Текст книги "Мексиканские ночи"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА XIII. Капитал конвента

Над снежными вершинами Попокатепетля занялась заря, окрасив их красноватым светом, угасли в небе последние звезды, верхушки домов стали опаловыми – начинался день.

Город Мехико еще спал, лишь изредка тишину нарушал топот ног спешивших на рынок индейцев – они несли на продажу плоды и овощи. Открывались один за другим кабачки, на стойках появлялись напитки, в ожидании тех, кто по утрам обычно пропускал рюмку-другую перед тяжелым рабочим днем.

На колокольне пробило половину пятого.

В это время с улицы Такуба выехал всадник, быстро пересек главную площадь и остановился у входа во дворец президента.

– Пароль? – спросил часовой.

– Друг! – ответил всадник.

– Проезжайте, проезжайте!

– Мне надо во дворец, – упрямо заявил всадник.

– Еще рано, приходите часа через два.

– Тогда будет поздно! Немедленно пустите меня!

– Что скажешь, Педрино? – насмешливо обратился часовой к своему товарищу.

– Я думаю, это чужеземец, – тоже с насмешкой ответил второй человек. – Принял дворец за лачугу.

– Хватит болтать, – одернул их всадник. – И так я потерял с вами много времени. Доложите обо мне дежурному офицеру. Живо!

Строгий тон, видимо, подействовал на солдат, и, пошептавшись, они согласились на законное, предусмотренное уставом требование незнакомца.

Не прошло и двух-трех минут, как дверь отворилась и на пороге появился сержант с виноградной лозой в левой руке – эмблемой его чина.

Сержант вежливо поклонился незнакомцу, попросил подождать, ушел и тотчас снова появился. За ним следовал капитан в полной парадной форме.

Всадник поздоровался с офицером и повторил свою просьбу.

– К сожалению, я вынужден отказать вам, сеньор, – сказал капитан, – приказ есть приказ. До восьми утра никого не велено пускать во дворец. Приезжайте к этому времени, и все решится само собой.

Он поклонился, собираясь удалиться.

– Извините, капитан, еще одно слово! – обратился к нему всадник.

– Да, сеньор.

– Никто, кроме вас, не должен слышать того, что я скажу.

– Это легко исполнить, – ответил офицер, подходя к незнакомцу. – Говорите же!

– Незнакомец что-то шепнул на ухо капитану.

– Надеюсь, этого достаточно?

– Вполне, – ответил капитан и приказал стоявшему по стойке смирно сержанту: – Отворите ворота!

– Как вам будет угодно, сеньор!

Всадник спешился и передал поводья сержанту.

– Теперь, капитан, я попрошу вас еще об одной любезности: проводите меня туда, где меня ждут. Итак, я к вашим услугам.

– Напротив, сеньор, это я к вашим услугам и почту за честь быть вашим проводником.

Они вошли во дворец к великому удивлению сержанта и часовых.

Капитан с незнакомцем прошли длинную анфиладу комнат, в которых, несмотря на ранний час, было много посетителей – сенаторов, высших сановников, представителей духовенства и крупных торговцев. Видимо, они всю ночь провели во дворце. Лица у всех были мрачные, озабоченные.

Капитан с незнакомцем подошли к одной из дверей, охраняемой стражниками. Перед дверью расхаживал взад и вперед начальник стражи.

– Моя миссия закончена, – сказал капитан, когда к ним подошел начальник стражи.

– Мне остается лишь попрощаться с вами и поблагодарить за любезность! – ответил незнакомец. Они простились, и капитан ушел.

– Господин президент сейчас не может вас принять. Ночью у него было экстренное заседание и его превосходительство отдал строгий приказ – никого к нему не пускать! – обратился пристав к незнакомцу.

– Его превосходительство сделает для меня исключение! – мягко возразил незнакомец.

– Не думаю, сеньор, приказ касается всех, и я не рискну преступить его.

