Текст книги "Текучая Вода"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава XIX. Граф Мельгоза

Еще довольно долго после этого испанцы оставались настороже. Они не могли поверить своему чудесному освобождению и каждую минуту готовились опять увидеть краснокожих. Однако прошла целая ночь, а тишина пустыни нарушалась только дикими криками ягуаров и порывистым тявканьем степных волков – койотов, вышедших из своих берлог на поиски добычи.

На восходе солнца испанцы увидели, что ущелье было совершенно пустынно и что их свирепые враги окончательно отказались от намерения овладеть ими.

Воздав хвалу богу горячей молитвой, они занялись тогда погребением мертвецов, чтобы скорее сняться и пуститься в путь.

Потери их во время схватки с индейцами были значительны: четверо храбрых солдат графа погибло, двое были ранены, только он сам и канадец случайно уцелели. Охотник принужден был сознаться, что в течение пятнадцатилетнего скитания по лугам он никогда еще не видел со стороны краснокожих такой методичности и упорства.

Испанцы, убедившиеся в неосновательности своих ожиданий, переправились на твердую почву, чтобы выкопать могилы.

Наконец, отдав последний долг своим погибшим товарищам, с трудом положив на их могилу большие камни для защиты от диких зверей, путешественники наскоро закусили, сели на коней и пустились а путь.

Как и накануне, граф и охотник ехали рядом, погруженные в печальные размышления, бросая кругом равнодушные рассеянные взоры.

Наконец канадец повернулся на лошади, покачал головой, как бы желая отогнать от себя докучную мысль, и обратился к графу.

– Ба! – сказал он, как бы доканчивая свою мысль. – Умирать все равно придется, немного раньше или немного позднее.

– Да, – отвечал граф с печальной улыбкой. – Смерть действительно общий удел. Но пасть так, вдали от своих, под ударами недостойных врагов, не доставив своей смертью никакой пользы человечеству – вот что ужасно и чего бог не должен был допускать.

– Не ропщите на провидение, сеньор: эти люди пали, правда, но их смерть не была бесполезна, как вы полагаете, так как она позволила вам дождаться помощи.

– Это правда. Однако, я не могу не жалеть о судьбе преданных людей, в смерти которых я косвенно виноват.

– Это было хорошее сражение, храбро выдержанное с той и с другой стороны. Однако, вовремя прибыли наши освободители, без них мы, вероятно, лежали бы теперь неподвижными на земле. Но, – прибавил он после минутного раздумья, – почему удалились наши спасители? Мне кажется, что они должны были, по крайней мере, подъехать к нам, если не для принятия наших благодарностей, то чтобы посмотреть, в каком мы состоянии.

– Для чего? Царица Саванн слышала наши выстрелы, этого ей было достаточно для того, чтобы убедиться в нашей способности выдержать борьбу.

– Возможно, – возразил канадец с задумчивым видом. – Но какова бы ни была моя благодарность к этой необычайной женщине, которую вы называете Царицей Саванн, я не буду удовлетворен, пока не увижу ее вблизи.

– Поверьте мне, сеньор Оливье, не старайтесь разъяснить это дело: здесь скрывается печальная история.

– Вы ее знаете?

– Может быть, могу только догадываться, так как особа, прямо заинтересованная в поступках этой женщины, старается хранить об этом самое глубокое молчание.

– А! Подождите, – воскликнул канадец, ударяя себя по лбу. – Я думаю теперь, что дон Орелио Гутиеррец рассказывал нам в гасиенде дель Барио историю, относящуюся к этой женщине.

– На что вы намекаете, сеньор?

– Бог мой! Я не придал тогда важности этому сообщению, так что слышанное очень смутно помнится мне. Но все-таки я помню, что дело шло о восстании индейского племени, жившего на земле дона Аннибала де Сальдибара и о жестоком мщении краснокожих, вследствие которого жена хозяина гасиенды потеряла рассудок.

– Да, все это правда. Когда донна Эмилия выздоровела, она стала питать неумолимую ненависть к индейцам и с этого времени, если говорят правду, преследует их без отдыха, как диких зверей и безжалостно убивает.

