Текст книги "Серебряная Рука"

Автор книги: Говард Пайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Annotation

«Серебряная Рука» – историческая повесть для детей, написанная и проиллюстрированная известным американским художником и детским писателем Говардом Пайлом. Ее действие происходит в Германии XIII века, во время правления императора Рудольфа Габсбурга, а главный герой – маленький сын воинственного барона из замка Дракенхаузен (Drachenhausen). иллюстрации автора

Говард Пайл

Предисловие переводчика

Предисловие автора

Глава 1. ЗАМОК ОТВАЖНОГО ЗМЕЯ

Глава 2. КАК БАРОН НЕ ЗАХОТЕЛ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ЛЕГКОЙ ДОБЫЧИ

Глава 3. БЕДА, НАСТИГШАЯ БАРОНА В СОБСТВЕННОМ ДОМЕ

Глава 4. МОНАСТЫРЬ «БЕЛЫЙ КРЕСТ НА ГОРЕ»

Глава 5. ОТТО В САНКТ-МИКАЭЛЬСБУРГЕ

Глава 6. КАК ЖИЛОСЬ ОТТО В ОТЧЕМ ДОМЕ

Глава 7. КАК В ЗАМОК ОТВАЖНОГО ЗМЕЯ ПОДБРОСИЛИ КРАСНОГО ПЕТУХА

Глава 8. В ЗАМКЕ ДЕРЗКОГО ЗМЕЕЛОВА

Глава 9. ОДНОГЛАЗЫЙ ГАНС НАВЕДЫВАЕТСЯ К ЗМЕЕЛОВУ

Глава 10. КАК НА КУХНЕ У ЗМЕЕЛОВА ЗАВЕЛАСЬ НЕЧИСТАЯ СИЛА

Глава 11. ВЕРНЫЙ СЛУГА ВЫЗВОЛЯЕТ ОТТО ИЗ ТЕМНИЦЫ

Глава 12. СО СМЕРТЬЮ НАПЕРЕГОНКИ

Глава 13. КАК БАРОН КОНРАД ДЕРЖАЛ ОБОРОНУ МОСТА

Глава 14. ОТТО ПРИ ДВОРЕ ВЕЛИКОГО ИМПЕРАТОРА

Эпилог

notes

1

Говард Пайл

Серебряная Рука

Предисловие переводчика

Говард Пайл (1853–1911) – известный американский детский писатель и художник.

Книги Пайла, благодаря занимательности сюжета, легкому слогу, но, главное, благодаря замечательным авторским иллюстрациям, до сих пор радуют юных и взрослых англоязычных читателей. Уникальность его авторских книг состоит в единстве текста и редкостных по выразительности рисунков. Поэтому они неоднократно сравнивались с «иллюминированными книгами» У. Блейка и вызывали восхищение у знаменитого современника Г.Пайла Винсента ван Гога.

Предисловие автора

Между тем прошлым, что скрывается от нас в глуби веков, и тем, которое стало прошлым недавно, во времена, когда мудрость древних лет поросла быльем, а новая еще не возникла, проходили годы человеческой истории, печально знаменитые своим невежеством, суеверием и жестокостью. Мы называем это время тьмой средневековья.

До нас дошли немногие документы тех лет. Отрывочные и разрозненные сведения, передаваемые нам как бы по цепочке, от одного поколения другому. И хотя жизнь в средневековье представляется в темном свете, понятно, что и в те времена жили на свете добрые люди. Часто они находили себе прибежище в мирных тихих монастырях, вдали от шума яростных сражений. Они дорожили честью, но понимали ее по-своему и не стремились добывать ее на поле брани. Живя по совести, монахи хотели, чтобы на земле процветали правда и доброта, которым учил людей Господь.

История, которую я собираюсь рассказать Вам, случилась с маленьким мальчиком, сыном барона-разбойника. Хотя он и жил в мрачные годы средневековья, и ему пришлось много выстрадать, в его жизни были также и светлые дни. Ему посчастливилось встретиться с хорошими людьми и научиться у них терпению и доброте. Это помогло ему выстоять и заслужить доброе имя.

