Текст книги "Между Южным и Северным полюсами"
Автор книги: Гольцов Александрович
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Вы лжете, – побледнев, прошептал Валерий.
– Если бы. Я – одинокая, немолодая, и не совсем счастливая женщина. Подобные мероприятия позволяют мне забыться, взглянуть на жизнь по-другому. Если хотите, это меня опьяняет. Но если Вы думаете, что я помню что-то из прошлых жизней, или хотя бы в них верю, то простите, Вы просто глупы.
– Но я помню…помню! Это гложет меня. Вы представить не можете, что такое стать человеком после того, как вы имели корни. Убогая оболочка, в которой ты всегда один. Дуб же понимает язык растений, быть им – все равно что быть всем лесом! Вы опошлили мою жизнь своими мелкими чувствами, зачем вы это сделали?
– Вы пугаете меня – уходите. Все эти прошлые жизни – чушь.
– Мое тело думает иначе, оно попросило у меня эту метку, оно ее помнит!
– Что Вы имеете в виду? – Елизавета начала потихоньку пятится.
Валерий закатал рукав и показал ей, – на его глазах выступили слезы.
Волна ужаса охватился женщину: на предплечье была вырезана аббревиатура «ОН ОК». Рана была совсем свежая и кровоточила.
– Вы видите это?! Это мои стигматы. Я погиб за Ваши грехи.
Графиня, стараясь не привлекать внимания, открыла сумочку.
– Корни чувствуют лес! Растения и насекомые – вот настоящие дети природы. В идеальном мире вас не будет. Быть человеком – все равно что потерять все органы чувств. Истинный, невыразимый язык деревьев заменяется словами. Они искажают природу вещей: это как будто тебе на голову надели полиэтиленовый пакет. Вы, люди, считаете, что вы самые разумные, венец творения?
– Я вообще не верю ни в какое творение. Что Вам от меня нужно? – женщина достала сигарету из пачки и закурила.
– Четыре столетия я впитывал минеральные соки, мои листья питались фотонами Солнца. Опять эти слова, слова, слова! – он схватился за голову, – Когда что-то называешь, это становится ложью! Вы не знаете, не помните, что значит потерять пуповину, связывающую с землей. Ваши тела – тюрьмы для галактических преступников, и полиция уже выехала! То, что для нас, деревьев – дом, для вас, – исправительная колония. Но вы не хотите меняться! Надели, все как один, на головы пакет с клеем, и живете в эйфории. Вечно пытаетесь насладиться другом. Вся хваленая культура – жалкие попытки оправдать свое стремление давить на педаль удовольствия. Поехали! Звезды возникали и гибли ради ваших оргазмов, ради вашего самолюбия. И Вы! Вы посмели вырезать ложь на моей коре, – мужчина снова показал надпись на запястье.
– То есть, Вы не ок? – попыталась пошутить Елизавета, хоть и была напугана.
– Я почти понял смысл жизни, когда появились эти потные, вонючие крепостные. Во имя своих иллюзий вы готовы уничтожить все что угодно – жалкие, самодовольные существа. Почему вы думаете, что второе пришествие случится в виде человека?
– Да какое, мать вашу, второе пришествие? Мы – ошибка природы, и разум, которого у Вас немного – атавизм: от него можно страдать или получать удовольствие, как уж Вам угодно. Возможно, гораздо лучше родиться дубом, но поймите одно, какие бы проблемы Вы не испытывали, я тут ни при чем.
– Вы не понимаете, – засуетился Валерий, – я покажу Вам, что такое быть человеком, помня о своей жизни дуба, – он достал из кармана пластиковый пакет, на котором красовалась реклама супермаркета, – наденьте это!
– Послушайте меня, уважаемый, это уже слишком, – попятилась женщина.
– Вы претендуете на управление тонкими материями, собираетесь стать Лунным Магом и сопротивляетесь маленькому эксперименту? – наступал Валерий.
Елизавета достала томик Уайльда из сумочки.
– Вот, смотрите, – это наши корни, мы можем делиться переживаниями прекрасного или грустного через столетия. Даже в своих кратких жизнях мы можем произвести нечто такое, что будет обладать светлой аурой.
– Вот, – ответил, приближаясь и расправляя пакет, Валерий, – примерьте эту тонкую ауру!