– Действительно, это необыкновенно.

– Краснокожие считают эту женщину колдуньей, потому что она благополучно избегает их западни и выходит невредимой из всех схваток. Они питают к ней такой суеверный ужас, что достаточно произнести только ее имя, чтобы привести их в бегство, как видели вы это сегодняшней ночью. И как бы воздавая почтение ужасу, наводимому ею, они прозвали ее тем именем, какое вы слышали.

– Царицей Саванн?

– Да.

– Я часто слышал разговоры индейцев об этом странном создании, которое они считают почти что гением зла и о котором рассказывают самые фантастические и неправдоподобные истории, но, признаюсь, теперь почти не сомневаюсь, что донна Эмилия Сальдибар и Царица Саванн одно и то же лицо.

– Впрочем, я ничего не утверждаю, только повторяю то, что рассказывают.

– Как может быть, что вы, друг дона Аннибала, не знаете этого достоверно?

– Повторяю еще раз, что дон Аннибал скрывает роковую тайну и если случайно при нем говорят об этом странном существе, он сейчас же изменяет тему разговора, предоставляя каждому делать более или менее вероятные предположения.

– Очень хорошо! – отвечал охотник. – Благодарю за объяснения, кабальеро, но клянусь, что я сумею узнать правду от дона Аннибала или, в случае его отказа, от самой виновницы.

– С вашего позволения, кабальеро, я бы не советовал этого. Я не имею права ни останавливать вас, ни подстрекать. Однако, если вы позволите дать вам совет в таком важном деле, я скажу: проникать против желания в тайны, особенно когда они вас не касаются, – неосторожно.

– Благодарю за совет, кабальеро. Но, – сказал он, вдруг меняя тон, остановив лошадь и прикладывая правую руку к глазам, чтобы защитить их от лучей солнца, – кто там едет внизу?

– Где? – спросил граф, останавливая и свою лошадь.

– Там, против нас, всадник, летящий во весь опор.

– Действительно, – сказал граф. – Теперь я начинаю различать его среди облака пыли. – Гм! – пробормотал канадец, заряжая ружье. – Если он один – хорошо. Но на всякий случай нужно принять меры предосторожности.

– Что вы делаете?

– Видите, я приготовляюсь к визиту.

Между тем, всадник быстро приближался к испанцам. Скоро стало возможным различить по костюму и упряжи, что это мексиканец.

На скаку этот человек делал знаки с целью, по-видимому, привлечь внимание путешественников и заставить их ехать к нему навстречу.

– Э! – сказал вдруг граф. – Я не ошибаюсь. Разрядите ваше ружье, кабальеро, это один из моих пеонов. Какая причина заставила графиню отправить ко мне гонца?

– Мы ее узнаем, – отвечал канадец, опуская свое ружье и двигаясь вперед, – так как через пять минут соединимся с ним.

Действительно, через несколько минут всадник присоединился к ним.

Это был пеон с загорелым лицом и коренастым телом. Он был хорошо вооружен и сидел на степной лошади, с которой не может сравниться европейская.

Подъехав к своему господину, он остановился и, почтительно поклонившись графу, вынул из-за пояса мешочек из кожи опоссума, а из него письмо, которое и подал графу.

Тот взял письмо, но прежде чем его вскрыть, посмотрел с плохо скрытым беспокойством на пеона и сказал ему:

– Разве в гасиенде произошло что-нибудь новое, Диего Лопес?

– Ничего, mi amo, по крайней мере, я не знаю!

– Здорова ли сеньора?

– Да, но узнав от посла, отправленного вами из Леон-Викарио, что вы. вероятно, не останавливаясь проедете в гасиенду, она дала мне это письмо и приказала спешить.

– Хорошо! Диего Лопес, ты не обманываешь меня?

– Клянусь раем, сеньор, я сказал вам правду!

– Хорошо, подожди.

Затем, повернувшись к канадцу, он спросил:

– Позволите?

– Письмо, полученное при таких обстоятельствах, должно быть важным, сеньор. Читайте его без промедления.

