355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гоар Маркосян-Каспер » Забудь о прошлом » Текст книги (страница 7)
Забудь о прошлом
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 01:26

Текст книги "Забудь о прошлом "


Автор книги: Гоар Маркосян-Каспер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Никто? – Патрик обогнул койку, оказался перед натягивавшим свитер Даном и уставился ему в глаза. – Почему ты не остановил его? – спросил он свистящим шепотом. – Ты ведь был при этом. Почему ты не остановил его, Дан? Как ты мог позволить ему сотворить такое? Все черти ада! Дать шанс собрать бомбу всякому, кому это придет в голову! Ну а если они не только наделают бомб, но и пустят их в ход?

Дан молчал. Удивительное дело, за столько месяцев у него ни разу не возникло мысли, что он не меньше Марана причастен… Ну может, и меньше, но имеет самое непосредственное отношение… Маран ведь даже показал ему конверт с сакраментальным письмом, объявил, что внутри инструкция по производству атомной бомбы, а он только выронил, помнится, газету и пролепетал нечто вроде: «Как! Распространить ядерное оружие по всей Торене?» Ну еще пара невнятных реплик насчет того, что не поймут, не простят… Все. Пустая болтовня человека со стороны. А ведь он вполне мог вмешаться! Вмешаться – и что? Дать Марану понять, что его поступок чреват неприятностями, как изящно выразился Патрик, для людей, способствовавших его возвращению в Бакнию? Ведь о себе самом Маран заботиться не стал бы… Ну и?.. Если бы Маран его не послушался, сознание того, что он пошел на шаг, который… Словом, это еще больше отяготило бы его и так нелегкую ношу. Ну а если бы он послушался? Если бы Маран его послушался?

– Патрик, – Дан облизнул пересохшие губы, – а ты считаешь, что я должен был остановить его?

– А ты считаешь, что нет?

– Не знаю. Не знаю, Патрик. Не знал тогда и не знаю сейчас. А ты… Скажи, неужели тебе все так ясно? Кстати, об увлечении земной историей. Ты слышал о равновесии страха? Известно ли тебе, что в двадцатом веке ядерная война не состоялась не только потому, что мы, земляне, такие умные, а вернее, и вовсе не поэтому, а из-за того, что ядерное оружие было не у одной страны, а у нескольких противостоящих?

На этот раз промолчал Патрик. Промолчал, помолчал, потом с деланным оживлением сообщил:

– Я забыл тебе сказать. Палевиане вышли из подполья. Ребята видели за утро четверых.

Натали появилась через полчаса, флайер высадил ее прямо перед домом и улетел, а Дан и Патрик еще долго таскали в коттедж разнообразные контейнеры. Дан исподтишка разглядывал Натали, словно видел ее впервые… Собственно, почти так оно и есть, тогда, после Земли, он был, как всегда, полон Никой и не замечал других женщин, а сейчас уже способен… На что? – спросил он себя сурово… Хрупкая фигурка, темные волосы… Вообще-то она была недурна собой. Волосы, постриженные по последней земной моде в виде львиной гривы, превращали ее головку в большой пушистый шар. Черный марсианский одуванчик, сходство с которым усиливал и характер, Натали оказалась жизнерадостной и непосредственной, как девчонка, розовые щеки и губы всегда чуть-чуть смеялись.

Увидев ее хорошенькое личико, Патрик сразу приосанился, шутки посыпались градом, и коттедж стал оглашаться взрывами звонкого хохота. Дан тоже заулыбался, ему не хотелось портить настроение не в меру расходившегося товарища. Особенно, видя поощрительное внимание Натали.

Показав Натали предназначенную для нее комнатку – ту самую, так и продолжавшую пустовать, Патрик повлек ее на кухню и включил кофеварку. Дан охотно присоединился к ним, тем более, что не успел позавтракать.

– Как вы уживаетесь? – спрашивала Натали, переводя взгляд с одного на другого и обратно. – Не ссоритесь, нет? У меня почему-то еще по дороге сюда возникло ощущение, что вы все разной породы.

