Текст книги "Темные тайны"

Автор книги: Ханс Русенфельдт

Соавторы: Микаэль Юрт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Себастиан начал выстраивать временной график – он отметил дату первого письма: 9 декабря 1979 года. Второе письмо было датировано 18 декабря. Он отсчитал девять месяцев назад от декабря. Это привело его к марту 1979 года.

Он прибыл в Чейпл-Хилл в Северной Каролине в самом начале ноября 1979-го. Значит, период приходился на март – октябрь, восемь возможных месяцев. Скорее всего, она написала первое письмо, как только обнаружила беременность. Сентябрь – октябрь казались самыми вероятными месяцами. Себастиан попытался восстановить в памяти максимум своих сексуальных контактов осенью 1979 года. Это оказалось непросто – именно в тот период пребывания в университете он особенно широко злоупотреблял сексом. Отчасти стресс от бесконечных проверок на кафедре только усугубил его потребность в самоутверждении, отчасти после нескольких лет экспериментов он достиг почти совершенства в роли соблазнителя. Неуклюжесть, боязнь и неловкость исчезли. За несколько лихорадочных лет он преодолел все барьеры и просто наслаждался своими навыками. Позже, оглядываясь на это время, он лишь поражался собственному поведению. Когда в начале 1980-х всех стал охватывать страх перед ВИЧ и СПИДом, Себастиан с испугом осознал опасность злоупотребления сексом. Он принялся искать пути противостояния, черпал большую часть сил в углубленном изучении серийных убийц в США. Ему помнился миг, когда он, сидя в Куантико – учебном центре ФБР, сотрудничавшем с Университетом Северной Каролины, – сообразил, что мотивы его поведения очень напоминали силы, движущие серийным убийцей. Конечно, их действия имели совершенно разные последствия, как если бы он играл в покер на спички, а серийные убийцы – на золотые слитки. Но основа была одинаковой. Трудное детство с нехваткой сочувствия и любви, низкая самооценка, надежно прикрытая потребностью демонстрировать силу. И вечный, непрерывно крутящийся цикл: фантазия – осуществление – страх. Индивидуум нуждается в самоутверждении и фантазиях, связанных с контролем, в его случае – с сексуальным, в случае же серийного убийцы речь идет о жизни и смерти других людей. Фантазия разрастается с такой силой, что под конец человек не может противостоять желанию ее осуществить. Потом приходит страх по поводу содеянного. Самоутверждение, оказывается, того не стоило. Ты плохой. Плохой человек. Сомнение возвращает фантазии, те уменьшают страх и довольно быстро настолько разрастаются, что вновь возникает потребность их осуществить. И так далее, по кругу. Осознание этого напугало Себастиана, но и вооружило его для оказания помощи полиции в поимке серийных убийц. Он немного глубже анализировал. Обладал несколько большими знаниями в своей области. У него словно бы присутствовало нечто дополнительное, позволявшее ему необычайно точно разбираться в психологии преступника. Все правильно: в глубине души, за налетом академичности, обширными знаниями и умными высказываниями, он был, по сути, таким же, как те, кого он ловил.

Артур перезвонил ему часом позже. К этому времени Себастиан успел позвонить в справочную службу компании «Эниро» и узнать, что в Швеции так много женщин по имени Анна Эрикссон, что компьютеры выдают: «Слишком много ответов». Он попробовал ограничить поиск Стокгольмом и получил цифру 463, а он ведь даже не знал, по-прежнему ли она проживает в Стокгольме. Или не вышла ли она замуж и не сменила ли фамилию.

У Артура были две новости: хорошая и плохая. Плохая заключалась в том, что, согласно сохранившимся у него записям, в 1979 году никакая Анна Эрикссон на кафедре психологии не училась. Одна, правда, поступила в 1980 году, но это явно не могла быть она.

Хорошая новость состояла в том, что ему удалось получить доступ к компьютерной базе данных «Ладок».