Тогда граф сломал печать и начал читать письмо. Но едва пробежал он глазами несколько строк, брови его нахмурились, а лицо покрылось смертельной бледностью.

– Что с вами, сеньор? – спросил его с любопытством охотник. – Вы чувствуете себя больным, или это письмо принесло дурную новость?

– Ни то, ни другое, кабальеро, – отвечал граф, делая усилие вернуть свое хладнокровие, – благодарю вас. Это письмо напомнило мне число, которое я не забыл, – увы, – сказал он, – это невозможно, – но которое я, может быть, в данных обстоятельствах пропустил бы. Вместо того, чтобы проводить вас в Леон-Викарио, я должен остановиться в гасиенде. Вы расположены принять мое гостеприимство или желаете в сопровождении Диего Лопеса продолжать свой путь до города?

– Я в вашем распоряжении, сеньор, и сделаю так, как вам угодно, тем более, что мне некуда торопиться. Решайте сами, как хотите.

– В таком случае, мы заедем в гасиенду. Диего Лопес, отправляйся к своей госпоже и предупреди ее о нашем скором прибытии.

Пеон молча поклонился, вонзив шпоры в бока лошади, и поехал.

– Нам некуда торопиться, – сказал граф, – отсюда не более двух миль до гасиенды.

– Я поеду так, как вы хотите, – отвечал охотник, – тем более, что солнце еще высоко.

– Прием, который вы получите, будет печален, сеньор. Семейное горе изгнало, к несчастью, радость из моего дома. Итак, я прошу извинить, если вам покажется суровым прием графини.

Канадец учтиво поклонился, и они продолжили путь.

Приблизительно через час они заметили высокие и крепкие стены обширной гасиенды, выстроенной на вершине холма.

– О! О! – воскликнул канадец, удивляясь солидности этой величественной постройки. – Вот удивительная крепость.

– Это гасиенда, куда мы, сеньор, направляемся и которой я хозяин.

– By goud! Жалею, что мои союзники не владеют этой цитаделью.

– Да, – с улыбкой промолвил граф, – ее положение хорошо выбрано.

– Удивительно: с сильным гарнизоном здесь можно держаться даже против целой армии.

– Увы! Был несчастный день, когда эти крепкие стены, защищаемые гарнизоном храбрых и преданных людей, не могли противиться осаде и разграблению индейцев команчей.

Граф при этих словах глубоко вздохнул.

Наступило молчание.

Охотник попытался изменить тему разговора.

– Но, прости господи, – сказал он, – я не заметил, что эта гасиенда со всех сторон окружена водой.

– Да, река опоясала ее. Наши предки, принужденные постоянно вести борьбу с восстаниями древних обитателей, с трудом переносивших иго, строили настоящие цитадели и принимали всевозможные меры предосторожности на случай нападения. Но вот мы и на берегу реки, вам надо слезть с лошади и войти на паром. Это единственное средство переправиться на другой берег.

– Я подозреваю, – сказал охотник со смехом, – что есть и другое, например, брод, но вы не хотите мне его показать.

– Может быть, – отвечал с улыбкою граф. – Если это и так, разве вы обвините меня?

– Честное слово, нет, – сказал канадец. – Война такая же игра, как и другие, где самый хитрый выигрывает.

Разговаривая, они сошли с коней и передали их в руки солдат. В эту минуту перед ними очутился плот, управляемый двумя пеонами. Они взошли на него и через несколько минут очутились на маленькой набережной, не шире десяти метров.

– Идите! – сказал граф.

Охотник последовал приглашению и стал подниматься по узкой извилистой дорожке, шедшей вокруг холма.

Наконец, после четверти часа такого пути и после нескольких остановок – так крут и труден был подъем – они достигли вершины холма и очутились перед гасиендой, от которой их отделял только ров в шесть метров шириной. Висячий мост, сколоченный из двух досок, позволял перейти пропасть. Наконец, они очутились внутри крепости.

– Э! Э! – пробормотал охотник, бросая проницательный взгляд кругом. – Люди, живущие в этом доме, не надеются, по-видимому, на продолжительный мир.

Глава XX. Диего Лопес

Граф прервал наблюдения охотника.

