Текст книги "Конан и пророк Тьмы"

Автор книги: Грегори Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава восемнадцатая

Купец Махар уснул незадолго до наступления полуночи, успокоенный и ублаженный стараниями магрибовских прелестниц, добрым аквилонским крепленым вином и придуманным им самим, перед уходом во владения духов сна, способе выдать дешевый аргосский шелк за дорогой и модный вендииский, что принесет ему, хитроумному торговцу, по самому скромному подсчету, полуторную прибыль. Ужасный гладиатор подзабылся, а к завтрашнему утру его уж точно поймают, Махар вернется домой, и все пойдет своим чередом.

Махара разбудила какая-то возня. «Мыши, что ли?» – испугался купец. Приподнялся на локтях. Зевая, принялся тереть глаза пухлыми, ухоженными пальцами. Опровергая подозрения торговца тканями насчет мышей, из глубины дома донесся грохот – будто уронили на пол набитый посудой шкаф.

Махара подбросили невидимые пружины. Сердце заходило ходуном, совершая попытки пробить кожу, выскочить из груди, покатиться по полу. «Взбесившийся раб пробрался в дом!» – девятым валом накатили на торговца дневные страхи. Удесятеряя их, из-за стены, разделяющей гостевые и хозяйские покои, послышался стон и тут же оборвался. По ногам застывшего босиком посреди комнаты Махара потекли теплые струйки.

Но ему было не до стыда, вообще не до того, чтобы заметить такой пустяк. Девичий, мгновенно, чуть взвившись, смолкший визг пробился с женской половины дома, и, как ни странно, именно он вывел купца из оцепенения. Прошлепав до двери, Махар выглянул в коридор – как раз в тот момент, когда из соседней двери вылетел и, с силой ударившись о стену, стал сползать по ней один из мордоворотов Магриба, из распоротого брюха которого вытекала кровь и вываливались кишки.

Ученые лекари, может быть, и сумели бы объяснить, как насмерть, до столбнячного состояния перепуганному купцу удалось не потерять сознания от увиденной жути, как он смог сразу же перейти к активным действиям по спасению собственной и оттого чрезвычайно им любимой и ценимой жизни. Но, что бы то ни было, Махар опрометчиво кинулся к широкой кровати, дабы забиться под нее и укрыться от рыщущего по дому безумного гладиатора. Он уже откинул достающую до пола простынь, как пришло на ум соображение, что убийца может догадаться по смятой постели, что в помещении находится тот, кто спал в ней. Начнет искать и найдет.

«Остаются окно и дверь на кухню»,– необъяснимо четко заработал мозг торговца тканями. Сигать через окно в ночную страшную темень он не решился и потому понесся к небольшой дверке, прикрывающей проход из комнаты прямиком на кухню.

Неизвестно зачем устроенное Магрибом сообщение между гостевыми покоями и кухонным помещением сослужило хорошую службу брату ювелира. Целым и невредимым в потемках узкого коридорчика добрался он до двух просторных комнат, где хозяину готовили изысканные блюда. Кое-где в доме слабо мерцали ночные светильники, и их отблеск позволил Махару перемещаться, не натыкаясь на столы, табуреты, углы, котлы и мешки. Купец подыскивал себе убежище. И торопился, поскольку ругающие звуки продолжались и били по нервам. Единственное, на что торговец тканями не обратил внимания,– это на то, что звуки подчас доносились одновременно из двух, а то и трех концов дома.

Наконец Махар набрел на подходящее укрытие – неприметный чуланчик, в котором хранились какие-то крупы в мешках. Он взобрался на мешки, притворил за собой дверцу и затих, весь обратившись в слух. «Нет, здесь сумасшедшему рабу меня не найти»,– успокаивал сам себя Махар и немного преуспел в этом.

Продолжай перепуганный торговец и дальше вглядываться в освещенный масляными светильниками коридор, он увидел бы, кто шагнул следом за выброшенным из комнаты Магриба охранником со вспоротым животом.