– Еще бы, – подхватил Патрик. – Начальник экспедиции – ни рыба, ни мясо. Его наперсник – самодовольный и упрямый осел.

– Если продолжить галерею портретов, – не удержался Дан, – я бы упомянул некоего драчливого петуха…

– А также насупленного представителя семейства кошачьих. Из больших кошек, заметьте…

Дан невольно улыбнулся.

– А что ты скажешь обо мне?

– О тебе? – Патрик замешкался. – Представь себе, никак не могу подобрать подходящее определение.

Дан вздохнул.

– Боюсь, что я недалеко ушел от Дэвида.

– Не скажи, – возразил Патрик. – Даже если и так, от Дэвида несомненно больше несет рыбой, а от тебя пахнет куском хорошо прожаренного бифштекса.

Дан облизнулся.

– Кстати, о бифштексах. Надеюсь, Натали, не все эти контейнеры входят в твой багаж. Может, в них найдется и что-то вкусненькое?

Выход палевиан «из подполья» не изменил и не прояснил ситуацию. Как и в подземельях, они проходили мимо членов экспедиции с отсутствующим видом, ни взглядом, ни жестом не выдавая, что замечают их. Те тоже не знали, как себя вести, страшась повторения истории с Миут, даже Артур больше не пытался заговаривать с немногими попадавшимися навстречу жителями города. Города далеко не маленького, наоборот, одного из самых крупных с редко попадавшимися в местных поселениях высокими зданиями в центре, но явно не густонаселенного. Большинство коттеджей в выбранном землянами для лагеря районе пустовало, судя по всему, так же обстояло дело с квартирами в многоэтажных домах, и редким, всегда одиночным прохожим грозила, возможно, участь последних обитателей вымирающей столицы. Если не всей страны, а то и планеты.

Не особенно удалось продвинуться и в представлениях об образе жизни палевиан. Рано утром, примерно через час-полтора после рассвета, они покидали свои жилища и направлялись в центр города. Пешком… флайеров или иных летательных аппаратов видно не было, не работала и канатка, в силу того ли, что обитаемая часть города резко сократилась, и нужда в транспорте отпала, или неисправности, либо других причин… они сходились к высокому круглому зданию, в определенный час двери раскрывались, впускали всех и закрывались снова. Опоздавшие попадали в здание через подземелье, впрочем, сборища горожан, пресловутые зарядки-молитвы, происходили, как в верхнем зале, так и нижнем. Процедура эта многократно повторялась в течение дня, с помощью зондов удалось-таки более-менее ее подсмотреть, но это ничего не дало для понимания сущности происходящего. Жесты и движения варьировались, но не слишком, слова и фразы, которыми они сопровождались, выглядели сущей абракадаброй, компьютеру так и не удалось разгадать их смысл. В промежутках народ – несколько десятков тысяч человек, население земного провинциального городка, растекался по окружавшим центр зданиям, предположительно рабочим местам. В чем заключалась суть работы, тоже осталось непонятным, люди, в основном, сидели за пультами и нажимали на кнопки и клавиши, возможно, управляли какими-то производствами, упрятанными за глухими перегородками. Упрятанными от нежелательных пришельцев? Вряд ли. Патрик предположил, что все городское, и не только городское, производство или то, что от него осталось, автоматизировано и изолировано давным-давно, и горожане просто эксплуатируют технологии, созданные их предками. Что они производили? Одежду, обувь, еду? Другие товары? Какие товары – в городе не было ни одного магазина… Выходит, у них нет торговли? А что тогда есть? Распределение? Такого на Земле не было никогда, это еще непонятнее, чем Бакния или Атаната…

Задумавшись, Дан перестал смотреть по сторонам. К действительности его вернул возбужденный шепот Патрика.

– Неужели это Миут? Дан, неужели Миут? Да не там, очнись! На той стороне.

Дан остановился. По противоположной стороне улицы навстречу им медленно шло маленькое невзрачное существо. Вроде бы… Вроде бы она? Эти палевиане все на одно лицо… Вообще-то она должна жить в этом районе, именно здесь ее встретил Артур.

