Текст книги "Чужие-III (Наш мир - тюрьма)"

Автор книги: Григорий Панченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Рипли почувствовала, что это надлежит объяснять уже ей:

– Ты сказал – заманит... Вот именно. А что приманивает? Приманка... она горько вздохнула.

Голик быстро глянул на нее – будто ударил взглядом наотмашь. И продолжал, демонстративно обращаясь не к ней, а к Дилону:

– Так. Ну и что же будет приманкой?

Вместо ответа Дилон все так же молча, неотрывно продолжал смотреть ему в глаза сквозь простую оправу очков.

– А-а-а, дьявол! – буквально взвыл Голик, подпрыгивая на месте. Он догадался.

И все остальные тоже догадались одновременно с ним. А догадавшись молча переглянулись, скованные ужасом.

35

Приманкой может быть не "что", а "кто". В их условиях – только живое человеческое тело.

– ...Огонь у нас тоже будет, – убеждал Дилон, мерно расхаживая перед своей паствой. – Да, огонь у нас будет, но на сей раз не в виде горящего потока, а в виде факелов. И не позади зверя теперь он будет пылать, а позади каждого из нас, прикрывая отход. Так что...

Дилон выдержал паузу.

– Так что мы выходим отнюдь не на верную смерть. Да, мы отправляемся на опасное дело, и при неудаче каждому и впрямь грозит гибель. Но это, согласитесь, не одно и то же!

– Слушай, преподобный, – не удержался кто-то от вопроса. – Вот бежим мы в сторону ванны, он гонится за нами, остальные братья закрывают боковые проходы, чтобы ему было некуда свернуть, – это все ясно. Но ты мне скажи, как ты думаешь провести последний этап? Кто его заманит непосредственно в тупик, в металлоприемник? Среди нас все-таки есть один смертник, да?

– Это уже не твоя забота, брат, – отвечал Пресвитер с какой-то ласковой угрозой. – Можешь мне поверить – все продумано. Все – до последней мелочи!

– А... – начал было, но сразу осекся тот же голос.

– Что еще? – переспросил Дилон с увеличивающейся долей угрозы.

– Да нет, ничего. Просто я подумал: чтобы приготовить расплав, уйдет не меньше часа. Он за это время не пробьется? Ну, дверь толстая – так через потолок... Найдет, чего доброго, лаз где-нибудь под печью...

Дилон усмехнулся:

– На этот счет можешь не волноваться. Мы с Морсом и Кевином, установили печь на нагрев уже давно. Задолго до того, как вас, умников, уговаривать начали...

По рядам сидящих прошел короткий смешок, выражавший скорее восхищение, чем что-либо иное.

Внезапно еще один из сидящих робко поднял руку, словно школьник на уроке.

– В чем дело? – Дилон всмотрелся. Лицо у того было измазано сажей, видно, еще не отмылся после пожара. Поэтому Пресвитер опознал его только по необычной, гражданского вида, кепке. Это был Дуглас Уинтерборн, самый младший из заключенных. Он попал в тюрьму непосредственно перед ее расформированием, а попав – сразу же примкнул к исповедующим Веру, так как больше чем кто-либо нуждался в духовной поддержке. Тогда ему было всего семнадцать лет и он выглядел как "мальчик из приличной семьи", по ошибке попавший к уголовникам. Да, в сущности, он и был таким... С тех пор прошли годы, но для старожилов колонии он так и оставался "сынком".

– Так в чем дело, Дуг? – спросил Дилон с едва уловимой теплотой.

– Вот ты говоришь, что у нас будут факелы... – "ты" он говорил Дилону еще с некоторой запинкой, воспринимая его как старшего, – но скажи... скажи, ты уверен, что факел поможет?

Ответа напряженно ждали все. Дуглас явно попал в самое больное место.

– Видишь ли, Уинтерборн... – Дилон словно просмаковал благородно звучащую фамилию. – Говорят, что убиенные на поле брани сразу же предстают перед престолом Господа... Так что тот из нас, кто умрет, держа горящий факел в руке, никогда не увидит полыхания адского огня. А это ведь очень возможно, несмотря даже на Веру, – если вспомнить, какую жизнь мы прожили...

