Текст книги "Мексиканские ночи"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА VIII. Раненый

Все вокруг было объято глубоким сном, даже ветер утих. Лишь едва слышное стрекотание кузнечиков нарушает молчание ночи. В небе без единого облачка мерцали звезды. Луна лила свой призрачный свет на холмы и деревья, придавая им причудливые очертания. В прозрачном воздухе легко было заметить полет жуков, в высокой траве скользили светлячки, оставляя за собой фосфорический след.

Это была одна из тех теплых, ясных ночей, неведомых северянам, которые навевают тихую грусть и мечты,

Вдруг в тишину ночи ворвался топот копыт, и на дороге появился всадник. Он ехал в сторону Пуэбло. Отдавшись на волю коня, всадник дремал, как вдруг конь попятился назад, отскочил в сторону и навострил уши.

Всадник встрепенулся и едва удержался в седле, натянув поводья.

– Эй! – крикнул он, хватаясь за саблю и с беспокойством озираясь по сторонам. – Что случилось? Ну, Марено, мой добрый конь, успокойся, никто нас не тронет. – Всадник ласково потрепал коня по шее, но тот по-прежнему выказывал признаки беспокойства.

– Ей богу, мой добрый Морено, ничего не могу понять. Ведь ты никогда не пугаешься без причины.

Всадник внимательно осмотрелся, затем поглядел на землю и произнес:

– А ты прав, здесь убитый лежит. Какой-нибудь владелец гасиенды. Его убили, чтобы легче было ограбить, и бросили на дороге. Ну-ка, давай посмотрим!

Всадник спешился и на всякий случай зарядил ружье – вдруг человек жив и потребует кошелек, что вполне вероятно в этих краях, – подошел поближе и сразу же понял, что опасаться нечего. Бедняга был не то мертв, не то без сознания.

– Бедный малый, – произнес всадник. – Попробую помочь, если он жив. Но, пожалуй, это напрасный труд.

Итак, Доминик, а это был именно он, разрядил ружье и положил у дороги, чтобы в любой момент иметь под рукой, привязал к дереву коня и снял сарапе, чтобы не мешало.

Все это он делал не торопясь, со знанием дела, чтобы не упустить какой-нибудь мелочи. Сняв с коня сумки, прикрепленные за седлом, Доминик перекинул их на спину, опустился на колени возле лежащего на земле и приложил ухо к его простреленной груди.

Доминик был крепким малым, высоким и мускулистым, отлично сложенным. В нем гармонично сочетались ловкость, сила и грация. Особенно развиты были ловкость и сила, присущие жителям страны, где постоянно приходится вести борьбу за существование. Он выглядел немного старше своих двадцати двух лет и был очень хорош собой. Открытое мужественное лицо, черные глаза, высокий чистый лоб, вьющиеся каштановые волосы, полный чувственный рот, лихо закрученные усы, резко очерченный прямой подбородок, но главное, что привлекало в его лице – это доброта и аристократичность. Несмотря на принадлежность к низкому классу вакеро, руки и ноги у него были небольшие, особенно поражали руки, необыкновенно изящные.

Таков был с виду молодой человек, которому в нашем повествовании отведена не последняя роль.

Тщетно пытался Доминик уловить биение сердца несчастного. И все же он вынул из сумки футляр и маленький ящик с медикаментами. Осмотрел и тщательно промыл рану, смазал лекарством, а когда кровь перестала сочиться, приложил травы и перевязал.

Бедняга не шелохнулся, не обнаруживая никаких признаков жизни.

Однако конечности его были слегка влажными, и это давало надежду.

Перевязав рану, молодой человек приподнял раненого и прислонил к дереву, затем принялся растирать ему грудь, виски и руки ромом с водой, то и дело с беспокойством поглядывая на его бледное, искаженное страданием лицо.

Все усилия Доминика, казалось, были напрасны. Но он их удвоил и не хотел сдаваться.