– Извините, – сказал он, – если мои поступки покажутся вам не совсем вежливыми, но война с минуту на минуту может вспыхнуть между испанским правительством и мексиканскими патриотами, а послы, как вам известно, всегда немного шпионы.

– Это правда! – сказал охотник со смехом.

– Вы понимаете, что я стараюсь дать вам меньше возможности рассмотреть детали укреплений, на которые вы, может быть, через несколько месяцев нападете.

– Черт возьми, это правда, сеньор. Я не подумал об этом, ваша осторожность оправданна.

– Впрочем, – возразил граф, – кроме запрета насчет укреплений, вы не будете иметь повода жаловаться на все остальное.

– Я уверен в этом заранее, сеньор.

– Пойдемте же со мной, я хочу представить вас графине.

– Разве это необходимо? – спросил охотник, осматривая свои грязные и ветхие от долгого употребления одежды.

Граф с удивлением взглянул на него.

– Что вы хотите сказать? – спросил он.

– Гм! Вы знаете, сеньор, – возразил добродушно канадец, – я только неизвестный охотник, годный, может быть, подать руку помощи товарищу в затруднительном положении, но очень неуместный в салоне, особенно в присутствии важной дамы, каковой должна быть графиня.

– Ну, вы шутите, друг мой. Такой человек, как вы, везде уместен. Я уверен, что графиня будет рада познакомиться с вами, а мне вы причините своим отказом сильное огорчение.

– Хорошо, я не буду противиться более, если вы настаиваете.

Он последовал за графом, который, пройдя два широких двора, ввел его в роскошные апартаменты. В их конечной части находился обширный дом, обставленный мебелью с комфортабельной роскошью старой Европы.

В этом салоне на канапе, поставленном перед террасой, откуда открывался великолепный вид, сидела женщина неопределенного возраста, с приятным лицом, очевидно, бывшая красивою в молодости.

Эта дама, одетая в траурный костюм, была графиня Мельгоза.

– Моя дорогая донна Карменсита, – сказал граф, – позволь представить тебе друга, спасшего мне жизнь.

– Добро пожаловать в этот печальный дом, – отвечала дама, поднимаясь с грациозной и спокойной улыбкой. – Мы постараемся достойно принять вас и сделать менее скучным ваше пребывание в этой уединенной гасиенде.

– Сударыня, – отвечал канадец, склоняясь с той естественной учтивостью, которая присуща людям, не испорченным воспитанием, – я только бедный человек, недостойный приема, который вы оказали мне. Если случай дал мне возможность помочь вашему супругу, я более чем вознагражден за это вашими словами. К несчастью, я не могу долго пользоваться вашим милым гостеприимством.

– По крайней мере, вы останетесь на несколько дней. Отказать в этом – значит лично обидеть меня.

– Увы, сударыня, я в отчаянии. Я был бы рад забыть здесь на несколько дней тревоги и опасности пустынной жизни. К несчастью, важные, независящие от меня причины требуют моего скорого прибытия в Леон-Викарио. Граф знает, что завтра на восходе солнца нам надо пуститься в дорогу.

Графиня выказала живое удивление.

– Возможно ли это, Фадрик? – спросила она графа, бросая на него вопросительный взгляд.

– Действительно, – отвечал он, – сеньор Клари так торопится в Леон-Викарио, что мы направились бы прямо туда, если бы не твой нарочный.

– Но это невозможно! – вскричала графиня, лицо которой ярко зарумянилось.

– Невозможно? – возразил он. – Но почему же?

Графиня глубоко вздохнула.

– Разве ты забыл, дон Фадрик, – сказала она, наконец, тихим и дрожащим голосом, – что завтра годовщина рокового дня?!

Ах! – воскликнул граф, с горестью ударяя себя по лбу. – Прости, донна Карменсита. Действительно, я не могу оставить завтра гасиенду. Нет! Хотя бы дело шло о жизни или смерти.

Охотник был смущен этим и слушал разговор, не понимая ни слова и не смея принять в нем участие. Но тут граф вывел его из замешательства, повернувшись к нему и заговорив.