Надеюсь, что Вы получите удовольствие, сопровождая Отто в его прогулках по древним замкам, поднимаясь на колокольни или гуляя с ним и бра том Джоном по тихому, солнечному монастырскому саду. Хотя, говоря по правде, наше счастье, что мы следуем за Отто в своем воображении, а не в действительной жизни, так как бедному мальчику выпал на долю нелегкий жребий.

Глава 1. ЗАМОК ОТВАЖНОГО ЗМЕЯ

На вершине серых отвесных скал стояли стены и башни Замка Отважного Змея. Главный вход в него, с железной решеткой крепостных ворот, подвешенной под сводом арки, зиял над подъемным мостом, переброшенным через бездну. Эта бездна отделяла голые стены Замка от дороги, вьющейся по горному склону к небольшой долине. Здесь, в лощине между холмов теснились убогие, крытые соломой лачуги, принадлежащие крестьянам. Свое забитое, полудикое существование они влачили, возделывая жалкие клочки земли, отвоеванные у гор.

Среди разваливающихся хибар играли малые дети, более похожие на лисят, резвящихся у входа в свои норы. Глаза их со звериной жестокостью блестели из-под спутанных желтых косм. Позади этих нищенских жилищ протекала бурная, покрытая пеной горная река. Высокий, грубо обтесанный каменный мост соединял ее берега в том месте, где реку пересекала дорога, берущая начало от Замка. За ним тянулся большой черный лес, чаща которого служила логовом не одному дикому зверю. В зимние времена оттуда далеко разносился жуткий вой волков, преследующих свою жертву по освещенному луной снегу.

В холодной, продуваемой всеми ветрами сторожевой башенке, прилепившейся к серым стенам над воротами Замка, обитал дозорный. Из своего узенького окошка он вглядывался через вершины деревьев, вздымавшихся зелеными волнами, поверх холмов и долин, в дальний склон горы Кизерберг, на вершине которой еле виднелись стены Замка Дерзкого Змеелова.

За массивными каменными стенами скрывались три кирпичных здания такого мрачного и угрожающего вида, что, казалось, даже солнечные лучи боятся падать на них. Всеми рядами своих окон они выходили на унылый каменный двор. Позади этих строений сбились в кучу другие, поменьше, а также две башни, большая и малая. Их островерхие крыши возвышались одна над другой. Большой дом в центре назывался Барон-Хаус, здание слева – Разбойничье гнездо, а между ними громоздилась махина головокружительной высоты. Шпиль ее уходил в ясное небо и блестел оттуда за сто верст. За это, наверное, ее и прозвали серебряной башней. Наверху, на открытом ветру скалистом уступе располагалась еще кучка строений: покосившаяся деревянная колокольня, высокая узкая сторожевая башня и деревянный дом. Он неуклюже прилепился отчасти к крыше башни, отчасти к каменным стенам.

В деревянном доме при Сторожевой башне жили Карл Черный, его жена и их малые дети. Башня смотрела на вершину холма позади замка, и из нее было прекрасно видна долина на дальнем берегу. Поэтому день за днем Карл нес здесь свою сторожевую службу – следил за лентой дороги, вьющейся через долину из одного богатого города, Грюмштадта, в другой богатый город, Штаффенбюрген. По этой дороге частенько проходили караваны купцов, и хозяин замка хотел знать, когда это случалось, потому что был разбойником.

Динг-донг! – внезапно раздается с Серебряной башни. Это сигнал тревоги. Динг-донг! – продолжает гудеть большой колокол. Звонарь бьет в него, пока грачи и галки не закружатся с криком вокруг колокольни. Динг-донг! – пока злобные псы не отзовутся жутким воем из своих каменных нор позади конюшен. Динг-донг, динг-донг! Затем следуют шум и спешка во дворе замка. Люди кричат, созывают друг друга, бренчат оружием, седлают лошадей. Подковы звонко цокают по камням. Со скрипом и лязгом медленно поднимается железная решетка, а вслед за этим с грохотом и скрежетом опускается на железных цепях подвесной мостик. Лавина всадников проносится сначала по нему, потом по горной тропе, пока темный лес не скрывает их из виду.

