Текст книги "Знаешь, сколько опало во сне лепестков..."

Автор книги: Го Цзинмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

13

После этого я полностью погрузилась в работу. Наша компания собиралась участвовать в фестивале рекламы, на которую направили меня с Лу Сюем. Я всё удивлялась, почему же отправляют меня, ведь в компании я практически не высовывала головы. Предателем оказался Лу Сюй – он нарочно не хотел дать мне спокойно пожить, он сказал: «Я выцарапал для тебя эту возможность, теперь мы можем вместе закончить продукт и участвовать в выставке». Лу Сюй произнёс это чрезвычайно надменно, словно император, оказывающий милость дворцовому евнуху. Если бы в кабинете не было начальника, я бы давно уже направилась к нему, по пути затачивая нож.

Принявшись за работу, я заметила, что дни полетели один за другим, я всё время зарывалась в стопку бумаг и вздыхала по своей молодости, задушенной в колыбели Лу Сюем. Он всегда кидал на меня косой взгляд и укорял, что, мол, в моём возрасте стыдно говорить такое. В офисе я все проблемы с Лу Сюем решаю силой, обычно именно я оказываюсь сильнее и быстрее и понимаю, что кто первый ходит – тот и выигрывает. Каждый раз я, сделав Лу Сюю пакость, убегала сломя голову в большую комнату, где притворялась, что пришла попить воды, скопировать документы и т. д., Лу Сюй прибегал следом за мной и начинал ходить вокруг меня, словно лев, но так и не осмеливался ответить. Когда он сердится, он становится очень возбуждённым, прям как ребёнок из детского сада, женщин бьёт – я, может, и не красавица, но всё же можно увидеть, что я женщина, похоже, у него проблемы с распознаванием полов, и он считал меня своим корешем, но корешей своих так тоже никто не бьёт, может я для него и не человек вовсе. Я вдруг вспомнила, как Вэньцзин, когда заболтается, любила приговаривать: "Делай что хочешь, но не забывай, что я всё же человек".

Я знала, что Лу Сюй с детства был донельзя избалован родителями, они боялись держать его под крылышком, чтобы не лишать его свежего воздуха, но и боялись выпускать, чтобы тот не покрылся веснушками от пыльных бурь. Вдобавок у него была очень нежная и скромная девушка, поэтому характер у него был такой же скверный, как и у меня. Но Будда всё видит, на всякую силу найдётся другая сила, и ему сильно не повезло, что он попался ко мне в руки. Когда мы с Вэньцзин принципом "око за око" завоёвывали своё законное место в средней школе, ты ещё у мамы на коленках пузыри пускал!

На самом деле это Вэйвэй научила нас, что быстрее и эффективнее всего разрешать вопросы с помощью силы. У Вэйвэй есть младшая сестра-близнец, они так похожи, что их действительно даже папа с мамой различить не могли. Они часто называли Вэйвэй "младшенькой", а Вэйвэй, не зависимо от того был ли кто посторонний, громко отвечала: "Я старшенькая!" – выразительно и с расстановкой, словно читая танские стихи, так что у родителей лица тут же становились зелёными. Народить двоих детей и самим не различать их – это и впрямь оригинально. Вэйвэй ещё в детском саду начала вживаться в образ "добра с кулаками", её любимым занятием было воевать с мальчишками. Как-то раз один симпатичный мальчик увидел, что сестрёнка Вэйвэй красивая, подошёл и, взяв её за руку, сказал: "Я уже здесь с утра, и со мной никто не играет, давай ты будешь со мной". По интонации сразу было ясно, что он повторял за папой, и вырастет он полным разложенцем. Малышка не была готова к такой наглости и сразу убежала плакаться к старшей сестре. Узнав, что сестрёнку обидели, Вэйвэй сразу прибежала и тут же ударила мальчика в глаз, тем самым восстановив справедливость. Потом этот мальчик стал моим одноклассником – тот самый барчук Байсун. Когда он ещё не знал о том, что у Вэйвэй есть сетрёнка, он всё время удивлялся, как же это можно так замысловато драться: сначала притворяться неженкой, убегать и плакать, а потом возвращаться и надавать по лицу.