Замешкайся торговец и не столь поспешно покинь отведенные ему на сегодняшнюю ночь покои, он увидел бы, кто шагнул из коридора в комнату, где он только что находился. И не мог торговец себе представить, кто проник в охраняемый, казавшийся совершенно надежным дом его двоюродного брата, кто хладнокровно отрубил голову ползущему по ковру Магрибу, у которого от открывшегося перед ним ужаса парализовало ноги, кто без особого труда, жестоко расправился с теми, кого купец называл «мои головорезы», кто, выбивая двери и влезая в окна, прошелся, оставляя кровавый след, по магрибовским хоромам, кто на женской половине дома безучастно и без колебаний, точно хозяйка куриц, вырезал всех жен, наложниц, кормилиц и детей…

Все похолодело внутри у Махара, когда он осознал, что услышанный им мгновение назад звук есть не что иное, как скрип отворяемой на кухню двери. А это что? О боги, о Иштар! – тяжелые шаги, шаркающие, поскребывающие…

«Нет! – заклинал неизвестно кого сжавшийся в комок купец.– Только, пожалуйста, мимо. Только не меня…»

Шаги приближались. И вдруг затихли. Шло время – ни звука. У Махара немножко, совсем чуть-чуть, отлегло от сердца…

Как вдруг чуланная дверь распахнулась.

И торговец тканями по имени Махар умер еще до того, как его бездыханное тело выволокли из чулана и огромный бронзовый полумесяц секиры отделил голову купца от туловища. Махар умер от разрыва сердца, когда увидел, кто стоит перед ним, освещенный пламенем опрокинутых светильников, которое уже начинало жадно лизать драпировку стен.

* * *

Кальян отзывался бульканьем, сладковатый дым пробегал по трубке, наполнял легкие, вылетал наружу через ноздри и рот, взмывал к потолку. И явь опрокидывалась.

Сатрап Хашид, властелин хорайского города Вагаран, несколько месяцев назад пристрастился к курению смеси из высушенных лепестков черного лотоса и иных столь же редких и дорогих трав. И наступало сладостное время, когда он уносился в Неведомые Земли, где не был сатрапом, но тем не менее испытывал от пребывания там несказанное блаженство, которым, в отличие от всего остального, еще не успел пресытиться. За повторение дивных грез приходилось платить огромные деньги, ибо травы, доставляемые ему Ай-Береком, стоили так много, что вряд ли кому-нибудь в Вагаране, кроме самого сатрапа, было по карману подобное удовольствие.

Сегодняшний день принес Хашиду много лишних забот и волнений. Требовалось успокоение. Ничем невозмутимое забытье. Отужинав, совершив вечернюю молитву, дав Сдемаку необходимые распоряжения на ночь, сатрап поднялся к себе и достал заветный кальян.

Как всегда, с каждым глотком дыма стирались очертания знакомых предметов, поднимался и заволакивал пространство бело-розовый клубящийся туман.

Явь опрокидывалась. Туман отрывал Хашида от земли. Из бело-розовых клубов, дарящих нежные прикосновения, ублажающих слух звоном колокольчиков и далеким пением чистых женских голосов, протянулись руки, сплетенные из душистых трав, обхватили, подбросили человека в заоблачную высь. Опускаясь из поднебесья, Хашид парил в теплых голубых слоях. Его парение сопровождал то хоровод обнаженных, неземной красоты танцовщиц, движения и смех которых повергали сатрапа в конвульсии счастливых рыданий, то невиданные звери и птицы, что пели ему, Хашиду, хвалу величальную.

Время в Неведомых Землях не имело никакого значения.

Но вот плавное падение внезапно прервалось. Ноги коснулись невидимой тверди. Окружающая синева раздвинулась, и Хашид узрел пред собой лик. Знакомые черты. Всклокоченная борода с проседью, насупленные брови. Что это за божество? Ведь он знает имя…

Лицо не пропало, оно приблизилось вплотную к прекратившему чудесное парение сатрапу, губы беззвучно шевелились, из открывающегося рта выстреливали верткие черные змейки и проносились мимо Хашида. Властелин Вагарана ощутил, что упоительное состояние утекает, как вода из пробитой бочки, а на смену приходит дурнота.

Хашид вспомнил имя. Сдемак! Откуда он здесь? Зачем он нужен? Надо прогнать.

– Пшел вон. Прочь. Изыди,– бормотал сатрап до тех пор, пока лицо не растворилось бесследно, вместе с чем пропала твердь под ногами и вновь пришло парение.

