Текст книги "Смелые не умирают"

Автор книги: Гусейн Наджафов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

НАСТАЛО ВРЕМЯ

Время, о котором говорил Диденко, вскоре наступило.

Подпольщики уже не ограничивались саботажем мероприятий немецких властей, мелким вредительством на предприятиях, освобождением военнопленных и сбором боеприпасов. Теперь, с середины 1942 года, они перешли к смелым и крупным диверсиям в городе и особенно на железной дороге. Это было время летнего наступления гитлеровцев на Южном фронте. Потерпев крупное поражение зимой 1941 года под Москвой, они рвались теперь к Волге и на Кавказ, чтобы разрезать фронт и оторвать юг от центральных районов страны. На первых порах продвижение врагов к Сталинграду шло успешно. Но как дорого оно обходилось! Каждый метр земли, каждый природный рубеж давался ценой огромных потерь. Степь была усеяна трупами вражеских солдат и исковерканной, подбитой и сожженной техникой. А гитлеровское командование бросало в бой все новые и новые силы… Дни и ночи по рельсам стучали колеса. Через Шепетовский узел беспрерывно проходили эшелоны с солдатами, танками, орудиями, боеприпасами.

Подпольная организация во весь голос заявила о своем существовании. Начали действовать также диверсионные и партизанские группы, созданные в лесах из числа военнопленных и местных жителей, вооруженных и выведенных из Шепетовки и Славуты в окрестные леса Горбатюком, Диденко и Одухой. Взрыв, устроенный Одухой на переезде Кривин – Бадувка, прозвучал могучим сигналом. Диверсии и налеты следовали друг за другом. Среди ночи гитлеровцы и жители Шепетовки все чаще и чаще вскакивали с постелей, разбуженные страшным грохотом. Припадая к окнам, смотрели на зарево, полыхавшее в небе, и определяли:

– Лесосклад горит!

– Литейный взорвали!..

Оккупационные власти Шепетовки не на шутку встревожились. Каждый раз они убеждались, что им не удалось установить свой «орднунг» – новый немецкий порядок, не удалось покорить, подчинить себе население оккупированной Шепетовки. Здесь, где-то под боком у оккупантов, притаился умный и сильный противник. Невидимый сам, он все видит, знает и наносит свои удары обдуманно, наверняка.

Шеф шепетовской жандармерии обер-лейтенант Фриц Кениг потерял покой. После каждой диверсии начальник гестапо из города Старо-Константинов, которому подчинялся Кениг, потомственный немецкий граф Дитрих распекал его за ротозейство, грозился отправить со штрафной ротой на фронт, в сталинградское пекло, требовал непременно положить конец диверсиям, выловить и повесить всех подпольщиков. Обер-лейтенант, проклиная графа и партизан, лично выезжал к месту происшествия в надежде напасть на след подпольной организации. Но партизанам каждый раз удавалось скрыться. Тогда обер-лейтенант Кениг приказал хватать и расстреливать заложников, предавать огню целые хутора и села.

А невидимый противник, словно издеваясь над ним, продолжал наносить неожиданные и ощутимые удары.

Диденко уволился с сахарного завода и редко приходил к Котикам ночевать. Мало кто знал о его тайных делах, требовавших осторожности и огромного напряжения сил.

По предложению Горбатюка окружной подпольный комитет назначил Диденко руководителем подрывной работы партизанской разведки в Шепетовке.

На заседаниях Шепетовского подпольного комитета, у Горбатюка, обобщались сведения и донесения, поступавшие от подпольщиков, намечались новые диверсии. Многие из них Диденко возглавлял сам, для других привлекал проверенных людей. Немало поручений выпало и на долю ребят с улицы Ворошилова. Теперь они чаще бывали вместе. Каждый раздобыл себе пистолет, хранил в тайнике, известном ему одному, несколько гранат.

Как-то группа старших ребят отправилась на один из отдаленных перегонов. Железная дорога шла здесь под уклон. По обеим сторонам полотна рос густой кустарник. Ребята дождались воинского эшелона, закидали его гранатами, прошили автоматной очередью и пустились наутек, к озерам.

