Текст книги "Посол"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 2

I

Наблюдая за разворачивающейся перед ним картиной, Каспар раздраженно покачал головой. Тридцать солдат, облаченных в синие с красным мундиры Альтдорфа, брели к нему пошатываясь; все они запыхались и едва переводили дыхание.

Несмотря на морозец, их красные лица блестели от пота – солдаты завершали пятый круг пробежки вокруг городских стен Кислева. Рыцари Пантеры финишировали почти час назад и стояли по стойке смирно рядом с лошадьми Каспара и Павла, не выказывая ни малейших признаков усталости, – они даже не взмокли.

– Не слишком впечатляющее зрелище, – безо всякой на то нужды заметил Павел.

– Действительно, – проговорил Каспар низким голосом, – эти солдаты и полдня в строю не продержатся. Одна схватка – и они уже корм для воронья.

Павел кивнул и глубоко затянулся зловонной цигаркой, выпустив в небо голубоватое облако дыма.

– Не то что раньше, а?

Каспар позволил себе натянутую улыбку:

– Нет, Павел, не то, что раньше. Люди, с которыми мы сражались бок о бок, были десяти футов ростом и могли одним взмахом алебарды скосить пол вражеского войска! А эти жалкие субъекты и алебарду-то поднимут с трудом, а уж о том, чтобы нанести ею удар, я вообще молчу.

– Ага, – хохотнул Павел, делая внушительный глоток из огромной кожаной фляги. – Я часто размышлял, что же стало с теми людьми. Ты видел хоть кого-нибудь из них?

– Какое-то время я переписывался с Таннхаусом, но потом услышал, что его убили, – он присоединился к отряду наемников, действующему в Арабии.

Павел хлебнул еще.

– Жалко. Таннхаус мне нравился, он и сражался как дьявол, и пить умел славно.

– Проклятый пятидесятилетний дурак! – фыркнул Каспар. – Он же чертовски хорошо знал, что лучше в его возрасте не охотиться за славой. Война – игра молодых, Павел. Она не для таких, как мы.

– Клянусь Ульриком, ты сегодня в скверном настроении, имперец! – пробормотал Павел, протягивая Каспару флягу. – На, выпей.

Не отрывая взгляда от вымотанных солдат, Каспар взял предложенную фляжку и сделал солидный глоток, слишком поздно поняв, что во фляге налит квас, причем чуть ли не вдвое крепче вчерашнего. Огненная жидкость обожгла желудок, к глазам подступили слезы, и посол закашлялся.

– Проклятие, Павел! – выругался Каспар. – Какого черта ты делаешь? Еще нет и полудня!

– Ну и что? В Кислеве хорошо напиваться с утра. Тогда остаток дня уже не покажется таким гадким.

Нахмурившись, Каспар утер рот тыльной стороной ладони и сказал:

– Может, хотя бы ради меня ты попытаешься оставаться трезвым, а?

Павел пожал плечами и забрал свою флягу, но ничего не ответил – солдаты посольства наконец-то дохромали до них и повалились на землю в полном изнеможении. Каспар чувствовал, как его и без того дурное настроение ухудшается с каждой секундой. То, что его предшественник позволил гарнизону докатиться до столь позорного состояния, казалось невероятным, и, будь у Каспара выбор, он бы немедленно отослал их всех до единого обратно в Империю.

Однако с учетом нынешних обстоятельств такой вариант отпадал. Курт Бремен заверил его, что за неделю с момента прибытия в Кислев поднатаскает солдат и приведет в приемлемый вид. Великолепный в своих сияющих, начищенных до блеска доспехах, в шкуре пантеры, элегантно переброшенной через плечо, Бремен разъезжал на коне среди пытающихся отдышаться стражников; лицо его было подобно грозовой туче. И действительно – гром грянул незамедлительно.

– И вы называете себя солдатами?! – взревел он. – Я знавал горничных, у которых выносливости и то побольше будет! Час на бастионах, и вы взмолитесь, чтобы враги вспороли вам животы!

Каспар заметил, что солдатам, если, конечно, они не делали вид, стыдно. Возможно, среди них остались те, кто еще достоин формы Империи.

– Мои рыцари совершили эту маленькую прогулку в полном вооружении, но ни у кого из них лицо не покраснело, как задница тайлинца.

