Текст книги "Посол"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

На цыпочках он подошел к чердачному люку и прислушался, не шумит ли кто внизу. Он всегда тщательно заботился о том, чтобы скрывать от других деятельность своего иного «я»; люди не поняли бы боли, которая мучает его, когда он разрывается между двумя сущностями.

Удостоверившись, что продовольственный склад этажом ниже пуст, он откинул крышку люка и спустился на холодный деревянный пол. Он чуял, что, кроме лошадей в стойлах, в здании больше никого нет, но все же поторопился добраться до своего жилья, находящегося в соседнем доме. Здесь он нашел свежую одежду, льняное полотенце и брусок душистого мыла, после чего вышел во двор, на тренировочную площадку.

Поработав ручным насосом и наполнив конские поилки перед стойлами ледяной водой, он тщательно намылил все тело. Когда все до единого пятна крови сошли с кожи, он принялся повторять мантру спокойствия, с каждым разом ощущая себя все уравновешеннее, все сильнее и все целеустремленнее. Истинное «я», конечно же, никуда не делось, но он чувствовал, что оно с каждым вдохом отступает все дальше в глубины сознания. Он не знал, кого оно убило, но догадывался, что кто бы это ни был, его постигла по-настоящему мучительная смерть. Но он же не в ответе за это, не так ли? Когда приходят сны и истинная суть берет верх, он не в силах противиться. Вместе с мыслью об истинном «я» последний фрагмент его иной личности всплыл на поверхность.

Истинное «я» думало о медальоне, чувствуя, как физически возбуждается его второе «я» от мысли о ней. Ее прикосновение, ее кожа, ее запах, ее долгие поцелуи.

Только ради нее он делает все это. Истинное «я» вспомнило о безглазой голове, висящей на крюке на чердаке, и улыбнулось.

Истинное «я» было уверено, что она будет довольна.

IV

– Именем Сигмара, что происходит там внизу? – воскликнул Каспар, наблюдая за несколькими десятками вопящих людей, заполнивших двор перед посольством. Около сотни человек напирали на железную ограду, честя на все корки само здание и Рыцарей Пантеры, благоразумно отступивших за ворота, поспешно заперев их.

Толпа собралась вокруг воющей женщины, закутанной с головы до ног в накидку из черной козьей шерсти; ее жалобные рыдания не могли не тронуть душу.

Каспар отвернулся от окна, накинул плащ и завернулся в него, предварительно пристегнув к бедру, пару кремневых пистолетов.

– Ты уверен, что это разумно? – спросил Павел.

– Будь я проклят, если предстану перед толпой без оружия.

Павел пожал плечами и последовал за другом в коридор; Курт Бремен и Валдаас уже спускались по лестнице в вестибюль. Увидев вышедшего из покоев посла, Бремен остановился и обратился к нему:

– Вы должны оставаться в помещении. Мы сами управимся.

– Нет, Курт. Я не привык, чтобы другие дрались за меня.

– Герр фон Велтен, – терпеливо объяснил Бремен, – это наша работа.

Каспар начал было возражать, но понял, что Бремен прав.

– Отлично, идите со мной. Только держитесь сзади.

Бремен кивнул, заметив под плащом посла пистолеты.

– Павел, – обратился Каспар к другу, перепрыгивая через две ступеньки разом. – Женщина в черном, что с ней?

– Не знаю. Одежда на ней траурная, но я с ней незнаком.

– Что ж, значит, кто-то умер и по каким-то причинам они злятся на меня. Надеюсь, никто из наших никого не убил, не признавшись мне?

– Нет, посол, – в один голос ответили Павел и Бремен.

– Отлично, тогда посмотрим, что происходит, – решил Каспар и толчком распахнул дверь.

Гортанные вопли и брань наполнили воздух, слившись с рыданиями женщины, соскользнувшей на землю по железным прутьям ворот, горестно раскинув руки. Она кричала и плакала, совершенно потеряв контроль над собой. Три молодых человека, с лицами, горящими праведным гневом, трясли решетку ворот, выкрикивая имя Каспара.

– Что они говорят? – спросил посол, внезапно осознавший силу ярости толпы.

