Текст книги "Три дня до эфира"

Автор книги: Гульназ Ямалеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Иван Давидович Снегирёв, бизнесмен с недавних пор, баллотируется в губернаторы… – начала Шура.

Светлана тотчас жестом отставила её:

– Во-первых, девушки, это для меня тоже лишняя информация, как и отчество. А во-вторых, сначала чай, бутерброды, это много времени у вас не займёт, а потом посмотрим… – гадалка говорила решительно, но не обидно. – А потом посмотрим, где сейчас может быть этот мальчик, Саша Снегирёв.

Шура поняла, что тётя Доры уже знает первичную информацию, никаких вопросов задавать не нужно. Дора вплыла в комнату с подносом, и женщины некоторое время пили вкусный, свежезаваренный чай с бутербродами и говорили на малозначительные, светские темы. Шура оглядывала комнату, пытаясь зацепиться хоть за что-то, что выдавало бы нестандартный вид деятельности хозяйки дома.

Разве что колода чёрных карт, кажется, они называются «Таро», на тумбочке около телевизора и ещё корешки книг – Алиса Бейли, Идзин…

– Да, я иногда это читаю, но, признаться, ни философская, ни эзотерическая литература меня не увлекает, – перехватила Шурин взгляд Светлана.

– А что любите читать?

– Классику. Нашу русскую классику. Такое море удовольствия, честное слово. И речь чистая, как родник, сейчас уже так и не говорят, и не пишут…

Говорить и писать разучились в восемьдесят пятом, но вы, Саша, ещё тогда были подростком, не заметили, какая одномоментная катастрофа произошла с русским языком. Горбачёва тогда все слушали взахлёб, с восторгом – наконец-то, мы думали, появился человек, который разговаривает с народом, и надежда такая… А он однажды сказал: «Перестройка дожит начало». Меня как обухом по голове ударило. Вы представляете, Сашенька: «ложит начало»?! Я так чётко этот момент зафиксировала, и действительно – начало было положено, потом все дружно стали говорить вслед за Михаилом Сергеевичем «Азебарджан», потом выпустили словари с вариантным ударением и закрепили в языке эти жуткие «договора», затем дикторы, как по команде, разучились говорить правильно, а ведь дикторы телевидения и радио всегда были образцом и эталоном современной русской речи.

– Нас не учат… – покраснев, оправдывалась Шура. – Вернее, учат, но это факультатив, а потом, речь, вы знаете, действительно быстро меняется, новые слова появляются…

Светлана улыбнулась:

– Да не переживайте, дорогая. Чаю не хотите больше? Хорошо, выпьете после. А теперь приступим к главной части вашего визита. Есть какой-нибудь предмет одежды, какая-нибудь другая вещь этого мальчика?

Шура Потапова растерялась.

Нужен предмет? Ну да, она слышала, что экстрасенсы и ясновидящие обязательно должны подержать в руках вещь пропавшего человека и через эту вещь, которая незримо связана с хозяином, увидеть его. Знала, но забыла.

– Извините, мы, кажется, не подготовились. Я даже фотографию Саши с собой не взяла, как-то не подумала.

– Это ты извини, Шура, – вмешалась в разговор практикантка и племянница хозяйки квартиры. – Я без спросу, без твоего разрешения то есть…

– Что?

– Ну, в общем… У меня есть вещь этого мальчика.

– Но откуда?!

И Дора рассказала, что накануне, всеми забытая и заброшенная на студии, она решила проявить инициативу и съездить домой к Снегирёву якобы за интервью.

Редактор отпустил её, потому что думал, что на то есть санкция Шуры Потаповой, и Дора предупредила, что ничего в эфир не пойдёт, это не заказуха и вообще не репортаж, а так – разведка обстановки. Должны же журналисты питерского телевидения знать, как живёт и чем дышит кандидат в губернаторы Иван Давыдович Снегирёв в тот момент, когда у него похитили малолетнего сына. Дора пообещала быть максимально корректной и деликатной, позвонила пресс-секретарю Снегирёва, но у того телефон не отвечал, взяла с собой индифферентного Гаврилина с камерой и поехала к политику…

