Текст книги "Все для меня (ЛП)"

Автор книги: Хайди Маклафлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Данная книга предназначена для предварительного ознакомления!

Оригинальное название: Heidi McLaughlin "My Everything" 2013

Хайди Маклафлин «Всё для меня» 2017

Серия: «Beaumont» / «Бомонт»

Номер в серии: 1,5

Переводчик, редактор, оформитель: Светлана Дорохова

Перевод группы: http://vk.com/art_of_translation

Рейтинг: 16+

Аннотация.

Когда Ник Эшфорд теряет своего друга Мейсона, то даже не подозревает, что при этом потеряет свою семью, но именно так оно и происходит. Одинокий, в незнакомой стране Ник пытается заново построить свою жизнь, спасая пациентов, пока однажды рядом не появляется поразительная девушка-волонтер.

Сможет ли Ник завершить свой год в Африке, снова не оставшись с разбитым сердцем, или он готов начать новую главу своей жизни перед возвращением в Бомонт?

Глава 1

В ней собрано все, что я не стремился найти. Но каждый день, приходя на работу, я вижу ее: она приветствует меня своей самой теплой улыбкой, самым мягким прикосновением и не ждет ни чего, кроме радушия взамен. И каждую ночь, лежа в постели, я думаю о ней. Представляю, как провожу пальцами по ее выгоревшим на солнце волосами. Закрываю глаза и вижу нас: я крепко прижимаю ее к себе, наши обнаженные тела соприкасаются, губы сливаются в поцелуе. Я твержу, что завтра будет новы день. Я приду на работу и вместо того, чтобы взять у нее истории болезней, приглашу на ужин. Попрошу в обед прогуляться со мной. Да все что угодно, лишь бы выбраться из клиники и на миг позволить нам быть взрослыми, прежде чем новы бесконечный день атакует нас страданием и отчаянием.

Просыпаясь каждое утро, я собираюсь начать день так, как запланировал, но у меня ничего не выходит. Стоит мне взглянуть на фотографию, стоящую на прикроватной тумбочке, как я тут же вспоминаю причину своего нахождения здесь.

Не важно, сколько прошло дней, недель или месяцев, ситуация легче не стала. Меня до сих пор преследует то, как я покинул Бомонт. Я струсил. Взрослый мужчина, состоящий во взрослых отношениях и растивший сына. Но вместо того чтобы остаться и бороться за свою семью, я позволил другому вмешаться в нашу жизнь и все у меня забрать.

В тот день, когда распахнулись двери, и за Кейтлин появился он, я уже знал, что вот-вот произойдет ссора. Я был уверен, что если он когда-либо вернется, она будет на моей стороне, но все равно видел ее с ними знал. Перед моими глазами пронеслась вся жизнь. Но проблема заключалась в том, что вместо себя рядом с Ноа я видел Лиама, а мне же суждено было оставаться в стороне. Не имело значения, что Джози держит меня за руку. Я понимал, она будет там, где Лиам.

Я так старался стать ДЛЯ нее самым важным человеком, но ничего не вышло. Думал, что получится. Я мог бы быть добрым отчимом, и наша семья жила бы счастливо. Мы с Джози наконец поженились бы, а Ноа мог навещать Лиама поочередно либо на выходных, либо по праздникам. В своей голове я все распланировал. Но проснувшись поздно ночью и не обнаружив ее в нашей постели, мне оставалось только думать. Думать о том, что именно мне выпала честь сделать счастливыми всех остальных. Думать о том, как в мгновение ока я все потерял, хотя ничем этого не заслужил.

Взамен я просто ушел. Бросил свою частную практику и свою жизнь, ни с кем не попрощавшись, а теперь живу с сожалением. Я не должен был покидать жизнь Ноа таким образом. Он этого не заслужил. Многие годы я был для него отцом. Его тренером по футболу и бейсбол, его помощником в учебе. Он поддерживал меня, когда я хотел сделать для Джози что-то приятное, был моей правой рукой, а я бросил его. Не посчитался с его чувствами. И хотя у него есть Лиам, между нами существует некая особенная связь. И каждый день является мне напоминанием о том, что он единственный человек, перед кем я должен искупить вину за свои поступки.

