Текст книги "Искусство житейской мудрости"
Автор книги: Грасиан Бальтасар
Жанр:
Психология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Грасиан Бальтасар
Искусство житейской мудрости
Введение
Искусство житейской мудрости от Бальтасара Грасиана [1653] в переводе Михаила Титова [2022]
Отчасти психолог и личный консультант у знати и королей, отчасти Макиавелли11
Макиавелли, итал. Niccolò di Bernardo dei Machiavelli – итальянский мыслитель, политический деятель, философ, писатель, автор военно-теоретических трудов.
[Закрыть], отчасти Йода22
Йода (англ. Yoda) – гранд-мастер Ордена джедаев, был одним из самых сильных и мудрых джедаев своего времени.
[Закрыть], Бальтасар Грасиан [1601—1658], священник-иезуит, написал этот сборник максимумов четыре века назад. Грасиан говорит через него с нами, как будто это было вчера. Это лишь вопрос времени, когда кто-нибудь продаст эти жизненные советы Грасиана современным занятым бизнесменам, подобно Сунь-Цзы или Книге Пяти Колец (если это уже не произошло). А пока что Грасиан может быть нашим маленьким секретом.
Меня зовут Михаил и я переводчик исторических текстов, также являюсь автором многих книг по истории религии, тексты которых также можно найти на этом сайте, например, труды Трисмегиста или «Жизнь и доктрины Якоба Бёме». Эти книги очень сильно повлияли на меня и на каждого, кто прикоснётся к ним.
Я произвольно разделил текст перевода на главы по 50 максимумов в каждом: Бальтасар Грасиан рекомендовал читать книгу по 50 максимумов за раз.
Будьте внимательны. За каждой буквой скрывается история и целый мир на протяжении четырёх веков. Во благо и мир Вам!
На великих весах судьбы,
Равновесие редко сохраняет свою устойчивость;
Вы должны подняться или опуститься,
Вы должны править и побеждать
Или служить и проигрывать,
Страдать или торжествовать,
Быть наковальней или молотом.
ГЁТЕ, Коптская песня33
«Auf des Glückes großer Waage Steht die Zunge selten ein; Du mußt steigen oder sinken, Du mußt herrschen und gewinnen, Oder dienen und verlieren, Leiden oder triumphieren, Amboß oder Hammer sein». GOETHE, Ein Kophtisches Lied.
[Закрыть].
Когда ты наковальня, держись спокойно,
Когда ты молот, бей в полную силу.
Г. ГЕРБЕРТ, Джакула Прудентум.
Посвящение любимой
Любимая,
я хочу подарить тебе эту книгу и связать её с твоим именем, потому-что она предлагает идеалы жизни, одновременно изысканной и практичной, культурной и глубочайше вдохновенной. Автор книги указывает на благородные цели и говорит, в целом, отнюдь не о безнравственных способах их достижения. Испанский иезуит видит ясно и чётко, и смотрит он – вверх.
Однако есть одна сторона жизни, которую он совершенно не замечает, что, возможно, было естественным для церковника, писавшего до наступления эры хорошего образования и роскошной жизни. Он нигде не упоминает на своих страницах о благодатном влиянии женщины как вдохновительницы и покровительницы в жизни и за её пределами. Я хочу исправить это упущение, поместив твоё имя на первую страницу этой версии его максимумов. Для тех, кто удостоен вашей дружбы и/или любви этого будет достаточно, чтобы вспомнить все приятные и облагораживающие ассоциации, связанные с представителями женского пола.
Искренне твой,Михаил Титов, г. Казань,14 февраля 2022 года.
Предисловие
Моё внимание к «Руководству Оракула» впервые привлекла восхитительная статья мистера Гранта Даффа (ныне сэра Маунтстюарта) о Бальтасаре Грасиане в «Фортнайтли ревью» за март 1877 года. Вскоре после этого я получил копию превосходной версии Шопенгауэра, а во время путешествия по Испании с некоторым трудом раздобыл напечатанное издание трудов Грасиана (Барселона, 1734, «Пор Жозеф Жиральт»), в котором «Руководство Оракула» находится в конце первого тома (стр. 431—494).