14

В тот день я сидела в офисе и рассматривала новые идеи для рекламы, когда позвонила мама и начала расспрашивать, как у меня дела и всё ли у меня в порядке. Я подумала, что разлука и впрямь сближает – мама долго не видела меня и заскучала. Я сразу почувствовала улучшение в самоощущении, слово за слово, и я сама не думая произнесла: «Мама, Вы, наверное, тоже по мне сильно соскучились, может, я обратно перееду?» Мама, похоже, до сих пор пребывая в ужасе от звонков Лу Сюя, услышав это, сразу выронила телефонную трубку из рук на пол. Под звуки удара трубки моё сердце разбилось. Ну и мамаша, я же просто невзначай сказала, что собираюсь вернуться домой, я ж не групповое убийство совершила и собираюсь схорониться дома месяц, так ведь? Я недовольно положила трубку. Мама, похоже, тоже поняла, что перестаралась, и даже позвонила два раза, чтобы сказать, что она не это имела в виду и что она будет очень рада, если я вернусь. В моём сердце раздавался крик о том, насколько в наше время все лицемерны, и чуть было не сказала: «Хорошо, тогда я возвращаюсь».

Телефон зазвонил в третий раз, я подумала про себя, вот неуёмная мамаша. Взяв трубку, я сказала: "Мама, я знаю, Вы не это имели в виду".

В трубке я услышала голос редактора Лю, он, усмехнувшись, сказал:

– Линь Лань, не виделись пару месяцев, а ты уже всех мамой называешь!

– А, господин Лю, здравствуйте, здравствуйте, я тут с мамой поспорила. Что случилось?

– Да нет, ничего, просто хочу сказать, что с выходом твоей книги у нас могут возникнуть проблемы.

– Какие проблемы? Я надеюсь, что Вы сможете помочь, это всё же моя родная сестра.

– Линь Лань, ты читала её повесть? Ученик средней школы лучше напишет, я знаю, что ты хочешь ей помочь, и не стоит обманывать меня, что это твоя родная сестра, у тебя фамилия Линь, у неё – Яо, родство налицо. Если ты действительно хочешь выпустить её, я могу выпустить её для тебя чисто из человеческой симпатии к тебе, но гонорар и тираж я дам не больше 5% и 5000.

Я слушала его и думала, как же обо всём этом рассказать Гу Сяобэю.

Повесив трубку, я сидела на диване и обдумывала этот вопрос, в конце концов я решила сама немного помочь Яо Шаньшань деньгами и поднять гонорар до 8% – всё равно это всего несколько тысяч, будем считать, что это мой долг перед Гу Сяобэем.

Я прямо сказала ей, что с выходом её книги возникли небольшие проблемы, но я постараюсь всё уладить.

Из телефона послышался равнодушный голос Яо Шаньшань: "Если не получается, то не надо, я особо на тебя и не надеялась", и она сразу бросила трубку.

Разве я кого обидела? Я тоже со злобой бросила трубку. Я решила больше не связываться с этим делом. В конце концов, я должна Гу Сяобэю, а не Яо Шаньшань, ты за него замуж не выходила, по какому праву пользуешься его благосостоянием?

Спустя три минуты раздался звонок Гу Сяобэя – Яо Шаньшань умеет быстро жаловаться!

В трубке я слышала голос Гу Сяобэя: "Линь Лань, я знаю, ты хочешь денег, назови сумму, если это не заоблачные деньги, я заплачу тебе, чтобы ты помогла ей выпустить книгу".

Услышав эти слова, я вся похолодела. Гу Сяобэй, мы были с тобой вместе шесть лет, две тысячи сто девяносто дней, неужели ты не знаешь меня? Ты думаешь, я смогу взять эти вонючие деньги?

Несмотря на то что, я сказала себе не плакать,– с чего мне плакать, моей вины же ни в чём нет,– но у меня из глаз предательски потекли слёзы. Не знаю, что наговорила Гу Сяобэю Яо Шаньшань, но я с горечью на сердце стала вспоминать прошлое, не пойми кто оговорил меня перед ним, и он тут же вскакивает и начинает на меня давить. Куда же ушел Гу Сяобэй из моих воспоминаний, ласковый и улыбающийся – поминай теперь как звали.

Я дослушала Гу Сяобэя, вытерла слёзы, притворилась расслабленной и равнодушной и с разрывающимся сердцем сказала ему: "Гу Сяобэй, оказывается вот какой я была в твоих глазах все эти шесть лет.

После этого я закричала в трубку: "Гу Сяобэй, чтобы через пять минут ты был в кафе на первом этаже моего офиса, если опоздаешь хоть на минуту – убью на месте!"

15

Я, взяв с собой институтские эскизы, по которым Лу Сюй сегодня должен был аттестовать меня, вышла из общежития. Я рассержено села в машину и, как львица, прорычала таксисту: «Трогай, давай!» Водитель испугался до дрожи, он, наверное, подумал, что я какая-то бандитка.

