Текст книги "Тора-Тора-Тора !"

Автор книги: Харри Тюрк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

ВОИНЫ, КОТОРЫЕ УЖЕ УМЕРЛИ

Едва наступило восемнадцатое ноября 1941 года, как из военно-морской базы Куре в открытое море один за другим вышли пять больших подводных крейсеров. Это были тяжелые подводные лодки водоизмещением 3500 тонн с номерами J-16, J-18, J-22 и J-24. Их вооружение состояло из восьми торпедных аппаратов и одного орудия. Но, согласно поставленной перед ними задаче, предстояло применить другое, новое боевое средство, о котором американцы пока не догадывались: миниатюрные подводные лодки. Их следовало доставить возможно ближе к цели. Там малютки должны были покинуть корабли носители и дальше двигаться самостоятельно.

Еще задолго до начала Второй мировой войны японский императорский военно-морской флот начал интенсивно наращивать количество кораблей и прочих боевых средств. Строились новые авианосцы и линкоры, тяжелые танкеры и быстроходные крейсера. Но наряду с этим особое значение придавалось расширенному строительству подводного флота. Еще до вторжения Гитлера в Польшу Япония обладала примерно сотней современных подводных лодок, большинство водоизмещением свыше 2000 тонн. По мощности вооружения и дальности действия их следовало относить уже к классу подводных крейсеров.

Но в Японии строились не только подводные гиганты. В результате многолетней работы лучших специалистов военно-морского флота по созданию миниатюрной подводной лодки появилась небывалая новая конструкция.

В 1933 году первые две подводных мини-лодки были продемонстрированы специалистам. Эти лодки достигали глубины двадцати четырех метров, имели ширину всего два метра, водоизмещение приблизительно пять тонн. В движение их приводил электродвигатель мощностью 600 лошадиных сил, питавшийся от аккумуляторной батареи. Максимальная скорость достигала девятнадцать узлов.

Правда, с питанием от батарей лодка могла пройти только шестнадцать морских миль, но большего и не ожидали. Эти маленькие стальные рыбки не рассчитывали на длительные рейсы. Подводные лодки-носители должны были доставлять их непосредственно в район расположения цели. А там противнику трудно было бы их обнаружить по причине малых размеров. Это должно было дать преимущество внезапной атаки.

Вооружены были лодки двумя торпедными аппаратами, расположенными в носу один над другим. Экипаж состоял из командира, который с помощью перископа вел лодку к цели, и механика, обслуживавшего электроаппаратуру.

С этими «А-лодками», как окрестили крохотные суденышки, провели немало экспериментов. Сначала их намеревались доставлять к цели самолетами. Однако от этого плана пришлось отказаться – он оказался совершенно невыполнимым. В конце концов на палубах подводных крейсеров установили прочные держатели, которыми прихватывалась миниатюрная подводная лодка. Таким образом, их, так сказать, несли на спинах.

Незадолго до приближения к району операции экипаж из двух человек перебирался из подводного крейсера в свое маленькое суденышко, затем под водой оно освобождалось от креплений и своим ходом двигалось к цели.

Для службы на подводных мини-лодках моряков отбирали особо. Им предоставлялась масса дополнительных льгот, и вообще к ним относились весьма почтительно. Если учесть, в каких условиях им предстояло действовать, и сколько оставалось шансов выжить, становится понятно, что получивших боевой приказ можно было сразу считать смертниками.

Чрезвычайно распространенная в те годы японская милитаристская идеология внушила многим воинам мысль о том, что безрассудное самопожертвование во славу бога-императора относится к числу величайших человеческих добродетелей. Желание жить и работать для отечества отступило в тень громкой фразы, которая требовала, чтобы лучшие сыны нации видели высшую честь в смерти за свое отечество.

