Текст книги "Бессмертие"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Городская память Пуха Чертополоха

Под стенами дворца, в тенистом изумрудном благолепии, лежала долина Шангри-Ла. Угасающие лучи солнца золотым сиянием обливали горные пики. Карен до белизны в пальцах сжимала стылый каменный поручень балюстрады.

В первый же день конференции начались нелады.

На третьи сутки случился конфликт в городе Третьего Зала, где делегатам отвели квартиры на нижних этажах огромного серо-белого Девятого Века Путешествий – здания в форме метки для мяча в гольфе. Женщине из Северной Дакоты квартира показалась чересчур роскошной. «На родине мои друзья живут в лачугах из дерева и земли, – заявила она. – Не желаю шиковать, как королева».

Затем возникли разногласия по поводу фантастической среды, в которой предстояло сотрудничать делегатам. «Нельзя надеяться на устойчивые результаты, если мы утратим контакт с реальностью», – утверждал мужчина из Индии. Затем он потребовал соорудить подобие могольского дворца начала девятнадцатого века и, не найдя понимания ни в ком из делегатов, пригрозил выйти из проекта.

Сейчас он уже был на Земле.

Казалось, прямая и светлая дорога так и норовит свернуть в мрачное, непроходимое болото.

В конце концов оставшиеся делегаты подыскали рабочую обстановку, которая худо-бедно устраивала всех, – копию Шангри-Ла Джеймса Хилтона, созданную столетия назад в городской памяти Пуха Чертополоха для отпускников. Еще через несколько часов произошел новый эксцесс: два делегата влюбились друг в друга и теперь жаловались, что среда не позволяет им выяснить, подходят ли они друг другу. «Мы же здесь не для этого», – втолковывала Карен, но они были неумолимы. Сули Рам Кикуре пришлось вмешаться и объяснить, что среда для того и создается, чтобы исключить половые отношения. В этом проекте они могут только повредить деликатной психологической атмосфере. Влюбленные уступили скрепя сердце, но взяли в обычай капризничать по любому поводу.

Теперь и Карен, и Рам Кикура понимали, что шли к своему проекту с неоправданным идеализмом. Карен разбирал стыд: как это она, изучавшая людей столько лет, так опростоволосилась? Конечно, тут виноват оптимизм Рам Кикуры, ее бодрый адвокатский подход, а еще – упрямая подсознательная надежда, твердившая Карен, что рано или поздно делегаты возьмутся за ум, и все пойдет как надо…

Но люди – это всего лишь люди, пускай их убеждения сколь угодно правильны, а биографии безупречны. Вдали от среды, где им удалось найти и проявить себя, они мало отличались от детей.

Идеальная обстановка городской памяти действовала на старотуземцев слишком соблазняюще и откровенно бросала вызов Карен и Сули Рам Кикуре.

Кроме того, в атмосфере ощущалась какая-то загадочная напряженность. Что-то подсказывало Карен: вскоре на ее пути встанут препоны куда серьезнее.

– Не пора ли отдохнуть? – спросила Рам Кикура.

Карен усмехнулась:

– Это местечко для того и создано, чтобы отдыхать.

– Да, только к тебе это не относится. Тебе нужен отпуск. В этой среде мы – на десять часов объективного времени. Возвращайся к себе.

– В тело. Из царства снов.

– Именно. Из кошмара. И отдохни по-настоящему. Если что-нибудь сдвинется к лучшему, я дам знать. Если нет – закрою лавочку и разгоню всех по телам. Спровадим их на Землю и возьмемся за новый план. – Подняв брови и потупив голову, она взглянула на Карен в упор. – Идет?

– Да.

Спустя объективный час Карен у себя в квартире надела шелковое кимоно, тридцать лет назад подаренное группой уцелевших жителей Японии, и улеглась на кушетку с бокалом охлажденного «чертополохов-ского шардонне»; негромко играл Квартет Гайдна, музыка сопровождалась пиктограммами. Интерьер квартиры был переделан в открытую веранду с видом на пляж тропического острова. За широким и чарующе-синим океаном праздно коптил вулкан, его дым растекался по белым скирдам облаков. Над плетеным креслом Карен резвился соленый, теплый бриз.