– Миут, – позвал он. – Миут…

По легкому движению небрежно подстриженной головы понял, что не ошибся, и, недолго думая, рванул через улицу наперерез.

– Миут, – он задыхался не от бега, а от волнения. – Миут, ты жива? Ты на свободе?

Ее личико сморщилось, словно от боли, потом она сделала шаг в сторону, пытаясь обойти Дана, но тот, машинально схватив за руки, удержал ее.

– Миут, – повторил он, благословляя порыв, заставивший его выучить-таки под гипнозом несколько сот слов, – мы так беспокоились, мы думали, что ты… что тебя… – он не мог вспомнить нужное слово и подыскал другое, – что тебя наказали. Миут, скажи же что-нибудь!

Палевианка молчала.

– Миут, ну что же ты?

Она задергалась, пытаясь вырваться, но Дан держал крепко, и, подчиняясь необходимости, она решилась.

– Нельзя, – ее голос звучал глухо, чуть слышно. – Нельзя говорить. Меня накажут еще больше.

– Они не узнают…

– Узнают. Старшие знают все.

– Откуда?

Она смотрела непонимающе.

– За что же тебя наказали?

Она покорно опустила голову.

– Я виновата. Я нарушила закон. Нельзя нарушать закон.

– Какой закон? – спросил ошеломленный Дан.

– Слово Старшего. Отпусти меня, – ее голос звучал жалобно, но твердо, и Дан понял, что больше она ничего не скажет… По правде говоря, у него пропала и всякая охота спрашивать. Он молча отпустил ее руки, проводил угрюмым взглядом удалявшуюся фигурку и подошел к остановившемуся поотдаль Патрику.

– Не хотите же вы сказать, – Дэвид смотрел недоверчиво, – что лишение права общения… Что это надо понимать буквально?

– Почему бы и нет? – спросил Патрик.

– Но как можно заставить человека молчать?

– Хотя бы под страхом худшего наказания.

– Откуда же станет известно?..

– «Старшие знают все», – напомнил Дан.

– Воплощенная мечта Илы Леса, – с кривой усмешкой сказал Маран. – Тотальный контроль. То, что невозможно в докомпьютерном обществе, легко реализуется в компьютерном.

– Следящие системы?

– Конечно.

– Теперь я понимаю, – задумчиво протянул Артур, – почему не показываются наши корреспонденты. Наверно, они под наблюдением.

– И не только они… – заговорил Маран и вдруг замолчал, словно забыл продолжение фразы. Потом начал новую: – У меня есть одна гипотеза. Насчет этих самых… – Он снова умолк, и по его недовольному лицу Дан понял, что он досадует по поводу невольно вырвавшихся слов.

– Какая гипотеза? – немедленно спросил Дэвид.

– Прошу прощения. Потом. Я не вполне уверен, – неохотно ответил Маран.

Дан почувствовал, что в душе тот клянет себя, и вмешался, пытаясь перевести разговор в иное русло.

– По-моему наши корреспонденты слишком долго тянут. Если они боятся показаться, могут же они вступить в переписку? Тем более, они это уже делали.

– Значит, не могут, – рассудительно сказал Дэвид.

– Но ведь…

– Тогда могли, а сейчас нет.

Чуть позже, когда Дэвид с Артуром и Натали ушли в галерею, а Маран в очередной раз уединился в саду, Патрик поинтересовался, не знает ли Дан, о какой гипотезе речь, и почему Маран вдруг оборвал разговор на эту тему.

Дан задумался.

– Видишь ли, Маран ужасно самолюбив и терпеть не может ошибаться, – сказал он наконец. – Потому, наверно…

– Мне кажется, дело не в этом, – возразил Патрик и пошел искать Марана. Переключив сигнал с главного пульта на свой «ком», Дан отправился за ним.

Марана они нашли в некотором отдалении от дома, тот сидел на толстом стволе, при падении удачно легшем в тень от ближайших деревьев, и рассеянно обозревал окружающее. В отличие от остальных, он не выказывал ни малейшего отвращения к синим плодам и оранжевой листве, наоборот, ему, видимо, нравился местный колорит.