– Не подходите ко мне.
– Не убегайте от меня.
Елизавета бросила томик Уайльда под ноги Валерию и, выхватив из сумочки газовый баллон, выпустила уверенную струю перцовой субстанции ему в лицо.
Мужчина застонал и, схватившись руками за лицо, рухнул на колени.
– Только водой не умывайтесь пару часов, будет еще хуже, – сказала она и ушла, оставив после себя лишь эхо своих шагов.
Держась руками за лицо, Валерий поднялся и зашагал, шатаясь, в непонятном самому себе направлении.
– Как!? – простонал он.
Раздался визг тормозов, и автомобиль на полной скорости ударил Валерия, отбросив его на обочину.
– Несчастный случай, – сказал молодой темноволосый полицейский.
– А тебя не смущает, что на его лице обнаружены следы перцового баллончика, и эта странная надпись, вырезанная на руке?
– Смущает, но, судя по всему, он сделал ее сам, при нем был перочинный нож со следами его крови.
– Но баллоном-то он не сам себе брызнул в лицо?
– Скорее всего, обычные хулиганы.
– Однако бумажник на месте.
– Не думаю, что это спланированное убийство: пострадавший был безработным и жил с матерью всю свою жизнь.
– Ну, это не совсем убийство, он же не умер.
– Врачи говорят, что его мозг не восстановится, пострадавший остаток жизни проведет, что называется, «овощем». Наверное, лучше уж умереть.
Пожилой полицейский долгим взглядом посмотрел на напарника.
– Что? – спросил молодой полицейский.
– В бумажнике и карманах пострадавшего обнаружены дубовые листья.
– Ну, мало ли, может он собирал гербарий? Хобби, знаешь ли.
– Что-то с этим случаем не так, – пожилой полицейский покрутил ус.
– Черт, не по себе мне как-то. Бывает у тебя такое невыразимое чувство, что вроде нормально все, а внутри как будто сжимает?
– Не припомню такого.
– Слушай, у меня тут немного коньяка есть, давай по маленькой, а?
– Ты что, я же за рулем.
– Мы же полицейские, разок, в виде исключения, сбивать никого не будем.
Седой полицейский помолчал:
– Ну если это для тебя так важно, давай.
Иногда, в исключительно редких случаях, только в случае психологического кризиса, полицейские пьют за рулем.
Бонни и Клайд
Клайд лежал на кровати, положив голову на грудь Бонни. У нее нежная кожа и медленное дыхание. А он, Клайд, часто дышит, видимо, в силу возраста – и весь покрыт волосами.
«Это потому, что у тебя тестостерона больш,е чем у кого бы то ни было», – посмеивалась иногда девушка и трепала по щеке своего возлюбленного.
Как он любил ее редкие прикосновения, мягкий голос. В такие моменты у Клайда пропадали все собственные мысли – он превращался в неудержимый поток энергии, луч далекой звезды, пронзающий бесконечность с максимальной скоростью, чтобы однажды, преодолев атмосферу и оконное стекло, упасть на обнаженное тело Бонни мягким и теплым утренним светом. Когда плоть соприкасается с плотью, исчезают все противоречия. Какое имеет значение, что Бонни – умная, а он – нет? Она красивая, а он странный, и вообще она не совсем Бонни, а вот он – Клайд. Дарья Доронина взяла себе псевдоним известной американской преступницы, состоявшей в романтической связи со своим подельником, потому что она…– беспринципная аферистка. Но Клайду на это наплевать. Бонни-Дарья находится вне морали, она отличается от других представителей своего вида больше, чем лобстер от добермана. Клайд любил ее красоту и грацию, не заморачиваясь на вопросах морали. Разве пантера, убивающая косулю – аферистка? Черная вдова, пожирающая самца после совокупления – подлее суда присяжных?
Клайд аккуратно, чтобы не разбудить, приподнялся над точеным телом Бонни, наслаждаясь его изгибами и упругими формами. Маленькая грудь с розовыми торчащими сосками, тонкая талия, мускулистые ноги спортсменки, с маленькими коленками и узкими лодыжками, – рождали в теле любовника импульсы такой силы, что хватило бы на две Хиросимы. Темные волосы девушки, раскиданные по подушке, пахли так, что в носу становилось горячо. Клайд не выдержал и несколько раз лизнул грудь Бонни. Ее нежное тело отреагировало элегантным утренним потягиванием.