– Мы не тренировались около года, – объяснил чей-то слабый голос.

– Оно и видно, – фыркнул Бремен. – Но с этого момента лентяйничать вам никто не позволит. Я возьмусь за вас лично, и, клянусь, скоро вы все возненавидите меня так, как никого и никогда ненавидели в своей жизни.

– Уже, – буркнул другой голос.

Бремен улыбнулся, но в выражении его лица не было ничего утешительного.

– Хорошо, – прорычал он. – Тогда начнем. Я вас сломаю, втопчу в грязь, заставлю вопить от боли, вы станете просить меня прикончить вас, чтобы больше не мучиться, но я этого не сделаю. Я вас расплющу, а потом, черт возьми, вылеплю лучших солдат, какими только командовал император.

Внимание Каспара переключилось на городские стены – с крепостного вала, нависшего над холмом, лился звонкий смех. Группы солдат-кислевитов слонялись по стене и толпились вокруг дымящихся жаровен, хохоча и показывая пальцами на солдат Империи.

Каспар не простил бы себе, если бы позволил насмешкам продолжаться. Он пришпорил своего мерина и легким галопом проскакал мимо Бремена, остановившись перед лежащими на земле солдатами.

Посол размотал повязанный вокруг шеи шарф и заговорил – слова и дыхание вырывались изо рта вместе с клубами пара.

– Видите этих людей на стенах? – начал он. Каспар не повышал тона, но все солдаты услышали в его голосе выработанную годами привычку командовать. Он повел рукой, как бы очерчивая стену, и продолжил: – Эти кислевиты – воины! Они живут на земле, над которой висит постоянная угроза нашествия существ из ваших самых худших кошмаров. Они должны быть готовы в любой момент сражаться и побеждать. А сейчас они смеются над вами! И они правы, потому что все вы жалкие, никчемные куски дерьма, на которые я не стал бы мочиться, даже если бы вы горели! Вы – худшие солдаты из всех, что были у меня в подчинении, Сигмар свидетель, это меня не смущает.

Слова Каспара были встречены сердитыми взглядами, но он еще не закончил.

– Вы такие, как я сказал, и даже хуже того, – продолжил посол, – но вы такие сейчас. То, какими вы будете, – это нечто совершенно другое. Вы – солдаты императора Карла-Франца, и вы – мои люди, а вместе мы станем тем, чем можно гордиться. Посол Тугенхейм позволил вам запамятовать, что вы – солдаты Империи. Но теперь он отстранен, и за вас отвечаю я. И я не допущу, чтобы вы это забыли!

Каспар снова развернул лошадь, когда неприятный, грубый голос с сильным акцентом фыркнул:

– Все было в порядке, пока ты не появился.

Он взглянул сверху вниз и увидел человека, чьи мускулы давным-давно превратились в студень и чья физиономия носила все признаки долгого злоупотребления алкоголем. Его бородатое лицо презрительно скривилось, став еще безобразнее, кулаки вызывающе уперлись в бедра. Каспар знал этот тип людей; в своей солдатской жизни он встречал бесчисленное множество вариаций подобных личностей.

Он легко выскользнул из седла и изящно приземлился в грязь, ничуть не запачкавшись, передал поводья Курту Бремену и спокойно подошел к нахалу. Еще несколько солдат поднялись на ноги, некоторые подобрались поближе к бородачу, остальные умышленно держались на расстоянии. Каспар понял, что наступил решающий момент; в одну секунду он может победить или проиграть. Курт Бремен тоже осознавал это – он подъехал и остановился за спиной Каспара, но Каспар жестом велел ему отступить. Он должен справиться один.

– Как твое имя? – прошипел посол, оценивающе разглядывая человека, стоящего перед ним.

Тот был высок, но давно потерял форму, а такие большие, мясистые руки – Каспар знал – должны быть подобны кузнечному молоту.

– Мариус Лоеб, – ответил мужчина, обдав посла кислым дыханием и запахом гнилых зубов.

Теперь Лоеб скрестил руки на груди. Каспар видел, что мужчина уверен в поддержке солдат за его спиной. Здесь, в посольстве, им жилось легко, и весь его вид говорил о том, что будь он проклят, коли позволит этому старику все переиначить.