Когда я принеслась, Гу Сяобэй уже был там, Яо Шаньшань тоже. Они сидели и пили кофе, Гу Сяобэй – с серёзным лицом, опустив голову, а Яо Шаньшань смотрела на меня крайне провоцирующим взглядом.

Я подошла и, размахнувшись, дала Гу Сяобэю пощёчину, выглядело это, как будто, я ударила, что было сил, но на самом деле только я и он знали, что я ударила совсем не больно, я не посмела бы ударить его по-настоящему. Гу Сяобэй стоял с поникшей головой молчал, лишь его глаза ярко блестели.

Я закричала: "Гу Сяобэй, ты неблагодарный злобный человечишка..."

Не успела я договорить, как Яо Шаньшань вскочила и отвесила мне оплеуху, раздался такой хлопок, что услышало всё кафе. Она заверещала: "Ты, Линь Лань, ты вообще кто такая, с каких это пор тебе позволено бить Гу Сяобэя?!" Её пощёчина была действительно злой – точной и сильной, я даже не успела подумать о том, как увернуться. Она хорошенько приложилась, моё лицо сразу опухло, я даже начала подозревать, не занимается ли она кикбоксингом.

Похоже у меня от её удара помутилось в голове, я долго стояла на месте, ничего не предпринимая, меня с детства никто ни разу не бил. Гу Сяобэй, и тот боялся меня ударить, а ты кто такая будешь? К тому моменту, когда я сообразила, что нужно дать Яо Шаньшань сдачи, Гу Сяобэй уже крепко держал меня, он смотрел на меня, и его глаза были полны боли и жалости, он сказал: "Линь Лань, хватит". Пока я из последних сил пыталась вырваться, эта гадина Яо Шаньшань отвесила мне ещё одну затрещину, так же быстро, как и в первый раз, так что у меня и секнуды не было, чтобы увернуться. После этого я обессилела, я позволила Гу Сяобэю схватить мои руки, после чего сказала ему: "Отпусти меня, прошу тебя, отпусти".

Услышав мои слова, Гу Сяобэй, испугавшись, тут же ослабил хватку, я смотрела на него и увидела, что у него тоже выступили слёзы. Он сказал: "Линь Лань, не надо так". Я молча стала поправила растрепавшиеся от удара волосы, после чего взяла эскизы и собралась уходить. Укладывая эскизы, я вдруг вспомнила любимые слова Вэньцзин: "Делай что хочешь, но не забывай, что я всё же человек". Я посмотрела на Гу Сяобэя и про себя сказала: "Я для тебя ещё человек?" Я повторяла про себя эту фразу, и почувствовала, как к горлу подкатывается комок. Я сразу заставила себя не думать об этом, потому что боялась заплакать. Я боялась заплакать не перед Гу Сяобэем – сколько раз я плакала на его плече, так что оно всё оказывалось в моих слёзах. Я боялась заплакать перед Яо Шаньшань – это был бы уже совсем позор. Я развернулась и пошла на выход, но перед этим я подавлено бросила Гу Сяобэю: "Гу Сяобэй, ты просто сопляк!"

Я развернулась, но сразу почувствовала, как Яо Шаньшань сильно хлопает меня по плечу. Я обернулась, и мне в лицо полетело кофе из её чашки.

16

Кофе стекал по моим волосам, одежде и лицу, все посетители кафе смотрели на меня, но мне почему-то не было стыдно, только по сердцу как будто водили ножом. Кофе окончательно замарал мои эскизы, я пыталась вытереть их рукавом, но ничего не получалось. Я села на корточки и, наконец, заплакала. На самом деле эти эскизы я рисовала, когда мы были вместе с Гу Сяобэем, один я оставляла себе, один отдавала ему. Моих теперь больше нет,– как контракт, которого теперь больше нет в моем распоряжении, и поэтому я больше не могу требовать от Гу Сяобэя клятв о вечной верности, которые он мне когда-то давал. Я смотрела на смутные очертания, оставшиеся от красивых серебряных тонко прорисованных эскизов, и мне становилось всё невыносимее. Вдруг чья-то рука подхватила и подняла меня с корточек.

Я повернулась и увидела Лу Сюя. Он посмотрел на меня и, подумав что меня обидели (а меня ведь и вправду обидели), засучив рукава сразу кинулся вступаться. Я тут же бросилась к нему с объятьями и словами: "Не надо, Лу Сюй, не надо". В это время мои слёзы стекали на его костюм ценой больше 10 000 юаней.