Павел показал на рыдающую женщину:

– Они говорят, что ее муж мертв.

– А какое отношение это имеет ко мне?

– Они говорят, ты его убил.

– Что? Почему?

– Ну, не совсем. Трудно понять смысл того, что они кричат.

Павел угрюмо приблизился к воротам. Шестеро Рыцарей Пантеры сдерживали напор, пока он кричал что-то людям, размахивая руками и показывая на женщину и Каспара. После нескольких минут перебранки он вернулся к Каспару, став еще мрачнее.

– Плохо, – произнес он.

– Да, – фыркнул посол. – Это я сообразил, но что произошло?

– Женщина эта Наталья Ковович, и ее муж мертв. Говорят, убит.

– Я никогда даже не слышал о ее муже, – сказал Каспар, хотя имя показалось ему смутно знакомым, – а тем более не убивал его.

– Пьяный, – вдруг произнес Бремен. – На приеме, боярин, которого вы облили. Вот кто это.

– Проклятие, – выругался Каспар. Имя заняло свое место в его сознании.

Теперь он вспомнил лицо пьяного боярина и то, как тот говорил, что Империя должна сгореть дотла. Он вспомнил свою злость и то, что его кулак непременно встретился бы с лицом Кововича, если бы не вмешательство Лосева.

Но как могут кислевиты думать, что он убил этого человека?

Это безумие, он чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля с каждым оскорблением, брошенным в его сторону. Посол вытащил один из пистолетов и взвел курок.

– Не думаю, что это хорошая идея, – предупредил Бремен.

Но было уже поздно.

Каспар шагнул к воротам. Он поднял пистолет над головой и, прежде чем Бремен или кто-то другой успел остановить его, выстрелил в воздух.

Толпа вскрикнула – пистолет грохнул, выбросив из ствола облако порохового дыма.

– Павел! – рявкнул Каспар. – Переводи!

– Да хранит нас Урсан, – пробормотал Павел, однако встал рядом с послом.

– Скажи им, что я глубоко сожалею о потере госпожи Ковович, но я не имею никакого отношения к гибели ее мужа.

Павел выкрикнул перевод толпе, но люди явно были не в настроении улаживать разногласия и ответили руганью и требованием мести. Отступившие было Рыцари Пантеры поспешили к воротам, выхватив мечи, за ними бежали испуганные охранники посольства с выставленными вперед алебардами.

Каспар убрал в кобуру разряженный пистолет и достал второй, но, прежде чем он выстрелил, Курт Бремен схватил посла за руку:

– Пожалуйста, герр фон Велтен, не надо. Это только подольет масла в огонь.

– Толпе меня не запугать, Курт.

– Знаю, но вы же не хотите усугубить ситуацию и распалить этих людей еще больше? И так уже недалеко до кровопролития.

Спокойная рассудительность командира стражи образумила Каспара – он осознал серьезность их положения. Он реагировал как человек, а не как руководитель. Больше сотни рассерженных людей требовали его крови, а сдерживала их лишь ржавая ограда, давно уже нуждающаяся в ремонте.

Бремен прав, надо тушить пламя, а не разжигать его.

Он кивнул:

– Хорошо, Курт, посмотрим, что можно сделать, чтобы утихомирить этих людей.

Бремен облегченно вздохнул и резко обернулся на оглушительный залп еще нескольких пистолетов и крики, подхваченные эхом. Два десятка всадников, облаченных в черное, в лакированных кожаных нагрудниках, с длинными дубинами с бронзовыми набалдашниками, скакали по улице. Они стреляли из кремневых ружей поверх голов, а потом врезались в толпу, дробя людям черепа и ломая кости дубинами.

– Какого черта?! – воскликнул Каспар, а Павел уже тащил его к посольству. – Кто они?

Павел не остановился, но ответил:

– Чекисты! Вроде городской полиции, только гораздо, гораздо хуже!

Крики и плач сопровождали кружение всадников, избивающих всех, кто оказывался рядом с ними, безжалостно рассеивая толпу. В считанные секунды народ разбежался, оставив несколько дюжин товарищей истекать кровью на камнях мостовой перед посольством. Ошеломленные, Каспар и Рыцари Пантеры смотрели, как всадники огибают фонтан в центре двора, убеждаясь, что причина беспорядков устранена.

