер Фэрчайлд.

Фэрчайлд холодно покосился на него.

– Да. Я приобретаю время от времени вещицу-другую.

Враждебное поведение. Но не у его жены. Макки начал теперь понимать, почему её называли красивой, хотя вряд ли она могла на это претендовать. Джоан мягко рассмеялась:

– Вещицу-другую! Если бы он голодал, инспектор, и встал выбор между одной из этих вещей и куском мяса, он предпочел бы остаться голодным.

Она взяла мужа под руку и снисходительно потрепала его по рукаву. В ней не было желчи. У Фэрчайлда, должно быть, были личные доходы, потому что самая процветающая школа не могла позволить тратить такие средства на дорогие безделушки, захламляющие комнату, и держаться на плаву.

Макки заметил, что мисс Карлайл обеспокоенно чуть передвинулась, чтобы отвлечь его взгляд. И посмотрел мимо нее. В дальнем углу комнаты стоял мольберт с натянутым холстом. Рядом на столе – палитра, краски и кисти. Холст был портретом Барбары Бэрон. Теперь его взгляд стал острее. То, что он сначала принял за недописанную часть, ей не было. Две широкие перекрещивающиеся красные полосы намеренно увечили картину.

Заметив, что он смотрит на портрет, Фэрчайлд угрюмо буркнул:

– Он не удался, я собирался писать заново. А теперь не смогу.

Голос без капли эмоций, ровный, будто выдавленный. Лицо тоже непроницаемо. Но несмотря на прямую осанку и великолепную физическую форму, у него был вид человека, получившего молотом по голове и не пришедшего в себя. Несмотря на жизненную силу, этот человек не мог противостоять нажиму ситуации.

– Кто это сделал? – Макки указал на пересекающиеся мазки.

– Я сделала, – спокойно сказала Джоан Карлайл. – Я согласна с Джорданом. Портрет неудачен. Вымучен и мертв.

Она говорила с отрешенностью критика, глядя на портрет, чуть склонив голову.

– Когда это произошло, мисс Карлайл?

Она, казалось, удивилась его интересу. Брови взлетели вверх.

– Сегодня утром. Когда я впервые его увидела. Я была в отпуске и вернулась только вчера. Мне не понравился портрет, инспектор. Я знаю, что Джордан способен на большее, вот увидите.

Макки согласно кивнул. Но согласился ли? Он совершенно не был уверен. Ревновала ли мисс Карлайл к увлеченности своего мужа умершей дебютанткой, его студенткой, да ещё и родственницей? Нет, какие бы чувства её ни обуревали, это не ревность, решил он. Мисс Карлайл была увлечена этим человеком, это видно, но в их отношениях не было собственничества, невоздержанности страсти.

Он на время оставил портрет и подошел вместе с художником и его женой к группе в углу.

Артур и Фанни Инглиш сидели рядышком на диване в стиле ампир; в двадцати футах, боком к ним, взгромоздилась на подоконник Найрн Инглиш, обняв подтянутые колени. Помощник прокурора уже ушел, захватив подписанные показания, показания, от которых они не могли увильнуть.

Фэрчайлд и мисс Карлайл уселись в противоположном дивану углу вместе с секретаршей. Мистер и миссис Инглиш слева, девушка справа. Макки подтянул стул и сел лицом к ним.

– Мне нужна вся информация, которую вы можете сообщить о Барбаре Бэрон, включая её перемещения с утра. (Какого черта Фанни Инглиш так сочувственно смотрит на Фэрчайлда? Он не в худшем положении, чем каждый из них). У вас преимущество, мистер Фэрчайлд, вы знали мисс Бэрон как в школе, так и вне её.

– Да.

Фэрчайлд, ни загадочный, ни краткий по природе, умудрился стать и тем, и другим. У него все тот же вид, будто внутри тлела скрытая боль или жестокая обида.

– Кем вам приходится мисс Бэрон?

Ответила мисс Карлайл.

Брат Джордана, Титус Фэрчайлд, брат сводный и гораздо старший, если быть точным, давным-давно женился на тете бабушки Барбары, Люсиль. Люсиль умерла. Барбара Бэрон и Найрн и Артур Инглиши были детьми двух племянников Люсиль. Как раз Титусу, скорее, его нянечке, шел звонить Фэрчайлд, когда закончился просмотр. Титус, давно уже инвалид, был прикован к постели в своем доме в Ривердейле.

