Текст книги "Дракон на войне (Дракон и Джордж IV)"

Автор книги: Гордон Руперт Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

– Да, миледи, – сказала она, делая реверанс. Она тоже была высокая, но худая, с большим ртом и седеющими светлыми волосами.

– Что ты знаешь о двух сестрах из местечка по соседству с домом Каролинуса, знахарках, которые помогают больным, несомненно за плату?

– О, это, наверное, Элли и Эльдра, миледи, – сказала Марго. – Они единственные дочери старого Тома Эльдреда, который был самым большим и сильным человеком в округе. Обе, и Элли, и Эльдра, пошли в него, я имею в виду, выглядят совсем как он, миледи. Вот ни один мужчина и не взглянул на них, боясь, что жена будет бить его, а не наоборот, как положено. Молодой Том Девли даже сбежал из дома, когда Эльдред сказал, что отдаст за него Элли, хочет тот того или нет...

– Спасибо, Марго, – решительно остановила ее Энджи, когда Марго перешла на мягкий, доверительный тон, который грозил тем, что она сейчас поведает всю историю окрестных мест. – Ты сказала нам все, что мы хотели знать. Можешь теперь вернуться к своим делам. – Она повернулась к Джиму:

– Мне еще надо сделать кое-какие распоряжения, чтобы быть уверенной, что за время моего отсутствия замок не развалится на части, а ты лучше возьми-ка другого коня. Даже если ты и ехал шагом, Оглоед, как я понимаю, возил тебя несколько дней.

– Ты права, – сказал Джим. – Я прямо сейчас и займусь этим.

Они с Энджи разошлись в разные стороны. Джим вышел через главный вход большого зала, через который поспешно расходилась челядь, придерживаясь мудрого правила всех слуг: подальше от хозяйского глаза – меньше вероятность, что тебе придумают какую-нибудь работу.

И менее чем через полчаса экспедиция по вызволению Каролинуса верхом двигалась по направлению к цели. Джим и Энджи ехали впереди, за ними следовал Теолаф с восьмью своими лучшими латниками. Чайник же, выглядевший несколько обиженным, остался в большом зале. Обычно слуги постоянно сновали туда-сюда по этому обширному помещению, но мысль, что чайник все еще способен выкинуть какую-нибудь волшебную штучку, заставляла их держаться подальше от большого зала.

Джим и Энджи обменивались новостями о последних событиях. Рассказ Энджи ввел Джима в курс событий в замке и окрестностях. А она внимательно выслушала повествование о морском дьяволе, а потом о приключениях Джима на границе, которые произошли гораздо раньше. Это включало в себя рассказ о полых людях, которые были чем-то вроде привидений, и о приграничных жителях нортумбрийских рыцарях и других господах, живших по соседству с шотландской границей, и, наконец, – без конца – о маленьких людях.

Энджи восхитило, что маленькие люди так привязались к Дэффиду и хотели, чтобы он был их предводителем. И Джим под конец чуть не проболтался о том, о чем Дэффид взял с него клятву молчать: что лучник находится в родстве с древним королевским родом, о котором маленькие люди помнят, хотя все остальные уже давно забыли.

– Я рассказал тебе все, но у меня есть обязательства перед Дэффидом, наконец сказал он.

– Все в порядке, – отозвалась Энджи. – Я знаю, что есть вещи, о которых ты не можешь мне рассказать. До тех пор пока они не касаются твоего здоровья и безопасности, меня это не беспокоит. Ты думаешь, маленькие люди – потомки народа, который жил здесь, когда строился старый римский вал?

– Не знаю. Можно спросить у Дэффида, но я обещал забыть про его связь с ними, поэтому мне не хотелось бы задавать ему вопросы на эту тему. – Он склонился с седла, взял руку Энджи и сжал ее. Они посмотрели друг другу в глаза. – Ты знаешь, что ты великолепна? – спросил Джим.

– Конечно, знаю, – весело ответила Энджи. Она пожала руку Джима и отняла свою. И они очень благопристойно, бок о бок, поехали дальше.

Звенящая Вода, обитель Каролинуса, находилась недалеко, и они оказались там еще до того, как исчерпали темы для разговоров.