Я наблюдаю за тем, как она отправляется на работу. Она даже не сводит глаз с машины. Но если повернется, то увидит меня. Я надеялся, что сегодня она останется дома и мы сможем поговорить. Мы все исправим и разберемся, как нам жить дальше.

Но она уезжает, не обращая внимания ни на что вокруг. Это причиняет мне боль. И когда только я перестал иметь для нее значение?

Я въезжаю на подъездную дорожку и останавливаюсь. Сегодня я здесь в последний раз. Гляжу на дом и вижу все наши счастливые мгновения, проведенные за обустройством двора. Потраченные часы на то, чтобы научить Ноа бросать мяч. Вечера под прожекторами, когда мы отрабатывали штрафные броски. Воспоминания. Все, что у меня осталось от этих шести лет.

Я вхожу в дом и осматриваюсь. Наверно, втайне я ожидал, что внутри все будет-по-другому. Может быть, надеялся увидеть, что она продолжила жить без меня, но все по-прежнему. Моя футбольная сумка лежит там, где я бросил ее вчера. Шерстяное покрывало расстелено на диване ее новой – кровати. У меня разрывается сердце от мысли, что этой ночью она спала не в наше постели, несмотря на то, что меня не было рядом. Как будто та вдруг стала какой-то грязной.

Я захожу в гараж и беру несколько коробок. Печально осознавать, что прожил здесь последние пять лет, все мои вещи могут поместиться всего в нескольких коробках. В этом доме мне ничто не принадлежит. Уже тогда я должен был задуматься. должен был настоять на переезде в новый дом, создать для нас новое жилище, но я боялся раскачивать эту лодку. Я не должен был жить вот так. Это несправедливо и по отношению к ней, и ко мне.

С коробками в руках я направляюсь в ванную. Все мои туалетные принадлежности с легкостью умещаются в одну сумочку. Приношу чемодан и складываю в него одежду, освобождая свою половину шкафа.

Все это время я стараюсь не включать эмоции, но ломаюсь, как только я нахожу обручальное кольцо, которое купил ей, но не нашел времени надеть на палец. Если бы я решился, то сейчас она была бы здесь, со мной. Не могу поверить, что я такой тупица.

Закончив собираться, я останавливаюсь у комнаты Ноа. Хочу лишь окинуть ее взглядом и почувствовать его присутствие. Я так буду по нему скучать. Потом несусь обратно в спальню и забираю с комода фотографию Ноа. Этого, конечно, недостаточно, но лучше уж так, раз я больше не смогу присутствовать в его жизни.

Должно быть, он меня ненавидит. Наверняка. Да я и сам себя ненавижу за то, что бросил его, но уверен в том, что о нем хорошо позаботятся. Лиам со своим нескончаемым банковским счетом и Джози, самая неунывающая женщина из всех, не вызывают у меня в этом сомнений.

Я должен позвонить. даже пытался это сделать. Несколько раз брал телефон в руку и набирал их номер, но тут же вешал трубку. Думаю, я просто не хотел знать, что они до сих пор живут в том доме – доме, где мы были семьей. Не хотел знать, что она смогла двигаться дальше и стереть все наши счастливые воспоминания. даже не знаю, как бы справился с этим известием. Некоторые вещи лучше не знать.

Я надеваю свои привычные шорты цвета хаки, футболку– поло «Андер Армор» и поношенные кроссовки «Найки». Надо в ближайшее время заказать себе новую одежду, а то эти уже видали и лучшие времена. Через какое-то время от грязи и жесткой воды твоя одежда приходит в негодность. дорога от нашего общежития до клиники коротка, но для меня является настоящим

наслаждением. У меня хватает времени, чтобы пообщаться со всеми ординаторами и поприветствовать детей, занимающихся своими повседневными делами.

Мне нравится работать врачом, но я этого не понимал до приезда в

Африку, где наконец-то обрел покой со своей личностью. Люди здесь благодарны за все, что я могу для них сделать. А я в свою очередь признателен им за то, что они доверяют мне самое ценное, что у них есть, – своих детей.