* * *

Военачальник Сдемак выругался длинно и вычурно. Ох, не вовремя Хашид насосался этой дряни. А все Ай-Берек, будь он проклят, он подсунул хозяину мерзкую отраву. Военачальник понял, что привести сатрапа в чувство ему не удастся, просто нет на это времени.

Сдемак выкрикнул имена, и сразу же в покои Ха-шида из коридора вбежало двое солдат.

– Сынки,– устало проговорил военачальник,– вы понесете хозяина. От меня не отставать ни на шаг. Выполнять только мои приказы. Только мои, понятно? Хозяин занедужил. Не в себе. Будет что говорить, вырываться – внимания не обращать. Ясно? Хорошо… Сынки, мы обязаны спасти нашего повелителя. Обязаны! Берите его.

Из комнат Хашида вышел Сдемак, за ним – двое дюжих солдат, которым предстояло по очереди нести на руках своего властелина.

Из пятерых вооруженных арбалетами воинов двоих военачальник определил в арьергард их маленького отряда,– и они двинулись по дворцовому коридору.

Из-за первого же поворота им навстречу выбежал запыхавшийся офицер. Сдемак не останавливаясь, приказал подчиненному идти чуть рядом.

– Западное крыло захвачено противником,– отдуваясь, тусклым голосом, в котором страх смешивался с боевым азартом, произнес воин.– Там не пробиться. Северное крыло горит. Тоже не пройти. Единственный пока свободный путь – через анфиладу приемных второго этажа, а затем по винтовой лестнице. Я уже послал туда всех своих арбалетчиков. Они должны продержаться до вашего прихода.

– Молодец.– Сдемак не зря всегда симпатизировал этому парнишке – из него получится толковый командир. Если…– Сигнальные огни на крыше?

– Господин военачальник! Там уже были демоны! Раньше наших ребят! Как? Откуда? Господин военачальник, это же нелюди, Нергалье племя! – Теперь в голосе молодого офицера появилось и отчаяние.– Мы ничего не можем сделать. В каждого надо всадить десяток болтов, чтобы убить, не меньше.

– Значит, можно убить! Какие же это демоны! – рявкнул Сдемак.– Демонов железо не берет!

Они бегом спускались по лестнице на второй этаж. Сюда отчетливо доносился шум развернувшейся во дворце Хашида битвы: предсмертные вопли и стоны раненых, железный звон и лязг, перекличка защитников дворца, грохот выбиваемых дверей и сооружаемых в проходах завалов.

– Ребята боятся. Кто-то бежит в панике. Кто-то цепенеет от ужаса и не может руки поднять. Вы же видели их, господин военачальник! Они из самого Мира Демонов! Они захватили дворец!

– Молчать, офицер! – грубо оборвал Сдемак, подумав при этом: «Да я и сам вижу, сынок, что дворец обречен. Оборону уже не организовать. Слишком поздно… Эх, Хашида бы спасти…»

Нападение было неожиданным и стремительным, как бросок кобры из засады. Мгновение назад дворец привычно готовился ко сну, затихали команды караула, гасли яркие вечерние светильники, зажигались светильники ночные – тусклые, редкие; все замирало в резиденции Хашида… и вдруг – какие-то твари, волосатые, с хоботами, со странно вывернутыми назад коленями, лезут в парадный вход, в боковые входы, через каждую дверь, окно, в любую щель, наводняют дворец своими жуткими телами, блеском остро отточенных секир и начищенных шлемов, опрокидываются факелы и лампы, огонь охватывает коридоры, в его отблесках мельтешат зловещие фигуры, и нет времени организовать оборону, сплотить воинов охраны, расставить по местам…

Нет времени понять, что происходит и что за враг проник во дворец Хашида. Впрочем, ослепительной догадкой мелькнула мысль, шах Джумаль, как Сдемаку доложила стража, незадолго до нападения вышел из своих комнат и покинул дворец, причем выглядел он очень взволнованным и очень спешащим… Неужели это происки вероломного Турана? Неужели туранские псы, переодевшись монстрами, чтобы посеять панику в рядах храбрых вагаранцев, решили захватить город? А куда подевался этот умник, маг Ай-Берек? Тоже заодно с туранцами?.. Сдемак помотал головой. Не время, не время сейчас думать об этом. После. Надо спасать правителя.

