Текст книги "Сокол пустыни (ЛП)"

Автор книги: Харухи Тоно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

 Глава 8

       В сложенном виде палатка почти не занимала места, но внутри могли бы спокойно улечься трое взрослых людей. Да и выглядела она вполне прочной, если даже непогода – не страшно.

       После ужина Такэюки заполз в палатку, накрылся с головой и принялся выжидать, напряженный до предела. Естественно, он не собирался смыкать глаз: если вдруг проспит, второго шанса не представится. Будь молодой человек в состоянии успокоиться и хорошенько подумать, он бы нашел способ сбежать от Саида, когда тот доставит его в город. Но такая мысль ему в голову не пришла.

       Такэюки всегда ложился раньше кассинца, потому понятия не имел, во сколько тот засыпает. Теперь он изо всех сил притворялся спящим, внимательно прислушивался и заклинал рассвет настать побыстрее. Часы еще работали, и Такэюки примерно знал, когда встает солнце. Так что единственной проблемой было уйти незамеченным. У палатки два выхода. Такэюки уже приметил, где лежат продукты и вода. И, как ни совестно было, сложил в рюкзак пачку бисквитов и двухлитровую бутыль. Саид вообще много чего с собой возил – на все случаи жизни. Такэюки вспомнил, как Мустафа рассказывал об обязательной военной службе и без особых на то причин представил своего похитителя солдатом, дезертировавшим из-за разногласий с начальством. М-да.

       Еще добрый час после того, как Такэюки улегся, Саид занимался чем-то снаружи. А когда залез в палатку, устроился позади японца и минут тридцать читал. Тускло светил фонарик, шелестели страницы. Свернувшийся на боку Такэюки неоднократно чувствовал сверлящий спину взгляд и каждый раз пугался. Эти взгляды не были игрой воображения: когда Саид смотрел, шорох переворачиваемых страниц раздавался куда реже.

       Кажется, мужчина все-таки что-то чувствовал – уж слишком был настороже. Такэюки не шевелился. Он сбежит. По крайней мере, докажет Саиду, что на это ему смелости хватит. Посмотреть бы, какое у него станет лицо... В воображении появился образ Саида: узкий разрез глаз, изогнутые в усмешке губы. Стереть с красивого лица это самодовольное выражение. Саид наверняка пустится в погоню. И, если преуспеет, перестанет относиться к Такэюки как к глупому ребенку.

       Свет погас, и кассинец лег там же, где читал – позади Такэюки. Сердце бешено забилось. Так, спокойно, спокойно... Если он будет волноваться, Саид его раскусит. Такэюки старался дышать ровно.

       Прошло, как ему показалось, не меньше вечности. Несколько раз он говорил себе, что уже пора, однако тут же себя и одергивал. Не стоило недооценивать пустыню: пылающая, как ад, днем, ночью она была пронзительно холодна. Самым мудрым решением в этой ситуации было бы сняться с места примерно за час до восхода. Во всяком случае так казалось на неискушенный взгляд Такэюки, и он мысленно себе поаплодировал.

       Рядом чуть слышно посапывал Саид, и молодой человек напряженно прислушивался к этому звуку. До этого он никогда не заставал кассинца спящим: тот неизменно ложился позже и вставал раньше. И смеялся над заспанным лицом Такэюки. Жаль, нельзя на него сейчас посмотреть. И жаль, что он не храпит. Совершенство, блин...

       Если все пойдет как надо, больше они не встретятся. Понимание этого, как ни странно, огорчало. Такэюки всей душой жаждал вернуться к обычной жизни, и в то же время ему хотелось еще ненадолго остаться с Саидом и узнать его лучше.

       "Я сошел с ума", – печально подумал он.

       Наконец, подходящий момент настал. Медленно-медленно, осторожно-осторожно Такэюки откинул одеяло и принялся на четвереньках выбираться из палатки. Он не раз оглянулся, пока полз, но темный силуэт не двигался.

       Вот и все. Снаружи его встретили кромешный мрак и холод.

