Текст книги "В деревне воздух чистый. Сельские истории"

Автор книги: Харальд Грилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Иначе пришлось бы нам плохо, их бы ни в жизнь не выловить,– говорит Ганси.

Но далеко не всегда у Ганси есть много времени для кроликов.

Иногда он предпочитает сыграть с мальчишками в футбол. Иногда он предпочитает побегать с Франци по таинственным закоулкам новостроек.

Иногда после обеда бывает какое-нибудь мероприятие в школе.

Иногда он обязательно должен после домашнего задания помогать родителям в поле.

Есть тысяча дел, которыми он занят...

А из школы он является домой только в полвторого. Поесть, сделать уроки. Что там остается времени!

«К вечеру, понятное дело, у меня уже не так много охоты возиться с кроликами»,– размышляет Ганси.

Часто бывает, он вообще предпочел бы не иметь никаких кроликов; или хорошо бы, папа или мама накосили бы им травы или хотя бы почистили за него в клетках.

– Ну уж нет, это твои кролики, ты их сам хотел!– напоминает ему тогда папа.

И слово есть слово, ничего не поделаешь.

– С собакой было бы куда легче, – ворчит Ганси.

На это папа только поворачивается и молча уходит.

И Ганси знает почему.

– Надо бы, чтоб к зиме новый гараж был непременно готов! – сказал папа в воскресенье после церкви дяде Герберту.

– Ты только скажи когда —и я в твоем распоряжении,—пообещал ему дядя Герберт.

Он тогда возьмет отпуск и поможет папе строить. Папа тоже дяде Герберту помогал, когда тот в прошлом году строил себе новый дом у Хаксен-бергского пруда.

Дядя Герберт по профессии каменщик. Если он окажется там, где строят, то уж можно быть спокойным, все будет в лучшем виде!

Но Ганси понял одно: гараж. Он немножко удивился: гараж?

– У нас ведь есть гараж для «бульдога», папа!

– А, брось, Ганси, ты только посмотри на этот старый сарай! Доски сзади отошли, дождь внутрь попадает, да и крыша не особенно, прямо скажем, надежная! Да и дверь никогда как следует не закрывается, потому что косяки обветшали и прогнили. Они уже так перекосились, что, того и гляди, откроешь дверь – и они рухнут... И вообще, раз уж мы покупаем новый «бульдог», для него на зиму нужен приличный гараж, иначе дорогая вещь проржавеет в первую же зиму!

«Бульдог»?

Ганси вытаращил глаза. Теперь он наконец понял: НОВЫЙ «БУЛЬДОГ»!

– Папа! Это точно, это правда, новый «бульдог», это честно, да?

Ганси радуется, Ганси ликует, чуть не поет. Новый «бульдог» – это для

него такая же безумная радость, как для Франци, например, если его папа покупает новый автомобиль.

– И когда я поеду в город, в тракторный магазин, можешь поехать со мной! – пообещал папа.

– Уже на будущей неделе?

– Стоп-стоп, не так скоро, сперва мы должны построить новый гараж, раньше никак!

До Ганси наконец все дошло. Новый «бульдог» —в новый гараж.

– Ну как, Ганси, поможешь нам строить? – спрашивает папа.

Хо! Чтобы он, Ганси, сказал «нет»! Он —и чтобы не помочь, не помочь настройке? Он, который рад до смерти, если ему где-нибудь на чужой стройке удается быть полезным! Да он целыми днями помогать готов. Дни напролет он будет тут неотлучно, голову на отсечение!

...Перво-наперво они навозили на «бульдоге» несколько возов песка. Песок нужен для цементного раствора. Потом папа заказал еще два больших воза гравия. Гравий нужен для бетона. А бетон пойдет на фундамент.

Потом поехали они на пилораму Бюлера Зеппа. Там они купили доски и брусья: для обрешетки на бетонировании и для строительства лесов, ясно?

А чего еще недоставало, то привез через неделю дядя Герберт. На грузовике он привез оранжевую бетономешалку и еще кучу отделочных досок.

– Это мне Альфонс одолжил,—сказал он.

Альфонс —это его шеф, фамилия которого Кизельмайер и у которого большая строительная фирма в Ренценбахе. Но против него слова плохого не скажешь. Когда дяде Герберту что-нибудь надо, он одалживает ему, не беря за это ни пфеннига.