Ну конечно, как Себастиан не подумал об этом сам? Когда он уходил из университета, эта система документирования оценок студентов существовала еще всего несколько лет, но он помнил, что одним из ее многочисленных плюсов являлось то, что адреса, смены фамилий и тому подобное автоматически сопоставлялось с регистрацией по месту жительства и обновлялось. И главное, сведения считались открытыми. Тем не менее по телефону они обычно не выдавались, но один из сотрудников университетского отдела кадров сделал в это раннее утро для бывшего заведующего исключение. В результате тот смог узнать адреса и телефоны трех женщин по имени Анна Эрикссон, которые числились в университете в интересующий Себастиана период.

Себастиан просто не знал, как ему отблагодарить Артура. Он положил трубку, пообещав пригласить того на ужин в один из лучших ресторанов Стокгольма, как только вернется в город. Сердце колотилось. Три Анны Эрикссон.

Неужели одна из них та самая?

Первой Анне из короткого списка в актуальное время был сорок один год, и ее Себастиан быстро отмел. Не потому, что она не смогла бы забеременеть, просто секс с «мамашами» его не интересовал. Во всяком случае тогда. Позднее, сейчас, возраст имел для него меньшее значение.

Значит, оставались двое. Две возможных Анны Эрикссон. Давно уже Себастиан не ощущал подобной смеси энергии, страха и надежды, как когда поднял трубку и позвонил первой. Сейчас она жила в Хесслехольме, а в то время изучала теорию кино. Себастиан застал ее, когда она собиралась идти на работу. Он решил действовать в открытую и рассказал ей всю историю о письмах, найденных чуть раньше утром. Столь неожиданный и личный разговор с утра пораньше явно застал ее врасплох, но она тем не менее любезно объяснила, что представления не имеет, кто он такой, и уж точно не рожала от него детей. Дети у нее есть, но они родились в 1984 и 1987 годах. Себастиан поблагодарил ее и вычеркнул из списка.

Осталась одна.

Себастиан позвонил ей. Разбудил ее. Наверное, поэтому она соображала куда более медленно. Сказала, что не знает его. Признала, что училась в университете на социального работника и окончила его в 1980 году, но не спала ни с кем из аспирантов кафедры психологии. Она бы это помнила. Если бы она к тому же забеременела, то уж точно бы запомнила. Нет, детей у нее нет. Если ему через столько лет удалось разыскать ее и раздобыть ее номер телефона, то он наверняка мог бы проверить и это. И положила трубку.

Себастиан вычеркнул из списка последнюю Анну Эрикссон.

Он выдохнул так, будто последние часы задерживал дыхание. Поддерживавшая его энергия исчезла. Он тяжело опустился на стул на кухне. Мысли путались. Требовалось навести в них порядок.

Значит, Анна Эрикссон, которую он разыскивает, не училась тогда в университете. Это усложняло дело. Однако какое-то отношение к университету она имела. Она ведь написала, что они познакомились там. Но какое? Она преподавала или просто дружила с кем-то, кто учился в университете, и они познакомились на какой-нибудь вечеринке?

Масса возможностей.

Никаких ответов.

Имя, адрес, год и привязка ко времени его работы в Стокгольмском университете – все. Он не знал даже ее возраста – это могло бы немного помочь. Но ему необходимо узнать. Больше. Все. Впервые за очень долгое время Себастиан чувствовал нечто иное, чем вечную усталость, так давно сопровождавшую его. Не надежду, но что-то подобное. Маленькую связь с жизнью. Это чувство было ему знакомо. Его в свое время дала ему Лили – чувство сопричастности. Принадлежности к чему-то. До того Себастиан всегда чувствовал себя одиноким. Будто он жил в стороне от жизни и других людей, ходил с ними рядом, бок о бок, но не вместе. Лили все изменила. Она достучалась до него, проникла сквозь стену его позиции и рационализма и прикоснулась к нему так, как не прикасался никто другой. Она видела его насквозь. Прощала его любовные связи, но предъявляла требования. Ему это было в новинку.

Любовь.