       Набросив на себя одеяло, Такэюки выкопал рюкзак, который припрятал за палаткой, пока якобы помогал Саиду готовить ужин. Завязал под подбородком концы импровизированной накидки. Приготовления были завершены. Тогда он неторопливо зашагал прочь, стараясь ступать беззвучно. Пустыню окутывала невероятная тишина: казалось, булавку урони – по всей округе зазвенит. Если бы сейчас в палатке зажегся свет, это значило бы, что все старания насмарку. Саид с ума сойдет от злости и точно его свяжет. Или – что еще хуже – передумает ехать через город. С него станется.

       Такэюки так переволновался, что едва дышал, сердце выпрыгивало из груди. Скорее бы отойти подальше. Он не допускал возможности, что может шагать не в том направлении. Саид указывал в эту сторону – значит, надо идти, пока над горизонтом не вырастут здания и полоса зелени. А уж там будет легко. Вряд ли дорога отнимет больше дня. Верхом, надо полагать, три-четыре часа – выходит, пешком доберется к вечеру, даже если не будет особенно торопиться. Такое вот у него сложилось впечатление после разговора с Саидом.

       Одолев несколько сотен метров, Такэюки обернулся: в палатке по-прежнему было темно. Саид, верно, устал за день и спал крепче обычного. Это взбодрило беглеца, и он пошел быстрее. Хотелось согреться, и, потом, он достаточно отдалился от палатки, чтобы Саид что-нибудь услышал.

       Перед восходом было холоднее всего. Такэюки судорожно кутался в покрывало, стучал зубами и ускорял шаг, но решимость его оставалась твердой. Восток окрасили первые лучи, столь яркие, что резали глаза. Такэюки, склонив голову, наблюдал, как светлеет песок под ногами. Сколько раз перед ним вставали величественные картины закатов и рассветов? Никто не спорит – это было прекрасно, волнующе, но он все равно жаждал вернуться домой. Никакое яростное великолепие не могло заменить мутного света, тут же тонущего в смоге большого города. Как же здесь тянется время. Сложно поверить, что с начала его опасного приключения прошло лишь четыре дня.

       По мере того, как солнце поднималось ввысь, ползла вверх и температура. Ледяной прежде песок начал напоминать раскаленную сковороду. Белая гладь безжалостно отражала свет и пылала невероятным жаром.

       Жарко. Теперь покрывало служило защитой от беспощадных лучей.

       Здесь пустыня не казалась такой однородной, как раньше. Иные места выглядели знакомыми – очертаниями валунов, расположением опрокинутых глыб. В остальном же – бесконечный песок, ни клочка зелени. По пути Такэюки пересек канал, похожий на старое ложе реки, но без капли воды. Он уговаривал себя не спешить, отдыхал в тени скал, пил (стараясь, однако, сдерживаться). Каждую остановку съедал смоченный водой бисквит, чтобы поддержать силы, – пока не понял, что от этого только сильнее пересыхает горло. Страшный жар, казалось, мог заставить вскипеть кровь. Воздух плавился. Продолжай Такэюки путешествие с Саидом, они бы сейчас скрывались от солнца где-нибудь под деревом или скалой. Даже шайка Метахата не рисковала идти в полдень.

       Но понимание это пришло к беглецу слишком поздно: здесь просто негде было спрятаться. Он то и дело утирал лоб, а пот все равно заливал глаза. Ноги налились свинцовой тяжестью, за каждый шаг приходилось сражаться. Такэюки и не предполагал, что это будет так адски трудно. Хотя нет, он знал, что придется нелегко. Но не до такой степени.

       Не стоит недооценивать пустыню. Он и не собирался. Вот только действительность намного превзошла все ожидания. Та пустыня, которую он знал по фильмам и фотографиям, и близко не стояла рядом с реальной. Никакие снимки не в силах передать иссушающий жар и жестокий ветер. Организм, привычный к регулируемой круглый год температуре комнат, никогда не смог бы приспособиться к подобному.

       Во время их переходов Саид ни разу не позволил Такэюки слезть с коня, хотя сам порой спешивался и шел рядом. Поэтому японец полагал, что шагать по песку – дело нехитрое. Как оказалось, ошибался. Собственное хриплое дыхание гремело в ушах, наждачная сухость в горле мешала думать. Воды оставалось совсем немного. Это конец?