– Лоеб… – протянул Каспар, бросая взгляд на остальных солдат. – Да, герр Коровиц рассказывал о тебе.

При упоминании своего имени Павел улыбнулся и дружески приподнял флягу. А Каспар продолжил:

– Ты пьяница, вор, задира, лентяй и просто никчемный кусок лошадиного дерьма. Ты будешь отослан из города сегодня же.

Лицо Лоеба вспыхнуло, в глазах загорелся огонь праведной ярости. Каспар вовремя заметил движение его руки и успел опередить Лоеба. Он шагнул вперед и впечатал кулак в физиономию Лоеба коротким, тяжелым и экономичным боксерским тычком, так что нос солдата сломался с громким хрустом. Великан пошатнулся, из ноздрей его хлынула кровь, но, к удивлению Каспара, Лоеб устоял на ногах. Зарычав, драчун бросился вперед, замахнувшись на обидчика массивным твердым как камень кулаком. Каспар отступил и нанес удар Лоебу в живот прежде, чем ужасающая правая солдата встретилась с челюстью посла.

Рослый забияка скорчился от боли, но через мгновение продолжил напирать, снова целясь в голову Каспара. Тот уклонился, но костяшки пальцев противника все равно скользнули по виску посла так, что из глаз его посыпались искры. Однако, едва оправившись, он скользнул ближе и провел серию ударов, превращая лицо Лоеба в скользкое месиво. Брызги крови и зубы летели во все стороны, попадая на солдат, собравшихся вокруг дерущихся, которые криками подбадривали обоих бойцов – в равной мере.

Каспар уставал и знал, что скоро поединок выйдет из-под его контроля. Он надеялся уложить Лоеба одним хорошим ударом, но тот не собирался сдаваться. В иных обстоятельствах это можно было бы счесть замечательным качеством солдата, но сейчас…

Один глаз Лоеба заплыл, по лицу его текла кровь. Он почти ослеп, но это, кажется, ничуть не ослабило его. Солдат взревел и попытался пнуть Каспара между ног. Посол шагнул в сторону и нанес удар локтем по щеке противника, почувствовав, как сломалась его скула. Глаза Лоеба остекленели, и он рухнул на колени, а потом упал лицом в жидкую грязь.

Каспар отступил, массируя костяшки пальцев, – в драке он начисто содрал с них кожу.

Он прямо посмотрел в глаза двум мужчинам, стоящим позади Лоеба, и сказал:

– Отнесите этот жирный кусок дерьма в посольство и обработайте его раны. Завтра же он отправится в Империю.

Когда соотечественники посла нагнулись, чтобы подобрать бесчувственного Лоеба, вперед шагнул молодой солдат:

– Сэр?

Каспар убрал руки за спину и подошел к заговорившему. Юноше, худому, с непокорной копной черных волос и правильными чертами лица, было лет двадцать.

– А ты кто? Очередной смутьян? – поинтересовался Каспар.

– Леопольд Дитц, сэр, из Талабекланда, – ответил юноша, не отрывая взгляда от некой точки в пространстве, расположенной над плечом Каспара. – Нет, сэр, я не смутьян. Я только хочу, чтобы вы знали, что не все мы такие, как Лоеб. Здесь есть и хорошие ребята, и мы можем стать лучше, чем были до сих пор. Много лучше.

– Что ж, Леопольд Дитц, надеюсь, ты прав. Мне будет ужасно досадно, если сегодня придется раскроить еще пару черепов.

– Не у всех наших стеклянные челюсти, как у Большого Лоеба, – ответил Леопольд с кривой усмешкой.

Каспар рассмеялся:

– Рад слышать это, сынок. Потому что мне надо научить вас действовать наилучшим образом – ради вашей же пользы.

Он отвернулся от Дитца и показал на солдат, волочащих к воротам верзилу Лоеба.

– Этот человек, – начал Каспар, – был злокачественной опухолью. Он заразил здесь всех и каждого стремлением делать меньше, чем то, на что вы способны, меньше, чем требуют ваши обязанности. Но опухоль удалена, и с этой минуты все пойдет должным образом, вы будете вести себя так, как подобает гарнизону солдат Империи. Я человек тяжелый, но честный, и если вы докажете, что достойны этого звания, то я награжу вас по заслугам.