Незнакомец подумал с минуту и снова обратился к начальнику стражи.

– Я понимаю, – сказал он, – что вы не можете нарушить приказ, но попрошу оказать мне одну услугу.

– Охотно, если только это не будет противоречить моему долгу.

– Благодарю. Вскоре вы убедитесь в том, что его превосходительство не только не разгневается, но будет признателен вам за то, что вы впустили меня.

– Я уже имел честь доложить…

– Позвольте тогда кое-что объяснить вам!

– Извольте, я вас слушаю.

– Я напишу всего одно слово на листке бумаги. Вы молча положите листок перед президентом. Если он после этого ничего не скажет, я тотчас удалюсь.

– Вам действительно так необходимо видеть его превосходительство? – спросил начальник стражи.

– Сеньор дон Ливио, – ответил незнакомец, – вы меня не знаете, но я вас хорошо знаю и мне известна ваша преданность генералу Мирамону. Клянусь честью и спасением моей души, что у меня для него очень важное сообщение.

– Я вам верю, сеньор, – сказал начальник стражи, – и если будет на то моя воля, вас примут сейчас же. Не угодно ли вам написать то, что вы хотите. Здесь на столе бумага, чернила и перья.

Незнакомец поблагодарил, взял перо, написал крупными буквами: «Адольфо» – и поставил три точки, расположив их в виде треугольника.

– Возьмите! – сказал он, протягивая начальнику стражи листок.

Пристав взглянул на листок и вскричал:

– Неужели вы…

– Тише! – остановил его незнакомец, приложив палец к губам.

– Ну, разумеется, вас примут! – сказал начальник стражи и скрылся за дверью.

Почти тотчас же дверь отворилась и кто-то произнес громким голосом:

– Входите! Незнакомец вошел.

– Входите же, дорогой мой дон Адольфо, – повторил президент. – Само небо посылает вас ко мне! – Президент поднялся навстречу дону Адольфо и протянул ему руку. Дон Адольфо пожал ее с почтением и опустился в кресло.

Имя президента Мирамона в то время гремело на всю страну. Его справедливо считали самым лучшим солдатом Мексики и прекрасным правителем. Совсем молодой, двадцати шести лет от роду, он за три года президентского правления сделал много доброго. Среднего роста, отлично сложенный, Мирамон отличался непринужденными манерами и благородной осанкой. Лицо с тонкими чертами дышало отвагой и честностью; на высоком лбу пролегли едва заметные складки – следы постоянных раздумий. Ясный и проницательный взгляд черных глаз не раз приводил в замешательство тех, на кого был устремлен. Бледность лица и синева под глазами свидетельствовали о бессонных ночах.

– Наконец-то, возвратился мой добрый гений! – вскричал Мирамон. – И я снова обрел надежду на счастье. Дон Адольфо печально покачал головой.

– Что это значит, мой друг? – спросил президент.

– Я, кажется, слишком поздно вернулся.

– Поздно? Но почему? Неужели вы думаете, что я не способен взять реванш?

– Вы способны на все великое и благородное, генерал, но, к несчастью, вас предали.

– Это правда! – с горечью произнес Мирамон. – Я всегда поддерживал духовенство и знать, а они от меня отвернулись, бросили на произвол судьбы. Но они еще обо мне пожалеют!

– Да, генерал, и на нынешнем заседании несомненно вы поняли намерения тех, ради которых всем жертвовали.

– Понял, – ответил, нахмурившись, Мирамон. – На все мои призывы о помощи они отвечали отказом, видимо, договорившись заранее.

– Простите за откровенность, генерал, но положение у вас критическое.

– Скажите лучше, что я на краю гибели, и вы будете ближе к истине. Казна совершенно пуста, помощи ждать неоткуда, солдаты два месяца не получают жалования и грозят разбежаться, офицеры один за другим переходят на сторону неприятеля, который быстро продвигается к Мексике. Вот вам истинное положение дел. Что вы на это скажете?