Картина была поистине впечатляющая. На пустынной дороге в лунную ночь возле креста, символа искупления, двое. Один, почти бездыханный, лежит на земле, второй, движимый святым чувством братской любви, пытается вернуть его к жизни.

Вдруг Доминика осенило, он стукнул себя по лбу, прошептав: – Ну и дурак же я! – порылся в сумках, казавшихся неистощимыми, столько всего в них было, и вытащил плотно закупоренную бутылку.

Разжав лезвием ножа зубы раненого, Доминик влил ему в рот немного жидкости, с беспокойством следя за его лицом.

Через две-три минуты по телу раненого пробежала судорога, веки зашевелились.

– А! – радостно воскликнул Доминик. – На этот раз, кажется, все в порядке.

Положив бутылку рядом с собой, он еще усерднее принялся растирать раненого.

Слабый вздох вылетел из уст незнакомца. Он тихонько пошевелился. Жизнь медленно возвращалась к нему. Появилось дыхание, с лица исчезла гримаса, щеки порозовели, губы зашевелились, словно он хотел что-то сказать. Только глаза оставались закрыты.

– О! – радостно воскликнул Доминик. – Еще не все потеряно. Он будет жить! Я не зря трудился! Но кто же это, черт возьми, проткнул его шпагой? В Мексике дуэлей не бывает. Клянусь вам, я знаю, кто это мог сделать, но боюсь назвать имя, чтобы не оскорбить. Ладно, подожду, пока бедняга заговорит, и тогда все выясню.

Раненый уже дважды открывал глаза, но тотчас же их закрывал.

Доминик налил в стакан воды, добавил несколько капель жидкости из бутылки и поднес стакан к губам раненого, тот открыл глаза и выпил, потом вздохнул с облегчением.

– Как вы себя чувствуете? – спросил молодой человек. Раненый вздрогнул, махнул рукой, словно отгоняя страшное видение, и прошептал:

– Убейте меня!

– Бог с вами! – весело воскликнул Доминик. – Зачем я стану вас убивать, если с таким трудом вернул к жизни?!

Раненый устремил блуждающий взгляд на молодого человека и с невыразимым ужасом крикнул:

– Маска, маска! Прочь! Прочь!

– Он бредит, – прошептал молодой человек. – У него горячка! Что же делать?

– Палач! – слабым голосом произнес раненый. – Убей меня!

– Надо его успокоить, иначе он погиб.

– Разве я не знаю, что погиб? – произнес раненый, услышав последние слова Доминика. – Убей же меня! Избавь от страданий!

– Вы слышите меня, сеньор? – спросил молодой человек. – Вот и хорошо! Тогда слушайте и не перебивайте! Я не палач, я путник, посланный вам судьбой на этой дороге. Вы поняли меня, не правда ли? Забудьте, хотя бы на время, все, что с вами случилось. Я желаю лишь одного – быть вам полезным. Без меня вы бы умерли. Не осложняйте же мое и без того трудное положение. Ваше спасение в ваших руках.

Незнакомец попробовал приподняться, но силы изменили ему, и он со вздохом опустился на землю, прошептав:

– Не могу!

– Конечно, не можете! Удар шпагой был смертельным. Вы чудом остались живы. Так что не мешайте мне о вас заботиться.

– Кто же вы? – с волнением спросил незнакомец.

– Кто я? Бедный вакеро, я нашел вас умирающим на дороге и счастлив, что сумел вам помочь.

– Вы клянетесь, что ваши намерения благородны?

– Клянусь честью.

– Благодарю, -прошептал незнакомец и, помолчав, с жаром добавил:

– О, я хочу жить!

– Это вполне естественное желание.

– Я не могу умереть, пока не буду отомщен.

– И это справедливо.

– Вы спасете меня, обещаете?

– По крайней мере, сделаю все, что в моих силах. !

– О! Я богат и не постою за вознаграждением.