Я переводил с этого последнего, ссылаясь во многих сомнительных местах его текста на первое мадридское издание 1653 года, самое раннее из хранящихся в Британском музее. Я всегда держал версию Шопенгауэра рядом с собой и нашёл её, как говорит сэр Маунтстюарт Грант Дафф, «наиболее законченным произведением», хотя я указал в примечаниях44
ORIG (Ориг) – относится к испанскому оригиналу, обычно к барселонскому изданию 1734 года, хотя иногда я обращался к мадридскому изданию 1653 года, а иногда использовал текст из «Библиотеки авторов эпохи». Это могло привести к некоторым несоответствиям, особенно в отношении ударения. Schop. относится к переводу Шопенгауэра; я использовал издание Гризебаха в серии Reclam. M.G.D. – префикс к цитатам из переводов сэра М. Гранта Даффа в Fort. Rev., March 1877; англ. I. и II. относятся к английскому переводу 1694 года и переводу Сэвиджа 1902 года соответственно.
[Закрыть] несколько случаев, когда он не смог, по моему мнению, полностью или правильно передать смысл Грасиана.
Я почти не сомневаюсь, что в этом отношении я согрешил. Я не знаю ни одного стиля прозы, который представлял бы такую трудность для переводчика, как лаконичные и искусные максимумы Грасиана. Недаром его называют «Непостижимым». Две ранние английские версии раз за разом упускают некоторые моменты, и я счёл бесполезным ссылаться на них. С другой стороны, я решил взять на вооружение некоторые из часто очень удачных переводов сэра Маунтстюарта Гранта Даффа в отрывках, содержащихся в его статье в Фортнайтли.
В этой версии я постарался воспроизвести лаконизм и культизм Грасиана, и даже попытался сохранить его многочисленные парономазии и шутки похожего звучания. Возможно, я вносил здесь и там другие фразы, чтобы восстановить баланс в тех случаях, когда я не мог добиться того же звучания на родном языке. В таких случаях я обычно привожу оригинал в примечании. Там, где это возможно, я заменил испанские пословицы и пословичные фразы родным языком, и везде старался сохранить характерный ритм и краткость максимума. Короче говоря, если можно так выразиться, я подошёл к своей задаче скорее в духе Фицджеральда, чем Бона.
Позвольте мне завершить это предисловие советом, столь же оракульным, как и эта книга:
«Когда вы читаете эту книгу впервые, прочтите только пятьдесят максимумов, а затем остановитесь на день».
ДЖОЗЕФ ДЖЕКОБС.КИЛБУРН, 26 октября 1892 года.
Отзывы
«Она настолько лаконична, настолько отрывиста и так странно изложена, что кажется, будто она взяла тьму штурмом: поэтому читателю нужно расшифровать её смысл, и часто, когда он понимает её, то обнаруживает, что учился делать загадку из очень простой вещи». – F. VAN AERSSENS, Voyage d’Espagne, 1667, p. 294.
«В нём много возвышенности, тонкости, силы и даже здравого смысла: но чаще всего не знаешь, что он имеет в виду, да и сам он, возможно, этого не знает. Некоторые из его максимумов кажутся написаны только для того, чтобы не быть услышанными». – BOUHOUR’S Entretiens d’Ariste et d’Eugène, 1671, p. 203.
«Луиза де Падилья, дама весьма образованная и графиня Аранды, подобным образом гневалась на знаменитого Грациана, когда тот опубликовал свой „Трактат об учёности“, где, как ей казалось, он открыл для простых читателей те максимумы, которые должны быть предназначены только для знания „великих“. Многие считают эти возражения настолько весомыми, что часто защищают вышеупомянутого автора, утверждая, что он достиг такой неясности в своём стиле и манере письма, что, хотя каждый может читать его произведения, очень немногие смогут понять их смысл». – The Spectator, №379 (1712).
«В своём постоянном поиске энергичного и возвышенного он становится неординарным и теряет себя в тексте. Грасиан для добрых моралистов – то же, что Дон Кихот для настоящих героев. У обоих есть ложная атмосфера величия, которая навязывает себя глупцам и вызывает смех у мудрецов». – АББАТ ДЕФОНТЕН, 1745 ГОД.
