Текст книги "История одной кошки"

Автор книги: Гвен Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Сейчас пройдусь с пылесосом в свободной комнате. Сегодня утром я заметил, как там пыльно.

– Отлично, – отрешенным голосом отвечает та. Когда я взбираюсь по ступенькам, моя бирка «Пруденс» негромко позвякивает на красном поводке, и я слышу позади глухие шаги Джоша.

И только я уютно устраиваюсь в глубине шкафа, как Джош включает верхний свет. Внезапно становится так светло, что я ничего не вижу – только размытый контур стоящего в дверном проеме Джоша, который толкает предмет, напоминающий высокий треугольник с ручкой наверху и квадратной штуковиной на колесиках внизу. От треугольника идет поводок, который Джош втыкает в розетку в стене справа от двери.

Мои глаза привыкают к яркому свету, и теперь я вижу, что Джош отставляет странный предмет, чтобы подойти к коробкам Сары. Он начинает их двигать и расставлять в совершенно другом порядке, а ведь я несколько дней потратила на то, чтобы запомнить их месторасположение. Я выскакиваю из шкафа и запрыгиваю на коробки, полагая, что дополнительный вес моего тела не позволит ему сдвинуть их с места. Но мне не удается его остановить. Он просто говорит: «Пруденс, перестань, не мешай», – голосом, который, по его мнению, звучит дружелюбно, и легонько отпихивает меня ногой, так что мне приходится перепрыгивать с одной коробки на другую.

Как только все они оказываются выстроены в два ряда под стенами, Джош возвращается к незнакомому предмету, стоящему в проходе. Он ударяет ногой по основанию, и вспыхивает белый свет. И предмет начинает визжать!

Он визжит без остановки, даже не переводя дыхание. И этот визг не похож на вопль боли – скорее на злобные крики того, кто хочет причинить боль. Может быть, кошке?! Это чудовище похоже на все чудовища, о которых я слышала по телевизору и в существование которых люди не верят. Только это чудовище настоящее! Оно ревет от злости, потому что Джош слишком крепко сжимает ему шею и не хочет отпускать, несмотря на то что оно скрипит зубами, и пытается вырваться, и злобно смотрит прямо на меня своим ужасным глазом. Оно жадно пожирает весь мусор, который рассыпался из моего лотка, и клочки моей шерсти (на протяжении нескольких последних недель ее выпало немало). Чудовищу приходится несколько раз пройтись по мусору, прежде чем оно сжирает все, но мою шерсть оно всасывает мгновенно. Чудовище охотится за мной! И не удовлетворится только шерстью – теперь оно хочет сожрать всю кошку!

Знаю, Лауре не нравится, что коробки Сары загромождают всю комнату, но я никогда не думала, что она пошлет Джоша, чтобы он их убил – и меня заодно. Я пытаюсь храбро защитить по крайней мере один ряд коробок Сары от этого ужасного монстра: поднимаю шерсть, чтобы казаться больше, чем есть на самом деле, шиплю на чудовище и предостерегающе царапаю когтями его гладкую голову. Обычно люди пугаются, но Это явно сильнее любого человека – за исключением Джоша. Он говорит:

– Кыш! – И машет рукой в мою сторону, как будто я собака, которую он пытается отогнать. Он способен управлять Ужасом одной рукой, а это означает, что он самый сильный человек на земле. В конце концов я сдаюсь и бегу прятаться в шкаф, сердце мое неистово колотится. Я слышу рев Чудовища у дверей шкафа, но за мной оно не гонится. Наверное, плохо видит, потому что у него всего один глаз. Тем не менее я не знаю, как хорошо оно слышит, а у меня так громко колотится сердце! Я сосредоточенно пытаюсь унять сердцебиение, и вскоре рев Чудовища становится все тише и тише. Понятно, оно ушло искать кошек в другую комнату.

Решаюсь выползти из шкафа, только когда больше не слышу его рыка. Кажется, ни одна из коробок Сары не пострадала, хотя все находится не на своих местах.