– Клайди, крошка, я же просила не будить меня.
Любовник молчал. Он прекрасно знал: Бонни будет вне себя, если он издаст хотя бы один звук. Но механизм удовольствия был запущен, и девушка, не открывая глаз, погладила свое тело, словно убеждаясь, на месте ли оно этим утром.
– Полижи мне, – сквозь сон простонала она.
Клайд рьяно начал ласкать девушку, наслаждаясь ее запахом и звуком учащающегося дыхания.
– Не так быстро, малыш. Сегодня не то утро, когда хочется быстрого оргазма.
Клайд сменил ритм.
– Знаешь, мне приснился странный сон. Мы сидели в парке теплой ночью, и ты разглядывал полную Луну и, как всегда в такие ночи, слегка грустил. Тишина стояла такая, что можно было слышать пролетающие в соседних галактиках кометы. Помнишь, сиделец Данила, ну, специалист по интернет– махинациям, рассказывал, что в космическом вакууме свой вид звука, только надо научиться его слушать. Да, вот так, чуть повыше! О, да, ты просто чудо! Мы едим бургеры, твои любимые. Звезды сияют, хоть и небо ясное. Понимаешь, во снах это возможно, когда сочетается несочетаемое. В жизни так быть не может, а во сне – пожалуйста! Пожалуйста! Вот так! Клайди! И ты говоришь, представляешь, ты говоришь мне: «Бонни, крошка, мы тут совсем засиделись. Индустрия страданий, конечно, производит вкусную еду, но что-то мы тут засиделись. Мелким мошенничеством можно заниматься сколько угодно, но это не избавит от сплина, – а он тут у всех разумных обитателей. Может, махнуть на Юпитер? Жуткая радиация, но первоначальный суп для зарождения жизни там как все равно, что Том Ям Кай по сравнению с кислыми щами. Представляешь, если дать ему настояться несколько миллионов лет, какие подонки созреют в нем»? Мы оба скучаем по большим пространствам. Тесные обиталища поумневших приматов, пропитанные лживым уютом, угнетают нас, свободных и беспринципных, и опиум с кофе по воскресеньям – не выход.
«А потом, – говоришь ты, – мы совершим паломничество в созвездие Ориона и устроим добротную оргию с эфирными праведниками: они в этом толк знают». Да, мой хороший, еще вот так делай! Пора улетать, я знаю. Бессмысленно ждать, когда погаснет Солнце!
Бонни-Дарья переворачивается, встает на колени и раздвигает ноги.
– Войди в меня, Клайд, дай мне почувствовать себя живой!
Время пришло, Клайд устраивается сзади и развивает бешеный темп. Бонни это любит, в такие минуты она горячее всех звезд.
– Нам нужно выучить новый, универсальный язык космических обитателей, и тогда мы сможем стать единым целым.
Те, кто разговаривают на лживом языке людей, остаются космической пылью с невысоким сроком годности! Все они, мужчины и женщины, исчезнут из времени и пространства: адвокаты, предприниматели, разработчики интернета, страховые агенты, фармацевты и повара. Еще! Кончи в меня, не думай о моем удовольствии, не слушай меня!
Клайд двигается так, как будто его разгоняет вся смертельная радиация Юпитера и вдобавок раз в столетие пролетающая комета.
– Будь моим плохим мальчиком, негодяем и беспринципным подонком. Жестче! Чтоб я забыла все слова. Преврати меня в тупую похотливую ссучку, кусок оргазмирующей материи, язык ритма и пульса. Я конча-а-аю!
Девушка издала вопль наслаждения. Бонни и Клайд испытали одновременный оргазм.
Некоторое время любовники лежали молча.
– Я обожаю твой запах, – призналась Бонни, – но я не могу его оставить на себе, мне еще нужно сегодня кое-кого соблазнить. Дела, Клайд, дела. Ты же знаешь, что все ради нас. Жди, я в душ, и будем завтракать.