По крайней мере, трава, деревья и пруд не изменились. Это местечко всегда было мирной пустынной полянкой, поросшей травой и окруженной высокими вязами. Трава здесь всегда росла густая и сочная, без каких-либо признаков сорняков. Она, как ковер, окружала пруд и маленький домик с островерхой крышей, в котором, как знал Джим, было всего две комнаты – одна наверху и одна внизу.

К двери домика, вплоть до единственной ступеньки крылечка, вела усыпанная гравием дорожка, которая магическим способом поддерживалась всегда ровной и чистой. Рядом с дорожкой был маленький круглый пруд с прекрасной голубой водой, из самого центра которого в воздух на четыре-пять футов вверх била струя воды, наверху она рассыпалась на мелкие брызги, которые падали обратно в пруд, издавая звенящие звуки – будто ветер нежно играл какими-то восточными стеклянными колокольчиками. Именно эта особенность и дала название всему местечку – Звенящая Вода.

По мнению Джима, это местечко всегда было очаровательным. Но сейчас оно таковым не выглядело.

Причиной тому были тридцать-сорок человек, расположившихся табором вокруг домика. Ободранные пристанища – назвать их палатками было бы лестью для этих сооружений – были разбросаны по сочной зеленой траве лужайки. Мусор валялся повсюду, а люди, в основном мужчины, хотя были тут и женщины и несколько детей, выглядели необычайно оборванными и грязными даже для четырнадцатого столетия.

Было вполне понятно, что здесь происходит. Жилище Каролинуса окружила бродячая банда бездельников и воров, не имеющих никакого лорда или хозяина; они постоянно шлялись туда-сюда по дорогам, работая, когда приходилось, воруя, когда удавалось.

Было совершенно ясно: они, как стервятники, собрались здесь в надежде, что Каролинус не выживет и они смогут раздобыть что-нибудь ценное в доме или на подворье. Но сейчас они, конечно, просто весело ожидали развития событий.

Как заметил Джим, Энджи распознала, кто они такие, так же быстро, как и он сам; и он был уверен, что воины за его спиной поняли это еще быстрее. Он услышал легкое движение и бряцание металла о металл – Теолаф и его восемь воинов убедились, что оружие под рукой и готово к немедленному применению.

Не обращая ни на кого внимания, Джим продолжал двигаться сквозь толпу по гравиевой дорожке, заставляя бродяг рассыпаться и очистить путь. Затем он спешился, Энджи собралась сделать то же. В мрачном бормотании толпы слышались голоса, объяснявшие, что это дракон, который еще и рыцарь.

– Не надо, Энджи, – сказал он тихим голосом, достаточным для того, чтобы его слышала жена и не слышала окружавшая толпа. – Оставайся в седле. Так будет безопасней. Я войду один.

– Ты ни в коем случае не пойдешь один, – сказала Энджи. – Я хочу взглянуть на этих так называемых знахарок!

Она спешилась и пошла по гравиевой дорожке, Джиму оставалось только последовать за ней. Они подошли к двери, и Джим без стука распахнул ее.

Порыв спертого воздуха ударил им в лицо, и на мгновение полумрак ослепил их привыкшие к дневному свету глаза. Затем они разглядели, что Каролинус лежит на кровати, изголовье которой придвинуто к дальней стенке комнаты. Одна из женщин, сложив руки, стояла над кроватью, другая – в противоположном конце комнаты, обе с изумленными лицами обернулись к Джиму и Энджи.

Марго ничего не преувеличила в своем описании. Обе знахарки были на три-четыре дюйма выше Джима и, вероятно, превосходили его в весе фунтов на пятьдесят каждая. Они были широкоплечи в соответствии со своим ростом, а сложенные руки женщины, стоявшей у кровати Каролинуса, являли мускулы, не уступавшие мускулам кузнеца в замке Джима. Эта женщина первой и отреагировала на их появление.

– Кто такие? – рявкнула она баритоном. – В доме больной. Убирайтесь! Все убирайтесь! – И она махнула рукой, предлагая им убраться, будто отгоняла мух.