– Печально, очень печально, генерал! Простите за бесцеремонность, что же вы намерены делать?

Президент ничего не ответил, бросил лишь быстрый взгляд на Адольфо.

– Прежде чем продолжать разговор, – сказал дон Адольфо, – позвольте мне, генерал, доложить вам о моих действиях.

– Я убежден, вам многое удалось, – сказал генерал, улыбаясь.

– Надеюсь, ваше превосходительство. Прикажете начать?

– Пожалуйста, пожалуйста, друг мой! Я просто жажду узнать, что вы предприняли для защиты нашего дела.

– Простите, генерал, – с живостью вскричал дон Адольфо, – дело тут не при чем, я предан лично вам.

– Понимаю… итак, я вас слушаю!

– Во-первых, мне удалось отнять у генерала Деголладо часть денег, которые они похитили при Лагуна Сека.

– Отлично! С помощью этих денег он взял у меня Гвадалахару.

Сколько же их?

– Двести шестьдесят тысяч пиастров.

– Гм… кругленькая сумма!

– Я тоже так считаю. Потом я расправился с этим разбойником Гиелларой и его товарищем Карвахалой. С их другом Фелиппе Ирсабалом мы тоже не поладили, не считая остальных приверженцев Хуареса, тех, которым не посчастливилось встретиться со мной.

– Короче говоря, у вас на руках…

– Больше миллиона пиастров. Мне понравилось стричь герильеросов Хуареса: они весьма бесцеремонно и просто жиреют, ловя рыбу в мутной воде. Я передам вам миллион двести тысяч. Через час они будут здесь. И вы пополните свою казну.

– Это просто великолепно!

– Я сделал, что мог, генерал!

– Будь все мои друзья такими, как вы, я смог бы дальше вести воину. К несчастью, это не так. Но если эту сумму прибавить к той, которую мне удалось раздобыть, у меня будет солидный капитал.

– Кто же дал вам сумму, о которой вы говорите?

– Один мой друг, атташе при испанском посольстве, – замявшись, ответил президент, – посоветовал мне, как ее раздобыть.

Дон Адольфо вскочил как ужаленный.

– Успокойтесь, мой друг, – произнес генерал, – я знаю, что вы ненавидите герцога, а между тем он оказал мне немало услуг, вы ведь не станете этого отрицать.

Дон Адольфо стал темнее тучи и молчал.

– После поражения при Силао, благодаря герцогу, Испания признала за мною власть, а это было для меня так важно! Вы согласны?

– Согласен, генерал. Но неужели то, что я слышал, правда?

– Что же вы слышали?

– Что, доведенный до отчаяния, вы решились на преступление.

– Это правда, – ответил генерал, низко опустив голову.

– Но, может быть, еще не поздно. Я привез деньги и, если вы позволите…

– Погодите! – жестом остановил его генерал. В это время дверь отворилась.

– Я ведь приказал никого не пускать! – крикнул президент начальнику стражи.

– Генерал Маркес, ваше превосходительство! – с невозмутимым видом доложил начальник стражи.

Президент вздрогнул. Румянец проступил на его бледном лице.

Вошел генерал Маркес.

– Ну, как дела? – спросил президент.

– Ваш приказ выполнен, – ответил генерал, – деньги переданы в казначейство.

– Расскажите, как это было? – попросил президент с легкой дрожью в голосе.

– Как мы и договорились, я отправился с отрядом в британское консульство с просьбой выдать мне деньги, предназначенные для уплаты владельцам облигаций английского займа. Я объяснил, что вашему превосходительству необходимы средства для обороны города и что ваше превосходительство обязуется вернуть долг сполна. Об условиях этого займа я предложил консулу переговорить с вами лично. Консул ответил мне категорическим отказом, сославшись на то, что деньгами не распоряжется и несет ответственность за их сохранность. Больше часа я уговаривал его, когда же убедился, что это бесполезно, решил прибегнуть к последнему средству, как вы и приказывали: велел солдатам сломать печать и взять деньги. При свидетелях они были пересчитаны. Всего миллион четыреста тысяч пиастров, которые и были тотчас же доставлены во дворец.