На площадке второго этажа их дожидались десятка два арбалетчиков. Пожилой воин со свежими царапинами на лице, в дымящейся, покрытой подпалинами форме десятника бросился к сбегающему по лестнице Сдемаку.

– Гады вот-вот будут здесь! Гады пробили все завалы внизу! Мне уже некого посылать вниз! Слышите?!

С лестницы, ведущей на первый этаж, послышался мерный топот ног – не спешно, но уверенно поднимающихся по ступеням.

– Беги, Сдемак! Быстро! Пятеро ко мне, остальные за сатрапом и военачальником!

Старый воин опустился на одно колено, поднял арбалет, нацеленный на лестничный проем. К нему присоединились еще пятеро солдат. Сдемак направил свой отряд по анфиладам залов для приемов и торжеств.

На бегу солдаты ненароком задевали дорогие вазы и статуи, и те с грохотом обрушивались на пол, разбивались на тысячи осколков, но никого это не заботило: жизнь сатрапа важнее каких-то безделушек. Сдемака обожгла мысль: не перерезан ли коридор к винтовой лестнице? Тогда они окажутся в капкане ибо путь к потайному подземному ходу, ведущему к западной оконечности реки, уже перекрыт ревущим пожаром. Правда, попасть на эту сторону второго этажа существа могли только через окна, а те высоко над землей, но… но… Додумывать военачальник не хотел.

* * *

Хашид уже не парил в голубом эфире. Он стал дельфином и с головокружительной скоростью взрезал ослепительный подводный мир – то ныряя на самое дно, усеянное жемчугом и кораллами, то поднимаясь к самой поверхности, откуда видно солнце. Стайки диковинных рыб приветствовали его. Кружили акулы – но их сатрап не боялся…

До винтовой лестницы оставалось проскочить два не слишком протяженных зала, а из дверей последнего им наперерез двинулись три темные широкие фигуры.

В свете пожара, поднимающегося с первого этажа, поблескивали секиры и шлемы. «Ведь только через окно,– удивился Сдемак.– Как же тварям удалось? Как же так, в самом деле?» И взревел:

– Из арбалетов! Не спать, бычьи ядра вам в глотку! Пли!

Взметнулись арбалеты. Военачальник оттеснил солдат, несущих Хашида к стене, прошипев:

– Стоять тут и не двигаться.

Первые арбалетные болты сорвались с деревянного ложа. С полутора десятка шагов вагаранские гвардейцы не могли промахнутся.

Но и после второго залпа воины-чудовища, вышедшие из Ниоткуда, продолжали надвигаться как ни в чем не бывало.

– Стрелять! Стрелять! – приказывал Сдемак.

Уже отчетливо можно было разглядеть вызывающее брезгливость и страх кошмарное обличье тех, чьи легионы вторглись во дворец и наводнили его. Вместо лиц – костяной нарост на лбу, едва заметные глаза, отросток, заменяющий подбородок, оканчивающийся у груди и отвратительно шевелящийся, будто живой. Тела покрыты бизоньей шерстью, трехпалые когтистые лапы, вывернутые назад суставы ног. Подобная мразь могла выйти только их черных бездн, откуда же еще! И тем не менее…

– Стрелять! Стрелять! Стрелять! – надрывался Сдемак. Нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь запаниковал.– Они ранены! Добивай их, сынки!

Некоторые из арбалетных болтов вонзились в древесину щитов, иные отскакивали от бронзы шлемов, чиркали, не причиняя вреда, по костяному наросту лба, но прочие впивались в уязвимые, все-таки уязвимые открытые участки тел. И каждый новый болт, попадающий в цель, приостанавливал движение уродливых воинов, чуть отбрасывал их назад, они уже едва заметно, но покачивались.

Но и расстояние неумолимо сокращалось. Семь шагов…

Сдемак оглянулся – почувствовав взвинченными нервами неладное.

В темной глубине просматривающегося сквозного прохода через множество залов и зальчиков угадывалось движение. Военачальник не сомневался, что-то не давало сомневаться – сзади надвигаются нелюди. И спереди. Но спереди – всего трое. До них остается пять шагов.