Джим почувствовал, как его отодвинули в сторону, и рядом с ним и Энджи появился Теолаф. Оруженосец внезапно опять превратился в воина, которым когда-то был; не только лицо, но и все его жесты выражали все что угодно, только не дружелюбие к этим женщинам.

– Молчать! – рявкнул он. – Оказать должное уважение барону и леди Маленконтри! – Он положил руку на рукоять меча и шагнул вперед:

– Слышали, вы обе? Ну-ка проявим вежливость!

– Элли! – воскликнула женщина, стоявшая в дальнем конце комнаты. – Это Рыцарь-Дракон и его леди!

– Рыцарь-Дракон он или нет, – сказала Элли, не двигаясь и продолжая стоять в изголовье кровати со сложенными руками, – это не его владения, а земля, которая принадлежит только магу, о котором мы заботимся. Здесь распоряжаемся мы. Вон отсюда! Вон! Вон!

Меч Теолафа со скрежетом вылетел из ножен.

– Как прикажет милорд? – спросил он, сверкая глазами. – Позвать моих людей, вытащить их обеих из дома и повесить?

– Повесить? – звенящим голосом воскликнула Энджи. – Нет! Это, должно быть, ведьмы. Сжечь их! Схватить и сжечь, обеих!

Та, что прижалась к стене и, очевидно, была сестрой по имени Эльдра, вскрикнула и еще сильнее вжалась в стенку. Даже Элли, ту, что стояла у кровати, похоже, это поразило. Джим удивленно уставился на Энджи. Он никогда раньше не замечал у нее такого тона да и таких выражений. И это его нежная Энджи говорит о том, чтобы сжечь людей живьем? Затем он сообразил, что Энджи угрожает не всерьез. Она просто хочет сломить сопротивление более упрямой сестры.

И все же Элли стойко не отходила от кровати, несмотря на то, что даже при тусклом свете, просачивавшемся в дом сквозь несколько узких оконец, было видно, как она побледнела.

– Говорить о том, чтобы сжечь, – это одно. А вот сделать это – совсем другое, – упрямо заявила она. – Может, у нас поблизости есть друзья, которые замолвят за нас словечко, если воины попробуют нас тронуть, милорд...

– Прошу прощения, милорд, прошу прощения, миледи, – вмешался новый голос, и появился низенький человечек, одетый в потрепанное коричневое одеяние, подпоясанное веревкой, скрепленной на поясе тремя узлами, – рясу отца францисканца; он вынырнул из тени под лестницей, ведущей на верхний этаж. У него были темные грязные и лохматые волосы, на макушке выбрита тонзура. – В самом деле, милостивые господа, эти две добрые женщины делают все что могут, чтобы помочь магу, который серьезно болен. – Он вышел и встал напротив Джима и Энджи, не обращая никакого внимания на Теолафа и его обнаженный меч. – Я отец Морель, – сказал он, – пастырь той небольшой паствы, которую вы видели перед домом. – Он перекрестился. – Да хранит их Господь вместе с магом, этими двумя добрыми женщинами и вашей светлостью. – Он опять перекрестился. – Dominus vobiscum.

Джим в общем-то был не религиозен, но не требовалось слишком большого знания средневековой церковной латыни, чтобы понять и ответить на набожное обращение святого брата "Да будет с вами Бог".

– Et cum spiritu tuo, – ответил он. – И с тобой.

Джим прекрасно понимал, что святой отец прибегнул к этому латинскому диалогу, рассчитывая на него как на верительные грамоты, не больше. Но вот низенький человечек с тонзурой заговорил опять, теперь уже обращаясь к Энджи.

– Миледи, – сказал он укоризненно, – наверняка не хотела сделать то, о чем говорила: сжечь этих добрых женщин. Я могу уверить именем Господа, что они не ведьмы, а только знахарки, помогающие больным и несчастным. И только благодаря их стараниям маг все еще жив.

– Правда? – спросил Джим.

Он прошел вперед, отодвинув локтем Элли. Несмотря на свои слова, она отступила без всяких протестов. Джим положил руку на лоб Каролинуса. На ощупь лоб был скорее холодный и влажный, чем горячий. Но старик, похоже, был без сознания. Вдруг старческие веки на миг приподнялись, и с губ Каролинуса слетели слова:

– Забери меня отсюда...

– Не беспокойся, Каролинус, – ответил Джим, – сейчас мы это сделаем. Тебе будет намного лучше в замке Маленконтри. Что они с тобой делали?

– Все... – прошептал Каролинус, после чего силы его, очевидно, иссякли. Его глаза закрылись.

– Это грязная ложь! – вмешалась Элли. – Я говорю, это бред, вызванный болезнью! Мы только давали ему слабительное и делали примочки да два раза пустили кровь.

– Этого вполне достаточно, чтобы убить его, – прорычала Энджи. Она подошла к Джиму и встала рядом с ним. Через плечо она сказала:

– Теолаф, возьми пару человек и сделай носилки. Пусть где угодно раздобудут жерди, а мы воспользуемся одеялами или какой-нибудь другой материей, чтобы перенести Каролинуса.

– Да, миледи. – Теолаф вложил в ножны меч, развернулся и вышел в залитый солнцем прямоугольник дверей.

Они услышали, как он отдает распоряжения своим воинам.

– Это его убьет! – воскликнула Элли. – Взять его из-под нашей опеки, когда мы с таким трудом сохранили ему жизнь! Он не перенесет поездки до замка!

– О, думаю, перенесет, – сердито возразила Энджи женщине, что покрупнее. Она тоже пощупала лоб Каролинуса. – Возможно, он с самого начала был не так уж и болен, но вы вдвоем довели его почти до смерти своими непотребными методами!

– Он наш! – злобно ответила Элли. – Пусть ты и леди, но, как я уже сказала, это не твои земли! Последним желанием мага, когда он находился в твердой памяти, было остаться здесь, с нами. И мы оставим его здесь, чего бы это нам ни стоило!

– В самом деле, – примиряюще вставил отец Морель, – не только эти две добрые женщины, но и вся моя паства будет опечалена, если вы попробуете забрать отсюда мага, чтобы он умер по дороге в ваш замок. Мы воспротивимся любой такой попытке во имя Божье!

– Милорд! – раздался из дверей голос Теолафа. – Может ли милорд на минутку выйти поговорить со мной?

– Сейчас! – ответил Джим. Он обвел взглядом двух женщин и святого отца. Если, пока меня не будет, что-нибудь произойдет с Каролинусом или миледи, ни один из вас не увидит рассвета!

Он с удивлением обнаружил, что именно это и имел в виду.

Джим вышел из дома. Сразу же за дверью, на ступеньке крылечка, стоял Теолаф, за ним, развернув коней к толпе, руки на оружии, находились восемь воинов, которых они привели с собой. Это сдерживало толпу оборванцев на расстоянии, чтобы они не могли подслушать. Теолаф прошептал Джиму на ухо:

– Эти поганые крысы собрались здесь исключительно для того, чтобы поживиться чем-нибудь из дома мага, и только и ждут, когда это можно будет сделать беспрепятственно. Все, что здесь есть, охраняется магией, но магия прекратит действовать, как только умрет волшебник. Ясно, что они задумали не дать нам забрать его отсюда и спасти ему жизнь. Мне бы хотелось, чтобы здесь было еще с дюжину наших парней! У них у всех спрятаны под одеждой длинные ножи, а может, и несколько мечей.

Джим оглядел хмурые лица, выглядывавшие из ярких грязных тряпок палаток и одежд. Ношение меча, по королевскому указу, каралось смертью, если человек не обладал соответствующим званием или не имел разрешения от кого-нибудь, обладающего таким званием. Но жизнь этих людей может быть отобрана в любой момент по дюжине других обвинений. Да, у них, несомненно, есть и мечи. Ясно и то, что их скорее человек сорок, чем тридцать. Толпа в четыре раза превосходит его, Теолафа и их людей, и, хотя бродяги, противостоящие им, не обучены, у них есть достаточный опыт владения оружием. Ситуация была не из лучших.

И вдруг Джим понял, что выбора у него нет. Ведь это четырнадцатое столетие, и он – барон и рыцарь. Даже сама идея сдаться такому сброду лишит его уважения всех соседей, включая лучших друзей. В частности, сэр Брайен Невилл-Смит как его лучший друг примет этот стыд лично на себя. Сам Брайен без колебаний атаковал бы в одиночку целую армию. У Джима мелькнула мысль, что Брайен был бы даже рад такому случаю.

Так что вопрос не в том, стоит ли пытаться атаковать толпу и вынести Каролинуса, а в том, когда и как это сделать.

В голове Джима мелькнула мимолетная мысль, что он может использовать собственную магию и сделать так, что его людей покажется намного больше или они будут выглядеть в несколько раз больше, и этим испугать толпу. Но тут он вспомнил, что если отец Морель действительно является членом религиозного ордена, какое бы низкое положение он там ни занимал, то, хотя уже существующая магия никуда не исчезнет, никакая новая магия здесь действовать не будет, особенно если Морель молился против ее использования.

Внезапно Джим сообразил, что отец Морель уже наверняка сделал это. В противном случае Каролинус воспользовался бы собственной магией, чтобы в мгновение ока перенестись из рук знахарок в замок Маленконтри, где, конечно же, как он знал, о нем позаботятся, даже если там будет только Энджи, без Джима.

Несомненно и то, что между толпой, расположившейся табором во дворе, и этими двумя знахарками есть какая-то связь. Болезнь Каролинуса вызвана чем-то странным, ведь Каролинус никогда не болел, хотя неоднократно указывал Джиму на то, что, хотя магия и может лечить раны, перед болезнью она бессильна.

Так что, возможно, с самого начала болезнь не была опасной, но оказалась достаточным предлогом для того, чтобы эти две женщины захватили власть над Каролинусом. Затем банда бродяг каким-то образом прослышала об этом и прибыла сюда, так как наверняка было известно, что лечение Элли и Эльдры только ухудшает состояние Каролинуса.

Они знали, что он слабый старик, более того, его тело не сможет долго выдерживать такое надругательство и вскоре он окончательно сдастся. Хорошо, что Джим, Энджи и их воины добрались сюда вовремя. На самом деле хорошо, что чайник вовремя сообщил об этом. Морель не мог помешать чайнику – его молитвы останавливали только новую магию.

Но, какую бы магию ни попробовал Джим, она не подействует. Так что использовать ее он не сможет. А это означает, что придется просто-напросто пробиваться. А сделать это, да еще с Каролинусом на носилках, непростая задача, потому что шайка попытается убить Каролинуса в разгар битвы.

Однако если хорошенько подумать, то лучше убедиться, что магия не действует, прежде чем сбросить ее со счетов. Он подозвал к себе Энджи и Теолафа и нахмурился, увидев, что отец Морель, без приглашения, тоже двинулся к нему. Нахмуренные брови Джима остановили Мореля.

Теолаф и Энджи наклонились к нему, и Джим прошептал:

– Отойдите от меня и дайте мне место. Я попробую превратиться в дракона.

Оба кивнули и отошли. Морель выглянул из двери домика и попытался приблизиться к ним, но Теолаф вытянул руку и без всяких церемоний втолкнул коротенького человечка обратно. Джим мысленно составил привычное заклинание.

Я В ОБЛИЧЬЕ ДРАКОНА, ОДЕЖДА ИСЧЕЗЛА НЕПОВРЕЖДЕННОЙ – НЕМЕДЛЕННО!

Он стоял там же, где и был. Ничего не случилось. Он остался Джимом Эккертом, и ничто в нем не напоминало дракона.

Что ж, значит, пусть так оно и будет. Он взглянул на Энджи и Теолафа, которые с надеждой смотрели на него.

– Я все объясню позже, – совершенно открыто громко сказал он.

Итак, им не проложить себе путь при помощи магии, но они вряд ли смогут пробиться при соотношении сил один к четырем, да еще неся носилки с Каролинусом.

Только меч или воля могли решить дело. Что сделал бы славный рыцарь четырнадцатого столетия, такой, как сэр Брайен, в подобной ситуации?

Глава 4

Конечно же!

Внезапно Джима осенило. Что сделал бы Брайен, так это взял бы заложников!

Сомнительно, что две знахарки являются достаточной ценностью как заложники. С другой стороны, есть еще отец Морель. Джим привлек к себе Энджи и проговорил ей в ухо так тихо, чтобы никто из находящихся в комнате не услышал:

– Ты распорядилась, чтобы кто-нибудь отправился за нами, если мы вскоре не вернемся?

– Нет, – ответила она. – Конечно же, Ив Морген пошлет кого-нибудь завтра утром; ручаюсь, что он отправит соответствующее подкрепление. Но мне не нравится идея провести здесь ночь, особенно с Каролинусом в таком состоянии. Я думаю, надо перевезти его в замок как можно скорее. Согреть, накормить и начать по-настоящему лечить.

Джим кивнул, и Энджи пошла взглянуть на Каролинуса, в то время как Теолаф, держа в руке обнаженный меч, хмуро смотрел на Элли, на случай, если она или ее сестра посмеют вмешаться.

Джим задумался.

Он мог отозвать своих воинов со двора в дом и просто закрыть дверь и запереться. Магическое заклятие, которое Каролинус наложил не только на дом и двор, но и на всю лужайку, было надежнее защиты любого неприступного замка, который только можно себе представить. Снаружи не так-то легко сюда проникнуть, хотя стены дома и выглядят так, будто их можно пробить кулаком. Жилище мага так просто не сдастся.

Но есть и другая точка зрения: Энджи считает, что Каролинуса надо как можно скорее увезти отсюда. Джим не мог с этим не согласиться. Старый маг находился на пороге смерти. Лежащий в кровати в грязном красном халате, который он обычно носил, Каролинус был бледен как покойник.

Но смогут ли они так просто уйти, используя Мореля как заложника? Вне всякого сомнения, бродяги не питают особой любви к Морелю, по крайней мере не больше, чем к любому другому. Люди вроде тех, которые составляли эту банду, потеряли всякие человеческие чувства много лет назад. Они не станут защищать святого отца ради него самого, но он им, несомненно, очень полезен.

Он не только добавлял им некой респектабельности как группе, но и был, очевидно, самым умным из них и вполне мог быть их вожаком.

Дверь открылась, и один из воинов заглянул внутрь:

– Носилки готовы, милорд. Принести их сюда?

– Минуточку, – сказал Джим. Голова исчезла, и дверь снова закрылась. Джим повернулся к отцу Морелю:

– Мы собираемся унести Каролинуса отсюда. Так вот, если кто-нибудь из людей на лужайке причинит нам какие-нибудь неприятности, мы перережем тебе глотку, потому что возьмем тебя с собой как заложника.

– Вы не посмеете! – Морель вытянулся во все свои пять с половиной футов. Я состою в ордене францисканцев и нахожусь под защитой церкви. Кто тронет меня, погубит свою бессмертную душу.

Об этом Джим не подумал. Он сомневался, что существует столь суровое наказание для тех, кто тронет члена ордена францисканцев, к которому, без сомнения, принадлежал Морель. И все же.., он уже готов был отдать приказ Теолафу, чтобы тот приставил кинжал к горлу священника.

Однако, взглянув на своего оруженосца, он увидел, что тот побелел как полотно. Сами по себе обещания Мореля ничего не значили, но они были подкреплены узловатой веревкой, которую он носил на поясе. Теолаф был не готов рискнуть и навлечь на себя такую угрозу, а это означало, что никто из его воинов тоже не захочет поднять руку на святого отца.

Вся затея полностью ложилась на Джима.

Он собрался с силами и скорчил самую грозную ухмылку, какую только смог изобразить.

– Мне наплевать на твои угрозы, – сказал он, наклоняя свое лицо к лицу коротышки. – Если понадобится, я сам перережу тебе глотку! И не сомневайся, я это сделаю!

Теперь настала очередь Мореля побледнеть. Джим почти слышал, как тот думает, что Рыцарь-Дракон уже давно продал свою бессмертную душу Сатане.

Чтобы придать убедительности своим словам, Джим выхватил кинжал, дотянулся до затылка Мореля, схватил пучок сальных волос пониже тонзуры, рывком развернул святого отца спиной к себе и приставил к его горлу острое обнаженное лезвие:

– Ну, что теперь?

И тут он столкнулся с новой трудностью.

– Ты не заберешь от нас больного! – воскликнула Элли.

Джим повернул голову, чтобы взглянуть на знахарку, и увидел, что она извлекла откуда-то из своих напоминающих воздушный шар одежд приличных размеров нож и приставила его к горлу Каролинуса.

– Скорее он умрет, чем я увижу его в руках тех, кто не сможет помочь ему! – продолжала Элли.

Эта угроза сводила все к ничьей. Но из дальнего уголка сознания Джима внезапно вырвалась светлая идея.

– Ты считаешь, что можешь вылечить его? – яростно спросил он. – Да знаешь ли ты, что сама стоишь на пороге смерти, находясь так близко от него? Ты хоть немножечко понимаешь, какой ужасной опасности ты себя подвергаешь? – Таща Мореля за волосы, он заставил его подойти к краю кровати Каролинуса:

– Посмотри на него, святой отец! Ты знаешь латынь! То, что ты видишь, последняя стадия phytophthora infestans! Ты, конечно, знаешь, что это означает?

– Э-э.., да. Да, конечно! – сказал Морель, и его зубы внезапно застучали от страха. – И как я сам этого не увидел? Знахарки обречены!

Эльдра в другом конце комнаты пронзительно вскрикнула. Лицо Элли исказилось от страха, но она продолжала угрожающе держать нож в согнутой руке.

– Ты волшебник, а не лекарь... – с укором сказала она Джиму. Но ее голос резко утратил уверенность.

– Я еще и лекарь! – огрызнулся Джим. – Ты знаешь, что означают эти латинские слова, святой отец. Разве это не самая смертельная на земле болезнь.., хуже проказы?

– Да.., да.., да... – заикаясь, пробормотал Морель, падая на колени и стараясь удалиться от кровати, но Джим, стоя за ним, не пускал его.

Джим повернулся к Элли и Эльдре:

– Вы слышали, что сказал святой отец. Давайте я вам расскажу, что вскоре случится с Каролинусом и с вами, если вы заразились. Начнут расти отвратительные черные пятна, которые появятся по всей коже. Когда вы увидите это, то поймете, что уже начали гнить изнутри.

Эльдра опять пронзительно вскрикнула, из рук Элли исчез нож.

– Сэр.., милорд, маг... – заикаясь, бормотала Эльдра, – если мы заразились, можно нам прийти в замок? Милорд нам поможет?

– Я подумаю об этом, – грубо сказал Джим. – А теперь я заберу отсюда святого отца, так, на всякий случай, а вы выйдете из дома и опишете тем людям, чему они себя подвергают.., что может с ними случиться, если они вздумают приблизиться к кому-нибудь из нас.

– Милорд, – льстиво пролепетала Элли, – я не могу повторить тех латинских слов. Милорд не скажет их еще раз?

Джим четко, по слогам, произнес:

– Фи-то-фто-ра ин-фес-танс. Глаза Элли загорелись. Джим был удовлетворен. Цепкая память, которой обладали все эти люди, чтобы, как клеем, зафиксировать в мозгу услышанное, вновь проявила себя. Хорошая память была просто необходима, ведь письменность не имела широкого распространения. Выйдя из дома, Элли сможет повторить эти звуки как попугай, независимо от того, понимает она их или нет. Она направилась к выходу, ее сестра уже распахнула дверь и выскочила наружу.

– Милорд, – дрожащим голосом сказал Теолаф, – я теперь оруженосец и со своим господином до самой смерти. Но вот остальные парни ни за какие коврижки не захотят быть рядом с магом, если у него такая смертельная болезнь. Нам не унести его на носилках всего лишь втроем.

Об этом Джим не подумал. Какое-то время он стоял, держа почти на весу скрючившегося, как мешок, святого отца, у края постели, затем на него опять снизошло вдохновение. Он подозвал Энджи, отстранил святого отца на вытянутой руке, а другой повернул к себе Энджи так, чтобы прошептать ей на ухо на одном дыхании:

– Картофельная болезнь.

– Что? – громко и удивленно переспросила Энджи. – Кар...

– Шш! – прошептал Джим. – Осторожно, не произноси вслух.., даже если эти слова ничего не говорят этим людям. Я старался придумать какую-нибудь страшную болезнь, такую, чтобы отец Морель не понял даже по-латыни, но испугался. Все, что я смог придумать, это болезнь картофеля, которая случилась в Ирландии во время картофельного голода. Помнишь? В тысяча восемьсот сорок шестом и сорок седьмом годах эта болезнь опустошила картофельные поля Ирландии. Считается, что миллион человек погибли тогда от голода.

– А, – сказала Энджи, – конечно.

– Хорошо. Теперь иди и объясни Теолафу на ухо, что все это хитрость, что я просто назвал болезнь растений, которых здесь даже еще и нет. Затем оба идите во двор и прошепчи это каждому воину на ухо. Они еще могут усомниться в словах Теолафа, но леди Анджеле де Маленконтри-и-Ривероук они поверят. А эта банда во дворе пусть думает, что ты просто даешь своим людям особые инструкции и не хочешь, чтобы кто-нибудь подслушал. Сделаешь?

– Сию минуту. – И Энджи тотчас вышла из дома. Прошло около десяти минут, прежде чем Энджи вернулась, но на этот раз она привела с собой четверых воинов с носилками, сделанными из двух шестов, очевидно взятых у людей во дворе, так как шесты были сухие и обветренные, и нескольких слоев материи, прикрепленной к шестам, что и образовывало носилки, на которых можно было нести Каролинуса.

– Теперь, – сказал Джим воину с носилками, – надо аккуратненько переложить на них Каролинуса. Пусть один разложит носилки, а Теолаф, ты и остальные возьмут за края простыню. Потом поднимите простыню вместе с Каролинусом и переложите на носилки.

Они проделали все это под наблюдением Джима и Энджи. Когда Каролинуса перекладывали, он слабо застонал, но других признаков того, что пришел в сознание, не выказал. Он, казалось, все еще был без сознания либо, в лучшем случае, в полузабытьи.

Все вышли из дома; Джим по-прежнему держал кинжал у горла Мореля. Он закрыл за собой дверь, зная, что она автоматически магическим образом запрется. Четыре воина уже сидели в седлах, другие четверо, которые должны были нести носилки Каролинуса, стояли рядом, готовые взяться за ручки носилок, как только понадобится.

Толпа бродяг подалась назад от входа в дом и расчистила своего рода дорожку к лесу, но они отошли не настолько далеко, как надеялся Джим, к тому же открывшаяся дорожка была не так уж широка. Они просто перенесли шатры, стоявшие прямо на дороге, шатры, которые Джим и его люди слегка помяли копытами своих лошадей по дороге сюда.

Джим испытывал неловкость, когда, прокладывая себе путь, просто смял эти, пусть временные, укрытия, но он хорошо знал, что в четырнадцатом веке люди его звания всегда так поступают. Поступи он иначе, и не только его воины, но и сами бродяги сочли бы это слабостью.

Маленький отряд построился, окружив носилки с Каролинусом. Теперь между Каролинусом и бродягами был двойной ряд воинов, считая тех, что несли носилки, которые уже привязали к высоким задним лукам средневековых седел. Энджи вскочила в седло, Джим тоже, усадив Мореля впереди себя.

– Отлично, – сказал Джим, – а теперь поехали потихоньку, чтобы как можно меньше трясти Каролинуса. Энджи, поезжай рядом и присматривай за ним...

Со стороны Джима это была своего рода хитрость. Он хотел, чтобы Энджи, как и Каролинуса, окружали вооруженные люди. Энджи поехала как было сказано; Джим замыкал процессию с Морелем, сидящим на шее его коня, и кинжалом, приставленным к горлу святого отца. Они начали медленно продвигаться сквозь толпу.

Сначала им молча разрешали проехать, потом среди бродяг поднялся ропот, который постепенно усиливался. Затем за спиной Джима внезапно послышались яростные крики, он взглянул через плечо и увидел, что группа оборванцев попыталась ворваться в дом Каролинуса и потерпела неудачу. Конечно же, магическое заклинание, наложенное Каролинусом, удержит дверь против любого вторжения, даже если будет применен таран. Джим мысленно улыбнулся и вновь сосредоточил внимание на проходе сквозь толпу.