Текст книги "Честь горца"

Автор книги: Ханна Хауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10

Холодная и кристально чистая вода бодрила. Жизель сидела на поросшем мягкой травой берегу у небольшого пруда и смывала с себя грязь и усталость целого дня, проведенного в седле. Она оглядела место, которое Найджел выбрал для привала, и поразилась его красоте.

Вокруг росли высокие деревья. Густые развесистые кроны надежно укрывали от жаркого солнца и от глаз преследователей. Цветы поздней весны ярким ковром стелились по земле. В воздухе висел легкий аромат. Было дивно хорошо. Тишину нарушало лишь пение птиц и шуршание мелких зверушек в траве. Жизель почувствовала, как на нее снисходит покой. Не верилось, что в таком месте может случиться что-нибудь ужасное. Однако она понимала, насколько глупо позволять природе убаюкивать себя ощущением безопасности. Жизель вздохнула и наклонилась над водой. Зачерпнув влагу, провела руками по волосам, смывая дневную пыль. Если уж им с Найджелом удалось найти такой чудный уголок, на него точно так же могут наткнуться и Дево.

Она торопливо пригладила волосы, одернула одежду и отправилась разводить костер. Заняв руки делом, быстро отогнала непрошеные мысли. От лишних дум ей становилось грустно, беспокойно, а иногда и откровенно страшно.

Как только костер занялся, Жизель присела рядом и огляделась по сторонам. Освещенный мягким золотистым светом заката, этот укромный уголок стал еще красивее. «В таком месте нельзя поддаваться унынию, тревоге и страхам, чтобы не нарушать покой, разлитый в воздухе», – подумала она. Наслаждаясь тишиной, Жизель глубоко вздохнула и беззвучно выругалась, потому что мысли вновь вернули ее к Найджелу. Откуда берется это странное желание разбередить собственное беспокойство?

Теперь, когда не нужно мчаться сломя голову, чтобы спастись, когда Найджел, пусть ненадолго, сбил со следа людей Дево, она не могла не подумать о том, что же произошло на постоялом дворе. Ей все еще не было вполне понятно, что он с ней делал и зачем. Еще никто не вызывал в ней таких ощущений, и в первую очередь муж. Жизель подозревала, что должна чувствовать себя оскорбленной, может, немного напуганной, но ничего не могла в себе обнаружить, кроме любопытства.

Вдруг, это то самое, о чем поют менестрели? Состояние, которое она пережила, было восхитительным. Инстинкт подсказывал ей, что оно станет еще прекраснее, если и Найджел относится к этому точно так же. Коли мужчина может вызвать в женщине подобное чувство всего лишь ласковыми и опытными прикосновениями, тогда становилось понятным, почему некоторые дамы заводят себе любовников. Настрадавшись от мужа, Жизель частенько удивлялась тому, как женщины добровольно отдаются в руки мужчин, и изумлялась до глубины души, когда видела, что нередко они делали это с радостью. Теперь-то ей стало многое понятно.

Этим утром Найджел удивил ее, начав соблазнять, пока она находилась между сном и явью. Даже скорее во сне, чем наяву. Жизели казалось, что она должна была бы разозлиться, быть в смятении, почувствовать себя задетой, но как бы внимательно она ни прислушивалась к себе, ничего похожего не замечала. Он ведь предупредил, что будет соблазнять ее, а она не ответила решительным отказом и в известном смысле приняла вызов. В том, что делал Найджел, не было никакой злобы, никакого намека на унижение. Главное, Жизель понимала, что собственная беззаботность к его попыткам соблазнить ее вызвана уверенностью, что Найджел Мюррей остановится, услышав отказ.

Сегодня утром он не услышал от нее «нет», подумала она, поморщившись и покраснев от смущения. Она была не против. Не против настолько, что могла бы прокричать об этом во весь голос. Еще одна слабость, удивилась она и покачала головой. Сколько-то их еще обнаружится!

Одно Жизель все-таки понимала очень ясно. Нужно что-то решить по поводу Найджела. Их влечет друг к другу. Нельзя было отрицать этого и не обращать на это внимания. А после того, что случилось нынешним утром, нельзя позволять Найджелу вести свою игру, к которой он будет относиться все более серьезно. Она в этом не сомневалась. Теперь Найджел понял, что может одержать над ней победу. Прежде чем они устроятся на ночь, ей нужно решить для себя, будет ли она и дальше потакать ему или недвусмысленно положит конец его притязаниям на сегодня, а может, и навсегда.