Состав шел с такой скоростью, а налет был настолько неожиданным, что никто не подумал остановить поезд и пуститься в погоню. А когда эшелон подошел к станции, санитары вынесли из теплушек около пятидесяти мертвых и раненых гитлеровцев.

Опасное задание дал Диденко Вите Котику и Борису Федоровичу. Работая на путях депо, они незаметно прикладывали к колесным тележкам вагонов маленькие магнитные мины. Отходил от Шепетовки эшелон с боеприпасами, сопровождаемый усиленной охраной, а вдали от станции срабатывал часовой механизм мины: гулко и долго рвались снаряды, разнося в щепы вагон за вагоном. Конечно, и Витя и Борис хорошо знали, на какой риск идут. Знал это и Диденко. Подпольщикам стал известен приказ командующего 4-й германской армией генерала фон Клюге. Копия этого приказа была обнаружена у офицера связи, убитого партизанами. В нем говорилось: «…Как и следовало ожидать, русские партизаны направили свои действия против железнодорожных путей в районе боев и в тылу нашей армии… Всеми средствами следует препятствовать гражданским лицам двигаться по железнодорожным путям пешком или в вагонах. Особенно нужно остерегаться повсюду снующих мальчишек советской организации молодежи „пионеров“. Всякий, кто будет обнаружен на полотне железной дороги, подлежит расстрелу на месте. Во всех этих случаях действовать беспощадно».

И все-таки никому другому, кроме Вити и Бориса, не мог поручить Диденко этого опасного задания. Во-первых, оба имели право хождения по путям; во-вторых, для этого задания требовалось спокойствие, уравновешенность и осмотрительность, которыми обладали Витя и Борис.

Диденко водил ребят на отчаянные по смелости операции. Однажды на пути стоял эшелон с оружием. Вдоль эшелона ходил солдат. Рядом находился порожний товарный состав, поданный для погрузки. Диденко, Павлюк, подпольщик Гриша Матвеев (по заданию подпольного комитета он работал в полиции), а с ними Коля, Степа, Витя, Валя, Борис крадучись добрались до этого состава и притаились в вагоне. Другой подпольщик, Гриша Письменный, шел вдоль эшелона и, словно проверяя тормоза и буксы, постукивал по ним молотком. Когда мимо прошел гитлеровец, Гриша сильно ударил его молотком по голове. Солдат молча рухнул. В ту же минуту из товарного вагона высыпали остальные, связали бесчувственного солдата, бросили в вагон и задвинули дверь. Потом быстро сорвали пломбы с вагонов эшелона.

Диденко забрался внутрь и стал подавать ребятам автоматы, пистолеты, ручные пулеметы. Матвеев стоял с пистолетом в конце эшелона, чтобы в случае опасности открыть огонь и дать возможность товарищам скрыться. Захватив столько оружия, сколько было возможно унести, подпольщики пошли открыто, не таясь, через пути. Навстречу двигался маневровый паровоз. Машинист, увидев эту грозную группу людей, от неожиданности затормозил, и подпольщики, прикрытые паровозом, благополучно скрылись в лесу…

Однажды к подпольщикам Шепетовки обратились шестнадцать польских рабочих, пригнанных немцами на городскую электростанцию. Рабочие попросили помочь уйти в лес, где формировалось польское соединение. Провести их поручили Вале. Темной ночью поляки собрались за бараками, и маленький мальчик повел их неприметными тропинками. Вышли за город, обошли степью Шепетовку-Вторую, пробрались лесочками к железнодорожному полотну. Поляки залегли, а Валя пополз вперед на разведку. Патруль оказался далеко, можно было переходить. В лесу, у старой ольхи, расщепленной молнией, их встретил связной. Это был Лагутенко, которому Горбатюк помог бежать с лесозавода. Валя видел его впервые. Поляки поблагодарили своего маленького проводника и скрылись в лесной чаще.

Дождавшись рассвета, Валя вышел на Славутское шоссе и направился домой.

Возле самого дома столкнулся с заплаканной Наташей Горбатюк.