Я долго сижу в своей комнате наверху, припав к полу, так долго, что в окна уже заглядывает закатное солнце – так бывает, когда скоро стемнеет. На лестницу меня в конечном итоге выманивает запах готовящегося на плите мяса.

Осторожно пересекаю гостиную и столовую. На кухне витает такой манящий аромат, что я не знаю, что с собой делать.

Обычно я полностью управляю своими действиями, но сегодня воля мяса сильнее моей. Оно использует свой запах, чтобы вытащить меня прямо к плите и удерживать там, – и я не могу противиться его желаниям, как бы ни старалась.

Поэтому я сворачиваюсь калачиком у плиты и забываюсь полусном. Хочу хотя бы немного оставаться настороже, потому что, как только мясо достанут из духовки, я намерена потребовать у Лауры с Джошем свою порцию. В противном случае я не получу ничего, как происходит с омлетом.

Я думала, что смогу описывать вокруг еды круги, пока она не приготовится, – так подсказывали мне инстинкты. Но оказалось, я ничего не получу. Потому что, как только родные Джоша наконец переступили порог нашей квартиры, меня силой, можно даже сказать, грубо выставили с кухни.

Родные Джоша – это его мать и отец. В реальной жизни я еще никогда не видела таких старых людей (только по телевизору). Они приехали на машине из места, которое называется Нью-Джерси. Приехала также сестра Джоша со своим потомством: маленькой девочкой и мальчиком еще меньше. Я еще никогда не видела близко таких маленьких людей (только по телевизору). Они приехали на поезде из Вашингтон-Хайтс. Я это знаю потому, что, когда Джош открывает входную дверь, все гости веселятся, так как оказались у двери в одно и то же время, хотя приехали из разных мест.

– Хаг Песах, – произносит Джош и целует всех в щеку. Потом говорит маленькой девочке и мальчику: – Это означает «Счастливого Песаха» на иврите.

Маленькая девочка отвечает:

– Я знаю. – Да таким тоном оскорбленного самолюбия, что на мгновение мне кажется, что она мне понравится. – Нас учат ивриту в школе. На самом деле, – добавляет она, – нужно говорить: «Хаг Песах самеах».

– Своевременное замечание, – в голосе Джоша сквозит восхищение. – Постоянно забываю, какие в наши дни умные десятилетние дети.

Я понимаю, что эта девочка похожа на меня – люди недооценивают ее умственных способностей только потому, что она маленькая. Но когда они с мальчиком проходят мимо кухни и замечают, что я сторожу еду, они взвизгивают:

– Ой, коте-е-енок! – А потом оба бегут ко мне с распростертыми руками, не оставляя Джошу возможности представить нас как следует. И когда я поворачиваюсь и бегу от их объятий, эти маленькие негодники бросаются за мной! Я прячусь как можно быстрее под диван. Оба преследователя опускаются на колени, суют ко мне свои маленькие ручонки, которые пахнут соком и чипсами, и пытаются схватить меня за хвост или вырвать клок шерсти!

Я настолько изумлена их ужасающими манерами (неужели никто не потрудился ничему научить этих детенышей?), что мне больше ничего не остается, кроме как шипеть и бить их когтями по рукам. Мое дыхание становится громким и прерывистым, шерсть начинает подергиваться – Сара в такие моменты говорила, что я «пыхчу». Я не люблю так себя вести, но происходящее вынуждает. Наконец сестра Джоша произносит:

– Эбби! Роберт! Оставьте кошку в покое. Когда привыкнет, она сама выйдет с вами поиграть.

«Маловероятно», – думаю я, сгибая и выпрямляя хвост в попытке успокоиться.

– Простите, – извиняется Лаура перед сестрой Джоша. – Пруденс не очень-то любит чужих людей. – Я еще больше злюсь, когда слышу, как Лаура пытается оправдаться. Если бы она говорила правду, то сказала бы: «Пруденс играет только с теми, кто отличается хорошими манерами».

Родители Джоша входят в гостиную, где перед диваном стоит Лаура и наливает в бокалы вино.

– А вот и моя очаровательная невестка! – громким голосом восклицает отец Джоша.