Несколько наездников поскакали туда, куда рванулась большая часть толпы, остальные же осадили лошадей возле ворот. Их предводитель, человек в полностью закрытом шлеме из темного металла с высоким плюмажем, спешился и подошел ближе.

Рыцари Пантеры оглянулись на Каспара и Бремена.

Посол кивнул, и рыцари отодвинули засов, позволяя главарю чекистов войти. Он зашагал к зданию и, прежде чем снять шлем, повесил на пояс дубину.

У мужчины оказались длинные, забранные назад волосы, и коротко подстриженные усы. И глаза – угольно-черные, лишенные всякого выражения, – глаза воина.

– Посол фон Велтен? – спросил он на беглом рейкшпиле, без акцента.

– Да.

– Меня зовут Пашенко. Владимир Пашенко, чекист, и, боюсь, я должен задать вам несколько вопросов.

V

Вопрос Пашенко был встречен ошеломленным молчанием.

– Вы не поняли вопроса, посол?

– Я прекрасно понял его, герр Пашенко, я только не уверен, что вы и вправду ожидали, что я восприму его всерьез.

– Убийство – дело серьезное, посол.

– Полностью согласен, но мне трудно поверить, что вы можете думать, будто я и правда связан со смертью боярина Кововича.

– Почему? – спросил Пашенко.

– Потому что моя встреча с ним длилась меньше минуты.

– Насколько хорошо вы знали боярина?

– Я же только что сказал.

– Вы слышали о нем до того, как напали на него в Зимнем Дворце?

– Я не нападал на него, он…

– Я владею другой информацией. У меня есть свидетели, которые подтверждают, что вы схватили боярина и угрожали ему, пока советник царицы не разнял вас.

– Он оскорбил меня! – возмутился Каспар.

– И это привело вас в ярость.

– Нет. Ну, то есть я, конечно, рассердился, но не настолько, чтобы убить его.

– Значит, вы подтверждаете, что были злы?

– Я и не говорил, что не был. Он сказал, что надеется, что моя родина сгорит дотла.

– Ясно. – Пашенко записал что-то в блокнот. – А когда вы покинули Зимний Дворец?

– Я точно не уверен во времени, но вскоре после того, как мы услышали, что Вольфенбург пал.

– Свидетели сообщают, что и боярин Ковович отбыл примерно тогда же, значит, у вас была возможность отправиться следом и зверски расправиться с ним.

– Зверски? О чем вы?

– Труп боярина был обнаружен наутро после приема во дворце, хотя опознание потребовало нескольких дней, поскольку голова исчезла, а большая часть одежды и плоти оказалась сожженной, видимо, какой-то кислотой.

– Это должно было потрясти меня?

– Потрясло?

– Да, но не более того. Молот Сигмара, разве у вас в Кислеве не орудует убийца, творящий такое? Мясник?

– Действительно, – кивнул Пашенко. – Однако это известно и иным правонарушителям, которые совершают преступления, имитируя почерк существующих криминальных элементов, пытаясь обвинить тех в собственных жестокостях. И давайте не забывать о лунатиках и сумасшедших, копирующих действия кого-то, кого они считают достойным подражания.

Каспар онемел. Неужели этот идиот не может поверить, что он не имеет никакого отношения к смерти боярина?

Несмотря на нелепость обвинений, Пашенко излучал такую уверенность, что ставил Каспара в тупик.

– Когда вы опознали тело боярина? – спросил Курт Бремен.

– А какое это имеет значение? – поинтересовался Пашенко.

– Возможно, никакого, но все-таки – когда? – настаивал рыцарь.

– Только сегодня утром. Его голову кто-то оставил на пороге нашего здания на Урском проспекте.

– И сразу после этого разгневанная толпа двинулась сюда? Выходит, жители Кислева поистине великие детективы, которые опросили всех имеющихся, по вашим словам, свидетелей, сделали вывод о причастности к убийству посла и прибыли сюда раньше вас и ваших людей.

– На что вы намекаете? – повел бровью чекист.