Голос Дилона окреп.

– Во всяком случае, сам себе я не мог бы пожелать лучшего конца... Ну, понял меня, малыш? – Он легонько сдвинул Дугласу козырек кепки с бровей на глаза. – Все мы умрем... Вопрос только в том, как мы покинем этот мир: стоя, как люди, или на коленях, умоляя о пощаде?

Все не отрываясь смотрели на Дилона.

– Нет! Мой Бог – Бог молитвы, а не мольбы! Я никогда не молил никого и ни о чем! Никогда меня никто не щадил, не помогал, не давал ничего бескорыстно... Так что к дьяволу этого зверя! Будем бороться!

– Будем бороться! – хором подхватили все.

В руках у Пресвитера все еще был топор. Но теперь он вновь напомнил Рипли посох епископа...

36

– Ладно! Чего уж... все равно помирать!

Кто сказал это? Рипли не успела рассмотреть... Но кто бы это ни был, он выразил общее мнение.

Дилон и Рипли украдкой следили за Голиком, ожидая с его стороны очередной выходки. И эта выходка действительно последовала, но была она все-таки неожиданна. Во всяком случае, для Рипли.

До отказа растянув губы в улыбке-оскале, Голик вдруг рванул ворот робы (пахнуло запахом прелой ткани и несвежего тела) так, что посыпались пуговицы. На волосатой груди сквозь слой грязи виднелась непристойная татуировка.

– Эх-ма! Раз живем – раз умираем! – все еще держа на лице жуткую ухмылку, он бесшабашно-отчаянным движением бросил шапку об пол. – Ну так поджарим же наконец эту падлу! Преподобный – раздавай факелы!

Рипли с облегчением перевела дух. Однако Дилон, похоже, не разделял ее чувств:

– Смотри у меня, Ян... Вспыхнул – так гори, а не прогорай!

И – как это уже было недавно – всех разом охватила неистовая жажда деятельности. Люди с грохотом переворачивали пустые бочонки, ища в них остатки горючего, а потом рвали на полосы одежду и простыни. Обмотав этими лоскутами железные стержни, они пропитывали образовавшуюся матерчатую обмотку оставшимся топливом. Вскоре у каждого был факел, а в углу горкой высились запасные. Впрочем, было еще неясно, удастся ли ими воспользоваться...

С нарастающим удивлением и даже испугом Смит смотрел на всю эту подготовку.

– О идиоты... Боже мой, какие кретины! – он обхватил руками голову и опасливо отодвинулся в темный угол от греха подальше.

– А ну, проверьте, как закрывается створка! – Рипли показала на бронированную дверь над металлоприемником.

– Вот рубильник. А механизм подключен через бустерную систему видишь, мощный поршень здесь... – ответил Морс. – Не вручную же опускать такую тяжесть!

Рипли с подозрением посмотрела на поршень:

– Когда вы в последний раз пользовались этой системой?

Морс задумался.

– Да лет пять назад, а то и все шесть. Но не больше!

– Не больше! – подозрения Рипли усилились. – Гидравлика точно работает? Ты уверен в этом?

– Точно здесь вообще ничего не работает. Прими это к сведению! сказал Дилон, неслышно возникнув откуда-то сбоку. – Так что во всех своих выкладках тебе придется учитывать данный факт. А именно – возможность, что какой-нибудь механизм в нужный момент не сработает и весь план пойдет насмарку.

Дилон внимательно смотрел на Рипли.

– Ну как – не передумала? – спросил он в высшей степени серьезно.

Рипли легонько улыбнулась. Или ей только показалось это?

– А разве можно сейчас передумать, преподобный?

Вопрос этот явно не требовал ответа – и Пресвитер кивнул, соглашаясь.

37

– Значит, повторяем в последний раз...

Рипли тяжело вздохнула. У нее не было полной уверенности, что каждый участник предстоящих событий правильно запомнил свою роль. Еще меньше было уверенности, что кто-нибудь не дрогнет, не ошибется второпях или с перепугу. О надежности техники, как уже было ясно, говорить не приходилось...

С другой стороны Дилон прав: время поджимает. Нужно действовать, пока сомнения не охладили энтузиазм их микроармии...