– При чем тут вознаграждение! – воскликнул Доминик. – Милосердие не продается. Мне не нужно вашего золота. Оставьте его себе!

– Однако…

– Ни слова больше об этом, прошу вас, сеньор, иначе я сочту себя оскорбленным. Спасти вас – мои долг.

– Поступайте, как вам будет угодно.

– Скоро рассвет. Нам нельзя здесь задерживаться.

– Но я настолько слаб, что не смогу ступить шагу.

– Об этом не беспокойтесь. Я положу вас на своего коня, и он привезет вас домой.

– Вы знаете, где мой дом? – вскричал раненый с плохо скрытым ужасом, порываясь встать. – И меня тоже?

– Я не знаю ни вас, ни места, где вы живете. Ведь я никогда вас не видел.

– Конечно, конечно, – прошептал незнакомец, – я просто сошел с ума! У этого человека самые добрые намерения.

И он обратился к Доминику тихим, прерывающимся от волнения голосом:

– Я – путешественник, ехал в Мексику из Веракруса, был неожиданно схвачен, ограблен и брошен здесь, на дороге. Нет у меня больше жилища. Вот и вся моя история. Так что везите меня, куда хотите.

– Не стану ни о чем спрашивать, поскольку не смею вмешиваться в ваши дела. В вашем положении волноваться вредно.

И действительно, разговор утомил незнакомца. Слишком сильно было перенесенное потрясение, слишком опасна рана. В глазах у него потемнело, холодный пот выступил на висках, мысли путались, и он едва слышно произнес:

– Я умираю!

Доминик влил ему в рот несколько капель чудодейственной жидкости, и незнакомец почувствовал облегчение.

Он хотел поблагодарить своего спасителя, но Доминик, заметив, что несчастный силится что-то сказать, произнес:

– Не надо ничего говорить, помолчите. Он укутал раненого в свой плащ и сказал:

– Постарайтесь уснуть, а я пока подумаю, как увезти вас отсюда.

Целебная жидкость была снотворной, и незнакомец вскоре закрыл глаза и погрузился в сон.

Доминик с минуту смотрел на него, потом, очень довольный, произнес:

– Вот таким он мне нравится. А то ведь совсем умирал. Нет, не все еще кончено. Только надо уехать отсюда как можно скорее, пока дорога безлюдна.

Он отвязал лошадь и подвел к раненому. Соорудив на ее спине подобие ложа из нескольких одеял и сарапе, которое он сбросил с себя, Доминик легко, словно ребенка, поднял этого высокого крепкого мужчину, очень осторожно положил на спину лошади и, поддерживая раненого, чтобы он не свалился на землю, повел лошадь на поводу в сторону уже известного нам ранчо.

ГЛАВА IX. Открытие

Доминик шел медленно, всячески оберегая раненого от резких толчков и, несмотря на горячее желание как можно скорее попасть на ранчо, не понукал лошадь. Дорога была ухабистой, трудно проходимой, и он не хотел рисковать.

Поэтому радости молодого человека не было предела, когда, приблизившись к ранчо, он увидел, что кто-то бежит ему навстречу.

– Эй! – крикнул Доминик. – Идите же скорее! Я вас заждался!

– Что это значит, Доминик? – спросил Оливье по-французски. – Зачем это вам понадобились?

– Ослепли вы что ли? Не видите разве, что я везу раненого?

– Раненого! – вскричал Оливье, сразу очутившись рядом с молодым человеком. – О каком еще раненом вы говорите?

О том, которого я хорошо ли, плохо ли привез на своем коне и которого с великим удовольствием увидел бы в хорошей постели, что ему крайне необходимо. Ведь он чудом остался жив!

Оливье молча поднял сарапе, наброшенное на лицо раненого, и долго на него смотрел с выражением ужаса, скорби, гнева и досады.

Мертвенная бледность покрыла лицо Оливье, дрожь пробежала по телу, глаза, устремленные на раненого, метали молнии.