Он прекратил трахаться направо и налево. Это давалось тяжело, но она всегда умела каким-то магическим образом подыскать слова и утешить его в минуты сомнений. Внезапно он понял, что борется за них не только она. Он тоже. Если раньше он всегда искал дорогу назад, то теперь стремился найти дорогу вперед. Это было замечательное чувство. Он перестал быть одиноким солдатом, их стало двое. В тот августовский день, когда родилась Сабина, жизнь окружила его. Он почувствовал себя полноценным. Стал частью чего-то. Перестал быть одиноким.

Цунами изменило все. Разорвало все связи, каждую тонко спряденную ниточку между ним и всем остальным. Он вновь оказался в одиночестве.

Более одиноким, чем когда-либо.

Потому что теперь он знал, как может ощущаться жизнь.

Как она должна ощущаться.

Себастиан вышел на деревянную террасу. Он испытывал удивительный восторг. Словно ему внезапно бросили спасательный круг. Принять ли его? Это наверняка плохо кончится. Наверняка. Но в это утро он впервые за очень долгое время чувствовал, что в нем что-то кипит, энергия, желание не секса, не завоевания – нет, желание жить. Ему надо принять круг. Ведь на нем уже лежит проклятие. Значит, терять ему нечего. Можно только что-то выиграть. Ему необходимо узнать. Неужели у него есть еще один ребенок? Он должен отыскать эту Анну Эрикссон. Но как? Внезапно его осенило. Есть люди, способные ему помочь. Правда, это будет нелегко.

~ ~ ~

Торкель с Урсулой спустились на завтрак в ресторан гостиницы одновременно, но вместе они шли не всю дорогу. Когда Урсула проводила ночи в номере у Торкеля, она ставила будильник на половину пятого, вставала по его звонку, одевалась и уходила к себе в номер. Торкель тоже просыпался и прощался с ней в дверях уже полностью и тщательно одетым. Случись кому-нибудь проходить в этот безбожно ранний час по гостиничному коридору, все выглядело бы так, будто двое коллег проработали всю ночь и теперь одна из них возвращается к себе в комнату, чтобы вполне заслуженно несколько часов поспать. То, что этим утром они встретились на лестнице и поэтому одновременно вошли в ресторан, было случайностью. Они также одновременно услышали пронзительный свист и оба посмотрели в сторону одного из столиков у окна. Там сидел Себастиан. Тот поднял в знак приветствия руку. Торкель услышал, как стоявшая рядом с ним Урсула вздохнула, потом она отошла от него и, почти демонстративно повернувшись к Себастиану спиной, стала интересоваться выбором на шведском столе.

– Будь добр, подойди на минутку. Я взял тебе кофе. Голос Себастина прозвучал на весь зал. Те посетители, которые не заинтересовались ими при свисте, теперь обратили свои взгляды к ним. Торкель решительным шагом подошел к его столику.

– Что тебе надо?

– Я хочу снова работать. С вами. Над делом мальчика.

Торкель поискал в лице Себастиана признаки того, что тот шутит. Ничего подобного не обнаружив, он покачал головой.

– Не выйдет.

– Почему? Потому что не захочет Урсула? Послушай, удели мне две минуты.

Торкель посмотрел в сторону Урсулы, по-прежнему стоявшей к ним спиной. Потом выдвинул стул и сел. Себастиан пододвинул ему чашку с кофе. Торкель быстро взглянул на часы и подпер голову руками.

– Две минуты.

На несколько секунд возникла пауза – Себастиан ожидал, что Торкель продолжит. Спросит о чем-нибудь. Но тот молчал.

– Я хочу снова работать. С вами. Над делом мальчика. Что тебе непонятно?

–  Почемуты вдруг снова захотел работать? С нами. Над делом мальчика.

Себастиан пожал плечами и отпил глоток кофе из стоявшей перед ним чашки.

– Личные причины. В настоящий момент я веду немного… хаотичную жизнь. Мой терапевт говорит, что размеренность пошла бы мне на пользу. Я нуждаюсь в дисциплине. В концентрации. Кроме того, вы нуждаетесь во мне.

– Неужели?

– Да. Вы ведь занимаетесь ерундой.