Патрик подошел прямо к Марану и спросил по-лахински:

– Что ты имел в виду, когда сказал «не только они»?

Дан думал, что Маран переспросит, но тот совершенно не удивился и ответил на том же языке:

– То, о чем думаешь и ты.

Патрик кивнул.

– Потому мы и не сумели засечь наблюдателей, – пробормотал он задумчиво. – Чувствовали наблюдение, и все. Ошибка в том, что мы предполагали слежку конкретно за собой, то есть что-то свежесработанное. А у них, наверно, системы слежения с незапамятных времен вмонтированы в стены, крыши и еще бог весть куда.

Теперь понял и Дан.

– Вы думаете, они раскодировали интер? – спросил он.

Маран покачал головой.

– Ты сам его раскодировал. Когда составлял словарь с Миут.

– Значит, аппаратура установлена и в домах?

– Естественно.

– Черт возьми, – воскликнул Патрик. – Наконец до меня дошло! Тот разгром в коттедже, помните? Ну где все было изломано и искромсано. Наверно, жилец или жильцы догадались, что где-то спрятаны датчики и пытались их найти и уничтожить.

– Разнеся все кругом? – возразил Дан.

– А ты представь себя на их месте. Представь себе, что днем и ночью за каждым твоим словом, каждым движением…

– Днем и ночью?!

Дан содрогнулся. Теперь понятно, почему в городе не видно детей. И почему палевиане не ходят друг к другу в гости. Возвратятся вечером домой, забьются каждый в свой коттедж и… И что они там делают? Смотрят телевизор? А есть ли у них телевидение? Бог весть. Есть какие-то экраны, но и только, передач членам экспедиции видеть не довелось, добиться того, чтобы схожий с земными мониторами пластиковый прямоугольник в их коттедже или других покинутых домах по соседству, хотя бы засветился, об изображениях и речи нет, они так и не сумели, наверно, это осуществлялось в централизованном порядке. Если осуществлялось. Палевиане держали закрытыми все окна и двери, так что и подсмотреть, как у них с этим телевидением, никак не получалось… Ладно, допустим, телевизор. А вне дома? Собственно, они вечерами практически не выходили, может, потому что возвращались с работы и прочих своих занятий поздно, перед самым наступлением темноты, а может, потому что идти было некуда? Театров или концертных залов засечь не удалось, картинная галерея была, как видно, заброшена… Что еще? Книг нет, музыка… Внезапно Дан понял, что не слышал на этой планете ни единой музыкальной ноты. Кроме своих собственных записей, конечно. Не странно ли?

– Парни, – вмешался он возбужденно в разговор, в котором некоторое время не принимал участия, – неужели эта цивилизация не создала музыки? Как вы думаете, возможно такое?

Дан долго колебался, прежде чем осторожно коснуться сенсора. Вокруг коттеджа разлилось море мелодий. «Неоконченная симфония» Шуберта. Подняв интенсивность звука до максимума, чтобы до предела увеличить радиус слышимости, он присоединился к Патрику с Натали, расположившимся в саду на достаточном удалении. «Неоконченную» он выбрал по собственному вкусу, больше он любил только Моцарта и Баха, этой любовью он был обязан уже матери, так и не став скрипачкой, что было первой и главной мечтой ее жизни, она скромно служила билетершей в филармонии, не возненавидев, как это нередко случается с неудачниками, отвергшее ее поприще, а нежно любя музыку… Забыв о мотивах и целях «концерта», Дан и сам заслушался. Он даже закрыл глаза, и если б не товарищи…

– Смотри, смотри, – зашептала Натали, – вон там…

– Вижу, – коротко отозвался Патрик.

Дан открыл глаза и увидел прямо перед собой, на расстоянии пары десятков метров жильца ближайшего коттеджа. Тот вышел на крыльцо и, удивленно тараща глаза, вслушивался в незнакомые звуки.

– Что и требовалось доказать, – бросил Маран с непонятным отвращением, когда на экране вспыхнул перевод очередного послания… Нет, извините! До того. Знакомый зонд-насекомое еще не успел вылететь в окно, а перевод доставленных им нескольких предложений появился только через минуту-другую после странной фразы Марана. Озадаченный Дан прочел его одновременно с другими.