После этого на замок снова снисходит мир. Он погружается в обычную повседневную жизнь. Кричит петух, повар бранится с ленивой служанкой, Гретхен, которая, выглядывая из окна, напевает песенку себе под нос. И со стороны может показаться, что это дом простого фермера, а не логово беспощадных разбойников. В мирных трудах день может длиться до вечера, прежде, чем хозяин Замка вернется домой со своими верными слугами. Правда, кто-то из них вернется с кровавой повязкой на голове, кто-то – с рукой на перевязи, а кое-кто и вовсе не вернется. Об этом неудачнике в замке скоро забудут, разве что его жена всплакнет о нем одинокими тоскливыми вечерами. Почти всегда после такой вылазки разбойники возвращаются, ведя за собой лошадей, навьюченных всевозможной поклажей. Иногда между ними можно видеть, несчастного пленника с руками, закрученными за спиной и ногами, связанными под лошадиным брюхом. Плащ и шапка на нем безнадежно сбились на бок, минута, и он исчезнет в камере подземной темницы, пока посланник из города с толстым кошельком не придет, чтобы выкупить беднягу. Тогда темница извергнет его из своих мрачных недр, и он поспешит убраться восвояси.

Один из слуг барона Конрада сопровождал своего хозяина во всех разбойничьих набегах. Это был малый небольшого роста, со впалой грудью, но с косой саженью в плечах и длинными мускулистыми руками, висевшими вдоль тела чуть ли не до колен. Его косматая шевелюра спускалась на лоб до самых глаз, так что между кустистыми черным бровями и спутанными прядями волос оставалась только узкая полоска. Один глаз у него был слеп, зато другой сверкал за двоих. Многие люди верили слухам, будто Одноглазый Ганс ходит запросто в гости к Хозяину гор пропустить кружечку пива, и тот дает ему силу десяти удальцов. Иначе как объяснить, что Ганс мог согнуть железный вертел, словно ветку орешника, а также поднять с пола и поставить на голову бочонок вина, точно это была корзина яиц. Ганс никогда не опровергал эти слухи, его устраивала слава силача и загадочного нелюдима. Как пес, послушный своему хозяину, и только ему одному, он жил в замке в угрюмом одиночестве, внушая почтение и страх другим обитателям.

Глава 2. КАК БАРОН НЕ ЗАХОТЕЛ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ЛЕГКОЙ ДОБЫЧИ

Барон Конрад и баронесса Матильда сидели рядом за утренней трапезой. Перед их возвышающимися сидениями простирался длинный, тяжелый деревянный стол, заваленный простыми яствами. К столу подавались черный хлеб, вареная капуста, бекон, яйца, филейная часть кабана, колбаса, а также фляги и кувшины, наполненные пивом и вином. Вдоль скамей сидели по ранжиру, заведенному в замке, его обитатели. Четверо или пятеро женщин в замызганной одежде прислуживали остальным, шумно насыщавшимся за столом. Они сновали с деревянными блюдами, проворно подносили новые кушанья, смеясь шуткам и время от времени присоединяясь к застольным разговорам. В открытом очаге полыхало пламя, вблизи которого вытянулись два похожих на волков лохматых пса. А снаружи дождь барабанил по крыше и стекал потоками с карнизов, в то время как порывы ветра то и дело врывались в открытые окна трапезной, заставляя огонь в очаге взвиваться и гудеть.

Темные стены залы были увешаны доспехами, кинжалами, копьями и ветвистыми оленьими рогами. Над головами высилась арка из тяжелых дубовых перекрытий, черных от времени и копоти, а пол под ногами был вымощен простым камнем.

Через плечо барона Конрада перегнулась тонкая светловолосая баронесса. Она была единственной душой на свете, с кем грозный хозяин замка был ласков и на кого смотрел с любовью. Даже грубый голос барона, когда он обращался к жене, менялся и звучал заботливо и нежно. Баронесса что-то тихо говорила мужу, в то время как он всматривался в ее бледное лицо с кроткими голубыми глазами.

– Неужели ты не можешь ради меня не делать этого?

– Нет, – проворчал он своим низким голосом, – я не могу обещать тебе никогда больше не нападать на городских толстосумов из долины. Ты подумала, на что мы будем жить, если я не буду пополнять наши кладовые их добром? Разве эти бараны существуют не для того, чтобы я их стриг?