– Арбалеты в сторону! Сабли наголо! – скомандовал он, одновременно притягивая к себе за рукав молодого офицера.– Отжимай их от стены. Мы с Хашидом прорываемся. Потом сразу за нами, вниз по винтовой. Ясно?

– Слушаюсь,– привычно ответил оруженосец.

– Вперед,– толкнул его Сдемак к уже вступившем в рукопашную солдатам.

Молодой вагаранский воин прекрасно справился со своей задачей. Напав на ближайшего к стене урода и уворачиваясь от пытающейся настичь его секиры, офицер увел монстра за собой к центру зала. Медлить было нельзя, и Сдемак с двумя солдатами, у одного из которых на плече лежал безучастный ко всему сатрап, бросился в прорыв вдоль стены к выходу из этого зала, чтобы попасть в другой, а оттуда – на винтовую лестницу. Их никто не преследовал, никто пути не преграждал. И вот они уже на винтовой лестнице.

Головокружительный, долгий бег от одного светлого факельного пятна до другого. Ниже, ниже. К подземельям дворца. Лестница уткнулась во вросшую в гранитные скальные плиты железную дверь. То был вход в разветвленный лабиринт, прорубленный в толще скал глубоко под землей, войти в который, не заблудиться и выйти могли лишь немногие избранные. И один из них – военачальник Сдемак. Он выдернул из углубления факел, просунул руку в открывшееся отверстие в камне, нащупал потайной рычаг, нажал на него. Сработал безотказный механизм, изнутри поднимающий засов, и дверь отворилась.

Когда та же дверь закрылась за их спинами, вновь воздвигая препятствие перед возжелавшими попасть в подземную часть дворца, военачальник с тоской подумал о молодом офицере.

Если ему и суждено уйти от бронзовых секир и добраться до обещающего безопасность подземелья, то у входа в него несчастный воин окажется в ловушке. Тайна двери ему не известна. Но он поймет, должен понять: Сдемак не мог поступить иначе. Жизнью владыки он рисковать не вправе.

Военачальник армии Хашида вел своих заметно повеселевших солдат (они, похоже, и не чаяли остаться в живых) по извилистым коридорам. У развилки Сдемак повернул не налево, к подземной тюрьме, куда он частенько сопровождал сатрапа (Хашид любил самолично пытать узников), а в правый коридор, которым никто никогда не пользовался и который вскоре привел маленький отряд в тупик. Солдаты недоуменно уставились на своего командира.

– Что смотрите? Пошли.– Сдемак вытащил свой короткий церемониальный меч, нагнулся, сунул клинок в неприметную щель между плитами пола, нажал на рукоять меча. Одна из плит поддалась и отошла в сторону. Военачальник опустил в образовавшуюся дыру руку, нащупал там кольцо, к которому крепилась толстая цепь. Дернул.

– Клянусь грудями Иштар, ничего подобного не видел! – не сдержал изумления солдат, когда кусок казавшейся монолитной стены вдруг со скрежетом пополз куда-то внутрь, открывая темный проход.

– Спасены! – воскликнул кто-то.

– Спасли нашего правителя,– поправил Сдемак, первым вступая в убежище, приготовленное как раз на такой, самый крайний случай.

А Хашид всё еще пребывал в Волшебной стране грез.

Глава девятнадцатая

Быстро остывающая земля вынудила Фагнира, наемного работника купца Махара, проснуться и подняться на ноги.

«Что я здесь делаю? – удивился он. Задрал голову к небу.– Никак глубокая ночь!.. Или не глубокая?»

Опустив глаза к бренной земле, приказчик узрел кувшины и все вспомнил. Все, кроме одного: что находится во втором кувшинчике. В первом-то ясно – белое из Шема… Фагнир нагнулся, кряхтя, поднял с земли попахивающий вином Шлем. Постоял в раздумье, после чего уселся рядом с требующим исследования сосудом.

Аромат, источаемый Шлемом, усложнился – добавился ни с чем не сравнимый букет бритунского терпкого, аквилонского сухого и… и… что же это?… а, ну конечно: стигийское яблочное. Нет, ну какое сочетание! Амброзия, нектар, напиток богов! Фагнир упоенно внюхивался в Шлем, и к нему стала возвращаться частично утерянная за время сна нетрезвость.