«Каких только похвал не заслуживает автор „Критикона“! Посреди антитез, парономазий и всей культовой шрапнели, это одно из самых рекомендуемых произведений современной литературы за счастье его изобретения, за неисчерпаемое богатство фантазии и соли, за живость его текста и за изящество, лёгкость и естественность его стиля». – DON MANUEL SIEVELA, Biblioteca selecta de literatura española (1819).
«„Руководство Оракула“ было использовано чаще, чем любая другая работа автора. Предполагалось, что это будет сборник общеполезных максимумов, но в нём смешались воедино хорошие и плохие наставления, здравые суждения и изысканные софизмы. В этой работе Грасиан не забыл обучать своим практическим принципам иезуитизма – быть всем для всех („hacerse a todos“), а также рекомендовать свой любимый максимум „быть обычным в пустяках“ („en nada vulgar“), который, чтобы быть реальным, требует совершенно иного толкования, чем то, которое он ему дал». – БУТЕРВЕК.
«Однако человеком, который определил характер культизма и в некоторых отношениях придал ему философский оттенок, был Балтазар Грасиан, иезуит из Арагона, живший между 1601 и 1658 годами, именно в тот период, когда культурный стиль завладел испанской прозой и достиг наибольшего признания». – Г. ТИКНОР, История испанского языка. Лит. iii. 222.
«Однако, эта книга – единственная в своём роде, и ни одна другая не была написана на ту же тему, потому что только представитель лучшей из наций, испанской, мог попытаться сделать это. Эта книга учит искусству тех, кто искусен во всём, и поэтому предназначена для всех. Но наиболее полезна она будет тем, кто живёт в большом городе, и особенно для молодых людей, которые пытаются сделать своё состояние и которым она сразу и заранее даёт наставления, которые они иначе получат только через долгий опыт». – А. Шопенгауэр, Litterarische Notiz we seiner Uebersetzung (1831, опубликовано 1861).
«С большим воодушевлением, обучением и мастерством он не создал ничего, что сегодня могло бы выдержать проверку самого беспристрастного критика». – PUIBUSQUE, Histoire comparée des littératures espagnole et française, 1843, i. p. 559.
«Грасиан мог бы стать прекрасным писателем, если бы не захотел стать необыкновенным. Одарённый обширной эрудицией, тонким умом и глубоким талантом наблюдения, он был рождён, чтобы просветить свой век; но тщеславие стать новатором испортило его вкус, заставив его ввести в прозу тот драгоценный язык, те запутанные выражения, которые Гонгора ввёл в стих». – A. DE BACKER, Bibliothèque des écrivains de la Compagnie de Jésus, 1869.
«Как афоризмы Антонио Переса были очень популярны среди придворных, учёных и просвещённых, как испанцев, так и иностранцев, благодаря особой изысканности стиля, так и афоризмы отца Балтасара Грасиана достигли такого же уважения благодаря изяществу речи: изяществу, которое само по себе обладало необъяснимой притягательностью, и которое, хотя и было в некоторой степени частью общего культеранизма испанской литературы того века, содержало некий ослепительный и лестный хороший вкус для читателя, который оценил эти глубокие понятия силой своего остроумия». – DON ADOLFO DE CASTRO, Obras escogidas de Filósofia, 1873, p. cviii.
«Воспринимая эту книгу как руководство, особенно для тех, кто собирается вступить во взрослую жизнь, я никогда не имел случая встретить ничего, что показалось бы мне хотя бы отдалённо приближающимся к ней… Возможно, будет довольно трудно опровергнуть тезис о том, что испанская нация создала лучшие максимумы практической мудрости, лучшие пословицы, лучшие эпитафии и лучшие девизы в мире. Если бы я должен был поддержать его, я бы указал на первую главу „Руководства Оракула“». – Сэр М. Э. ГРАНТ ДУФФ о «Бальтасаре Грасиане» в Fortnightly Review, март 1877 года.
«Некоторые нашли свет в максимумах Бальтасара Грасиана, испанца, процветавшего в конце семнадцатого века. Сам я не нахожу Грасиана достойным собеседником, хотя некоторые из его афоризмов придают изящный оборот обыденным вещам». – J. МОРЛИ об «Афоризмах», Studies, 1891, p. 86.