– О! – сдавленным голосом произнес Оливье. – Этот человек жив! Я не мог ошибиться. Это он! Он!

Доминик, недоумевая, смотрел на Оливье, не зная, что и думать.

Потом с гневом произнес:

– Что все это значит? Я спасаю человека. Бог знает, с какими трудностями привожу его сюда, а меня вот как встречают!

– Радуйся, – с горечью сказал Оливье, – ты совершил доброе дело, с чем тебя и поздравляю. Скоро ты увидишь плоды своих забот.

– Ничего не понимаю! – вскричал молодой человек.

– Зачем тебе понимать, бедный мальчик! – Оливье пожал плечами. – Ты поступил по велению сердца без всяких раздумий. Мне не в чем тебя упрекнуть. И я не стану ничего объяснять.

– Вы должны объяснить!

– Ты знаешь этого человека?

– Откуда я могу его знать?

– А раз не знаешь, зачем привез на ранчо, никого не предупредив?

– Все очень просто. Я возвращался из Чолулы, когда нашел его умирающим на дороге. Разве не должен был я из человеколюбия оказать ему помощь? Ведь он – христианин!

– Да, да, – с иронией ответил Оливье, – ты поступил благородно. – И уже совсем другим тоном добавил: – Это краснокожие, среди которых ты жил, научили тебя милосердию? – И, не дав Доминику слова сказать, произнес: – Ты совершил недоброе дело, но хватит об этом: что сделано, то сделано. Лопес проводит его в подземелье, и о нем позаботятся. Иди, Лопес, не теряй времени, а я поговорю с Домиником.

Доминик между тем уже раскаивался в том, что так легко поддался жалости и спас совершенно незнакомого ему человека.

После ухода Лопеса Оливье долго молчал, погруженный в свои думы, потом наконец сказал:

– Ты говорил с ним?

– Так, урывками.

– И что он тебе сказал?

– Сказал, что стал жертвой нападения.

– Больше ничего?

– Почти ничего.

– Назвал он тебе свое имя?

– Я не спрашивал.

– Но он должен был себя назвать.

– Пожалуй, да. Он еще сказал, что недавно прибыл в Веракрус, откуда и ехал в Мексику, и по дороге на него напали разбойники.

– А кто он, этого от тоже не говорил?

– Нет, ни слова.

– Выслушай же меня, Доминик, и не сердись за то, что я скажу.

– От вас, господин Оливье, я готов выслушать все что угодно.

– Помнишь, как мы познакомились?

– Помню, хотя был тогда совсем ребенком, несчастным и больным, умирал с голоду на улицах Мексики. Вы сжалились надо мной, одели и накормили. Потом обучили грамоте.

– Дальше, дальше.

– Вы отыскали моих родителей, точнее, людей, меня воспитавших.

– Дальше?

– Что было дальше, вы знаете не хуже меня, господин Оливье.

– Возможно, но я хочу, чтобы ты все это сейчас повторил.

– Как вам будет угодно. Однажды вы пришли на ранчо и увели меня в Сонору и Техас, где мы охотились на бизонов. А через два или три года благодаря вам меня усыновило племя команчей. Вы приказали мне жить в прериях и вести жизнь охотника, пока не заберете снова к себе.

– Память у тебя, я смотрю, хорошая, – заметил Оливье. – Продолжай!

– Я остался жить с индейцами, охотился. Полгода назад вы приехали на берег Рио-Джила, где я тогда находился, и велели, мне следовать за вами. Я повиновался беспрекословно. Разве я не принадлежу вам душой и телом?

– И сейчас тоже?

– Разумеется! Вы мой единственный друг!

– Благодарю. Ты будешь мне и впредь повиноваться?

– Не колеблясь, клянусь!