Пройти сквозь охрану кандидата без предварительной договорённости – тоже дело немыслимое, тут никакие корочки не помогут, но Дора – девушка решительная, и, видимо, решительность её проявляется именно в экстремальной ситуации. Они нашли Снегирёва недалеко от участка, у пруда, где грустный потенциальный губернатор отдыхал в беседке со своим телохранителем. Прекрасный пейзаж, воздух свежий, как «Рондо», которое облегчает понимание. Может, воздух, может, ещё что-то, но «до тела» Снегирёва Дору и Гаврилина допустили. Они сказали, что все понимают, но они только на десять минут, потому что сейчас как раз администрация города успешно заваливает вопрос по пилотному проекту реструктуризации Ленэнерго, и его, Снегирёва, мнение супернеобходимо…

Снегирёв пригласил гостей в дом.

И пока оператор выставлял свет, Дора умудрилась заглянуть в детскую (искала туалет, так честно всем и сказала, что туалет ищет, вы уж извините, дорога длинная), а в детской – такая удача – совсем недалеко от двери лежала игрушка сына Снегирёва.

– Вот. – Дора вынула из сумочки маленький жёлтый предмет, похожий на игрушечные часы. – Это «тамагочи». Саша Снегирёв очень любит «тамагочи», у него их много.

Шура в который раз за день пожалела о том, что недооценивала практикантку факультета журналистики Дору Карбышеву, и теперь она убедилась, что девушка не просто сообразительная и самостоятельная. Она сто очков даст самой Шуре Потаповой.

– Итак, начнём. – Светлана сконцентрировалась. – Девушки, уберите, пожалуйста, посуду со стола и сядьте чуть подальше, на диван.

Теперь программистка средних лет с современной стрижкой и модной оправой очков неуловимо изменилась – лицо её приобрело немного отрешённое выражение, а движения, которыми она совершала обряд приготовления к главной части визита, были царственно-плавными, степенными.

Светлана зашторила окна, зажгла свечу (свеча стояла в закрытом шкафчике), повела руками по воздуху, как будто приглаживая незримые вихри энергий или смахивая с несуществующих предметов несуществующую пыль. Жёлтая игрушка лежала в центре стола, и на ней было сфокусировано основное внимание.

Затем гадалка прошлась несколько раз по комнате – легко, бесшумно, – она настраивалась, готовилась, что-то еле слышно бормотала. Шуре показалось, что транс, в который вводит себя Светлана, заразителен – он передаётся и ей, и Доре, тихонько наблюдающей происходящее с дивана. Через несколько минут стало казаться, что сгущаются сумерки (хотя дневной свет пробивался сквозь шторы), становится зябко и предметы в комнате приобретают другие очертания, другой смысл. Шура вдруг почувствовала присутствие в квартире какого-то другого, параллельного мира, как будто кроме них троих кто-то был на этой же территории.

«Ой, мамочка…»

Светлана подошла к столу и, протянув вперёд руки ладонями вниз, как бы обняла сферу вокруг крошечного «тамагочи», а «тамагочи» стал ярче и выделялся в темноте, как крошечный фонарик.

– Вижу, – заговорила Светлана глуховато. – Я вижу. Вот он. У него круглое лицо, на лице веснушки, рубашка светлая, расстёгнута, он улыбается…

Брючки серые, он сидит на корточках, улыбается и рассказывает что-то…

Рядом с ним другой мальчик. Есть ещё мальчик. Потемнее и поменьше ростом. Он его товарищ. Это друзья. Они вместе, и им не страшно, им хорошо. Никаких ограничений у них нет. Они не закрыты. Они на свободе… Им неплохо, и они спокойно разговаривают… Никакой опасности. Опасности нет. Их никто не похищал… Все… Все, больше не смотрю. Достаточно.

Шура была ошарашена – окончательно и бесповоротно. Как это никто не похищал?!! А награда – пятьдесят тысяч долларов? А отец, на котором лица нет и которому не до политики и ни до чего вообще… Он что, сам своего сына спрятал?

Так нет, Саша вообще не спрятан – никаких ограничений. Боже мой, ничего не понятно…

Светлана выглядела не просто усталой – измотанной. При дневном свете резко обозначились морщины, и теперь она выглядела лет на пятьдесят с лишним, – действительно, почти старуха. Дора молча убрала свечку в шкаф, тихо пододвинула на место кресла, поправила шторы. Девушки быстро распрощались с хозяйкой и ушли.