Этот дух – вершина милитаристского воспитания – преобладал среди подводников уже к началу операций против США. Религиозные церемонии в небольших молельнях на бортах лодок – носителей сменялись политическими митингами, где в головы матросов вбивалось чувство ненависти к Америке. С таким настроением они и отправлялись в первый бой.

Энсина Кацуо Сакамаки откомандировали на «А-лодки» в двадцать три года. Произошло это примерно в то же время, когда лейтенант Маеджима под видом безобидного туриста разглядывал противолодочные заграждения в бухте Пирл-Харбора и докладывал о своих наблюдениях Адмиралтейству. Маеджима оценил шансы, на которые могли рассчитывать в Пирл-Харборе «А-лодки». Адмиралтейство с его предложениями согласилось. Срочно подготовили пять больших крейсерских лодок и отобрали экипажи для «малюток».

Кацуо Сакамаки входил в число самых блестящих офицеровподводников. Он был молод, подтянут, энергичен и верен долгу. Получив новое назначение, он не знал, что адмирал Ямамото, инициатор плана нападения, весьма скептически относился к использованию миниатюрных подводных лодок.

Адмирал не ждал ничего хорошего от плана, согласно которому пять лодок должны будут попытаться проникнуть во время налета в бухту и торпедировать корабли, которые просмотрят или в которые не попадут авиаторы. Ему с самого начала было ясно, что экипажи маленьких суденышек, даже если тем вообще удастся проникнуть в гавань, обречены. Не слишком прочные корпуса лодок просто раздавит при взрывах бомб. Однако его скепсис объяснялся не только этим обстоятельством. Слишком велик был риск, что та или иная лодка будет случайно обнаружена, прежде чем начнется атака. Тогда поднятая по тревоге американская оборона станет намного эффективнее, чем в случае полной внезапности.

Но противостоять подводникам не смог даже адмирал Ямамото. Они горели желанием доказать свою значимость для будущей войны и настаивали на участии в битве при Пирл-Харборе.

После долгих препирательств командир группы «А-лодок» Наоджи Иваса пошел на компромисс. Лодки-малютки вступят в дело только после того, как начнется воздушный налет. Проникнуть в бухту они постараются скрытно. Если же возможности проникнуть в бухту незамеченными не представится, они дождутся, пока в общей суматохе битвы можно будет взорвать противолодочную сеть.

Вечером шестнадцатого ноября на построении Кацуо Сакамаки услышал от Наоджи Иваса, что выход лодок назначен на восемнадцатое, и присоединился к общему крику "Банзай!" Потом он получил последнее увольнение на берег. Вместе с механиком Киоджи Инагаки они побродили по Куре в районе гавани, сходили в кино и выпили по несколько рюмок сакэ. Потом Сакамаки купил в цветочном магазине цветущую ветку вишни, только что доставленную из теплицы.

Попросив завернуть ветку в целлофан, он взял её с собой на борт, где положил рядом с перископом. Цветы вишни должны были принести Кацуо Сакамаки счастье. Под счастьем в данном случае он понимал возможность умереть со славой, то есть потопить хотя бы один вражеский корабль, прежде чем погибнуть самому.

Вскоре после полуночи он уже лежал в своей койке на борту подводного крейсера J-24. Долгий поход начался.

Пока почти сто человек экипажа подводного крейсера стояли вахты, Сакамаки занимался игрой в шоджи. Однако через небольшие промежутки времени он поверял свою «малютку» и убеждался, что с ней все в порядке. Приходилось обвязываться тросом, чтобы в шторм добраться до «А-лодки» по палубе подводного крейсера. Он рассматривал это как своего рода спорт.

По ночам лодка всплывала, днем шла под водой. Как и в надводной эскадре, адмирал Нагумо и здесь строго-настрого запретил радиообмен, чтобы ни один чужой корабль не обнаружил подводные лодки. Они могли лишь принимать передачи из базы в Куре.