– Заманиваем сюда. Потом – ты включаешь рубильник, приводящий в движение поршень гидравлики. Зверь оказывается в ванне, за ним опускается дверь. Потом кто-то из ребят польет его сверху оловом – и все! Ему конец, – быстро и убедительно говорил Дилон.

– А если кто-нибудь допустит ошибку? – вновь не удержалась от вопроса Рипли, хотя она тысячу раз понимала, что лучше ей промолчать. Но слишком уж многое было поставлено на карту...

Дилон снял очки. Аккуратно сложив их, спрятал в карман.

– Тогда нам конец, – сказал он тоном, не оставляющим никаких сомнений. – У нас только один шанс! Возможности повторить все это не будет...

Рипли кивнула. К ее немалому облегчению, спокойно и твердо, без малейших колебаний кивнули также Морс и Кевин. Они явно решились идти до конца...

Рипли не знала, почему Пресвитер выделил себе в ближайшие помощники именно эту пару, как будто ничем не отличающуюся от остальных. Но, значит, были у него какие-то основания, а подсказал ли их прошлый опыт или интуиция – все равно...

И, похоже, он не ошибся в выборе.

– Итак: рубильник – поршень – створка двери... А потом... – Дилон поднял глаза на Рипли. – А потом ты на несколько секунд останешься с ним наедине, – сказал он ровным голосом, как нечто само собой разумеющееся.

– Ясно, – для Рипли этот факт тоже разумелся сам собой. – На меня можешь положиться. Ребята, только вы не подведите, ладно?

– Надеюсь, ты все-таки не ошиблась в том, что он не хочет тебя сожрать, – когда Дилон говорил это, на лице его не дрогнул ни единый мускул, – потому что ты, и только ты, будешь преграждать ему путь, пока опускается створка. Здесь уже не будет никаких других дверей, которые можно запереть заранее, никаких дополнительных заслонов.

– Ясно, – повторила Рипли. – Я тоже на это надеюсь...

И тут же подумала: а достаточно ли обоснована ее надежда? Да, один раз Чужой пощадил ее... Даже два раза. Но тогда ему ничего не угрожало, да и сыт он был...

А теперь, когда вопрос встанет не о пище, а о самом его существовании – будет ли его реакция прежней?..

И тут Рипли оборвала свою мысль. Нет, так не пойдет! Тогда уж лучше было и не затевать весь этот план...

А сейчас он не просто затеян – осуществляется!

И возможностей для отступления уже нет. Поздно отступать...

"К тому же... – Рипли с трудом воскрешала в памяти общеобразовательный курс биологии, – к тому же такой вариант имеет обоснование и с биологической точки зрения... Везде и всегда бесполые особи представляют для природы неизмеримо меньшую ценность, чем матка королева, как ее еще называют у муравьев и термитов. Вообще самый смысл их существования – дать матке жить и размножаться, плодить новые поколения. Ради этой цели любой из бесполых не колеблясь отдаст собственную жизнь.

Уничтожить матку, спасая себя, – немыслимый, невозможный поступок! Весь инстинкт вида, все законы эволюции должны восстать против него!

Так бывает у общественных насекомых на Земле. Нечто подобное, как выяснилось, имеет место и в других мирах...

Отчего вдруг в случае с Чужим все окажется иначе?!

А пускай даже так! В конце-то концов..."

– В конце-концов, я ничего не теряю... – эти слова Рипли, должно быть, помимо своей воли произнесла вслух, потому что Дилон вдруг быстро взглянул на нее:

– Что?

– Я ничего не теряю... Быть может, это для меня даже лучше – ТАКАЯ смерть...

Дилон скривил уголок рта:

– Сестра, ты опять рвешься умереть красиво... Ты – ничего не теряешь. Теряем – мы! И то самое человечество, о котором ты так хорошо говорила.

И Рипли поняла, что он снова прав. А еще она поняла, что именно он Пресвитер – сейчас является главным. И по опыту, и по решимости, и по способности оценить обстановку.

Да и не Пресвитер он теперь, не просто духовный вождь – а ВОЖДЬ вообще. Да, именно с большой буквы.