       Когда мысль о смерти забрезжила в сознании, Такэюки глубоко пожалел о содеянном. Следовало остаться в палатке. Тогда бы не было этого кошмара. Но что толку в сожалениях? Линия горизонта оставалась пустой – никакого намека на город. Вокруг никого. Даже скал сделалось меньше. Куда ни глянь, песчаное море. Нетвердые шаги одинокого человека вздымали клубы песка, и каждый шаг все глубже повергал в пучину отчаяния. Такэюки потерял чувство направления и уже не смог бы определить, откуда пришел. С макушки до пяток прошибла крупная дрожь – смертный ужас. Вскоре перед его мутным взглядом появилась белая скала, похожая на гриб. Из последних сил он практически дополз до нее и упал в тень. Стащил рюкзак – тот стал таким тяжелым, что врезался в плечи. Вытащил бутылку. И обнаружил, что воды там – на глоток, не больше. Его снова заколотило. А думал он почему-то не о родителях, и не о брате.

       – Саид...

       Даже сидеть, привалившись к скале, было мучительно. Он укутался в покрывало и лег. Погладил прохладный песок дрожащими пальцами. Откуда-то возникло желание отправить пригоршню этого песка в рот, и он, возможно, так бы и сделал, если бы сознание не поплыло.

       – Саид...

       Ему показалось, что кто-то зовет его по имени. Галлюцинации? Стало темно.

 Глава 9

       Вода увлажнила язык и пролилась в горло.

       Еще. Он хотел еще. Шевельнул губами, и к ним снова припало что-то влажное. Он судорожно сглотнул.

       – Такэюки, – позвал кто-то.

       Легкое касание ко лбу и щеке.

       Он тихонько застонал и приоткрыл глаза. Это далось нелегко: веки словно клеем залили. И ему потребовалось несколько секунд, чтобы узнать возникшее перед ним лицо. Длинные распущенные черные волосы, глаза невероятной синевы, белая ткань, покрывающая голову.

       – Саид?..

       – Да, это я.

       Пухлые губы и мелодичный голос. Но как?

       Такэюки слабо улыбнулся:

       – Я сплю. Или у меня галлюцинации. Саид бы не пришел за мной.

       – Как мило с твоей стороны, – поморщилась "галлюцинация".

       "Мог бы со мной и приветливее, раз это мой сон", – недовольно подумал Такэюки и вслух возмутился:

       – Мой сон и мне же грубит.

       – Ну все, тихо. Позже поговоришь. Раз уж тебя потянуло разгуливать по пустыне, я предпочёл бы, чтобы ты предварительно взял пару уроков выживания.

       Тут Такэюки окончательно пришел в себя.

       – Ты... ты настоящий?

       Саид глянул на него весьма озадаченно (причем в синих глазах все равно танцевали смешинки). "Он меня искал..." В это трудно было поверить. Сердце застучало.

       – Я не умер?

       – Если ты сбежал от меня именно с этой целью, вынужден тебя разочаровать.

       Сарказм бил через край, но поддерживающие молодого человека руки были необычайно бережны.

       Такэюки прикрыл глаза:

       – Можно мне еще воды?

       Саид вздохнул с толикой облегчения, глотнул из бутылки и прижался губами к губам Такэюки. Тот бы вскрикнул, но не хватило дыхания. Прохладная жидкость пролилась в рот. Вода ушла, а горячие губы остались.

       – Я... н-никогда...

       "Я никогда так не целовался".

       Саид больно втянул его язык и отстранился.

       – Ты невыносим.

       Такэюки смотрел на кассинца в состоянии легкого ступора. Наверное, вцепился бы в него сейчас, если бы руки не запутались в покрывале.

       – Что ж, попытка была неплохая, но здесь все и закончилось. Пора двигаться дальше.

       – Зачем?

       Небо начинало темнеть, и Такэюки полагал, что можно было бы заночевать тут. Однако Саид мотнул головой.

       – Сюда идет область низкого давления.

       – И что?

       Весной такое случалось нередко, Такэюки не мог понять, почему Саид так озабочен. Вместо ответа мужчина легко подхватил его на руки (по телу разлилась остро-сладкая болезненная нега) и понес. Такэюки, молча краснея, млел и таял.