Срочно! Срочно нужно звонить Лешке! – вот в этом Шура была убеждена на все сто процентов.

Вопрос «поверила – не поверила» даже не мог возникнуть. Как не возникла мысль о награде для себя, появилась искренняя тревога за десятилетнего мальчика Пашу Снегирёва, которого ищут все, и ему наверняка нужна помощь. Даже если никто его не похищал, у пацана все равно какие-то серьёзные неприятности. И ещё появилась чёткая уверенность что нужен Лёша, он обязательно найдёт выход и поможет. И сейчас не время для личных обид – нужно звонить…

Владимир Владимирович Жучков прошёлся по комнате, остановился возле большого натюрморта и внимательно посмотрел на картину. Из всей своей коллекции больше всего Жучок любил именно эту. В искусстве и живописи бывший уголовник разбирался не очень, но с экспертами никогда не советовался, а в подборе коллекции ориентировался исключительно на собственный вкус. Больше всего он любил натюрморты. Этот, датированный 1747 годом, Жучков ценил больше всего. И вовсе не потому, что обошёлся он в довольно кругленькую сумму, почему-то именно в этой работе старого мастера Владимир Владимирович видел особую тщательность и добросовестность. А эти два качества для Жучка были главными.

Хозяин подошёл ближе и с наслаждением начал рассматривать композицию картины. В центре старый художник любовно выписал серпантин лимонной кожуры, чуть правее от яркого пятна на столе лежала сочная гроздь винограда, на заднем плане были выставлены керамические горшки, один чуть больше, другой меньше.

Почему-то все это располагалось на дорогом изысканном ковре, узор которого, как казалось Жучкову, особенно удался художнику.

– Н-да, – причмокнул Владимир Владимирович – работать раньше умели.

Он отвернулся от картины и задумался. Что-то в разговоре с Красновым ему не понравилось. Что-то не давало ему покоя и не позволяло спокойно наслаждаться картиной.

– Не найдут они снегиревского сынка, не найдут – сформулировал вслух Жучков мучившую его мысль.

Разумеется, Владимир Владимирович не был альтруистом и чужие проблемы его не волновали. Забота о пропавшем сыне Снегирёва возникла из простого расчёта. Он знал, что избиратели все о нем знали: человеком он был известным не только, как говорится, в определённых кругах. Жучок был абсолютно уверен, что большинство подозревают его в похищении ребёнка, а ему это было очень неприятно. Мало того, это было просто невыгодно. Ежедневный просмотр рейтингов уже показывал, как резко упали его показатели. И Жучков занервничал. Поговорив с Красновым, он понял, что определённых версий у следствия нет, и занервничал ещё больше. Такая ситуация его не устраивала, поэтому конкурент Снегирёва достал из кармана телефон и набрал номер. Через несколько секунд в дверях появился невысокий человек.

– Павлик, заходи, заходи, поговорить нужно, – пригласил его Жучков.

Мужчина почти бесшумно подошёл к своему патрону и вопросительно посмотрел на него.

– Не нравится мне все это дело со Снегирёвым, – начал Жучков, – ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да. Я сегодня смотрел результаты рейтингов.

– Был у меня тут гость из органов, или как они там теперь называются?

Топчутся они на месте. И мне это очень не нравится. Снегирёв может снять свою кандидатуру раньше срока, который ему установили, а мне это не нужно, ты понимаешь.

Мужчина замер в ожидании приказа.

– Разберись с этим делом. Выясни, кто тут химичит.

– Я уже пытался узнать у наших, никто не в курсе.

– Я полагаю, человек этот опасный, ни перед чем не остановится. Двоих замочил, и ради чего? Мне лично непонятно.

– Я разберусь.

– Вот и хорошо, – кивнул Жучков и впервые за время разговора посмотрел на подчинённого.