Каспар вновь повернулся к угрюмому Курту Бремену. Он видел, что Рыцарь Пантеры не одобряет его методов, но как человек, вышедший когда-то из рядовых, он знал, что это – единственный способ завоевать уважение простых солдат. Посол принял от Бремена позолоченные поводья и, вдев ногу в стремя, взлетел в седло.

Павел пригнулся к нему и прошептал:

– Удар кулаком у тебя хорош, но что-то ты с ним осторожничал. Ты что, забыл все, чему учил тебя Павел? Как надо драться с подонками общества? Глаза и пах. Целься в его, защищай свои.

Каспар слабо улыбнулся, сжимая и разжимая кулак. Он уже чувствовал, как распухают пальцы, и знал, что скоро на коже появятся яркие синяки.

– Верзила чуть не сшиб тебя тем ударом в голову, – продолжал комментировать бой Павел. – Возможно, ты и прав. Возможно, ты слишком стар для солдатской жизни.

– Да, он оказался крепким типом, – признал Каспар.

Он натянул черные кожаные перчатки для верховой езды, а Павел хлопнул его по плечу и мотнул головой в сторону городских ворот, возле которых стояли трое всадников, безмолвно взирающих на них.

Каспар заслонил ладонью глаза и посмотрел на маленькую группку, поскакавшую по дороге им навстречу. Два рыцаря в бронзовых доспехах и плащах из медвежьих шкур сопровождали худого человека с аскетическими чертами лица, закутанного в синюю накидку с капюшоном и в кожаном колпаке, прочно сидящем на его голове.

– Кто это?

– Неприятность, – буркнул Павел.

Каспар взглянул на обычно невозмутимого Павла и удивился, заметив враждебное выражение, на краткий миг исказившее лицо друга. Посол дал Бремену знак, чтобы тот продолжал тренировать солдат, и пришпорил лошадь.

– Тогда идем. Встретимся с неприятностью лицом к лицу.

– Господари говорят, друг мой: «Не ищи неприятностей. Они сами быстро найдут тебя», – пробормотал гигант кислевит, направляя своего отягощенного ношей коня следом за Каспаром.

Тощий человек правил гнедым мерином, явно вывезенным из Империи; а тот факт, что он ехал не на пони, говорил сам за себя: несомненно, человек со средствами. В отличие от большинства кислевитов он был чисто выбрит, – впрочем, никакая борода не скрыла бы скривившиеся от отвращения губы, когда взгляд всадника скользнул по бесчувственному Лоебу, и Каспар понял, что незнакомец видел драку.

Человек небрежно поклонился Каспару, проигнорировав Павла, и осведомился:

– Имею ли я удовольствие обращаться к послу фон Велтену?

Каспар кивнул:

– Так и есть, хотя вы ставите меня в неловкое положение. Вы?..

Мужчина, прежде чем ответить, словно бы раздулся под своим широким плащом. Он приподнялся в седле и заявил:

– Я Петр Иванович Лосев, главный советник царицы Катерины Великой, и я приветствую вас на ее земле.

– Благодарю, герр Лосев. Так чем я могу быть вам полезен?

Лосев достал откуда-то из-под складок накидки пергаментный свиток, запечатанный сургучом, с оттиснутым на нем гербом самой Ледяной Королевы, и протянул его Каспару.

– Я принес вам это, – сказал он, – и надеюсь, вы уделите посланию должное внимание.

Каспар взял свиток, сломал печать и развернул красиво написанное на плотной бумаге приглашение, скрепленное королевской монограммой. Оттиснутые золотом буквы письма гласили, что его радушно приглашают сегодня вечером представиться царице на приеме в Зимнем Дворце.

Каспар вновь свернул бумагу и сказал:

– Пожалуйста, передайте царице мою благодарность и сообщите ей, что мы, конечно же, почтем за честь принять приглашение.

Брови Петра Лосева сошлись на переносице – он пребывал в замешательстве.

– Мы?.. – начал было он, но, прежде чем советник сказал еще что-то, Каспар продолжил:

– Мой посредник-кислевит и капитан стражи, без сомнения, с удовольствием присоединятся ко мне этим вечером. Я слышал множество дивных историй о великолепии Зимнего Дворца.

Лосев нахмурился, но ничего не сказал, осознав, что отказать гостям Каспара означало бы нарушить протокол.