Жизель от удивления открыла рот, когда рядом вдруг возник Найджел, горделиво демонстрируя ей уже ощипанную перепелку. Она почувствовала, как ей стало неудобно от его внезапного появления: в эту минуту она думала как раз о нем. Оставалось надеяться, что тени, которые ползли от уходящего солнца, скрыли смущение. А ее беспокойство он отнесет на счет своей привычки появляться бесшумно. Жизель улыбнулась в ответ на его улыбку.

– Значит, у нас сегодня праздник, – пробормотала она.

Насадив птицу на вертел, он расположился напротив Жизели.

– Порадуемся же щедрости Господа, когда он ее являет, – отозвался Найджел. – Это помогает легче переживать тощие времена.

– Разве? Я-то думала наоборот. Каждый ведь помнит, как все было благополучно в прошлом.

– Какой мрачный взгляд на мир. – Он хмыкнул и покачал головой. – Вы, наверное, из тех, кто начинает думать о всемирном потопе, когда дождь идет несколько дней кряду. Я прав?

Ей захотелось посмеяться и над тем, как он подтрунивает над ней, и над самой собой, тем более что в его словах была большая доля правды. С тех пор как Жизель себя помнила, она серьезно и даже подозрительно относилась ко всему вокруг. Если предстояло принять какое-нибудь решение, она почему-то всегда сначала думала о дурных последствиях. Замужество лишь усугубило эту привычку.

– Нет ничего плохого в том, чтобы быть готовой к худшему, сэр Найджел.

– Конечно, – согласился он. – Но если думать только о плохом, только о смерти и несчастьях, в душе поселится мрак.

– Моя бабушка говорила то же самое.

– Мудрая женщина.

– Только потому, что думала, как и вы?

– Да. – Найджел усмехнулся, когда Жизель хихикнула, но тут же стал серьезным. – Мы с ней правы в главном. Если видеть во всем зло и несчастья, через какое-то время ничего другого вокруг не увидишь и только этого будешь ожидать от людей. Это дорога в никуда.

– Я понимаю, правда понимаю, – заверила она его. – Мне кажется, если бы с самого начала я и не была такой, то из-за своего замужества я бы превратилась в такую женщину.

– Значит, еще не превратилась? – Он пристально наблюдал за ней, ожидая ответа. Найджел все еще не был уверен, что Жизель доверяет ему, и поэтому настойчиво пытался найти подтверждение, что когда-нибудь она отнесется к нему с доверием.

– Не совсем. – Она поморщилась. – У меня не было ни особого повода, ни времени убедиться в людской доброте в эти последние месяцы. Особых надежд тоже не было. Однако я не растеряла способность чувствовать красоту и радоваться ей. Я это поняла, когда увидела вот это местечко. Не потеряла и тяги к миру в душе и желания вновь поверить людям. Когда я снова почувствую себя свободной, то не сомневаюсь, в моей душе ничего не останется от болезненного надлома.

Найджел покрутил вертел, чтобы птица равномерно обжаривалась. Жизель поднялась и принесла хлеб, бурдюк с вином и две железные миски, которые Найджел держал у себя в седельной сумке. Страшно захотелось есть, и она уселась, надеясь, что ей хватит терпения дождаться, пока перепелка прожарится до конца.

Она улыбнулась, поймав себя на том, что, наклонившись к костру, жадно вдыхает аромат еды. В последние дни у нее появился неуемный аппетит. Жизель знала, в чем причина. Она приложила немало сил, чтобы остаться в живых, чтобы не попасть в руки врагов. «Бабушка была бы рада», – подумала она и улыбнулась еще шире.

– Чему радуетесь? – Найджел вытащил из ножен кинжал, разделил тушку пополам и передал Жизели ее долю.

– Просто подумала, что бабушка была бы страшно довольна, если бы увидела, как я сейчас расправляюсь с едой, – ответила Жизель. – Она всегда ставила передо мной тарелки и уговаривала хоть немного поесть.

Найджел хмыкнул.