– Ты чего ревешь?

– Побили… из-за тебя все! – еще сильнее разревелась Наташа.

– Из-за меня? – удивился Валя. – Кто бил?

– Немец… учитель… Ты велел ягоду рассыпать… Ну, помнишь, в лесу? А он избил. Говорит, я немецкой армии навредила… Не пойду больше учиться – и все!

* * *

Вскоре Валя еще раз увиделся со Степаном Лагутенко.

Однажды утром Диденко спросил:

– Валик, ты знаешь, где Блинда живет?

– А как же!

– Садись поешь, а потом отправляйся туда. Пойдете со Степаном на одно дело.

– С Лагутенко? А на какое?

– Там узнаешь.

На улице Щорса (при немцах улица называлась Металлургической, о чем свидетельствовала стрелка, поставленная на перекрестке) перед домом Антонины Блинды стояла телега, набитая соломой. Валя нажал щеколду низкой двери и через полутемную кухню направился в комнату. Переступив порог, он застыл от неожиданности: на диване сидели двое полицейских. Валя сорвался с места и кинулся к дверям, но не успел он взяться за щеколду, как на плечо легла тяжелая рука. «Ну, попался!.» – решил Валя. А полицейский легонько втолкнул Валю в комнату и весело спросил:

– Что, хлопчик, не признал меня?

– Ой, дядя Лагутенко, это вы?

– Как видишь, – ответил Лагутенко и обратился к сидевшему на диване: – Выходит, Миша, вид у нас по всей форме.

Валя ел глазами полицейского, которого Лагутенко назвал Мишей. Он догадался, что это и есть Михаил Петров, тот самый, о смелости и бесстрашии которого рассказывали легенды.

В двенадцать часов дня, когда у немцев начался перерыв (а они отличались своей пунктуальностью), Лагутенко, Петров и Валя вышли из дому и сели в телегу. Валю усадили на передке.

– Езжай к поликлинике! – скомандовал Петров.

Телега прогромыхала мимо сахарного завода, проехала около жандармерии, обогнула базар и въехала во двор поликлиники, где при немцах была открыта больница.

– Жди здесь! – приказал Лагутенко и вместе с Петровым скрылся в дверях.

Минут через десять они вышли, ведя под руки парнишку лет шестнадцати в серой больничной пижаме. Вслед за ними вышел еще один полицейский и в нерешительности остановился на крылечке. Парнишка стонал. По-видимому, каждый шаг причинял ему сильную боль. Но Лагутенко грубо подталкивая его и нарочито громко говорил:

– Иди, иди! Полечился – и будет! Теперь с тобой по-другому поговорят! Все жилы вымотают, подлец ты этакий!

Они усадили парнишку в телегу, уселись по обеим сторонам, и Лагутенко крикнул:

– В жандармерию!

Ничего не понимая, Валя тронул коней. Когда выехали из ворот, Лагутенко скомандовал:

– Сворачивай вправо!

Валя поехал по улице Ленина, в противоположную сторону от жандармерии. Позади остались школа, недостроенное здание техникума. У трансформаторной будки Лагутенко велел остановиться. Валя натянул вожжи и оглянулся. Парнишка был укрыт соломой. Лагутенко и Петров соскочили на землю.

– У трех дубов тебя встретят наши люди. Ну, трогай!

Долго дребезжала телега по булыжникам Славутского шоссе. А когда Валя свернул на ровную лесную дорогу, он услышал из-под соломы тихий стон. Валя остановил телегу и раскидал солому. Парнишка скорчился и держался за живот.

– Болит? – сочувственно спросил Валя.

– Такая дорога!.. Все раны… растрясло…

– Ты раненый? – удивился Валя. – А где тебя ранило? Ты сам-то откуда?