Фэрчайлд не видел и не говорил с Барбарой Бэрон после её прибытия в школу около девяти. Она ехала из дому, захватив по дороге Артура и Фанни Инглишей. Сразу же по приходу в студию Инглиши заняли свои места в первом ряду рядом с Фэрчайлдом. Барбара Бэрон осталась в боковом проходе, разговаривая с разными людьми, пока не пришло время идти в другую студию переодеваться, – приблизительно в двадцать минут десятого.

Макки принял уважительное отношение этих людей к трагедии, но продолжал набрасывать вслух контуры события.

Фэрчайлд звонит из кабинета (проверить это), мисс Дрейк в своем кабинете, Найрн Инглиш в дамской и в темной комнате, Артур Инглиш рядом в ткацком классе, соседнем с выставочным залом, забирает одежду, Фанни Инглиш прихорашивается и присоединяется к мужу у лифтов, а Джоан Карлайл идет в свою комнату. Комната выходит на балкон, который тянется по трем сторонам студии и по одной стене жилой комнаты. Она поднялась наверх по винтовой железной лестницы в углу закроечной, в которую отвела жюри, и возвратилась в студию по лестнице, ведущей прямо вниз.

На этом месте мисс Карлайл его перебила. Она не пыталась выпутаться. Она приняла его объяснение и безразлично заметила:

– Если бы я хотела убить Барби, инспектор, успела бы я выйти из комнаты, спуститься по главной лестнице, зайти в холл, перейти в выставочный зал, перейти его и выйти на балкон, а потом тем же путем вернуться? Я зашла к комнату за чистым платком и парой таблеток аспирина, и отсутствовала очень недолго.

Макки кивнул:

– Да, вы успели бы, мисс Карлайл. Это можно сделать за две минуты. Вас не было по крайней мере пять или шесть.

– Но разве я не встретила бы кого-нибудь на таком долгом пути?

– Не обязательно. И мы не допросили троих людей, которые ушли раньше: Монтана, фотографа и женщину-корреспондента.

Он посмотрел на Артура Инглиша. Инглиш смотрел на свою молодую сестру. Ее белый профиль выделялся на темном оконном стекле. В его взгляде не было дружелюбия. Похоже, брат и сестра не были друзьями. Ну да, так часто бывает в семьях, врожденная антипатия усугубляется вынужденным общением в период взросления.

– Кто-нибудь из этих людей спускался с вами в лифте, мистер Инглиш?

– Кто-нибудь что? – Инглиш вздрогнул от неожиданности. Нет, инспектор, мы были единственными пассажирами. И никого не встретили.

Макки гадал, показалось ему, или мисс Карлайл при этих словах как-то вдруг расслабилась при этих словах. Взгляд Инглиша был напряжен. Шотландец рассмотрел его внимательнее.

Парень приятной внешности, живой, настороженный и довольно умный. Ничего выделяющегося. Понятные, но тщательно контролируемые эмоции. Худой от рождения, он явно начинал полнеть от хорошей жизни и правильных намерений. Типичный образчик молодого американского бизнесмена. Сотни таких можно найти в любом деревенском клубе, на полях для гольфа, шикарных приемах, в вагоне-ресторане хорошего поезда, в понедельник утром прибывающего в Нью-Йорк; хорошие отцы, хорошие мужья, порядочные граждане, по крайней мере с виду; в любом случае, с понятиями о нравственности. Он и его младшая сестра различались, как день и ночь. С трудом верилось, что они отпрыски одних родителей.

Фанни Инглиш обожала своего мужа. Очень красивый. Очень правильный. Оба они были очень расстроены, что не волновало Макки. Барбара Бэрон была их кузиной и подругой.

А вот что его волновало: они были чем-то возбуждены, и в зародыше этого возбуждения лежало зерно удовольствия. Любой из них мог убить свою очаровательную родственницу. Но чего добивались все эти люди, включая секретаршу, которая явно её не любила?

Ему предстояло найти выход из этого запутанного лабиринта.

– Как насчет вас, мисс Дрейк? Вы сказали, что все время были в приемной, а оттуда хорошо видны лифты. Вы должны были видеть, как уходил кто-нибудь из этих людей.

Секретарша покачала темной, коротко подстриженной головой. Она была неумолима. Она была привязана к Фэрчайлду и его жене, и школа много для неё значила. Теперь она настороженно встретила вопрос Макки.

– Когда я вошла в кабинет в пять минут одиннадцатого, я никого не видела, инспектор. Я была занята. Нужно было многое сделать, и я хотела закончить до ухода домой.

Макки был разочарован.