– Конечно, – ответил советник, бросив неприязненный взгляд в сторону Павла. – Уверен, царица с радостью примет и их.

Каспар улыбнулся не слишком скрываемому сарказму и сказал в том же тоне:

– Спасибо за доставку приглашения, герр Лосев. С нетерпением ожидаю нашей новой встречи сегодня вечером.

– Взаимно, – отозвался Лосев, приподнял шляпу и дернул поводья лошади.

Он и его эскорт поскакали назад к холму, присоединившись к каравану телег и закутанных в меха крестьян, также направляющемуся в город.

Каспар проводил взглядом Лосева и повернулся к Павлу:

– Полагаю, вы двое знаете друг друга?

– Ну да, раньше мы поддерживали деловые отношения, – неопределенно ответил Павел, ничего больше не добавив.

Каспар отметил это, но решил запомнить и отложить расспросы на потом. Он поднял взгляд на низкое осеннее солнце. Оно все еще ярко сияло, но посол знал, что после полудня уже минуло несколько часов.

– Вечерний прием! Она, черт возьми, могла бы уделить нам немного больше внимания. Я ждал аудиенции целую неделю!

Павел пожал плечами – с тех пор как Лосев исчез из виду, его обычное воодушевление вернулось к нему.

– Она же царица, друг мой. Идем, надо вернуться в посольство и подготовиться. Павел обязан убедиться, что ты предстанешь перед Ледяной Королевой в приличном виде.

Каспар взглянул на свою простую серую рубаху, запыленный плащ и заляпанные грязью сапоги, сообразив, каким деревенщиной он выглядел перед посланцем царицы.

– Полагаю, отклонить приглашение было бы дурным тоном? – спросил он, помахав свитком.

Сама идея показалась Павлу настолько ужасной, что он яростно замотал головой:

– Очень дурным, очень. Ты не можешь отказаться. Этикет требует, чтобы приглашенные к Ледяной Королеве присутствовали на приеме обязательно, вне зависимости от обстоятельств. Даже долг перед мертвыми пришлось бы отложить, ибо траур не освобождает гостя от появления на церемонии.

– И перспектива поесть и выпить задарма не имеет ничего общего с твоим непреклонным требованием, чтобы мы появились на этом треклятом…

– Совсем ничего! – рассмеялся Павел. – Павел лишь хочет удостовериться, что ты ничем не оскорбишь Ледяную Королеву. Если у тебя еще не все волосы серебристые, Павел побелит их рассказом о последнем бедолаге, разочаровавшем царицу. Скажу одно: хорошо, что у его жены уже были дети!

– Тогда идем, дружище, – ухмыльнулся Каспар, тронув повод и направив лошадь шагом к городским воротам. – Я не желаю себе подобной судьбы.

Каспар оглянулся на солдат, которые снова побежали трусцой вокруг городских стен. Он заметил, что Леопольд Дитц держится впереди, рядом с Куртом Бременом, подбадривая других и уговаривая их поднажать. Посол надеялся, что слова молодого солдата – не пустая похвальба. Если он действительно хочет, чтобы его полномочия посла воспринимались всерьез, ему понадобятся бойцы, которыми можно гордиться.

II

Каспар одернул длинный плащ и залюбовался своим отражением в большом напольном зеркале. Он надел черные бриджи, которые заправил в серые кожаные сапоги, и расшитую белую льняную рубаху с простым и строгим треугольным вырезом, а поверх нее – черный сюртук. Верный служитель Империи, с головы до пят, решил он. Несмотря на свои пятьдесят четыре года, он поддерживал себя в форме, поэтому тело посла и сейчас, как в молодости, оставалось жилистым и худощавым.

Тугенхейм отбыл в начале недели, и Каспар сразу занял квартиру бывшего посла, обставив ее заново за свой счет. Жить, конечно, придется не совсем так, как он привык, но пока сойдет.

Вернувшись два часа назад с холода, царящего в городе и за его стенами, он вымылся травяным кислевским мылом со странным, но довольно приятным ароматом, а потом побрился, дважды порезав ножом подбородок. Как это типично, подумал Каспар, что он может бриться каждое утро в полусонном состоянии и ни разу не царапнуть себя, но когда наступает важный момент и требуется безукоризненная внешность, то результат получается такой, что он с тем же успехом мог бы скоблить кожу ржавым топором.