«Махара-то, выходит, еще нет!» – радостно бултыхнулось в груди.– Запропал наш индюк!»

Фагниру захотелось что-нибудь спеть. Что-нибудь эдакое, удалое. Но перехотелось. На ум пришло другое: пройти два квартала, перелезть через ограду, забраться в третье справа окно, разбудить ленивого ишака, приказчика купца Эфрема, и приговорить на пару эти кувшинчики за игрой в кости и веселым разговором.

Сказано – сделано. Нахлобучив подаренную преступниками железную шапку (она же – вместительная чаша), размахивая кувшинами, утяжелившими руки, Фагнир взял курс на ворота. Прибыл к ним, оставив за собой сложно закрученный след.

Перед носом приказчика гостеприимно распахнулась калитка. И из нее на территорию купца Махара ступило страхолюдное чудовище.

– Ай-ай-ай,– вслух огорчился Фагнир.– Надо же – допился. Не-ет, прав был зеленщик Ахмет – пора завязывать.

Он поставил, кувшины на дорожку, сам уселся между. И тут же впал в глубокую задумчивость, вперив взгляд в землю. Иногда из-под опущенной головы доносилось: «…хорошо не крысы…», «…с утра же и завязываю…», «…сегодня последний раз душу отведу, а с утра – точно…», «…брошу, клянусь грудями Иштар…» и многое другое.

Наконец Фагнир покинул мир сосредоточенных раздумий и поднял голову. Чудовищ уже насчитывалось двое – к первому присоединился его приятель, такой же симпатяга: рожа, как у индюка, шерсть, как у козла, топор на плече, железная шапка на башке. Шапка та что-то напомнила Фагниру, но что именно, он понять не смог.

Наваждения стояли как вкопанные, вытянувшись по стойке «смирно».

– Да,– торжественно произнес приказчик Махара.– завязываю. Завтра. А сегодня – Праздник Прощания. Так и быть, ребятки, сегодня я вас еще потерплю. Да и куда ж вы денетесь, мерзавцы! Но учтите: больше вы не появитесь. Ни будь я Фагнир! С завтрашнего дня – ни капли. По гроб жизни! Ни-ни!.. А теперь давайте-ка, садитесь. Отметим.

Дав эту страшную клятву, Фагнир мотнул головой – Шлем, едва держащийся на ней, упал точно в подставленные руки. А наполнил столь замечательную емкость он на сей раз белым шемским.

* * *

Просторную комнату, убранную под стать помещениям надземных этажей, освещали зажженные Сдемаком и его солдатами масляные светильники, чад от которых отводился вентиляционными отверстиями в стенах.

Опустив владыку на ложе, разве что шириной уступающее тому, к которому Хашид привык, и обложив подушками, солдаты получили от военачальника разрешение пропустить по кружечке-другой вина из запасов подземного убежища.

Смежная с той, где они находились, пещера являла собой склад еды и вина, в ней же бил источник грунтовых вод; так что продержаться под землей группой из четырех человек можно было год. А то и все два. Заслужившие отдых воины Сдемака с кружками в руках восседали на крошечном диванчике, их лица то и дело озарялись улыбками. Не могли они сдержать радость оттого, что вырвались из лап неминуемой смерти, спаслись сами и вытащили из пекла правителя – в то время как, возможно, никого больше в живых во дворце не осталось. А вот им повезло.

Но никто из них, равно как и Сдемак, как и пребывающий в блаженном неведении Хашид и не подозревал, что смерть уже присутствует среди них. И вовсе не отвратительные создания с секирами проникли в убежище. Напротив, те уроды показались бы лишь потешными зверушками по сравнению с тем, что надвигалось на затаившихся людей из глубины подземелий, из глубины самого Мира Демонов.

Сдемак понимал радость своих орлов, однако их чувств не разделял. На сердце старого вояки было тяжело. Он, командир, бросил армию. Пусть ради спасения владыки, но… Но одним этим себя не успокоишь. Что там наверху? Откуда взялись эти создания, кто они – переодетые люди или чудовища из бездны? Сумеет ли город одолеть захватчика? Сколько им придется просидеть под землей? Что они обнаружат, однажды поднявшись на поверхность? Вопросы, одни вопросы… Да и запах тут какой-то мерзкий – крыса, что ли, сдохла?..