– Ну же, герр Пашенко, – заявил Каспар, – не играйте с нами в игрушки. Кто-то дал вам информацию и сказал горюющей вдове, куда идти, так?

– Вы ошибаетесь, – ответил Пашенко.

– Нет, сэр, это вы ошибаетесь, полагая, что я невежественный селянин, которого можно застращать жалкими инсинуациями, – сказал Каспар, поднимаясь и указывая на дверь. – А теперь прошу прощения, но в посольстве меня ждут неотложные дела и обязанности, требующие моего внимания. Уверен, вы понимаете, что должны покинуть помещение.

Пашенко встал и слегка поклонился послу:

– Я понял вашу позицию, посол. Доброго вам дня.

Чекист резко повернулся и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова, и, когда дверь за ним захлопнулась, все присутствующие облегченно вздохнули.

Каспар почесал макушку и сказал:

– Можете вы в это поверить? Это было бы смешно, если бы не было таким идиотством.

– В чекистах нет ничего смешного, – зловеще заметил Павел.

– Ох, да ладно тебе, – рассмеялся Каспар. – У него нет никаких доказательств.

– Ты не понимаешь, чекистам не нужны доказательства! – рявкнул Павел, поднимаясь и тыча пальцем в Каспара. – Ты не в Империи. В Кислеве любое слово чекиста – закон. Здесь люди исчезают только так. Понимаешь? Они бросают человека в тюрьму, и никто никогда его больше не видит, никто ничего о нем не слышит. Он пропал…

– Даже если это посол иностранного государства? – усмехнулся Каспар.

– Даже если, – кивнул Павел.

Каспар увидел, что Павел совершенно серьезен, и наконец, понял, почему Пашенко держался так уверенно и что, возможно, угроза чекиста не пустой звук.

Глава 4

I

Два тяжелых палаша скрестились в воздухе, выбив друг из друга сноп искр, эхо звона стали заметалось по двору. Каспар повернул кисть и сделал выпад острием меча, но его противник легко уклонился от атаки. Тяжелый палаш не предназначался для фехтования, его создали, чтобы разрубать броню за счет отточенного лезвия и чистого веса. Клинок посла отвели в сторону, и ответный парирующий удар просвистел в считанных дюймах от его груди.

Он обильно вспотел, а рука с мечом горела от усталости. Рукоять палаша едва не выскользнула из влажной ладони, и он перехватил ее двумя руками, выставив клинок прямо перед собой.

– Может, хватит? – спросил его противник.

– Нет, а что, ты уже утомился? – откликнулся он.

Бадер Валдаас улыбнулся, держа свой тяжелый меч так, словно тот вообще ничего не весил. Неудивительно – Валдаас был рыцарем в самом расцвете сил, к тому же на тридцать три года моложе Каспара. Посол каждый день с восхищением наблюдал за тренировками Рыцарей Пантеры, за схватками на тяжелых мечах и копьях, развивающих силу и выносливость, которые просто необходимы для того, чтобы обращаться с таким громоздким оружием с легкостью.

Каспар не помнил, чтобы клинки были такими тяжелыми в те времена, когда он служил солдатом, но он все-таки давно уже не молод – сила и ощущение собственного бессмертия, свойственное юности, превратились для него в далекое воспоминание. Валдаас надел свои пластинчатые доспехи, а Каспар – железный нагрудник с бронзовым орлом в центре и наплечники, окантованные по краям золотой косичкой. Для защиты от случайных ранений во время поединка он облачился еще и в кольчугу, которая обычно носится под полным доспехом. Края палашей были затуплены, но Каспар знал, что любой удар таким тяжелым оружием наверняка причинит человеку немалый вред. Рыцари и стражники собрались посмотреть на своего нового хозяина с крытых галерей и балконов, нависающих над двором, и Каспар уже засомневался в мудрости своего решения возобновить поединок. Он не хотел, чтобы его унесли отсюда на носилках и уложили в койку под взглядами подчиненных, если бы этого только можно избежать!

– Полегче с ним, Валдаас! – окликнул солдата Павел с верхнего балкончика. – Посланник уже стар, и зрение у него не очень!

– Нет, Павел! – крикнул в ответ Каспар. – Это мне следует быть поаккуратнее, старый пес еще помнит пару трюков.