Они обнимаются, и мать Джоша бормочет:

– Мы очень сожалеем, что твоя мама не может быть сегодня с нами.

Лаура немного скованно обнимает их в ответ и говорит:

– Спасибо. – Вежливо, но решительно, и это означает, что она сейчас не хочет говорить о Саре. Потом они с сестрой Джоша целуют друг друга в щеку.

У дивана есть длинная, а есть короткая сторона, и я прячусь под короткой. Детеныши садятся прямо надо мной, пихают друг друга ногами и играют какой-то небольшой пластмассовой коробкой, на которой есть кнопки и двигающиеся картинки. Временами они пытаются вырвать друг у друга эту коробочку, приговаривая: «Ты и так уже долго играешь. Моя очередь».

Джош с отцом сидят на другой стороне дивана, я могу разглядеть их лица, если высунусь чуть больше. На ногах у отца Джоша блестящие черные туфли со шнурками и черные носки, которые соскальзывают с лодыжек, когда он забрасывает ногу на ногу. Лаура сидит между матерью Джоша и его сестрой у стола. Мать Джоша вся сверкает – на ней украшений больше, чем когда-либо носила Сара. Кольца играют на свету – во время разговора она безостановочно хватает Лауру за руку, отчего та чувствует себя неловко. Как-то Сара сказала, что мы с Лаурой похожи, потому что терпеть не можем, когда нас обнимают, только если первыми не раскрываем объятий.

Я замечаю, как Лаура настороженно за всеми наблюдает. Как будто хочет убедиться, что не случится ничего неожиданного, чего-то такого, на что она не знала бы как реагировать. Я понимаю, что Лаура выросла в Нижнем Ист-Сайде с Сарой, где праздники отмечались по-другому. Лаура такая же иммигрантка, как и я. Она, должно быть, пытается понять, какие правила в этой стране.

Не то чтобы я испытываю к ней сочувствие. Ведь это она послала Джоша с Чудовищем наверх, чтобы уничтожить меня и коробки Сары.

Я еще никогда не была в комнате, где так много людей и все одновременно разговаривают – сложно что-то расслышать. Я не знаю, о чем говорит мама Джоша, но слышу, как отец с сыном говорят о работе последнего. Старик вздыхает и признается, что больше не понимает, чем занимается молодежь. Поэтому Джош объясняет (по голосу слышно, что он уже не раз объяснял это отцу), что занимается так называемыми «рыночными отношениями и связями с общественностью» – общается с репортерами, пишет рекламные тексты для людей, которые называются «рекламщиками», и помогает создать у потребителей мнение, что они должны покупать журналы, издаваемые его компанией.

– Да уж, – вздыхает отец Джоша. – Для меня это слишком мудрено. Я все еще не понимаю, чем же ты занимаешься целый день.

Джош негромко смеется и отвечает:

– Знаешь, мне в детстве тоже казалось, что у тебя очень мудреная работа.

– Что же тут сложного? – удивляется отец. – Я торговал электроприборами. У меня были электроприборы, я их продавал, вследствие чего у моего покупателя появлялись электроприборы, а у меня деньги. – Он опять вздыхает. – В то время можно было объяснить суть работы любого человека одним словом. Торговец. Поставщик. Бухгалтер. – Из-под дивана мне видны кончики его пальцев, когда он указывает в сторону Лауры. – Или адвокат, – продолжает он. – Эту работу я понимаю.

– Серьезно, папа? – В голосе Джоша слышится изумление, смешанное с раздражением. – Тебе известно, чем целый день занимаются адвокаты?

– Откуда мне знать, чем целый день занимаются адвокаты? – отвечает отец Джоша. – Если бы я это знал, работал бы адвокатом.

Позволь себе Сара так разговаривать с Лаурой, лицо последней тут же напряглось бы и она покинула бы квартиру матери, не сказав ни слова. Но Джош заливается смехом и говорит:

– Один из нас сейчас бредит, и я не уверен, кто именно.

– Это твоя мать, – отвечает отец Джоша. – Кажется, что она постоянно бредит. Думаю, нам пора спасать Лауру.