Она могла бы и не выходить из городской памяти, где иллюзия была столь же полной, но здесь не досаждало ощущение, вернее, понимание того, что не только ее разум, но и тело – всего-навсего копия. Тонкий нюанс. Чего-чего, а тонких нюансов на Пухе Чертополоха хватало.

«Какие мы еще дети, – думала она, потягивая вино и невидяще глядя на далекий вулкан. – Может, Гарри прав: к черту все, пускай возраст берет свое. Может, за сорок лет мы все выгорели внутри, но только он остался честен до конца».

Мелодично загудел пульт комнатного контроля. Она откинулась на спинку кресла и апатично произнесла:

– Да?

– Госпожа Ланье, с вами желают поговорить двое. Один – ваш супруг, другой – Павел Мирский.

Карен вздрогнула от неожиданности. «Помяни черта!»

– Остров убрать. Стандартный интерьер.

Исчезли веранда, остров, вулкан и океан. Образовалась небольшая комната, обставленная в классически-скромном стиле Гекзамона.

– Хорошо.

В центре комнаты появился Гарри.

– Здравствуй, Карен.

– Как дела?

– Отлично. Вспоминал тебя. Давно хотел с тобой поговорить, но боялся помешать.

– Ничего, пожалуйста. – В воображении появился облик, который ей сейчас хотелось принять, – облик Бетти Дэвис, американской актрисы начала двадцатого века, холодной, сварливой, черствой и вместе с тем ранимой. Но пикторы были не в силах оказать ей такую услугу.

– Нам надо поговорить с Сули Рам Кикурой.

– Она все еще в городской памяти. Не дает цыпляткам заклевать друг дружку.

– Проблемы?

– Не идет у нас дело, Гарри. – Она отвела взгляд от изображения мужа и, заметив, что палец окунулся в вино, отставила бокал. – Вот, отдыхаю. А как Мирский? Что происходит?

– Назревают крупные неприятности. – Он объяснил ситуацию.

Настало время действовать – Гарри-то, оказывается, явился не по своей прихоти. Но действовать не хотелось. Даже просто шевелиться.

– Неужели Нексус мог на это пойти? Без согласования с Землей?

– Мирский поведал много удивительного, – ответил Ланье, – и я, честно говоря, не думал, что Нексус отклонит его просьбу. По-моему, открыть Путь да так и оставить – идея пагубная.

– Сули в курсе?

– Нет.

Мысли побежали быстро, неприязнь почти истаяла. Вновь они в одной связке, работают над одной проблемой. Кроме того, что-то в ее муже переменилось. Что с ним сделал Мирский? И со всеми?

– Хорошо. Я с ней свяжусь через городскую память и объясню, что дело срочное.

– Я люблю тебя. – Ланье растаял.

Совершенно против желания и к немалому ее удивлению, у Карен перехватило дух. Пришлось напрячься, чтобы сдержать слезы. Сколько лет она не слышала от него этих слов!

– Черт бы тебя побрал… – пробормотала Карен.

Рита

Перед тем как иллюзорное родосское солнце выжгло последние клочки воспоминаний о плене, Рита спросила юношу:

– А где мои друзья?

– В безопасности.

Она хотела расспросить подробнее, но не смогла. Кое-куда путь мыслям был заказан. С тоской сознавая поддельность этого места, она заставила себя подумать: «Я не свободна». В душу закрался страх. По телу пробежала дрожь. Софе ни словом не обмолвилась об этих ужасах…

«Кто меня захватил?»

Она не могла взять в толк, как же это получается. Как она может где-то быть – и одновременно не быть? Или это причудливый сон? Что бы это ни было, оно явилось из ее разума, но больше не принадлежало и не подчинялось ей.

Она ходила по каменному дому, где когда-то жила Патрикия. Ощущала босыми ступнями холодок плит. Осматривала комнату за комнатой, догадываясь, что этим людям хочется узнать о софе побольше. Но Рита постарается ничего не сказать. И не показать. На воспоминания о бабушке она повесила замок. Сколько он провисит? Ведь они, по всей видимости, очень сильны.