– Он ведь знает, что я у вас работаю в обход, но все равно мне помогает,—рассказывает дядя Герберт.

– «В обход»? Как это —«в обход»? – спрашивает Ганси дядю.

– Это когда работают бесплатно, понял?

– Приблизительно,—говорит Ганси.

– То-то же,—посмеивается дядя.

– Но за это не наказывают, дядя Герберт?

– Вон о чем парень беспокоится! Только если заслужишь. У вас я работаю даром, почти даром, уж кормежку мне вынь да положь, это ясно...

– Но тогда это не по-настоящему «в обход», разве не так?

– Где там, у вас, конечно же, нет, у вас —это называется родственная помощь, и это не наказуемо нисколечко!

И тут же дядя Герберт отвернулся, чтобы приступить к замерам. Сперва надо все хорошенько обмерить и разметить, иначе при строительстве все будет налезать одно на другое. Все пойдет вкривь и вкось.

На следующий день все были уже вплотную заняты строительством.

Сначала надо выкопать канавы под фундамент. Папа рыл землю, мама нагружала ее в тачку, дядя Герберт отвозил тяжелые нагруженные тачки и ссыпал землю в одну кучу. Канавы под фундамент должны быть такой длины и ширины, чтоб как раз по размерам будущего гаража. И в глубину примерно полметра. Их потом заполнят бетоном и, когда бетон затвердеет, начнут класть поверх фундамента стены.

– Если сложить стены без фундамента прямо на земле, то при первом же дожде они поползут —и весь гараж развалится,—сказал дядя Герберт —Поэтому у каждого дома, у каждого гаража есть внизу фундамент, можешь посмотреть на любой стройке.

Ганси не вполне уверен, что дядя не шутит, Г анси недоверчиво склоняет голову, и тогда вмешивается папа:

– Знаешь ли, Ганси, фундамент для дома —все равно что якорь для

корабля: когда корабль в порту, он должен стоять прочно, не срываясь с места.

Скоро фундамент готов. На него ушло три дня. Теперь можно начинать стены. Но вот незадача, этот проклятый Кизельмайер Альфонс не подвозит заказанный кирпич. Полдня простаивали и напрасно ждали. Папа злился. Дядя Герберт ругался. Мама сердилась. Этот проклятый Кизельмайер!

Но потом наконец кирпич привезли. Тут все замолчали и давай быстрее работать, чтоб наверстать упущенные полдня.

Класть стены – это дело дяди Герберта, или он не каменщик? Все остальные у него на подхвате. Они должны подать ему в руки все, что ему понадобится для работы.

Когда дядя Герберт кричит: «Кир-пи-ич!» —папа должен быстро-быстро подвезти ему тачку кирпича.

Когда дядя Герберт орет: «Раство-о-ор!» —это тоже относится к папе, и он тогда быстро подкатывает тачку к бетономешалке, к той самой, оранжевой, и мама опрокидывает ее в тачку. Теперь бетономешалка пуста, мама должна готовить новый раствор: песок, наполнитель, цемент, вода. И вот уже папа снова подкатывает. Машина опорожняется опять. И пока папа отвозит груз к дяде Герберту, мама опять с лопатой в руках: песок, наполнитель, цемент, вода...

Главное, чтобы корыто для раствора у дяди Герберта никогда не пустовало, иначе его работа приостановится. А время дорого. Время та-а-ак бесценно, ведь у дяди Герберта в распоряжении только десять дней отпуска. Работа любого другого каменщика стоит много денег. А денег стоит и «бульдог» тоже, поэтому у папы с мамой их остается совсем немного, в домашней казне в обрез. Для Ганси тоже есть работа, никто не может оставаться в стороне, лениться не приходитаа. Когда дядя Герберт кричит: «Уро-ве-е-ень, отве-е-ес, масте-ро-о-ок, пи-и-во!» – тогда уж Ганси тут как тут с инструментом или пивом, иначе дядя Герберт недоволен.

И когда дядя Герберт кричит: «Перерыв!» —то он бросает все и идет в дом. Теперь мама должна накрыть обед на всех. «Перерыв!»– дядя Герберт кричит ровно в девять чаеов, в двенадцать часов и в пять часов вечера.