Торкелю следовало бы привыкнуть. Сколько раз он или его сослуживцы излагали какую-нибудь теорию или пробовали какую-нибудь версию, а Себастиан жестоко разносил их в пух и прах. Тем не менее Торкель поймал себя на том, что рассердился на слова бывшего коллеги, хладнокровно отвергшего всю их работу. Работу, с которой он даже не знаком.

– Разве?

– Соседский парень этого не совершал. Тело утопили в отдаленном и довольно искусно выбранном месте. Покушение на сердце кажется чуть ли не ритуальным.

Себастиан слегка наклонился вперед и понизил голос, создавая немного драматический эффект.

– Убийца чуть более утончен и куда более зрел, чем тот, кто носит часы жертвы на руке.

Явно довольный собой, Себастиан отклонился обратно с чашкой кофе в руке и посмотрел поверх нее в глаза Торкелю. Тот отодвинулся от стола.

– Мы знаем и поэтому собираемся его сегодня отпустить. А на твой вопрос я по-прежнему отвечаю – нет. Спасибо за кофе.

Торкель встал и задвинул за собой стул. Он увидел, что Урсула уселась за столик у окна в другом конце зала, и уже собрался идти туда, когда Себастиан поставил чашку и повысил голос:

– Помнишь, когда Моника тебе изменяла? Всю эту историю с твоим разводом? С первым разводом.

Торкель остановился и обернулся к Себастиану, который спокойно посмотрел ему в глаза. Торкель стоял молча, ожидая продолжения, которое, он знал, непременно последует.

– Тогда ты впал в настоящую депрессию. Не так ли?

Торкель не ответил, но взглядом показал Себастиану: «Лучше не начинай». Себастиан проигнорировал его взгляд.

– Бьюсь об заклад, что ты не был бы сегодня начальником, не подменяй тебя кое-кто в ту мрачную осень. Черт возьми, да весь тот год.

– Себастиан…

– Как ты думаешь, что произошло бы, если бы кое-кто не подавал своевременно отчеты? Не исправлял ошибки? Не сводил ущерб к минимуму?

Торкель шагнул обратно и оперся руками о стол.

– Я не знаю, к чему ты клонишь, но это, вероятно, некая форма самой крупной человеческой низости. Даже для тебя.

– Ты не понимаешь.

– Угроза? Шантаж? Чего именно я не понимаю?

Себастиан секунду помолчал. Неужели он зашел слишком далеко? Ему действительно необходимо подключиться к расследованию. Кроме того, он ведь любил Торкеля, во всяком случае, когда-то давно, в другой жизни. Воспоминание о той жизни заставило Себастиана хотя бы попытаться, теперь уже более дружелюбным тоном.

– Я не угрожаю. Я прошу тебя. Об одолжении.

Себастиан поднял взгляд и чистосердечно посмотрел Торкелю в глаза. В его взгляде читалась такая откровенная мольба, какую Торкель не мог припомнить, чтобы когда-либо видел у Себастиана прежде. Тем не менее Торкель попытался отрицательно помотать головой, но Себастиан его опередил:

– Как друга. Если ты знаешь меня хоть наполовину так хорошо, как думаешь, то ты понимаешь, что я никогда бы не стал тебя так упрашивать, не будь это мне действительно необходимо.

* * *

Все собрались в конференц-зале здания полиции. Когда Урсула вошла в комнату и увидела сидящего на одном из стульев Себастиана, она бросила на Торкеля явно неодобрительный взгляд. Ванья посмотрела на незнакомого ей человека скорее вопросительно, когда вошла и представилась, но Себастиану показалось, что едва он назвал свое имя, как ее вопросительный взгляд сменился откровенно неприязненным. Неужели Урсула о нем рассказывала?

Ну конечно.

Так естественно поболтать о трудностях работы.

Единственным, кто внешне никак не отреагировал на его присутствие, был Билли, сидевший за столом с купленным в мини-маркете завтраком. Торкель понимал, что хорошего варианта для того, что ему предстояло сказать, не существует в принципе. Самый простой чаще всего бывает наилучшим. Поэтому он высказался максимально просто:

– Себастиан немного поработает вместе с нами.