Введение
I. О Бальтасаре Грасиане и его произведениях
Мы можем сказать о Грасиане то же, что Гейн в своём приятном рассказе сказал о себе: он был одним из первых людей своего века. Ведь он родился 8 января 1601 года по старому стилю в Бельмонте, пригороде Калатаюда, в королевстве Арагон. Калатаюд (а если точнее – «Калат Аюб» – «город Иова», находится почти на месте древнего Бильбилиса, места рождения Марциала. Как видно из названия, это было одно из мавританских поселений, причём почти одно из самых северных. Ко времени Грасиана оно снова стало христианским и испанским на протяжении многих поколений, а сам Грасиан был знатного происхождения. Для испанца благородного происхождения были открыты только две карьеры: военная или церковная. В семнадцатом веке оружие уступило место церкви, и Бальтасар с тремя братьями принял орден. Фелипе, старший из них, вступил в орден Святого Франциска; другой брат, Педро, за свою короткую жизнь стал тринитарием, а третий, Раймундо, – кармелитом55
Обычно, историки варьируют между 1594 и 1604 годами. Я следую Latassa y Ortin, Biblioteca nueva de los escritores Aragoneses, Pamplona, 1799, iii. 267 seq., практически единственному оригинальному источнику о жизни и работах Грасиана.
[Закрыть]. Сам Бальтасар рассказывает нам (Agudeza, c. xxv.), что он воспитывался в доме своего дяди, лиценциата Антонио Грасиана, в Толедо, из чего мы можем сделать вывод, что и его отец, и его мать, некая Моралес, умерли в ранней молодости. Он вступил в «Общество Иисуса» в 1619 году, когда оно находилось в самом расцвете, после того как блестящий оратор и гений Акуавива придал прочную форму смелому ответному удару Лойолы на протестантскую революцию. «План обучения» (Ratio Studiorum) только вступал в полную силу, и Грасиан был одним из самых первых людей в Европе, получивших образование по системе, которая доминирует в среднем образовании Европы почти до наших дней. Этот момент имеет определённое значение, как мы увидим, при рассмотрении главной работы Грасиана.
После зачисления в ряды иезуитов личность исчезает, остаётся только иезуит.
О жизни Грасиана почти ничего не известно, кроме того, что он был иезуитом, занимался преподаванием философии и священной литературы, как это принято в ордене, и в конце концов стал ректором иезуитского колледжа в Таррагоне. Его большим другом был дон Винсенсио Хуан де Ластаноса, дилетант того времени, который жил в Уэске и собирал монеты, медали и другие археологические предметы. Грасиан, похоже, разделял его вкусы, поскольку Ластаноса упоминает его, когда пишет о своей работе. В своё время сохранилась длинная переписка с ним, которую видел Латасса, указавший даты и места, где были написаны письма. Из них следует, что Грасиан значительно перемещался из Мадрида в Зарогозу, а затем в Таррагону. Из другого источника мы узнаем, что Филипп III часто приглашал его на обед, чтобы обеспечить королевский стол аттической солью. Грасиан проповедовал, и его проповеди пользовались популярностью. В общем, жизнь благоразумного процветания подошла к концу, когда Бальтасар Грасиан, ректор иезуитского колледжа в Таррагоне, умер там же 6 декабря 1658 года в возрасте почти пятидесяти восьми лет.
О произведениях Грасиана, пожалуй, можно сказать больше, даже оставив для отдельного рассмотрения то, которое здесь представлено изысканному читателю и является его главной претензией на внимание. Испанская литература вступала в свой период размаха, период, который наступил во всех литературах современной Европы после того, как обучение классике заново дало чувство стиля. Характерной чертой этого периода в литературе является появление «концептов» или сложных и надуманных фигур речи. Этот процесс начался с Антонии Гевары, автора книги «El Libro Aureo», от которой, по мнению некоторых, произошла английская форма болезни, известная как эвфуизм. Но дополнительный импульс он получил благодаря успеху поэтического культа Гонгоры (stilo culto of Gongora)66
Грасиан упоминает своих братьев в своей «Агудезе».