Валдаас ухмыльнулся и провел атаку, его клинок скользнул низко-низко, целясь в ноги Каспара. Посол инстинктивно шагнул навстречу удару, опустив меч вниз, чтобы блокировать палаш соперника, намереваясь обогнуть защиту Валдааса и с ближней дистанции нанести ответный удар в бок рыцаря.

Но ожидаемого столкновения мечей не последовало – Каспар успел заметить, как клинок рыцаря летит к его лицу. Опрометчивая контратака поставила посла слишком близко, гораздо ближе, чем ожидал Валдаас, и сейчас палаш рыцаря готов был разнести череп Каспара в щепки.

Однако Валдаас, словно фехтуя легкой дуэльной саблей, отвел удар в сторону – как раз вовремя, чтобы не лишить Каспара головы, не успев, впрочем, позаботиться о плече посла. Удар сорвал с доспеха паулдрон, закрутил его и швырнул на каменные плитки двора. Зрители охнули, а Каспар почувствовал на своей шее липкую влагу.

– Посол! – вскрикнул Валдаас, роняя меч и бросаясь к Каспару.

– Я в порядке, – ответил тот и поднял подрагивающую руку, чтобы прикоснуться к шее.

Опустив глаза, он увидел ворот рубашки, сломанное крепление лат и кровь, сочащуюся из неглубокого пореза над самой ключицей.

– Посол, примите мои извинения, – выпалил рыцарь. – Я не думал, что вы рискнете подойти так близко.

– Я знаю, и не волнуйся. Это моя вина, я должен был помнить, что давно уже не молодой человек.

– Я пытался сказать это тебе еще до того, как ты начал, но ты меня не слушал, – рассмеялся Павел.

– Он типичный мужчина – ему надо потерять голову, чтобы смириться с тем, что он состарился, – добавил женский голосок с таким же, как у Павла, акцентом с нижней галереи.

Каспар улыбнулся и рывком поднялся на ноги, а Валдаас помог ему снять броню. Затем посол повернулся к говорившей, высокой женщине с темно-рыжими волосами, собранными в тяжелый пучок на затылке. Прорезанное кое-где морщинами, лицо оставалось, тем не менее, привлекательным; на женщине были длинное зеленое платье с белым передником и кашемировая шаль, украшенная по всей длине яркой вышивкой.

– Я знаю, Софья, я знаю, – сказал Каспар, стягивая рубаху через голову, чтобы дать женщине возможность осмотреть рану.

Она осторожно наклонила голову посла и вытерла кровь краем его рубашки.

– Надо зашивать, – объявила она. – Садись вон над тем сточным желобом.

Рыцари и стражники разбрелись, вернувшись к своим обязанностям, – развлечения и волнения на сегодня кончились. Каспар хлопнул ладонью по железному плечу рыцаря:

– Отличная работа, парень, у тебя верная рука. Сильная и, слава богам, быстрая.

– Спасибо, посол, – поклонился Валдаас и тоже удалился.

Каспар сел на каменную скамью у самого края канавы для стока воды и привалился спиной к ручному насосу, а Софья тем временем намочила разорванную рубаху и очищала порез от крови.

– Ты проклятый дурак. Ты это знаешь, не так ли? – сказала она.

– Ага, мне говорили.

– И, не сомневаюсь, еще скажут, и очень скоро, – хмыкнула Софья.

Каспар познакомился с Софьей Валенчик, когда Стефан нанял ее как личного лекаря посла. Она появилась у ворот посольства три дня назад с весьма внушительными рекомендациями и начала исполнение своих обязанностей с того, что настояла на доскональном осмотре Каспара, чтобы, как она сказала, узнать все о своем новом подопечном.

Ругая на чем свет стоит Стефана и отражая попытки лекарши снять с него всю одежду для полного обследования, Каспар кричал, что не нуждается в том, чтобы кислевские костоправы обнюхивали его тело. Но Стефан и Софья остались неумолимы, так что посол вынужден был подчиниться.