Недолгое молчание. Обмен взглядами. Удивление. Злость.

– Поработает с нами?

Торкель увидел, как напряглись челюсти Урсулы, когда она стиснула зубы. Ей хватило профессионализма, чтобы не назвать Торкеля идиотом и не выругать его перед всей группой, хотя он не сомневался в том, что именно этого ей хотелось больше всего. Он предал ее. Дважды. С одной стороны, снова ввел Себастиана в ее профессиональную жизнь, а с другой – что, возможно, было еще хуже – ни словом не обмолвился о своих планах ни за завтраком, ни во время совместной прогулки до здания полиции. Да, она разозлилась. Справедливо. Остаток этого расследования ему придется спать в одиночестве. Возможно, дольше.

– Да, поработает.

– Зачем же? Что такого особенного в данном деле, что нам требуется участие могучего Себастиана Бергмана?

– Дело пока не раскрыто, а Себастиан оказался доступен.

Торкель сам слышал, как неубедительно это прозвучало. Еще не прошло и двух суток с тех пор, как обнаружили тело, и сегодня они могли ждать прорыва на нескольких фронтах, если записи с камер наружного наблюдения предоставят им то, на что они надеялись. И – доступен? Разве это достаточный повод, чтобы подключать его к расследованию? Разумеется, нет. Им доступно много психологов. Многие из них лучше Себастиана в его нынешней форме – в этом Торкель был уверен. Так почему же Себастиан сидит в его штабе? Торкель ему ничем не обязан. Напротив. Его жизнь, наверное, была бы намного проще, держись он от бывшего коллеги подальше. Однако в желании Себастиана присутствовала какая-то обнаженная откровенность. Какое-то отчаяние. Себастиан мог сколько угодно изображать равнодушие и отстраненность, но Торкель прочел в его глазах пустоту. Горе. Это звучало преувеличением, но у Торкеля возникло ощущение, что жизнь Себастиана или по крайней мере его ментальное здоровье зависели от возможности включиться в расследование. У Торкеля попросту не было никакой другой причины, кроме того, что ему это показалось правильным.

Тогда. В ресторане гостиницы.

Теперь же он чувствовал, как в нем разрастается зародыш сомнения.

– Я вообще-то немного похудел.

Все четверо одновременно вопросительно посмотрели на Себастина, который распрямил спину.

– Прости?

– Урсула назвала меня «могучим Себастианом Бергманом». Я немного похудел. Если ты, конечно, не имела в виду кое-что другое могучее. – Себастиан многозначительно улыбнулся Урсуле.

– Черт побери, прекрати! Прошло каких-нибудь тридцать проклятых секунд, а ты уже начал. – Урсула обратилась к Торкелю. – Ты серьезно считаешь, что мы должны хотя бы попытаться работать вместе?

Себастиан с извиняющимся видом всплеснул руками:

– Извините. Прошу прощения. Я не подозревал, что намек на могучий интеллект вызовет в группе возмущение.

Урсула лишь фыркнула, покачала головой и скрестила руки на груди. Она посмотрела на Торкеля взглядом, явно показывающим, что она ожидает разрешения ситуации, которое будет заключаться в том, что Себастиан исчезнет. Ванья, не имевшая опыта общения с Себастианом, смотрела на него со смесью недоверия и восхищения. Словно он был крупным насекомым под микроскопом.

– Ты серьезно?

Себастиан снова всплеснул руками:

– Всем своим прекрасным телом.

Торкель почувствовал, как зародыш сомнения увеличился. Обычно внутреннее чувство его не подводило. А сейчас? Сколько прошло времени? Три минуты? А такого плохого настроения в команде не было уже много лет. Если вообще такое бывало. Торкель повысил голос.

– Ладно, хватит. Себастиан, ты сейчас пойдешь куда-нибудь, сядешь и познакомишься с делом.

Торкель протянул Себастиану папку. Себастиан взялся за нее, но Торкель папки не отпустил, что вынудило Себастиана встретиться с ним взглядом.

Себастиан посмотрел на него вопросительно.