Это нормально, что Бонни занималась сексом с другими. Так было надо. Клайд в это время тихо сидел в своей комнате, в которую кроме него и Бонни всем было запрещено входить. Клайд не испытывал ревности, даже если ему казалась, что прекрасное тело возлюбленной содрогается в сладких муках удовольствия, а его нет рядом. Такова ее природа, но любит она, без всяких сомнений только его – Клайда.
На завтрак была любимая мраморная говядина средней прожарки. Девушка никогда не скупилась на качественные продукты. Клайд благодарно уписывал пищу.
– Ешь медленнее. Я все понимаю, но этикет никто не отменял, – Бонни потрепала возлюбленного за ухо, – мне нравятся изысканные мужчины, ты же знаешь. Жаль, что ты не любишь хороший парфюм, но мелкий изъян лишь придает тебе харизмы, – смеялась девушка.
В дверь позвонили.
– Что за черт? Я никого не жду, – взволнованно сказала Бонни и накинула прозрачный халат, – малыш, на всякий случай, – девушка указала на дверь маленькой комнаты, куда Клайд послушно переместился.
– Кто там?
– Это я, Виктор.
– Господи, Виктор, как ты нашел меня?
– Дарья, я предупреждал, что смогу найти тебя хоть в Катманду.
– Не называй меня так, ты знаешь, как я ненавижу свое имя.
– Хорошо, Бонни, так ты мне откроешь дверь?
Щелкнул замок. Сквозь щель приоткрытой двери своей комнаты Клайд рассмотрел высокого мужчину, одетого в длинное твидовое пальто, не по погоде, но по последней моде. Заломленная набок шляпа. В руках букет роз.
– Это тебе, Бонни, – сказал гость.
– Виктор, ты прекрасно знаешь, что я не люблю цветов, – нет ничего глупее, чем погубить растения в самом расцвете сил и принести девушке связку трупов, как символ нерушимости своих мимолетных чувств.
– Дорогая, я знаю, что ты предпочитаешь деньги. Напомню тебе, что ты ограбила меня и исчезла. Поверь мне, это уникальный случай, когда я прихожу к человеку, который что-то у меня безвозмездно взял, с цветами. В иных случаях я беру совершенно другой предмет.
Клайд почувствовал новый, малознакомый запах страха, исходивший от девушки.
– Ты лгал мне. Я думала, что люблю тебя, а ты оказался совсем не тем, кем представился. Что оставалось делать девушке, которой тоже надо как-то жить?
– Бонни, лжешь сейчас ты. Но мне все равно. Я смирился с твоей бесчувственной и жестокой натурой, с разрушающим рационализмом. И понимаю, что мое сердце никогда не попадет в такт с твоим, потому что ты безнадежно застряла в другом измерении, и код от этой двери ты никому не скажешь. Но что, если я буду заботливо и упорно подбирать его, охраняя двери с верностью сторожевого пса?
Я пришел к тебе, потому что меня терзает глупая и бессмысленная надежда. Ты нужна мне, даже если ты будешь красть мои деньги, нужна, если будешь плевать в мое сердце, презирать и ненавидеть меня. Потому что весь опыт моей жизни, сделавший меня опасной акулой, – ничто по сравнению с тем, что я испытываю к тебе. Только с тобой я чувствую себя настоящим, а все остальное – нелепый сон. Я люблю тебя, Бонни.
– А я люблю другого! – выпалила девушка.
Виктор нахмурился, но затем рассмеялся.
– Бонни, детка, ты не способна никого любить.
Мужчина безудержно хохотал, а Клайд через приоткрытую дверь видел, как помрачнело лицо возлюбленной.
– Да что ты обо мне знаешь, глупый самоуверенный тип!
– Дорогая, я знаю о тебе гораздо больше, чем бы тебе хотелось.
Бонни сжалась, а запах страха усилился.
– Ты помнишь, как обчистила сейф одного предпринимателя, накачав его клофелином? Понятно, ты не виновата. Откуда тебе было знать, что у бедняги слабое сердце.
– Что за…?
– А как ты полоснула по вене окуренному музыканту? Та песня про тебя, конечно, редкая безвкусица, но… Ты хоть знаешь, что он всего двести метров не дотянул до больницы?
– Хватит!
– Хватит? А то у меня еще кое-что еще на тебя есть.
– Как ты узнал?