В самой клинике температура воздуха такая же, как и снаружи. Внутри настолько же душно, только еще пахнет антисептиком. Обри, наш новый штатный сотрудник, стоит ко мне спиной. На минуту я задерживаюсь и окидываю ее взглядом. Я пытался не пялиться вот так на других врачей, но давалось мне это с трудом. В последнее время она часто мне снится, хотя я и стараюсь не думать о ней в таком ключе. Просто невозможно не таращиться на нее, потому что она

воплощение природной красоты, к которой многие женщины стремятся. Некоторые из подруг Джози и Кейтлин тратят кучу денег на то, чтобы иметь такие же светлые волосы, как у Обри, и глаза словно океан, и полные жизни, когда она улыбается.

Меня не должно к ней тянуть. Это неправильно. Она моя коллега и

друг, а я не могу себе позволить большего по отношению к ней. Я наблюдаю за тем, как она разговаривает с одной из медсестер – запрокидывает голову и смеется, – и теряюсь в догадках, О чем же они говорят.

С того дня как приехала Обри я стремился не оказываться с ней в одной комнате, но это было неизбежно. Мы много работаем вместе, неуловимо касаемся друг друга, подходя к пациенту, а от этих застенчивых. взглядов и робких улыбок у меня подгибаются колени. Она совсем не похожа на Джози. В миниатюрной Обри едва наберется пять футов роста. Рядом с ней я, наверно, кажусь Веселым Зеленым Великаном.

Тут Обри оборачивается к приемной и видит меня. Она реагирует мгновенно. Мне даже не нужно вглядываться в ее кокетливые глаза, потому что они говорят все сами. Я стараюсь вести себя не робко, но с треском проваливаюсь. Моя голова невольно опускается вниз, я улыбаюсь ей в ответ и оказывается вознагражден самым прекрасным румянцем, когда она краснеет. В эту минуту ее улыбка для меня сродни спасению.

Мне известно, что она сама из Южной Африки – ее родители американские миссионеры, – но родилась и выросла здесь. Я ни разу не видел ее с макияжем или уложенными всякими средствами волосами. Ее ярко-голубые глаза подчеркивают слегка загорелую кожу. Мне нужно больше времени, чтобы больше узнать ее. По крайней мере, мы можем быть друзьями.

Я забираю из протянутой мне руки стопку с историями болезней и прижимаю их к груди – этим простым движением я стремлюсь защитить своей самый ценный орган, которому нужно исцелиться и снова стать одним целым.

А после, кивнув головой, удаляюсь в свой импровизированный кабинет. Тонкие прозрачные лоскуты ткани, которые мы используем тут везде, образовывают стены. Впервые приехав сюда, я практически ничего не ждал, так что оказался приятно удивлен тем, с чем мне придется работать. И пусть этого не много, но для меня достаточно, чтобы обеспечить своих пациентов хорошим медицинским обслуживанием, и более чем достаточно, чтобы отвлечься от того, что происходит дома.

Мой день проходит относительно гладко, даже спокойно. я встречаю нескольких своих любимых ребятишек, которые уговаривают меня сыграть с ними в футбол после работы. И я не могу упустить возможности провести с ними время, потому что это одна из причин, почему я здесь нахожусь.

Сообщив Джози о переезде, я знал, что она не согласится. Это была моя последняя отчаянная попытка спасти то, что ускользало сквозь: пальцы. Не буду врать, я так и видел, как она играет с этими ребятами и ценит то, что у него есть. Я хотел дать ему возможность научить их тому, что он знает, чему-то научиться у них. для меня это был бы беспроигрышный вариант: выполняю обязанности врача и родителя. Каким же я был эгоистом.

Я передаю Обри свои документы, снова избегая любых личных контактов, и выхожу на улицу оказываюсь в слепящем аду. Только сумерки подарят долгожданное облегчение, потому что солнце не будет лучами впиваться в твою кожу.

– Доктор, доктор, – кричит один из моих маленьких пациентов. Он машет мне рукой, подзывая к себе. Потом пасует мяч своему товарищу и, взяв меня за руку, вводит круг. Настолько я понимаю, он сообщает своим друзьям, что я тоже играю, когда дети разделяются на две команды.