– С чего бы это? – удивляется мама Джоша с противоположного конца стола. У нее такой громкий голос, Сара сказала бы, что он «режет ухо». – Вы там обо мне говорите?

– Мы всего лишь интересовались, о чем беседуют наши дамы, – говорит отец Джоша.

– Я рассказывала Лауре с Эрикой об Эстер Букмэн. Она опять выходит замуж.

– Надо же, Эстер Букмэн! – восклицает Джош. – Знаменитая секс-динамо-машина городка Парсиппани. Какой это по счету, пятый?

– Перестань, – одергивает его мама. – Тебе прекрасно известно, что это всего лишь третий ее брак. – И, повернувшись к Лауре, добавляет: – Видишь, как они надо мной подтрунивают?

– Однажды, когда мне было лет девять-десять, мне пришлось звонить сыну миссис Букмэн, Мэтту, насчет одного школьного проекта, – рассказывает Джош Лауре. – К телефону подошла миссис Букмэн, и я попросил позвать Мэтта. Когда я повесил трубку, моя мать спросила: «К телефону подошла миссис Букмэн?» Я ответил: «Да», и мама продолжала: «Ты поздоровался? Поинтересовался, как у миссис Букмэн дела?» Я ответил: «Нет», а она велела: «Сейчас же перезвони ей и извинись за то, что вел себя так грубо». – Джош опять смеется. – Мне очень не хотелось звонить. Я умолял, плакал, но Зельда была непреклонна. Наконец, после часовых пререканий я перезвонил миссис Букмэн и сказал… – Джош делает вид, что плачет. – … «Простите, что я не поздоровался, миссис Букмэн, и не спросил, как дела».

Лаура тоже смеется.

– По крайней мере я теперь знаю, почему он такой вежливый, – говорит она матери Джоша.

Люди никогда не бывают такими учтивыми, как кошки. Но я должна признать, что со стороны матери Джоша чрезвычайно умно пытаться научить сына правилам хорошего тона. Интересно, почему он забыл об этом при нашей первой встрече?

– Я понятия не имею, о чем он говорит! – восклицает мама Джоша. – Он все выдумывает.

Лаура только улыбается.

– Кто-нибудь хочет еще вина? Может быть, содовой?

– Тебе вина хватит, Эйб, – говорит мама Джоша до того, как его отец успевает ответить Лауре.

– Сегодня праздник, – возражает он. – Ради всего святого, я могу пропустить еще стаканчик.

– Семидесятипятилетнему мужчине не стоит столько пить, – говорит она ему.

– Мама любит напоминать всем, какой я старик. – Я вижу, как его рука тянется к бутылке на кофейном столике. – Сама-то всего на пять лет моложе меня.

– Пять лет – это целых пять лет, – возражает та. Почему некоторые люди любят так много говорить и считают, что просто обязаны указывать на такие очевидные вещи?

– Мам, а тебе сколько лет? – Это интересуется маленький мальчик.

– Сорок два, – отвечает Эрика.

– А сколько лет дяде Джошу?

– Тридцать девять.

Сейчас в беседу вступает Эбби:

– А тете Лауре сколько лет?

– У женщин никогда не спрашивают о возрасте, – вступает мать Джоша. Но уголки губ Лауры расплываются в улыбке, и она произносит:

– Все в порядке. Мне недавно исполнилось тридцать.

Поскольку сейчас все увлеченно обсуждают свой возраст (я понятия не имела, что они все такие старые, – мне-то всего три!), кажется, я получаю прекрасную возможность вылезти из-под дивана и прокрасться на кухню, пока детеныши не успели меня заметить. Пахнет просто восхитительно, никто не в силах устоять перед таким ароматом. Я даже слышу, как урчит у людей в животах. Уже скоро.

Должно быть, Лаура думает о том же, потому что ставит свой бокал на стол и говорит:

– Почему бы нам не приступить к трапезе?