[Закрыть]. Гонгоризм довёл «манерность» до самого крайнего предела: искусственность дикции не могла идти дальше в стихах: Грасиану оставалось только применить её в прозе.
Впервые он сделал это в 1630 году в своём первом произведении «El Heroe». Оно было опубликовано, как и большинство других его работ, его другом всей жизни Ластаносой под именем Лоренцо Грасиана, предполагаемого брата Грасиана, который, насколько можно установить, никогда не существовал. Весь «Эль Хероэ» в сокращённом виде существует в «Руководстве Оракула77
О Гонгоре и его отношении к Cultismo см. в Ticknor, Hist. Span. Lit. iii. 18 и далее; также Приложение G, «О происхождении Cultismo». Тикнор, однако, несколько предубеждён против любой формы Cultismo.
[Закрыть]». Форма, однако, настолько сокращена, что было бы трудно распознать оригинальные первоисточники, как они называются. Однако именно в краткости предложений и заключается особенность стиля культо. Обычно сложная метафора и надуманные аллюзии сочетаются с длинными и затянутыми предложениями периодического типа. Но у Грасиана цель – не только краткость, но и проработанность. «Вышивка богатая, но пиджак короткий» – как он сам мог бы сказать. Что касается темы, то выдержек из «Руководства Оракула» достаточно, чтобы дать некоторое представление о возвышенном идеале или характере, представленном в «Эль Хероэ», идеале, который действительно ассоциируется в народном сознании с термином «идальго88
См. примечания к Максимумам xxvi, xxxviii, xl, xlii, xliv, xl, lxiii, lxv, lxvii, xciv, xcviii, cvi, cxxvii.
[Закрыть]».
Более поздняя книга, El Discreto, впервые опубликованная в 1647 году, является противопоставлением El Heroe, рисуя идеал благоразумного придворного в противопоставлении с гордым и безупречным идальго. Это тоже полностью представлено в рассматриваемой нами книге, но сокращение всё же более заметно, чем в случае с Эль Хероэ. Есть свидетельства, что Грасиан написал похожую пару контрастов, названных соответственно El Galante и El Varon Atento, которые не были опубликованы, но были включены в «Руководство Оракула» Ластаноса. Последствия такого использования контрастов мы рассмотрим позже.
Возвращаясь к работам Грасиана в несколько более упорядоченном виде, не стоит долго задерживаться на его «Элоге о Фердинанде, маге эпохи Колумба». Оно натянуто и условно и не отличается особой исторической проницательностью. Книга Грасиана «Agudeza y Arte de Ingenio» более важна и интересна как формальное изложение критических принципов Культизма. Она больше относится к стихам, чем к прозе, и представляет собой поэтику гонгоризма. Из неё можно было бы составить любопытную коллекцию цветов риторики в испанском стихе. Ещё более ограниченный интерес представляет «Комульгадор, или священные размышления для святого причастия». Я не берусь судить об этом классе литературы, если это можно назвать литературой, но тот факт, что книга была признана достойной современного перевода ещё в 1876 году, показывает, что она по-прежнему отвечает набожным потребностям католиков. Она имеет личный интерес для Грасиана, поскольку это единственная его книга, вышедшая под его именем.
Кроме «Руководства Оракула», остаётся рассмотреть «Критикон» Грасиана – произведение, представляющее значительную ценность и по крайней мере исторический интерес, которое появилось в трёх частях, посвящённых юности, зрелости и старости, соответственно, в 1650—53 годах. Это своего рода философский роман или аллегория, изображающая воспитание человеческой души. Испанец по имени Критило терпит кораблекрушение на острове Святой Елены, и там находит своего рода человека Пятницу99
Не исключено, что английский перевод «Критикона» Райко, 1681 г. мог навести на мысль о происшествиях в «Робинзоне Крузо», который мог быть более дидактической книгой, чем кажется на первый взгляд.