Я забираюсь в постель и притягиваю ее в свои объятия. Она такая теплая и мягкая по сравнению с моими грубыми руками. Завтра наша двухлетняя годовщина, и я кое-что для нее приготовил. Мне пришлось подгадать так, чтобы! ее родители могли присмотреть за Но, а мама работала в магазине. Я предлагал ей кого-нибудь нанять, но она любит

работать одна.

– Ты спишь? – шепчу я, уткнувшись лицом в ее кожу.

– м-м-хм, – бормочет она.

– Врушка.

Она переворачивается ко мне, подушечки ее пальцев скользят по

щетине у меня на подбородке. Я тянусь к ней и нежно целую.

– Я люблю тебя, Джози

-Я тоже тебя люблю.

– Ноа хочет играть в Футбол. Он спрашивал у меня после ужина.

чувствую, как она вся напрягается в моих руках. Как бы мне хотелось забрать эту боль, но она никогда не говорит об этом. Мне не нравится, что ей самой приходится с ней справляться . Иногда я жалею, что Ноа – не девочка. Тогда все могло быть по-другому.

Я знаю что она глядя на Ноа, видит Лиама. Черт, я тоже. Такое ощущение, будто Лиам живет в нашем доме, при этом даже не находясь здесь.

– Я не хочу, чтобы он играл.

Знаю, но он же мальчик, к тому же все его друзья играют. Это естественное для него желание, тем более, есть Мейсон. Футбол напрашивается сам собой.

Она кладет голову мне на грудь, ее пальцы порхают по моей коже.

– Он не может стать таким, как его отец.

– И не станет. Я не позволю этому случиться.

– Ты его защищаешь?

Как своего собственного, Джози, и ты это знаешь.

– Хорошо.

– Хорошо, – повторяю я и целую ее в макушку.

Она знала, что этот день наступит, и надеялась, что он будет играть в европейский футбол. А теперь нам просто приходится это пережить.

Я быстро соображаю, что единственный стою в рубашке, поэтому раздеваюсь, чтобы не отставать от мальчишек. Они безжалостно хихикают над стоящим перед ними белым мужчиной, поэтому я делаю то, что сделал бы любой уважающий себя человек – увожу у них мяч и веду его и их воротам. Тогда смех быстро стихает, когда они понимают, что я намереваюсь сделать, включаются в игру.

Вскоре детям приходится расходиться по домам. На прощание я их всех обнимаю и обещаю устроить матч -реванш. С моего приезда это была, пожалуй, лучшая тренировка, точно повторю. Чтобы они Мне доверяли, необходимо налаживать с ними связь. Они должны понимать, что я хороший человек, даже если иногда забиваю им голы.

Я наклоняюсь за своей пыльной рубашкой, и вдруг замечаю Обри, стоящую в дверях клиники и наблюдающую за нами. Впервые я машу ей рукой и бросаю на нее удивленный взгляд, в этот миг ее лицо озаряется. Она машет мне в ответ и слегка выпрямляется. Понятия не имею, что я делаю. С Джози все развивалось как-то естественно. Как только я начал вести свою практику, в скором времени она привлекла ко мне Ноа. Тогда я увидел, как же она одинока. В тот вечер я воспользовался возможностью и пригласил их на ужин, намереваясь обоих, не только ее, окружить любовью и заботой. Мне хотелось, чтобы они оба появились в моей жизни. В то время я был смелым, и смотрите, к чему это привело.

Я стряхиваю с рубашки пыль, но не надеваю ее. Я весь потный, грязный, и мне просто необходимо принять душ. делаю шаг вперед, не совсем понимая, куда иду, но ее лицо излучает надежду. Она хочет со мной поговорить, а у меня нет причин, чтобы этого не делать.

Мы встречаемся на полпути, на грязной дорожке, которая служит детям еще и детской площадкой. В Обри чувствуется какая-то аура, она вся окружена спокойствием. И теперь она живет в этой нищете, хотя могла бы уехать Америку, навстречу комфортной жизни.

– А вы не так уж плохи. – Ее акцент, на который я никогда не обращал

внимания, вдруг застает меня врасплох. Она говорит на идеальном английском, но таком отшлифованном и хорошо выученном. Не такого я ожидал от дочки миссионеров.