– Это я и хотел узнать. А теперь слушай меня внимательно. Человек, которому ты по глупости помог, именно по глупости, прости меня за это слово, солгал тебе – все от начала до конца. Он пробыл в Мексике не несколько дней, а почти восемь месяцев. Живет в Пуэбло, был осужден на смерть теми, кто имел на это право и кого он хорошо знал. Ему вручили шпагу и дали возможность защищаться, он пал в честном бою. Никто его не грабил, потому что он имел дело не с разбойниками, а с честными людьми.

– О! – воскликнул молодой человек. – Это меняет дело.

– А теперь скажи, связал ты себя с ним каким-нибудь обещанием?

– Что вы имеете в виду?

– Этот человек просил тебя о помощи, не правда ли?

– Да, господин Оливье!

– Что ты ему ответил?

– Обещал помочь. Я не мог поступить иначе, учитывая его состояние.

– Чем помочь? Вылечить?

– Ну да?

– Больше ничего?

– Нет!

– Значит, если он выздоровеет, в чем я очень сомневаюсь, ты ничем не будешь с ним связан?

– Ничем, господин Оливье!

– Ну, тогда полбеды.

– Я вас совершенно не понимаю!

– Радуйся, Доминик, потому что его вряд ли удастся спасти.

– Чему же тут радоваться?

– Человек этот – твой заклятый враг.

– Враг? – не веря своим ушам вскричал молодой человек. – Но мы не знаем друг друга!

– Это ты так думаешь, мой бедный друг, но верь мне, я говорю тебе правду.

– Это странно.

– Да, странно, и тем не менее это так.

– Что же делать?

– Предоставь действовать мне. Я приехал сегодня на ранчо сообщить тебе, что твой заклятый враг мертв. Но, может быть, что Бог ни делает, все к лучшему. Пути господни неисповедимы.

– Что же вы намерены делать?

– Поручить твоего раненого заботам Лопеса. Он останется в подземелье. Но ты его больше не увидишь. Так будет лучше. По крайней мере сейчас. Даю тебе слово сделать все, что будет необходимо. Раненый ни в чем не будет знать нужды.

– Вполне полагаюсь на вас, господин Оливье. Но что будет, когда он выздоровеет?

– Мы отпустим его. Он не наш пленник. А если понадобится – найдем. Никто на ранчо не должен спускаться в подземелье.

– Скажите об этом вы, мне бы не хотелось!

– Скажу. Да я и сам не собираюсь с ним видеться.

– Вы больше ничего не хотите мне сказать?

– Хочу сообщить, что увезу тебя на некоторое время отсюда.

– И далеко мы отправимся?

– Увидишь, а пока собирайся в путь.

– Я готов, – ответил Доминик.

– Зато я не готов. Надо отдать кое-какие распоряжения Лопесу насчет раненого.

– А я должен попрощаться со всеми.

– Непременно, ведь неизвестно, когда мы вернемся.

– Вероятно, мы едем охотиться?

– Охотиться, – сказал Оливье, загадочно улыбаясь, – но не так, как обычно.

– Согласен. Мне все равно. Как скажете, так и будет.

– Хотел бы на это надеяться, – произнес Оливье и заторопил Доминика:

– Иди, собирайся, мы и так много времени потеряли.

Оливье спустился в подземелье, а Доминик пошел на ранчо. Луис и обе женщины ждали его, горя любопытством, им хотелось узнать, о чем шел разговор. Но Доминик не выдал тайны, недаром он долго жил в прериях. Напрасно старались женщины и отец хоть что-нибудь выведать.

Завтрак уже стоял на столе.

Молодой человек сел за стол. Во время еды он объявил о своем отъезде.

Луис на это ничего не сказал, он привык к частым отлучкам сына.

Вскоре пришел Оливье. Доминик стал прощаться с родными.

– Вы увозите его? – спросил Луис.

– Да, – ответил Оливье, – ненадолго. – Мы едем на юг.

– Будьте осторожны, – заметила с беспокойством Луиза. – Там кишмя кишат разбойники.

– Не волнуйся, сестренка, – сказал Доминик, обнимая девушку, – все будет в порядке.