Девять человек покидали студию после окончания показа, и, значит, могли убить Барбару Бэрон. Если бы у двух-трех нашлось алиби, осталось бы приемлемое для начала число. Но ничего не подучилось; напротив, возник десятый, темная лошадка, влетевшая галопом. Пока Макки расспрашивал мисс Дрейк, в дверь постучали, и вошел детектив.

За ним следовала высокая величественная седовласая женщина. Это была миссис Бейкер, чья дочь училась в этой школе. Миссис Бейкер рассказала о «темной лошадке», – мужчине на балконе, огибавшем студию, который был там при окончании показа, но ни мгновением позже, и сейчас его в зале не было. В этом она была уверена.

– Он был высок, инспектор, не молод – по крайней мере, у меня такое впечатление – в вечернем костюме, черный галстук, как мне кажется. Когда я впервые его заметила, он облокотился на перила балкона, курил сигарету и смотрел вниз. Мисс Бэрон как раз уходила со сцены. Когда я снова взглянула наверх, всего через пару секунд, мужчины там не было.

– Как насчет ведущей на балкон лестницы? Не мог он спуститься по ней?

Миссис Бейкер затрясла седыми локонами.

– Нет. Это мне тоже приходило в голову. Он был слишком далеко от нее. Оттуда, где я сидела, виден почти весь балкон и лестница. Его нигде не было. Он просто пропал – как будто испарился.

Вмешалась мисс Карлайл, внезапно показавшаяся очень уставшей и даже постаревшей.

– Я объясню. Конечно, никакой мистики тут нет. Кем бы мужчина ни был, он, должно быть, вышел через мою комнату в главный холл и спустился с пятнадцатого этажа на лифте.

Но так не получалось. Миссис Бейкер вежливо возразила, послали за лифтером, и женщина твердо заявила, что этой ночью никого с пятнадцатого этажа она не забирала. Она спустила вниз две партии с четырнадцатого, первыми Монтана и ещё двоих. «Потом вот этих двух», – указала она на мистера и миссис Инглиш, во второй заход. Но зато она вспомнила, что отвозила подходящего под описание миссис Бейкер мужчину наверх на пятнадцатый около половины десятого.

Мужчина на балконе студии – это важно. Он мог спуститься на четырнадцатый по лестнице, мог выйти на балкон… Лифтерша им не слишком помогла: она не могла припомнить, свозила его вниз в первый заход, или нет. Во втором Инглиши были одни. Между двумя поездками прошло не более минуты.

Макки отпустил женщину и приказал обыскать здание. Вернувшись в комнату, он ощутил возросшее напряжение. Фэрчайлд ерзал, будто пытаясь сбросить поглотившую его апатию. Мисс Карлайл указала на низкий кофейный столик перед диваном, и секретарша приготовила Фэрчайлду свежую чашку, посластив и добавив рому. Да, тот был человеком, вечно вызывавшим сочувствие у женщин. Однако Фанни Инглиш, которая уставилась на него полным сожаления взглядом, начала действовать шотландцу на нервы.

А потом это случилось.

Мисс Карлайл открыла маленькую парчовую вечернюю сумочку, вынула сигарету и лениво размяла её в пальцах. Секретарша спросила: «Огоньку, Джоан?» – сунула руку в карман и достала спички, обыкновенные хозяйственные спички, длинные и толстые, с голубыми головками.

Макки бросился и выхватил их у нее. Он стоял и смотрел на них, потом медленно обвел взглядом испуганные лица. Пришлось объяснить, что точно такую же спичку он нашел на балконе поблизости от развевающегося горностаевого боа погибшей девушки. Ее бросил убийца.

Норма Дрейк судорожно вдохнула и вжалась плечами в спинку дивана. Ее глаза за роговыми очками зло вспыхнули. Она была сердита и испугана. Пыталась что-то сказать – и не могла.

За неё это сделала Найрн Инглиш. Девушка была тиха, как мышь, пока шли разбирательства с мужчиной на балконе и допрос её брата. Но теперь она заерзала на подоконнике и жестко заявила:

– Вам придется оставить Норму в покое, инспектор. Вам не везет. В школе каждый пользуется такими спичками. Они валяются повсюду. Коробка есть на столе в кабинете Нормы, несколько здесь, – она махнула в сторону дальней части комнаты, на отделенную занавеской кухонную нишу. – Есть у меня самой. Смотрите.

Она достала из кармана пиджака и показала.

Макки почувствовал, как почва уходит из-под ног. Ниточка от спичек к убийце себя не оправдала. Они были у девушки и у Фэрчайлда, даже Инглиши не стали исключением. Фэрчайлд заявил, что во время показа Инглиш просил у него спички для жены и ушел к ней с коробком.