Шестого декабря пять подводных крейсеров приблизились к Оаху. Они остановились примерно в двадцати морских милях от берега и стали ждать. Когда стемнело, лодки всплыли и подошли ещё ближе к берегу. Кацуо Сакамаки стоял в командирской рубке подводного крейсера, глядя в бинокль на портовые огни Пирл-Харбора. За ними раскинулся залитый морем огней и ни о чем не догадывавшийся Гонолулу. Были неплохо различимы самые высокие здания с неоновой рекламой и даже освещенные аллеи у подножия Даймонд Хед.

Сакамаки опять забрался в свою «малютку». Цветущая ветка все ещё лежала рядом с перископом, но немного завяла.

Сакамаки немного поупражнялся, повторив все операции, предшествующие атаке. Сколько раз уже он их проделывал! И вдруг он обнаружил, что гирокомпас лодки неисправен. Раньше ничего подобного он не замечал. Вероятно, прибор получил повреждение во время долгого морского перехода.

Взволнованный Сакамаки спустился вниз и вызвал механика подводного крейсера. Тот прихватил свой инструмент и перебрался в мини-лодку. С ремонтом следовало уложиться в несколько часов, иначе «А-лодка» осталась бы небоеготовой.

В конце концов врач подводного крейсера отправил Сакамаки в койку. Но тот не находил себе места. Он принял было снотворное, но сразу после этого выпил крепкого горячего кофе. А спустя полчаса вновь поднялся на палубу. Моторист Инагаки вместе с механиком подводного крейсера все ещё возились с гирокомпасом; дефект они так и не нашли.

Сакамаки снова спустился вниз. Он твердо решил, что никакой дефект гирокомпаса не сможет помешать его участию в бою. Он поведет лодку в атаку, даже если прибор не сумеют отремонтировать. А при необходимости сможет ориентироваться через перископ.

В три часа тридцать минут – время старта – он стоял в рубке командира, но услышал, что компас все ещё не работает. И старт перенесли. Инагаки с механиком лихорадочно возились с непослушным прибором.

Два часа спустя они сдались и, вконец обессиленные, вывалились из маленькой лодки. Однако Сакамаки все уже решил и вытянулся перед командиром:

– Капитан, несмотря ни на что, я иду в бой!

Командир подводного крейсера J-24 Хироши Ханабуса только кинул в ответ. Он знал, кого отбирали на «А-лодки», и дал знак Инагаки поторопиться с переодеванием. Начинало светать. Время пришло.

Пока Инагаки облачался в свой кожаный костюм, Сакамаки обвязал лоб белой лентой «хашамаки», какие носили ещё воины древней Японии. Его лодка стартует с опозданием на два часа. Капитан обнял обоих членов экипажа. Он знал, что видит их в последний раз. Затем дождался, пока они скрылись в своем маленьком суденышке и задраили рубочный люк. Только после этого он дал команду на погружение.

Сакамаки и Инагаки, запертые в своей тесной стальной трубе, с нетерпением ждали сигнала. Маленький электродвигатель лодки уже работал. Подводный крейсер прибавил ходу, чтобы сбросить с себя карликовую лодку. Знаком послужил скрежет отходящих металлических захватов. Мини-лодка рванулась вперед, в то время как подводный крейсер ушел в сторону.

Больше ста раз проводил Сакамаки эту операцию. Но на этот раз все шло не так, как надо. Вместо того, чтобы скользить вперед, лодка почти вертикально встала на корму и начала раскачиваться. Целый час экипаж безуспешно пытался выравнять лодку. В маленьком суденышке было очень тесно и передвигаться удавалось только ползком. Сменяя друг друга, они перекладывали свинцовый балласт, манипулировали воздушными вентилями и проверяли оборудование.

Спустя какое-то время лодку удалось кое-как отдифферентовать. Они продолжали плавание. Сакамаки ориентировался через перископ. В неверном свете утренней зари проступил контур берега. Лодка взяла курс на него.