– Я бы предпочла, чтобы ты не уезжал, Доминик! – грустно ответила Луиза.

– Ну, ну, – весело произнес Оливье. – Не тревожьтесь. Я привезу его вам целым и невредимым.

При этих словах все немного приободрились, и Оливье с Домиником покинули ранчо.

Последний раз помахав на прощание рукой, они вскочили на коней и умчались в сторону Веракруса.

– Значит, мы едем на юг? – спросил Доминик.

– Нет, – ответил Оливье. – Гораздо ближе, на одну гасиенду в нескольких лье отсюда. Хочу кое с кем тебя познакомить.

– Зачем? Я не нуждаюсь в новых знакомствах!

– Знакомство полезное.

– Тогда дело другое. Признаться, я не очень люблю мексиканцев.

– Но тебя познакомят с французом.

– Кто познакомит? Разве не вы?

– Нет, другой человек, ты его знаешь и даже питаешь к нему симпатию.

– Кто же это, позвольте узнать?

– Лео Карраль.

– Мажордом гасиенды дель Ареналь?

– Он самый.

– Так мы едем на гасиенду?

– В ее окрестности. Я назначил мажордому встречу, он ждет меня.

– Я буду рад повидаться с Лео Карралем. Он – прекрасный товарищ.

– И человек с сердцем и честью! – добавил Оливье.

ГЛАВА X. Свидание

Донья Долорес держалась с графом де ля Соль до того холодно, что о свадьбе и думать было нечего. Очень вежливая, даже любезная, она повела себя так, что граф вынужден был оставаться в рамках строгих приличии, не позволяя себе даже намека на вольность. Каково же было его удивление, когда девушка прислала ему письмо с просьбой прийти на свидание. Граф представить себе не мог, что побудило донью Долорес так поступить, и он терялся в догадках, тем более после того, что увидел ночью.

Терзаемый любопытством, молодой человек насилу дождался назначенного часа, хотя не хотел себе в этом признаться.

Случись такое во Франции, он знал бы, как себя вести.

Но холодность доньи Долорес и ночная сцена, свидетелем которой граф невольно оказался, исключали всякую мысль о любовном свидании. Может быть, девушка попросит его немедленно уехать, отказавшись от ее руки?

Поистине противоречив человек по своей природе. Граф, которому претил предстоящий брак и который твердо решил объясниться по этому поводу с доном Андресом де ля Крус, чтобы все кончить и поскорее вернуться во Францию, сейчас был неприятно поражен таким оборотом дела и испытывал гнев и стыд. В нем заговорило оскорбленное самолюбие.

Он, граф Людовик де ля Соль, молодой, красивый, богатый, известный своим умом и элегантностью, член жокей-клуба, законодатель мод, победитель женских сердец, славившийся на весь Париж, не вызвал в этой провинциалке ничего, кроме неприязни и холодного равнодушия. Было отчего прийти в отчаяние. На какой-то момент граф даже вообразил, что влюблен в кузину, готов был поклясться, что останется глух к ее мольбам и слезам и потребует немедленного заключения брака.

Но в следующую секунду настроение его изменилось. Он бросил взгляд в зеркало, довольно улыбнулся и подумал, что бедную кузину можно только пожалеть.

Она не сумела оценить всех его достоинств, помешало дурное воспитание, упустила свое счастье, променяв графа бог знает на кого.

Граф пересек двор и направился в комнаты доньи Долорес.

Во дворе он заметил оседланных лошадей, но не придал этому никакого значения.

У дверей стояла индианка с неправильными чертами лица, но хорошенькая. Она с улыбкой поклонилась графу и жестом пригласила его войти.

Граф последовал за служанкой. Они прошли несколько со вкусом обставленных комнат, наконец, служанка подняла занавеску из белого шелка с вышитыми по краям большими цветами и, не говоря ни слова, ввела графа в прелестный будуар, убранный в китайском стиле.