– В дальнейшем ты будешь обходиться со мной и моими сотрудниками уважительно. Я тебя взял. Я могу тебя и выгнать. Ясно?

– Да, конечно, отвратительно, что я не проявляю уважения, когда все приложили максимум усилий к тому, чтобы я почувствовал, как мне рады.

Торкель пропустил иронию мимо ушей.

– Я не шучу. Если ты не возьмешь себя в руки, я тебя выгоню. Понятно?

Себастиан сообразил, что сейчас неподходящий случай, чтобы возражать Торкелю, и покорно кивнул.

– Я искренне прошу всех меня простить. За все. С этой минуты вы почти не будете замечать моего присутствия.

Торкель выпустил папку из рук. Себастиан взял ее, сунул под мышку и слегка помахал рукой присутствующим.

– Тогда увидимся позже.

Себастиан открыл дверь и скрылся. Урсула повернулась к Торкелю, но не успела начать свою тираду, как о дверной косяк постучал Харальдссон и вошел в комнату.

– Мы получили мейл.

Он протянул распечатку Торкелю, тот взял лист и взглянул на него. Ванья переместилась поближе, чтобы прочесть текст через его плечо, но в этом не оказалось необходимости, поскольку Харальдссон озвучил содержание мейла:

– Кто-то утверждает, будто куртка Рогера находится в гараже Лео Лундина.

Торкелю даже не потребовалось ничего говорить. Урсула и Билли протиснулись в дверь мимо Харальдссона и исчезли.

Себастиан шел через офисное помещение с открытой планировкой, держа под мышкой папку, которую даже не собирался открывать. Пока все в порядке. К расследованию его подключили, теперь оставалось только заполучить то, ради чего он пришел. Если хочешь кого-то найти, искать надо в компьютерах полиции. База данных досье преступников – это одно, там присутствуют не все и Анны Эрикссон, как надеялся Себастиан, там нет, но обилие информации, не связанной с преступной деятельностью, которое мог узнать через полицию соответствующий человек, было весьма внушительным. Именно эта сила ему и требовалась.

Надо только найти того, кто сможет ему помочь.

Подходящего для такого задания человека.

Себастиан обвел взглядом рабочие места и остановился на сидевшей возле окна женщине лет сорока. Короткая, практичная прическа. Деликатный макияж. В ушах клипсы. Карие глаза. Обручальное кольцо. Подходя к ней, Себастиан включил улыбку.

– Здравствуйте. Меня зовут Себастиан Бергман, я с сегодняшнего дня работаю с Госкомиссией.

Когда женщина оторвалась от работы и взглянула на него, он кивнул головой на конференц-зал.

– Вот как. Здравствуйте. Мартина.

– Здравствуйте, Мартина. Не могли бы вы помочь мне с одним делом?

– Конечно. С чем именно?

– Мне нужно найти некую Анну Эрикссон. В 1979 году она проживала в Стокгольме по этому адресу.

Себастиан положил на стол перед женщиной конверт, вернувшийся обратно к его матери. Женщина быстро взглянула на конверт, а потом снова посмотрела на Себастиана с некоторой подозрительностью.

– Она связана с вашим расследованием?

– Да. Безусловно. В высшей степени.

– Тогда почему вы не поищете ее сами?

Действительно, почему бы ему не сделать этого самому? К счастью, в виде исключения можно было воспользоваться правдой:

– Я только сегодня приступил и еще не получил логин, пароль и тому подобное.

Себастиан улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой, но увидел по глазам Мартины, что желаемого эффекта не достиг. Она повертела конверт в руках и покачала головой.

– Почему вы не попросите кого-нибудь из членов своей группы? У них есть доступ ко всей системе.

«Почему ты просто не обрадуешься возможности помочь в расследовании первостепенной важности, не посмотришь то, что я прошу, и не прекратишь задавать эти идиотские вопросы?» – думал Себастиан, наклоняясь к ней поближе и переходя на доверительный тон.

– Если честно, то это только моя догадка, а вы ведь понимаете, первый день, очень не хочется опозориться.