У мамы, прямо скажем, работы тут немало. Она ведь должна, кроме всего прочего, позаботиться о животных в хлеву. И вся домашняя работа – на ней.

тут еще стройка! Так что нечего удивляться, что они теперь много ругаются между собой, папа и мама.

С утра они уже кричат друг на друга, во время обеда они смотрят волком один на другого – орать они тут не решаются, потому что дядя Герберт здесь сидит. Но зато вечером они орут друг на друга, пока не улягутся спать. И Ганси тут перепадает тоже, если он подворачивается под горячую руку, получает и он свою порцию ругани, хотя никакой вины за собой не знает. Поэтому Ганси по-настоящему рад, когда гараж наконец готов. Только ворот не xватает. Ворота тоже устанавливает дядя Герберт. Отличные раздвижные ворота —и с предохранительным запором. Уж не сравнить с воротами старого гаража. Супермодерн!

Только жаль, что Ганси больше не сможет открывать их, потому что это очень трудно.

И уже в самом конце строительства Бюлер Зепп возвел стропила и покрыл крышу черепицей —и тут все обрадовались, что гараж для «бульдога» наконец готов.

Дядя Герберт – потому что его отпуск закончился.

Папа и мама —потому что наконец стало меньше работы.

Ганси —потому что папа и мама больше не ссорятся и... потому что теперь они все вместе могут поехать в город, в тракторный магазин, чтобы выбрать «бульдог».

Уж тут машины так машины! Двести лошадиных сил и больше! С откидным сиденьем и встроенным кассетным магнитофоном! Старый «бульдог» против такого —тьфу, просто металлолом!

И при каждом осмотре и опробовании Ганси всякий раз забирался на трактор и садился рядом с папой.

Однако с первого раза папа так и не купил «бульдог». Он только прихватил с собой целую стопку рекламных проспектов.

– Когда отдаешь такую пропасть денег, надо сперва как следует все изучить,—сказал он.

И только неделю спустя он был готов к покупке. Торговля есть торговля, и папа выторговал несколько сотен марок. «Бульдог» – вещь достаточно дорогая.

И Г анси с папой вместе поехали на «бульдоге» домой в Ренценбах. Мама и одна отгонит автомобиль до дома.

Как здорово глядеть сверху, с высоты, на машины, которые обгоняют их по дороге,—«бульдог» выше всех! Тут не сравниться ни патрульной, ни гоночной машине. У папы и Ганси настроение – лучше не бывает.

И как хорошо, что новый гараж уже готов. А то ведь новый «бульдог» для папы —как святыня. Поначалу папа всякий раз протирал его тряпкой досуха, если прошел дождь, даже если всего лишь чуть-чуть покапало. Только что не гладил его.

Позднее они продали старый «бульдог». Папа каждый день стал работать на новом. И скоро он перестал быть чем-то особенным.

– Все-таки машина для того и предназначена, чтобы на ней работать.—₄ понял наконец папа.

А Ганси-то давно знает, что так оно и есть.

Собственно, нельзя сказать, что у Ганси есть своя команда: он играет в футбол лишь изредка, когда его пускают другие. А другие принимают его в игру только тогда, когда кого-нибудь не хватает и непременно нужен игрок...

Дитер говорит:

– Ганси в футболе тугодум! Руди считает:

– Ганси вечно мажет по мячу!

Хельмут ругается:

– Ганси очень медленно поворачивается, он еще ни разу не пробил в ворота – разве что в свои.

Мартин вопит:

– И как вратарь никуда не годится!

Ни разу Норберт и Гюнтер не захотели взять его в игру.

– Бегать он, правда, может, но это и всё. Если на него идет мяч, он пугается и удирает от него!

Но Ганси считает так: «Дитер, Руди, Хельмут и Мартин – они только и норовят меня обидеть. Они подстрекают против меня всех мальчишек!»

Друзья Ганси еще ни разу ничего не сказали плохого про его футбольное мастерство. Еще никто из них не заявил, что Ганси плохой футболист.

Только если быть честным, Ганси должен бы сам признать: «Нет, я не такой уж хороший футболист!»

И друзья Ганси тоже плохие футболисты. Поэтому они и не решаются ругать Ганси. Но это никакой не позор, если кто-то плохой футболист.