Время шло к семи, а до входа в бухту Пирл-Харбора оставалось ещё далеко. Внезапно утлое суденышко потряс сильнейший удар. Инагаки, сохраняя присутствие духа, выключил мотор. Лодка наскочила на риф. Но так как двигалась она очень медленно, корпус уцелел. Только нижний торпедный аппарат вышел из строя. По счастливой случайности боеголовка торпеды не сдетонировала.

Сакамаки осторожно подвсплыл на перископную глубину и вновь взял курс на берег. Но к тому времени он уже намного отклонился от курса и оказался в районе рифов, миновать которые шансов почти не было. Спустя час новый удар потряс миниатюрную подлодку. Они опять наткнулись на подводную скалу. На этот раз вышел из строя и второй торпедный аппарат.

Сакамаки в отчаянии ползал по лодке. В некоторых местах появилась течь. Рулевое управление почти не действовало. Но мотор ещё работал. Ценой больших усилий экипажу удалось ещё раз вывести лодку на перископную глубину. Но в это время вода уже попала в аккумуляторный отсек. Распространился едкий, горький смрад, от которого перехватило дыхание.

Сакамаки приник к перископу, не отрывая взгляда от приближающегося берега. Там, впереди, лежал Пирл-Харбор, его цель!

Мысль о том, что они не смогут принять участие в запланированной атаке, была невыносимой. Она уязвляла гордость Сакамаки, терзала его душу, заставляя делать все возможное, чтобы доставить лодку на поле боя. Но, с другой стороны, он прекрасно понимал, что его едва способный к маневрированию подводный корабль уже лишился всяких шансов сыграть хоть какую-то роль в предстоящей атаке.

Если бы только ему удалось подобраться на израненной лодке к американским кораблям! Тогда он бы не думал о спасении собственной жизни, а направил эту маленькую стальную сигару с зарядом взрывчатки в носу на таран ближайшего линкора. Умирая, захватить с собой противника – это соответствовало тому духу, в котором он был воспитан.

Он чувствовал, что становится все труднее дышать. От газа, который образовался от смешения поступающей воды с кислотой батарей, слезились глаза. По его оценке, до Пирл-Харбора оставалось ещё около десяти морских миль.

Обернувшись, он увидел Инагаки, лежавшего рядом с батареями. Он хотел подняться и подползти к механику, но уже не мог двинуться с места и потерял сознание.

Неуправляемую лодку медленно сносило к берегу.

РАЙ И ЕГО ХРАНИТЕЛИ

Едва ли о каком-нибудь другом регионе мира написано столько хвалебных слов, как о Гавайях. Установив свое господство на этих идиллических островах Тихого океана, американцы их преподносили как жемчужины тропиков, царство тишины и покоя.

В этом большая доля истины. Солнечные и зеленые Гавайские острова действительно принадлежат к числу прекраснейших мест мира. Природа раскрывает здесь все свои красоты, все богатства, чтобы радовать людей, дарить им хорошее настроение, облегчать жизнь, давать радость и отдых.

Острова богаты растительностью. В расточительном изобилии там растут фрукты всех мыслимых видов. Там бесчисленное множество очаровательных пейзажей, тихих укромных мест среди пальмовых рощ и горных склонов. Над всем этим великолепием величественно возвышаются горные вершины. Всегда светит солнце, а мягкий теплый ветер сменяется прохладным ночным бризом. Когда там идет дождь, люди танцуют от радости. Временами там так тепло, а дождь такой мелкий, что его капли испаряются в воздухе, не успевая достигнуть земли.

В последние годы на островах возникли бесчисленные отели для туристов, особенно на острове Оаху, который в то же время дал приют главной базе тихоокеанского флота и армии Соединенных Штатов. Клубов и баров было столько, что не сосчитать. На островах умели отдыхать. Даже солдаты и матросы едва ли ощущали тяготы службы. Приветливые темнокожие туземцы называли солдат "ананасной армией".