Зашевелился Хашид. Застонал, открыл глаза. Сдемак, тяжко вздохнув, заставил себя подняться с кресла, чтобы подойти к повелителю. Старый воин знал, что сейчас ему придется иметь дело с раздраженным, озлобленным хозяином – именно таким сатрап обычно выходил из своего безмятежного забытья.

Военачальник сделал шаг… и в недоумении опустил взгляд на ноги. Сапоги словно вязли в чем-то. А в чем? Слой сажи покрывает ковер? Но сажи ведь не было. Откуда взялся этот черный налет? Сдемаку вдруг показалось, что поверхность под ногами едва заметно колышется. Хашид вновь застонал. Послышалось сонное бормотание. Сдемак двинулся было к повелителю – и не смог оторвать ногу от пола.

– Что это еще за дерьмо! – озлобленно воскликнул он. Солдаты удивленно уставились на своего командира.

А командиру почудилось, что слой сажи утолщается и – быть того не может! – лезет вверх по его сапогам! Бред какой-то!

– На полу, господин военачальник! На ковре! – Необъяснимое явление в этот миг обнаружили и солдаты.

– Сдемак… старый ишачий хвост, это ты? – донеслось с кровати.

Военачальник почувствовал, как до кожи его ступней дотронулось что-то липкое и невероятно, невыносимо холодное – холоднее чего нет на свете. «Как же это, через сапоги-то?..» Не сдержавшись от боли, Сдемак вскрикнул.

– Господин военачальник, оно ест ваши сапоги! – наперебой заорали солдаты.– Оно ест вас!

Радость мигом улетучилась с их лиц, уступив место ужасу. Толкаясь, солдаты забрались на диванчик с ногами, чтобы укрыться от набухающей, поднимающейся, растущей жути. Один не удержался на краю, упал на пол. Заверещал – дико, пронзительно, не по-человечески. Попытался встать, но не смог: черная масса обняла его своим не имеющим формы покровом, обволокла, поглотила. Крик прервался, будто кричавшему с размаху заткнули рот.

Омерзительное желе, точно было живым и обладало разумом, быстро и умело взбиралась по телу Сдемака. Тот выхватил еще свободной рукой длинный кинжал (от церемониального меча проку мало), с размаха резанул по черным сгусткам. И ничего не произошло. Лезвие пронзило массу, словно туман, не причинив той ни малейшего вреда. А неизвестное вещество почти покрыло военачальника по самое горло. Топило его. Подбиралось ко рту. Тела своего он совсем не чувствовал, не мог пошевелиться… И осознал: это конец. Два-три вздоха, и нечто заберется через рот в его тело.

«О Иштар, помоги мне умереть быстрее»,– мысленно взмолился военачальник уже не существующей вагаранской армии. Все усиливающиеся вопли солдата указывали, что и его постигла та же участь.

– Эй, кто там есть? Кто-нибудь, отзовись! – В полной тишине, укрытый шелковыми простынями и обложенный атласными подушками, прохрипел пришедший в себя Хашид и прислушался. Ничего. Лишь какое-то отвратительное чавканье и бульканье. Перепились все, что ли? – Ко мне, дохлые свиньи! Уж я вам задам… Где тут выход, чтоб всех вас…

Наконец он выбрался из-под простыней и туманным взором огляделся. Нет, на его покои не похоже. Подвал какой-то. Стены сырые, свету мало.

Куда это его занесло? Где слуги, охрана, наложницы, в объятиях которых он засыпал еженощно? Никого.

К горлу подкатила тошнота, и Хашид свесился с края ложа, чтобы опорожнить на пол содержимое желудка. Но этого он сделать не успел. Успел он лишь подумать, что все еще пребывает в Стране Грез, внезапно и необъяснимо обернувшейся Страной Кошмаров.

Ибо пола, куда он собирался выплеснуть полупереваренный ужин, не было. Вместо него клубилась, перекатывалась, переливалась черная студенистая масса, доставая до самого края кушетки.