Софья Валенчик часто была груба и прямолинейна, не выказывала никакого уважения к его посту и держалась порой с надменным превосходством, однако очень скоро Каспар открыл в ней неистощимое чувство непочтительного юмора. Таков уж был ее честный и прямой характер – а кому не нравится, тот может проваливать в ад.

Каспару же, напротив, она безмерно понравилась, и они немедленно нашли общий язык.

– Человек в твоем возрасте играется с мечом… не знаю. – Софья покачала головой и извлекла из кармана фартука катушку тонкой бечевки и кривую иглу.

– Я не играл, – возразил Каспар, проклиная свои слова за то, что они прозвучали как оправдание нашкодившего школьника, которого бранит взрослый, а Софья тем временем вдела нитку в иголку и прижала острие к его коже.

Посол стиснул зубы, пока женщина ловко накладывала стежки, затем затянула шов и обрезала бечевку маленьким карманным ножиком.

– Ну вот, – улыбнулась она, – снова как новенький.

– Спасибо, Софья, шила ты совершенно безболезненно. По большей части.

– Скажи спасибо, что сегодня я не забыла прихватить маленькую иголку, – ответила она.

II

Кислев бурлил жизнью, хотя, памятуя о том, что сказал Павел, посол примечал, что многие из снующих по улицам и наполняющих парки людей не были уроженцами города. На их лицах застыло смущенное, потрясенное и испуганное выражение. Даже за несколько недель своего недолгого пребывания в Кислеве Каспару стало очевидно, что с каждым днем в город прибывает все больше и больше таких людей.

Когда он выезжал за стены города, понаблюдать за тем, как Рыцари Пантеры тренируют солдат посольства, дороги всегда были забиты вереницами людей с тележками и подводами, направляющимися на юг. На север же двигались лишь редкие суда из Империи, подвозящие по темным водам реки Урской так необходимое в Кислеве продовольствие. С зерном в городе было уже туго, и ситуация грозила ухудшиться, если поток беженцев с севера не иссякнет.

Каспар разослал письма нескольким имперским купцам, торгующим в Кислеве, желая сохранить припасы для разбросанных остатков отрядов Империи, задержавшихся здесь, но даже лестью не выманил у них никакой помощи.

С капитаном каждого поспешно отплывающего разгрузившегося корабля Каспар отправлял запечатанные письма в Альтдорф; в них содержалась просьба сообщать новости из дома и информацию о ходе войны, а также требования присылки продуктов.

Напряжение было велико, городская стража и чекисты уже подавили несколько яростных стычек между голодными людьми, дерущимися за еду. Кислев пополнялся все новыми и новыми беженцами, что не сулило ничего хорошего городу, который наверняка окажется в осаде, когда вместе с весной начнется сезон войны. Каспар знал, что царица собирается запереть городские ворота и отказать множеству своих подданных в пристанище. Каспару приходилось стоять перед таким выбором, и он не завидовал Ледяной Королеве, вынужденной принять подобное решение. Он слишком ясно помнил умоляющие лица под стенами Хоптбурга, когда был вынужден закрыть ворота, чтобы спасти горный город от свирепых племен зеленокожих.

Отчаявшиеся лица смотрели на него с улиц и обсаженных деревьями бульваров, каждая пара глаз искала в его глазах хоть немного надежды, но ему нечего было дать им. То и дело в толпе мелькали черные доспехи чекистов, и посол размышлял, не приказал ли Пашенко следить за ним. Это не удивило бы его, и он ничего не мог сделать, чтобы избежать надзора, когда вместе с двумя Рыцарями Пантеры медленно ехал по Урскому проспекту, направляясь к дому Анастасии Вилковой.

Женщина заинтриговала Каспара, и, хотя он не желал враждовать с ревнивым и яростным Сашей Кажетаном, посол обнаружил, что мысли его постоянно возвращаются к Анастасии, ее темным волосам, изумрудным глазам и полным губам. Он, без сомнения, привлекал ее и верил, что, хотя их прошлая встреча и получилась краткой, между ним и женщиной что-то возникло.

Он не знал точно, прав или нет, но решил, что должен это проверить, – так посол и его рыцари оказались на пути в богатые южные кварталы Кислева. По всей вероятности, затея была дурацкая, но Каспар давно уже определил для себя, что нельзя упускать возможностей, даже самых неопределенных.

