Текст книги "Три дня до эфира"

Автор книги: Гульназ Ямалеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 5
ЧАСТНЫЕ СЫЩИКИ
(продолжение)

Проехав несколько остановок на троллейбусе, коллеги направились к обычному питерскому дому – жёлтому, обшарпанному, с несколькими проходами и сквозным двором. Лестница пахла котами, около обитой дерматином двери – штук пятнадцать кнопок звонков с прикреплёнными к ним бумажками с фамилиями.

Коммуналка…

Семкин уверенно нажал на звонок, и Шура почти сразу же услышала в коридоре торопливые шаги. Дверь распахнулась.

– Приветствую, друзья, приветствую, – улыбался журналистам круглый, как колобок, хозяин седьмой комнаты, ещё более пожилой, чем Семкин, и наверняка гораздо более общительный.

Юра – так звали детектива – сочетал в себе черты, часто несочетаемые, а потому представляющие забавный коктейль. Речь его была напичкана набором из дворянских и тусовочно-молодёжных словечек, он легко мог бы говорить и с аристократами, и с уголовниками. Юра носил костюм с галстуком, правда, возраст и свежесть их определить было трудно. Юра производил впечатление человека наблюдательного, многозначительного и вместе с тем внезапно разражался приступами болтливости. Он, наконец, держался гоголем и франтом, а обстановка в его комнате была, мягко говоря…

Шура огляделась – высокие потолки и ржавые подтёки на старой побелке, лепнина вокруг тяжёлой хрустальной люстры, совершенно невыразимый ядовито-зелёный диванчик с торчащими нитками и поролоном. Из мебели кроме дивана – тяжёлый письменный стол, тоже весьма почтённого возраста и наверняка много переживший, одна табуретка и три стула. Самый прочный стул предложили даме.

– А я знал, я знал, что ко мне непременно сегодня обратятся. Это как всегда – когда какая-то мелочёвка, один рэкетир другого завалил в пивной, тогда Юрий Владимирович тоже может отдыхать, ему этим заниматься не обязательно, а сегодня солидное дело, я понимаю, и девушка озабочена. А ты, мой друг, поухаживай за девушкой, пожалуйста, сними с неё плащик, у меня и вешалочка есть за дверью, я пока схожу поставлю чай – и мы потолкуем.

Шура обнаружила под диваном ещё один предмет – красный телефон.

Странно, почему он прячет аппарат под диваном? Если бы не необходимость проверить целость чулок, Шура его бы и не заметила.

Пока грелся чайник, старые приятели говорили о вещах, наверняка друг другу интересных, но малопонятных Потаповой. Чтобы не мешать, Шура подошла к окну и стала наблюдать за жизнью двора.

Тихо. Одна облезлая кошка с бантиком на хвосте крутилась волчком возле песочной горы, да мальчишка лет четырех мотал нервы то ли няне, то ли бабушке стоял у неё над душой и канючил. Бабушка пыталась игнорировать нытика, но он был упорен.

Шура вдруг вспомнила, что давным-давно, вот в таком же, как у этого пацана, розовом возрасте, она не могла понять смысл выражения «пойти по карте».

Где-то услышала, не поняла и была абсолютно очарована. Потому что поняла это выражение не в переносном смысле, а буквально – ей казалось, что в мире должна существовать некая карта, по которой если пойти – на самом деле пойти: встать на расстеленную бумагу ногами, закрыть глаза и пошагать, – то мир нарисованный может стать реальным и осязаемым, и то, чего ещё минуту назад не существовало, появится благодаря грамотно начерченному маршруту на волшебной карте.

Девушка оглянулась на сидящих в комнате:

– А вы знаете, какая нам нужна помощь? Юра сделал очень многозначительное лицо.

– Пропал мальчик. Или его похитили. Конечно, похитили, сам по себе мальчик пропасть не мог. Тем более такой. Он сын… – Шура сделала паузу. – Того самого Снегирёва. Кандидата в губернаторы…

Юра наклонил голову и очень важно помолчал. Затем он стал суетливо собираться, как будто и не предлагал только что гостям пить чай, лихорадочно выворачивать рукава и надевать плащ бывшего кофейного цвета, пыхтя, зашнуровывать ботинки.