– Вы извините меня, не так ли, сеньор Клари? – сказал он. – Причины большой важности требуют завтра моего присутствия в доме. Поэтому я не могу сопровождать вас к правителю и представить ему. Но взамен себя я дам вам провожатого, которому вы вполне можете довериться, а послезавтра присоединюсь к вам сам. Произойдет задержка на двадцать четыре часа, что не повредит вам никаким образом.

– Вы лучше меня знаете, сеньор, что следует делать. Не беспокойтесь обо мне, все будет хорошо, лишь бы завтра я смог продолжить путь.

– Вы можете на это рассчитывать.

– Но, – сказала графиня, ударяя в колокол, – после двухдневного утомления вы нуждаетесь в отдыхе, сеньор. Извините, что я не подумала об этом раньше. Следуйте за этим пеоном, он проведет вас в особую комнату, где вы можете, если хотите, пробыть до обеда.

Охотник понял, что графиня хотела остаться одна со своим супругом. Поэтому он, хотя и не нуждался в отдыхе, церемонно поклонился старой даме и последовал за слугой, явившемся на зов.

Слуга молча провел его в обширную комнату, объявив, что он может в течение трех часов спать здесь или курить. Действительно, в комнате висел гамак из пальмовой коры, а гора сигар и сигарет была сложена на столе. Слуга предупредил охотника, чтобы он не выходил из комнаты, так как может заблудиться в лабиринте помещений. Это показало канадцу, что он находится в положении пленника, по крайней мере, он так это понял. Он презрительно передернул плечами и сделал знак слуге оставить комнату, что тот и сделал, не заставив повторять два раза.

– Черт возьми! – сказал охотник, растянувшись в гамаке и закуривая сигару. – Надо сознаться, что этот дон Фадрик, этот граф Мельгоза довольно загадочная личность и осторожен так, как будто защищает государство. Но и пусть! По милости бога, я не долго останусь здесь и не имею никакого намерения овладеть его домишком.

Он бросил взгляд кругом и заметил, что ему дали не только сигары, но прибавили еще несколько кружек мецкаля и каталонского вина.

– Ну! – сказал он. – Я не ошибся в графе. Это решительно милейший человек.

Обед был довольно печален. Графини не было, она извинилась перед охотником.

После обеда граф повторил своему гостю, что на следующий день не имеет возможности сопровождать его, а даст вместо себя надежного проводника. Он вручил ему рекомендательное письмо к правителю и, обещав присоединиться к нему через день, простился и ушел.

Прежний молчаливый слуга отвел канадца в его комнату и удалился, пожелав доброй ночи.

Утомленный праздностью, Оливье бросился на деревянную койку, обтянутую воловьей кожей, заменяющую у мексиканцев кровать, закрыл глаза и скоро заснул.

На восходе солнца он проснулся. В ту же минуту слуга вошел к нему в комнату и объявил, что все готово к отъезду, ждут только его.

Оливье хотел проститься с хозяевами дома, но ему отвечали, что они никого не принимают. Тогда он последовал за своим проводником.

Последний, пройдя несколько дворов, повел его не той дорогой, которой охотник прибыл в гасиенду, а вышел на сторону, противоположную той, откуда охотник вошел.

Переправившись через висячий мост, канадец хотел проститься со своим проводником, но тот заявил, что будет сопровождать его до лошадей. Они вместе спустились с холма не менее трудным путем, чем накануне. Эта дорога также вела к парому.

На противоположном берегу реки охотника ждали трое всадников, вооруженных длинными копьями. Один из них держал лошадь.

Во главе их канадец с немалым удовольствием узнал Диего Лопеса, который был для него знакомым.

Диего Лопес приблизился к ним, когда они очутились на берегу реки.

– Вот он! – сказал пеон.

– Хорошо! – лаконично ответил Диего Лопес.

– Вы знаете, что надо делать?

– Знаю.

– Тогда прощайте!

И повернувшись к охотнику, только что успевшему сесть в седло, он сказал насмешливым тоном, который в высшей степени не понравился канадцу:

– Добрый путь, сеньор иностранец!

Сделав прощальный жест, пеон вошел на паром и тотчас отчалил.

