Текст книги "Дочь Темных вод"
Автор книги: Х. М. Лонг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Дыхание сперло, а желудок сжался, и теперь это не имело никакого отношения к корабельной качке. Мне казалось маловероятным, чтобы Грант был связан с разбойниками, которые напали на мою карету в Лестеровой пустоши, но я не могла знать этого наверняка.
В качестве следующей ставки я выложила потертую монету Россера и посмотрела на нее. Три свернувшиеся змейки блестели в свете фонаря.
– Она же мерейская? – спросила я, резко меняя тему, и указала на монету.
– Ну… Похоже на то. – Грант присоединил свои две монеты и продолжил рассказ: – Этой женщиной была Абета Боннинг.
Я даже рот открыла от удивления. Отвлекла, называется, Гранта.
– Так ты знал Абету Боннинг?
– Еще как! Она столь же прекрасна, сколь и ужасна. Вы действительно похожи – честно говоря, это немного странно, – но она старше тебя на десять лет и не такая ханжа.
Я уже так привыкла к его насмешкам, что даже не обратила внимания на эту.
– И что было дальше?
– Абета нигде не остается надолго и никого не держит. Так что, расплатившись с долгами, я отправился в самостоятельное плавание. Это было шесть лет назад.
Мои подозрения рассеялись. Если Грант работал в одиночку, значит, не участвовал в захвате моей кареты.
– И в конце концов тебя арестовали?
– Стволы Королевы вытащили меня из любимой таверны. – Грант выложил карты. – А ты выиграла.
Я удивленно взглянула на стол и широко улыбнулась:
– Ну надо же!
Только ближе к полуночи мы услышали грохот выстрелов пушек и слаженные крики орудийных команд. Грант вышел из-за стола, открыл одну из створок в окнах каюты и выглянул наружу.
Я тут же высунулась следом, кутаясь в тяжелое одеяло, как в плащ:
– Что там?
– Корабельные фонари.
Грант отодвинулся в сторону, придерживая створку, чтобы я могла выглянуть.
Сквозь пелену снега, поднимаясь и опускаясь в ритме волн, светили два носовых фонаря. Их огни, хотя были слабыми и рассеянными, так меня напугали, что живот снова скрутило.
– Где третий корабль? – спросила я.
– Может, обогнал нас и готовится к полному развороту? – предположил Грант.
Я попыталась найти остроумный ответ, но не смогла. Панический страх овладел мной, и я какое-то время тупо смотрела на мерейские корабли.
Вернувшись к столу, я тяжело опустилась на стул, а Грант уселся напротив, примостившись на самом краешке. Наши забытые карты лежали без дела, скользя туда-сюда в такт качке корабля.
– И как оно было, жить там? – неожиданно спросил бывший разбойник. – В гостинице? Посреди леса?
Я смотрела на него какое-то время в полном оцепенении, стараясь не думать о мерейских кораблях. Потом устремила взгляд куда-то далеко, не замечая ничего вокруг, будто обратно в Пустошь.
– Безопасно.
Вскоре все фонари скрылись в дымке тумана. Мы с Грантом высунулись из дверей квартердека и посмотрели на палубу, скользнув взглядом мимо припорошенных снегом силуэтов у пушек.
Димери и Ата стояли в шапках и плащах, припорошенных снегом, у лееров, плечом к плечу, и смотрели, как мимо проплывают большие военные корабли. Один проплыл так близко, что я могла различить тени людей на палубе, услышать звон натянутой тетивы в руках лучников и хлопки боевых знамен на ветру.
Я заметила, что Гарпия тоже зашевелилась. Размытое голубое свечение, что выскользнуло из дерева грот-мачты, явно имело женские очертания. Ее трудно было разглядеть на фоне снега, хотя исходивший от нее неземной свет был довольно ярким. Гарпия наблюдала за мерейцами, медленно поворачивая голову, когда они проходили мимо.
Наконец военные корабли скрылись в ночи. Гистинг тоже исчез, и команда выдохнула. Все принялись откашливаться, прочищая горло, с облегчением хлопали друг друга по спинам и салютовали Ате и Димери.
Я вернулась в проход и слабо улыбнулась Гранту.
– По крайней мере, мы не мертвы, – сказала я, забыв о враждебности. – И даже не в плену.