– Пойдёмте, друзья, пойдёмте скорее, – торопил гостей сыщик.

Троица очень быстро сбежала с лестницы во двор, затем в соседний двор, затем через два дома через дорогу, затем – на остановку троллейбуса…

* * *

Через некоторое время Юра сообщил коллегам, что ему необходимо позвонить. Звонил из автомата, коротко отдавал кому-то приказы.

Странно, думала Шура Потапова, В доме есть телефон, а он звонит черт-те откуда, неужели ради конспирации? Да кому нужен такой телефон?! И тут же мысленно одёрнула себя: много ты понимаешь. Не разбираешься – слушай старших.

– Знаете, сударыня, – вдруг стал хвастаться вспотевший от пробежки Юра, – что главная ценность в нашей, да и в вашей, естественно, тоже профессии – это информация?.. Эксклюзивная информация. База данных, которая принадлежит одному тебе. И она, – он постучал себя согнутым пальцем по лысине, – ни в каких сводках, ни в каких отчётах, ни в каких компьютерах. Она только здесь, и ею обладаю я один. Конечно, я не супермен, на вас, молодых, производят впечатление супермены, которые умеют махать ногами около чужого носа и пускать пыль в глаза, но, поверьте, ни один из них – нынешних, молодых – не имеет такой обширной базы данных обо всех, я повторяю по слогам, обо всех слоях на-ше-го пи-тёр-ского об-щес-тва. Вы меня понимаете?

Говорил он почти те же слова, что и Семкин в редакции. Семкин уважительно слушал друга и кивал. Шура, честно говоря, не совсем прониклась, но тоже уважительно покивала. Жалко, что ли?

До станции метро «Садовая», что в самом центре, троица почему-то добиралась «козьими тропами». Долго петляли, как будто запутывали следы, пробирались дворами, ехали по одной остановке.

У метро Юра подошёл к женщине, торгующей гвоздиками из эмалированного ведра. Поскольку Семкина и Шуру он оставил в сторонке, то разговор с женщиной они слышать не могли. Издалека же эта сцена очень напоминала кадры из фильма «Место встречи изменить нельзя», когда интеллигентный Шарапов играет блатного и встречается с лже-Аней, держа под мышкой журнал «Огонёк».

– Поедем, друзья, домой – ждать звонка. Шурочка, у вас не найдётся пятнадцати рублей – сударыне нужен, так сказать, гонорар, ничего не делается бесплатно, как вы понимаете…

– Ах да, извините, конечно! – Шура торопливо достала из кошелька два червонца. – Нормально? А что она сказала?

– Сейчас, минутку… Так о чем вы? Что она сказала, что сказала…

Милая Шурочка, предоставьте эти недостойные вас мелочи обсуждать мне с самим собой. Вы меня сопровождаете в столь благородном походе, и это уже замечательно, это уже помощь. Какая, вы говорите, нас ждёт всех награда?

* * *

Домой добрались уже обычным путём. Наконец-то попили чай – из гранёных стаканов в подстаканниках, очень похожих на железнодорожные.

Когда позвонили, Юра сказал в трубку малопонятное:

– Папитату. Сейчас будем. Все в сборе?

И снова поехали на Садовую.

Из двора полуразрушенного дома им выбежал навстречу грязный-прегрязный мальчишка в кепке Ильича, махнул рукой и повернул обратно. Троица последовала за ним. Поскольку пришлось спускаться в подвал, Шура немного пожалела, что надела сегодня светлый плащ: во-первых, «гольф» его утром забрызгал грязью, во-вторых, невозможно по этой лестнице спуститься так, чтобы ничего не задеть.

Подвал был тоже самый что ни на есть классический-с капающими трубами, ящиками с пустой пыльной стеклотарой, обрывками полиэтиленовых пакетов, запахом гнили и прочими прелестями бомжового быта.