Это была армия, стерегущая рай. Рай солнечных пляжей и пальмовых рощ, благоухающих цветов и благозвучных песен.

Гавайский архипелаг состоит из восьми основных островов, населенных пестрой смесью народов. Коренных жителей к тому времени оставалось всего 22 000. По сравнению с общим числом жителей – 370 000 человек – это немного. Основную часть населения составляли приезжие японцы, китайцы, филиппинцы, североамериканцы и европейцы. До 1893 года островным государством управляла королева Лилиуокалани. Затем появились американские военные корабли и острова объявили республикой. Спустя пять лет правительство США аннексировало острова и назначило туда губернатора.

Наряду с сельскохозяйственной продукцией – главным образом, сахарным тростником и тропическими фруктами – Гавайский архипелаг имел для Америки немалую военную ценность. Остров Оаху со своими гостеприимными бухтами просто напрашивался в качестве базы для военно-морского флота. И этот шанс не упустили. Вскоре на острове выросли аэродромы и казармы. Крупнейшими из них были Шофилд и Форт Шафтер, а ещё военно-воздушные базы Уилер Филд и Хикэм Филд.

Гавайские острова играли важную роль в военных планах правительства США. Отсюда руководили большей частью операций, призванных обеспечить экономическое и политическое господство США в Азии и на Тихом океане.

Вечером шестого декабря 1941 года на острове Оаху и в его столице Гонолулу царило спокойствие. Нигде не было заметных особых мер предосторожности. Горели все огни в городе и в порту. Корабли Тихоокеанского флота затихли. Экипажи получили обычное по уикэндам увольнение на берег. Так же обстояли дела в армейских казармах и на аэродромах.

В акватории бухты вокруг острова Форд стояла на якорях большая часть Тихоокеанского флота. Жизнь флота подчинялась размеренному ритму, чередованию патрульных походов и отдыха. В море поочередно выходили то адмирал Пью со своими линейными кораблями, то адмирал Хейлз со своей группой авианосцев.

В последние дни из Вашингтона поступило предостережение. В высшей степени неопределенных и весьма туманных выражениях оно обращало внимание лишь на то, что следует считаться с возможностью японского нападения. В качестве вероятных целей назывались Филиппины, Таиланд, Сингапур или Борнео.

Одновременно рекомендовалось усилить наиболее отдаленные американские базы. Так, авианосец «Энтерпрайз» доставил истребители морского базирования на остров Уэйк, расположенный в 4000 километров к западу, а «Лексингтон», второй большой авианосец, находился на пути к острову Мидуэй, лежащему в 2500 километрах северо-западнее, и тоже с самолетами. Оба авианосца сопровождали несколько тяжелых крейсеров. От линкоров отказались, так как те снизили бы скорость авианосных группировок с тридцати до семнадцати узлов. Таким образом, линкоры остались в Пирл-Харборе – к немалой радости их экипажей.

Уикэнд с его бесчисленными радостями привлек матросов и офицеров с кораблей в клубы и отели города. В самых разных местах гудели офицерские банкеты. Там пили, танцевали, глазели на девушек-метисок, танцевавших хулу, злились на жен, флиртовавших с офицерами помоложе, в общем, расслаблялись как могли, поддавшись очарованию теплого тропического вечера.

Но один человек в тот вечер был полон какого-то странного беспокойства, и даже на банкет прибыл с приличным опозданием. Генерал Уолтер К. Шорт командовал расквартированными на Оаху армейскими частями.

Он уже собирался покинуть Форт Шафер на окраине Гонолулу и отправиться к казармам Шофилда, где генерал Уилсон, командир 24-й пехотной дивизии, давал банкет в честь некоей дамы по имени Энн Этцлер, когда его задержал офицер контрразведки полковник Кендалл Филдер. Энн Этцлер объезжала острова с труппой варьете, состоявшей из двух дюжин прекрасно сложенных певичек и танцовщиц. Когда полковник Филдер подал генералу какой-то документ, тот недовольно поморщился: банкет в Шофилде уже начался.