Окончив свой рассказ, генерал Маркес поклонился с видом человека, добросовестно выполнившего свой долг.

– А что консул? – поинтересовался президент.

– Он велел спустить флаг на здании консульства и вместе с остальными служащими покинул город, заявив при этом, что порывает всякие отношения с правительством вашего превосходительства, поскольку стал жертвой разбоя, так он и сказал, и отправляется в Яланну, где будет ждать распоряжений своего правительства.

– Благодарю вас, генерал. Мы продолжим разговор несколько позднее.

Генерал с поклоном удалился.

– Как видите, мой друг, слишком поздно. Деньги вернуть нельзя!

– Да, к великому сожалению.

– Что же вы мне посоветуете?

– Вы на краю пропасти, генерал. Разрыв отношений с Англией – самое большое несчастье, какое только могло случиться при нынешних обстоятельствах. Вы должны победить! Победа или смерть! Третьего не дано.

– Я одержу победу! – вскричал президент.

– Да поможет вам Бог! – печально произнес дон Адольфо, вставая.

– Вы уже уходите?

– Да, ваше превосходительство. Мне надо доставить вам деньги, которые я отнял у вашего недруга. Мирамон опустил глаза.

– Простите, генерал, я не должен был этого говорить, но горе – плохой советник!

– Может быть, вам что-нибудь нужно?

– Дайте мне, пожалуйста, бланк. Президент передал бланк и сказал:

– Увидимся ли мы еще до вашего отъезда из Мехико?

– Да, генерал. Позвольте дать вам один совет.

– Говорите, я слушаю!

– Не доверяйте этому испанскому герцогу – он вас предаст.

На этом они распрощались.

ГЛАВА XIV. Дом в предместье

Дон Адольфо покинул дворец, сел на коня и уехал. Миновав площадь, он свернул на улицу Такуба. Было около девяти утра, в городе началось оживление, пешеходы, верховые, экипажи, повозки – все смешалось в едином потоке. Жизнь шла своим чередом, но во всем чувствовалась тревога. И в приглушенном шепоте людей, и в их возбуждении. Это не ускользнуло от проницательного дона Адольфо. Его привлекали в Мирамоне великодушие, доброта, ум, целеустремленность, а главное – любовь к родине. Но все отвернулись от Мирамона, он лишился поддержки, а ведь только он один способен был спасти страну от Хуареса, который правит силой оружия. Погруженный в свои размышления, дон Адольфо постепенно перестал замечать, что происходит вокруг. А страсти накалялись все больше и больше. Возле кабачков и лавок собирался народ, только и было разговоров, что о захвате денег генералом Маркесом. До предместья слухи эти пока не дошли, а если кто и узнал случайно, счел это проявлением президентской власти, не усматривая в том ничего худого.

Перемены в политической жизни обычно затрагивают людей состоятельных, а в предместье народ небогатый, и ему терять нечего.

Спустя немного времени дон Адольфо приблизился к Гуарито и остановился у одинокого дома, весьма скромного с виду.

Как только он подъехал, калитка открылась и послышались радостные восклицания. Вслед за тем распахнулись ворота, дон Адольфо пересек двор и у входа в дом спешился, привязав лошадь к вделанному в стену кольцу.

– Почему вы не расседлаете лошадь, дон Хаиме? – раздался приятный женский голос, – неужели снова покидаете нас?

– Да, сестра! – ответил дон Адольфо, или дон Хаиме. – Будь на то моя воля, я не расставался бы с вами. Но это от меня не зависит.

– Хорошо. Но пусть Хосе отведет вашу лошадь в корраль. Там она будет чувствовать себя лучше, чем здесь.

– Поступайте, как вам будет угодно!