В дверь постучали, и, прежде чем посол успел ответить, в комнату вошел Стефан с цветастым свертком ткани, переброшенным через его здоровую правую руку. Левая кончалась у запястья – лет десять назад вражеская секира отрубила бойцу кисть.

– Ну как, что думаешь? – спросил Каспар.

– О нет, нет, нет! – воскликнул Стефан, бросая пренебрежительный взгляд на наряд Каспара и закатывая глаза. – Ты отправляешься не на похороны, чертов дурень, тебя же будут представлять королеве.

– А что, с моей одеждой что-то не так? – Каспар развел руки в стороны и снова повернулся лицом к зеркалу.

– Ты выглядишь как школьный учитель, – фыркнул Стефан, бросая сверток в кресло у окна.

– Это Кислев, – продолжил он. – Народ тут суровый, но и они не расхаживают каждый день во всем черном. Прием во дворце для кислевитов служит поводом вырядиться как павлины и пощеголять во всем своем блеске с напыщенным видом.

Словно бы подтверждая слова Стефана, дверь распахнулась, и в покои Каспара, ухмыляясь как дурак, ввалился Павел, облаченный в пышные шелка и бархат совершенно безумных цветов. На нем были зеленовато-синий камзол и обтягивающие покачивающееся при каждом шаге брюхо рейтузы, украшенные серебряным узором, перемежающимся с поблескивающими, видимо драгоценными, камешками, нашитыми на ткань. Горностаевая накидка свисала до коленей, а сапоги кто-то умудрился стачать из чудовищно непрактичного белого бархата. Чтобы завершить туалет, Павел навощил свои длинные седые усы и завил их экстравагантными спиралями.

При виде этого зрелища челюсть Каспара отвисла, а Стефан одобрительно кивнул.

– Ну вот, примерно так, – прокомментировал он. – Так ты и должен одеваться при дворе Кислева.

– Пожалуйста, скажи, что ты шутишь, – простонал Каспар. – Он же похож на шута!

Лицо Павла вытянулось, и он скрестил руки на груди.

– Лучше быть шутом, чем жрецом Морра, имперец! Сегодня вечером я буду самым привлекательным мужчиной. Женщины зарыдают, когда увидят Павла!

– В этом я не сомневаюсь, – сухо отозвался Каспар.

Павел улыбнулся, предпочтя не заметить ироничного тона, и следующие двадцать минут они провели в жарких спорах – Стефан и Павел пытались убедить посла выбрать более яркие цвета одежды. В конце концов, компромисс был достигнут, и Каспар влез в изумрудно-зеленые штаны и, в качестве уступки хозяевам-кислевитам, надел короткий алый доломан[3]3
  Доломан – длиннополая одежда, спереди открытая, без застежки, с узкими рукавами, либо – гусарский мундир особого покроя, расшитый шпурами.


[Закрыть] с обшитыми золотом петлями и собольей оторочкой. За плечами болталась совершенно никчемная, по мнению Каспара, пелерина. Слишком маленькая, чтобы согревать, и достаточно неуклюжая, чтобы мешать при ходьбе, она была типичным дополнением наряда кислевской аристократии, абсолютно лишенного каких-либо практических целей.

Наконец Каспар с Павлом спустились к парадному входу посольства, где их уже дожидался Курт Бремен в доспехах, сверкающих, точно отполированное серебро. Рыцарь не надел перевязи для меча, и Каспар видел, что отсутствие оружия раздражает его. При звуке шагов Бремен поднял голову, и посол заметил, как мучительно тот старается сдержаться, чтобы не ухмыльнуться, глядя на их нелепое облачение.

– Ни слова, – предупредил Каспар, когда Бремен открыл забрало.

Небо было уже темным, когда они ступили в холод вечернего Кислева. Часы говорили о том, что еще рано, но ночь опускалась с обычной для севера быстротой, и Каспара пробрал озноб.

– Сигмар их побери, эти тряпки совсем не держат тепла, – прорычал он.

Посол топнул, чтобы чуть-чуть согреться, и быстро сбежал по ступенькам к воротам посольства, где их поджидал лакированный экипаж с открытым верхом. На крошечных козлах восседал великан-кучер с длиннющей бородой, завернутый в широченный плащ, в квадратной красной бархатной шапке. Он неуклюже спустился, распахнул дверцу и отдал честь забирающимся в коляску Каспару, Павлу и Бремену. Затем он вернулся на свой шесток и щелкнул кнутом, умело направив экипаж к площади Героев.