Грант ответил мне такой же усталой улыбкой:
– Слава Святому! И спасибо, что отвлекла меня сегодня. Признаю, ты прекрасно играешь в карты.
– Пожалуйста. – Я отступила к двери каюты, скрывая в тени улыбку. Забарабанив пальцами по дверному косяку, я чувствовала, что нужно сказать что-то еще, но никак не могла подобрать слова. – Доброй ночи, мистер Грант.
Он прикоснулся к голове и чуть поклонился. Его лицо также было скрыто в темноте.
– Доброй ночи, мисс Ферт.
Девятнадцатая глава
Дочь Сокрушительницы
МЭРИ
– Тебя что, никто не учил петь? – спросила старуха, закрывая ящик с гранатами в соломе. – Хорошо, что хоть я даю тебе работу, а то пошла бы на корм цыплятам… Пиши: четырнадцать. Эй? Не заставляй меня жалеть, что…
– Да записала я!
Мне пришлось ткнуть в учетную книгу, зажатую между локтем и скрюченным запястьем. Чернильница опасно балансировала в руках. И все потому, что мне не спалось, а Грант без чувств валялся в гамаке. Так что я отправилась на вахту к Вдовушке и все больше жалела об этом решении.
– Вот же, все записала. А что касается пения, то нет. Никто меня не учил, но я научусь. Все, что мне нужно, – немного практики.
– Ну, как скажешь.
Старуха фыркнула и продолжила осматривать сложенные вокруг припасы. Мы находились в небольшом обитом железом трюме, служившем арсеналом, в окружении бочонков и бочек с порохом, ящиков с дробью и прочими губительными вещами.
Вдовушка обращалась с ними без малейшего почтения. Зачерпывала порох, как муку, перебирала гранаты, как яблоки, жаловалась на нехватку того и другого, ныла, что у Димери проблемы с деньгами. Я слабо себе представляла, как должен выглядеть полностью укомплектованный арсенал, но тоже заметила пустые ящики для дроби и бочонки с порохом, заполненные лишь наполовину.
Неподготовленность Димери заставляла меня нервничать. Я успела оценить команду Лирра, вооруженную до зубов и спокойно празднующую свою ужасную победу. Оставалось только молиться, чтобы в Устии нашлись желающие дать нам денег.
Устия. Я и не мечтала оказаться так далеко. О том, чтобы покинуть Пустошь, я тоже не мечтала. Мне не хватало ее зеленых крон, солнца и тишины. На мгновение я позволила себе мысленно вернуться туда.
– Квартирмейстер!
Из тени возник силуэт, вернувший меня к реальности.
– Вон отсюда! – Вдовушка замахала руками. – Держись вместе со своими сапожищами подальше!
Матрос нахмурился, но отступил в проход. Он смущенно посмотрел на меня, потом снова на Вдовушку:
– Капитан хочет поговорить с вами.
– Чего там?
– Что-то насчет гестенского порта.
Вдовушка недовольно поднялась и расправила воротник.
– Отлично. Мисс Ферт, проверьте последние два ящика сами и принесите мне учетную книгу. И не размазывайте чернила. Понятно?
Я кивнула, а затем пристроила книгу, чернильницу и перо на бочку. Когда шаги Вдовушки окончательно стихли, я подошла к одному из ящиков, на которые указала старуха, отперла его и осторожно прислонила крышку к переборке. Передо мной лежали упакованные в солому гранаты, которые только и ждали, чтобы их наполнили порохом и швырнули во врагов.
Я уставилась на них, вспоминая нападение на корабль Рэндальфа. То, как человек качался на реях, как моча и кровь капали с дергающихся пальцев ног. Потом представила, как швыряю гранату в лицо Лирру, и мне стало немного легче. Задержав дыхание, я уставилась в глубь склада, отгоняя дурные воспоминания. Я не буду жить в страхе.
Когда перепись содержимого ящиков была окончена, как велела Вдовушка, я быстро прошла через весь корабль, спустилась по проходу и поднялась по крутой лестнице на орудийную палубу.
Дюжина орудий «Гарпии» уже была убрана после вчерашней демонстрации силы, и помещение снова превратилось в жилую каюту, где обитало около четырех десятков пиратов. Четверть из них сейчас была на вахте, но остальные отдыхали. Спали в гамаках, сидели между пушками, разговаривали, что-то чинили и строгали. В общем, делали то, чем обычно занимаются мужчины и женщины, чтобы скоротать время. Я пробралась мимо гамака, из которого торчала пара чьих-то волосатых голых ног. И, кажется, женских. Бросив панический взгляд на палубу, я поспешила дальше, пока не увидела или не услышала чего лишнего.
Ближе к носу судна я заметила плащ Гранта, свисавший с занятого гамака. Переложив книгу и чернильницу Вдовушки под мышку, я ткнула пальцем в натянутую парусину.
– Мистер Грант! – вежливо позвала я. – Грант! Чарльз!
Мое внимание отвлекла пиратка, сидевшая на стволе пушки. Она пялилась на меня поверх носка, который штопала, и этот слишком домашний образ контрастировал с ее поношенной мужской одеждой и выбритыми висками. Оставшиеся волосы она заплела в косу, перекинула назад и заколола двумя длинными шпильками.
– А ты шлепни его по заду, – предложила она и указала на скругленную часть гамака примерно там, где ноги Гранта соединялись с телом.
Я залилась румянцем. Не знаю, что стало причиной: предложение женщины или всплывшие в памяти волосатые ноги.
Я толкнула гамак, и его ритмичное покачивание нарушилось.
– Чарльз Грант!
По-прежнему ничего.
– Этот спит как мертвый. Говорю же, шлепни его, – настаивала пиратка, ее лицо озарила злобная ухмылка. – Давай, ведьма.
Я решительно покачала головой:
– Не буду.
– Ладно.
Прежде чем я успела возразить, женщина вскочила, пронеслась мимо меня и с силой шлепнула Гранта по заду.
Чарльз взвыл и ударился головой о балку.
– Проклятая посудина!
Он плюхнулся обратно в гамак, схватившись за лоб.
Я прикрыла рот тыльной стороной ладони и фыркнула, а несколько пиратов рядом громко захохотали.
Мое веселье тут же угасло, когда прищуренный взгляд Гранта остановился не на ударившей его женщине, а на мне. Коварная пиратка уже вернулась к штопке, а ее невинное лицо выражало изумление.
Она подмигнула мне.
– Святой! Мэри! – Грант наполовину вывалился из гамака, его рубашка задралась, а брюки – спасибо упомянутому Святому – были на месте. – Чего ты творишь?
– Это не я!
– Это она, – заявила пиратка, продолжая штопать носок. И даже погрозила мне иголкой. – Смотри, проглотит тебя, как птенчика, Бонни Грант.
Пораженный Чарльз снова уставился на меня.
– Ничего такого я не делала! – попробовала я снова протестовать, но полдюжины пиратов, стоявших неподалеку, принялись винить во всем меня.
Я сдалась и, еще больше покраснев, задрала подбородок.
– Уже полдень. Пора заниматься.
– Вот чего тебе не хватает, – прошипел Грант, запихивая рубашку в штаны, – это урока хороших манер.
– Говорит человек, валявшийся в постели до полудня, – парировала я.
Грант посмотрел на меня, приподняв одну бровь:
– И что на тебя нашло?
– Заниматься! – рявкнула я и, все еще пунцовая, зашагала прочь.
* * *
В течение следующих десяти дней я боролась с ветром. Иногда мне это удавалось, и погода менялась по моей воле. «Гарпия» стрелой летела над волнами, пираты ликовали и трепали меня за щеку. Но удача была непостоянной, и, когда небо потемнело от надвигающейся бури, Димери прогнал меня обратно в каюту. По его мнению, пиратам безопаснее управлять кораблем, следуя погоде, чем полагаться на мою непредсказуемую магию.
Штормы на Зимнем море были долгими и частыми. Мой желудок, который до сих пор не страдал от морской болезни, наконец сдался под натиском усилившейся качки. У меня было два варианта скоротать время: запереться в своей крохотной каюте и ждать, пока желудок захочет освободиться от содержимого, или сидеть в главной каюте с Грантом, играть в карты и ждать, пока желудок захочет освободиться от содержимого у всех на глазах.
Когда я оставалась одна в темноте, мысли возвращались к Лирру, к моей матери и к будущему. Поэтому я все чаще выбирала Гранта. Не то чтобы я его простила, но у меня не было другого выхода. В нашей общей бесполезности мы стали близки друг другу, и когда я возвращалась после очередного приступа рвоты, он смиренно улыбался и передавал мне флягу с водой, чтобы я прополоскала рот.
Мы продолжили заниматься с оружием, когда море стало спокойнее. Мышцы болели меньше, и я начала лучше запоминать позы и движения, которым меня учил Грант. Научилась управляться с пистолетом, и мы даже начали устраивать драки. В те короткие промежутки времени, когда мне удавалось переставать смеяться или он прекращал издеваться надо мной, я чувствовала себя уверенней с оружием в руках. Я ни в коем случае не стала бойцом и знала, что любой мало-мальски подготовленный противник возьмет надо мной верх, но именно в уверенности я нуждалась больше всего.
Я больше не была беззащитной.
На одиннадцатый день нас нагнала очередная буря. Мы с Грантом пытались играть в карты, но усидеть на стульях было невозможно. В конце концов Чарльз, пошатываясь, вернулся на орудийную палубу, а я ушла в свою каюту и, прежде чем закрыть дверь, бросила последний взгляд на окна, освещенные только вспышками молний, и на налипший снег.
Обычно темнота душила меня. А тишина была наполнена скрипами и стонами, воем и ревом. В такие моменты я забивалась в угол, борясь со страхом и молясь, чтобы «Гарпия» не присоединилась к кладбищу кораблей на дне Зимнего моря. Но в эту ночь тишина и страх ощущались по-другому.
Возможно, виной была близость смерти. Возможно, острое, пронзительное осознание хрупкости жизни и того, что каждый вздох и каждый удар сердца могут стать последними. Возможно, дело в моих недавних успехах на занятиях с Грантом.
Что бы это ни было, я почувствовала, что внутри меня что-то изменилось. Опасения отступили, и на их место пришла слепая, отчаянная храбрость.
Я штормовик, совсем как мама. Пусть и молчала шестнадцать долгих лет, но где-то внутри я чувствовала силу, способную успокоить эту бурю. Я просто должна была сделать это, пока шторм не убил меня, Гарпию и всю команду.
Я открыла дверь и, пошатываясь, пробралась через каюту, поднимаясь вверх, как по склону, когда корабль накренялся вперед. Когда же судно накренилось назад, я уперлась руками в холодные окна. Ветер проникал внутрь, отыскивая едва заметные щели, и сквозь матовое стекло я видела покрытый льдом балкон и грозные темные волны.
Я вдыхала этот ветер, стараясь подыскать нужную мелодию, нужные слова. Вместо того чтобы пытаться управлять бурей, обуздать ее, я решила обратиться к ней – как одна сила к другой.
Я выбрала колыбельную, простую и спокойную. В ней звучали мои чувства – та же жажда свободы, покоя и безопасности, которая питала мой голос в детстве под тисом, на виселице и аукционе у Каспиана. Ни требований, ни вопросов, только тоска по счастью.
– Спи, дитя, усни, малыш, речка спит, и спит камыш,
Спит акула в глубине, не страшна она тебе.
Шторм не страшен, тоже спит, мирно дремлет в море кит.
Только морю не до сна, все баюкает тебя.
Ветер, который минуту назад чуть ли не выбивал окна, ослаб. Я на мгновение задержала дыхание, не смея поверить, что мне удалось. Корабль по-прежнему кренился и жалобно скрипел, но ветер стал тише.
Я пропела колыбельную снова. И снова. На третьем круге я ощутила чье-то присутствие в каюте, но не стала отвлекаться. Скорее всего, это был Грант.
– Ничего не могу сделать с волнами. По крайней мере, пока. – Я оглянулась через плечо. – Но…
На меня смотрел не Чарльз, а гистинг. Женская фигура, маленькая, полупрозрачная и округлая, парила у деревянной переборки. В отличие от Джульетты Рэндальфа, у этого гистинга – Гарпии – не было лица, прямые призрачные волосы спадали на светящуюся пустоту. На ней виднелись гладкие юбки, которые, как я сразу же с испугом решила, могли оказаться щупальцами. Но, когда она покачивалась в такт движению корабля, ткань отчетливо обрисовывала ноги.
Она была красива, по крайней мере, показалась мне красивой. Хотя судить о ее внешности можно было только по ниспадающим волосам и поясу на талии, с которого свисала связка закрытых вееров.
Пока я потрясенно наблюдала за ней, она взяла один веер и ловким движением пальцев развернула. Поднеся его к голове, гистинг некоторое время смотрел на меня, хотя глаз у нее не было. Но веер был. И на нем оказалось нарисованное лицо с глазами цвета весенней зари, тонким носом и таинственной улыбкой.
Когда она подняла веер перед собой, он исчез, но лицо осталось, теперь оно было запечатлено на голове самого гистинга. Улыбнувшись, она сделала изящный поклон и что-то прошептала. С ее изогнутых губ не сорвалось ни звука, но в моей голове прозвучало одно слово.
«Сестра?»
Я затаила дыхание.
Гарпия заговорила снова, и на этот раз вопроса не было.
– Тейн.
– Тейн? – повторила я в замешательстве.
Ее улыбку словно стерли. Я не могла понять, было ли это вызвано моей глупостью, или же выражение не могло долго держаться на лице гистинга.
– Что значит «Тейн»? Это имя? – Корабль качнулся, и меня с силой прижало к оконной раме. – Или слово? У гистингов есть слова?
Я замялась, понимая, насколько невежественной я кажусь существам, рядом с которыми выросла.
– Конечно есть, – сказала Гарпия. Она проскользнула вперед и начала кружить вокруг меня, не обращая внимания на качку. Прошла сквозь древесину стола и стульев, ее призрачная плоть легко преодолевала все преграды. – У нас есть свои слова, свои мысли, свои желания. Разве ты не знаешь этого?
Я покачала головой.
– Что ты знаешь о нас?
Я подумала, что сейчас неподходящее время для светских бесед: корабль все еще находился под угрозой, и гистингу следовало проверить его корпус или чем там еще они занимаются. Но взгляд Гарпии казался таким пристальным, что я вынуждена была ответить.
– Я знаю, что вы прорастаете вместе с деревьями в Пустошь, – сказала я. – Ну, в любую Пустошь, не обязательно аэдинскую. То есть сначала вы растете в Ином, но иногда ветви проникают через барьер между мирами и становятся у нас гистовыми деревьями. Не всегда. Ну, если в Пустоши есть материнское дерево.
Гарпия медленно кивнула:
– Правда. Я сама попала в этот мир через Пустошь в Аэдине.
Это признание, это сходство между нами поразило меня. Я попыталась выпрямиться, но наклон палубы не позволил этого сделать.
– Я тоже оттуда.
Я снова увидела улыбку Гарпии, быструю и мимолетную.
– Я выросла там задолго до твоего рождения. Очень давно. Сто лет или больше.
– Скучаешь по дому? – спросила я, потому что вопрос показался мне естественным.
– Скучаю. А ты?
– Постоянно.
Гарпия издала звук, в котором слышалось сочувствие, и придвинулась ближе.
– Я тоже. Мы обе далеко от дома.
– Ты бы хотела вернуться?
Я испугалась, что вопрос прозвучит бестактно, учитывая, что она привязана к кораблю, но мне действительно хотелось знать ответ.
Гарпия долгое время молчала, слышался лишь скрип корабельного дерева. Я подумала, что ее унесло мыслями куда-то еще, но тут она заговорила:
– И да и нет. Мне всегда было мало леса, я хотела попасть в большой мир. Когда пришли лесники за гистовой древесиной, я притянула их к себе.
Ответ меня потряс.
– Я всегда считала…
– Что гистинги – обязательно пленники, как ты? Были времена, когда жители Аэдина помнили, что мы союзники, а не слуги. Но теперь… возможно, просто забыли.
Волосы на моем затылке зашевелились. Я промолчала, чувствуя, что ей есть что сказать.
Она рассеянно перебирала веера.
– Многое было забыто.
– Например? – спросила я.
Она поднесла другой веер к лицу и раскрыла его. Прежде чем я успела разглядеть, что на нем нарисовано, она из жеманной красавицы превратилась в скрюченную, согнутую старуху с острыми зубами и сморщенной улыбкой.
Это было так страшно, так неожиданно, что я испуганно вскрикнула.
Гарпия тотчас исчезла за переборкой. Я зажала рот рукой, чтобы не закричать, пока кто-нибудь не услышал и не прибежал.
Поздно. В полумраке дверного проема показалась массивная фигура Димери. Он упирался руками в косяк, его плащ был покрыт снегом и льдом. Корабль снова качнуло, и мне с трудом удалось удержаться на ногах.
Капитан окинул меня усталым взглядом:
– Что случилось? Почему вы кричали?
– Гистинг. – Я убрала с лица пряди взлохмаченных волос. – Гарпия меня напугала.
– Она обожает это дело. Не поощряйте ее. – Димери сказал это отстраненным тоном, было видно, что его мысли блуждают где-то далеко. – Это вы успокоили ветер?
– Да, – ответила я, заметно расслабившись.
Поза капитана тоже стала менее напряженной, но не его взгляд.
– Молодец, – признал он. – Если бы не вы, мы потеряли бы несколько парусов.
Мои губы тронула легкая улыбка.
– Спасибо.
Корабль снова накренило, и Димери посмотрел вверх. А затем он протянул мне руку:
– На вахту, штормовик. Ночь еще не закончилась.
Двадцатая глава
Братья
СЭМЮЭЛЬ
В разгар бури ко мне пришло видение. Смерть Хелены Фишер. Перед глазами стояло ее неподвижное тело. Я почти утонул в гнетущей тишине, но свисток боцмана вернул меня в реальность, где завывал ветер, а корабль качался на волнах. Матросы наверху пытались справиться с гротом, их товарищи внизу что-то орали, и весь этот шум с легкостью перекрывал ревущий шторм. Потом, как я и предчувствовал, сверху вниз, с такелажа[9]9
Такелаж – снасти, находящиеся на судне.
[Закрыть], пронеслась тень. Крика не было, но я будто услышал, как хрустнули ребра при ударе о рею. Треск черепа от удара о палубу до меня тоже не донесся, но только потому, что упавший застрял ногой в такелаже. Теперь он покачивался высоко над палубой.
Я кинулся к нему и остановился прямо под повисшим телом.
– Хелена!
Ответа не последовало, и я с открытым ртом уставился вверх. Надо мной оказалось лицо какого-то молодого матроса, его короткие волосы примерзли к шапке, руки свесились вниз. Он был без сознания. И точно не был Хеленой Фишер. Мысли беспорядочно заметались. Мне нужно было найти ее, немедленно, но нельзя же оставить этого человека умирать? Его товарищи все еще боролись с парусом в бушующем шторме. Возможно, они даже не заметили, что один из них упал.
– Человек в беде! – закричал я. Ветер уносил мои слова, но я продолжал кричать: – Опустить его, немедленно!
Не было времени проверять, услышал ли меня хоть кто-то. На «Оленя» обрушилась очередная волна, и меня зашатало. Крики заглушил вой ветра, корабль застонал, повсюду раздавался скрип дерева и душераздирающий крик нашего гистинга. Олень пытался спасти судно. Матросы цеплялись за что попало, а над ними, как маятник, болтался запутавшийся в канатах парень.
Обретя равновесие, я побежал к леерам. Чем быстрее доставлю упавшего матроса в безопасное место, тем быстрее смогу найти Фишер и предотвратить свое видение.
Ноги мои никак не могли найти опору на омываемой волнами палубе. Меня куда-то волокло, и в конце концов я упал. Мне удалось схватиться за якорь, но слишком поздно. Тело соскользнуло к противоположному борту, прямиком в бездну черного бурлящего моря. Что ж, можно больше не беспокоиться о Фишер и ее теле, которое станет дрейфовать в одиночестве в глубинах Зимнего моря. Мое тело окажется рядом.
Кто-то схватил меня за рукав. Я инстинктивно дернулся, сжав чье-то тонкое запястье и предплечье, твердое, как железо. Фишер тащила меня изо всех сил. Я карабкался вместе с ней и ухватился за леер как раз в тот момент, когда палуба выровнялась.
Упав на колени, я вцепился в веревки. Боль пронзила плечо и голову.
– Проклятие, – простонал я во внезапно наступившей тишине.
– В порядке? – Фишер задыхалась, все еще сжимая мое запястье. Ее голос прозвучал слишком громко сквозь шум в голове. Ветер внезапно полностью затих.
В ответ я схватил ее за руку – скорее всего, слишком сильно, потом останется синяк, но она держалась за меня с такой же силой. Фишер потеряла шапку, и ее черные волосы рассыпались, свисая по бокам заледеневшими сосульками. Щеки горели от холода, губы пересохли.
– Сэмюэль?
В сознании промелькнуло прежнее видение, заглушая ее слова.
– Вы должны спуститься вниз! – Не обращая внимания на сильно ушибленное плечо, я ухватился за ее руку и, пошатываясь, поднялся на ноги. Я тянул ее за собой, не сводя глаз с раненого матроса, все еще висевшего на рее. – Мы с мистером Кео справимся.
Фишер поднялась на ноги и бросила на меня недоуменный взгляд.
– Вот еще. Не собираюсь. О, Святой!
Увидев парня, подвешенного к такелажу, она замолчала, а затем рванула с места, проскочила мимо меня и вцепилась в канаты.
Я закричал и хотел кинуться следом, но Иное обрушилось на меня, и я застыл на границе между мирами.
Видение снова пришло, быстро и стремительно. Шторм и завывающий ветер, тело Фишер, покачивающееся на волнах, как труп в телеге могильщика.
Но она не упала. В краткие мгновения, когда мне удавалось прийти в сознание, я видел, что она стоит на рее, а рядом с ней два самых опытных матроса. Они подтащили раненого к шпангоутам[10]10
Шпангоут – поперечный кривой брус в корпусе судна.
[Закрыть] и все вместе начали спускаться вниз. А в это время во мне ревел видящий.
Когда над кораблем нависла волна, я не сразу смог понять, где она находится – в нашем мире или все-таки в Ином. Огромная, непостижимая, волна громоздилась над правым бортом, а Фишер и матросы карабкались вниз.
Я схватил Хелену за запястье в тот самый момент, когда море поглотило нас в порыве холодной, жестокой ярости. Соль горела в ноздрях, в глазах, во рту, распахнутом в беззвучном крике. Я не мог понять, где верх и где низ. Подъем и спуск потеряли всякий смысл. Матросы отчаянно цеплялись за леера, их тела то оказывались в воде, то снова всплывали. Веревки впивались мне в плечи и грудь, но я прижимал Фишер к себе и не отпускал. Я почувствовал, как ее рука, продетая сквозь петлю, прижалась ко мне.
Я не мог дышать. Все, что я ощущал, – ледяная вода, хватка Фишер и грубые веревки. Я держался словно камень, пока вода бушевала, корабль трясло, а Иное размывалось и дрожало вокруг.
И тут вода отступила. Матросы упали на палубу, обливаясь по́том и задыхаясь. Я пересчитал нас: один, два, три, Фишер, все еще прижатая ко мне рукой. Ни одного не потеряли. Даже раненого, которого удерживали его товарищи. Вдруг палуба качнулась в противоположную сторону, поднимая Фишер вверх. Крича, я тащил ее, кровь прилила к глазам от напряжения. Свободной рукой она ухватилась за линь, ногой оперлась о леер и свалилась на меня.
Мы оба упали на палубу, врезаясь друг в друга локтями и коленями и щедро рассыпая ругательства. Матросы валялись вокруг, холодная вода заливала нас всех. Я заставил себя подняться на ноги, Фишер последовала за мной, но тут же потеряла равновесие. Один из матросов кинулся к ней на помощь, но она отшатнулась.
– В сторону, – прохрипела Хелена, прижав руку к груди. Заледеневшие волосы ниспадали на ее смуглое лицо. – Осторожнее, рука! Я приземлилась прямиком на нее.
Стук моего сердца замедлился на еще один удар. Только рука. Она ранена, но жива.
– Прошу. – Я протянул ей руку, надеясь, что все решат, что мой прерывающийся голос – результат купания в ледяной воде. – Позвольте мне.
Она посмотрела на протянутую ладонь и накрыла ее своей. Я осторожно помог ей встать на ноги и собрался было с духом, чтобы что-то сказать. Попытаться выразить облегчение по поводу того, что видение не сбылось.
– Ветер утих, – произнесла Фишер.
Я удивленно огляделся. Да, на море сохранялось волнение, корабль стонал, от холода болел каждый дюйм тела, но ветер исчез.
Работа штормовика.
Я подтолкнул Пенна – матроса, который стоял рядом. Он потерял свою шапку и выглядел странно без нее.
– Помогите лейтенанту Фишер спуститься вниз. Сейчас же.
– Слушаюсь, мистер Россер.
Фишер отказалась опереться о подставленное Пенном плечо. Нечто в ее глазах поразило меня. Боль? Нет. Ужас. Призрачный, иррациональный страх, который был мне хорошо знаком. Зимнее море едва не забрало ее, и она только что поняла, как близко подошла к порогу смерти.
В голове возникло старое видение – тишина, далекие волны, дрейфующее тело. Новая боль зародилась в груди. Я остановил видение. Опасность миновала. Почему же тогда предчувствие было таким сильным? Может быть, в ближайшем будущем нас ждет что-то еще, новая угроза?
Почему бы и нет? Мы плыли по Зимнему морю. Предчувствие могло быть следствием того, насколько я вымотан, и, возможно, отражало чрезмерную привязанность к Фишер. Она бы этого не одобрила. Мы же не были друзьями, в конце концов.
– Со мной все хорошо, мистер Пенн, – сказала Хелена матросу, выпрямилась и указала на раненого. – Помогите лучше ему. Я справлюсь.
Я коротко улыбнулся ей, надеясь, что она не разглядит затаенной тревоги. Женщина устало кивнула, взгляд скользнул по моему лицу, потом она отвернулась и начала отдавать приказы.
Окончательно придя в себя, я направился к носовой части корабля. С каждым мгновением «Олень» все уверенней держался на волнах. Слейдер присоединился ко мне, он покинул квартердек и выглядел измотанным, ему явно не удалось поспать. Капитан нес первую вахту во время шторма, а мы с Фишер – вторую. Но заснуть при таком раскладе было невозможно.
– Штормовичка где-то рядом, – заметил Слейдер. Он не поприветствовал меня и даже не упомянул Фишер, хотя я знал, что он видел ее внизу. – Но где же именно?
Я ухватился за леер, чтобы скрыть дрожь в руках, и позволил своим чувствам вырваться наружу. Переход оказался даже слишком легким, и я увидел серое свечение Мэри прямо над горизонтом.
– Норд-норд-вест, – сказал я, отгоняя от себя картину беззвездного неба над Темными водами. Но Иное затаилось где-то на периферии зрения, тихое, выжидающее. – Она ближе, чем раньше.
Слейдер кивнул:
– Тогда идите отдыхать, мистер Россер.
* * *
Торопливый стук в дверь каюты вырвал меня из крепкого сна.
– Саван для всех вас, мерзавцы, – прорычала Фишер с той стороны занавески и продолжила бормотать непристойности, среди которых, возможно, попадалось и мое имя.
Я спрыгнул с гамака и быстро выскочил в коридор, закрыв за собой дверь, чтобы подольше сохранить тепло дровяной печи.
– Тише, мисс Фишер спит, – шепнул я мальчишке у двери. Плечо болело от удара о леера, и я осторожно потер его.
Он кивнул, широко распахнув глаза, а затем сказал, понизив голос:
– Да, сэр. Простите, сэр. Те военные, которых мы видели на днях, пришли к нам и вас просят.
Я прислушался к движению корабля. Море было спокойным, и мы заметно замедлили ход.
– Они на борту? – уточнил я у мальчика.
Он кивнул:
– Как раз поднимаются.
От тревоги к горлу подкатил ком. Я боролся с этим чувством, одновременно натягивая сюртук и пристраивая треуголку на голове.
К тому времени, как я присоединился к Слейдеру на палубе, самообладание полностью вернулось. Я стоял, выпрямившись во весь рост, не обращая внимания на крен корабля. Матросы выстроились, чтобы поприветствовать наших гостей, они приподнимали шапки и махали руками. Солнечный свет позади них пробивался сквозь грозовые тучи, а не слишком сильный арктический ветер трепал подолы и плащи.
От вида моего двойника, схватившегося за леера, маска невозмутимости треснула. Бенедикт Россер собственной персоной красовался на фоне парусов «Вызова», линкора второго класса Северного флота. Он окинул меня беглым взглядом, сделал шаг влево и встал в строй.