Глава 14
ПРИКЛЮЧЕНИЯ БЕГЛЕЦА

Саша Снегирёв сидел в мусорном баке и боялся пошевелиться, мальчику казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Потной ладонью он провёл по лбу, это лёгкое движение вызвало, как ему показалось, страшный шум, что-то зашуршало, и Саша опять притаился. Через некоторое время мальчик почувствовал, что замерзает, неприятный запах, идущий откуда-то снизу, казалось, пропитал одежду ребёнка насквозь. Саша терпеливо выжидал, когда люди выйдут из дома и уедут, но, как назло, вокруг воцарилась тишина и даже те двое, которые рыскали по территории в поисках беглеца, куда-то исчезли. Прошло часа два, и мальчик уже хотел было сделать попытку осторожно вылезти из ящика, как тут со стороны ворот послышался шум подъехавшей машины и требовательные сигналы. Совсем рядом протопали чьи-то торопливые шаги. По всей видимости, один из охранников спешил к воротам. Прошло ещё несколько минут, и машина подъехала почти вплотную к бакам.

– Ну чего? – услышал Саша грубый мужской голос. – Вывозить сегодня?

– Давай вывози! – отозвался второй. Где-то совсем рядом раздался скрип, и бак сильно тряхануло.

– Эй, поосторожней, опрокинешь!

– Сам знаю! – крикнул шофёр мощным басом. Бак закачался. Чтобы сохранить равновесие, мальчик упёрся руками в стенки. Наконец мусорные баки благополучно погрузили, и машина, взревев, выехала из ворот. Саша слышал, как шофёр громогласно распевает какую-то разухабистую песню. Хотя чувствовалось, что машина ехала не очень быстро, баки все-таки сильно трясло, и мальчик то и дело ударялся головой о металлическую стенку. Тряска продолжалась минут тридцать, наконец, скрипнув тормозами, машина остановилась на каком-то открытом месте, мальчик слышал вой ветра. Пришёл в действие какой-то механизм, бак, в котором сидел маленький Снегирёв, перевернулся, и содержимое вывалилось на землю. Саша больно ударился головой и с трудом сдержал стон. Он был готов стерпеть вес, что угодно. Шофёр, все так же громко распевая что-то блатное, залез в кабину, и машина тронулась с места. Саша осторожно выглянул из-за груды мусора. Вокруг никого не было. Огромный мусоровоз уже отъехал довольно далеко, и теперь можно было спокойно вздохнуть и выйти из укрытия. Ноги и руки затекли, и Саша с удовольствием потянулся.

В кромешной темноте ничего не было видно. Под ногами шуршали какие-то бумаги, коробки, перекатывались банки.

«Свалка», – догадался Саша.

Куда идти, мальчик не знал. Никакой дороги не было, сплошные мусорные кучи. Откуда-то издалека ветер донёс едва слышный звон колокола. Мальчик прислушался, но понять, откуда доносился звук, было трудно, и Саша двинулся наугад. Через полчаса он добрёл до какого-то странного сооружения, на ощупь это было что-то металлическое, возможно, старый вагон то ли трамвая, то ли поезда.

Саша осторожно обошёл сооружение и совсем близко от себя вдруг увидел чью-то тень. От неожиданности мальчик шарахнулся в сторону, и в ту же минуту чьи-то сильные руки крепко ухватили его за шиворот и приподняли над землёй.

– Вот ты где! – произнёс чуть глуховатый голос, и Саша громко закричал.

* * *

Мужчина в чёрном плаще смотрел холодным, пронзительным взглядом, которого подчинённые боялись больше всего. Вадим никогда не кричал, не размахивал руками и никогда не угрожал. Но любой, встретившись с этим взглядом, мгновенно тушевался. Двое охранников, виновато стоявших перед хозяином, почувствовали, как мороз пробежал у них по коже, они знали, что пощады не будет, и поэтому молча замерли.

– Не нашли? – почти утвердительно спросил мужчина.

– Вадим… – начал было один из охранников Снегирёва-младшего, тот, который был постарше и крупнее, и тут же осёкся. Глаза Вадима не давали шанса для оправдания.

– Вчера, вы знаете, Марина не вернулась из госпиталя… Это… серьёзная потеря… – медленно произнёс человек в чёрном плаще. – Но…

– Мы найдём его. Всю округу обыщем. Все сделаем. – Молодой парень в кожаной куртке выступил вперёд.