III

Возница правил лошадьми с привычной легкостью, крепко сжимая узкие поводья, казавшиеся в его руках просто тонкими ниточками, и Каспару пришлось признать, что путешествовать в карете действительно довольно приятно. Упряжь, сшитая из нескольких полосок кожи, была почти не видна и придавала лошадям особую элегантность – они бежали, как будто ничем не сдерживаемые, под большой деревянной дугой, мерно покачивающейся впереди экипажа. Если бы Мадлен была жива, ей бы понравилась такая прогулка, и на один краткий тоскливый миг посол вообразил, что жена едет рядом с ним сквозь чужеземную ночь.

Карета стремительно пронеслась по площади, но потом дорога стала взбираться на крутой склон, и коляска поехала медленнее. Экипаж вез их по Урскому проспекту, мимо Усыпальницы святого Алексея Урского. Это массивное каменное строение было святилищем героев Кислева и местом погребения отца Ледяной Королевы, великого царя, самого Радия Боки.

Всю дорогу главная артерия города предлагала на обозрение седокам самые оживленные сцены. По обеим сторонам курсировали более скромные наемные экипажи, влекомые низенькими коренастыми пони и управляемые крестьянами в толстых потрепанных шубах, которые стекались сюда из окрестных степей, спасаясь от наступающих армий северян.

Склон стал более пологим, и перед их взглядами на гребне Горы Героев предстал дворец Ледяной Королевы. За минувшую неделю Каспар уже видел его несколько раз и был ошеломлен величием здания, но ночью, освещенный снизу бесчисленными мощными катайскими светильниками, дворец просто околдовывал своей красотой.

– Великолепно, – прошептал Каспар, когда кучер ловко провел карету через кованые железные ворота, направив ее между двумя рядами вооруженных рыцарей, охраняющих дворцовые земли, в доспехах и шлемах, отлитых в форме рычащих медвежьих морд.

Чем ближе они подъезжали к дворцу, тем внушительнее становились его размеры, а защитные сооружения здесь не уступали городским стенам.

Десятки саней и колясок шеренгой ползли впереди них, высаживая закутанных в меха пассажиров возле черных деревянных ворот дворца и быстро отъезжая, освобождая пространство для следующих. Рыцари на белых конях застыли у входа, наблюдая, как пустые кареты выкатываются за ворота и выстраиваются в ряд на площади, а возницы собираются вокруг гигантских костров, разожженных на больших железных листах специально ради такого случая.

Их кучер снова сполз с козел и молча распахнул дверцу коляски. Каспар и Бремен сошли, не переставая восхищаться мастерством архитектора, создавшего дворец. Павел сунул несколько медных копеек в протянутую ладонь кучера и остановился около двух имперцев, вслед за ними обводя взглядом затейливые резные колонны и фронтон над входом в Зимний Дворец.

– У вас обоих такой вид, точно вы никогда еще не видели дворца. Пойдем-ка внутрь, пока нас не приняли за невежественных селян, – сказал Павел и зашагал к дворцу.

Каспар и Бремен поспешили нагнать Павла, деревянные двери отворились при их приближении, и они вошли во дворец царицы Кислева. Как только гости ступили на мраморный пол вестибюля, двери за ними закрылись.

В просторном холле было тесно – тут прохаживались весело щебечущие молодые женщины и непристойно хохочущие мужчины.

Большинство мужчин здесь являлись офицерами различных родов войск, они были молоды, но их лица свидетельствовали о жестоких боях в северных областях, где они сражались с ордами воинов Кургана. Они носили яркие кители и подбитые мехом доломаны, их доспехи, по-видимому, недавно и спешно чинили, и на всех блестели шлемы с плюмажем, увенчанные серебряной фигуркой медведя, взмахнувшего лапами. Тут и там мелькали командиры подразделений уланов и конных лучников, в красных нагрудниках и зеленых рубахах, а также командиры стрелков, облаченные в длинные туники, ощетинившиеся серебристыми гильзами ружейных патронов.