– Ура! – восклицают детеныши. Они так стремительно бросаются с места, что мне приходится спрятаться в тень у дивана, чтобы меня не заметили. Мама и отец Джоша мешкают немного, когда встают со своих кресел, но вскоре уже все сидят за столом. Во рту у меня столько слюны, что приходится несколько раз облизать усы, пока я жду, когда начнут есть.

Я была уверена, что, как только все усядутся на свои места, еда тут же появится из кухни. Любая умная кошка знает, что нужно по возможности сразу съедать любимое угощение, ведь никому не известно, что может помешать полакомиться им позже.

Но теперь я понимаю, что седер (так называется блюдо, которое мы сегодня будем пробовать) – особое кушанье, и этот ужин отличается от остальных. (Я узнаю об этом в определенный момент, когда Роберту приходится читать некие «Четыре вопроса», и первый из них: «Чем этот день отличается от других?») Седер длится долго. Очень многое должно случиться в определенном порядке, прежде чем позволено будет есть. И хотя я настолько голодна, что едва могу устоять перед этим удивительно пахнущим мясом, я понимаю, насколько важно все делать правильно, в заведенном порядке, особенно когда дело касается еды.

Сперва они должны были произнести что-то наподобие «молитвы» над вином и каким-то плоским печеньем. Потом все собравшиеся за столом поочередно читали из книги, в которой рассказывалось о группе людей, называемых евреями, которых заставили стать рабами в месте под названием Египет. Человек по имени Моисей пытался убедить другого человека по имени Фараон отпустить евреев жить в другое место. Каждый раз Фараон отвечал: «нет», а третий участник, его звали Бог, делал так, что с Фараоном и его людьми происходили несчастья. Каждый раз, когда что-то случалось, Фараон решал отпустить евреев. Но потом (и этого я действительно понять не могу) Бог заставлял Фараона передумать и оставить евреев. И затем опять брался за свое и посылал беду на Фараона. И так десять раз!

Это лишний раз доказывает, что люди далеко не так умны и рациональны, как кошки. Анис любила повторять, что кошка, раз дотронувшись до горячей плиты, больше никогда к ней не прикоснется.

В конце концов, когда закончили есть плоские лепешки и рассказывать истории, Лаура с Джошем наконец-то начали приносить еду. То удивительно пахнущее мясо (оно называется «грудинка»), на которое я целый день пускаю слюнки, и куриный суп, и блюдо под названием «рубленая печень», которая так аппетитно выглядит и пахнет, – поверить не могу, что Сара никогда не готовила это в нашей старой квартире. На столе еще много вещей. Все выглядит таким красивым и прекрасно поданным, как в тех телевизионных шоу, где учат готовить.

Разумеется, как только еду достали, я заскакиваю на стол, в надежде, что Лаура с Джошем поставят туда и мою миску. Сара всегда откладывала для меня немного еды, когда ела за кухонным столом, чтобы мы могли пожевать вместе. Я одной лапкой едва касаюсь грудинки, потому что первой хочу попробовать именно ее, – пусть Лаура и Джош знают об этом.

И что?! Никогда за всю свою жизнь я не слышала такого гвалта! Лаура с Джошем орут:

– Пруденс! Нет! Слезь!

А мама Джоша вопит:

– Что кошка делает на столе?! – Тем же голосом, каким кричат люди, когда обнаруживают в своей еде таракана.

Детеныши пищат:

– Кошечка! – И опять бросаются на меня со своими липкими руками, в то время как сестра Джоша пытается их удержать.

Поднимается такая суета, что даже запаха вкусной еды недостаточно, чтобы удержать меня здесь. Единственная проблема – я не могу найти места, где спрыгнуть со стола.

Я оглядываюсь – всюду люди, которые пытаются меня схватить. Я верчусь быстрыми кругами в поисках свободного места, откуда смогла бы выскользнуть и сбежать. Я слышу звон падающих бокалов.

– Мама, кошечка разлила на меня! – восклицает Роберт.

Я пытаюсь пятиться, но моя левая нога попадает во что-то горячее и жидкое. Это тарелка супа отца Джоша, и тогда он вскакивает и кричит:

– Эй!