– Я с удовольствием помогу вам, но мне надо сперва согласовать это с вашим начальником. Мы не имеем права смотреть личные данные просто так.

– Но это не просто так…

Себастиан замолчал, увидев, что из конференц-зала вышел Торкель и что-то высматривает. Он явно нашел того, кого искал, – Себастиана – и решительным шагом направился к нему. Себастиан схватил конверт и поспешно выпрямился.

– Но знаете что, давайте наплюем на это. Забудьте. Я лучше обсужу это с группой, так будет проще. В любом случае спасибо.

Себастиан двинулся с места, еще не договорив. Ему хотелось сделать расстояние между собой, Торкелем и Мартиной достаточно большим, чтобы та не посчитала, что имеет смысл между делом спросить Торкеля, можно ли ей помочь Себастиану посмотреть данные Анны Эрикссон на 1979 год. Тогда бы Торкель заинтересовался зачем, поставил бы под сомнение его мотив для участия в расследовании и стал проявлять излишнюю бдительность. Поэтому Себастиан продолжал отдаляться от Мартины. Шаг за шагом. И тут:

– Себастиан.

Себастиан быстро посовещался сам с собой. Надо ли ему разъяснять повод своего разговора с женщиной – сотрудником полиции Вестероса? Может, лучше объяснить. Он решил избрать тот, о котором Торкель, наверное, все равно подумал.

– Я шел читать, но мне помешал облегающий, хорошо наполненный топ.

Торкель быстро взвесил, стоит ли ему прямо здесь и сейчас сообщить Себастиану, что он с этого утра является частью Государственной комиссии и любые его действия отражаются на всей группе. Следовательно, пытаться заманивать в постель местных замужних коллег – не лучшая идея. Однако Торкель понимал, что Себастиан и так все знает. Знает и не придает этому значения.

– Мы получили анонимный сигнал, снова указывающий на Лундина. Урсула с Билли отправились проверять, но мне подумалось – не поехать ли тебе туда, чтобы немного побеседовать с матерью?

– С Кларой?

– Да, у вас, похоже, сложились хорошие отношения.

Да, можно и так сказать. Близкие отношения. Еще одна женщина, которая заставит Торкеля не просто насторожиться, а молниеносно выгнать Себастиана. С матерями подозреваемых мальчиков спать не полагается. Себастиан не сомневался в твердой позиции Торкеля по данному вопросу.

– Не думаю. Лучше я почитаю, посмотрю, не появятся ли у меня какие-нибудь новые идеи.

На мгновение показалось, что Торкель собирается запротестовать, но тот лишь кивнул.

– Ладно, давай.

– Еще одно. Ты не можешь организовать мне доступ к здешним компьютерам? К базе данных и прочему.

Торкель посмотрел на него с откровенным удивлением.

– Зачем?

– Почему бы и нет?

– Потому что ты известен тем, что всегда действуешь в собственных интересах.

Торкель подошел поближе. Себастиан понимал почему. Любопытным ушам незачем улавливать, что в группе существуют потенциальные противоречия. Для посторонних они одно целое. Это важно. Значит, Торкель собирается сказать что-то не самое приятное. Так и оказалось.

– Ты не являешься полноценным членом команды. Ты консультант. Все исследования, которые ты захочешь проводить, все версии, которые тебе захочется проверить, должны идти через кого-нибудь из нас. Желательно через Билли.

Себастиан попытался не показать своего разочарования. Очевидно, ему это удалось не полностью.

– Тебя что-нибудь смущает?

– Нет. Отнюдь. Тебе решать.

Чертов Торкель. Теперь это займет больше времени, чем он предполагал. Он вовсе не намеревался оставаться частью расследования надолго. И уж тем более активной частью. Он не собирался ни с кем беседовать, кого-нибудь допрашивать или что-нибудь анализировать. А также предлагать возможные сценарии или устанавливать особенности преступника. Он получит то, за чем пришел, – нынешний адрес Анны Эрикссон или как ее там теперь зовут, – а потом быстро и эффективно отделается от группы, покинет город и никогда больше не вернется ни туда ни туда.