– Нет, – отвечала баронесса. – Ты можешь жить так, как живут остальные, ведь не все люди промышляют разбоем. Имей в виду, рано или поздно ты накличешь на себя беду. А если тебя убьют, подумай, что будет со мной?

– Чушь! – отозвался барон. – Что за глупые страхи?

Он опустил свою грубую волосатую руку на голову баронессе и провел по ее золотым кудрям.

– Ради меня, Конрад, я умоляю тебя! – прошептала баронесса. Последовала пауза. Барон сидел, задумчиво глядя на жену. Еще немного и, возможно, он сдался бы. И тогда страшные беды, которые уже стояли на пороге его дома, счастливо миновали бы его. Но попробуй уйти от судьбы!

Как раз в эту минуту резкий звук прервал тишину. Динг-донг! – заговорил большой колокол на Сторожевой башне. Барон встрепенулся, ухватился за ручки кресла, точно собираясь встать, но потом снова откинулся назад. Остальные мужчины уже вскочили на ноги и стояли вокруг барона, ожидая его приказаний.

– Ради меня, Конрад, – снова взмолилась баронесса. Динг-донг! – продолжал звать колокол. Барон сидел, нахмурясь и глядя в пол. Баронесса двумя руками взяла его руку и слезы наполнили ее прекрасные глаза, когда она подняла их на мужа. – Ради меня, не поезжай!

Снаружи раздался шум конских копыт, прогремевших по каменной мостовой. Люди в замке с недоумением наблюдали странное поведение барона. В это время дверь распахнулась, и, расталкивая тех, кто оказался на его пути, Одноглазый Ганс направился прямо к своему господину. Наклонившись, он прошептал ему что-то на ухо.

– Ради меня, – твердила баронесса. Но было поздно. Чаша весов явно склонилась не в ее пользу. Барон резко встал на ноги, оттолкнув стул.

– Вперед! – скомандовал он громоподобным голосом, и радостные крики грянули ему в ответ. Широкими шагами барон устремился к дверям прочь из зала. Баронесса закрыла лицо руками и залилась слезами.

– Не горюй, моя птичка, – пробовала утешить свою хозяйку старая Урсела, нянюшка баронессы. – Твой муженек вернется, как он всегда к тебе возвращается.

Но бедняжка продолжала рыдать, потому что Барон не выполнил ее просьбу, несмотря на все ее мольбы. Спустя некоторое время Баронесса подошла к окну. Бледное юное лицо в обрамлении золотых кудрей высунулось из окошка, но Барон, если и заметил его через щели своего сияющего забрала, не подал виду.

– Вперед! – снова прозвучала его команда. Со скрежетом опустился подвесной мост, и всадники помчались, грохоча копытами и звеня доспехами, под укрытием серой стены проливного дождя.

Прошел день, наступил вечер. Служанки собрались в комнате баронессы у очага. Они весело судачили о своих делах, и только Баронесса со своей нянюшкой сидели молча. Хозяйка напряженно вслушивалась, а старая Урсела смотрела на нее, подперев ладонью морщинистую щеку. На землю уже спустилась ночь, когда до обитателей замка явственно донеслись звуки горного рога. Баронесса вздрогнула, и кровь начала медленно возвращаться к ее лицу, придавая ему нежно розовый цвет.

– Видишь, милочка, – сказала старая Урсела, – Отважный Змей возвращается домой, и уж наверняка не порожняком. Теперь мы сможем обновить нашу одежду, а ты, небось, повесишь новую золотую цепочку на свою стройную шейку.

Юная баронесса весело рассмеялась на слова нянюшки.

– На этот раз я хочу получить нитку жемчуга, такую же, какую носила моя тетушка. Она дала мне надеть ее в тот раз, когда Конрад впервые меня увидел.

Минуты текли за минутами. Баронесса нервно крутила браслет из золотых бусин вокруг запястья.

– Как долго его нет, – вздыхала она.

– Потерпи, милая, еще немножко, – утешала Урсела.

Пока она говорила это, дверь в переходе хлопнула, и по каменному полу загрохотали кованые сапоги. Баронесса вскочила, лицо ее озарилось радостью. Но дверь комнаты открылась, и радость как ветром сдуло, а кровь снова отлила от лица баронессы. Одной рукой она вцепилась в спинку стула, другую прижала к сердцу. На пороге стоял мрачный Ганс, и в его единственном черном глазу отражалась глубокая печаль.