Донья Долорес полулежала в гамаке и, весело смеясь, дразнила маленького толстого попугайчика. Ни разу граф не видел кузину такой прекрасной. Поклонившись, он замер на пороге с выражением такого неподдельного восхищения, что донья Долорес разразилась громким смехом.

– Простите, кузен, – произнесла она, – но у вас такое лицо, что я не могла удержаться!

– Смейтесь, смейтесь, кузина, – сказал молодой человек веселым тоном, которого никак от себя не ожидал. – Я счастлив, что вижу вас в добром расположении духа.

– Идите же сюда, кузен, садитесь на эту бутакку, рядом со мной, – и она указала своим розовым пальчиком на кресло.

Молодой человек сел и обратился к девушке:

– Кузина, – сказал он, – я явился по вашему приглашению, которым вы меня удостоили.

– Благодарю вас за любезность, и особенно за точность, кузен! – ответила донья Долорес.

– Я готов выполнить любое ваше желание, кузина, но, к сожалению, мне редко выпадает счастье видеть вас.

– Это упрек, кузен?

– О нет! Я не смею вас ни в чем упрекать, располагайте мною, как вам будет угодно.

– О, дорогой кузен! Если бы мне вдруг взбрело в голову испытать вашу преданность, я, наверняка, была бы посрамлена.

– Наконец-то, – подумал про себя молодой человек, а вслух произнес: – Угождать вам во всем – мое искреннее желание. Слово джентльмена, чего бы вы ни потребовали, я готов выполнить.

– Ловлю вас на слове, дон Людовик, – ответила девушка, с обворожительной улыбкой наклонившись к нему.

– Приказывайте, кузина, и вы убедитесь, что я самый преданный ваш раб.

Девушка минуту подумала, соскочила с гамака и села на стул, ближе к графу.

– Кузен! – произнесла она. – Окажите мне услугу!

– Наконец-то, кузина, я могу быть вам полезным!

– Но услуга сама по себе пустяковая!

– Тем хуже!

– Боюсь, вам будет неинтересно.

– Какое это имеет значение, если я смогу вам угодить? – Благодарю вас, кузен. Так вот. Через несколько минут мне надо кое-куда съездить, но я не хочу брать в сопровождающие никого с гасиенды. Ехать одной мне нельзя. Дороги не безопасны. Вы согласны меня сопровождать?

– Я счастлив, кузина, поехать с вами, но плохо знаю страну и могу сбиться с пути.

– Об этом не беспокойтесь. Я – дочь своей страны и пятьдесят лье могу проехать, не рискуя ни погибнуть, ни заблудиться.

– В таком случае, кузина, все в порядке. Благодарю вас за оказанную мне честь и готов выполнить любое ваше приказание.

– Это я, кузен, должна благодарить вас за вашу любезность. Лошади оседланы, наденьте мексиканский костюм, он вам очень к лицу, велите вашему слуге сопровождать вас и непременно захватите оружие. Через десять минут я вас жду.

Граф поклонился девушке, которая ответила ему обворожительной улыбкой, и вышел.

– Как приятно сопровождать мою очаровательную кузину, да еще на любовное свидание! – воскликнул граф, оставшись один. – Но отказать ей невозможно. Эта плутовка необыкновенно хороша. Особенно сегодня. Клянусь Богом, такой я ее еще не видел. Надо поостеречься, не то, чего доброго, могу влюбиться, если это уже не случилось. – Последние слова граф произнес со вздохом.

Вернувшись к себе, граф приказал Рембо собираться в путь, а сам надел тяжелые серебряные шпоры, набросил сарапе, взял двухствольное ружье, прямую саблю, пару шестиствольных пистолетов и вышел во двор. Рембо тоже надел на себя целый арсенал.

Таким образом господин и слуга, в случае надобности, могли бы оказать сопротивление по меньшей мере пятнадцати бандитам.

Донья Долорес уже сидела на коне и разговаривала с отцом.