– Хорошо. Я буду стоять в проеме, пока не запрется дверь. А где будешь стоять ты, Дилон?

– Я буду рядом, – последовал немедленный ответ.

И снова Рипли поняла больше, чем Дилон сказал вслух. Теперь он не может положиться даже на ее волю и решимость. И в случае чего – лишь он может заступить дорогу зверю, хотя на нем и не лежит табу, спасающее от клыков и щупалец.

– А где будут в это время остальные?

– Они тоже будут неподалеку, сестра... И будут своими молитвами, своим умением и силой рук своих способствовать успеху нашего дела.

И снова Морс и Кевин кивнули в ответ.

Военный совет завершился. Пришло время действовать.

38

Трое шли тоннелем. Было так темно, что даже горящие факелы в их руках отгрызали от стены мрака считанные метры освещенного пространства.

– Мне это не нравится! – вдруг сказал Голик без всякого видимого повода.

Качнувшись, остановились два соседних факела.

– Что именно?

– Все!

Было видно, как усмехнулся один из идущих: красноватый свет живого пламени блеснул на его ровных резцах.

– Ладно, чего уж там... Пожалуй, ты лучше стань здесь. Будешь на подхвате.

– Мне не нравится, что эта штука будет бегать по темным тоннелям в то же время, что и мы, – упрямо повторил Голик. Зубы его выбивали мелкую дробь.

По неофициальной "табели о рангах" его спутники имели менее высокий статус, чем он сам. Во всяком случае, они не принадлежали к миру профессиональной преступности, "воров в законе". (Правда, отношения внутри Братства не признавали воровскую "табель" – но все же от нее оставались какие-то понятия, въевшиеся в плоть и кровь, в подсознание...)

Однако теперь ценностная установка рухнула – и в образовавшемся хаосе отчетливо проступила извечная трусость "блатарей".

Двое, не сговариваясь, посмотрели на Голика с нескрываемым презрением.

– Ну, тебе же сказано – оставайся здесь. Это какой тоннель? Б? Значит я, в случае чего, буду бежать по нему, заманивая тварь к ванне. Ты – беги по соседнему, если она туда сунется. А Ян будет за нами закрывать двери. Это дело как раз по нему...

Они тронулись вперед.

Оставшись на месте, Голик ощупал дверь. Толстый лист стали с окошком армированного бронестекла наверху гарантировал качественную защиту: в свое время двери изготовлялись с таким расчетом, чтобы уверенно противостоять натиску не одной пары дюжих рук, обладающих вдобавок искусством взлома...

Эта дверь, как и большинство дверей на этом уровне, была одностворчатой. Створка опускалась сверху, мягко скользя по проему вдоль направляющих.

Точнее, это она должна была скользить мягко. Но направляющие заржавели, и дверь двигалась с немалым трудом, хотя все-таки двигалась. Однако удастся ли закрыть ее быстро?

– Эй, ребята! – Голик вновь высунулся в коридор.

– Ну что там еще?

Двое, уже отошедшие десятка на три шагов, остановились:

– А если все будет не так, как задумалось? Если мы заблудимся или еще что?

Один из силуэтов, черный на фоне красных отблесков, отчетливо пожал плечами. Потом оба продолжили свой свой путь.

– Ребята, ребята! Обождите!

Они удалялись, не оборачиваясь. Потом свет раздвоился: видимо, оба как раз приблизились к проходу, соединяющему соседние тоннели. Теперь им предстояло разойтись.

– Это она все придумала! Мне это не нравится! – продолжал кричать Голик:

И тут он нашел отговорку, казавшуюся ему великолепной.

– Ребята! Смотрите! – Голик повис на двери, демонстративно прилагая много больше усилий, чем надо было, чтобы ее закрыть.

– Моя дверь не закрывается! По-моему, дело дрянь, а? Давайте еще раз подумаем, как нам выпутаться из этого положения! – голос его звучал фальшиво, но ему вряд ли поверили бы, даже прояви он большее актерское мастерство.

Огоньки снова задержались, но лишь на миг.

– Что он говорит?.. – донеслось до Голика чуть слышно.

– Какая разница... – ответил второй голос.