– Они меня чуть не убили, – говорю я, делая вид, будто запыхался Хотя, конечно же, это смешно, потому что у меня было время восстановить силы. Неужели она заставляет меня нервничать? Уже сколько лет я не волновался рядом с женщиной. даже Джози это не удавалось. С ней я был доволен, пока не сделал предложение.

– Им было с вами весело. Это приятно видеть. Столько раз врачи приезжали сюда работать. Но они выполняли свою работу, по ночам удалялись в свои хижины и игнорировали все, что происходило вокруг. Но вы – другой.

Быть другим хорошо? Хочется думать, что да. Мне никогда не хотелось быть похожим на остальных. Я хотел быть исключительным, настоящим. Хотел производить на людей впечатление, чтобы обо мне помнили.

– Все что угодно, лишь бы они улыбались, – говорю я и понимаю, что хочу снова увидеть ее улыбку. Она очень привлекательная и заслуживает быть на обложках журналов. Ее красота чистая и свободная. У меня по телу пробегает дрожь, когда я представляю, как она наряжается для какого-то мероприятия. Мне очень повезет, если однажды она удостоит меня свиданием.

От этой мысли я закатываю глаза. Она же коллега, и нам рекомендовали не слишком привязываться друг к другу, потому что мы можем в любое время поменять место жительства, а, учитывая местные коммуникации, поддерживать связь будет просто невозможно.

– Не хотите чего-нибудь перекусить? – говорю я и тут же шлепаю себя рукой по лбу. Как же глупо. Не потому, что пригласил ее куда-то, а сказал именно что-нибудь перекусить. Как будто мы можем доехать до ближайшей закусочной и поесть там приличной еды.

– С удовольствием, – отвечает она.

Видя, что она не шутит, я убираю руку. Ее выразительные глаза говорят мне о том, что она этого действительно хочет.

Тогда я оглядываюсь по сторонам в надежде, что рестораны и рынки появятся прямо из воздуха. потом пожимаю плечами и качаю головой.

– Похоже, мой язык нас подвел. Я даже не знаю, куда вас отвести.

Тут она смеется, и это самый мелодичный звук, который я когда-либо

слышал.

– Вот что, доктор Эшфорд, вы примете душ, а после можете прийти ко

мне. Я приготовлю нам что-нибудь поесть.

Я смотрю сначала в одну сторону дороги, потом в другую и начинаю

Смеяться. Будет очень романтично поужинать в столовой нашего скромного жилища?

– К вам?

Но она кивает с явным энтузиазмом.

– Да, у меня очень просторная кухня, где можно вытянуть ноги и не чувствовать себя в темноте, как в каком-нибудь крошечном бистро на улочках Италии.

Я тихонько посмеиваюсь, сам отдаю должное ее богатому воображению. Она подает мне идею, и впервые я понимаю, что хочу кое-что попробовать.

– Вот что. Вы приготовите ужин, я зайду к вам, на вашу необычную кухню, но поедим мы в другом месте.

Она смотрит на меня, глазах отчетливо читается страх. Всем известно, что выходить здесь по вечерам небезопасно, но никогда не подвергну ее такому риску.

– Не волнуйтесь, -добавляю я, касаясь ее руки. Я не собирался этого делать, но так уж получилось, и теперь не могу ее отпустить. Я перевожу взгляд с нее на свою руку. Она тоже смотрит на нее, и мне трудно сказать: то ли ей противно, то ли приятно. Как бы там ни было, мне нужно ее отпустить, потому что я не готов к развивающемуся по руке покалыванию, вызванному этим прикосновением.

– Пойду приму душ, – произношу я и отступаю от нее.

Мне очень не хочется оставлять ее посреди дороги. Но если я не уйду, то у меня начнется словесный «понос». А я не хочу ее пугать. Я уже и так напуган за нас обоих.

Глава 2

Холодная вода дарит долгожданное облегчение. Вообще-то я люблю стоять под холодными тонкими струйками, но порой лишь горячий душ может ослабить боль. Здесь же горячая вода – непозволительная роскошь. Перед приездом сюда я неделю провел на пляже отеля во Флориде. Именно В этот отель мы собирались приехать с Джози в отпуск. И в ночь перед отъездом поругались. Впервые с тех пор как мы были вместе, я обрадовался, что с нами не было Ноа. Мне нужно было кое-что сказать, и я не хотел, чтобы он это слышал.