Она решила не обращать внимания на юношу. Ведь он недоговаривал, отвечая ей. И нельзя было разобраться, где в его словах правда, а где ложь.

Перед глазами вдруг все поплыло. Библиотечная комната Патрикии исчезла. Когда полегчало, Рита увидела вокруг себя на полу Вещи. Ключ лежал в деревянном футляре.

– Это устройство для выхода из Пути в иные миры. Воспользовавшись им у этих Врат, ты привлекла наше внимание.

Рита оглянулась. За ее спиной стоял юноша. Его лицо по-прежнему оставалось неразличимым.

– Где ты его взяла? – спросил он.

– Ты же знаешь.

– А где его взяла твоя бабушка?

Рита закрыла глаза, но Ключ так и остался лежать перед мысленным взором, а вопрос – звучать в ушах.

– Мы не собираемся тебя мучить, – сказал юноша. – Но без подробной информации не сможем переместить тебя, куда пожелаешь.

– Я хочу домой, – тихо произнесла она. – В настоящий дом.

– Не ты изготовила устройство. И не бабушка. Твой мир такими не пользуется. Нам нужно знать, как оно к вам попало. Может, у тебя уже были контакты с Путем? Когда-то в прошлом?

– У бабушки. Я же тебе говорила.

– Да. Мы верим.

– Зачем тогда все время переспрашивать? – Она повернулась к юноше, ярость снова затуманила ей взор. Казалось, всякий раз, когда она выходила из себя, они узнавали что-то новое. Но разве она пытается по-настоящему скрывать? Можно ли что-то утаить от тех, кто способен внушить, что ты на Родосе, когда ты вовсе не на Родосе? «О боги! Умру сейчас от страха!»

– Тебе незачем бояться.

Вдруг юношеское лицо обрело четкость, будто с него сошла тень… нет: покров неведения. Правильные черты, черные глаза и волосы, слабая поросль бородки. Он мог бы сойти за одного из ее приятелей.

– Я принял этот облик, поскольку решил, что так тебе будет легче.

– Вы что, не люди?

– Нет. В отличие от вас, людей, мы способны принимать различные формы. Мы все объединены, но… – Он ухмыльнулся: – Мы разные. Так что прошу любить и жаловать меня в этом самом приятном для тебя обличье. Во всяком случае, пока.

Видимо, они сменили тактику или научились лгать еще убедительней. Рита отвернулась от юноши и артефактов.

– Дай мне побыть одной, пожалуйста. Отпусти домой.

– К сожалению, не могу. Твой дом сейчас претерпевает усовершенствования.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Теперь твоя планета под нашей опекой. Пожалуй, пришло время оставить эту иллюзию и узнать нас получше. Ты готова?

– Я…

– Позволь объяснить. Это вроде сна наяву, с его помощью наши ученые пытаются облегчить тебе переход в новую жизнь. Я начальник исследовательской службы и только что прибыл сюда для беседы с тобой. До этого ты разговаривала с моим подчиненным. Я лучше знаю ваш народ. В этом иллюзорном состоянии ты провела несколько лет вашего времени. Поскольку нанести нам ущерб ты не способна и поскольку сведений, полученных от тебя, пока достаточно, в иллюзии нет необходимости, и я решил, что можно позволить тебе проснуться. Когда будешь готова, ты проснешься, и тогда окружающая тебя обстановка будет настоящей. Понимаешь?

– Ничего я этого не хочу, – сказала она. Несколько лет? А ведь кажется, будто она отключилась всего на мгновение. Леденящим темным щупальцем в мыслях зазмеилось отчаяние.

Ощущение холода сгинуло, зато пошли приступы легкой боли. Растаяли иллюзии Родоса и дома Патрикии. Она открыла глаза и обнаружила, что лежит на твердой и теплой поверхности в квадрате света, который имел оттенок раскаленного угля и понемногу мерк. Кожа саднила, как расцарапанная. Рита взглянула на свои руки – красные, будто в солнечных ожогах.