– Все взрослые так делают. Вы, кстати, мало чем отличаетесь от ребенка. Мне очень легко представить, как вам нравится, когда вас упрашивают и носятся как с писаной торбой.

Жизель едва улыбнулась – так она была занята едой. Какое-то время они с Найджелом молчали, делая перерыв в еде только для того, чтобы передать вино из рук в руки. Она ничуть не удивилась, когда в конце не осталось ни кусочка на потом. Птичка была маленькой, а аппетит зверский. Неразумно было идти на поводу у желудка, но Жизель решила, что удовольствие стоило того.

Она собрала миски и отнесла их к воде. Закопала в мягкую землю кости, чтобы запах не привлекал ночных зверей к их стоянке. Потом вымыла посуду, сполоснула лицо и руки. Укладывая миски назад в сумку, она заметила, как Найджел рассматривает ее. Вернулась на свое место у огня и почувствовала себя не в своей тарелке от его откровенного взгляда.

Найджел усмехнулся в душе, когда увидел, как она занервничала. Он извинился и отправился в кусты. Ему было известно, как снимать напряжение и беспокойство словами и поцелуями. Ее возмущение или гнев подсказали бы ему, что он совершил серьезную ошибку там, на постоялом дворе. Но ни того ни другого он не заметил. Если он правильно понимал Жизель, она сейчас была полна сомнений.

Ему до боли хотелось заняться с ней любовью. Утром она была податливой, открытой и теплой, но он запретил себе пользоваться своим преимуществом. Из того немногого, что она рассказала ему про свое несчастное замужество, он понял, что с ней обращались жестоко, непрестанно насиловали ее. Она не знала наслаждения, а только боль и унижение. Поэтому он решил, что настало время, когда ей нужно будет убедиться, что мужское прикосновение может стать для нее удовольствием, что мужчина может подарить ей радость, ничего не требуя взамен. Найджел надеялся, что справится с этой задачей, а она справится со своими страхами. Само собой подразумевалось, что он должен проявлять сдержанность, хотя с каждым днем терпеть становилось все труднее. Желание росло и требовало выхода.

Вернувшись к костру, он увидел, что она уже постелила на ночь. Постелила рядом, но не вплотную. Это еще не было откровенным приглашением, на которое он рассчитывал, но все равно выглядело многообещающе. Если бы ей захотелось решительно отказать ему, она устроилась бы по другую сторону от огня. Главное, он ощутил, насколько она неуверенна.

Жизель вдруг поняла, что не может посмотреть на Найджела, когда они стали располагаться ко сну. Она мысленно отругала себя за внезапный приступ трусости. Это сковывало и страшно мешало. Жизель стала уговаривать себя, что она – взрослая женщина и должна заглянуть ему в глаза и высказать что думала. Все было без толку.

Пока Найджел отсутствовал, она все-таки решилась. Он помог ей понять, что желание может давать радость, и ей захотелось узнать об этом все, до конца. Не только то, что он может дать ей, а то, что они могут разделить между собой. Чем больше она думала о нем, тем больше росла в ней уверенность, что он сумеет помочь ей преодолеть хотя бы часть ее страхов. Как только она познает ласку, страсть и наслаждение в объятиях мужчины, ей удастся освободиться от тяжести воспоминаний, оставленных мужем в наследство. Жизель желала этого. Страстно желала покончить с этим вечным ужасом.

Голосок внутри попытался напомнить ей не забывать о своем честном имени. Но даже если признают, что она не виновна в убийстве, ее имя все равно безнадежно замарано. В течение целого года она была предоставлена самой себе, а сейчас дни и ночи проводит с мужчиной, который не связан с ней родственными узами. Ни для кого это больше не секрет, и любой, кто услышит ее историю, сделает вывод, что они с Найджелом – любовники. И не важно, насколько яростно она будет это отрицать. В довершение всего она остригла волосы и разъезжает по Франции, переодетая юношей. Так что если все заранее согласны с тем, что она – грешница, ей тем более не стоит отказывать себе в удовольствии.

Было только не ясно, каким образом дать понять Найджелу, что она готова продолжить то, что они начали утром. За ней никогда не ухаживали, ее никогда не добивались, поэтому она очень мало знала о том, как вести любовные игры. Единственная вещь, которая пришла ей на ум, – на ночь постелить ему и себе рядом и понадеяться, что Найджел воспримет этот едва уловимый намек.