«За нами следят. Ищем пути. Возможность встречи возросла, однако понадобится еще некоторое время. Ждите.»

– Боюсь, что ты прав, – сказал Патрик со вздохом.

Что такое? У Марана с Патриком появились свои секреты? Дан с трудом отогнал чувство совершенно детской обиды и заставил себя спокойно, даже лениво спросить:

– В чем дело?

– Дело в том, что Маран… – Патрик запнулся и, подумав, перешел на английский, который Дан знал с грехом пополам: – Помните, Маран говорил о гипотезе? Относительно этих… – Он замолчал, подыскивая, видимо, подходящий термин или просто английское слово.

– Сопротивления, – подсказал Артур.

– Именно что, – Патрик иронически усмехнулся.

– Ну и в чем же суть этой гипотезы?

– Ее можно выразить в двух словах. Его нет.

– Кого? – не понял Дэвид.

– Сопротивления.

– То есть?

– Это инсценировка. Попытка удержать нас от контактов с палевианами и каких-либо радикальных действий. Попытка выиграть время.

– Абсурд!

Дэвид оказался сдержаннее Артура. Он только кратко спросил:

– Доказательства?

– Позачера тут высказывались сомнения насчет корреспондентов. Им предлагалось вступить в переписку. Сегодня мы получили письмо. Только те, кто сидел у систем слежения…

– Совпадение! – перебил его Артур, грохнув по столу кулаком. – Обыкновенное совпадение.

– Может, и так, – ответил Патрик против обыкновения флегматично. – Может, и так. Однако лично я другого мнения.

Дан поежился. Столь беспощадного предположения он не ожидал. Трудно было смириться с… С чем? Ну конечно, незаметно для себя он сконструировал в воображении стройную систему, в основе которой лежало противостояние. Какое? Правящих и бесправных, сильных и слабых, подавляющих и подавляемых? Нет, простите, это не противостояние, это всего лишь общество насилия, тоталитарное общество, противостояние возникает тогда, когда бесправные начинают сражаться с правящими за свои права, одни явно, другие тайно, одни отчаянно, рискуя жизнью, другие тихо, осторожно, мудро… Тут Дан понял, что невольно принял за основу модель Бакнии. А почему, собственно? Что за неистребимая тяга к экстраполяциям? Что общего между Бакнией и этим не имеющим названия обществом? Бакнией насилие владело недолго, оно не успело окончательно убить дух людей, истребить богатую и древнюю бакнианскую культуру, а тут… Хотя он опять неправ, неправ с самого начала, откуда он взял, что на Палевой общество насилия, из чего он это вывел? Из его закрытости? Но мало ли какие причины могут породить подобную закрытость? Может, это общество… допустим, всеобщего раскаяния? Легко сказать – погубить целую страну и целый народ. Может, после трагедии Атанаты чувство вины стало определяющим в настроениях палевианского общества, самодовлеющим, сломило волю этого общества к жизни и, в итоге, явилось невольным импульсом к деградации?

– Все равно я не могу этого принять, – упрямо сказал Артур. – Мне отвратительна сама мысль… Какое-то общество всеобщей покорности!

Вот-вот! Дан оживился.

– А что если здесь господствует религия, проповедующая всеобщую покорность? Подобные вещи не так страшны, когда не глобальны. А когда они овладевают миром…

– Кстати, Дан, – вставил Патрик, желая, наверно, положить конец спору… а скорее, помешать его продолжению на понятном палевианам языке, поскольку общий разговор мог идти только на интере, на который машинально перевел его Дан, – время твоего вечернего концерта. Слушатели ждут.

Дан выглянул в окно. В тени ближайших строений, за стволами деревьев, за приотворенными – оказывается, они иногда все-таки открываются! – окнами угадывались темные фигуры.