Потом раздался смех.

А еще через секунду один из огоньков двинулся в сторону, миновал развилку и исчез.

39

Человек шел по тоннелю. Теперь он был один: поиски заставили рассредоточиться ранее компактную группу. Человек громко отсчитывал шаги вслух. Отчасти чтобы привлечь внимание Чужого (конечно, он при этом надеялся разглядеть хищника раньше, чем тот подберется на необходимое для броска расстояние), а отчасти – просто чтобы успокоить себя самого.

– ...девяносто семь... девяносто восемь... девяносто девять... Сколько там дальше?... Тысяча... тьфу, черт! Сто... сто один... сто два...

Внезапно до его слуха донесся какой-то короткий удивленный вскрик, сразу оборвавшийся.

– Что за чертовщина?! – он встал как вкопанный.

За десятки коридоров от него Дилон, услышав отголосок этого звука, удивленно вскинул голову:

– Кто-нибудь сейчас что-то слышал?

Но те, кто был рядом с ним, не подтвердили его догадки.

– Да нет, вроде бы ничего... Тебе померещилось, преподобный!

Человек сделал несколько осторожных шагов. Заглянул за поворот – и обомлел.

Багровый свет от его факела и багровый свет впереди, от чьего-то чужого факела, лежащего на полу. А между этими двумя световыми пятнами...

Какое-то жуткое, невообразимое существо будто танцует страшную пляску, переминаясь на нескольких парах щупалец. Чем-то оно походит на динозавра (как изображают их на картинках в энциклопедическом атласе), на осьминога, на гигантского паука. И звуки, звуки – чирикающий стон, скрежет, почти хихиканье.

Словно шел, шел по пещере – и вдруг увидел перед собой ворота ада. Дьявол во плоти! И смердит, как от дьявола...

Показалось или нет (трудно было разобрать в пляшущих тенях) – будто бы на полу, рядом с факелом, простерлось человеческое тело?

– Эй, ты, сука! – человек шагнул вперед. – А ну, давай ко мне!

И его факел, прочертив в воздухе пылающую дугу, обрушился на спину твари. Издав почти человеческий визг, Чужой шарахнулся в сторону.

– Началось! – уверенно сказал Дилон. Его соседи снова ничего не услышали.

Лишь секунду спустя человек сообразил, что метнув факел, он лишил себя единственной защиты.

Кошмарная морда, чем-то неуловимо похожая на карикатурное изображение человеческого лица: бинокулярный взгляд, мощные, но короткие челюсти, не такая уж маленькая емкость мозга, – потянулась к нему, но громадные зубы со звуком сомкнувшегося капкана щелкнули в пустоте.

Упавший факел продолжал лежать на полу, над ним трепетали языки пламени – и Чужой, стремясь избежать их, плохо рассчитал бросок.

От звука захлопнувшихся челюстей в желудке возникла неприятная пустота. К счастью для себя, человек сумел превозмочь панику. И уже не страх звучал в его крике, когда он, повернувшись, с воплем бросился по коридору.

– А-а-а! Он гонится за мной! Я веду его, веду его, веду... Эй, кто там у двери – будь наготове! План вступил в решающую фазу!

40

Это была самая настоящая облава – несмотря на то, что загонщики бежали впереди дичи, поскольку именно дичь была опасна для них, а не они для нее.

Первый из загонщиков, лишившись огненного прикрытия, несся уже из последних сил. Кровь стучала у него в ушах, сердце, казалось, было готово разорваться.

А где-то сзади, постепенно нарастая, близился шум погони – удары щупалец, то звонкие, то глухие, в зависимости от того, приходились они по цементному полу или по гулким плитам потолка и верхней части стен...

Чужой винтом бежал по тоннелю, словно следуя вдоль невидимых нарезов. Для него не существовало верха или низа, и там, где человек обегал какое-либо препятствие, теряя темп, – там зверь буквально обтекал его, прокладывая путь сбоку или сверху, ни на миг не сбросив скорости.

Внезапно топот как-то разом обозначился совсем близко и человек понял, что погоня подходит к концу. Тогда он выхватил нож, отлично понимая бессмысленность этого поступка:

– Он догоняет меня... Он уже совсем близко!