Генерал Шорт с удивлением прочел донесение лейтенанта Джорджа Бикнелла, который прослушивал радио – и телефонные переговоры. Накануне Бикнелл перехватил телефонный разговор между Гонолулу и Токио. Доктор Мотокацу Мори, японский зубной врач из Гонолулу, женатый на корреспондентке токийской газеты "Иомиури симбун", звонил в редакцию.

Редакция была прекрасно осведомлена об общей ситуации в Гонолулу, о передвижениях кораблей и погоде. И это удивления не вызывало: давно уже стало известно, что корреспондентка "Иомиури симбун" передает в Токио по телефону такого рода подробности. Она состояла в списке лиц, находящихся под наблюдением. Но на этот раз к обычным вопросам присоединился разговор о цветах. Токио подробно интересовался всеми видами цветов, которые цвели в эти дни в Гонолулу. Доктор Мори ответил, что в это время распускаются лишь немногие цветы, но хибискус и поинсеттия все же стоят в цвету.

Генерал Шорт с контрразведчиком несколько раз перечитали стенограмму разговора. Текст звучал слишком странно. Похоже, здесь использовали какой-то новый код. И все-таки казалось сомнительным, что шпион воспользуется для передачи донесения таким ненадежным средством, как телефон. Все это могло оказаться совершенно безобидной болтовней и принимать немедленные меры казалось просто неблагоразумным.

Еще немного посовещавшись, они решили пока оставить все как есть и, прихватив заждавшихся жен, отправились в Шофилд.

Генерал Шорт почти не пил, ограничившись двумя ананасовыми коктейлями, пока его молодая жена танцевала со штабными офицерами на украшенной цветами танцевальной площадке. Цветы вокруг танцплощадки весь вечер не давали генералу Шорту покоя. Вновь и вновь он задумывался над таинственным текстом, которым обменялись живущий в Гонолулу японец и токийская газета. Однако думал генерал не о возможном нападении. Его мысль работала совсем в другом направлении. Он давно уже опасался, что насчитывавшая 15 000 человек японская колония на острове может быть тайно подготовлена японцами к проведению широкомасштабной компании саботажа.

Еще во время банкета он снова отозвал в сторону полковника Филдера и долго с ним советовался. В конце концов генерал решил принять предусмотренные для такого случая меры по борьбе с саботажем и отдал приказ. На всех важных военных объектах выставили специальные караулы. На аэродромах наземные команды выкатили самолеты из ангаров и расставили их по краям летного поля – ведь в ангарах техника могла быть уничтожена взрывом.

О принятых мерах Шорт сообщил в Вашингтон, где особых комментариев они не вызвали.

За час до полуночи Шорт отправился домой в Форт Шафтер. Разгоряченные танцами жены восхищались изумительным зрелищем ночного Пирл-Харбора. Сверкали россыпи тысяч огней. Большие корабли в гавани были ярко освещены. Случайный луч прожектора рассек ночное небо.

– Какая удивительная ночь! – сказал генерал Шорт жене, задумчиво глядя на ярко освещенные корабли.

Примерно в то же время командующий тихоокеанским флотом адмирал Хасбенд Е. Киммель ложился спать. Он был самым молодым адмиралом на острове и, несмотря на это, назначен главнокомандующим. Киммель сделал головокружительную карьеру. Из-за стремительного восхождения по служебной лестнице у него было мало друзей среди прочих адмиралов, которые почти все были когда-то его начальниками. Жил он замкнуто, ограничивая свои отношения с другими офицерами исключительно служебными темами, и лишь изредка появляясь на праздниках, устраиваемых офицерским корпусом.

Во второй половине дня он провел длительное совещание со своим штабом. Ситуация была напряженной. Из Вашингтона приходили тревожные сообщения. Долго так продолжаться не могло, нарыв назревшего конфликта между Японией и США должен был прорваться.