       По другую сторону скалы стоял верблюд.

       – А где Аслан?

       – Мне, конечно, хотелось тебя спасти, но убивать ради тебя лошадь я не намерен. Я брал его с расчетом, что мы вернемся сегодня в город. А так как некоторые глупцы, не будем указывать пальцем, вздумали шастать по пустыне, не имея о ней ни малейшего представления, Аслану не хватило бы потом сил еще и везти двоих до города. Он бы пал по пути.

       Саид не лгал и не шутил. И Такэюки стало так стыдно за свою наивность и глупую браваду, что по щекам потекли слезы.

       – Прости... прости...

       – И что толку теперь плакать? Надо было с самого начала меня слушать. Аслан уже, наверное, в городе, с торговцем, у которого я взял верблюда. И мы могли бы там быть... Ну все. Надеюсь, ты усвоил урок и больше не будешь от меня бегать. Правильно?

       Такэюки кивнул, съежившись под пронзительным взглядом. Саид глубоко вздохнул.

       – Ехать верхом на верблюде сложнее, чем на лошади. Держись крепко.

       Верблюд подогнул ноги, тяжело опускаясь на песок. У животного были длинные ресницы, добродушная морда и густая шерсть. На спине – седло и сумки.

       – Я сяду впереди. Делай, как я, потом обхватишь меня за пояс. Верблюд, когда поднимается, сначала выпрямляет задние ноги. Если покажется, что заваливаешься вперед, держись за меня и не упадешь. Понял?

       – Да.

       После того, как Такэюки уселся позади Саида, животное встало – именно так, как предупреждал кассинец. У Такэюки бы, наверное, вырвался возглас удивления, если бы не это предупреждение. А расстояние до земли оказалось выше, чем ему думалось. Такэюки сильнее обхватил Саида за пояс, и они поехали.

       По-прежнему чувствуя себя неловко, молодой человек прижался щекой к широкой спине и еще раз повинился:

       – Прости... И... спасибо. Я рад, что ты пришел.

       Саид ничего не сказал, но положил руку на сцепленные ладони Такэюки и пожал их. Что можно было растолковать, как "я рад, что ты цел". В груди потеплело, на глаза снова навернулись слезы.

       Держаться на верблюжьей спине было ужасно неудобно, однако Такэюки понимал, что жаловаться может разве что на самого себя, и терпел безропотно. Саид смотрел на звезды. Он уже объяснил японцу, что надвигается хамсин, хотя раньше, казалось, думал оставить его в неведении. Теперь, должно быть, ситуация стала серьезной.

       – Что такое хамсин?

       – Песчаная буря по-арабски.

       – Песчаная буря?

       Насколько это опасно – быть застигнутыми бурей посреди пустыни? У Такэюки от одной мысли в животе екало. Если бы Саид не появился вовремя и он до сих пор пытался добраться до города в одиночку, его бы погребло под песком. И тела бы не нашли.

       – Спрячемся там, где останавливались в первую ночь. Буря доберется и туда. Чувствуешь, какой ветер?

       Такэюки чувствовал. И отчаянно трусил, крепче цепляясь за единственную на данный момент защиту.

       – Успокойся, – Саид в кои-то веки решил его ободрить.

       Глянув вперед, Такэюки увидел знакомую группу скал на фоне темного неба.

       – Поверить не могу, что я опять здесь...

       Выходит, он шел совершенно не в ту сторону!

       – Как же ты меня отыскал?

       – Ну, знаешь, ты плакал и звал меня, и я услышал, – уклончиво отозвался Саид. – А может, между нами незримая связь, и сам Бог вел меня к тебе.

       – Придурок... – Такэюки смутился.

       Он чувствовал щекой чужую горячую спину. Хорошо быть живым...

       Добравшись до пещеры, Саид велел Такэюки отнести внутрь сумки и сказал, что пойдет устраивать на ночь верблюда. Между скал завывал, предвещая бурю, ветер.

       – Осторожнее там. И возвращайся побыстрее.

       – Знаю, не беспокойся, – откликнулся Саид и вдруг сгреб Такэюки за плечи, быстро поцеловал в губы и подтолкнул ко входу в пещеру.