– Мне было очень любопытно.
– Послушай, мне жаль, что так у нас так с тобой получилось. Я прошу прощения, что взяла твои деньги, мне не хотелось этого делать, но у меня были проблемы. Обещаю все вернуть.
– Бонни, Бонни, Бонни, если бы мне нужны были эти деньги, то я бы попросил кого-нибудь другого навестить тебя, – Виктор бросил букет на кухонный стол. – Ты вообще слышишь меня? Я тут для того, чтобы сделать твоими проблемы своими.
– Ты привык получать все, что захочешь, да? Посмотри на себя – тебя интересуют только собственные желания. Если ты сделаешь меня своей собственностью, то через некоторое время не будешь чувствовать разницы между мной и новым телевизором.
– Возможно, ты и права, но с тобой все будет не так. Ты будешь единственным феноменом, в котором я никогда не буду сомневаться, как верующий фанатик не сомневается в существовании Бога. Дарья…Бонни, ты станешь моей женой?
Гость извлек из внутреннего кармана коробочку, открыл ее и протянул девушке. Клайд напрягся, почувствовав, как надпочечники любимой выбросили изрядную порцию адреналина. Запах страха сменился запахом жадности.
– Боже, это прекрасно, – прошептала девушка.
– Бриллианты по-прежнему лучшие друзья девушек, – усмехнулся мужчина, – только теперь джентльмены предпочитают брюнеток.
Дрожащей рукой Бонни взяла кольцо и повертела его в пальцах, любуясь игрой света на гранях.
Глаза Клайда наполнились слезами. Свет чужих, враждебных звезд проник в драгоценный камень и отразился в глазах любимой. Паразиты с Урана столетиями шлифовали этот шедевр, чтобы однажды он превратился в оружие, затмевающее разум. Враждебная углеродная форма – статический вирус, стабильный настолько, что является насмешкой над любым смертным. Заключенный в клетку оправы, этот камень сам является ловушкой для разума.
«Бонни, не делай этого, не смотри на камень. Я свет, который тебе нужен. Оставь этот продукт пожирателей графита!»
– Я…Виктор, я.., – девушка посмотрела мужчине в глаза.
Клайд в отчаянии завертелся по комнате и уронил с журнального столика кофейную чашку. Звук разбитого фарфора, казалось, был эффектнее разорвавшейся гранаты.
– Кто у тебя там?! – спросил Виктор и достал пистолет.
– Там К-клайд.
Сняв оружие с предохранителя, мужчина распахнул дверь в закрытую комнату. Клайд внимательно посмотрел в глаза незнакомцу, не отводя взгляда даже тогда, когда тот направил на него оружие.
– Убери, – сказала Бонни.
Виктор усмехнулся и опустил пистолет.
– Бонни и Клайд, смешно.
– Я люблю его.
– Ответь мне на вопрос и, возможно, я тоже его полюблю.
– Я люблю его. Он будет жить с нами.
Виктор обернулся и смерил Клайда коротким презрительным взглядом.
– Он вроде как в возрасте, я готов потерпеть его пару лет.
– Хорошо, – Бонни опустился глаза.
– Я все еще жду, – как можно мягче сказал мужчина.
– Виктор, я буду…
В этот момент Клайд издал стон, в который он вложил все свои чувства и страхи. Бонни взглянула в его глаза, и Клайд снова застонал. Связь установлена. Статичный углеродный вирус на мгновение потерял свою силу.
– Я буду откровенна, – продолжала девушка, отдавая кольцо незваному гостю, – наш брак невозможен.
– Хватит строить фигуры, я серьезно спрашиваю.
– Ты сильный, влиятельный и непохожий на других, Виктор. Но проблема во мне: хоть мы с тобой и похожи по многим признакам. На самом деле, если заглянуть вглубь оболочки, – мы разные биологические виды.
– Бог с тобой, Дарья.
– И там, внутри меня, нет Дарьи, только Бонни, а ты видишь лишь оболочку, потому что твой вид не способен смотреть вглубь – ты слеп, как крот.
– Зато у меня хороший слух, – попытался пошутить Виктор.
– И знаешь что? Ты мне отвратителен. Не потому, что ты сделал что-то плохое, нет. Просто тот тип мужчин, к которому ты принадлежишь, для меня все равно, что для человека паразит.