И вообще, откуда Ганси может быть хорошим футболистом, если каждому известно, что у его родителей крестьянское хозяйство. И что Ганси часто должен помогать им дома.

И именно летом, во время уборки урожая, когда как раз самая игра в футбол...

Дитер, Руди, Хельмут и Мартин – они-то сразу, как сделают домашнее задание, бегут на улицу, на футбольное поле. И если каникулы, они играют с самого утра. Домой они забегают только пообедать и поужинать. И после

ужина дважды в неделю они тренируются в футбольном клубе, потому что они все четверо играют в юношеской команде за футбольный клуб Ренце бах.

«Так бы я тоже был футболистом»,—думает Ганси.

Но такой недостаток тренировки – разве его наверстаешь? Разве станет тут игроком национальной сборной? И когда у Ганси появляется свободное время и он при этом случайно оказывается нужен в игре как защитник или нападающий, очень скоро на поле начинается ругань:

– Отдай сюда, балбес!

– Режь мяч!

– Пошел-ка ты домой, пусть тебе мама шею намылит!

Ганси все время приходится это выслушивать. Он старается играть т; хорошо, как только может. Он хочет все делать правильно... Но если издевательства не кончаются вообще, кончается сам Ганси: он запускает мяч далеко в аут и кричит:

– Поищите себе дурака, который станет с вами играть!

Как-то раз в один из дней каникул они особенно его доняли. Он был страшной ярости, Ганси. «Домой, только домой,—думал он,—никогда больше не буду играть с ними в футбол! Никогда! Домой!»

И вот он бежит свой марафон, плачет и ругается, ругается и плачет и не видит перед собой дороги.

Вдруг он на кого-то налетел. Барбара! Девочка из их класса. Она как раз возвращалась с покупками, несла полную сетку.

– Что с тобой, Ганси? Почему ты плачешь? Что-нибудь случилось? спросила она.

А Ганси никогда прежде не разговаривал с Барбарой. Мальчики девочки в их классе редко разговаривают друг с другом. И если какой-нибудь мальчик часто разговаривает с девочкой, то другие начинают его высмеивать: «Девичий пастух, девичий пастух!..»

Но сейчас, когда он один и не с кем ему больше играть и разговариват тут оказалось кстати, что Барбара встретилась ему. Он вытер слезы и рассказал ей про свой футбол.

– Эти стриженые бараны!..

– Неужто все так плохо? – говорит Барбара.– Да ведь все, кого ты назвал, -Дитер, Руди, Хельмут и Мартин, – они же все не в своем уме! И ты им веришь!

Тут Ганси с ней согласился.

Долго он шел рядом с Барбарой, примолкнув, и думал: «Вообще-то она очень симпатичная. С ней приятно поговорить».

И тогда он рассказал ей о своих кроликах.

И она рассказала ему о своей собаке, которую зовут Вастл.

И он взял у нее из рук сетку и нес.

И они очутились возле дома, где живет Барбара.

Прежде чем проститься, Барбара еще рассказала Ганси, что завтра он пойдет с Вастлом на прогулку...

...На следующий день Ганси встретил Барбару – совершенно случайно – во время ее прогулки.

Вастл оказался таксой-лангхааром. Они бегали с ним к Хаксенбергскому лесу. На скошенном лугу можно было отпустить Вастла с поводка.

Барбара подбросила в воздух палку, и Вастл принес ее разад. Ганси тоже попробовал...

– Молодец, Вастл, молодец!

Потом Барбара рассказала ему про свой дом. Про то, что она делает целыми днями. И о своем маленьком брате она рассказывала много чего. Он ходит в детский сад. Барбара иногда должна за ним присматривать.

Потом Ганси рассказал ей про свой дом. Он рассказал о своей маме, о своем папе, о хозяйстве и что сестер и братьев у него нет...

В следующие дни и недели они встречались еще чаще.

Раз они катались на велосипедах.

Раз они ходили купаться в Хаксенбергском пруду.

Раз они вместе ходили в кино и смотрели фильм «Зорро-мститель».

Раз Барбара приходила к Ганси на «Груаба-хоф», и Ганси показывал ей всех животных, своих кроликов, коров, свинарник и курятник.

И раз Ганси ходил с Барбарой к ней домой. Она показывала ему свои игрушки и занятия в ее детской комнате.