       Пока молодой человек стоял столбом, соображая, что это было, вокруг затанцевали вихри песка. Верблюд жалобно заревел: его тоже пугала перемена погоды. Все еще пребывая в смятенных чувствах, Такэюки развел костер, как учил его Саид. Сухое дерево уже лежало в импровизированном очаге. А потом ждал, успокаивая себя молитвой, пока спустя двадцать минут в пещере не появился запорошенный песком Саид. Когда он снял куфию, с нее посыпались тонкие песчаные струйки.

       – Хочешь кофе?

       – Да.

       Такэюки тревожила буря, но кассинец являл собой образец великолепной сдержанности. Потому Такэюки решил просто об этом не думать. Саиду лучше знать. Зачем утомлять его пустыми вопросами.

       – Верблюд нервничал, пришлось с ним задержаться. Ты же не плакал тут без меня?

       – Нет! – взвился Такэюки, вызвав у кассинца довольную усмешку.

       – Вот и славный мальчик, – Саид потрепал его по волосам. – Даже костер нам зажег.

       От похвалы злость моментально улетучилась, сменившись чем-то, больше похожим на счастье.

       Саид варил кофе по-турецки, в специальном сосуде – джезве, на углях. Налил воды, насыпал кофе и сахар и помешивал.

       – Температура поднимается медленно, и кофе от этого вкуснее.

       Заинтересованно наблюдавший Такэюки кивнул.

       Когда содержимое забурлило, Саид убрал джезву с углей и разлил кофе в две маленькие чашки.

       – Осторожно, горячий. Ждешь, когда гуща опустится на дно, и пьешь сверху.

       – Знаю, Мустафа мне показывал в кофейне...

       Имя Мустафы сорвалось с губ совершенно случайно. Такэюки сглотнул и отвел глаза. Он вовсе не уверен был, что Саид желает слушать о его прошлом. Но боялся он зря.

       Мужчина подул на кофе и спокойно спросил:

       – Кто такой Мустафа?

       – Он тоже из Кассины, работает в японском посольстве. Он умный и добрый. А я его не послушал, пошел один на соук. Там меня и поймали.

       – Все с тобой ясно, – хмыкнул Саид.

       В костре звонко лопнула ветка, выбросив сноп искр. Такэюки, отшатнувшись, оказался ближе к кассинцу, но отодвигаться не стал.

       – Сколько ему лет?

       – Ммм, – Такэюки покачал головой, вспоминая. Он уверен был, что спрашивал об этом, но вот что ему ответили? – Ах да. Он говорил, ему столько же, сколько принцу Асифу.

       Отпив кофе, Такэюки снова почувствовал себя живым. Какое счастье, что он не сгинул в пустыне. Было бы ужасно погибнуть вот так.

       – Кажется, принцу Асифу исполняется двадцать шесть в этом году, – равнодушно сказал Саид.

       Но Такэюки сейчас мало интересовали что Мустафа, что даже принц Асиф.

       – А тебе сколько?

       – А сколько ты мне дашь?

       Стоило разговору коснуться важных, по мнению Такэюки, вещей, Саид снова принялся валять дурака. На вопросы о себе он вообще не отвечал, и японца это бесило.

       – Достаточно, чтобы содержать четырех жен и десятерых детей и жить в роскоши в огромном дворце с сокровищницей из денежек, которые ты обманом вытянул из честных людей.

       – А у тебя богатое воображение. Сокровищница, говоришь? В каком веке мы, по-твоему, живем? Ты просто еще не вырос из "Тысяча и одной ночи".

       – Да ну тебя! – Такэюки покраснел как рак. Щеки пылали, и не от того, что он сидел у огня.

       – К несчастью, – Саид глянул на японца поверх чашки, – я не такой ответственный.

       Это прозвучало серьезнее, чем шутливая отговорка.

       – Эй... – Такэюки смотрел на костер, и чувствовал, как горят уши. То, что он собирался сейчас сказать, требовало немало смелости. – Знаешь, я... пожалуй, мог бы остаться с тобой... если хочешь.

       Саид застыл.

       – Это еще что?