Дон Андрес де ля Крус радовался, глядя на молодых людей.

– Вы собрались на прогулку? – обратился он к графу, – желаю удачи!

– Сеньорита оказала мне честь, взяв в провожатые, – ответил граф.

– Выбор ее безупречен.

После этого обмена любезностями граф поклонился донье Долорес и сел на коня.

– Доброго пути! – произнес дон Андрес. – Будьте осторожны. Молодчики Хуареса гуляют по окрестностям.

– Не беспокойтесь, отец, – ответила донья Долорес, – с таким провожатым, как мой кузен, ничего не страшно.

– Возвращайтесь пораньше!

– Непременно, отец!

Дон Андрес махнул на прощание рукой, и молодые люди покинули гасиенду.

Граф и донья Долорес ехали рядом. Рембо, как и положено слуге, в нескольких шагах позади.

– Должна признаться вам, кузен, что это я вас провожаю, а не вы меня.

– Лучшего проводника и желать нечего, – ответил граф.

– А теперь, кузен, я открою вам один секрет.

– Секрет?

– Да, секрет. Вы настолько любезны, что мне стыдно вас обманывать.

– А разве вы меня обманули, кузина?

– Причем самым недостойным образом, – смеясь, ответила донья Долорес. – Мы едем с вами в одно место, где нас ждут.

– Вы хотели сказать, вас ждут?

– Нет, именно вас.

– Ничего не понимаю. Ведь у меня в этой стране нет знакомых.

– Вы в этом уверены, дорогой кузен? – насмешливо спросила девушка.

– По-моему, это так.

– Вот-вот, вы уже засомневались.

– А вы, кажется, уверены в своих словах?

– Совершенно верно. Тот, кто вас ждет, не просто знакомый, а добрый ваш друг.

– Ну, я совсем запутался! Продолжайте, прошу вас.

– К тому, что я сказала, можно добавить всего несколько слов. К тому же мы скоро приедем, и я не хочу оставлять вас в неведении.

– С вашей стороны это очень любезно, кузина, клянусь вам. И с величайшим нетерпением жду объяснений.

– Придется кое о чем вам напомнить, раз у вас такая короткая память. В этой чужой для вас стране вы встретили только одного человека, который выказал вам свое расположение, но вы успели его забыть. Так что позвольте мне усомниться в вашем постоянстве.

– Ваши упреки вполне справедливы. Есть у меня в Мексике один друг, но мне в голову не могло прийти, что вы говорите о нем.

– Значит, я не ошиблась?

– Нет.

– А часто ли вы о нем вспоминаете?

– Часто. И очень хочу увидеться.

– Как его зовут, вашего друга?

– Он назвался Оливье, но я не решился бы утверждать, что это его настоящее имя. Девушка едва заметно улыбнулась.

– Позвольте спросить, почему вы о нем так плохо думаете?

– Нисколько, кузина. Но сеньор Оливье личность неординарная, судя по его поступкам. И мое предположение вполне естественно.

– Так это или не так, не могу вам сказать. Одно я знаю, что он ждет вас.

– Странно! – заметил молодой человек.

– Почему же? Наверняка, он хочет вам сообщить что-то важное. Так, по крайней мере, я поняла.

– Он вам об этом сказал?

– Прямо не сказал, но, беседуя со мной нынче ночью, изъявил желание как можно скорее вас видеть.

Все это девушка произнесла с такой наивной небрежностью, что граф был совершенно сбит с толку и с минуту смотрел на нее с недоумением.

Донья Долорес словно не замечала его удивления, приставив руку ко лбу козырьком, смотрела на равнину.

– Ну, – произнесла она через минуту, указывая в известном направлении пальцем, – видите вы двоих, сидящих рядом в тени деревьев? Один из них дон Оливье. Поспешим же!

– Как вам будет угодно! – ответил граф, пришпорив коня.

Они поскакали галопом, а те двое, заметив всадников, пошли им навстречу.