– Из Стриган… там нас… всех…

И парнишка, превозмогая боль, рассказал Вале историю, которая произошла с ним несколько месяцев назад, в конце зимы. В селе Стриганы организовалась группа мальчишек, недавних учеников Одухи. В нее входили Виталий Кмитюк, Коля Николайчук, Ваня Науменко и он, Шура Гипс. Ребята подстерегали и убивали солдат и полицаев, ходили на связь, во всем помогали взрослым подпольщикам. Поблизости от села находился карьер. Ребята решили взорвать экскаватор. Пришли ночью, полезли мину подкладывать, а там старик охранник спит. Как узнал, зачем ребята пришли (а он их всех по именам знал), накричал на них:

– Да вы, хлопцы, моей гибели желаете? Хрицы меня и сцапают: «Куда смотрел, старый хрыч?»

– А мы, дяденька, свяжем вас. И рот тряпкой заткнем.

– Ох, бисовы хлопцы! Ну вяжите!

Ребята связали старика, отвели далеко в сторону и взорвали экскаватор. Немцы не поверили показаниям охранника и начали его пытать. Старик не выдержал. К утру жандармы знали имена и фамилии всех ребят.

Мать Шуры пошла за водой и у самого порога столкнулась с жандармами. С испугу она выронила ведра. Шура проснулся, увидел в дверях жандарма, за ним второго. Он выхватил из-под подушки пистолет и дважды выстрелил. Оба жандарма упали. Шура соскочил с кровати и хотел бежать, но в комнату ввалились еще два жандарма. Они услышали выстрелы и поспешили на помощь. Один из жандармов набросился на Шуру, схватил за руку, пытался отобрать пистолет. Шура отчаянно сопротивлялся. Второй жандарм, улучив минуту, дважды выстрелил в Шуру. Мальчик потерял сознание. «Ну, этот готов!» – решили жандармы. Они оставили у дверей часового и пошли брать других ребят. А Шура тем временем пришел в себя. Напрягая силы, он пополз к окну, в одном нижнем белье выпрыгнул в сад, пробежал немного и упал в сугроб. Силы оставили его. Вскоре, переловив остальных, жандармы вернулись за трупом. Что за чудо?

Трупа нет, а окно распахнуто. Жандармы кинулись в сад и по кровавым следам нашли Шуру.

В жандармерии по-своему истолковали сопротивление Шуры: значит, этот мальчишка главарь и многое знает, если так отбивался. Надо его вылечить, а потом выпытать всю подноготную. Шуру Гипса отправили в Шепетовскую больницу и приставили к его палате полицейского.

– А другие? Что с ними сделали? – спросил Валя.

– Всех повесили… Ну, я им за всех отплачу! День и ночь стерегли, гады. А то бы и сам убежал.

…Обратно Валя шел пешком и всю дорогу думал о Шуре Гипсе: этот парень не даст фашистам спуску!

* * *

Грязь на базаре не успевала высыхать. За ночь слежится, затвердеет, а с утра сотни ног снова начинают месить и топтать ее. Толпа шевелится и гудит. Какие только сделки не совершаются здесь. В руках людей поношенные домашние вещи, завернутые в тряпицу продукты, табак, всякая утварь, мелочь. Каждый старается сбыть свое, не продешевить, обменять на еду. Толкаясь, люди пробираются сквозь толпу, иногда останавливаются, топчутся на месте, прицениваются, обмениваются, ударяют по рукам или расходятся и снова месят грязь.

Витя второй час болтался по базару. Он чувствовал, что в дырявый ботинок между пальцами ноги набилась липкая грязь. В кармане у Вити похрустывали деньги. Так много денег у него никогда не бывало. Конечно, это не его деньги. Их дал Диденко, и он же поручил Вите сходить на базар. Только непонятно, для чего ему потребовалось столько карманных фонариков, мыла, спичек, табаку? «Покупай, сколько можешь», – сказал Диденко. В мешочке у Вити лежало уже несколько коробков спичек, четыре пачки венгерских сигарет «Гуния», два куска хозяйственного мыла. Но достать лампочки, батарейки и карманные фонарики оказалось не таким простым и легким делом.

– Карманных фонариков нет? – в который раз спрашивал Витя.

– Чего? – переспрашивали одни.

Другие хмуро отвечали:

– Ворованным не торгуем.

К исходу дня Витя достал все-таки три новеньких немецких карманных фонарика. А один такой забавный! С передвижными стеклышками: белым, красным и зеленым. Сигнальный, для железнодорожников.

Толкаясь по базару, Витя заметил среди толпы Болеслава Ковалевского. В руках у него были новенькие ярко-желтые ботинки. Вите показалось, что он где-то уже видел эти ботинки. Вернувшись домой, Витя рассказал Вале о встрече с Болеславом.

– Так это же Сенькины ботинки! – вскричал Валя. – Сеня при мне их в мешок клал…

КОНЕЦ ШЕФА ЖАНДАРМЕРИИ

…Минуту назад Фриц Кениг сидел в нюрнбергском трактире своей матушки, добропорядочной фрау Кениг.

В низком, сводчатом, накуренном зале орали и галдели дружки Фрица, с которыми он сошелся еще в 1932 году. Конечно, они завидовали ему. Десять лет назад они были уже настоящими нацистами. В этом трактире они слушали крикливые речи Гитлера, рвавшегося к власти, горланили фашистские марши, устраивали пьяные оргии. Фрау Кениг сама подносила им пенящееся пиво. А Фриц в то время был зеленым юнцом лет двадцати. Они-то и заманили его в свою компанию. Бредовые планы мирового господства вскружили ему голову, Фриц стал ярым гитлеровцем. И вот, повезло же этому рыжему юнцу! Говорят, он отличился в России, сам Гитлер вызвал его в Берлин и наградил Железным крестом. В честь этого события он поит матушкиным пивом старых дружков. Хотя они и презирают этого счастливчика и выскочку, каждый лезет к нему чокаться и целоваться. Все-таки сам Гитлер отметил его! А Фрицу все равно, что они думают о нем. Льстивая хвала и поздравления приятно щекочут нервы. Вот и сейчас он встанет и… пробуждение возвратило обер-лейтенанта к действительности. После приятного сновидения эта действительность показалась серой и гнетущей. Но Фриц не стал предаваться размышлениям. Сбросив с себя одеяло, он опустил ноги в мягкие туфли, снял рубашку и вышел во двор.

Денщик вылил на Фрица ведро холодной воды. Он, фыркая, помылся, насухо докрасна растерся мохнатым полотенцем. Надев рубаху, сел в кресло, у которого наготове ожидал солдат-парикмахер. Чисто выбритый, надушенный и припудренный, Фриц выпил чашку ароматного черного кофе, оделся, натянул на ноги до блеска начищенные сапоги и, любуясь собой перед зеркалом, щеголевато надвинул фуражку. Еще раз придирчиво осмотрев себя, он направился в жандармерию.

Обер-лейтенант любил власть. Ему доставляло удовольствие видеть раболепную покорность подчиненных. Но сегодня он прошел мимо вытянувшихся солдат и офицеров, не обратив на них внимания. Его мысли были заняты другим. Ведь он до сих пор не выполнил приказа начальника гестапо города Старо-Константинов графа Дитриха об уничтожении шепетовского подполья. А граф Дитрих был человеком крутого нрава. Но разве можно обвинить его, Фрица Кенига, в мягкотелости? Сколько подозрительных людей он пытал лично! Их молчание и упорство выводили Кенига из себя, он терял самообладание, пускал в ход все методы пыток, мучительно истязал людей, но все безрезультатно!

Кениг вошел в кабинет и вызвал помощника для утреннего доклада…

В этот день Валя, Коля и Степа сидели в засаде на Славутском шоссе. По совету Диденко ребята две недели подряд в разных местах минировали эту оживленную трассу. На их минах подорвалось несколько автомашин с солдатами и продовольствием, цистерна с бензином. Но не всегда ребят ожидала удача. Как-то раз на мину наехал порожний грузовик, в другой раз – подвода с крестьянином из Стриган. Взрывной волной крестьянина отбросило далеко в сторону, и он отделался сильным ушибом. Но лошадь разнесло в клочья. Крестьянин стоял над ней и на чем свет стоит ругал немцев. Думал, что это их работа.

Узнав о случившемся, Диденко приказал прекратить минирование дороги. Тогда ребята решили устроить засаду, и как только на шоссе покажутся немецкие машины с боеприпасами или солдатами, закидать их гранатами.

В этот же день на рассвете в одно из соседних сел тайком пришла с ночной операции небольшая партизанская группа Михаила Петрова.

В состав группы входили в основном офицеры Советской Армии, бежавшие из фашистских лагерей. Это были такие же бесстрашные люди, как сам Михаил Петров. По ночам они нападали на превосходящие силы противника, взрывали мосты, минировали дороги. Днем партизаны тайком пробирались на хутора и скрывались у надежных людей. Но сегодня появление партизан было замечено старостой села, и предатель решил отличиться перед оккупантами. Таясь от людей, он вывел из конюшни коня, вскочил на него и поскакал в Шепетовку.

…Кениг рассеянно слушал доклад помощника. Конечно, и сегодня ничего утешительного. Ночью взорвали пути. Диверсантов взять не удалось… Вдруг в коридоре послышался шум.

– Что это? – недовольно поморщился Кениг.

Помощник выскочил в коридор и, вернувшись, доложил:

– Какой-то русский. Староста из села… с донесением.

– Пусть отправляется к Миллеру.

– Он хочет видеть лично вас. Говорит, что-то важное, о партизанах.

– Введите! – оживился Кениг.

Сопровождаемый переводчиком и двумя солдатами, в кабинет вошел пожилой крестьянин.

– Ваше благородие! Позвольте… – и староста, все время кланяясь, затараторил переводчику: – Скажи их благородию, у нас партизаны есть, и главный с ними, Михаил Петров. Сам выследил. У Степанченко на чердаке прячутся.

Кениг вскочил. «Сон в руку!» – пронеслось в голове.

– Взвод солдат! Машину! Едем! А этого посадить. Если врет – шкуру спущу.

И Кениг выбежал из кабинета. Спустя несколько минут со двора вылетела черная низкая открытая машина, вслед за ней устремились два грузовика с солдатами и полицаями.

…Третий час поджидали ребята стоящую добычу. Но как назло ничего подходящего. Вот проскакал в Шепетовку пожилой крестьянин, а вот из Шепетовки прошел приземистый широкий грузовик с лесом.

– Давайте хоть его взорвем! – предложил Коля. Ему начинало казаться, что из их затеи ничего не выйдет и они только зря теряют время.

– Гляди, гляди! – воскликнул вдруг Степа.

Валя выглянул из кустарника. По дороге со стороны Шепетовки неслась легковая машина в сопровождении двух грузовиков с солдатами. Валя озадаченно посмотрел на Колю и Степу. Их лица выражали нерешительность.

– Будем? – спросил Валя.

– Много их… Сцапают! – заявил Степа.

– Ложитесь, хлопцы, заметят нас! – отрывисто бросил Коля.

Ребята легли на землю и чуть раздвинули кусты, чтобы наблюдать за дорогой.

Машины все ближе и ближе…

Валя никак не мог решить, что делать. Очень не хотелось упускать такую возможность. А с другой стороны, было страшно. Смогут ли они, трое хлопцев, уложить несколькими гранатами столько солдат? Вдруг промахнутся? Ведь тогда не уйти от верной смерти.

Машины все ближе и ближе. Вот уже различимы лица людей. На заднем сиденье в легковом автомобиле в напряженной позе застыли три офицера. А впереди рядом с шофером… Так ведь это…

– Рыжий! – закричал Валя и, уже ничего не помня, ринулся вперед.

Степа и Коля инстинктивно бросились вслед за ним.

«Только бы не промахнуться, только бы не промахнуться!» – твердил про себя Валя. Сейчас он забыл обо всем на свете: и то, что солдат очень много, и то, что его могут схватить… Всем существом мальчика овладело одно-единственное, слепое, неодолимое желание: метнуть гранату, убить шефа жандармерии Кенига.

Машина неслась на предельной скорости. Стрелка спидометра дрожала на цифре сто. Глухо ревел мотор. Мощеное полотно дороги летело навстречу.

Обер-лейтенант Фриц Кениг, подавшись вперед всем корпусом, напряженно смотрел перед собой. Ему казалось, что машина идет слишком медленно. Время от времени он нетерпеливо поглядывал на шофера и коротко бросал:

– Скорее!

«Лишь бы успеть, не упустить, а там…» – и Кениг представлял себе, как он расправится с партизанами. Вдруг он заметил, как впереди на дорогу один за другим выскочили трое подростков. Они швырнули что-то и быстро скрылись в кустах. Все произошло мгновенно: завизжали тормоза, грохнули три ослепительных взрыва. Перед глазами Кенига поплыли желтые круги, и все погасло.

Не успев вовремя затормозить, грузовик наскочил на изуродованную, перевернутую набок легковую машину и проволок ее несколько метров по шоссе. Солдаты мгновенно высыпали на дорогу и застрочили по кустарникам.

Пальбу услышали на окраине города. У страха глаза велики – в городе поднялся переполох, еще усилившийся после того, как вернулись два грузовика с солдатами и полицаями.

Вскоре по городу поползли слухи. Одни говорили, что на фашистских солдат напал большой отряд, другие утверждали, что нападение совершили мальчишки, которых там же схватили и расстреляли.

Анна Никитична не находила себе места. Валя ушел еще утром, и до сих пор его нет. Пришла шумливая, встревоженная Анна Павловна.

– И вашего нету? Где они таскаются? Ой, господи, господи! Говорят, хлопцы какие-то стреляли. Может, наши? От них что угодно можно ожидать!

Прибежала мать Степы, растерянная Мария Кищук.

– Степа не приходил? А где Валя? Ну, конечно, вместе они! Этот дьявол меня в гроб сведет. И все дружки!

Анна Никитична не ответила. Сердцем матери они чувствовала, что Валя в опасности. Не зря люди про каких-то хлопцев говорят. Не иначе как это он, Валя, с дружками. Диденко тоже терялся в догадках, но как мог успокаивал ее. Он не хотел верить, что Валя, Коля и Степа пошли на такой отчаянный поступок, не посоветовавшись.

Стало темнеть. Витя зажег лампу и сел в уголке. Анна Никитична то плакала, то выбегала во двор. Диденко шагал по комнате из угла в угол. «Нет их. Значит, это правда. Схватили хлопцев. Погибли они!» – с горечью думал он.

Вдруг дверь распахнулась и в комнату ввалился Валя. Весь перепачканный, исцарапанный, довольный, с горящими глазами. Анна Никитична ни о чем не спросила. Она молча бросилась к сыну, обняла его и начала целовать. Валя пытался высвободиться из объятий матери. Ему не терпелось рассказать, как они забросали гранатами машину шефа жандармерии, как над ними свистели пули, а они ползли в кустарнике, удаляясь от Славутского шоссе, как бегом понеслись в село Плещин и рыбачили там на виду у всех, а вот сейчас вернулись в город с противоположной стороны – со стороны сахарного завода.

Диденко слушал Валю с нескрываемым волнением. А когда тот закончил рассказ, Степан Осипович придал лицу суровое выражение и сухо спросил:

– А кто вам разрешил устраивать засаду?

– Как? – с недоумением посмотрел на него Валя.

Его возбуждение как рукой сняло. Стало обидно.

Он был уверен, что Диденко похвалит их!..

– Кто вам разрешил, я спрашиваю? – еще строже спросил Диденко.

Валя притих, исподлобья поглядывая на Степана Осиповича.

Большие светлые глаза Анны Никитичны просили: «Не надо, Степан Осипович!.. Только не сейчас, не сегодня». Диденко понимающе мигнул ей. Он видел, что Валя готов расплакаться. С трудом сдерживая добрую улыбку, Степан Осипович подошел к нему.

– Если еще раз такое повторится… – Он шутя хлопнул мальчика по спине.

Валя поднял к Диденко сияющее лицо.

– А за шефа жандармерии – спасибо! – улыбаясь, сказал Диденко и крепко поцеловал мальчика.