Едва голова сатрапа свесилась над ней, как вверх, его голове навстречу, метнулся склизский блестящий отросток, и Хашид, повелитель города Вагаран, перестал существовать.

Расставшись с Веллахом, Минолия произнесла нужное заклинание, закрыла глаза и, сосредоточившись, попыталась выяснить, где находится пропавший Шлем. Полная, беспросветная темнота была ей ответом; однако в этом черном коконе астрального видения на миг мелькнула бронзовая искорка. Мелькнула – и исчезла, оставив лишь знак о направлении, в котором следует искать Шлем: юго-восток, почти центр города, квартал купцов… И Минолия поспешила туда.

К тому времени солнце уже скрылось за горизонтом; по улицам Вагарана струился серый сумрак, превращая здания в подобие темных валунов в пустынных предгорьях, а редких запоздалых прохожих – в призрачные тени.

Тревожное чувство охватило Минолию. Она не могла понять, чем оно вызвано, но сгущающийся ночной мрак, безлюдность, отсутствие обычного уличного гама навевало на нее беспричинную тоску. Город, казалось, замер, сжался от страха, подобно подростку, ожидающему удара под дых со стороны великовозрастного пройдохи. Неясное, невыразимое словами ощущение опасности было разлито в вечернем холодеющем воздухе.

За ближайшим поворотом вдруг процокали копыта – проезжала городская стража. Слышно было, как громко переговариваются охранники. Улица шла на спуск, и ноги невольно понесли Минолию быстрее.

У общественного колодца на земле лицом вниз лежал человек. Девушка наклонилась над ним, тронула за плечо; с ее губ готов был сорваться вопрос: «Не нужна ли помощь?»

Но вопрос застыл на губах – Минолия увидела, как из-под распростертого тела вытекает, образовывая лужу, темная, густая жидкость.

Перебарывая страх, девушка рывком перевернула человека на спину.

От груди до низа живота одежда незнакомого мужчины насквозь промокла от крови. Кровь до сих пор толчками выходила из тела.

Закусив кулак, чтобы не закричать, Минолия попятилась, озираясь, потом стремглав бросилась вверх по улице. Она безотчетно побежала туда, где недавно проезжала стража, судя по услышанным голосам. Ей сразу стало невыносимо оставаться одной.

Запыхавшись, девушка добралась до перекрестка. Остановилась отдышаться. Оглянулась, посмотрела в уличную тьму, и Минолии показалось, что снизу ей вослед поднимается нечто, сотканное из мрака и крови.

Она не могла оставаться одна. Ей нужен хоть кто-нибудь. Защита, помощь, источник сил. Если б поблизости обнаружилась стража, девушка бросилась бы к вооруженным мужчинам, чей долг – оберегать и спасать. И неважно, что она почти незаконно проникла в Вагаран, неважно, что она не нашла Шлем… главное, чтобы рядом кто-то был. А пока вокруг – ни души.

Воспоминание о Шлеме натолкнуло ее на другую мысль: Веллах! Ведь она знает где он, знает, куда тот направился. Она найдет его и, если надо, если еще не поздно, продолжит поиски злосчастного Шлема. Но только не в одиночку.

Минолия побежала по улице, ведущей в квартал, который выбрал брат. Скорее, скорее увидеть Веллаха…

На бегу она слышала, как город наполняется звуками: отрывочными, необъяснимыми, пугающими. Звуки подхлестывали ее страх, ее бег.

За время, что минуло, пока она, измученная, не чующая под собой ног, добралась до первых домов квартала, куда направился Веллах, в город вместе с ночной мглой вошла беда, чей первый знак недавно видела девушка, и растеклась по нему со стремительностью горных рек.

* * *

Яссин, начальник стражи Юго-Восточных ворот, думал, что так и придется ему просидеть до смены караула за столом из немедийского бука, дремать и отвечать на глупые вопросы капитана, без конца врывающегося в помещение и тут же вновь куда-то убегающего. Но капитан неожиданно утомился от собственной чрезмерно бурной и бестолковой деятельности и залег спать на топчане в одной из комнаток караулки. Тогда и Яссин счел возможным растянуться на широкой длинной лавке, на которой до того сидел, и едва прикрыл глаза, как тут же и уснул крепким солдатским сном.