Мужчина внимательно посмотрел на подчинённого и усмехнулся:

– Разумеется, мы найдём его. Территория полностью закрыта, спрятаться здесь некуда, а убежать далеко он не мог.

– Вот-вот! – с жаром подхватил первый охранник.

– Я не договорил, – спокойно остановил его мужчина. – Мы найдём его, ты, Боря, сказал совершенно верно. Мы найдём, – он сознательно сделал акцент на слове «мы» и повернулся к охранникам спиной, – мы найдём, а не вы. Вы можете быть свободны.

Оба парня служили у Вадима полгода и прекрасно понимали, что означает фраза «вы – свободны». Тот, кого Вадим назвал Борей, упал на колени и обхватил ноги хозяина.

– Я прошу тебя, Вадим, мы недосмотрели, это правда, но мы все исправим.

Обязательно исправим… Найдём пацана…

Вадим повернулся и в упор выстрелил в стоящего на коленях, второй парень не успел сообразить, что произошло, как прозвучал второй выстрел, и он рухнул на пол. Через секунду в комнату вошли двое людей в форме защитного цвета, за ноги выволокли оба трупа, и на полу остались ярко-красные следы крови. Вадим вышел в коридор и вопросительно посмотрел на человека, ожидавшего его у дверей.

– Вероятно, он спрятался в мусорном ящике, – предположил человек. – На территории и в доме его нет. Мусоровоз уехал полчаса назад. Я уже отправил людей на поиски.

– Будут новости – докладывай, – кивнул Вадим и направился к лестнице, – я буду ждать.

* * *

Вадим поднялся наверх и вошёл в комнату. Там ничего не было, кроме двух табуретов и небольшого старого журнального столика. Необжитость чувствовалась во всем доме, но эта комната, в которой шикарная отделка стен и потолка резко контрастировала с убогостью обстановки, угнетающе действовала на каждого сюда входившего. Вадим не был аскетом, просто этот особняк был приобретён для совершенно определённой цели, и обставлять его мебелью не входило в его планы.

Мужчина сел на табурет и закрыл ладонью глаза. Всегда в сложные минуты жизни перед ним возникала одна и та же картина. Он никогда не мог объяснить, почему именно эта сцена так врезалась в его память, но она преследовала его уже на протяжении более двадцати лет.

– Убью! Всех расстреляю! – истошно кричал мужчина в майке и спортивных штанах с вытянутыми коленками и грозил палкой.

У отца была последняя степень белой горячки, он носился за матерью и совсем маленьким сыном по всей квартире и норовил ударить палкой. Мать, схватив сына, убегала в дальний угол и там, прижавшись к стене, испуганно смотрела на приближающегося отца. Тот, увидев, что добыча почти настигнута, останавливался и, хищно улыбаясь, злорадно говорил:

– Ну все, попались…

Ребёнок зажмуривал глаза и сильнее прижимался к матери…

Ничего страшнее этой сцены потом в своей жизни Вадим Козырев не видел.

И никогда потом не испытывал такого полного ощущения безнадёжности. Той безнадёжности, когда сопротивление бессмысленно и остаётся только, закрыв глаза, идти навстречу неминуемой гибели. Он видел круглые от страха глаза матери, её полуоткрытый рот, остальные черты как будто стёрлись, её лица он не помнил. В тот день, так сильно врезавшийся в его память, отец до полусмерти избил мать, и она через неделю скончалась в больнице. Вадиму тогда было три года. Его взяла на воспитание сестра матери, и он почти до совершеннолетия не знал, что женщина, которую он называл мамой, была его тёткой. И только лет в семнадцать ему сказали правду. Вот тогда он вспомнил эту сцену, и с тех пор она преследовала его как кошмарный сон.

Вадим заткнул уши, зловещий шёпот отца как будто наяву больно резал слух.

– Ну вот, попались… – услышал он опять торжествующий голос, и по коже пробежала мелкая дрожь.

Ему пришлось сильно тряхнуть головой, чтобы наваждение наконец исчезло.

И вот так всегда ему приходилось превозмогать себя, чтобы избавиться от преследующего его кошмара. Кошмара, в котором он был безропотной жертвой. А по жизненному опыту он знал, что, для того чтобы не быть жертвой, он должен сам стать охотником.