Флотская разведка выяснила, что в японских воинских частях за границей сжигают радиокоды. Из Японии сообщили, что все японские авианосцы несколько недель назад исчезли. Это сообщение должно было бы насторожить главную американскую морскую базу. Но Киммель знал, что разведка и раньше чуть не дюжину раз теряла японские авианосцы из виду. Обычно оказывалось, что они выходили в море на какие-нибудь учения, прятались в лабиринте Курильских островов, а затем неожиданно вновь появлялись в Куре.

Киммель вообще всерьез не думал, что японцы могут рассматривать Пирл-Харбор как объект для нападения, даже если империя по своей старой традиции развяжет войну каким-нибудь вероломным налетом. По мнению Киммеля, скорее их могли заинтересовать дальневосточные районы Советского Союза или южные территории. Опасности подвергался Сингапур, возможно, и Борнео тоже.

Адмирал Хасбенд Е. Киммель был в этом мнении не одинок. Оно вполне соответствовало представлениям высшего военного руководства США. Военный министр Стимсон и генерал Джордж К. Маршалл, начальник Генерального штаба армии Соединенных Штатов, с давних пор были единодушны в том, что в один "прекрасный день" японцы все же нападут. Несколько месяцев назад специалистам контрразведки удалось расшифровать японские секретные коды. С тех пор военное министерство было прекрасно осведомлено о содержании секретных радиопереговоров японцев. Тем не менее, до настоящего времени не проскользнуло ни единого намека на конкретный пункт американской системы обороны, по которому Япония собирается нанести удар.

Из расшифрованных японских сообщений знали, что слова "восточный ветер – дождь" выбраны высшим военным руководством Японии в качестве сигнала к нападению. Эти слова должны были прозвучать в назначенное время по обыкновенным коротковолновым радиостанциям. Они давали последний решающий сигнал к атаке уже сосредоточившимся к тому времени японским соединениям. Знание этого секретного словосочетания было очень полезно доя американского руководства. Но оно не давало указаний насчет района, выбранного японцами для первого удара.

Все, что предпринял начальник Генерального штаба Джордж К. Маршал перед лицом грозящей опасности – это очень сдержанное по содержанию предостережение, которое он направил командующим в Панаме, на Филиппинах и на Гавайских островах.

Такое предостережение получили адмирал Киммель и генерал Шорт. Оба они полагали, что японское нападение вовсе на обязательно будет направлено против Америки. В японских угрозах много говорилось о Сингапуре. Можно было предположить, что японцы поведут наступление в том направлении. Пожалуй, опасность угрожала и Филиппинам.

Оборону Гавайских островов, в которой планировалось участие пехоты и других сухопутных частей, Киммель поручил армии и 14-му военно-морскому району. Он знал, что защита цепи островов в случае неожиданного нападения будет совсем не легким делом.

В полдень шестого декабря Киммель провел штабное совещание, на котором опять обсуждались вопросы обороны. Был подведен баланс. Он показал в итоге недостаток оружия и снаряжения. Киммель вновь защищал свою точку зрения, что наличных сил для обороны островов от неожиданного нападения недостаточно.

– Чтобы эффективно защищать от нападения авианосцев и линейных кораблей такую территорию, как Гавайские острова, необходимо перекрыть патрульными полетами поверхность океана диаметром порядка восьмисот морских миль. Контролировать её нужно до самого вечера, тогда таких мер предосторожности будет достаточно до утра, а затем, сразу после восхода солнца, начинать все сначала.

Произнося эти слова, Киммель и не подозревал, как близки он и главная база его флота к такому неожиданному нападению. Он продолжал излагать свои расчеты.