– Вот это да! От такой комнаты и я бы не отказался!– позавидовал Ганси, потому что в его-то комнате помещались только шкаф и кровать. Играть ему приходилось в гостиной – его комната для этого маловата. И в ней нет отопления; именно зимой, когда у него больше всего времени для игр, в его комнате слишком холодно.

А у Барбары большая комната. Для нее одной. У ее маленького брата Андреаса тоже есть своя комната. Для него одного.

И всё с отоплением.

И у них очень хороший дом. Большой дом.

– Папа Барбары – электрик, он продает телевизоры и радио в собственном магазине, он зарабатывает много денег,—объяснила мама Ганси.

Барбара очень нравится Ганси.

«Она хорошая, с ней я мог бы играть целыми днями», – думает он. И теперь, когда он заглядывает дома в газету, он внимательно прочитывает все статьи, где говорится про любовь и женитьбу. И когда папа сказал: «Ты прямо стал читателем газет», и когда мама сказала: «Что уж там такого интересного, не вычитывай всё, оставь и нам что-нибудь»,– то Ганси покраснел и быстро перелистнул страницу.

Однажды он наткнулся на одно сообщение: что в Индии девочки могут выходить замуж уже в двенадцать лет.

«Ты смотри-ка,—подумал он,—еще.три года, и, если бы я жил в Индии...»

Ганси очень хорошо может себе представить, как он женился бы на Барбаре.

– Ганси у нас грезит среди бела дня,—говорит папа маме.

Ганси теперь чаще, чем обычно, норовит уклониться от домашней

работы. Мечтать ему важнее, чем все остальное. И Барбара ему важнее – ведь о ней он и мечтает...

И так продолжается довольно долго. Постепенно все замечают, что с Ганси что-то происходит. Мальчишки из его класса сообразили это раньше всех.

Ведь стоит подумать только, что произошло, и станет понятно: мальчишкам ничего не остается, как высмеивать, дразниться и обзываться...

И Барбаре не легче.

По классу стали ходить письма с нарисованным сердцем. И в них написано: «Ганси и Барбара —наша любовная парочка». Даже его друг Франци в этом участвовал.

– Ах, я так влюблю-у-ун!—дразнился он однажды на перемене.

Что же теперь будет? – спросил Ганси Барбару.

Но она тоже не знала, как быть дальше.

Со временем они стали встречаться все реже.

Ганси предпочел бы лучше снова играть в футбол. Он охотно вернул бы себе прежний покой. Насмешки действовали ему на нервы. Они выводили его из себя. Он злился на классных товарищей, да и как иначе: от стольких ядовитых насмешек рассердишься, пожалуй...

Ганси поддавался, как земля под ногами на заболоченном лугу вниз по течению ручья Ренценбах. Он поддавался все больше. Он уступал, уступал и наконец сдался совсем, Груаба Ганси, стал мягким.

Больше он не встречался с Барбарой. Ни в классе, ни на перемене он больше не разговаривал с ней. На улице он стал делать вид, что и вовсе с ней не знаком. Что совсем ее никогда и не видел.

По возможности он старался не попадаться ей на дороге. Он не хотел сталкиваться с ней лицом к лицу.

– Что с тобой случилось, Г анси? – спросила она его однажды, когда он как раз собирался быстренько перебежать на другую сторону улицы.

– Ничего, а что со мной может случиться? – только и сказал Ганси и побежал дальше.

Он просто не хотел больше, чтобы все кругом говорили, будто у него с Барбарой что-то есть.

«У меня с ней ничего нет,– говорил он сам себе. – Я не хочу, чтоб у меня с ней что-то было, я не хочу, чтобы надо мной без конца насмехались!»

Постепенно он снова становится в глазах других ребят нормальным, настоящим мальчишкой!

Правда, лучше ему не .становится, нет.

Он кажется себе таким лживым перед Барбарой, таким подлым! Настоящим предателем! Но он не решается ни с кем об этом говорить. С Барбарой тоже. Он просто не смеет.

Он только думает иногда, что бы он мог ей при этом сказать. И сказать-то ему нечего. Он должен, к сожалению, быть таким мальчишкой, каким его хотят видеть другие: плохим футболистом, которого можно ругать, когда он промажет по мячу.