– Где Конрад? – еле слышно прошептала баронесса. – Скажи мне, где твой господин? – и даже губы ее побелели, пока она выговаривала эти слова. Но Одноглазый Ганс молчал. В это время в коридоре послышались мужские голоса, шарканье и возня людей, несущих что-то тяжелое. Шум приближался, а Ганс все стоял, не говоря ни слова. Наконец шестеро мужчин с трудом протиснулись в дверь. Они несли носилки, на которых лежал барон Конрад.

Огонь факела, стоявшего у стены в железной подставке, взметнулся на сквозняке, и в свете факела стало видно застывшее лицо, закрытые глаза и багровое пятно на латах барона. То, что это пятно не было ржавчиной, увы, не вызывало сомнений. Страшную тишину прервал крик Урселы:

– Держите ее, она падает!

Баронесса упала в обморок, а старая служанка яростно напустилась на Одноглазого Ганса:

– Болван, зачем ты приволок сюда барона? Тебе мало смерти твоего господина, ты захотел убить еще и госпожу?

– Я не знал… – только и мог выговорить незадачливый Ганс.

Глава 3. БЕДА, НАСТИГШАЯ БАРОНА В СОБСТВЕННОМ ДОМЕ

Но барон Конрад не умер. Проходили дни, а он все лежал в забытьи, бессвязно бормоча что-то в свою рыжую бороду. Раны не торопились заживать, жар и бред не отступали от него. Но вот, наконец, он снова пробудился к жизни. Когда он очнулся в своих покоях и, с трудом двигая головой, огляделся, то увидел неподалеку Черного Карла и Одноглазого Ганса. Два человека из его челяди стояли у окна, выходящего во двор. Они переговаривались тихими голосами, пока третий, лежащий тут же на дубовой скамейке, спал, оглашая комнату мирным храпом.

– А где ваша госпожа? – удивился барон. – Почему ее нет здесь в тяжелое для меня время?

Человек, лежавший на скамейке, при звуке его голоса вздрогнул, а двое, стоявших у окна, поспешили к барону. Черный Карл и Одноглазый Ганс переглянулись, но никто из них не ответил на вопрос своего господина. Во взгляде, которым они обменялись, барон заметил нечто настораживающее. Он попробовал привстать, опираясь на локоть, но боль заставила его со стоном снова откинуться на подушку.

– Почему вы молчите? – спросил барон упавшим голосом. Но ответа не последовало и на этот раз.

– Ты проглотил язык, дурак? Почему ты ловишь воздух ртом, как рыба на песке? – Барон в ярости повернулся к Гансу. – Отвечай немедленно, где твоя госпожа?

– Я не знаю, – заикаясь, пробормотал бедный Ганс, который, как вы заметили, не отличался особой находчивостью.

Некоторое время барон лежал, молча переводя взгляд с одного лица на другое, затем снова заговорил.

– Как долго я лежу здесь?

– Неделю, мой господин, – сказал управляющий, мистер Рудольф. Он вошел в комнату и теперь стоял вместе со всеми у постели больного.

– Неделю, – тихо повторил барон и обратился к мистеру Рудольфу. – А как часто баронесса в эти дни была со мной?

Мистер Рудольф замялся.

– Отвечайте! – резко потребовал барон.

Смущенный ответ гласил:

– Не часто.

Барон замолчал и долгое время лежал не шевелясь. Наконец он закрыл лицо руками, а затем внезапным движением, прежде чем кто-либо понял, что у него на уме, приподнялся и сел. Рана, только начавшая затягиваться, снова открылась, и темное красное пятно стало расти и расползаться по полотну, которым она была перевязана. Лицо барона вытянулось и исказилось от боли, вызванной резким движением, а глаза налились кровью. Крупные капли пота выступили на лбу, пока он сидел на кровати, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.

– Мои сапоги, – бросил барон отрывисто.

Мистер Рудольф испуганно шагнул вперед.

– Мой господин… – начал он, но тут же оборвал свою речь, как будто под взглядом барона язык у него присох к гортани. Здоровым глазом Ганс тоже поймал взгляд хозяина. Он мигом опустился на колени и, порывшись под кроватью, вытащил пару мягких кожаных сапог. Затем Ганс натянул их на ноги барону, заботливо застегнув у щиколотки.

– Подставь плечо, – сказал барон. Поднимаясь на ноги, он судорожно обхватил Ганса, так что тому, казалось, передались боль и напряжение его господина. Минуту барон стоял, собираясь с силами, а затем двинулся вперед, точно на поводу у своей неотступной мысли. У двери он остановился на минуту, борясь со слабостью, и тут столкнулся со своим кузеном, мистером Николасом, поспешившим на зов управляющего.

– Конрад, – взмолился мистер Николас, – тебе нельзя вставать, вернись!

Но барон вместо ответа посмотрел на него налитыми кровью глазами и со скрежетом стиснул зубы. Больше никто уже не решался его останавливать.

В молчании, медленно переставляя ноги, барон неуклонно двигался вперед. Вот он пересек большой зал, шаг за шагом преодолел винтовую лестницу и снова со своей безмолвной свитой устремился к цели, изредка прислоняясь к стенам, чтобы перевести дух. Наконец барон достиг длинного мрачного перехода, освещенного единственным маленьким окошком в дальнем углу. На пороге комнаты, в которую вел этот коридор, он помедлил немного, затем распахнул дверь.

Внутри, кроме Урселы, не было никого. Старая служанка сидела у огня со свертком на коленях. Она не видела, как вошел барон.

– Где твоя госпожа? – спросил ее барон Конрад. Старуха вздрогнула от неожиданности и подняла глаза на своего хозяина.

– О Господи! – воскликнула она и перекрестилась.

– Где твоя госпожа? – повторил барон хриплым голосом и, не дождавшись ответа, спросил: – Она умерла?

Минуту нянюшка смотрела на него, моргая выцветшими глазами, и вдруг из ее груди вырвался душераздирающий вопль. Вряд ли какие-либо слова могли ответить Барону более красноречиво. И, точно отзываясь на крик нянюшки, прозвучала жалоба тростниковой дудочки. Она шла из свертка на коленях Урселы.

– Что это у тебя? – спросил Барон, и голос его дрогнул. Старуха откинула тряпку, и все увидели маленького, слабенького мальчугана, чей жалобный голосок напоминал звук дудочки.

– Это твой сын, – сказала Урсела сквозь душившие ее рыдания. – Дорогая баронесса оставила его нам, когда ангелы пришли за ней. Она только и успела наречь его именем Отто и благословить.

Глава 4. МОНАСТЫРЬ «БЕЛЫЙ КРЕСТ НА ГОРЕ»

Зеркальные воды Рейна, отражая ясные небеса с плывущими мимо белыми облаками, несутся на встречу Михаэльсбургу. Этот городок вознесся на горном склоне, покрывшись сетью низкорослых виноградников, полями и фруктовыми садами. Но главное украшение этого местечка – монастырь под названием «Белый Крест на Горе». Внутри его белокаменных стен ничто не нарушает мира и благодати. Тишина прерывается только петушиным пением, куриным кудахтаньем или блеянием коз, если не считать святой молитвы, отзвуков дальнего пения или звуков погребального колокола. С высоты монастырской колокольни хорошо видны и гора, и долина, и река, извилистой лентой уползающая к горизонту.

За мирными стенами монастыря никогда не раздавалось бряцание оружия, звон подков и выкрики свирепых военных команд. Даже в те времена, когда сосед частенько восставал на соседа, а война и разбой, казалось, вот-вот одержат верх над миром и справедливостью, не все люди стали разбойниками, были и такие, кто не хотели участвовать в злых делах и уходили в монастырь. Именно к таким людям принадлежал аббат Отто.

Это был бледнолицый человек кроткого нрава. Глядя на его мягкие добрые, под стать ему самому, руки, никому и в голову не могло прийти, что они держали на своем веку и рукоять меча, и копье. Тем не менее в дни императора Фредерика, внука великого Краснобородого, никто не был таким искусным воином, как он. Но внезапно, доподлинно неизвестно почему, он полностью изменился. В расцвете молодости, славы и растущего могущества он отказался от своей прошлой жизни и ушел в тихую монастырскую обитель, бесконечно далекую от забот и суеты света, которому он до того принадлежал.

Поговаривали, это случилось потому, что его возлюбленная предпочла ему его брата. Когда молодых обвенчали, Отто Вольберген покинул церковь с безвозвратно разбитым сердцем. Даже если так и было, то было это так давно, что теперь уже мало кто помнил эту историю.

Цок-цок! Дзынь-дзынь! Рыцарь, закованный во все доспехи, скачет по крутой горной дороге, которая петляет по виноградникам то слева направо, то справа налево по склонам Санкт-Михаэльсбурга. Блестящие шлем и кираса сияют в полуденном солнечном свете, потому что в те дни ни один рыцарь не решался пуститься в путь без полного вооружения. Перед собой он держит в седле какой-то сверток, завернутый в складки грубого серого плаща. Этот рыцарь, взбирающийся на склоны Санкт-Михаэльсбурга, жестоко болен – голова его клонится на грудь от слабости и боли. Кто же это? Приглядевшись, вы узнаете в нем барона Конрада. Он покинул ложе болезни, на рассвете сам оседлал коня и, никому не сказавшись, устремился в туманный, сумрачный лес. Привратник, спросонок не понимая, что делает, открыл ворота тяжело раненному барону и осознал это, только когда всадник был уже далеко. Восемь лье проскакал барон в этот день, ни разу не остановившись, чтобы перевести дух. Но теперь он достиг цели своего путешествия.

В тени деревянных ворот Санкт-Михаэльсбурга барон натянул поводья и остановил коня. Затем он дернул за веревку, привязанную к воротам, и в ответ услышал звон колокольчика, отозвавшегося в сторожке привратника. Спустя короткое время маленькое смотровое окошко больших деревянных ворот отворилось. Привратник, брат Бенедикт, высунул свое доброе морщинистое лицо, чтобы рассмотреть нежданного гостя во всех его доспехах на боевом коне. Бедное животное так изнемогло за время бесконечного пути, что круп его покрылся клочьями пены. Гость и сторож обменялись несколькими словами, после чего маленькое окошечко снова захлопнулось, а из-за ограды стали слышны удаляющиеся шага брата Бенедикта.

Громко шлепая сандалиями, он отправился доложить аббату Отто о прибытии барона Конрада, а барон остался за воротами ждать ответа, неподвижный и величественный, как конная статуя самому себе.

Наконец шаги монаха зашаркали в противоположном направлении, загремели отворяемые засовы и отброшенные цепочки, ключ повернулся в замке, и ворота медленно раскрылись. Пропустив барона, они так же медленно закрылись за ним.

Аббат Отто стоял у стола, когда барон Конрад появился на пороге его комнаты с высокими сводами. Свет из окна позади старого человека падал на него так, что голова с редкими седыми волосами казалась окруженной золотым нимбом. Руки аббата, белые, благородной формы, отдыхали на столе поверх листов пергамента, испещренного древнегреческими письменами, которые он трудолюбиво разбирал. С лязгом, исходящим от кованых сапог, барон Конрад прошел по каменным плитам через всю комнату и остановился против святого старца.

– Что привело тебя сюда? – спросил аббат.

– Я ищу убежище для своего сына и внука твоего брата, – ответил барон и, откинув складки плаща, показал лицо спящего младенца.

Минуту аббат молчал, задумчиво глядя на ребенка. Но затем снова обернулся к барону.

– А что скажет об этом его мать?

– Ничего не скажет. Она мертва. – Барон с трудом произнес эти слова. – Сейчас она, должно быть, в раю с Божьими ангелами.

Аббат внимательно взглянул на барона.

– О! – вздохнул он сокрушенно, а затем, заметив, какое белое и изможденное лицо у барона, спросил: – Ты и сам болен, как я погляжу?

– Да, я еле вырвался из лап смерти, но не об этом речь. Возьмешь ли ты моего ребенка под свое покровительство? Мой дом – неподходящее место для него. Он оказался слишком грешным и грубым даже для его матери.

Лицо барона снова передернулось от мучительных воспоминаний.

– Да, – ответил старец, – пусть он останется здесь.

Он протянул руки, взял ребенка и добавил:

– Было бы совсем неплохо, если бы все малые дети в эти жестокие времена оказались за стенами святых монастырей. Здесь они научились бы добру и принесли его в мир взамен грабежей и убийств.

Аббат постоял еще некоторое время молча, задумчиво рассматривая младенца на своих руках, потом снова обратился к барону Конраду.

– Скажи мне, не смягчилось ли твое сердце под ударами жестокой судьбы? Можно ли надеяться, что ты не вернешься больше к своим разбойничьим набегам?

– Я в самом деле решил не нападать больше на сытых свиней из города, – ответил барон, – потому что это была последняя просьба моей дорогой жены.

Лицо аббата осветилось улыбкой.

– Как я рад слышать, что твоя заблудшая душа наконец отвратилась от кровавых дел!

– Ты не понял меня, – прервал его барон, – я ничего не сказал о прекращении войны. Клянусь небом, я еще отомщу своим врагам!

Свои слова он сопроводил ударом кованого сапога об пол, руки сжал в кулаки, а зубы стиснул в свирепом оскале.

– Послушай, я расскажу тебе, из-за чего на меня обрушились все беды. Две недели назад я отправился в поход против жирных бюргеров из долины Грюнхоффена. Они во много раз превосходили нас числом, но городские свиньи не в состоянии устоять против таких воинов, как мы. Тем не менее, охранявшие караван стражники задержали нас в засаде, устроив её перед мостом. В это время остальные ухитрились увести нагруженных кладью лошадей подальше. Они успели отойти от моста мили на три или даже больше. Взяв мост, мы ринулись за ними, но до того как мы успели их настичь, к ним присоединился барон Фредерик, хозяин Замка Дерзкого Змеелова. Он получает плату от горожан за то, что вместе со своими людьми охраняет их от других воинствующих рыцарей.

Хотя эти собаки и дрались, как львы, мы сумели потеснить их и наверняка разбили бы, но тут моя лошадь споткнулась о скатившийся со склона камень и, упав, подмяла меня под себя. Пока я лежал поверженный и придавленный к земле, барон Фредерик налетел на меня и пронзил своим копьем. Рана от его подлого удара чуть не отправила меня на тот свет. Все же мои воины сумели вытащить меня и дать такую взбучку Змеелову с его собаками, что у них не хватило сил преследовать нас. Вместе со мной мои люди благополучно вернулись домой.

Но тут эти дураки сплоховали. Они внесли меня, когда я лежал без памяти на носилках, в покои моей жены. Она увидела меня на пороге смерти и приняла за мертвого. Ее нежная душа не перенесла горя. Но она успела родить мне сына, благословить нашего новорожденного мальчика и наречь его Отто в честь своего дяди, то есть в честь тебя, святой старец.

Клянусь Небом, я отплачу потомкам мерзкого рода Родербургов из Замка Змеелова. Их предки в давние времена построили свой замок для посрамления нашего рода Вульфов. Их дед убил деда моего отца, барон Николас убил двоих членов нашего рода, а теперь барон Фредерик нанес мне рану, которая волею жестокой судьбы оказалась смертельной для моей любимой жены.

На этом месте барон Конрад замер на мгновение, а затем, потрясая кулаком над головой, закричал:

– Я призываю в свидетели всех святых: если красный петух не прокричит на крыше Змеелова, он прокричит в моем доме. Если мне не удастся уничтожить Змеелова, он подстроит западню мне, Отважному Змею. Но этого я не допущу!

Барон выдохся и замер, вперив бешеный взгляд в аббата:

– Ты слышишь, ты понимаешь меня?

И неожиданно разразился диким, раскатистым хохотом. Аббат Отто тяжело вздохнул, но не стал больше переубеждать своего гостя.

– Ты ранен, – сказал он барону кротким голосом. – Останься здесь, пока твоя рана не заживет, и ты не окрепнешь.

– Нет, – сказал, как отрезал, барон, – пообещай, что ты позаботишься о моем сыне, и я не стану больше медлить ни минуты.

– Я обещаю, но прошу тебя снять оружие и отдохнуть.

– Нет, – настаивал барон, – я возвращаюсь сегодня же.

Аббат вскричал в изумлении:

– Неужели тебе не ясно, что раненый человек не может пускаться в обратный путь, не отдохнув? Подумай! Ночь застигнет тебя в пути до того, как ты успеешь вернуться. В лесу полно волков.