Сделав глубокий вдох и успокоившись, Жизель перевернулась на бок и посмотрела на Найджела. Ее не удивило, когда она увидела, что тот смотрит на нее. Она чувствовала этот взгляд спиной. Жизель молча выбранила себя за румянец на щеках. Ей хотелось действовать со спокойной откровенностью. Если она собиралась убедить Найджела в том, что знает, что делает, и что ей не нужно от него ничего, кроме взаимной ласки, тогда вид красной от смущения девочки может помешать ей. Она открыла было рот, но сообразила, что не придумала, что сказать. Оставалось только вздохнуть.

Найджел улыбнулся и, потянувшись к ней, осторожно погладил по щеке. Невзирая на все, через что ей пришлось пройти, Жизель оставалась невинной. Ей явно были неизвестны приемы кокетства и обольщения. Несмотря на грубо поруганное мужем девичество, она оставалась девственной во многих других смыслах.

– Не волнуйтесь, барышня, – тихо проговорил он. – Просто придвиньте свое ложе поближе к моему.

Беспокоила проницательность, с какой он читал ее мысли. Хотя его предложение было правильным. Придвигаясь поближе к нему, она призналась себе, что это самый легкий способ сказать «да». Краска не сошла со щек, но по крайней мере не нужно лепетать непонятно что, как круглой дуре.

– Уверена? – спросил он, прослеживая легкими поцелуями каждую черточку ее лица.

– Я уже пододвинулась. Или ты не заметил? – Она не удивилась, услышав, каким низким вдруг стал ее голос. Нежность его поцелуев, казалось, освобождала ее от неуверенности и замешательства, на смену которым шло растущее желание.

– Заметил. Только не знаю, понимаешь ли ты, почему даешь себя обнимать?

– Совсем не потому, что хочу расплатиться с тобой или что-нибудь в этом роде, если ты это имеешь в виду.

Он улыбнулся, уткнувшись в ее шею.

– Успокойся, мой прелестный напарник. – Настороженно глядя на Жизель, Найджел принялся ее раздевать. – Признаюсь, была такая мыслишка. Но очень быстро ушла.

– Правда? – Она слегка напряглась, когда его руки легли ей на плечи, а потом расслабилась, поняв, что это от смущения, а не от страха.

– Ты очень гордая, поэтому я не верю, что такая идея могла прийти тебе в голову.

Она сдвинула брови, не вполне уверенная, что услышала комплимент.

– Голова на плечах у меня все-таки есть.

– Да, моя прелесть. Такой голове могут позавидовать некоторые мужчины. Мне это нравится. Я имел в виду, что ты не испорчена, и хотя все твои побуждения чистые и честные, мне кажется, что в тебе слишком велико чувство собственного достоинства.

До Жизели неожиданно дошло, что пока они говорили, он полностью раздел ее до сорочки. Она понимала, что заслушалась, убаюканная движениями ласковых рук, но все равно эта искусная проворность настораживала. Сам собой родился вопрос: где он набрался такого опыта? Она была готова сделать своим любовником мужчину, который сам признавался в том, что у него была уйма разных женщин, имена и лица которых он, без сомнения, не мог вспомнить. Хотя Жизель не собиралась переживать по их поводу, ей не хотелось относиться к этому слишком легкомысленно.

– Ты раздеваешь женщину с завидным умением и скоростью, – проворчала она.

– И ты от этого не в восторге, так ведь? – Он не торопясь распускал тесемки у нее на сорочке.

– Может быть.

– Бедненькая, хорошенькая Жизель, – промурлыкал он, целуя ее в губы и запуская руки под сорочку. – Семь лет я был гнусной бессердечной сволочью. Только вот я совсем не уверен, что приобрел какое-то особое умение как раз в то время. К моему стыду, меня тогда больше всего интересовала выпивка. Думаю, что секрет моего искусства прост: мальчишкой я носил точно такой же дублет.

– О! – выдохнула она. Причем ей самой стало интересно, было ли это выражением согласия или признаком удовольствия. Его твердые ладони легли ей на грудь, и большими пальцами он стал поглаживать соски, возбуждая ее. – Просто мне не хочется оказаться еще одной в куче из неопознанных тел. Мне не нужны никакие обязательства и обещания. Но я не желаю быть никем. Я уже была никем и больше никогда не соглашусь на это.