В толпе бесшумно сновали пажи в ливреях и фрейлины царицы, в длинных светло-голубых, точно чистейший лед, платьях. Они забирали у гостей тяжелые шубы и разносили серебряные подносы, уставленные бокалами с искрящимся бретонским вином. Павел остановил одного из слуг и раздобыл три фужера.

Взяв один из них, посол глотнул вина, смакуя бодрящую свежесть напитка.

– Мы словно очутились в какой-то детской сказке. Здесь так чудесно, – изумленно проговорил Каспар.

– Здесь? – фыркнул Павел, ухмыльнувшись. – Ничего особенного. Подожди, пока не увидишь Галерею Героев, друг мой.

Каспар улыбнулся и, несмотря на свое предубежденное отношение ко всяческим приемам, обнаружил, что в нем кипит возбуждение, внушенное, должно быть, потоком гостей царицы, медленно двигающихся к изящной мраморной лестнице.

Процессия поднималась по длинному, увитому цветочными гирляндами пролету, кружевные шлейфы скользили мимо порфировых колонн, оглаживая их, самоцветы и бриллианты сверкали в лучах плавно вращающихся фонариков, занавешенных шелком. В вестибюле царило многоцветье мундиров и громкое звяканье сабель и шпор. Вдоль лестницы выстроились рыцари-кислевиты, выбранные из множества красавцев Дворцовой Стражи, великолепные гиганты в отполированных до блеска доспехах, застывшие по стойке смирно с невозмутимыми лицами.

Огромный портрет отца царицы, написанный на шкуре белого медведя, висел на стене там, где кончалась лестница; там же Каспар заметил элегантно одетого Петра Лосева. Тот облачился в длинную темно-красную рясу-мантию, украшенную спиралями из желтой кожи и пышными серебряными кистями.

Советник царицы увидел посла и поднял руку, приветствуя гостя.

– Остерегайся его, – предупредил Павел, когда они добрались до верха. – Он – змея, ему нельзя доверять.

Прежде чем Каспар успел спросить у Павла еще что-то, Лосев скользнул к ним и, улыбнувшись, стал пожимать руку Каспара.

– Добро пожаловать в Зимний Дворец, посол. Рад снова видеть вас.

– Счастлив, что меня пригласили, герр Лосев. Дворец великолепен, я никогда не видел ничего подобного. Воистину чудо.

Лосев кивнул, принимая комплимент, а Каспар добавил:

– Позвольте, сэр, представить вам моих спутников. Это капитан моей стражи, Курт Бремен, Рыцарь Пантеры.

– Рад знакомству, сэр рыцарь, – ответил Лосев с коротким поклоном, щелкнув каблуками.

– А это, – Каспар показал на Павла, – кислевский посредник посла Империи, Павел Коровин. Много лет назад мы с Павлом вместе служили в армии Империи. Он – мой старый и верный друг.

Не позаботившись даже хоть сколько-нибудь скрыть свое презрение, Лосев лишь слегка кивнул в сторону Павла и сказал:

– Если позволите, мне бы хотелось проводить вас в Галерею Героев. Там сейчас много людей, с которыми, полагаю, вам было бы полезно встретиться, герр посол, если вы желаете, чтобы ваша должность приносила вам прибыль.

– Я рассчитываю, что все мое время пребывания здесь будет потрачено с выгодой, – ответил Каспар.

– Полностью согласен, герр посол.

Слуги в голубых ливреях распахнули белые двери под массивным порталом, Лосев повел гостей в Галерею Героев, и Каспар вновь потерял дар речи при виде распахнувшегося перед ним великолепия.

IV

Галерея Героев представляла собой огромный зал, состоящий из трех помещений и созданный из чего-то, что Каспар сначала принял за стекло, прежде чем осознал, что на самом деле это твердый как камень лед. Первая часть галереи образовывала южное крыло дворца, головокружительно поблескивая острыми лучиками отраженного света сотен серебряных канделябров. С одной стороны гигантская арка открывала путь сквозь аркаду ледяных колонн, которая заканчивалась просторной полукруглой комнатой, заставленной накрытыми обеденными столами. С противоположной стороны ряд маленьких арок выводил из этой галереи в другое, не менее впечатляющее помещение, в котором рукоплещущие зрители наблюдали за группой полуобнаженных воинов, вооруженных длинными кривыми мечами.