Как только Софья закончила зашивать его рану и наложила приятно пахнущую припарку, они распили по чашечке сладкого ячменного отвара, и Каспар спросил женщину об Анастасии Вилковой.

– Она дворянка, – последовал короткий ответ Софьи. – Откуда ты ее знаешь?

– Не совсем знаю, – объяснил Каспар. – На прошлой неделе я встретил ее в Зимнем Дворце, и она попросила меня заглянуть к ней.

– Ясно, – лукаво ухмыльнулась Софья. – Что ж, будь осторожен. Я слышала, один боец, Саша Кажетан, к ней неравнодушен.

– Да, мне это известно.

– Впрочем, я не слишком много знаю о ней, не больше, чем любой другой, правда, знаю, что она родом из Праага, что ее муж был убит шесть или семь лет назад, предположительно при случайном нападении уличных головорезов, и что она унаследовала его капиталы.

– Почему ты сказала «предположительно»? – спросил Каспар.

– Ну, ходили слухи, что ее муж был вовлечен в несколько, скажем так, рискованных деловых предприятий, конкурирующих с интересами криминальных структур общества.

– Продолжай.

– Поговаривали, что кто-то из главарей банд, наконец, устал от соперничества и его люди выследили и убили конкурента, когда он возвращался домой из заведения с дурной репутацией.

– Вот ублюдок!

– Кто? – хихикнула Софья. – Муж, посещающий публичный дом, или главарь шайки, пристукнувший его?

– Ты знаешь, что я имел в виду. Не умничай, тебе не идет.

Софья показала послу язык и продолжила:

– Как я сказала, мадам Вилкова унаследовала бизнес мужа и отсекла те части, которые вступали в противоречия с интересами бандитов. Сейчас она весьма богатая женщина и, говорят, жертвует много денег различным больницам и богадельням города.

– Филантропка.

– Да, она одна из немногих представителей нашей знати, кто действительно достоин этого звания, – согласилась Софья. – Так почему она хотела, чтобы ты зашел к ней?

– У нее не было времени на объяснения.

– Возможно, она в тебя втюрилась, – рассмеялась Софья.

– Возможно. А что, в это так трудно поверить? – спросил Каспар несколько грубее, чем намеревался.

– Вовсе нет, Каспар, ты весьма выгодная партия.

– Теперь ты издеваешься надо мной, – сказал Каспар, поднимаясь с лавки.

– Немного, – согласилась женщина, улыбнувшись.

Каспар покинул Софью и поднялся в свои покои умыться и переодеться, прежде чем отправиться к дому Анастасии. Он хотел поехать в одиночестве, но Курт Бремен не пожелал позволить послу путешествовать, без сопровождения после кровопролития у ворот, устроенного разогнавшими возмущенную и горюющую толпу чекистами.

Думая об убийстве боярина, Каспар по-прежнему не был уверен, как быть с обстоятельствами, связанными со смертью Кововича. Разум подсказывал ему, что нельзя верить в случайности, и Каспар не мог отделаться от мучившего его подозрения, что между ним и убийством еще отыщется связь более крепкая и глубокая, чем ссора на приеме. Какая именно, Каспар не знал, но посол был не из тех, кто оставляет подобные загадки нерешенными. Павел уже пытался обнаружить какое-нибудь отношение боярина Кововича к пользующимся дурной репутацией личностям, в надежде, что след приведет – а Каспар был просто уверен, что приведет, – к Чекатило.

Он повернул лошадь на мощеную улицу – табличка на черном каменном доме сообщала, что это Магнусштрассе, что, естественно, поразило посла: он не ожидал увидеть здесь имперское название.

– Возможно, они не так уж и ненавидят нас, а? – проговорил он.

– Нет, посол, – отозвался Валдаас, которого все еще мучила вина, – как-никак, он ранил своего начальника.

Улицы тут были меньше запружены народом, чем в центре города, и Каспар буквально чувствовал царящее вокруг богатство. Чистые оштукатуренные стены, посыпанные сверху битым стеклом, вмурованным в известку, окружали дома элиты Кислева, а высота их не допускала проникновения никаких, кроме, быть может, самых целеустремленных, незваных гостей.