– Хосе! – крикнула она слуге. – Отведите Морено в корраль и дайте ему две дачи люцерны. Милости просим! – она взяла брата под руку и ввела в дом.

Первая комната, столовая, была обставлена скромно, но со вкусом, во всем чувствовалась хозяйская рука. Стол был накрыт на троих.

– Надеюсь, вы позавтракаете с нами, брат мой?

– С удовольствием. Но прежде дайте я вас поцелую и вы расскажете, как поживает моя племянница.

– Вашу племянницу вы сейчас увидите, а кузен ее еще не вернулся.

– Я полагал, он уже здесь.

– Увы, нет! Мы все время о нем беспокоимся, как и о вас! Он как-то странно ведет себя, уедет неизвестно куда и подолгу не возвращается.

– Наберитесь терпения, Мария! Разве вы не знаете, что мы стараемся для вас и для вашей дочери? В один прекрасный день вы все поймете.

– Дай-то Бог, дон Хаиме, но мы одни в этом доме и нам страшно. В стране неспокойно, дороги кишат разбойниками, вы с Эстебаном в любую минуту можете попасть в руки Гилляра, Карвахала или Эль Рахо, этих бандитов без веры и закона. Каких только ужасов о них не рассказывают!

– Успокойтесь, сестра. Гилляр, Карвахал и сам Эль Рахо не так уж страшны, как вы себе представляете. Имейте же немного терпения! Не пройдет и месяца, как тайное станет явным и правосудие будет совершено.

– Правосудие! – прошептала со вздохом донья Мария, – вернет ли оно мне счастье, моего сына?

– Сестра, – с некоторой торжественностью произнес дон Хаиме, – стоит ли сомневаться в могуществе Бога? Надейтесь!

– Увы, дон Хаиме, способны ли вы понять, что значит для матери слово «надейтесь»!

– Неужели, Мария, мне надо без конца повторять, что всю жизнь я посвятил вам и вашей дочери, поддерживал всем, чтобы видеть вас отомщенными, занявшими свое прежнее высокое положение и счастливыми? Много лет я этого добиваюсь и сейчас близок к цели. Это и дает мне то спокойствие и уверенность, которые вы во мне видите.

– Я верю вам, брат! – вскричала Мария, обнимая его. – Потому и боюсь, даже когда вы говорите мне о надежде. Ведь я знаю, ничто вас не остановит, никакое препятствие, вы встретите опасность лицом к лицу и можете погибнуть в этой борьбе, которую ведете ради меня.

– И ради чести вашей фамилии. Не забывайте об этом, сестра. Чтобы вернуть нашему славному гербу былой его блеск. Но оставим это. Из всего, что я вам сказал, запомните одно слово: надейтесь!

– О! Благодарю вас, брат мой! – произнесла Мария. В эту минуту открылась дверь и на пороге появилась девушка.

– А! Дядя! Мой добрый дядя! – Она подбежала к дону Хаиме и подставила вначале одну щеку для поцелуя, потом другую. – Наконец-то вы соблаговолили пожаловать к нам!

– Что с вами, Кармен, дитя мое? – ласково произнес дон Хаиме. – Вы бледны, глаза покраснели. Вы плакали?

– Это ничего, дядя, нервы шалят. Вы не привезли дона Эстебана?

– Нет, – ответил дон Хаиме. – Эстебан вернется лишь через несколько дней. Но он чувствует себя хорошо! – добавил он, переглянувшись с доньей Марией.

– Вы его видели?

– Еще бы! Всего два дня назад. Из-за меня он и задержался. Он мне понадобился. А почему мы не завтракаем? Я с голоду умираю! – сказал дон Хаиме, чтобы переменить тему.

– Мы ждали Кармен! – промолвила Мария. – Теперь можно садиться за стол.

Она ударила в тимбр. Тотчас же явился слуга.