[Закрыть], которого он называет Андренио. Андренио, научившись общаться с Критило, даёт ему очень подробную автобиографию своей души, начиная с трёхдневного возраста. Затем они отправляются в Испанию, где встречают Истину, Доблесть, Ложь и других аллегорических женщин и мужчин, которым Критило навешивает ярлыки в пользу Андренио в одобрительном и фригидном стиле аллегорического учителя. Однако, между прочим, в книге показаны идеалы и стремления испанца XVII века, и с этой точки зрения книга имеет параллель с «Прогрессом пилигрима», которую Тикнор провёл для неё1010
Тикнор также предполагает, что «Критикон» был заимствован из «Эвформиона» Барклая, автора «Аргениса».
[Закрыть]. Это, безусловно, одно из самых характерных произведений испанской литературы, как по стилю, так и по тематике.
Почти все эти работы Грасиана были переведены на большинство культурных языков Европы1111
См. подробности в Библиографическом приложении к этому Введению.
[Закрыть]. Часть этой экуменической славы, несомненно, объясняется тем, что Грасиан был иезуитом, и братья его ордена перевели работы тех, кем орден по праву гордился. Но это объяснение не может полностью объяснить широкое распространение работ Грасиана, и в большинстве работ, о которых я вкратце упомянул, сохранились подлинные шедевры текста и литературное мастерство – способности и качества совершенно устаревшие в наши дни, но занимавшие достойное место в XVII и XVIII веках, когда дидактизм был в моде. Примечательно, что собранные мною «Свидетельства» по большей части обходят стороной «Руководство Оракула», единственное произведение, на которое современник не преминул бы бросить второй взгляд, и впадают в восторг от «Эль Критикона» и его продолжения, или, наоборот, в восторг от стиля Грасиана, который, в конце концов, был самой поразительной чертой его произведений.
Этот стиль достигает своего наивысшего совершенства в «Руководстве Оракула», к которому мы могли бы сразу же обратиться, если бы не предварительное исследование, которое, кажется, стоит сделать. Это книга максимумов и она очень отличается от книги афоризмов, и по ряду причин стоит задержаться на этом, прежде чем разбираться с тем, что, вероятно, является самым замечательным образцом для своего класса.
Однако прежде чем сделать это, мы должны завершить раздел вводных замечаний, «вставив», как говорят юристы, латинскую надпись, сделанную Латассой у подножия портрета Грасиана, который когда-то стоял в иезуитском колледже в Калатаюде от которого, увы, теперь не осталось и следа. В этих строках на латыни достаточно убедительно изложено всё, что нужно знать о Бальтасаре Грасиане и его произведениях.
P. BALTHASAR GRACIAN VT IAM AB ORTV EMINERET
IN BELLOMONTE NATVS EST PROPE BILBILIM
CONFINIS MARTIALIS PATRIA PROXIMVS INGENIO,
VT PROFVNDERET ADHVC CHRISTIANAS ARGVTIAS BILBILIS
QVÆ PŒNE EXHAVSTA VIDEBATVR IN ETHNICIS.
ERGO AVGENS NATALE INGENIVM INNATO ACVMINE SCRIPSIT p. xxvi
ARTEM INGENII ET ARTE FACIT SCIBILE QVOD SCIBILES FACIT ARTES.
SCRIPSIT ITEM ARTEM PRVDENTIAE ET A SE IPSO ARTEM DIDICIT.
SCRIPSIT ORACVLVM ET VOCES SVAS PROTVLIT.
SCRIPSIT DISERTVM VT SE IPSVM DESCRIBERET
ET VT SCRIBERET HEROEM HEROICA PATRAVIT.
HÆC ET ALIA EIVS SCRIPTA MOECENATES REGES HABVERVNT
IVDICES ADMIRATIONEM LECTOREM MVNDVM
TYPOGRAPHVM ÆTERNITATEM. PHILIPPVS III. SÆPE ILLIVS ARGVTIAS
INTER PRANDIVM VERSABAT NE DEFICERENT SALES
REGIIS DAPIBVS. SED QVI PLAVSVS EXCITAVERAT
CALAMO DEDITVS MISSIONIBVS EXCITAVIT PLANCTVS VERBO
EXCITATVRVS DESIDERIVM IN MORTE QVA RAPTVS FVIT
VI. DECEMBRIS AN. MDCLVIII SED ALIQVANDO EXTINCTV3 ÆTERNVM LVCEBIT.