За пределами светового квадрата виднелся темный человеческий силуэт. А кругом владычествовала тьма цвета маслины – цвета сна до его начала или после конца. Рите было дурно.

– Я больна, – прошептала она.

– Это пройдет, – пообещал силуэт.

– Ты ярт? – Рита попробовала сесть. До сего момента она не решалась произнести этот вопрос вслух – боялась ответа. Сейчас, охваченная безнадежностью, она смотрела на силуэт.

– Я пытался решить, что означает это слово. Возможно, это мы, но ведь ты никогда не встречалась с яртами. Бабушка тоже. Вы о яртах знаете только понаслышке. Мы такого слова не употребляем. Вероятно, народ твоей бабушки не способен выговорить нашего самоназвания или перенял этот термин у иных, нечеловеческих рас. Как бы то ни было, я могу дать утвердительный ответ.

– Мне говорили, что вы воюете против людей.

Фигура в тени предпочла уклониться от признания.

– Нас много, мы разные и способны менять свою форму по желанию. Не только форму, но и функцию.

Рите полегчало, если не физически, то душевно. Отчаяние разжало хватку; вместе с яркостью сияния (уже коричного цвета) умерилось странное чувство жаркого холода. В маслиновом сумраке загорались новые огни, тусклые, уютные.

– Я на Земле?

– В том явлении, которое вы называете Путем.

Дыхание сорвалось, и она с трудом подавила стон. Слова незнакомца означали для нее все и ничего. Можно ли верить этим существам?

– А мои друзья живы?

– Они здесь, рядом с тобой.

Увертка, решила она. И спросила заново:

– Они живы?

Силуэт шагнул вперед, появилось лицо в мягком нимбе. Рита съежилась, очень резко ощутив, что это не сон и не иллюзия. Лицо было волевым, но не слишком выразительным. Чистая кожа, узкие глаза. Не из тех, что в толпе привлекают к себе внимание. Ни богоподобное, ни чудовищно ужасное. Незнакомец носил куртку и брюки – как солдаты, с которыми Рита путешествовала несколько лет назад, если ей не солгали.

– Хочешь с ними поговорить?

– Да. – Она задышала чаще. Провела ладонью по своему лицу – никаких перемен. Перемены? Почему она их страшится? Потому что пленившее ее существо выглядит как человек?

– Со всеми? – спросил ярт.

Секунду она глядела вниз, шевеля губами. Потом вымолвила:

– С Деметриосом и Оресиасом.

– Дай нам, пожалуйста, немного времени. Мы выполним обещание.

Пух Чертополоха

– Не чаяла снова тебя увидеть, – холодными синими и зелеными пиктами сообщила Рам Кикура.

Ольми многозначительно улыбнулся и вслед за Мирским и Корженовским прошел в конференц-зал для телесных, зарезервированный под «Проект „Содружество“» Рам Кикуры. Дизайн подражал земной обстановке, точнее – интерьеру промышленного офиса середины двадцатого века: аскетичные стулья из металла и дерева, длинный деревянный стол, голые стены цвета обглоданной кости, и лишь на одной – панель дисплея.

– Извините за примитивизм.

– Ничего, навевает воспоминания. – Ланье ощутил холодок между Кикурой и Ольми. Похоже, Ольми относился к этому спокойно; впрочем, Ланье ни разу не видел его раздраженным. – В таких кабинетах я провел немало долгих часов.

– Наши земные гости все еще в городской памяти, – сказала Рам Кикура. – Мы силимся отдалить неизбежное фиаско. Карен подойдет минут через пять. Я от нее слышала, что в последние два дня набрало силу несколько нечистоплотных группировок. Нексус решил открыть Путь, да? – Она старалась не смотреть Ольми в глаза.

Корженовский стоял с недоуменным видом, ощупывая стул.

– Да, – ответил он, мгновенно выйдя из задумчивости. – Нексус принял решение и ставит его на голосование перед Гекзамоном. Но участвовать в референдуме будут только объекты и Пух Чертополоха.