– Можешь подавать, Хосе! – сказала донья Кармен. Обрисуем в нескольких словах обеих женщин. Донья Мария, сорока двух лет от роду, была все еще прекрасна, несмотря на следы глубокого горя на ее лице и седые волосы, странным образом контрастирующие с живыми черными глазами, совсем еще молодыми. Изящные манеры великолепно сочетались с ее благородным обликом. Длинное траурное платье придавало донье Марии монашеский, пожалуй, даже аскетический вид.

Донье Кармен было немногим больше двадцати. Она была необыкновенно хороша и очень похожа на мать. То же изящество, та же ласковая улыбка, те же черные живые глаза и черные, словно нарисованные, брови, длинные ресницы, полный очарования взор. Одета она была в белое платье из кисеи, схваченное в талии широкой голубой лентой, поверх платья – кружевная накидка.

Под внешним спокойствием дона Хаиме скрывались тревога и озабоченность. То он к чему-то прислушивался, что было слышно ему одному, то впадал в задумчивость, забыв о еде, и тогда сестра и племянница легким прикосновением руки возвращали его к действительности.

– Вы что-то скрываете! – невольно вырвалось у доньи Марии.

– Я тоже, заметила, – поддакнула девушка. – Вы словно где-то далеко-далеко. Что с вами?

– Ничего, уверяю вас! – ответил дон Хаиме.

– Мы же видим, скажите, в чем дело!

– Я ничего не скрываю, Кармен, во всяком случае, того, что касается лично меня. Но в городе такое творится, что, признаться, я боюсь катастрофы.

– Неужели она возможна?

– Точно сказать не могу, но мало ли чем может кончиться народное возмущение. На всякий случай лучше не выходить сегодня из дома.

– О! Ни сегодня, ни завтра, – с живостью воскликнула донья Мария, – мы давно никуда не ходим, только к обедне!

– И к обедне не надо. По крайней мере, в ближайшее время. Зачем рисковать?

– Неужели опасность так велика?

– Как тебе сказать, сестра. Сейчас правительственный кризис. Место нынешнего правительства, возможно, займет другое. В этой ситуации, вы сами понимаете, некому защищать граждан и каждый должен заботиться о себе.

– Не пугайте нас, брат!

– Боже мой, дядя, что с нами будет? – вскричала донья

Кармен. – Эти мексиканцы внушают мне ужас, они настоящие варвары!

– Успокойтесь, они просто вздорные, сварливые, дурно воспитанные дети. Но у них доброе сердце. Я хорошо их знаю и могу поручиться за это.

– Но вы знаете, дядя, и то, как они ненавидят испанцев.

– Да, знаю. Они сторицей воздают нам за то зло, которое им причинили наши отцы. Но им неизвестно, что мы испанцы. Дона Эстебана, например, считают перуанцем, а меня – французом. В общем, опасность не так уж велика. Если будете благоразумны, бояться нечего. Кроме того, я постараюсь принять все меры, чтобы вас защитить, чтобы вы не были одни в этом доме со старым слугой.

– Вы останетесь с нами, дядя?

– Остался бы с величайшим удовольствием, мое дорогое дитя, но не смею этого обещать. Боюсь, что это исключено.

– Что же это за важные дела, из-за которых вы не можете остаться?

– Тсс… любопытная. Дайте мне лучше огня, я хочу зажечь сигару. Не знаю, куда девалось мое огниво. Девушка подала огниво, сказав при этом:

– Знаю я вашу тактику. Когда вам нужно, меняете тему разговора. Ужасный вы человек!

Дон Хаиме рассмеялся, а через минуту сказал:

– Кстати, видели ли вы кого-нибудь из обитателей ранчо?

– Да, дней пятнадцать назад приходил Луис с женой Терезой, принес сыр.

– Он ничего не говорил об Аренале?

– Нет, там все как обычно.

– Тем лучше!

– Постойте, постойте! Он что-то говорил о раненом.

– Что именно? – насторожился дон Хаиме.

– Точно не помню.