– Этого никогда не будет, Жизель. – Он прижался лицом к ее груди, с наслаждением слушая стук ее сердца.

Запустив пальцы в его длинные густые волосы, Жизель прижала его к себе, подставляя грудь под поцелуи. Ей еще никогда не было так хорошо, в особенности с мужчиной. Она забыла о собственных страхах. Муж никогда не вызывал в ней подобных чувств. Его прикосновения никогда не были нежными. Жизель не верилось, что можно было быть такой слепой или глупой, чтобы начать сравнивать Найджела со своим грубым как животное мужем. Оставалось только благодарить Бога за то, что сейчас она была с Найджелом.

Жизель вскрикнула, когда Найджел стал тихонько сосать ей грудь. Вскрикнула и еще крепче прижала его к себе. Было неправильно позволять ему делать это, но она решила, что не позволить было бы еще неправильнее. Она наконец открыла для себя то, о чем многие уже давно знали и воспевали в стихах. И когда Найджел перенес свое внимание на ее другую грудь, Жизель решила, что такое открытие стоит любой цены.

Найджел принялся стягивать с нее сорочку. И ей до боли не захотелось отрываться от него. Наконец он отбросил сорочку в сторону, и она снова прижалась к нему, пылко возвращая ему поцелуй. Пока она оставалась у него в объятиях, Жизель ни о чем не думала, отдавшись чувству, и это было то самое, что сейчас ей требовалось.

Он стал покрывать ее поцелуями и осторожно ласкать. И каждое его движение воспринималось с восторгом. Она обхватила его широкую спину, наслаждаясь гладкой, туго натянутой кожей. Прикасаться к нему было таким же удовольствием, как и ощущать на себе его прикосновения. Жизели хотелось, чтобы ей достало опыта сделать ему так же приятно, как он делал ей.

Небольшая пауза в этом безоглядном чувственном празднике возникла тогда, когда Найджелу потребовалось стянуть с себя лосины. А потом он улегся на нее во всю длину своего тела. Жизель почувствовала, как ей в бедра уперся его вставший член. Она сосредоточилась, чтобы не позволить темным воспоминаниям омрачить свою страсть. Это было трудно сделать. Поцелуи и ласки легко было принимать без страха. Муж редко снисходил до того и другого и никогда не был нежен. А вот то, что она ощутила бедрами, ассоциировалось для нее с болью и стыдом. Как-то трудно было убедить себя, что та же самая часть мужского тела, которая всегда представлялась ей орудием насилия, может подарить наслаждение. Она вдруг испугалась, что сладость, которую она только что испытала, обернется горечью.

Найджел почувствовал, как неожиданно она напряглась, и подавил в себе желание немедленно взять ее, пока страх не заставил ее передумать. Это было бы не только неправильно, но еще раз убедило бы Жизель, что все ее страхи оправданы. Более того, это добавило бы новые страхи, потому что он повел бы себя с ней так же, как вел себя бывший муж. Одной такой мысли оказалось достаточно, чтобы он вновь обрел самообладание. Взяв ее лицо в ладони, Найджел слегка улыбнулся, увидев, как крепко она зажмурилась.

– Посмотри на меня, Жизель, – тихонько приказал он и ласково потерся губами об ее рот.

– Кажется, мне не хочется.

– Перестань, посмотри на меня. И убедись, кто именно сейчас будет любить тебя. Иначе, боюсь, ты утонешь в воспоминаниях.

Отбросив стыдливость, она приоткрыла глаза, словно соглашаясь с его правотой. Страхи потихоньку овладевали ею, разбуженные мужской близостью. Ей и в самом деле нужно было посмотреть в лицо мужчины, который обнимал ее.

Ее вдруг охватила злость на то, что она совершенно не испытывает страха в ситуации, которую можно решить одним ударом кинжала, как во время сражения, когда нужно было просчитать все слабые места противника-мужчины. Ведь если бояться какой-нибудь части мужского тела, имело бы больше смысла остерегаться рук или руки с мечом, всего того, что несет смерть. Отрицать свой страх было глупо. Тем более что он без труда мог погубить чувство, которому она с радостью отдавалась.