Виктор побледнел и уставился в окно. Клайд почувствовал нарастающую тревогу. Феромонная дисгармония зашкаливала.
Не глядя на Бонни, Виктор выстрелил ей в сердце. Девушка охнула, осела на пол, прислонившись спиной к кровати, и тихо умерла.
Материя сжалась в точку и взорвалась зашкаливающей белой яростью, на мгновение ослепившей Клайда. Когда силуэт замершего убийцы проявился на белом поле, Клайд бросился на него и сбил человека с ног. Он вцепился в горло врага зубами, со всей силой, на которую только был способен. Виктор пытался пристрелить противника, но пули лишь оцарапали Клайда. Он рвал тело убийцы, даже когда оно стало безжизненной мясной тряпкой. Вкус крови перемешивался со слезами. Клайд последний раз взглянул на свою возлюбленную, которая с безмятежным выражением лица сидела около кровати. Если бы не кровавое пятно на груди, можно было подумать, что она просто уснула.
Клайд толкнул незапертую входную дверь, спустился вниз по лестнице и выбежал в открытую дверь подъезда на улицу. Он не знал, что ему делать, и просто со всей силы побежал вперед. И все, кто попадался ему на пути: люди, автомобили, животные – все уступали ему дорогу.
– Видишь? – спросил полицейский с висячими усами, – на, подержи, – он протянул кольцо своему напарнику.
– Ничего так, – ответил коротко стриженый коллега.
– Эксперт написал заключение, что этот бриллиант стоит целое состояние, он даже приблизительно не берется оценить сколько. Говорит, таких не больше двух десятков найдется.
– Столь громкого дела я еще не видел. Это надо же, легенда теневого бизнеса Виктор Воронин собственноручно застрелил находящуюся в розыске аферистку Дарью Доронину и был загрызен ее ручным псом.
– Как думаешь, что там могло произойти?
– Даже не знаю, может, подстава какая?
– Зачем же тогда кольцо такой ценности оставлять? К нему имелась подарочная коробка, как будто он ей предложение делал.
– Имея такие ценности, творят невесть что, – стриженый полицейский почесал затылок.
– Может, от них и творят. Ты «Властелин колец» смотрел?
– Ну, давно. А что?
– Давай посмотрим, там хоть все понятно, а то у меня от этой работы крыша едет.
– Давай.
В тот вечер полицейские смотрели фильм на стареньком дивиди.
Экстрасенс
Перед тем, как стать экстрасенсом, Ной Дженкинс, чернокожий уроженец Москвы, работал «испанским узником». Занятие это – известный вид мошенничества, смысл которого заключался в том, чтобы прикинуться известным, или влиятельным человеком, попавшим в трудную ситуацию, который просит жертву немного помочь деньгами, в обмен на хороший барыш. Ной Дженкинс был кенийским послом, саудовским нефтяником, алжирским оптовым торговцем рыбой, и даже американским кинорежиссером, номинированным на премию «Оскар». Последнему не хватало семидесяти пяти тысяч долларов для снятия последней, самой важной сцены фильма: таким образом, обманув доверчивого инвестора, лжережиссер получил капитал, которого хватило на пять лет жизни в Таиланде, в роли маленького островного короля. Но деньги однажды закончились, а тропическое существование набило оскомину, и Ной Дженкинс затосковал по холодам и просторам неприветливой России, той самой надуманной литературной тоской по березам, водке и черному хлебу, которая проявляется только у тех, кто из покинул. Вернулся на родину Ной слегка располневшим, страдающим от последствий сытой, беспечной жизни, где он успел приобщиться к гашишу и алкоголю, растратив изрядную часть азарта и алчности. Опасную профессию «испанского узника», Ной сменил на специалиста по тонким материям – экстрасенса, точнее бокора, название, заимствованное у последователей культа вуду: так называли жреца, практикующего черную магию. Денег подобное занятие приносило немного, но зато о контактах со сверхъестественными сущностями, снятии порчи, наложении проклятий и прочих мелочах в уголовном кодексе было написано весьма туманно, а это не могло не радовать уставшего от праведных трудов человека.