– Видно, они затеяли оживить законы Возрождения. Давно надо было вымарать их из сводов. – Горечи и злости в голосе Рам Кикуры звучало больше, чем в день ее первой встречи с Ланье. На ней тоже сказались возраст и Возрождение, хотя за сорок лет ее внешность и стиль почти не изменились.

Ольми, упругой львиной поступью расхаживавший вокруг стола, замер и спросил:

– Ты уже знаешь историю господина Мирского?

Рам Кикура кивнула.

– Постольку, поскольку она затрагивает и меня. Это ужасно!

От удивления у Мирского округлились глаза.

– Ужасно?

– Чудовищная грязь. Чудовищное святотатство. Я родилась и выросла в Пути, и все-таки… – Казалось, она вот-вот начнет плеваться. – Открывать Путь и держать открытым не просто глупо. Это подло!

– Ну не будем впадать в крайности, – ровным тоном предложил Корженовский.

– Простите, господин Корженовский, – вмешался Мирский, – но мне непонятно, почему она назвала мою историю ужасной.

– Если верить вам, то Путь, как удав, душит нашу Вселенную.

– Неточное сравнение. Он осложняет, даже, возможно, сводит на нет проект, разработанный нашими далекими потомками. Но эти существа вовсе не считают Путь ужасным. Изумительным явлением – пожалуй. Чтобы такое крошечное сообщество, как вы, путешествующее среди миров и при этом замкнутое в царстве материи, за столь недолгий срок добилось столь многого… Беспрецедентно. В других вселенных тоже встречаются сооружения наподобие Пути, но никто их не строил на раннем этапе развития общества. Путь для наших потомков – все равно что египетские пирамиды для нас. Или Стоунхендж. Была бы возможность, они бы его сберегли как памятник первобытного гения. Но увы. Его необходимо демонтировать особым образом, и начать можно только отсюда.

В конференц-зале появилась Карен, направилась к мужу, поцеловала, пусть и мимолетно. Словно хотела этим сказать: забудем на время семейные проблемы.

– А что если ярты только и ждут, когда мы сунемся за порог? – спросил Ольми.

Корженовский поморщился.

– Меня уже несколько ночей мучает этот кошмар. Я отправил в городскую память дублей, они наблюдают за всеми заседаниями комиссии. Если мне прикажут, я приму участие в обороне Гекзамона…

– А чем мы будем обороняться? – поинтересовалась Карен.

– Как правило, информация такого рода хранится в строжайшей тайне, – ответил Корженовский. – Но даже строжайшие тайны становятся явью, когда власти предержащие находят это целесообразным. На Пухе Чертополоха складировано оружие невероятной мощи. Использовать его в чисто оборонительных целях слишком невыгодно, поскольку оно бесполезно в крепостях Пути, но ни один стратег не бросит оружие, зная, что однажды оно может пригодиться. Поэтому оно хранится в пещерах астероида. Старое, но исправное и смертоносное.

Прикрыв нос и рот молитвенно сложенными ладонями, Рам Кикура покачала головой и прошептала:

– О Звезда, Рок и Пневма! Я не знала. Народу говорили…

– Все политики лгут, – напомнил Мирский, – когда видят в этом выгоду. Как раз народ-то и вынуждает их к этому.

Ланье побледнел.

– Оружие?

– В залах Пуха Чертополоха хранятся остатки оружия последней Яртской войны, – уклончиво ответил Ольми.

– Все это время? – спросил Ланье. – С первой нашей высадки?

Ольми и Корженовский кивнули. Рам Кикура с мрачной усмешкой следила за реакцией Ланье.

– А если бы мы его…. – Он не договорил фразы.

– Погибель все равно случилась, – отмахнулся Корженовский: он терпеть не мог, когда ему расставляли логические ловушки. – Даже если Путь под яртами, можно, на худой конец, захватить плацдарм.

– Если только они не овладели новыми технологиями, – мрачно заметила Рам Кикура.