– Остынь! – раздался неожиданно спокойный голос. – Это не он бежит за тобой. Это я бегу за тобой, дубина!

Голос принадлежал его напарнику. Едва осознав это, человек мешком осел на пол.

– А где... – он не сразу смог заговорить. – Где тварь?

Напарник усмехнулся:

– Бежит по соседнему коридору. Бояться нечего – я захлопнул за тобой дверь. А там... там, похоже, кто-то уже перехватил эстафету.

И действительно, звук погони, сопровождающийся таким же диким криком, уходил дальше, в сторону металлоприемника.

Новый загонщик, видимо, тоже вопил не только от страха, а с двойной целью: лишний раз привлечь внимание преследователя и позволить своим товарищам, караулящим у дверей впереди, проследить маршрут своего бегства.

– Ну, пошли... – опираясь на плечо напарника, упавший с трудом поднялся на ноги, – пошли туда...

И они, почти обнявшись, заспешили по направлению к печи, чтобы когда вновь настанет их черед, снова принять участие в смертельной гонке.

41

В возникшей сумятице трудно было различить систему. Сквозь дым и колеблющийся свет факелов было видно, как снуют по коридорам люди, крича и ругаясь на бегу, как с железным звоном захлопываются двери, становясь на фиксаторы...

Но хаотичным все это казалось лишь со стороны. Мало-помалу Чужой приближался к уготованной ему ловушке. И с каждым новым смертельным марш-броском у него оставалось все меньше и меньше возможностей для отступления...

Сам зверь этого не замечал. Не замечали и рядовые загонщики.

Лишь Дилон и Рипли могли видеть, что план их осуществляется успешно. Рипли не сходила с места, безотлучно находясь близ металлоприемника: ее вмешательство потребуется лишь на последней стадии. Совершенно ни к чему, чтобы Чужой засек ее раньше времени.

Дилон же, наоборот, участвовал в облаве наравне со всеми, и даже больше всех. Но бегая, понукая отстающих и размахивая полыхающим факелом перед мордой чудовища, он при этом ухитрялся еще и следить за постоянно меняющейся обстановкой.

Рипли и сама считалась офицером – причем считалась отнюдь не номинально: во время учебы она прошла хорошую подготовку, а жизнь научила ее еще большему. Однако уже в который раз ей приходила в голову мысль, что человека, равного Дилону, на ее пути просто не попадалось. Впрочем, высшие офицерские звания в космофлоте обычно получают деятели вроде Эндрюса... Причем – это в лучшем случае!

Потому что в худшем – это и вовсе люди типа Восемьдесят Пять...

– Эй, ты, падаль, давай сюда-а-а-а! – донесся далекий вопль.

– Восточное крыло. Седьмой тоннель, – спокойно констатировал Дилон. И замер, вслушиваясь в продолжающиеся крики.

– А-а-а! Он убьет меня, братья, скоре-е-ей! – орал на ходу бегущий.

– Кевин, готов? – негромко спросил Пресвитер.

– Готов.

– Внимание...

Крича уже что-то совсем бессвязное, отмахиваясь факелом от несущей сзади смерти, загонщик выскочил в дверное отверстие – и тут же Кевин опустил за ним створку. Щелкнули фиксаторы.

– Есть! – торжествующе улыбаясь, Кевин повернулся к Дилону. Тот без слов показал ему большой палец.

В следующий миг что-то с такой силой ударилось о дверь с противоположной стороны, что Кевин подскочил в испуге. Несколько человек вскрикнули одновременно, но их крик перекрыл леденящий душу вопль, доносящийся из запретного коридора.

– А он здорово рассердился, – бесстрастно констатировал Дилон. Кевин, устыдившись своего испуга, торопливо кивнул.

– Ну, ничего, пусть позлится... – в глазах Дилона мелькнул непонятный огонек. – Ему осталось жить не так уж долго. Так пусть хоть последние минуты жизни его мучает злоба и страх!

Вокруг Пресвитера собралось несколько человек, ожидающих дальнейших указаний. Среди них он вдруг заметил Голика. Этот-то как здесь оказался?