Мальчика звали экзотично – Папитату, но не потому, что его папой был африканец (кто его папа, не знала даже мама), а потому, что вследствие плохих зубов и трудного детства он говорил так ужасно неразборчиво, что понимать его могли только натренированные. В раннем детстве он играл с мамкой и разными папками в карты, и каждый раз была ставка – пятак. Игры были единственным семейным удовольствием, поэтому, когда взрослые появлялись на пороге, пацан радостно вопил «Па-пи-та-ту!» (то есть по пятаку) и тасовал колоду. Затем идиллия кончилась, мать посадили за кражу в Гостином Дворе бумажника у пьяного финна, комнату отдали многодетным соседям, а Папитату определили в детский дом, из которого он, к огромной радости и облегчению воспитателей, сбежал через два месяца. На улицу. В подвал дома в центре города.

Очень быстро Папитату стал старшим в группе таких же беспризорников, отчитывался перед районными бригадирами и нёс ответственность за малышню, учил товарищей оказывать первую помощь при передозировке клеем и даже завёл себе подругу, но спать с ней боялся, потому что читал газеты и все знал про сифилис и СПИД.

* * *

В подвале сидели человек восемь таких же замурзанных, как Папитату, пацанов – они солидно расселись на трубе. Юра обошёл ребят и с каждым уважительно поздоровался за руку.

– Ну как дела? Доходы? Расходы?

– Ках фсевда, рашходы пъевыфают доходы, – важно сказал Папитату.

Потапова аж рот разинула и чуть не села рядом с ними, но вовремя спохватилась – плащ-то светлый!

– У Крокуса что? В порядке?

– У ментов Крокус, – мрачно пожаловались Юре ребята.

И хором, перебивая друг друга, рассказали, что Крокус совсем обнаглел, нанюхался прямо на глазах изумлённой публики на пороге ателье «Лена», в карманах у него была травка, да ладно бы своя – передавал их товар Шупене, теперь ни товара, ни… тютю. Но Шупеня пострадал больше, и Крокуса не особо жаль…

Юра задумался.

– С Шупеней понятно. Он жадный, а жадность фраера погубит… «А вот Крокуса выручать нужно. Он балбес, конечно, но свой же чувак, в ментовке не сахар, а у Крокуса почки больные, помнят же все, как он зимой ссался кровью и не мог сдержаться…

Пацаны помолчали.

– Ну ладно, я к вам, собственно, по иному поводу, – сменил интонацию и набор слов сыщик. – Тут вот какое дело…

Семкин тихонько обнял Шурочку за плечи и вывел наверх – пошёл мужской разговор, в котором даме принимать участие было не обязательно…

* * *

Через несколько минут к Шуре вышел Папитату и сообщил, что на его территории «все шисто», а если бы и было что-то подозрительное, то они, пацанва его, точно бы все знали, он, конечно, спросит на всякий случай у бригадира своего, нет ли какой дополнительной информации, но это только к вечеру или к завтрашнему утру будет ясно, а сейчас – ничего. Точно.

Затем появился Юра, взял у Шуры пятьдесят рублей, пошарил по карманам – там была россыпь сигарет без фильтра, – зажал в кулаке гонорар и ещё раз спустился к ребятам. Попрощаться и, наверное, дать ценные указания.

Шура попыталась заглушить первое разочарование. Наверное, отрицательный результат – тоже результат, раз на этой территории ответ не получен, значит, одним пустым квадратом меньше, нужно двигаться дальше, дальше искать.

Несмотря на подвальную вонь, которая заглушила нежный парфюм (и теперь от плаща, рук и волос откровенно пахло помойкой), Шура поняла вдруг, как сильно она проголодалась. Не обращая внимания на спутников, девушка рванулась к киоску со шведскими и датскими сосисками и быстро-быстро проглотила один датский хот-дог с солёными огурцами, ломтиками лука, кетчупом и горчицей. Ох, как вкусно. Только затянувшись после перекуса сигаретой, Шура огляделась, ища своих спутников.

Юра и Семкин стояли на противоположной стороне улицы и подавали Шуре какие-то странные знаки руками. Вроде звали к себе, но намекали, что она должна приблизиться к ним незаметно и вести себя как посторонняя. В руках друзей было по бутылке пива.

Шура перешла дорогу и пошла за парочкой на приличном расстоянии, и только за вторым углом, куда сыщики повернули, троица воссоединилась. Семкин выглядел непривычно весёлым, а сыщик Юра – удовлетворённым. «Странно», – подумала Шура.

Следующим пунктом деловой прогулки был намечен вокзал. Туда сыщики добирались тоже почему-то сложно и нестандартно, но Шуре просто не хотелось спорить с опытными людьми: почему бы не уважать чужую мнительность. Объяснять Юре – да кому он нужен?! – глупо, тем более она сама человека впервые видит и не может составить о нем точного мнения.

На лестнице у входа в Московский вокзал Юра очень сердечно обнялся с нищим, который пел неторопливую песню про несчастных голодных детей, собирая гроши сострадательных пассажиров и провожающих в перевёрнутую шляпу-»пирожок».

Шура уже знала, что гонорар будет выплачиваться из её кошелька, и на всякий случай приготовила купюры помельче – все-таки мужик один, а ребят было человек восемь. Зачем одному целый полтинник?

На автовокзале сыщик повёл уборщицу туалетов Баею (дам на пороге туалета представили друг другу) в буфет, и Бася, давясь сосисками, долго жаловалась мужчинам, какой кобель её нынешний сожитель, вчера так шандарахнул по ноге – ладно бы за дело, а ведь ни за что ни про что, – что сегодня она совершенно нетрудоспособный элемент и, по-хорошему, должна выпить, просто имеет на это все законные основания. По делу Бася, разумеется, ничего сказать не могла, но почему-то все время благодарила Юру за помощь и поддержку, оказанную им когда-то в трудную минуту. Видимо, трудных минут у Баси в жизни было немало.

* * *

– Постойте, товарищи, – сказала Семкину и Юре Шура Потапова, когда они в третий раз проезжали мимо здания родной редакции. – Давайте остановимся на минуточку, и вы, – она решительно ткнула пальцем в нерешительного Семкина, – зайдёте и попросите ребят отсканировать снимок Паши Снегирёва. Вы ведь никому даже фото не предъявляете, как же мы его найдём-то?!!

Юра, конечно, фыркнул, но из природной вежливости не стал делать девушке замечаний. Пока ждали на крыльце Семкина, выпили по бутылке «Балтики», Шура – светлую № 3, а Юра – «девяточку»…

– Куда дальше?

Юра наморщил лоб, восстанавливая сложный план поисков.

– Надо с экскурсоводами побеседовать. И фото, – он посмотрел на Шуру, как способную ученицу, – фото тоже им продемонстрируем…

* * *

У Гостиного Двора рассосалась толпа желающих приобрести билетики, чтобы осмотреть красоты окрестностей Санкт-Петербурга, а уже осчастливленные путешествием пассажиры устало выгружались из автобусов.

Сыщик нашёл своего знакомого – слегка сумасшедшего экскурсовода Веничку, которого Шура тоже случайно знала.

Однажды она попала именно на его экскурсию, когда они с Лёшей ездили в Гатчину, а на электричке трястись не хотелось, и они поехали с экскурсионным маршрутом от «гостинки». Всю дорогу этот попугаистый, рыжеволосый, нелепо и не по возрасту одетый мужчинка раздражал публику торопливо-бессвязными комментариями. «Вот это здание архитектора Росси, когда он там в своей Италии немного поковырялся, он приехал в Россию и стал здесь выражаться…

Самовыражаться. И мы все это наблюдаем – посмотрите, какая прелесть справа». И так без умолку. Лёша с Шурой громко ржали, болтали о своём, не обращая внимания на странного экскурсовода, но потом им сделала замечание надзирательница (парочка ехала в автобусе со школьниками), и Лёша попытался было поспорить с ней, но виновник раздора как-то очень жалостливо и кисло сказал в микрофон:

«Друзья, я не призываю вас к тому, чтобы вы меня слушали, я просто прошу вас говорить чуть тише, вдруг кому-нибудь интересно, о чем я здесь болтаю…»

Теперь этот огненный мужчинка, Веничка, разглядывал отсканированный снимок-фото Саши Снегирёва – и торопливо уверял собеседников, что память зрительная у него развита необычайно, стоит только один раз взглянуть на человека, и все – он запал в память на веки вечные, что глаз у него алмаз, но с этой памятью мука страшная, он даже и не представляет, что делать с такими уникальными способностями, сколько людей ежедневно мимо него проходят – и все, абсолютно все без исключения, попадают в сейф памяти Вени и хранятся в нем, каждый на своей полочке.

Тем не менее Шуру, которую Веня видел всего месяца полтора назад, он не узнал. Рассеянно кивнул (женщины Веню не интересовали в принципе) и стал бойко болтать и изредка подхихикивать.

На Веню Шура полтинник тратить не стала. Хватит. Мужчины увидели, что их спутница посуровела, и несколько сменили тактику общения с коллегой.

– Шурочка, мы понимаем, как утомительно вам участвовать в таком нудном, кропотливом и не со-, всем привлекательном процессе, – заговорил Юра, впервые взяв девушку за локоток и отводя в сторону от Семкина. – Мы понимаем, и (глубокий вздох) обязуемся сегодня прочесать ещё несколько квадратов, благо закалка у нас старая, и дело требует трепета и тщательности…

Шура сообразила, что не наградила гонораром самого сыщика, а он, бедняга, действительно весь день мотался. Ну что значит стольник по сравнению с пятьюдесятью тысячами долларов?!

Правда, в пятьдесят тысяч долларов, а также в успех предприятия с Семкиным и Юрой Потапова верила уже очень-очень слабо. Скорее всего, она откупилась от спутников ста рублями (предпоследней купюрой в кошельке, а до зарплаты… ёлки-палки!), чтобы избавиться от этой пурги и остаться в покое.

Хотела немного побродить по городу одна, но поняла, что в таком виде это не совсем прилично, и поехала домой…

Глава 6
НОВЫЙ ШОФЁР

Снегирёв сидел на заднем сиденье автомобиля и задумчиво смотрел в окно.

Николаев включил зажигание, выжал сцепление, включил первую скорость – и машина плавно тронулась.

– Вот и день прошёл, – задумчиво произнёс Иван Давыдович, – а о моем сыне ни слуху ни духу. Я не понимаю, чем занимаются ваши люди, почему никакая работа не ведётся?

– Успокойтесь, Иван Давидович, – миролюбиво произнёс Николаев, – это вам кажется, что работа не ведётся, на самом деле она кипит. Вот скоро ваш шофёр начнёт давать показания, и все станет ясно.

– Какой шофёр? – Снегирёв впервые за сегодняшний день выказал эмоции.

– Ваш шофёр, Пётр Петрович. Он был в тяжёлом состоянии, но после операции ему стало лучше, и завтра он будет давать показания.

– Пётр Петрович жив? – удивился Снегирёв. – А мне сказали…

– Мало ли что сказали. Я говорю, он жив, значит, жив, – заверил его Алексей, – и вообще, мне не нравится, что мы выехали из дома. Вас же просили не покидать свою квартиру.

– Мне нужно в офис по делам, – сухо ответил Снегирёв и после длительной паузы медленно произнёс:

– Значит, Пётр Петрович не погиб? Слава богу… Это ведь может быть ниточкой для следствия, так?

– Так, – утвердительно кивнул Николаев и затормозил у невысокого жёлтого здания. – Мы приехали.

– А где он лежит? Может, ему что-нибудь нужно, – спохватился Снегирёв.

– Нет, ему ничего не нужно, у него все есть. А лежит он в госпитале военно-медицинской академии. И, Иван Давыдович, я прошу вас ни с кем не делиться этой информацией. Это нужно в интересах следствия.

– Да-да. Я понимаю, – торопливо ответил кандидат и вышел из машины.

Николаев последовал за ним.

* * *

На втором этаже старого особняка располагался офис Снегирёва. Николаев сразу оценил вкус хозяина. Белый цвет превалировал над всеми остальными, все было строго, чинно и в то же время элегантно. Узкая лестница, покрытая мягкой дорожкой, вделанное в стену зеркало, что зрительно увеличивало пространство…

Снегирёв быстро прошёл в свой кабинет. В это время в офисе почти не было людей.

Где-то был слышен звук работающего принтера и женские голоса.

– Иван Давыдович, я прошу вас – недолго.

– Разумеется, Алексей. Мне только нужно забрать кое-какие бумаги.

Они прошли мимо секретарши – грудастой девицы в сером костюме, которая, близоруко сощурившись, раскладывала на компьютере пасьянс. При виде шефа она было нажала кнопку отмены, но Снегирёв, едва кивнув, прошёл мимо, и девушка, облегчённо вздохнув, поправила волосы. Николаев последовал за ним в кабинет.

Кабинет Снегирёва представлял собой небольшую прямоугольную комнату. В центре традиционно располагался длинный стол. На окнах белые жалюзи, в углу высокий шкаф. Рядом со столом Николаев увидел небольшой сейф. Снегирёв подошёл к сейфу и начал освобождать его. Содержимое сейфа было также традиционным: папки с документами, дискеты. Наконец Снегирёв извлёк из дальнего угла небольшую коробку. Он переложил её в объёмистый кожаный чемодан и закрыл замки.

– Вот и все, – сухо произнёс он, – можем возвращаться домой.

– Иван Давыдович, извините, это не праздное любопытство. Но я должен знать, что находится в этой коробке, – произнёс Алексей просто.

И Снегирёв так же просто ответил:

– Здесь деньги. Я должен быть готов, Алексей, к любому ходу событий.

Мелодичным переливом зазвонил телефон селекторной связи.

– Да, – Снегирёв нажал кнопку, – я слушаю.

– Иван Давыдович, вам звонят с телевидения. Журналистка просит о встрече, – доложил приятный женский голос, по всей видимости принадлежащий грудастой секретарше. – Она хочет поговорить о сегодняшнем… происшествии…

– Настя, какая встреча, какая журналистка. Мне сейчас не до того, – раздражённо ответил Снегирёв. – И попрошу, отложите все встречи, назначенные на завтра.

– Хорошо, Иван Давыдович. Снегирёв хотел отключить связь, но девушка остановила его:

– Секундочку, Иван Давыдович, тут пришли результаты рейтинга на сегодня.

Ваш рейтинг вырос на двадцать процентов.

– Спасибо, Настя, это все?

– Да.

– Едем домой. – Снегирёв направился к выходу.

* * *

В машине, полностью оснащённой подслушивающей аппаратурой, сидел Краснов и сосредоточенно курил. Молодой парнишка, механик Володя, настраивал микрофон.

– Нам, Вовка, нужно быть начеку. Если рыбка клюнула, то она клюнула.

– Не волнуйтесь, Андрей Викторович, все в полном порядке. Все три жучка работают. Если что будет интересное, мы все с вами услышим.

– Ну смотри, слухач, – погрозил ему пальцем Андрей и надел наушники.

Кроме обычных уличных шумов на первом магнитофоне ничего не было.

– Бабуля топает по стриту, – отметил Краснов. – Так, а что у нас делает друган Витя?

* * *

Виктор Поваляев вышел из подъезда и быстрым шагом направился в сторону автобусной остановки. Следивший за ним оперативник не отставал от пресс-секретаря ни на минуту. Ему не приходилось слишком изощряться, чтобы не быть замеченным: Поваляев спешил и шёл не оборачиваясь. На автобусной остановке было полно народу, общественным же транспортом и не пахло. Люди тихо переминались с ноги на ногу, чтобы хоть как-то согреться, и уныло посматривали на дорогу. Пресс-секретарь огляделся по сторонам, видно было, что он изрядно нервничает. Оперативник на всякий случай спрятался за телефонную будку и стал издали наблюдать за объектом. Поваляев постоял так несколько секунд и быстрым шагом направился к телефону. Торопливо пошарил в кармане, потом открыл портфель, извлёк оттуда бумажник, нашёл там жетон и снял трубку…

* * *

– Ага, друган Витя набирает номер! Что же он по мобильному не звонит?..

– оживился Краснов. – Послушаем, послушаем, кому он звонит…

В машине тихо пришли в движение магнитофонные бобины. Володя прибавил громкость, и теперь на весь микроавтобус был слышен звук крутящегося диска телефонного автомата. Через секунду раздался щелчок и послышался голос Поваляева:

– Але, это я.

– Да, – отозвался женский голос.

– Как у вас дела?

– Все ничего, только он сегодня пытался сбежать. Пришлось сделать успокоительный укол.

– Хорошо, я сейчас приду. Больше ничего не предпринимайте.

Поваляев положил трубку на рычаг. Краснов присвистнул и быстро скомандовал:

– Заводи тачку, едем за ним.

* * *

Лидия Сергеевна неторопливо шла по улице, её руку оттягивал внушительных размеров пакет с вещами. Приставленный следить за домработницей оперативник медленно шёл за женщиной, поправляя миниатюрный наушник. Никаких звуков, кроме уличных шумов, оттуда не доносилось. Лидия Сергеевна дошла до трехэтажного здания, на котором красовалась вывеска «Американская химчистка», и вошла внутрь. Сквозь огромные окна было видно, как она подошла к окну приёма вещей и ей приветливо улыбнулась молодая женщина с копной тёмных волос.

– Будьте добры, примите вещи, – раздался в наушниках голос Лидии Сергеевны.

– Вы подождёте или придёте позже? – спросила приёмщица.

– Подожду.

– Хорошо, это займёт не более сорока минут. Можете почитать в фойе, там на столике лежат журналы и газеты.

– Скажите, а вот эту кофточку вы сможете почистить? – Лидия Сергеевна показала на свою кофточку. – Это очень нежная шерсть, боюсь, что может испортиться.

– Не волнуйтесь, у нас высококачественная аппаратура. Я поставлю на самый щадящий режим.

– Отлично. – И Лидия Сергеевна сняла с себя кофту.

Через несколько минут в наушниках раздался неприятный шуршащий звук.

Кофточка с прицепленным к ней прослушивающим устройством закрутилась в барабане. Оперативник раздражённо выдернул из уха наушник и пристроился возле дерева, наблюдая, как домработница Снегирёва, сидя в мягком кресле, почитывала модный журнал.

На дощатом полу возле зарешеченного окна сидел пристёгнутый наручниками к батарее Саша Снегирёв. В углу стояло рассохшееся фортепиано. В комнату едва проникал дневной свет. Сквозь открытую форточку дул холодный ветер. Мальчик ёрзал на месте и пытался вытащить узкую кисть из наручника. По всей видимости, этим он занимался давно, потому что руки от напряжения опухли и на запястьях образовались красные круги.

В комнату вошёл широкоплечий парень в маске, мальчик тут же принял равнодушный вид и уставился в стену. Парень подошёл ближе, придвинул табурет и поставил на него тарелку с гречневой кашей.

– Ешь, – сухо приказал он.

– Я гречку ненавижу, – процедил мальчик.

– Ничего, теперь полюбишь, – отозвался парень и достал из кармана пластмассовый пузырёк. – На, глотни для аппетита.

– Не буду я жрать ваши таблетки!

– Будешь, пацан, будешь, – угрожающе произнёс охранник и, насильно открыв мальчику рот, всунул туда таблетку.

Мальчик попытался выплюнуть таблетку, но парень одной рукой с силой сжал ему челюсти, а другой взял стакан с водой и влил воду в рот.

– Вот так, – довольный собой, произнёс он и вышел из комнаты.

Мальчик проглотил воду и ногой отпихнул от себя табурет, тарелка с кашей упала на пол.

– Козёл, – в сердцах прошептал Снегирёв-младший и потёр глаза.

Через пять минут мальчик забылся тяжким сном.

* * *

В кабинете Ивана Ивановича Тарасова шёл «разбор полётов». Тихомиров, трое оперативников из команды Краснова, сам Андрей Краснов и Николаев сидели за длинным столом и отчитывались.

– Снегирёва я пас целый день. Информацию ему выдал, он конечно же удивился, – бодрым голосом рапортовал Алексей. – По-моему, он чист. За сына переживает и все такое прочее. Ездил к себе в офис, забрал деньги. Про Снегирёва все.

– Бабулька, – начал Краснов и поправился, – Лидия Сергеевна ходила на рынок, потом в химчистку. Ни с какими подозрительными личностями в контакт не вступала. С Поваляевым тоже все чисто. Правда… – он усмехнулся, – вначале был подозрительный звонок, но потом выяснилось, что это он про своего кота говорил по телефону.

– Какого кота? – поднял брови Тарасов.

– Кот у него, Барсик, заболел. Возил его в ветеринарку, а потом весь вечер был дома. Телефон его прослушивался, никаких подозрительных разговоров.

– Значит, все трое чисты? Так, – подытожил информацию Тарасов и посмотрел на Тихомирова. – Хорошо поработали твои ребята, Олег Филиппович, хорошо. Только вот одна заминочка вышла.

– Какая заминочка? – насторожился Тихомиров.

– А вот какая. – Иван Иванович загадочно посмотрел на притихших сотрудников. – Дезинформация-то прошла. В одиннадцать вечера какой-то неизвестный звонил в госпиталь и очень интересовался здоровьем шофёра Петра Петровича.

Присутствующие замерли. Тихомиров почувствовал, как кровь прилила к лицу, Краснов почесал затылок, Николаев присвистнул:

– Оп-ля! Вот это финт!

– Не финт это, – раздражённо произнёс Тарасов. – А недосмотрели вы, орлы. Кто-то из вашей троицы выдал информацию похитителям.

Краснов посмотрел на оперативников, которым была поручена слежка, те дружно развели руками. В комнате повисло молчание.

– Ну чего пригорюнились, – произнёс наконец Тарасов и встал с кресла. – Ждите теперь «гостей» в госпитале. Там все готово? – обратился он к Тихомирову.

– Да, – коротко ответил зам.

– Ну тогда вперёд. И помните, осталось у нас с вами два дня…

* * *

За окном потухли последние огни, комната погрузилась в темноту, но Иван Давыдович Снегирёв не включал свет. Он вообще как будто не замечал наступившей ночи и того, что в комнате темно. Мужчина молча мерил шагами свой кабинет и до боли сжимал ладонями виски. Казалось, что мыслей много но все они вращались вокруг одного имени – Саша.

«Саша, мой мальчик, сын, Саша…» – вертелось в голове.

Мысли сбивались в кучу. Зловещие картины сменялись одна другой. То Снегирёву виделся окровавленный труп сына, лежащий на окраине города, и тогда сердце замирало и хотелось громко закричать. То он видел молящие о чем-то глаза сына, и мужчина до боли сжимал кулаки. «Чудовищно, чудовищно», – вертелось у него в голове, и виски раскалывались от пульсирующих ударов. Время от времени Снегирёв хватался за телефонную трубку и тут же бросал её. Никогда ещё в своей жизни не пребывал Иван Давыдович в таком состоянии. Никогда ещё не приходилось ему так мучительно беспокоиться о ком-либо. Даже смерть жены не была таким потрясением.

При воспоминании о Зинаиде он тяжело вздохнул. Что значила для него тогда её смерть? Гибель близкого человека? Но они никогда не были близки. Их брак не был браком по любви. Просто пришло время, и он женился. Женился почти на первой встречной. Ему было уже двадцать восемь, за плечами был институт.

Снегирёв работал хирургом в больнице и вёл обычный для молодого холостяка образ жизни. Друзья, случайные романы – ни к чему не обязывающие, лёгкие и непродолжительные. О женитьбе он не задумывался, на женатых друзей смотрел снисходительно, о детях не мечтал.

Если б не мать, он вообще ещё долго пребывал бы в таком состоянии. Но старуха мечтала о внуках и, тревожно заглядывая сыну в глаза, осторожно допытывалась о его личной жизни. Он отшучивался и говорил, что ищет свою судьбу.

– А может, сынок, ты её до пенсии искать будешь? – задавала резонный вопрос мать. – Так я помру, не увидав внуков. – Не волнуйся, мать, без внуков тебя не оставлю, – заверял он её и продолжал холостяцкую вольную жизнь.

Кажется, это было зимой или поздней осенью. Он, как всегда, пришёл с дежурства и устало растянулся на диване. Позвонила мать и как бы невзначай попросила его пойти сегодня с ней в гости к подруге. У той, мол, день рождения, они давно не виделись, и она хочет похвастаться своим сыном. Снегирёв тогда тяжело вздохнул – только старушечьих посиделок ему не хватало – и нехотя согласился.

Это были смотрины. Он понял это с первого взгляда. Дверь им открыла говорливая пожилая женщина. Такая кругленькая вся, улыбчивая, ласковая. Она провела их в комнату, где был накрыт стол с традиционным оливье, селёдкой «под шубой» и маленькими бутербродами с икрой. Кроме них была ещё пара-тройка гостей. Тихий семейный праздник, Хозяйка дома имела дочь, которую представила как хорошую хозяйку, чистоплотную и т.д.