* * *

Павлу Пастухову, получившему от одного остряка ещё в юности кличку Толстяк, потребовалось чуть более получаса, чтобы овладеть полной информацией по делу о похищении сына Снегирёва. Павел служил у Жучка десять лет и привык работать быстро и чётко. За эти качества босс его уважал и направлял только на особо важные задания. Пастухов обладал строгим аналитическим умом и, прикинув ситуацию, быстро вычислил, откуда могла просочиться информация о маршруте машины, на которой везли ребёнка. Трусоватого секретаря он отбросил сразу, тот на риск не пойдёт, а вот пожилая женщина вполне могла быть источником информации. Пастухов не был идеалистом и прекрасно ориентировался в человеческих слабостях. Он прикинул: домработница – человек пожилой, вряд ли обеспеченный. Как живут старики, Павел знал и поэтому сделал ставку на один из известных человеческих пороков – жадность. Поэтому, не теряя ни минуты, он направился к дому Снегирёва. Павел был уверен, что ему удастся раскрутить старушку.

Уже подъезжая к высотному элитному зданию, Толстяк интуитивно почувствовал, что он опоздал. Чуть позже, анализируя своё предчувствие, он понял, откуда исходила эта уверенность. За углом он приметил притаившуюся иномарку чёрного цвета. Машина стояла чуть поодаль, как будто говорила:

«Я тут просто так стою…» Но был подозрителен тот факт, что шофёр поставил машину в достаточно неудобном месте. Хотя совсем рядом находился специально выделенный отсек для парковки. Правда, там почти вплотную друг к другу стояло несколько автомобилей, но место ещё было, и при желании там можно было вписаться. Но чёрная иномарка стояла в боевой готовности: чуть что – сорвётся с места.

Толстяк выскочил из машины, быстро пересёк двор и, предъявив охранникам удостоверение, вбежал в подъезд. Он помнил, что квартира Снегирёва находится на втором этаже, но Павел, повинуясь интуиции, нажал кнопку третьего этажа и, выйдя из лифта, прислушался. Неслышный хлопок раздался почти сразу, как только с шумом закрылись двери лифта. Павел перегнулся через перила и заглянул вниз.

Молодой мужчина, на ходу снимая чёрную маску, быстро спускался вниз. Пастухов, стараясь не быть замеченным, бросился вслед за ним. Как он и думал, убийца заскочил в чёрную иномарку, и та мгновенно сорвалась с места. Пастухов завёл свой БМВ и, соблюдая все меры предосторожности, отправился следом. Через сорок минут преследуемая машина выехала за пределы города, а ещё через десять минут въехала в высокие металлические ворота. Павлу этого было достаточно. Он знал, где похитители скрывают ребёнка. Оставалось выяснить имя владельца особняка.

Толстяк, конечно, не собирался узнавать официальным путём, на кого зарегистрирован трехэтажный дом. Он проехал несколько метров и остановился возле уютного двухэтажного домика, владельцы которого были поклонниками готического стиля и украсили своё строение причудливыми башенками и продолговатыми окнами. За воротами, украшенными изящными вензелями, пожилой мужчина устанавливал какие-то провода.

Пастухов вышел из машины и, улыбаясь во весь рот, подошёл к старику.

Тот при виде незнакомца насторожился, но, заметив его улыбку, тоже улыбнулся в ответ.

– Здорово, дедуля! – поприветствовал его Толстяк.

– Здравствуйте, – вежливо отозвался мужчина.

– Я тут к другу приехал, а дом найти не могу. Вроде тот, за углом, похож, но я не уверен. Когда мы сюда приезжали, сильно под этим делом были, – Павел щёлкнул себя по шее.

– Как фамилия друга?

– Семён… Подожди, дедуля. Сейчас… Как его, бишь! Семён Сергеев! Да, точно, Сергеев! Такой огромный, мордастый.

– Да тут все здоровые, мордастые! – махнул рукой старик. – А вот Семена Сергеева не знаю.

– А в том доме кто живёт? – Павел махнул рукой в сторону трехэтажного особняка.

– В том?

– Ага, за углом, такой кирпичный.

– Нет, там не знаю никого. Старые хозяева съехали год назад. Долго там никто не жил, потом продали. Но я никого там не видел. Приезжают какие-то машины, потом уезжают, а людей не видел.