– Едем, сеньор? – спросил Диего Лопес охотника.

– Как хотите! – отвечал тот, приблизившись.

Они полетели галопом.

Довольно долго молчание не прерывалось. Наконец, скучавший охотник спросил:

– Далеко до Леон-Викарио?

– Нет! – отвечал Диего Лопес.

– Гм! Вы не болтун, друг! – заметил канадец.

– Для чего болтать, когда не о чем говорить, особенно с еретиком!

– Еретик?! – вскричал канадец. – Черт возьми, если это правда!

– Разве вы не англичанин?

– Я? Менее всего на свете.

– Все иностранцы – англичане! – сказал безапелляционно Диего Лопес.

– Вот, вот, вот! Это довольно любопытно.

– А все англичане – еретики! – продолжал невозмутимо пеон.

– Ну, друг мой, узнайте, если вам это может быть приятно, что, во-первых, я не англичанин, а канадец – это не одно и то же, – во-вторых, я не только не еретик, но, надеюсь, такой же добрый католик, как и вы.

– Вы правду говорите? – спросил Диего Лопес, придвигаясь к охотнику.

– Зачем мне лгать?

– Ну почему же вы не сказали этого графу?

– Чего?

– Что вы католик.

– По очень простой причине: он меня не спрашивал об этом.

– Правда, но все равно – несчастье.

– Почему же?

– Потому что вы могли бы присутствовать при годичной службе.

– Какой годичной службе?

– Той, которая отправляется в гасиенде в память смерти брата графа, который изменнически был убит краснокожими.

– Я действительно сожалею, что не знал этого раньше. Я счел бы долгом присутствовать при этой службе. Теперь, чтобы вы не имели задней мысли против меня, – сказал он, вынимая маленький серебряный крест, который он носил на стальной цепочке на груди, – посмотрите сюда: еретическая ли это вещь?

– Хорошо! – сказал пеон с довольным видом. – Я вижу, что вы бравый человек, а не собака-англичанин. Любите ли вы англичан?

– Я их терпеть не могу.

– Наши священники говорят, что они все будут осуждены.

– Надеюсь! – сказал, смеясь, канадец.

– Так будет хорошо: это – gringos.

– Итак, мы друзья?

– Да! Чтобы доказать это, я, если позволите, дам вам совет.

– Дайте, совет всегда полезен!

– Необходимо ли вам сейчас же по приезде представиться правителю?

– Да.

– Жаль.

– Почему?

– Э! – сказал Диего Лопес, посмотрев на него с некоторой нерешительностью. – Вы знаете, каким именем окрестил народ правителя?

– Честное слово, нет, не знаю. Но все равно, скажите это имя, так приятно будет его узнать.

– Хорошо! Его называют Людоедом.

– Гм! Скверное имя, особенно если оно оправдано.

– О, да! Оно оправдано! – сказал пеон с невольным содроганием.

Охотник минуту раздумывал.

– Черт! – пробормотал он. – В какую западню я залез!

Потом он сказал громко:

– Какой же совет хотели вы мне дать?

– Вы будете молчать?

– Как рыба!

– Хорошо! Несмотря на письмо моего господина, подождите представляться правителю, пока граф не присоединится к вам.

– Черт возьми! Вы, значит, подозреваете, что меня ожидает какая-то опасность?

– Страшная!

– Черт возьми, это неутешительно!

– Я вас провожу к моему кузену, вы скроетесь у него до завтра, когда приедет мой господин.

– Друг мой, – серьезно ответил Оливье, – благодарю за совет, я вижу, что он от чистого сердца. К несчастью, мне невозможно им воспользоваться: мне нужно немедленно видеть правителя, несмотря на опасность. Но как предупрежденный человек я приму свои меры предосторожности, не беспокойтесь… Но вот и город, кажется.

– Да, – сказал пеон.

– Я буду очень обязан, если вы проведете меня прямо ко дворцу правителя! – сказал канадец.

Диего Лопес с минуту удивленно смотрел на него, потом несколько раз кивнул головой.

– Хорошо! Если вы хотите, я провожу вас туда, – сказал он.