– И чего это крестьяне делают по целым дням? – спрашивает дядя Манфред, когда приходит в гости и сидит за чаепитием.

И всегда, когда он спрашивает, он на самом деле вовсе не интересуется настоящим ответом – он только хочет позлить папу!

– Что крестьянам делать-то целыми днями? —Дядя Манфред полагает, что крестьянам целые дни решительно нечего делать! Сам он работает на почте.

Папа всегда говорит:

– Пыль, с бумаг перетряхивает!

И если папа хочет побольнее задеть дядю Манфреда, то говорит ему:

– Тебе бы надо поставить кровать прямо в конторе, тогда ты смог бы спать с утра до ночи!

Тут уж маме приходится окорачивать их обоих, папу и ее брата, дядю Манфреда. Потому что мама не любит, когда в семье раздор между родственниками.

Ганси придерживается папиной стороны, а не дяди Манфреда. Он ведь собирается в будущем когда-нибудь взять на себя хозяйство и быть крестьянином.

Когда дядя Манфред выходит во двор, он чаще всего воротит нос:

– Боже мой, воняет так, что хоть беги!

И если Ганси хочет поздороваться с дядей Манфредом за руку, тот частенько не берет ее.

– Тьфу, черт,—говорит он при этом,—ты что, не можешь помыть руки?

Хоть он и крестный отец Г анси, но это вовсе не дает ему права так обращаться с ним! По крайней мере, Ганси так считает.

И вообще, дядя Манфред сам вечно воняет. Одеколоном для бритья. Ганси приходится иногда просто зажимать нос. А папа так всегда чихнет трижды и скажет:

– Ходячий парфюмерный магазин!

Дядя Манфред осуждает папу, что тот распыляет с «бульдога» ядохимикаты на полях для уничтожения сорняков.

– Ты с твоими ядами, с твоей этой дурацкой химией!..

– Твой одеколон тоже яд, а ты мажешь себе им лицо, олух! – отвечает

ему папа.

Но однажды слова дяди Манфреда сбылись в их наихудшем смысле...

Это случилось в среду, перед обедом. Ганси был в школе. Мама как раз готовила к обеду яблочный рулет. А папа заправлял ядом опрыскиватель, потому что собирался после обеда обработать поля неподалеку от дома.

– От этого хоть сорняки не так разводятся, пшеница будет лучше расти, – считает он.

Он наполняет жидкостью из канистры большой опрыскиватель, который навешен сзади на «бульдог». Папа не боится ядов. Он вообще ничего не боится. И ядовитых испарений из канистры тоже. Нет-нет да и хватит иной раз полный вдох. Ну и что? Ему это уже сколько раз сходило с рук. И еще пока ни разу ничего не случалось. И так же часто ядовитая жидкость попадала ему на руки, на рубашку, на брюки. И что? Все обходилось. Ни разу никакого несчастья. Папа ни о чем таком и не думал никогда.

Он осмотрел все узлы опрыскивателя, привинтил покрепче шланг.

Как вдруг у него сильно забилось сердце, пришлось даже удержаться за «бульдог» – так сильно закружилась голова. Сердце вот-вот выпрыгнет. Его замутило, казалось, сейчас его вырвет, а то и совсем разорвет. Крупные капли пота выступили у него на лбу. Он крикнул, позвал маму. И сразу же у него потемнело в глазах.

Мама слышала, что папа позвал ее:

– МаареШ

Но она ничуть не встревожилась. «Если очень надо, позовет еще раз»,– подумала она.

А папа больше не зовет.

Она уже про это и забыла, да ей пришло в голову спросить его, посыпать ли яблочный рулет сахарной пудрой. Она вышла из дома.

– Каре!..

Видит, папа лежит возле «бульдога». Она очень сильно испугалась.

Ганси еще сидел в это время в школе и ничего плохого не подозревал.

Полчаса спустя в школьном автобусе произошла сенсация:

– Эй, смотрите, «неотложная помощь»!

На бешеной скорости, с сиреной и голубой мигалкой машина «неотложной помощи» обогнала школьный автобус. Все машины отворачивали в сторонку и останавливались на обочине, чтобы санитарная машина могла проехать беспрепятственно и как -можно скорее.

– Что бы это могло случиться?

– Может, несчастный случай на стройке?

– Может, сердечный приступ у какой-нибудь старушки?