Выйдя на крыльцо, он застыл в изумлении. Кто-то за его спиной громко ахнул, он даже не обернулся. Вот это да! Затевая свои «музыкальные вечера», он и в мыслях не имел… День ото дня число слушателей возрастало, неуклонно, но медленно – десяток, два, три, пять… И вдруг! Почему произошел прорыв, определить было трудно… Смена репертуара? Вчера он впервые проиграл оперу, возможно, именно человеческий голос оказался инструментом, наиболее близким палевианской душе? Или просто изменения накопились, и произошел скачок, переход в новое качество? Неважно. Главное, на траве, на крыльцах домов, на неубранных стволах поваленных деревьев и охапках палых листьев сидели сотни людей. И ведь пришли загодя, за целых полчаса! К тому же они сидели открыто, не прячась, такого еще не было…

Подумав, Дан повернул обратно. Пробежав глазами список названий на крышке коробочки с кристаллами, он решительно сменил программу: вместо запланированной симфонии на лужайке проникновенно зазвучала «Аида» Верди.

По его мнению, на первый раз палевианам было достаточно одного акта, но когда тот кончился, и трансляция прекратилась, ни одна из неподвижных фигур вокруг даже не пошевелилась. Переживали ли они услышанное, или то была немая просьба продолжить? Вот, кстати, удобный повод, надо подождать, может, немая просьба превратится в словесную. Хотя… Дан спросил взглядом совета у сидевшего рядом Марана, с которым они устроились на крыльце соседнего пустующего коттеджа, Маран молча кивнул, и он послушно тронул сенсор пульта. И правда, зачем провоцировать несчастных на наказуемые поступки?

Шел к концу третий акт, когда неподвижные, как деревья, среди которых они сидели, палевиане вдруг зашевелились, большинство «меломанов» стало подниматься и пятиться к стенам ближайших домов. Через минуту причина замешательства прояснилась. Из-за изгиба улицы вышел человек и направился прямо к разведчикам. Не сильно, но все же выделявшиеся на общем серо-голубом тоне одежды ярко-синие повязки на обеих его руках можно было разглядеть уже издали.

У дверей Большого Дома – так, оказывается, называлось высокое круглое здание на центральной площади, проводник не остановился, только слегка замедлил шаг, и обе створки с торжественной неспешностью растворились перед ним. Дан скосил глаза на невозмутимого Марана… Он еще продолжал удивляться, произошло невозможное, на наконец-то наметившийся контакт шли не контактологи, и случилось это без борьбы, не прекословил даже Артур, сказавший только: «Идите вы. Я оставляю за собой „корреспондентов“, они мне более по сердцу»… Маран незаметно притронулся ладонью к груди, Дан ответил легким движением век, он уже заметил свисавший с шеи их проводника медальон на длинном толстом шнурке… Нет, это не медальон, круглая металлическая штуковина с выпуклой линзой посередке, явная электроника, нечто подобное их «ключу»…

Нижний этаж Дома просматривался целиком и представлял собой огромный круглый зал высотой метров в семь. Он был абсолютно пуст, только в середине его высилась синяя колонна. «Вечный огонь» отсутствовал, очевидно, горел не всегда, сейчас его заменял ровный, хотя и неяркий свет, исходивший непонятно откуда. По периметру зала располагались лестницы, перед тем, как сосчитать, Дан предположил, что их девять, и оказался прав. Лестницы были дугообразно изогнуты и льнули к стене, «гид», не останавливаясь, прошествовал к одной из них и, жестом пригласив землян следовать за собой, стал подниматься. Когда потолок зала остался внизу, свет заметно потускнел. Лестница вилась спиралью вдоль наружной стены, точно так же, как в колодце под землей, только здесь «лестничная клетка» была отделена от внутренней части дома. Несколько витков, и лестница уперлась в плотно закрытую дверь. «Гид» остановился перед ней, подав разведчикам знак стать чуть поотдаль. Прошло не менее пяти минут, пока дверь дрогнула и медленно, плавно откатилась в сторону. Короткий прямой коридор и еще одна дверь, открытая настежь. Дан переступил порог не без волнения. Комната, в которую они попали, оказалась круглой, поменьше зала внизу, но тоже немалых размеров. В центре ее на широком сидении восседал немолодой… Дан понял это с первого взгляда, хотя не заметил никаких признаков седины… а седеют ли обитатели Палевой вообще?.. немолодой палевианин в такой же одежде, как тот, который сопровождал их в Дом… собственно говоря, он был одет, как все. На руках непомерно широкие, наползавшие на локти синие повязки. Больше в комнате не оказалось никого и ничего, даже стульев, видимо, владельца этого помещения полагалось выслушивать стоя. Так сказать, почтительно внимать. Прямо тронная зала! Внутренне усмехнувшись, Дан решил принять правила игры. Не то Маран! Тот остановился посереди зала и стал демонстративно оглядываться. По лицу хозяина пробежала легкая тень, но он подал знак «гиду», который вышел, через минуту возвратился с двумя обычными пластиковыми стульями и подал их землянам, сам же остался стоять в почтительном отдалении. Надменности на лице хозяина комнаты вроде бы поубавилось. Неужели первый раунд остался за Мараном? Подождав, пока гости сядут, хозяин торжественно произнес:

– Приветствую вас в Большом Доме, чужеземцы!

Дан понял фразу и так, но стоявший у стены «гид» робко придвинулся поближе и неожиданно перевел ее на интер. Маран ответил почему-то тоже на интере, хотя, конечно, сумел бы… Впрочем, ему лучше знать…

– Мы рады приветствовать в твоем лице… – он намеренно сделал затяжную паузу, и его собеседник, не спеша, ответил на незаданный вопрос:

– Меня называют Самым Старшим.

– Мы рады приветствовать в твоем лице, Самый Старший, всех жителей этой планеты.

– От чьего имени?

– От имени народов, населяющих планету Земля, по воле которых мы здесь.

– Все мы скромные слуги наших народов, – заметил Самый Старший с вкрадчивой полуулыбкой. – Но что ищут земляне в столь невообразимой дали?

– Друзей, – ответил Маран коротко.

– Друзей? Что, в таком случае, привлекло вас в Леоре? В Леор уже многие годы не ступала нога человека. Разве воду ищут в пустыне?

Пока Дан мысленно формулировал достаточно осторожный ответ и, как всегда, не мог сделать этого сразу, Маран… как и на Перицене, он легко и естественно перехватил инициативу… Маран довольно холодно сказал:

– Наверно, мы проявили излишнее любопытство и нарушили некие запреты. Возможно, нас извинит то, что никто не изъявил желания нас с этими запретами познакомить.

Все время блуждавшая по лицу правителя – так Дан определил для себя статус Самого Старшего, легкая улыбка стала предельно широкой, он даже развел руками, воскликнув:

– Какие запреты? Никаких запретов. Единственное, что мы себе позволяем, в мягкой, очень мягкой форме давать рекомендации. Каждый волен придерживаться их или… не придерживаться.

– И как вы поступаете с теми, кто не придерживается ваших рекомендаций? – вмешался Дан. Злость, прозвучавшая в его голосе, неприятно поразила его самого, но правитель не заметил или сделал вид, что не заметил его вызывающего тона.

– Как поступаем? – переспросил он.

– Да. Какая ему полагается кара?

– Никакая. У нас не предусмотрено лишение человека жизни. У нас не предусмотрено лишение человека свободы передвижения. У нас не предусмотрено лишение человека пищи или воды.

– Конечно. У вас предусмотрено лишение его права на общение.

Самый Старший снисходительно улыбнулся.

– Это не кара. Так наказывают провинившихся детей.

– Чем же и перед кем провинилась Миут? – спросил Дан с горечью.

Правитель серьезно и грустно покачал головой.

– Неужели там, откуда вы явились, не умеют отличать больных от здоровых? Внутренний мир Миут глубоко расстроен. Общество не может позволить, чтобы больные своими странными речами смущали покой здоровых. Но оно настолько гуманно, что не изолирует больных физически, даже самых тяжелых, а позволяет им жить среди нормальных людей, нося только отличающий их от прочих наряд. Но довольно об этом. Как долго вы намереваетесь пробыть у нас?

– Это зависит от вашего гостеприимства, – ответил Маран спокойно.