– Сейчас, дядя, я вам скажу. Вот, что он говорил:

«Сеньорита, когда увидите вашего дядю, соблаговолите ему передать, что раненый, которого Лопес стерег в подземелье, сбежал, и розыски не дали пока результатов».

– Проклятье! – вскричал дон Хаиме. – И зачем только этот дурак Доминик не дал ему сдохнуть? Так я и знал, что этим кончится!

Заметив на лицах женщин удивление, дон Хаиме уже равнодушным тоном спросил:

– Это все?

– Да, дядя, только он очень просил не забыть сообщить вам об этом.

– О! Это не столь важно, дорогое дитя, но все равно, очень вам благодарен. А теперь я должен вас покинуть, – сказал он, вставая из-за стола.

– Так скоро! – вскричали женщины, тоже поднявшись со своих мест.

– Непредвиденные обстоятельства заставляют меня быть в эту ночь в одном месте, далеко отсюда, но я позабочусь, чтобы меня сменил дон Эстебан – вы не останетесь без защитника.

– Дон Эстебан – не вы!

– Благодарю вас! Но прежде, чем расстаться, поговорим о делах. Деньги, которые я вам оставил, когда был здесь в последний раз, должно быть, уже израсходованы?

– Нет! Мы живем очень экономно.

– Вот и прекрасно! Лучше больше, чем меньше. Дело в том, что я в настоящее время богат и могу дать вам еще шестьдесят унций, соблаговолите из взять.

Порывшись в карманах, дон Хаиме вытащил красный шелковый кошелек, наполненный золотом.

– Но что мы будем делать с такой огромной суммой? – воскликнула донья Мария.

– Что хотите, сестра. Это меня не касается! Берите же!

– Придется взять, раз вы настаиваете.

– Может быть, у вас есть еще унций сорок кроме тех, что я дал вам. Потратьте их на свои туалеты. Пусть Кармен наряжается, если это ей нравится.

– Мой добрый дядя! – вскричала девушка. – Уверена, что из-за нас вы терпите лишения!

– Пусть это вас не тревожит, сеньорита, я хочу, чтобы вы были самой красивой, а послушная племянница обязана исполнять желания дяди. Ну, теперь обе поцелуйте меня и отпустите, я и так задержался.

Женщины вышли следом за доном Хаиме во двор, помогли ему оседлать коня, донья Кармен покормила его сахаром, приласкала.

В ту минуту, когда дон Хаиме приказал слуге открыть ворота, снаружи послышался топот копыт и в ворота постучали.

– О! – воскликнул дон Хаиме. – Кто бы это мог быть? – и решительно направился к воротам. Женщины попытались его остановить.

– Погодите, – произнес дон Хаиме, – надо узнать, кто приехал. Кто там? – крикнул дон Хаиме.

– Друг! – послышался ответ.

– Это Луис, – сказал дон Хаиме, распахивая ворота.

– Хвала Богу! – вскричал Луис. – Само небо посылает мне вас!

– Что случилось? – с тревогой спросил дон Хаиме.

– Большое несчастье, – ответил Луис. – Гасиендой дель Ареналь завладела шайка Гилляра.

– Дьяволы! – вскричал дон Хаиме, бледнея от гнева. – Когда это случилось?

– Три дня назад.

Дон Хаиме увел Луиса в дом и спросил:

– Ты голоден?

– Три дня я не ел и не пил, пока скакал сюда. Очень торопился.

– Отдохни, закуси, а потом расскажешь все подробно. Женщины подали на стол хлеб, мясо, вино. Пока Луис ел, дон Хаиме в волнении ходил по комнате, сделав знак женщинам оставить его наедине с Луисом. Когда Луис кончил есть, дон Хаиме спросил:

– Можешь мне рассказать все, до мельчайших подробностей?

– Я к вашим услугам, сеньор!

– Тогда говори, я слушаю!

Луис промочил горло еще одним стаканом вина и начал свой рассказ.