Вместо того чтобы собираться на отдых, мы разошлись. Точнее я нас развел, подтолкнув ее К неизбежному. Не сомневаюсь, что она осталась бы со мной из-за чувства долга, но я не мог поставить ее в такое положение. В глубине души я бы осознавал, что она меня обманывает, и просто не смог бы с этим жить. Я слишком хорошо ее знал– она сомневалась в нас. А после гибели Мейсона я понял, что все изменится. Я тогда ждал повышения на работе, так что мог помочь Кейтлин и ее девочкам. Но чего я не ожидал, так это возвращения Лиама. Я не думал, что он следит за жизнью остальных и читает газеты. Какова была вероятность того, что он прочитает об этом на следующий день после смерти Мейсона?

Стоя под струями воды, я разминаю мышцы шеи. Мне не хотелось больше думать о жизни в Бомонте Не хотелось знать, что там происходит. Как поживают Пейтон и Эли, отвела ли Кейтлин их к психотерапевту. Хотя девочкам это нужно, готова она это признать или нет. И ей, кстати, тоже. Она больше утешала Джози, чем разбиралась со смертью мужа. И теперь я ругаю себя за то, что не задержался хотя бы ради нее и близняшек.

Я выключаю воду и оборачиваю полотенце вокруг талии. Вытираться мне не нужно, с этой задачей справится жара. Выбор одежды у меня невелик, но, учитывая, что я живу буквально в пыльном котле и духовке, то лучше иметь меньше вещей. За исключением жуков. Тогда я мог бы обходиться без ловушек для комаров и не спать постоянно под сеткой.

Я быстро надеваю свои шорты цвета хаки и выбираю черную классическую рубашку. Не знаю, зачем я ее привез, ведь у меня не бывает званых ужинов или встреч. Здесь наряды более повседневные и расслабленные. Нам не приходится целыми днями наблюдать скучные халаты врачей и безвкусные униформы медсестер.

Я спускаюсь вниз в читальный зал и забираю оттуда карточный стол и два складных стула. У нас есть небольшая терраса, а сидеть не на чем. Там я расставляю стол и стулья, но жалею, что у меня нет свечи или вазы с цветами, дополнивших бы обстановку. Придется довольствоваться тем, что есть.

Обри стоит на кухне, а перед ней – две тарелки и два стакана с водой. Ее улыбка настолько заразительна, что я не могу сдержаться и расплываюсь в широкой ответной ухмылке. Потом торопливо подхожу к ней и окидываю ее взглядом, хотя она в тех же шортах и футболке, в которых была сегодня на работе.

Я забираю тарелки с едой и приглашаю ее следовать за мной. При виде того, что я устроил на улице, она открывает рот. Я знаю, что не сделал ничего особенного и дома смог бы предложить ей что-то лучше, но раз уж мы здесь, то я постараюсь сделать это первое свидание самым лучшим из всех возможных в Африке.

Первое свидание? Неужели сегодняшний вечер я назвал свиданием? Многие коллеги встречаются, пьют чай и ужинают вместе. Так зачем относить нашу встречу к свиданию? Потому что в глубине души это то, чего я хочу?

Расставив тарелки, я выдвигаю для нее стул и помогаю усесться за стол. Она кладет салфетку на колени. Я опускаюсь напротив нее и делаю то же самое. Между нами царит уютная атмосфера, словно мы так делаем уже много лет, хотя я ничего о ней не знаю.

– Итак, доктор Эшфорд, как вам Африка? – решает она взять быка за

рога. Я-то думал, что мы сначала поедим, прежде чем заведем личную беседу.

Я кладу руки на стол и гляжу на нее, чтобы продемонстрировать ей все

свое внимание.

– Пожалуйста, зови меня Ник. И мне здесь нравится, по большей части.

Конечно, некоторых вещей из дома не хватает, например, кондиционера... – смеюсь я. – И некоторых других, но уже не материальных. А тебе? Должно быть, отличается от Южной Африки.

Обри опускает ложку и складывает руки на коленях.