– Я связываться с дух Вашей жены, – Ной уверенным движением зажигает ароматическую свечу и включает на кассетном магнитофоне запись – сборник различных звучаний этнических барабанов.
Использование на сеансах магнитофона – устаревшего звуковоспроизводящего устройства, давно не использующегося в цивилизованных странах – ноу-хау Ноя Дженкинса. По его мнению, это придавало магическим действиям особый вкус, позволяющий экстрасенсу выглядеть наиболее правдоподобно в глазах клиентов: менеджер в мире духов должен отставать от технического прогресса, имея в своем арсенале древние, проверенные инструменты. К инструментам также относились: высушенные кроличьи и куриные лапки, искусственный череп, чучело совы, ароматические свечи и палочки, амулеты, перстни и вольты (куклы вуду), мусульманские четки, банки с тушками крыс и лягушек, которых Ной бальзамировал сам.
– Она приходит ко мне во сне, пытается что-то сказать, – говорит хлипкий, лысеющий мужчина в дорогом клетчатом пиджаке.
Магия крови. Медиум достает вычурный стеклянный сосуд, наполненный красной жидкостью – крепкий отвар свеклы с добавлением сахара, прекрасно имитирует кровь. Колдун входит в транс.
– Я слышать лоа. Они говорить со мной. – Для создания аутентичного образа, Дженкинс перед посетителями имитировал иностранный акцент, однако духи отвечали на чистом русском.
Клиент нервничает и затравленно оглядывается, видя, как Ной, закатив глаза, контактирует с невидимыми существами.
– Кто здесь? – спрашивает колдун, слегка изменив голос.
– Это я, Лёва, – испуганно отвечает клиент.
– Ты? – колдун издает сдавленное рычание, – как ты смеешь беспокоить меня?
– Я? Да я просто хотел узнать…
– Я в аду. Из-за тебя! Я не должна была умереть так быстро. Ты довел меня, своей слабостью и безынициативностью. Я всегда тянула лямку одна!
– Прости, – пискнул клиент.
– О каком прощении может идти речь, когда застреваешь в вечности? Я никогда не забуду и не прощу тебя. Я приду за тобой, где бы ты ни был, и пожру твою душу, чего бы мне это ни стоило. Потому что, Левушка, я ненавижу тебя всем сердцем. Ты отвратителен и заслуживаешь мести – от тебя не должно остаться даже воспоминаний.
Клиент вскрикнул от ужаса, а колдун сделал вид, что вышел из транса.
– Что случиться? – спросил он, пустив изо-рта струйку искусственной крови, для эффектности.
– Она…она угрожала мне, – заикаясь, выдохнул слова побледневший клиент.
– Так бывать. Если человек мучиться в жизни, или быть убит – то может стать злой дух.
– О господи, как теперь быть?
– Дело плохо, опасно. Есть способ. Но тяжело. Запутать дорогу злой дух, к Ваш дух. Дух жены блуждать кругами и не найти. Сложный работа. Много сил, много время.
– Пожалуйста, помогите мне!
Дженкинс задумчиво смотрит в пол.
– Процедура опасный. Я рисковать своя душа, своя жизнь.
– Пожалуйста, – продолжает умолять мужчина.
– Хорошо, я хотеть помочь Вам. Провести ритуал, сделать большая работа. Но мне нужно много специальный предмет – инг-реди-ент! Недешево.
Клиент оставляет наличные и уходит с надеждой на лучшее.
Ной достает из сейфа гамбургер и початую бутылку виски. Время обеда.
Звучит дверной колокольчик. Входят двое: один лысый и кряжистый, одетый в джинсовый костюм, другой тощий и жилистый, в кожаных штанах и куртке, с прической как у хоккеистов прошлого, когда волосы отращивали на затылке.
– Я Толстяк, – заявил здоровяк, – а это Малыш, – указал он на своего спутника.
– Называй нас так, – сказал тот, кого называли Малышом, – дело в том, что мы пришли по вопросу, как говорится, конфиденциальному, и, некоторую информацию, такую как настоящие имена, не можем сливать.
– Понимать. Вы желать наслать порча, проклятие? Укорить неприятель?
– Что-то типа того, – уклончиво ответил тощий.
«Опасные люди. Похоже, порчей дело не ограничится».