Сколько детей – столько предположений, и всем любопытно, что же случилось на самом деле. И Ганси тоже. Не так уж часто бывает, чтобы «неотложная помощь» приезжала в Ренценбах. Для этого надо, чтобы произошло что-то чрезвычайное.

Про машину «неотложки» разговору было, пока не вышли из автобуса. И пожалуй, хватило разговору и на остаток пути до дома. Может, осталось разговору и на обед, на кнедли с квашеной капустой, на суп с лапшой и

шоколадный пудинг, на оладьи и грушевый компот – смотря по тому, у кого что было на обед в разных домах Ренценбаха.

И только у Ганси дома вряд ли говорили о несчастном случае...

Во дворе стояла машина «неотложной помощи». Мужчины в белых халатах как раз закрывали дверцы. Мама садилась в машину, она уезжала с ни* в больницу.

Что-то случилось с папой! Ганси заплакал. Папу он так и не увидел. Что могло произойти? У Ганси все мысли перемешались. Папа может умереть. Что случилось? Никогда Ганси —ни сном ни духом —не подумал бы, что «неотложка» мчалась в Ренценбах из-за его папы.

Зашла соседка, фрау Фрейлингер. Она прошла с Ганси на кухню. Яблочный рулет все еще пекся в духовке. Пахло горелым, все было в чаду. Фрау Фрейлингер вынула яблочный рулет из духовки и ножом выскоблила горклое из формы.

– Можно наделать из этого угольных брикетов,—хотела она приободрить Ганси.

Но Ганси не хотел приободряться.

– Что с ним, что могло случиться? – спрашивал он.

Фрау Фрейлингер вытряхнула горелый рулет в мусорное ведро, рассказывая при этом Ганси все, что знала. Совсем немного:

– Папа лежал во дворе рядом с «бульдогом». Без сознания. И врач «неотложки» сказал, что дело плохо.

Больше ничего нельзя было узнать от соседки.

Она оставалась с Ганси до тех пор, пока не пришла тетя Хильда, же! дяди Манфреда.

Ганси не знал, что ему думать. Он ничего не мог делать, вот ведь ка: Совершенно ничего! Только ждать. Но мама не возвращалась.

И папа тоже не возвращался.

Вечером пришел дядя Манфред. Он был в больнице, но не принес никаких новостей. Они сидела за столом и играли в «ничего, всё обойдется». Но это у них плохо получалось. Никто не был уверен: ни тетя Хильда, ни дядя Манфред, ни Ганси. В одиннадцать часов вечера у Ганси стали слипатьс глаза, и тетя Хильда отнесла его в постель.

В эту ночь Ганси снились плохие сны, худшие сны в его жизни. Будто папа подходит к нему и говорит: «Ганси, братец, я должен сейчас идти, жаль, правда, но так должно быть, не принимай уж так близко к сердцу и...

Вдруг Ганси встрепенулся. Стукнула входная дверь. Мама?

Он выпрыгнул из постели, побежал на кухню —так и есть, мама.

– Что с папой? – кричит Ганси ей навстречу.

– Все обошлось, Ганси! У него оказалось сильное сердце, сказал доктор и он выздоровеет! Можешь спокойно идти спать.

Остаток ночи Ганси проспал глубоко и крепко.

На другой день ему не нужно было идти в школу.

– Навестим папу в больнице,—сказала мама.

Ганси рад безумно. Он бы сегодня выдержал все, что угодно, только не докучливые расспросы в школе. Все собрались бы вокруг него толпой и замучили бы его расспросами.

За завтраком тетя Хильда рассказывала маме, какие болезни пережила она сама и как она однажды чуть не умерла.

– Уж я знаю это, Мааре, я все это понимаю, поверь мне!

Мама отвечала «да, да», но было видно, что она совсем не слушает, что в мыслях у нее совсем другое.

Потом дядя Манфред и тетя Хильда поехали домой, а Ганси с мамой – в город, в больницу.

Папа уже сидел в постели. Он выглядел еще пока слабым, но уже шутил с Ганси.

– Ну и чудная штука, скажу я тебе, эта машина «несложной помощи»! Вот вещь! Разве я мог когда-нибудь мечтать, что смогу на ней прокатиться! Жалко, что я ничего оттуда не прихватил с собой...