– Мои родители хотели для меня самого лучшего. Хоть они и были миссионерами, а я училась в школе-пансионате, но лето проводила в их общине. Они хотели, чтобы я познала оба мира и решила сама для себя, чем желаю заниматься.

– И что ты решила?

– А я еще не решила. Осенью у меня начинаются занятия в колледже.

Этот год я решила посвятить волонтерству.

Тут мое внимание привлекает слово “колледж”, и я мысленно отступаю назад. О возрасте я и не подумал. На какой-то миг я выпадаю из разговора. Она все продолжает говорить, а я не слышу ни слова.

Вскоре она доке пальцами щелкает у меня перед лицом. И я моргаю несколько раз, чтобы вернуться к реальности.

– Я что-то сказала не то?

– Нет, – вру я.

– Хорошо.

На ее лице отражается обида, и я чувствую себя полным дерьмом. Что со мной такое? Я сижу рядом с красивой женщиной и переживаю из-за ее возраста? Какое он вообще имеет значение?

– Обри, прости. Просто меня застало врасплох твое упоминание о

колледже.

– А-а.

Не знаю, то ли она чувствует облегчение, то ли считает меня придурком.

– Можно спросить, сколько тебе лет?

Обри делает глоток воды. В ее взгляде мелькает озорной огонек, когда

она опускает стакан.

– Мне двадцать один, но я повидала в жизни и пережила больше, чем

наверняка довелось тебе.

– Ты права, – отвечаю я.

Нужно все исправить. Перестань вести себя как идиот и не позволяй

такой банальной вещи как возраст влиять на тебя. Я бросаю салфетку на стол и отодвигаю стул. Ее лицо мрачнеет, и в этот миг я понимаю, что у меня все получится. Так я говорю себе, потянувшись к тарелкам. Я могу быть мужчиной и жить своей жизнью, здесь или дома. Могу жить, испытывая панику в отношениях с Ноа, и при этом направлять свою жизнь в новое русло. Есть ли там место для Обри? Не знаю. Но понимаю лишь то, что мне не нравится, как она смотрит на меня, когда я поднимаюсь с места.

– Я не очень голоден. Не хочешь прогуляться?

Она смотрит на меня и кивает. Мы убираем все со стола, относим и моем тарелки, а после выходим из общежития. Подходим к краю здания и остаемся там, хотя мне хотелось бы уйти. Здесь тоже есть на что посмотреть, не подвергая наши жизни опасности.

Я веду нас к детской площадке. Все дети сейчас сидят по домам, так что мы можем побыть наедине. Она садится на качели, и я, пользуясь возможностью, встаю позади нее. Аккуратно подталкиваю и смотрю, как она раскачивается взад и вперед. Помню, как делал то же самое с Ноа, когда тот был маленьким. Учил его размахивать ногами. Но он перерос качели и выбрал футбол. Я видел в нем талант, но предпочитал не обращать на это внимания. Мне не хотелось, чтобы Джози сталкивалась с тем, что ненавидела большую часть своей жизни. Но как родители мы не могли делать вид, что ничего не происходит. Поэтому я начал тренировать Ноа и развивать в нем как можно больше ценных качеств.

– Прости за мою реакцию. Я здесь... Я здесь потому, что расстался со своей невестой, и для меня это был лучший способ справиться с разрывом. Сначала я надеялся, что она поедет со мной, но все вышло по-другому.

– Ты по-прежнему ее любишь? – голос Обри звучит тихо, спокойно.

Я обдумываю ее вопрос и прокручиваю в голове. Люблю ли я до сих пор

Джози? Не знаю.

Никогда не думал, что мы встретимся снова. После отъезда в колледж

мы не поддерживали связь, пусть на это у нас и не было причин, но было бы

неплохо. Я смотрю на карту у себя в руке и вижу имя – Ноа. Потом перевожу взгляд на нее. Она слабо улыбается, пока малыш у нее на руках неудержимо плачет. Она выглядит такой усталой и измученной.

– Джозефина, рад тебя видеть, – говорю я своим врачебным тоном.

Еще в школе я был безумно в нее влюблен, но она даже меня не

замечала. Она все время проводила с Лиамом Вестбери, когда могла

выбрать парня намного лучше него.

– Джози, – напоминает она.