– Верно. Как бы то ни было, Нексус обратился ко мне за содействием. Отказать не могу, как ученый я слишком долго пользовался исключительными привилегиями. Наша проблема в другом: как повлиять на общественное мнение Гекзамона…

– В обход Нексуса, – подала идею Рам Кикура. – Напрямик обратиться ко всем гражданам, в том числе к землянам.

– Без Земли за открытие выскажется подавляющее большинство, – задумчиво произнес Ланье. – Мы смоделировали… вернее, господин Ольми смоделировал социологический опрос.

– А почему – без Земли? – спросила Карен. – Она что, слишком дикая?

– Слишком провинциальная, к тому же ей хватает своих забот, – ответил Корженовский. – Все это, конечно, так, но в процедурном отношении они хватили через край и тем самым дали нам козыри. Можно почетче обрисовать угрозу яртского нашествия. Можно использовать сам факт существования оружия, настроив mens publica против Нексуса. Госпожа Рам Кикура подозревает, что по части техники ярты впереди, – вот вам еще один весомый контраргумент. Думаю, еще до выхода обращения мы его блокируем в судебных инстанциях. Довод следующий: ни одна из территорий Гекзамона не может быть лишена избирательных прав.

Мирский опустился на стул, сцепил руки перед грудью и поднял их над головой.

– Тут надо действовать тонко, – сказал он. – Надеюсь, Гарри хорошо это понимает.

Карен посмотрела на мужа. Ланье решил посостязаться с русским в фамильярности.

– Павел утверждает, что Путь необходимо демонтировать.

– А если не получится? – спросила Рам Кикура.

– Получится, – заверил Мирский. – Не мытьем, так катаньем. Правда, я не предвидел таких сложностей. Если я уйду ни с чем, последствия будут весьма трагичными.

– Это угроза? – вскинулась Рам Кикура.

– Нет. Уверенность.

– И насколько трагичными будут последствия?

– Не знаю. Я не учитываю всех вероятностей. Да мне это, наверное, и не по плечу при моих сегодняшних способностях.

– Слишком много неясностей, – грустно произнес Корженовский. – Господин Мирский, скоро ваша история станет достоянием гласности… Как вы думаете, сколько наших сограждан поверят вам, а сколько заподозрит уловку ортодоксальных надеритов, мечтающих навсегда привязать нас к Матери-Земле?

– Я могу быть красноречивее, чем сейчас. – Русский разомкнул руки и потянулся. – Не верите? – Вопросительно подняв густые брови, он окинул собеседников взглядом.

Карен, не присутствовавшая на его допросе в зале Нексуса, промолчала. Корженовский, Ольми и Ланье тотчас сказали, что верят.

Рам Кикура неохотно кивнула.

– Нужен стратегический план, – сказал Ланье.

– Мы можем придумать что-нибудь путное и подговорить несогласных сенаторов и телепредов, чтобы они брались за дело. А Рам Кикура пускай действует через суд. Двойной удар.

– Пожалуй, мне лучше начать на Земле, – возразила Рам Кикура. – Через несколько дней состоится сессия Совета Земного Гекзамона. Нам все равно надо отчитываться о результатах конференции, и, если под этим предлогом мы с Карен улетим на планету, Нексус не всполошится. Насколько все это конфиденциально?

– Абсолютно, – сказал Корженовский. – До выхода обращения мы обязаны молчать.

– Это тоже не совсем законно, – размышляла Рам Кикура. – Фракция неогешелей в Нексусе откровенно наглеет. Удивляюсь, почему Фаррен Сайлиом идет у них на поводу.

– Для него важнее всего сохранить правительство, иначе все достанется оппозиции, – объяснил Ланье.

Рам Кикура изобразила сложный символ – Ланье не смог его прочесть. Тогда она произнесла:

– Я не уверена, что стоит упоминать об оружии. Это против закона об охране государства, а я не очень хорошо в нем разбираюсь.

– Когда я жил в другом теле и обладал гигантским разумом, мне казалось, что все здравомыслящие люди должны со мной согласиться. – Мирский грустно покачал головой. – До чего же я отвык быть человеком!