– Потому что в это чудное мгновенье ты, должно быть, валялся в ней без сознания, чучело ты гороховое! —смеялась мама.

У Ганси гора с плеч свалилась.

– Главное, что ты снова встал, правда, папа? – говорил он.

Через неделю папа вышел из больницы. Ядохимикаты он теперь должен обходить стороной за версту.

– Вот бы никогда не поверил, что это такое опасное средство и что из-за него можно схлопотать такую петрушку с сердцем,—сказал он.

И когда дядя Манфред приходит в гости и ругается на ядовитые опрыскивания, которые применяют крестьяне, то папа их тоже ругает в один голос с ним:

– Правильно, Манфред, черт бы их побрал, все эти яды!

– Видишь, Каре, я тебе всегда это говорил! – подчеркивает дядя Манфред.

– Но и одеколон твой пусть бы он тоже побрал, этот черт,– нарывается папа на ссору. Он трижды чихает, якобы из-за одеколона дяди Манфреда, и для виду зажимает нос.

– Ну, эти будут задирать друг друга, покуда живы,—ворчит мама.

– Что, что со мной будет? – переспросил Ганси. Ему послышалось его имя (потому что «задирать» звучит по-немецки «гансельн»).

– Я сказала, тебя будут звать Ганси, покуда ты жив,—засмеялась мама.

Так что эта история обошлась благополучно. Васильки, маки, лебеда, полынь и все прочие растения, которые люди называют сорняками и бурьяном, снова водворились на полях крестьянского хозяйства Груаба.

– Все же это лучше, чем если бы они выросли на моей могиле,– полагает папа Г анси.

Как это?..

Что понесла корова Роза?..

Не всё сразу. Давайте по порядку.

Мама, папа и Ганси стоят в дверях хлева.

– Я думаю, Роза не станет затягивать,—сказала мама папе.

Ганси глуповато взглянул на них и ничего не понял.

– Что не станет затягивать Роза, мама?

– А ты на нее посмотри внимательнее, на Розу,—вмешался папа.

Роза, красно-пегая корова, помещается как раз у самой двери. Когда входишь

дишь в хлев, в первую очередь видишь Розу.

Ганси посмотрел на корову внимательно. Но ничего такого особенного не бросилось ему в глаза.

Тут ему помогла мама:

– Видишь, какой у нее большой живот! Знаешь, Ганси, там у нее внутри маленький теленочек, вот мы и ждем его. Скоро он запросится наружу, когда в животе матери ему станет мало места.

– И правда! —Тут Ганси и сам это заметил. Такого большого живота Розы прежде не было. Она теперь толще всех остальных коров в хлеву! Bpяд ли это от корма. Корма всем коровам поровну дают...

– Да, а как это так бывает? – спросил Ганси.—Как такой большой теленок попал Розе в живот?

Теперь он хочет знать все доподлинно. Ему интересно.

– А помнишь, тут был один человек,– говорит папа,– ты еще сам тогда сказал, что это новый ветеринар...

Ганси вспомнил.

– Но что он такое сделал?

– Это было осеменение, понимаешь? – сказал папа.

– Что такое осеменение? – Ганси ничего не понял, ровным счетом ничего.

Но мама, кажется, лучше осведомлена.

– Он впрыснул корове Розе в живот семя. И семя потом росло и росло внутри Розы, в ее животе... И теперь теленок скоро станет уже такой большой, что ему понадобится выбраться наружу, потому что там ему боль нет места, негде повернуться. И когда он выходит наружу, то говорят: появился на свет, понял?

Ганси понял. Но ему вся эта история кажется смешной. Послушаешь, так прямо как в сказке. А сказка ведь, всем ясно, неправда. Поэтому Г анси должен еще кое-что уточнить:

– Э, мама, а ведь у людей дети получаются по-другому, а? – спросил он.

Мама смеется:

– Да уж, пожалуй. Немного по-другому. Но это я объясню тебе в другой раз. Сначала я должна управиться тут по хозяйству.

Вот так всегда! Всегда, когда он хочет что-нибудь узнать, ни у кого не находится времени! Ганси соображает, кого бы еще расспросить. Но никто не приходит ему на ум.

Неделю спустя сидят они как-то все трое за ужином. Папа уже поел. Он встает, подходит к телевизору и включает его.