       В коротком вопросе настороженность мешалась с удивлением. И упреком в адрес Такэюки – за столь необдуманное предложение.

       – Ну... почему бы и нет. Просто подумал, что будет забавно.

       – Забавно? Так и не научился уважать пустыню?

       – Научился! – Такэюки искоса посмотрел на кассинца, тон которого стал уже почти гневным. – Научился. И жалею, что недооценивал ее. Я не говорю, что хочу навсегда остаться здесь. Я имею в виду, что... эээ... что хочу остаться с тобой.

       – Всего-то. – В синих глазах плескалось отчетливое "не верю".

       Молодой человек поставил пустую чашку на песок и повернулся к Саиду всем телом.

       – Я не знаю почему.

       Он представил себя со стороны и мысленно схватился за голову. Что он творит?

       – Такэюки... – Помолчав, Саид встал и направился к выходу.

       – Ты куда?! – Такэюки тоже вскочил.

       Однако мужчина приказал ему оставаться – голосом, не терпящим возражений – и японец подчинился. Иногда в облике Саида появлялось подлинное величие, и тогда нельзя было и мысли допустить, чтобы его не послушаться.

       – Иди к огню. Ты уже набегался сегодня.

       Такэюки вернулся к костру, сел и уставился на танцующие искры. По-прежнему стоя к нему спиной, Саид тихо сказал:

       – Прости. Кажется, мои шутки зашли слишком далеко. Я тебя дразнил... не думал, что так серьезно все воспримешь. Я ничего такого не имел в виду.

       Что ответить? Такэюки не знал и молчал, покусывая нижнюю губу.

       – Ты сын знатного человека, верно? Посольство предоставило тебе сопровождение... Наверное, твоя семья имеет связи с императором?

       – Не совсем, – неуверенно возразил Такэюки.

       Что-то такое было поколений пять назад, но Саиду об этом знать необязательно.

       – Так или иначе, ты наивный избалованный богатенький мальчик. Не стоило мне тебя дразнить.

       Значит, шутка. Значит, ничего не было. Он просто шутил. И эти поцелуи ничего не значили. Всё – шутка. Шутка...

       Такэюки нахохлился и бесцветно отозвался:

       – Ясно.

       – Извини, что запутал тебя. Кажется, ветер немного улегся... Пойду посмотрю, как там верблюд.

       – Саид! – Такэюки вскочил, но кассинец уже скрылся.

       Приехали. А он-то был почти уверен, что Саид согласится. Что-то имеет против потомственной аристократии? Непохоже. Вряд ли человек, который столько времени смог выдерживать несносный характер Такэюки, обратил бы внимание на подобные мелочи. Нет. Непонятно. Так нельзя, в конце концов!

       Он лег на ковер и прикрыл глаза. В груди назревала буря не хуже той, что бушевала сейчас за каменными стенами.

       – Придурок ты. Шутил... А я не шутил!

       Он рывком поднялся, сгреб горсть песка и швырнул в стену. И еще раз, еще, еще. В глазах щипало. С его слезными железами сегодня определенно творилось что-то не то. Он никогда столько не плакал за один день. Песчинки кружились в воздухе. Потом он выдохся. Уронил занесенную было руку и снова лег. Усталость убаюкивала, и он почти уже заснул, когда услышал шаги.

       – Чем ты здесь занимался? – изумленно спросил Саид, опускаясь рядом. – Честное слово...

       Такэюки быстро закрыл глаза.

       Мужчина, верно, поверил, что он уже уснул. Осторожно стряхнул песок с его волос и некоторое время (Такэюки чувствовал даже не глядя) смотрел в лицо. Молодого человека так и подмывало открыть глаза и показать Саиду, что он не спит, но прежде, чем он успел это сделать, кассинец наклонился и запечатлел на его губах легкий поцелуй. Все случилось очень быстро, и Саид тут же выпрямился, но у Такэюки в груди словно бомбу взорвали.

       Что это? Зачем? Он окончательно перестал что-либо понимать. Обдумывал случившееся и так и эдак, пока голову не заволокло сонной дымкой.

       Может, с утра яснее станет?

       Хотя вряд ли.

       Это была последняя связная мысль.