– Так. Ты, – Дилон ткнул пальцем в того, кто только что играл роль живой приманки, – ты отдыхай пока что. Остальные – за мной! Теперь на очереди тоннель номер шесть!

42

...Голик бегал и орал вместе со всеми, изо всех сил изображая активнейшую деятельность, но при всем при этом держался подальше от места, где ему могла грозить реальная опасность.

Но это была не война с четко обозначенной линией фронта – и, пытаясь избежать опасности, он вдруг оказался к ней вплотную.

Это было, когда они, как им показалось, успешно провели монстра сквозь шестой тоннель. Голик в компании еще нескольких человек как раз шел в сторону следующего – пятого – коридора, как вдруг из одной двери в стене тоннеля со свистящим шипением, какое издает струя воздуха, бьющая в космическое пространство сквозь пробитую обшивку звездолета, на них надвинулась голова монстра с открытой для атаки пастью...

Эта дверь в спешке осталась незамеченной – потому и незапертой.

Отчего же Чужой не бросился на них сразу? Трудно сказать... Возможно, он проявил нерешительность при виде компактной группы людей?

Или же в смутное, неразвитое сознание монстра каким-то образом проникла мысль, что он уже не преследователь, а преследуемый – даже если внешне все выглядит наоборот? Так или иначе, он дал людям несколько мгновений. И за эти короткие секунды Голик вдруг не разумом, а телом, понял, что единственное спасение сейчас – не бежать, а идти на сближение с опасностью.

И тело его вытянулось в прыжке, который сделал бы честь любому спортсмену.

На лету вцепившись в ручку двери, Голик повис на ней всем телом – и створка, ударив опешившего Чужого по носу, встала на фиксаторы раньше, чем тот успел перейти в атаку.

– Все! Дверь закрыта... – сказав это, Голик вдруг ощутил, с какой яростью колотится о металл и бронестекло могучее существо, оставшееся в тоннеле, и похолодел при мысли, что могло его ждать при секундном промедлении.

– ...Во всяком случае, надеюсь на это, – закончил он вдруг севшим голосом.

Остальные смотрели на него округлившимися глазами.

– Да ты герой, оказывается, брат... – протянул один из его товарищей. Голик скромно потупился. Он отнюдь не собирался сообщать кому бы то ни было, что на сей раз на него сработала не храбрость, а все тот же инстинкт самосохранения.

И сработал именно потому, что он был развит у него сильнее всех прочих чувств, вместе взятых.

– Некогда восхищаться друг другом, братья! – вступил в разговор Дилон, бог весть как оказавшийся рядом. – Пошли! Пока он жив, наше дело еще не завершено!

Выкрикнув это, он первым устремился к очередному тоннелю.

На сей раз Голику не удалось под шумок улизнуть в сторону: Дилон все время, не скрываясь, посматривал на него. Впрочем Голик, будучи и сам загипнотизирован представлением о собственном героизме, некоторое время и вел себя соответственно.

Более того – сперва он даже попытался "работать под полководца". Это проявилось в тот момент, когда во время очередной бешеной гонки (кажется, это было уже в третьем тоннеле) он столкнулся с Уинтерборном.

– Что ты делаешь? – злобно выкрикнул Голик.

– А что?

– Ножницы ты как держишь? – Голик указал на зажатые в руке Дугласа большие портняжные ножницы, взятые им в мастерской.

Сведенные вместе концы ножниц, словно клинок, упирались Голику в живот.

– А что? – отупело повторил юноша. Он был слишком напуган, чтобы соображать.

Вырвав у него из рук импровизированное оружие, Голик перевернул его и снова вложил в оцепеневшую руку Дугласа. Теперь наружу торчали не острия, а закругленные кольца рукояток.

– Вот так и держи, урод! Иначе... – Голик замолк, прислушиваясь к тому, что происходило в оцепленном тоннеле.

– Иначе? – безучастно переспросил Дуглас Уинтерборн. Он был явно не в себе.

Голик дико уставился на него:

– Иначе убьешь кого-нибудь, ты, чудо в перьях! – точным движением он сдвинул Дугласу на глаза козырек его знаменитой кепочки. – А так если и пропорешь кому-нибудь брюхо, так только себе. Невелика потеря!