Я киваю, вспомнив, что она не любит, когда ее зовут полным именем.

– У тебя сын? – Мои слова не должны были прозвучать как вопрос, просто я потрясен. Я смотрю в папку и вижу, что у него фамилия Престон, а не Вестбери. Мои брови сходятся на переносице, но я не могу задать мучающий меня вопрос.

– Да, и он болен, а я не знаю, что с ним такое. – И она начинает

рыдать.

Я встаю, забираю у нее ребенка и кладу его на столик. Тогда он

начинает заливаться пуще прежнего и тянуть себя за ухо.

Заглядываю отоскопом в его больное ухо и нахожу то, что его

беспокоит. Ощупываю руками его шею, плечи и живот, чтобы точно определить, это воспаление уха или что-то другое.

– Я сейчас вернусь, – говорю я, оставляя Джози с ребенком в кабинете.

– Мне нужна доза амоксициклина и мотрин для малыша Престона.

-Да, доктор Эшфорд.

Я заполняю бланк рецепта, когда медсестра возвращается с пипеткой амоксициклина и мотрина. Я уношу их в кабинет и обнаруживаю Джози качающей на руках сына. При виде них у меня разрывается сердце.

Я сам даю ему лекарства, чего обычно не делаю, но не отпускаю ее. Мне любопытно узнать, что же произошло между ней и Лиамом, хотя не хочется допускать мысли, что он сидит дома и пьет пиво, пока она заботится об их сыне.

– Ему должно стать лучше где-то через полчаса. – Я отрываю рецепт и протягиваю ей. – Заполни вот это и проведи до конца курс амоксициклина. У него отит, но это пройдет. Тебе только нужно дать ему мотрин, сегодня или если у него поднимется жар.

– Спасибо.

– Не за что, Джози. Звони мне, если что-нибудь понадобится. – Я киваю и выхожу из кабинета – нормальная практика врачей.

После я наблюдаю за тем, как она покидает кабинет. Сзади ко мне

подходит медсестра и откашливается.

– Такой молодой одинокой мамочке обязательно нужен милый респектабельный мужчина, который помогал бы ей растить ребенка.

– Одинокой? – переспрашиваю я, решив, что ослышался.

– Очень одинокой, – подтверждает она и хлопает меня по плечу.

Честно говоря, я не уверен. Я влюблен скорее в саму мысль того, что она собой олицетворяет. Я растил ее сына шесть лет, а просыпаться по утру и не находить их рядом очень мучительно. Я скучаю по нему. Очень сильно. Скучаю по тому, чтобы быть его отцом и другом, но сейчас, к сожалению, не могу находиться с ним рядом.

– Что произошло?

Я сажусь на качели рядом с ней и начинаю раскачиваться.

– Вернулся ее бывший, и меня будто перестало существовать. Я не мог за нее бороться, потому что она так по нему тосковала, что у меня не было шанса. Я пытался, она пыталась, но ее возвращение к нему было лишь вопросом времени. А я не мог на это смотреть.

Глава 3

Сегодня вечером я собираюсь поцеловать Обри. У нас уже установился свой распорядок, насколько это здесь вообще возможно. Каждый вечер, после ужина, мы гуляем. Между нами пока платонические отношения, и я понимаю, что это из-за меня. Ее нежные прикосновения говорят мне обо всем, что нужно знать, но я просто боюсь сделать этот шаг. Мы пробудем здесь не вечно, да и я вызвался волонтером всего на год. Она тут живет и планирует поступать в колледж. Что если все закончится, не успев толком начаться? Или между нами ничего не сложится? Мне бы не хотелось испытать такую неловкость. Но и в страхе жить не могу.

Когда я захожу в клинику, Обри помогает готовой вот-вот родить девушке. Она бросает на меня обеспокоенный взгляд, и тогда я понимаю, что этот день будет долгим. Она устраивает девушку в палате и возвращается ко мне с ее картой.

– Как ее состояние?

Несмотря на то, что Обри весь день не выходит у меня из головы, я пытаюсь сохранять статус врача. Я думал, что мне надоест видеть ее, но с нашего первого ужина прошло несколько недель, а мне все так же приятно видеть ее каждый день, будь то на работе или после нее.