Себастиан приподнял папку:

– Тогда я сажусь читать.

– Себастиан, еще одно.

Себастиан вздохнул про себя – неужели нельзя его просто отпустить, чтобы он смог сесть где-нибудь с чашкой кофе и притвориться, будто читает?

– Ты находишься тут в порядке дружеской услуги. Потому что я поверил тебе, когда ты сказал, что тебе это действительно необходимо. Я не жду благодарности, но смотри, чтобы я не раскаялся в своем решении.

Прежде чем Себастиан успел ответить, Торкель развернулся и покинул его. Себастиан смотрел вслед его удаляющейся спине.

Благодарности он не испытывал.

Раскаяться Торкелю, естественно, предстоит.

Так бывало со всеми, кто впускал его в свою жизнь.

* * *

Билли открыл гараж. Там имелось место для одной машины, но в данный момент оно пустовало. Исключение. За прошедшие годы Билли с Урсулой побывали во многих гаражах. Большинство из них помимо транспортного средства были заполнены всем чем угодно. А в гараже Лундинов пол зиял пустотой, грязный и в пятнах от масла, с утопленным сливным трапом в центре. Билли распахнул дверь целиком, а Урсула нащупала выключатель.

Они вошли в гараж. Две трубки дневного света под потолком сразу замигали, но Билли с Урсулой все-таки достали фонарики. Они без лишних слов принялись осматривать каждый свою сторону гаража. Урсула взяла правую, Билли – левую. На Урсулиной стороне пола было почти пусто. Стояли старые принадлежности для крокета, лежал пластмассовый набор для игры «бочча», в углу которого не хватало одного шара. Еще была электрическая газонокосилка. Урсула подняла ее – пусто. В точности как в прошлый раз. А полки на стене просто ломились. Однако ничто из их содержимого не указывало на то, что гараж когда-то использовали для машины. Никаких масел, свечей зажигания, спреев-смазок или ламп. Зато множество предметов для садоводства. Тесьма, полупустые, мешочки с семенами, рабочие перчатки и аэрозоли для борьбы с сорняками. Спрятать куртку здесь было просто невозможно. Урсулу бы очень удивило, если бы сведения из мейла соответствовали действительности. Будь здесь куртка, она бы ее нашла.

– Ты проверила сток в полу?

– А ты как думаешь?

Билли не ответил. Он принялся поднимать три мешка с землей для посадок, кучей лежащих возле стены рядом с белой садовой мебелью из пластика. Глупо задавать такие вопросы. Урсуле не нравится, когда в ней сомневаются. Почти ничего не зная об их прежних отношениях, Билли полагал, что Себастиана Бергмана она так не любит именно поэтому. О Себастиане Билли слышал лишь, что тот последовательно ставил под сомнения всё и вся. Ставил под сомнение и всегда знал лучше, чтобы не сказать лучше всех. Билли это не смущало, главное, чтобы у него было достаточно аргументов. Билли ежедневно работал с полицейскими, куда более сильными, чем он сам. Никаких проблем. Собственного мнения о Себастиане у него пока не сложилось. Сексуальная шутка с душком с таким же успехом могла объясняться нервозностью, как и чем-то другим. Хотя Урсуле он не нравится. Ванье тоже, значит, довольно много шансов, что Билли тоже примкнет к их лагерю.

Он добрался до угла на своей стороне. На полу в подставке стояли садовые орудия труда, а на стене на гвоздиках аккуратно висели инструменты.

– Урсула…

Билли остановился возле садовых орудий труда. Рядом с деревянной подставкой с разными граблями и чем-то напоминающим мотыгу, названия чему Билли не знал, стояло белое десятилитровое пластмассовое ведро с керамзитовым гравием. Урсула подошла к Билли – тот светил фонариком прямо в ведро. Среди обожженного гравия явно просматривалось что-то зеленое.

Урсула молча начала фотографировать. Сделав несколько снимков, она опустила аппарат и обернулась к Билли. Выражение лица, которое сам он считал нейтральным, она явно истолковала как скептическое.