Потом снова был какой-то провал в памяти, заполненный криками, звоном железа, сумасшедшим бегом... Когда Голик опомнился, он уже стоял возле той самой двери, сквозь которую должен выскочить из тоннеля загонщик.

Это был уже тоннель N_2. Второй – и предпоследний перед ловушкой...

Итак, не миновала его все-таки чаша сия...

Голик ощупал дверь. Все повторилось как вначале, как повторяется дурной сон. Дверь двигалась, но двигалась с трудом, со скрипом, и рыжие хлопья ржавчины осыпались из пазов, будто снег.

И снова – проклятый вопрос. Удастся ли спустить ее быстро, одним движением?!

А где-то далеко, в глубине тоннеля, уже мелькнул факельный свет, раздались крики...

Началась очередная смертельная пробежка. Если повезет, если все правильно рассчитано – то, кроме этой, такая пробежка будет всего одна.

Но трудно опустить поржавевшую створку. И негде укрыться при неудаче.

– Л-ладно... – прошептал Голик. Он принял решение.

Тот, кто бежал по тоннелю N_2, голося и размахивая горящей палкой, еще издали увидел, как исчез впереди справа узкий прямоугольник тусклого света. Увидел, но не понял смысла этого.

Но Чужой тоже заметил исчезновение света – и вот он-то все понял, мгновенно оценил значение этого факта нечеловеческим разумом или инстинктом. А оценив – заметался в поисках выхода.

...Вся сила задуманного плана была в его мгновенности, в моментальной смене цели. Чужой должен считанные секунды промедлить перед запертой дверью – и тут же ему будет явлена новая мишень для атаки в дальнем конце коридора.

Потому что надежно запереть тоннель, перекрыв в нем абсолютно все входы и выходы, было невозможно. В конце концов, нерешенной – и нерешаемой! – осталась проблема все тех же вентиляционных люков...

Загодя обезопасив себя (во всяком случае, так ему казалось), Голик сквозь бронированное окошко напряженно всматривался в прорезанную искоркой факела тьму. Вроде бы ничего не видно...

Может быть, стекло слишком мутное?

Но именно потому, что стекло было мутным, Голик кое-что увидел. Он увидел медленно надвигающуюся на него пасть, двойной ряд зубов.

Он еще успел понять, что это отражение, успел обернуться, успел закричать...

А человек, в отчаянии ударившийся всем телом о запертую дверь изнутри тоннеля, увидел, как прямо в лицо ему брызнули струи крови и кислоты, полетели клочья мяса – но, не долетев, страшная смесь размазалась по разделявшему их бронестеклу.

И он понял, что Ян Голик перехитрил сам себя.

А кроме того, он понял – Чужой ушел из оцепления...

43

Для всех остальных это было совершенной неожиданностью.

Чем ближе к ванне, тем проще было организовывать облаву, тем смелее и даже беспечней становились действия людей. В самом начале они были рассредоточены, рассеяны по дальним коридорам – а теперь они собрались вместе и успех от скоординированных усилий был куда выше.

За это пришлось платить – и платить кровью...

В противоположном конце того же коридора, где находился Голик, был еще один человек. Когда Чужой, расправившись с Яном, бросился к нему – он не только не обратился в бегство, но и не поднял факел для защиты.

Он попросту ничего не понял, точнее – не поверил сам себе.

– Ты что здесь делаешь?! – крикнул он скорее с удивлением, чем с испугом. – Тебя не должно здесь быть! Ты же заперт!

Со все возрастающим изумлением он рассматривал несущееся к нему чудовище.

"Бежит, как таракан", – мелькнула в его мозгу совершенно неуместная мысль. И действительно, Чужой в движении гораздо больше напоминал исполинское насекомое, чем теплокровного хищника.

И только в последний миг, когда до зверя оставались считанные метры, человек сообразил, чем закончится их встреча. Но даже не успел повернуться.

Хищник налетел на него как смерч и, даже не замедляя бега, растерзал его на ходу одним движением головы. Вновь пол и стены коридора окрасила багровая жидкость, перемешанная с брызгами кислоты.