Я так быстро отдергиваю лапу, что переворачиваю целую миску. Теперь стол скользкий и мокрый. Лапы у меня разъезжаются, и чем больше я пытаюсь убежать, тем больше предметов сбиваю. Уши и усы у меня прижаты к голове, шерсть вздыблена, кто-то тыкает в меня пальцем и кричит:

– Хватит! Плохая кошка!

Я шиплю и бью по его руке когтями, потому что это непростительная грубость, когда лезут руками тебе прямо в лицо.

Наконец Лаура встает и произносит:

– Тишина!

Все замолкают и поворачиваются к ней. Лицо у Лауры ярко-красное. Как помидоры, которые лежали сверху в той миске с салатом, которая перевернулась. Ее руки немного дрожат, но тем не менее она спокойно гладит меня по холке. Потом продевает одну руку под живот и поднимает меня со стола именно так, как нужно брать кошку, когда деваться некуда, потом очень осторожно опускает меня на пол. Секунду я не могу двинуться. Чувствую потрясение: ко мне так долго не прикасались руки человека! Чужие руки. Теплые, а не такие холодные, как были у Сары последние несколько месяцев нашей совместной жизни. Стол, который еще совсем недавно был красивым и заставленным едой, теперь выглядит так, будто по нему промчалась стая собак.

На этот раз я не бегу под диван. Я бегу наверх, зарываюсь в недра шкафа в своей комнате, где стоят коробки Сары, прячусь под платьем, которое пахнет нами. На спине так сильно дергаются мышцы, что я едва не бьюсь в судороге.

Мне кажется, что еще ни с кем не обращались так грубо, как со мной сегодня вечером. Как бы Сара ни была расстроена свалившимися на нее неприятностями, она всегда подбадривала себя поговоркой: «Самое плохое выпадает на головы наиболее достойных». Но, по-моему, ни с кем еще не происходило ничего более унизительного. Даже длинная история о евреях, которым пришлось многое пережить, не шла ни в какое сравнение с этим.

Я слышу звук шагов Лауры на лестнице, но они вдруг замирают, и следом раздаются шаги Джоша.

– Просто хочу проверить, как там Пруденс. Убедиться, что с ней все в порядке, – негромким голосом произносит она.

– Уверен, что с ней все хорошо, – так же тихо отвечает Джош. – Она просто немного напугана. Пойдем вниз, поможешь мне убрать на столе.

– Сейчас помогу, – обещает Лаура. – Через минутку вернусь.

Шаги Джоша начинают удаляться, когда я снова слышу голос Лауры:

– Джош… – на секунду она замолкает. – Прости. Я правда хотела, чтобы все прошло идеально.

– Все идет идеально. Хм, можно сказать, за ужином у нас случился неожиданный спектакль. – Он тихонько смеется. – Но все можно спасти. Серьезный урон не нанесен.

– Знаю, но… – Лаура вновь запинается. – Твои родители в первый раз приехали к нам на ужин, – наконец произносит она. – Не хочу, чтобы они подумали… Мне кажется, что Пруденс так воспитали. Позволить кошке есть на столе – это вполне в духе моей мамы.

– Пруденс – кошка, Лаура. – Голос Джоша при этом звучит мягко (хотя он опять произносит очевидные вещи). – Разумеется, она так воспитана. И конечно, это никак не отразится на отношении к тебе или твоей маме.

Как будто это у меня чудовищные манеры!

– Через минутку я приду, – опять повторяет Лаура. Слышно, что она продолжает подниматься по лестнице, потом шаги раздаются в коридоре и замирают у входа в мою комнату.

– Пруденс! – шепчет она в темноте. – Пруденс, ты в порядке?

Она ждет, что я мяукну в ответ, но сейчас мне нечего ей сказать.

– Пруденс! – опять шепчет она. Я три раза поворачиваюсь в платье Сары и жду, когда Лаура выйдет из комнаты, повиснет тишина и я смогу поспать. Хотя на ужин не ела ничего, кроме сухого корма со вкусом куриного супа, я облизываю левую переднюю лапу.