– Жаль. Не найду, наверное, друга. Мы ведь с ним случайно познакомились, он меня к себе привёз. Встретил хорошо… А вот теперь найти его не могу.

– Бывает, – развёл руками старик и направился к дому.

– Спасибо, дедуль, извини, что побеспокоил, – бросил ему вслед Павел и вернулся к машине.

План к тому времени у него уже был. Он понял, что узнать имя владельца будет трудно, поэтому решил последить за особняком. Для этого он выехал за пределы посёлка, оставил машину в нескольких метрах от дома на пустыре и вернулся пешком. Место для наблюдения найти было сложно. Деревья и кусты стояли голые, вокруг ни души, улица пуста. Забор особняка был выше человеческого роста, двора не видно. Павел с безнадёжным видом посмотрел на дом напротив и усмехнулся шальной идее: попроситься у хозяев посидеть у окна и понаблюдать за соседями. Вот бы они удивились такому предложению! – подумал Пастухов и прошёл вдоль соседского дома.

Жители посёлка, по всей видимости, были людьми осторожными. Поэтому заборы выстроили на совесть, взобраться ни на один не было никакой возможности.

Шансы у любопытных были нулевые. Толстяк прошёл мимо соседских ворот и понял наконец, что счастье ему улыбнулось. Благодаря своей хрупкой комплекции Павел мог пролезть под воротами, поэтому он, недолго думая, лёг на живот и быстро пролез внутрь. Оказавшись по ту сторону, он внимательно огляделся. Казалось, никто не заметил его манёвра, поэтому Толстяк взобрался на крышу сарайчика и стал наблюдать.

Он хорошо видел крыльцо особняка. Некоторое время там никто не показывался. Потом из дома вышли двое мужчин, в одном из которых Павел узнал уже знакомого ему стрелка, второй был чуть ниже ростом и одет в чёрный плащ. На секунду Пастухову показалось, что он где-то видел этого человека, но, сколько он ни напрягал память, вспомнить никак не мог. Двое сели в машину и выехали за ворота. Третий, вышедший почти сразу вслед за ними, быстро закрыл ворота на висячий замок и вернулся в дом. По виду это был типичный охранник, и Павел был уверен, что мальчик находится в доме.

Павел понимал, что должен позвонить и доложить о своих наблюдениях, но включать мобильный телефон было неосторожно, поэтому он отложил доклад на более позднее время.

Толстяк видел все: и выбежавших из дома испуганных охранников, и проскользнувшего в дверь мальчика, он видел, как ребёнок метался в поисках выхода, как мальчик спрятался в мусорном бакс. Когда мусоровоз выехал за ворота, Павел быстро вылез из укрытия и направился к машине…

Через двадцать минут, когда его машина свернула на шоссе, раздался взрыв и объятая пламенем машина, несколько раз перевернувшись, свалилась в кювет.

Незнакомец затащил Сашу внутрь вагона, мальчик больно ударился коленкой об угол и громко завизжал.

– Тёс, молчи, – мужчина ткнул ребёнка в спину, – думал сбежать, да? А я тебя и поймал. Вот гадёныш! Сейчас узнаешь у меня, как воровать!

– Я ничего не воровал! – взмолился Саша.

– Ну да!

– Вы меня с кем-то спутали! Я сын кандидата Снегирёва…

– Чего-чего? – незнакомец от удивления ослабил руку и выпустил мальчика.

Почувствовав свободу, Саша сделал резкое движение в сторону, чьи-то руки скользнули по его лицу.

– Скворец, это ты?

Руки мужчины скользнули по голове ребёнка.

– Нет! Я не Скворец! – крикнул испуганный мальчик.

– А кто? Откуда взялся?

– Я… тут… – по его лицу потекли слезы.

– Ты что плачешь? Испугался, да?

– Вы кто?

– Я? Кучеров я, дядя Лева… Пацан мой бутылку стащил, я тебя с ним перепутал. Прости, пацан… Спутал я, ни черта не вижу. А с похмелья – так и слышу через пень-колоду. Ну и дела! – искренне удивился слепой. – Кому расскажешь – не поверят. Видно, и пальцы что-то отказывать стали…

Откуда-то из угла послышался шорох.