– Наше гостеприимство не имеет пределов, – радушно улыбаясь, заверил его Самый Старший. Глаза его при этом сузились, как щелочки. – Впрочем, как и ваше любопытство, насколько я понимаю.

– Мы готовы соизмерить наше любопытство с вашим гостеприимством, – усмехнулся Маран.

Самый Старший задумался и думал довольно долго.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Допустим, мы возьмемся познакомить вас с тем, что вас интересует. Прекратите ли вы в этом случае задавать вопросы рядовым, мало осведомленным членам общества?

– Мы не задаем… – начал было Дан, но Маран перебил его:

– Прекратим.

– И не будете нарушать покой людей вашими хаотическими звуками?

Дан даже не сразу понял, а когда до него дошло… Вот так номер! Неужели все это представление вызвано к жизни его скромными концертами? Кто бы мог подумать!

– А чем наши звуки мешают вам? – спросил он.

– Не мне. Тем, на ком вы ставите свой безответственный эксперимент.

– И все же?

– Они неконтролируемы. Они неоправданно возбуждают. Люди не спят ночами, ходят, шумят. Неизвестны последствия подобного воздействия на психику. На поведение. На здоровье.

– Неужели у вас совершенно нет музыки? – последнее слово палевианского аналога не имело, Дан, во всяком случае, его не знал, но собеседник понял.

– Нет.

– И не было?

Правитель снова заколебался, потом неохотно сказал:

– Может, и была. Когда-то давно. Вместе с другими подобными реликтами. Позднее многое отмерло. За ненадобностью.

Потрясенный Дан молчал. Маран спросил:

– Когда – давно?

– Очень давно. В самом начале Эры Единства. Судите сами – сейчас у нас идет четыреста двенадцатый ее год.

– А что было до Эры?

Деланное оживление на лице Самого Старшего угасло. Пропустив вопрос мимо ушей, он сказал:

– Итак, будем считать, что мы договорились. Обдумайте вопросы, на которые вы хотите получить ответы. За вами придут в ближайшие дни, – и, давая понять, что аудиенция окончена, тут же поднялся с места.

Оказавшись на улице, Маран сразу перешел на бакнианский.

– Четыреста двенадцатый… Это сколько же земных лет? Триста тридцать два, так? Почти совпадает со временем посещения Торены. Любопытно, – сказал он задумчиво. – А скажи-ка, Дан, тебе приходилось видеть людей в особых нарядах?

– Каких нарядах? – не понял Дан.

– Ну иных. Отличающихся от прочих, как выразился этот император в лохмотьях.

– А что?

– А то, что мне очень хотелось бы побеседовать с местными сумасшедшими.

– Зачем?

– Затем. Так видел ты или нет?

Дан порылся в памяти.

– Вроде бы нет. Точнее, не обращал внимания. А чем они должны отличаться? Цветом, что ли?

– Черт его знает. Надо понаблюдать. А лучше препоручить это компьютеру. Данных для анализа, наверно, уже достаточно.

Данных и в самом деле оказалось достаточно. Начал компьютер с синих повязок, отвергнутых Мараном немедленно, хотя Патрик и предложил гипотезу об обществе, коим успешно правят безумцы. Потом компьютер продемонстрировал широкую, похожую на атласную, полосу, которой были оторочены блузы кое-кого из палевиан. Эта версия Марану понравилась больше, во всяком случае, он удовлетворенно кивнул, этим, впрочем, и ограничившись. Немного позднее, после ужина, когда возбужденные контактологи вкупе с Патриком и при посильном участии Натали сели составлять список вопросов, которые, по их мнению, надлежало задать правителю или тому, кто заменит его во время предстоящей беседы, Маран никакого интереса к дискуссии не проявил, а молча удалился в спальню. Дан, раздираемый двумя противоположными стремлениями, посидел с четверть часа в гостиной и даже внес несколько предложений, но скоро не выдержал и пошел проверить, уснул ли уже Маран.

Оказалось, что тот и не думал спать, во всяком случае, лежал на койке одетый.

– Маран, – спросил с порога Дан, – объясни, пожалуйста, зачем тебе сумасшедшие?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю