Текст книги "Лютер"

Автор книги: Гвидо Дикман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

По другую сторону площади проезжая дорога сужалась, упираясь в стену со рвом и сторожевыми башнями. Вдоль рва, в котором квакали лягушки и пузырилась зеленоватая, подернутая ряской вода, выстроились, теснясь друг к дружке, двухэтажные домики с деревянными галереями, в которых, по-видимому, жили слуги епископа.

Перед порталом пфальца, искусно отделанным красным песчаником, собрались люди, которые поджидали Мартина. Среди них было двое советников магистрата города Вормса и приор ближнего монастыря, который с удрученным лицом сообщил ему, что из-за многочисленных протестов его монахов он, к сожалению, не может предоставить собрату по ордену из далекой Саксонии приют в своем монастыре.

Мартин устало улыбнулся приору. Хотя пропотевшая ряса липла к телу и мысль об отдыхе в тиши и благолепии монастыря всю дорогу грела ему душу, он все же обрадовался, что в Вормсе ему не придется все время жить под контролем монашеского ордена. Предусмотрительный Каспар Штурм снял для него неподалеку от подворья мальтийского ордена две комнатки, в которых он спокойно мог провести время в ближайшие дни, набираясь сил перед допросом.

Некоторое время спустя Мартина в сопровождении брата Ульриха через открытые ворота впустили во внутренний дворик пфальца, весь увитый виноградом. Из глубины двора доносился плеск воды, льющейся по каменным уступам в чашу колодца, какие обычно встречаются на больших площадях. Хотя Мартина мучила жажда и языку него буквально присох к гортани, он не решился подбежать к колодцу, потому что не хотел привлекать к себе излишнее внимание придворных. Он осторожно осматривался. Обилие вооруженной стражи беспокоило его. Как будто ненароком они следили за каждым его движением. Мартин задавал себе вопрос, не получили ли они распоряжение ни на секунду не выпускать из виду его самого и его спутников. Ответ на этот вопрос он получил очень скоро.

– Взгляни-ка наверх, – тихонько прошептал ему брат Ульрих и указал глазами на окно, под которым располагался балкон, опиравшийся на стройные колонны. – Священник, который так угрюмо глядит на нас оттуда… Это случайно не тайный советник кардинала Каэтана?

Мартин насторожился. Украдкой посмотрел он туда, куда едва заметным жестом указал ему Ульрих, и действительно заметил долговязую фигуру папского легата. Там, опираясь широко расставленными руками на перила балкона, стоял Алеандр и внимательно смотрел на него. Посланник казался утомленным и каким-то хилым. Хотя он был старше Мартина всего на несколько лет, но выглядел человеком, жизнь которого давно уже начала клониться к закату. На его бесстрастном мрачном лице виднелись следы недолеченных ран; от правого угла рта к подбородку тянулся уродливый шрам. Мягкие складки его красной шелковой мантии отчетливо выделялись на фоне серой каменной стены.

Взгляды Мартина и Алеандра на мгновение встретились. Мартин подумал, не стоит ли поднять руку в знак приветствия, но весь вид Алеандра говорил о том, что он не ждет подобного жеста. Так что Мартин воздержался. В следующий же момент его отвлек вооруженный бородач в развевающемся плаще, который спешил к нему и к Ульриху из боковых ворот пфальца. Он, по-видимому, был важной птицей, потому что по его знаку оба молодых стражника, охранявших ворота, схватили свои копья и без промедления последовали за ним. Мартин в замешательстве обернулся. Бросив взгляд на балкон, он увидел, что Алеандр исчез.

– Доктор Лютер? – Начальник стражи епископа хмуро окинул взглядом сначала Ульриха, потом Мартина. Мартин вежливо кивнул. После восторженного ликования людей у городских стен и на рыночной площади злобное лицо этого стражника и постные физиономии его подчиненных он воспринимал чуть ли не с благодарностью. Во всяком случае, их поведение возвращало Мартина к суровой действительности.

– Я брат Мартинус, доктор теологии, монах-августинец, – немного помедлив, нерешительно произнес он.

– Вас наверняка предупредили о том, что полномочия императорского герольда у ворот этого пфальца прекращаются. С этого момента я и мои люди берем на себя заботы о вас.

– Нет! – в отчаянии воскликнул брат Ульрих.

– А кто именно собирается о нас позаботиться? Мартин гневно вскинул голову и пальцем указал на начальника стражи, который поспешно отступил на шаг назад. – Вы или папский посланник, которого я только что видел на балконе? Моя охранная грамота, уважаемый господин, написана собственноручно Его Величеством императором, а не рукой епископа или его римского гостя! – Он задыхался от возмущения. – И будет лучше, если вы станете руководствоваться именно ею!

Начальник стражи как-то сник и в размышлении уставился на сверкающие алебарды, которыми его подчиненные преградили монахам путь к порталу. Указания, полученные им от Алеандра и епископа, не давали ему явного права насильно удерживать Мартина и Ульриха. И он сдался.

– Ну хорошо, отправляйтесь к себе и готовьтесь к завтрашнему дню, – объявил он с важным видом. – Первое слушание дела назначено на вечер.

– Мы явились сюда только затем, чтобы отыскать нашего брата из Саксонии, – сказал Ульрих с беспокойством в голосе. – Его зовут Иоганн фон Штаупиц… Вы не видели его?

Бородач отрицательно покачал головой. Он явно считал ниже своего достоинства помогать какими-либо сведениями спутнику монаха-еретика. Он приказал стражникам немедленно вернуться на свой пост у ворот, а сам удалился во дворец.

Главный викарий фон Штаупиц ожидал Мартина в его прибежище. Это был скромный постоялый двор с камышовой крышей, черными балками фахверка и крохотными окошками, на которых, к великому облегчению Ульриха, были прочные ставни и кованые железные решетки.

Комната Мартина была гораздо больше любой кельи, в которой он когда-либо жил. Она занимала почти весь верхний этаж Стены здесь, как и во всем доме, были голые, без всяких украшений, но зато сухие и аккуратно побеленные. В нише стояла старинная резная кровать необъятных размеров с высокими бортами, от которой исходил приятный запах свежей соломы и сухого лугового сена. Деревянный пол был чисто выскоблен, и в свете масляной лампы поблескивал песок в щелях между досок Тяжелый дубовый стол, два стула с мягкой обивкой и сундук с навесным замком, на крышке которого лежала стопка грубых шерстяных одеял, довершали обстановку комнаты.

Тут-то Мартин и Ульрих увидели фон Штаупица. Викарий нес большую глиняную миску, наполненную водой, и чистые льняные полотенца.

Пристроив все это на столе, он взял бритву и провел ею несколько раз по старому кожаному поясу.

– Всю дорогу я молился о встрече с вами, ваше преподобие! – воскликнул Мартин, сияя от радости. Он уронил на пол узел с пожитками и бросился к старику, который с притворной досадой пытался уклониться от его бурных объятий.

– Сядь-ка сюда, сын мой, – сказал викарий, закончив точить бритву и придирчиво осмотрев лезвие в свете лампы. – Я подумал, что в спешке ты не успеешь найти цирюльника. – Он обстоятельно намылил Мартину лицо и начал острой бритвой снимать пену с подбородка и щек.

– Почему вы всегда знаете, что мне нужнее всего, даже если я ничего вам не говорю? – Мартин наклонял голову, чтобы облегчить работу своему наставнику. Он был несказанно рад присутствию своего старого учителя. Честно говоря, в последние часы здесь, в Вормсе, он пал духом, но теперь в нем снова затеплилась надежда. Умиротворенно прикрыл он усталые глаза и полностью доверился заботливым рукам викария. Тихие скребущие звуки бритвы убаюкивали его, как монотонное мурлыканье кошки.

– Я думал, вы давно махнули на меня рукой, ваше преподобие, – тихо сказал он. – Когда я ехал по улицам Вормса, и потом, во дворе у епископа, я все время думал… Вы знаете, меня не покидает мучительная мысль о том позоре, который моя смерть принесет моим родителям. Они и так уже достаточно настрадались из-за меня.

– Не вертись, Мартинус, сиди спокойно!

Задорная мальчишеская улыбка мелькнула на намыленном лице Мартина.

– А что? Вот я сейчас дернусь посильнее – и избавлю императора от неприятной обязанности устраивать судилище. Жаль только, папский посланник расстроится. У него наверняка насчет меня совсем другие планы.

– Мне уже сообщили, что Алеандр в Вормсе, – с досадой сказал фон Штаупиц, отводя бритву подальше от шеи Мартина. – Во дворце епископа поговаривают, что именно он убедил императора в том, что ты еретик Он и завтра попытается навредить тебе. Так что шутки в сторону!

– Да я шучу только потому, что мне очень страшно. Я боюсь не Алеандра и даже не кары императора. Больше всего я боюсь проснуться однажды утром и понять, что все постигнутое мною лишь дьявольское наваждение и что я – послушное орудие в руках Сатаны.

Фон Штаупиц обменялся взглядом с братом Ульрихом, который молча сидел в углу и потихоньку угощался из миски жареной рыбой и солеными огурцами. Потом викарий принялся умело выравнивать тонзуру на голове у Мартина, словно всю жизнь только этим и занимался.

– Иногда сомнение есть более верный знак искренности, нежели желание настоять на своей правоте, – спокойно сказал он. – Твоя критика, направленная на тех, кто терпит несправедливость, несомненно верна. Но Церковь пребудет вечно, несмотря на все ее грехи. Что есть дитя без семьи его? Каково будет людям, когда они, беспомощные, в страхе своем будут предоставлены сами себе? За долгие годы моего служения ордену я хорошо узнал мир, который больше ненавидит зло, нежели любит добро… Взываю к тебе, Мартинус, забудь все свои сомнения! Ты преодолел их в нелегкой борьбе. Отныне обрати свой взор на добро!

Мартин вздрогнул: бритва слишком сильно надавила на кожу. «Он сейчас высказал именно то, о чем я когда-то мечтал. Освободить людей от гнетущих их представлений. Вывести их из того состояния, когда они, подобно улиткам, беспомощно копошатся в грязи, да еще и благодарны за это», – подумал Мартин. Он сильно сжал морщинистую руку старого монаха:

– Тогда, в монастырском саду в Эрфурте, когда вы отослали меня прочь, наказав мне изменить мир, – вы тогда действительно верили, что я смогу это сделать, не поплатившись жизнью?

– Я не представлял себе, что ты расколешь этот мир, а может быть, и создашь новую Церковь, – тихо сказал фон Штаупиц. Он тяжело вздохнул и поспешил закончить свою работу.

Тем временем стало уже совсем темно. Внизу, под окнами, переговаривались какие-то люди. Фонари, которые они держали в руках, отбрасывали причудливые тени на белые стены комнаты.

– Вот ты и готов, Мартин! Теперь, во всяком случае, ты не явишься к императору как разбойник с большой дороги.

Викарий снял с плеч Мартина белую простыню и подал ему полотенце, чтобы тот стер с лица остатки мыльной пены.

Большой зал епископского пфальца, отведенный для официальных заседаний и слушаний рейхстага, сиял в свете множества факелов и восковых свечей. Маленькие глиняные светильники, пламя которых источало аромат благовоний, создавали легкую голубоватую дымку, на фоне которой четко выделялось обтянутое красным бархатом кресло императора, стоявшее на некотором возвышении, над креслами князей и церковных сановников.

Пажи и слуги проворно взбирались по приставным лесенкам, спешно закрывая голые стены фламандскими гобеленами, несли серебряные подносы с фруктами и серебряные кубки с вином. Но даже эти попытки оживить суровую обстановку перед визитом императора не могли разрядить ту грозовую атмосферу, которая, подобно тяжелой черной туче, висела под закопченными сводами, витая среди балок над деревянной галереей. Когда князья рассаживались по своим местам, напряжение в воздухе достигло предела.

Мартин в сопровождении герольда Штурма, брата Ульриха и рейхсмаршала с трудом пробирался сквозь толпу. В коридоры дворца набились сотни людей. Большинство из них прибыли сюда, чтобы приятно провести время. В основном это были знатные люди, которым в зале не нашлось места, да любопытные богатые дамы в шелках, ожидавшие начала увеселений и банкета. Для них рейхстаг означал желанное развлечение среди однообразия повседневной жизни, к тому же можно было поглазеть на суд над известным всему миру еретиком. Здесь же были слуги епископа, чиновники имперской канцелярии, а также писцы, которые, заложив за ухо гусиные перья, сновали вниз и вверх по лестницам с важными бумагами в руках.

Подавленный таким столпотворением Мартин с трудом пробирался вперед. Сердце его начало бешено колотиться, когда он проходил мимо шеренги свирепых стражников. По загорелым лицам и черным глазам было нетрудно угадать в них испанцев. Хотя родиной императора были Нидерланды, он любил окружать себя испанскими рыцарями и солдатами. И если к немецким подданным он относился с крайней осторожностью, то испанцы пользовались почта безграничным его доверием.

Грубыми окриками стража отгоняла толпу в сторону. Раздался пронзительный женский крик, когда алебарда одного из солдат ткнулась даме в локоть. Ее кавалер, светловолосый юнец, в ярости схватился за кинжал с рукоятью из слоновой кости, висевший у него на поясе.

Мартина оттеснили от его спутников и втолкнули в какую-то холодную каморку, где, кроме скамьи для коленопреклонений да трех табуретов, больше ничего не было. Маленькое оконце закрывала кованая решетка с прутьями в виде извивающихся змей.

«Ждите здесь», – сказал герольд Штурм, посовещавшись со стражниками и придирчиво осмотрев помещение. Двое испанцев немедленно встали на страже у приоткрытой двери. Мартин отступил в глубь каморки. Он почувствовал болезненную пустоту в желудке и горько пожалел, что отказался от заботливого предложения Ульриха взять с собой немного хлеба.

С башни собора донеслись глухие удары колокола. Мартин насчитал четыре удара Он опустился на табурет и вновь стал проговаривать про себя ответы на предполагаемые вопросы – вместе со своими друзьями он готовил их прошедшей бессонной ночью. Император, насколько Мартину было известно, не благоволил к нему. Он согласился на это слушание против своей воли, только потому, что князья, и прежде всего Фридрих Саксонский, добились от него этого обещания. Карл ставил защиту интересов Рима превыше всего, а имперские князья были заинтересованы в том, чтобы их собственные позиции ни в коей мере не пострадали. С виду они рьяно выступали в защиту прав своего гражданина, но что, если они при этом вступили в тайный сговор с императором?

Когда раздался шестой удар соборного колокола, герольд Штурм, появившийся в сопровождении вооруженных испанцев, оторвал Мартина от его мыслей. «Пора, доктор, – объявил герольд бесстрастным голосом, как делал это всегда в официальных случаях. – Пойдемте!»

За дверью было такое столпотворение, что испанцам опять пришлось пустить в ход алебарды. Их грозные выкрики гулко разносились под сводами, и толпа, наконец, с ропотом освободила проход. Штурм еще раз напомнил Мартину, что говорить можно только тогда, когда император или кто-либо из церковных сановников обратится к нему с вопросом. «Да будет Господь милостив к вам», – пробормотал он, сняв шляпу.

Мартин под охраной медленно переступил порог зала, и на него сразу же обратились сотни глаз. Ему было предписано идти по залу, склонив голову, и не приближаться к князьям и епископам более чем на восемь шагов, что оказалось требованием совершенно невыполнимым. Зал был слишком переполнен. Мартин шаг за шагом продвигался вперед, и люди убирали с прохода ноги и подолы платьев. Пажи как ужаленные носились по проходу, отодвигая в сторону стопки книг и кувшины. Шум голосов внезапно стих, сменившись молчаливым любопытством.

Когда Мартин наконец-то решился краешком глаза взглянуть вокруг, он увидел, что по обеим сторонам центрального прохода сидят в убранных горностаем и соболями креслах богато одетые господа. Их наряды сияли золотом и драгоценными камнями, переливались шелка, блестели серебряные пряжки и перстни с изумрудами и жемчугом.

Шагах в двадцати от трона императора стража велела Мартину остановиться. Он покорно опустился на колени и вдруг увидел рядом с собой широкий дубовый стол, на котором лежали раскрытые книги. Отчаяние пронзило его: он узнал свои собственные труды. Он поднял голову и робко посмотрел на молодого императора Карла, который, словно не замечая Мартина, беседовал с каким-то церковным сановником.

Это был Алеандр.

До Мартина донесся негромкий говорок на галерее, где собрались горожане со своими женами, монахи и иностранные гости. Он не решался шевельнуться, втайне надеясь, что Ульрих и главный викарий где-то поблизости.

Казалось, прошла целая вечность. Мартин в униженной позе стоял на коленях перед троном монарха, но тот не удостоил его даже взглядом. Неспешно диктовал он своему писцу, рыжему веснушчатому парнишке примерно одного с ним возраста, какое-то письмо. Алеандр же все это время разглядывал Мартина с самодовольным видом. Наконец, когда зал уже громко начал выражать свое нетерпение, император спокойно поднял руку и дал знак двум молодым герольдам, которые, в своих одинаковых серебряных камзолах и с одинаково темными кудрями, выглядели как близнецы. Герольды встали с двух сторон на ступени у возвышения, где сидел император, и, дважды пронзительно протрубив в фанфары, возвестили о начале заседания. В зале мгновенно наступила тишина. Все глаза устремились на свиту императора и на папского легата.

Из-за стола поднялся тщедушный человек в белой рясе. Костяшками пальцев он безостановочно водил по странице раскрытой книги. Сощурившись, он оглядел Мартина от тонзуры до стоптанных сандалий. Потом он представился князьям как обвинитель и произнес:

– Мартинус Лютер, мое имя фон дер Эк Император и империя призвали вас сюда, чтобы узнать от вас самих, являетесь ли вы автором всех этих книг и рукописей.

Возбужденный ропот прокатился среди собравшихся. Под напором зрителей, подавшихся вперед, заскрипела балюстрада на галерее. Обвинитель, путаясь в своем одеянии, обежал вокруг стола и, казалось, наугад стал вытаскивать из кучи книг одну за другой. Алеандр наблюдал эту сцену со скрещенными на груди руками. «Да он просто дурак, – презрительно подумал Алеандр. – Он оставляет Лютеру слишком много времени, чтобы подготовиться к ответу».

– «Девяносто пять тезисов. Проповедь об отпущении и милосердии»… Говорите, этот памфлет написан вами, брат Мартинус, или нет? – Голос чиновника зазвучал несколько жестче. – Может быть, ваша память ослабела и я освежу ее, зачитав другие заголовки ваших писаний?

Мартин ссутулился. Издевка обвинителя ранила его, как огненная стрела.

– «О вавилонском пленении Церкви», «О свободе христианина», «К христианскому дворянству немецкой нации»… Вы написали эти сочинения?

– Все эти книги написаны мною.

– Эти книги, – фон дер Эк указал на стол, – содержат гнусную ересь по отношению к нашей Церкви. Сами заголовки уже чудовищны…

– Но… ГОСПОДИН…

Обвинитель резко развернулся и с угрозой направил указательный палец прямо Мартину в грудь, словно то был острый дротик. Алеандр в лихорадочном возбуждении вскинул брови и позволил себе лишь удовлетворенную улыбку. Быстро обернувшись, он убедился в том, что некоторые господа, сидевшие неподалеку от императора, тоже удовлетворенно кивают головами. Зато среди курфюрстов царило полное молчание. Курфюрст Фридрих, сидевший с левого края, даже отвернулся. Он зябко кутался в мех своей просторной накидки.

– Отрекаетесь ли вы от того, что написали?! – крикнул фон дер Эк, по-прежнему указывая пальцем на Мартина.

Мартин затрясся всем телом. Он отвел глаза, чтобы не видеть обвинителя, но лицо угрюмо глядящего перед собой императора и холодная ухмылка Алеандра подействовали на него просто убийственно. Почувствовав, что нельзя более тянуть с ответом, он произнес:

– Я всегда старался…

– Извольте говорить громче, чтобы наш император мог вас понять!

– Хорошо, господин. Не дадите ли вы мне время на размышление?

Фон дер Эк, который в этот момент склонился над каким-то сводом законов в кожаном переплете, замер и, не веря своим ушам, посмотрел на Мартина. Он явно считал просьбу Мартина не просто намеренным затягиванием процесса, но и неслыханной наглостью.

– Времени у вас было предостаточно! – отрывисто выкрикнул он. – Четыре года вы водите нас за нос! За это время вы вполне могли подготовиться к ответу!

Обвинитель обиженно поправил рясу и сделал шаг к ступеням императорского подиума. Он неожиданно почувствовал некоторую неуверенность и пытался поймать взгляд Алеандра, чтобы решить: одобрить ему просьбу обвиняемого или отклонить ее? Но он старался напрасно, папский посланник вовсе и не думал вмешиваться и оказывать обвинителю поддержку. Фон дер Эк, не зная, как поступить, вернулся на свое место за стол.

– Я бы с радостью дал тогда искренний ответ на ваш вопрос, не оскверняя слово Божье и не нанося урона спасению души своей, – продолжил Мартин, одарив фон дер Эка едва заметной улыбкой.

Обвинитель в гневе захлопнул какую-то книгу Мартина.

– Хотелось бы надеяться, что каждый из нас во всякое время может искренне и без страха отвечать за деяния свои, доктор Лютер. Особенно это касается вас, ведь вы являетесь столь известным и опытным преподавателем теологии!

Среди испанской свиты императора раздались сдержанные смешки, к ним присоединились и некоторые из князей. Мартин осторожно поднял глаза к галерее. Он увидел фон Штаупица и рядом с ним Ульриха. Оба стояли со склоненными головами, словно погрузившись в молитву.

– Хватит, замолчите! – как гром среди ясного неба раздался грозный голос императора.

Стало совсем тихо. Кое-кто из придворных, да и некоторые рыцари, которые еще несколько мгновений назад готовы были поднять на смех тщедушного юнца-императора, испуганно вжали голову в плечи, пораженные внезапной резкостью их господина, и стыдливо опустили глаза, разглядывая носки своих сапог. Карл в крайнем раздражении вскочит со своего трона. Жестом он подозвал к себе своего испанского писца и Алеандра. Папский легат скривился, но поспешил исполнить приказ императора. Некоторое время они совещались, потом Алеандр вышел вперед, поднял руку, призывая всех к молчанию, и произнес на латыни:

– Ваш император, брат Мартинус, всецело осознает свою ответственность правителя империи и сверх того он милостив, как это и подобает верному слуге Рима. Мы даем вам один день. Используйте его с пользой, ибо завтра вам не удастся уйти от ответа!

Карл V, стоя слушавший слова Алеандра, вновь опустился на трон. Он понял не всё, и тем не менее подтвердил то, что сказал легат, величавым кивком, делавшим дальнейшие разъяснения излишними. Его писец поспешил к фон дер Эку, чтобы передать ему протокол.

Таким образом, первая часть допроса закончилась, Мартин мог идти. Не успел он опомниться, так рядом с ним возник рейхсмаршал и двое стражников. Под строгой охраной его вывели из зала.