– Для такого эффективного контроля понадобится четыреста восемьдесят самолетовылетов над обследуемым районом по шестнадцать часов каждый. Конечно, самолеты с одними и теми же экипажами не могут работать два дня по шестнадцать часов. Чтобы выполнить эту задачу, нам нужен парк самолетов численностью не меньше двухсот пятидесяти машин. Это должны быть патрульные машины, желательно летающие лодки. Таких у нас не наберется и двух дюжин. Другие машины с таким контролем не справятся. Этот факт прекрасно известен военному министерству. Нам обещали увеличить самолетный парк, но до сих пор этого не сделали. С материка нам сообщили об отряде машин «В-17», который должен прибыть завтра. Но этих «В-17» тоже недостаточно, чтобы гарантировать наши защиту от внезапного нападения.

На этом штабном совещании ограничились лишь констатацией недостаточной обороноспособности. Снова говорили о появившихся в последние недели признаках того, что в воды вокруг Гавайских островов заходят чужие суда. Так, к примеру, за последние пять недель были трижды замечены подводные лодки. Не было никакого сомнения, что речь могла идти только о японских лодках.

Третьего ноября летающая лодка обнаружила на поверхности воды большое масляное пятно. Осмотрев водную поверхность в радиусе пятнадцати морских миль, она вызвала эсминец, но поиски остались безуспешными. И, тем не менее, подобное пятно могла оставить только утечка горючего из топливных цистерн какой-то подводной лодки.

Двадцать восьмого ноября на эсминце «Хелен» обнаружили какую-то тень на экране радара. Оператор был уверен, что речь могла идти только о подводной лодке. Дальнейшие поиски опять ничего не дали. Вероятно, лодка уже ушла из этого района или легла на дно, чтобы переждать, пока прекратятся поиски.

В ночь на второе декабря эскадренный миноносец «Гембл» сообщил о новом радарном контакте, но и на этот раз немедленно начатые поиски остались тщетными.

Ближе к вечеру адмирал Киммель прервал совещание, которое превратилось в пустые разговоры. На них тратить время не стоило.

Вечером Киммель отправился на вечеринку в отель «Халекулани» в Уайкики и выпил несколько рюмок шерри. Но, не будучи любителем шумных компаний, он вскоре разбудил шофера, спавшего в машине, и приказал везти себя домой. День выдался нелегким, а на воскресное утро Киммель договорилися с генералом Шортом о партии в гольф. Он уже сожалел, что принял приглашение снова придется вставать ни свет, ни заря.

Примеру Киммеля и Шорта, рано отправившихся спать, последовали отнюдь не все. Пирл-Сити, Уайкики и Гонолулу предлагали по субботам столько удовольствий, что устоять перед соблазном было просто невозможно. В переполненных автобусах, такси и на своих автомобилях офицеры и рядовые покидали квартиры и казармы в Шофилде и Форт-Шафтере, в Эве и Канео.

Большинство шаталось по питейным заведениями Уайкики-бич. Здесь было все и на любой вкус. А кто не оправдал свои расходы здесь, отправлялся на Отель-стрит. Там находились девушки, которые любезно соглашались скрасить вечерок. Наряду с игорными заведениями там были кабаре, кинотеатры и магазины сувениров. Приглашали массажные салоны с восточными красотками и тиры, одно сенсационное зрелище сменяло другое, один винный магазин следовал за другим.

Все это стало процветать с тех пор, как на Гавайи пришли военные, и уже не имело никакого отношения к красотам островного рая. Цивилизация такого сорта развивается независимо от того, благоприятна природа данной местности или нет.

В ночи из музыкальных автоматов гремели шлягеры. Кафе расхваливали фирменные блюда. То и дело вспыхивали ссоры и моряки затевали потасовки прямо на улице. Во время уикэнда у военной полиции хлопот было по горло. После полуночи приходилось подбирать пьяных, завалившихся отдохнуть прямо на травке. А ближе к утру возникали новые скандалы, когда запоздавшие пьяницы пытались прорваться в замаскированные под клубы бордели, где все дамы давно были заняты до самого рассвета.