– Ты должен знать о нашем деле ровно столько, насколько позволят…ну эти – способности Ваши.
– Тут след злые духи, – Ной принюхался к чему-то невидимому. Я не хотеть работать с опасный дух.
– Мы сечем, что дельце попахивает дерьмом, но и барыш будет конкретный, – сказал Малыш, и добавил, – такой конкретный, что и с чертями поговорить не западло.
Колдун задумчиво посмотрел в пустоту, как будто сквозь клиентов и осторожно произнес:
– Вы хотите получить предмет?
– Точно, – обрадовался Толстяк и шепнул напарнику, – я же говорил, что он реальный.
Малыш недоверчиво глянул на Дженкинса.
– Откуда ты? Как оказался в этой стране?
– Я родиться Гаити. Мой отец и дед владеть магия. Диктатор Франсуа Дювалье брать под контроль всех вуду. Я бежать в самый большой и холодный страна, где проклятье не преследовать меня, где люди не разговаривать с духи предков. Я хотеть безопасность и помогать людям найти связь…
– Понятно, – оборвал Малыш, – ты тот, кто нам нужен, наш босс не доверяет местным экстрасенсам.
Ной выдохнул. Он не любил, когда клиенты копались в его выдуманной биографии. На самом деле Дженкинс родился в Москве, его отец был метателем копья из Камеруна – запасной игрок, участвующий в Олимпиаде 80-х, который во время состязаний завел интрижку с симпатичной гостиничной горничной – матерью Ноя. Так появился темнокожий плод мимолетной любви, оказавшийся белой вороной в стране белых людей.
– Желать знать, где находиться пропажа ?
– Да, и как можно быстрее.
– Договор с духи, не тоже самое что купить яблоко на рынок. Нет гарантия.
– Мы нанимаем тебя, господин колдун, – сказал Малыш, доставая из внутреннего кармана увесистую пачку пятитысячных купюр.
– Лучше называть меня бокор.
Он на глаз отломил треть пачки и протянул Дженкинсу:
– Аванс.
Наметанным глазом колдун насчитал у себя в руке около ста тысяч.
– Если дело выгорит, получишь остальное.
– Такой серьёзный дело. Может лучше нанять частный детектив?
– На это нет времени. Если мы не найдем, что ищем, произойдет много нехороших вещей. Для всех.
– А если духи не быть благосклонны??
Клиенты молча взглянули на Ноя, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего.
– У Вас репутация настоящего профессионала, а у нас нет другого выбора, кроме как доверится твоим способностям.
– Хорошо, – Ной взял деньги, стараясь не выдать дрожание руки, – но для ритуал мне нужна информация: любая, даже самая мелкий деталь давать результат.
Клиенты замялись и переглянулись друг с другом.
– Я, – Дженкинс ударил себя в грудь, – хранить тайна, как все мои предки и уносить их в могила. Но чтобы получить помощь лоа, нужна зацепка, деталь.
– Тема такая. Наш шеф по-тихому толкает товар в определенной местности. Человек он серьезный и уважаемый. Но появились шальные ребята с оружием – торчки залетные. Произошел инцидент: заказали они конкретную партию, все по-людски вроде поначалу, но пришли на точку с волынами, товар забрали, барыгу завалили. Если спустить им это с рук, подобное будет повторяться, а мы люди серьезные, любим порядок. В таком деле нужна помощь человека с определенными способностями.
– За годы практика. Духи ни разу не дать ни GPS координат, ни расписания автобус до место назначения.
– Именно поэтому ты поедешь с нами, – заметил Толстяк.
Ной прикусил язык.
– Я решать проблема свой сакральный пространство, на расстоянии.
– Мы не можем рисковать, вдруг духи подскажут тебе поделиться информацией с полицией?
– О полиции не может идти речь в этих в эти стены, тут действовать закон магия предков, – испуганный Дженкинс попытался изобразить праведный гнев.
– Повторю, ты нанят, – покачал головой Малыш, всем своим видом показывая обреченность попыток решить проблему, не сходя с места.
Любое дело требует правильного подхода и спокойной, тщательной подготовки, это правило Ной усвоил со времен «испанского узника». Если эти растяпы заподозрят обман, ему несдобровать. Кроме как тянуть время, в голову колдуна ничего не приходило.