Он ехал по улице, пока не добрался до группки вечнозеленых тополей. Если верить записке, они росли прямо напротив дома Анастасии, который, по-видимому, скрывался за высокой стеной из обтесанного камня, с открытыми воротами, ведущими внутрь. В конце мощеной тропинки, бегущей по пышному, ухоженному саду, изобилующему травами, кустарниками и яркими цветами, посол увидел построенное со вкусом здание.

Анастасия стояла на коленях перед маленькой клумбой, разрыхляя влажную черную землю небольшим совочком, и сердце Каспара сильно забилось от сильнейшего ощущения дежа-вю. Когда женщина заметила его, он выдавил улыбку и помахал ей рукой.

– Я так рада, что ты пришел, – сказала она, подходя.

III

Очень скоро Каспар понял, что Софья не ошиблась, говоря ему, что Анастасия богата. Слуги в зеленых ливреях приняли у рыцарей поводья и отвели лошадей в конюшню, а горничные с реверансом поднесли всадникам освежающие напитки.

Послу и его рыцарям предложили бокалы с прохладным яблочным соком и наколотым льдом, из чего Каспар сделал вывод, что Анастасия достаточно богата для того, чтобы устроить под домом холодильное помещение, в котором благодаря чарам кислевских ледяных магов воздух всегда оставался морозным.

Солдаты осмотрительно остались у входа в дом, а посол и Анастасия отправились в обшитые дубовыми панелями приемные покои, с высоким алебастровым потолком и пушистым ковром с узорами из извивающихся драконов, раскинувшимся на натертом до блеска деревянном полу.

Внутреннее убранство дома тоже говорило об огромном богатстве, хотя ничто тут не было нарочитым или безвкусным. Каждая элегантно обставленная комната не подавляла гостя роскошью, в отличие от замков многих дворян Империи, которые делали все, что могли, только бы заявить о своем богатстве.

Они присели на великолепный диван, болтая, как старые друзья, о всяких несущественных вещах, пока разговор неизбежно не коснулся смерти боярина Кововича.

– Я слышала об этом ужасном деле и о том дураке, Пашенко, – сказала Анастасия. – Просто кошмар, что такого человека, как ты, посмели обвинить в столь чудовищном преступлении.

– Да, это нелепо, – согласился Каспар.

– Что заставило Пашенко решить, что ты имеешь какое-то отношение к убийству?

Каспар пожал плечами:

– Люди во дворце видели, как мы с боярином обменялись парой неласковых слов, вот чекист и пришел к неверному заключению.

– Фи! Пашенко некультурный, если бы он арестовал всех, кто ссорился с Кововичом, половина Кислева сидела бы сейчас в чекистских застенках.

– Значит, его не слишком любили? – спросил Каспар.

– Не особенно, – кивнула Анастасия. – Он был груб и невоспитан, и мне совершенно непонятно, почему его жена устроила сцену перед твоим посольством. Говорят, он ее безжалостно избивал, так что к чему ей оплакивать его уход? Нет, этого я никогда не пойму.

Каспар покачал головой, жалея Алексея Кововича тем меньше, чем больше узнавал о нем. Этот человек был пьяницей, и, судя по всему, госпоже Ковович без него будет только лучше. Он допил сок и поставил бокал на резной столик орехового дерева рядом с диваном.

– Но довольно об этом, Каспар! – воскликнула Анастасия. – Жизнь и так достаточно мрачна. Расскажи о себе, мне интересно, как такой человек решился отправиться в Кислев в столь смутное время.

– Меня послал сюда император, – сказал Каспар.

– О, не скрывай, наверняка должно быть еще что-то. Ты поссорился с кем-то стоящим у власти, чтобы получить такую… неудачную должность?

– Неудачную? Что ты хочешь сказать?

– Этот пост наверняка не принесет тебе ни материальной выгоды, ни престижа, как в центрах дипломатической активности, в Мариенбурге или Бордело, и не станет полезной ступенькой в карьере. Или, к примеру, Тилия. Там хотя бы приятный климат. Но Кислев – в нем ведь нет никакой притягательности. Скажи мне честно, почему ты приехал в Кислев?