– Вот. Я смотрю на тебя, – сказала она и услышала, как, помимо угрюмости, от волнения в голосе по-прежнему звучат низкие нотки.

Найджел не обратил внимания на горечь интонации. В ее голосе ему слышалось желание. Он чувствовал, как дрожит ее напряженное тело, и видел румянец на высоких обтянутых скулах.

– Мужское естество штука не страшная. Нужно только остерегаться мужчин, которые им орудуют. – При этих словах он оказался у нее между узких бедер.

– Знаю. Головой все прекрасно понимаю.

– Тогда не закрывай глаза, моя прекрасная французская роза, чтобы запомнить все и умом, и сердцем. Держи их широко открытыми, чтобы никакие воспоминания не порушили то, что мы сейчас создадим вместе.

Жизель кивнула, руками обвила его шею и не отвела взгляда, даже когда он начал неторопливо покрывать ее лицо нежными поцелуями. Она сжалась, когда он вошел в нее, но тут же сообразила, что это от предвкушения, а не от страха. Он двинулся в ней, и, удивленная, она слегка застонала от удовольствия. Мгновение спустя удовольствие отняло у нее способность ясно мыслить. Ее лишь не покидала уверенность в том, чье именно тело сейчас соединяется с ней, она знала, что Найджел никогда не сделает ей больно намеренно, и поняла, что ей не хочется, чтобы он останавливался.

Неожиданно показалось, что в ней, как цветок, распускается неведомое чувство – дивное и безнадежное одновременно. Она прижалась к Найджелу, тесно обхватив его руками и ногами. Было слышно, как он, задыхаясь, бормочет что-то, подбадривая ее. А потом над ней пронеслась ослепительная волна наслаждения, и она закричала.

Словно глядя со стороны, Жизель удивилась тому, как мужчина, которого она так крепко удерживала, мог задвигаться с удесятеренной энергией. Затем он на мгновение замер, задрожал, и вместе с сорвавшимся стоном она услышала свое имя. Потом, через какое-то время, до нее дошло, что он лежит у нее в объятиях, придавив всем телом.

– Ты все-таки тяжелый, – шепнула она и слегка улыбнулась, когда он освободился, расцепил руки и соскользнул на бок.

– Все в порядке, Жизель? – тихонько спросил он.

Вопрос поставил ее в тупик. Она почувствовала себя такой усталой, что была готова заснуть, а ведь за минуту до этого жизнь била в ней ключом.

– Мне хорошо, спасибо, сэр Найджел.

Он рассмеялся:

– Очень хорошо. Теперь можешь звать меня просто Найджелом.

– Ну, тогда мне очень хорошо, просто Найджел.

Он снова засмеялся и покачал головой, услышав, как она тихо засопела во сне. Осторожно, хотя вряд ли сейчас можно было ее разбудить, он улегся на спину и подвинул ее себе под бок. Желание продолжить заниматься любовью не прошло, но он понимал, что ей сейчас лучше немного поспать.

Было приятно сознавать, что он – тот мужчина, который заставил ее позабыть о своих страхах и вызвал в ней страсть. Но больше всего его тронуло то, что она добровольно отдалась ему. Он не сомневался, что утром у нее не возникнет никаких сожалений, никаких попыток возложить на него вину за все. Инстинкт подсказывал, что Жизель не из тех, кто будет жалеть об однажды принятом решении.

Скорее всего именно ему выпадет мучиться от сомнений и неясности. Он уже начал испытывать чувство вины. Найджел не мог припомнить, чтобы занятие любовью когда-нибудь проходило так неистово и давало такое ощущение полноты. Не до конца была понятна причина этого. Он ничего не обещал Жизели. Дело ограничится обычными милыми словами и лестью. По крайней мере до тех пор, пока он не поймет свое сердце глубже, чем сейчас. И она сама говорила, что ей не нужны какие-либо обещания. Но он чувствовал, что Жизель заслуживает гораздо больше того, что он мог предложить ей.

Закрыв глаза, Найджел решил, что они задержатся в этом месте еще немного, на день или два. Вне всякого сомнения, они сильно оторвались от ищеек Дево и могли позволить себе небольшую передышку. Возможно, за время, пока они будут предаваться взаимной страсти, ему удастся лучше разобраться со своими смятенными сердцем и умом. Жизель достойна такой малости за тот подарок, который преподнесла ему.