– Скворец, ты здесь? – Мужчина насторожённо поднял голову.

– Не крал я твою бутылку! Ты чего наговариваешь?

– Ax ты! – мужчина, назвавшийся дядей Левой, мгновенно вскочил и бросился по направлению звука. Через секунду он извлёк откуда-то щуплого мальчишку. – Вот ты где! А я тут обыскался!

– Отпусти! – заверещал ребёнок.

– А где пол-литра?

– Не знаю я! Может, ты её по дороге обронил!

– Вот ещё! – ответил дядя Лева, но видно было, что он засомневался. – Как я её обронить мог?

– А что! Вчера потерял нож? Потерял. А два дня назад…

– Да ладно, найду я тебе нож, чего ты!

– Ну и не надо тогда лапищи распускать. А то брошу тебя тут, помирай с голоду! – угрожающе произнёс мальчишка.

– Не сердись, – миролюбиво ответил дядя Лева и нащупал рукой притихшего рядом Сашу. – Видишь, у нас тут гость.

Саша весь сжался в комок. Мальчишка быстро метнулся в его сторону. Он с удивлением заглянул Саше в лицо и неожиданно спросил:

– Есть хочешь?

От неожиданности Саша на секунду растерялся, а потом утвердительно кивнул. Он уже часа два жутко хотел есть, и в ответ на вопрос мальчишки его желудок требовательно заурчал.

– Сейчас соображу! – мальчик шмыгнул куда-то в угол, пошуршал там несколько секунд, лязгнул чем-то металлическим и наконец вернулся к Саше и протянул ему консервную банку и чёрствый батон. – Ешь!

Ничего вкуснее Саша Снегирёв никогда не ел за свою жизнь. Мальчик жадно набросился на кильки в томате, заедая их хлебом.

– Вишь, как изголодался, – с довольным видом произнёс маленький хозяин.

– А ты! – он повернулся к дяде Леве. – Ещё небось его за шкирку хватанул?

– За что получилось, – оправдывался слепой.

– Я его знаю! – пояснил мальчишка. – Чуть что, за шкирку хватает. А хватка у него мёртвая, даром что калека!

– Ничего! – с набитым ртом ответил Саша и вытер губы рукавом.

– Наелся?

– Угу.

– У меня сегодня удачный день был, тётка зазевалась, вот я и хапанул пару банок.

– Украл, что ли? – спросил Саша.

– А кто ж нынче подарит! – совершенно резонно ответил мальчишка. – Будешь рот разевать – с голоду помрёшь. Тебя как звать-то?

– Саша.

– Это по документам, что ли?

– Да.

– А кличка какая?

Саша на секунду задумался и, улыбнувшись, ответил:

– Снегирь меня в школе называют. Моя фамилия Снегирёв, вот и кличка такая.

– А ты что, в школе учишься? – В голосе мальчишки прозвучала зависть.

– В пятом классе.

– В пятом? Вот это да!

– А ты не ходишь в школу?

– Не! Что ты! Мне вон старика кормить надо. Это ж отец мой родной.

– А тебя как зовут?

– По документам я – Василий, Васька, значит. А вот отец меня Скворцом называет. Видишь, как получается, ты – Снегирь, а я – Скворец.

Мужчина тихо засмеялся.

– Здорово! – сказал Саша.

– Будем знакомы! – Скворец протянул руку. Саша пожал руку новому другу и почувствовал, что у того лёгкая, почти невесомая ладонь.

– А тебе, Скворец, сколько лет?

– Не знаю! – махнул рукой мальчишка.

– Девять ему, – ответил отец.

– А мне уже десять, – с гордостью произнёс Саша и вздрогнул.

По крыше вагона что-то громко застучало. Мальчик испуганно посмотрел на потолок.

– Дождь начался, – пояснил Скворец и после паузы спросил:

– Снегирь, а ты чего такой пуганый? Дождя испугался и вообще…

Саша молчал. Отогревшись и поговорив с новыми знакомыми, он, казалось, забыл все, что с ним произошло, и теперь вопрос мальчишки напомнил ему события последних двух дней. При воспоминании о похищении и плене у мальчика внутри все похолодело и страх опять сковал его душу.