После этого я взяла его за руку и направилась к выходу. Когда мы уходили, я бросила Гу Сяобэю: "Я больше ничего не должна тебе".

Глаза Гу Сяобэя были словно два бриллианта, его взгляд был таким же, как и прежде – полным света, а по краям глаз блестели слёзы.

Мы с Лу Сюем вошли в лифт, где я наконец не выдержала и разразилась рыданиями. Лу Сюй какое то время бестолково мял руки и переминался на месте, не зная что делать, после чего достал из кармана платок и протянул его мне. Увидев платок, я сразу вспомнила о такой же привычке Гу Сяобэя и заревела ещё горестнее. Лу Сюй окончательно потерял надежду успокоить меня, встал, прислонившись спиной к стене лифта и лишь изредка вздыхал.

Потом Лу Сюй сказал мне, что в тот день я своими рыданиями не на шутку напугала его, до этого он всегда считал, что плачущая Линь Лань – это что-то невозможное, скорее уже небо упадёт на землю, и в любой ситуации она будет всё той же громоподобной железной леди. Он сказал, что, когда в тот день он увидел, как я плачу, сидя на корточках, он чувствовал, что по его сердцу будто провели ножом и что ему сразу захотелось пойти разобраться с тем парнем.

Я была тронута его словами. Я похлопала его по плечу, сообщила ему, что очень тронута, а ещё, что я решила, что он должен пригласить меня в ресторан.

Лу Сюй тут же согласился, но потом, как будто поняв в чём дело, жалобно застонал и сказал, что я опять поймала его на слове.

17

С тех пор, как я получила две оплеухи от Яо Шаньшань, я стала очень редко вспоминать прошлое, я всё время говорила себе, что я начинаю новую жизнь, что я Ницше, что я солнце. Я хочу жить по-новому, а кто встанет на моём пути – тому смерть. И вскоре я действительно забыла всё то, что так хотела забыть. Мы с Лу Сюем участвовали в конкурсе рекламы и, подобно лоснящейся чёрной лошадке, бешено ворвались в финал. Руководство компании тоже было очень довольно и решило применить тяжёлую артиллерию, дабы задобрить жюри. Для этого в «Ванфу»[23]23
  «Ванфу» (The Peninsula Palace Beijing) – пятизвёздочный отель в Пекине.


[Закрыть] для них был устроен роскошный ужин с яствами из разных диких животных, на который позвали и меня с Лу Сюем.

Сначала я хотела одеть вечернее платье до пола, чтобы быть как манящий цветок. Но я сразу подумала, что в таком случае меня точно кто-нибудь захочет споить. Я представила, как я стою в этаком неземном аристократическом наряде с закатанными рукавами и лицом красным до мочек ушей посреди кучи мужиков и кричу: "Братан, ты меня уважаешь? Давай выпьем!". Это, как если б на "Голубом огоньке" ведущий, объявляя очередной номер, взял и закричал: "Посмотрите на этих придурков, до чего же увлекательно!" Так что я решила одеть удобный офисный костюм.

У входа я увидела Лу Сюя, который стоял и ждал меня. Он вырядился так, что хоть на свадьбу отправляй. Я взглянула на его Armani за несколько десятков тысяч и усмехнулась про себя: сейчас мы посмотрим, как ты будешь выпендриваться.

В зале пиршество было в самом разгаре. Мы с Вэньцзин сызмальства были натренированными участниками застолий: мы как бы невзначай играемся с бокалами, на самом деле проделывая различные трюки, благодаря которым можно выпить меньше,– это секрет, которому меня научил отец. А этот тупица Лу Сюй каждый раз, когда ему предлагали, выпивал. У меня в душе раздавался крик: "Ты что, думаешь это родниковая вода? Даже бровью не пошевелит!". И не поймёшь, то ли он так пить умеет, что ему три-пять бокалов нипочём, то ли он настолько глуп, что позволяет себя спаивать. Вскоре подтвердилось последнее, потому что всего через полчаса он мне заявил: "Линь Лань, у меня голова очень кружится".

После этого я решила помочь ему отбить эту алкогольную атаку, и все вскоре были поражены тем, сколько я могу выпить. Лишь у меня в сердце раздавался вопль: "Ты что, думаешь это родниковая вода?"

На самом деле мне было до лампочки, выживет ли сегодня Лу Сюй, но я вдруг подумала, что если он совсем напьётся, то мне же придётся его домой на себе тащить. Это уже была сверхзадача, поэтому я решила, что лучше уж я вместо него напьюсь пьяной, и скажу ему, чтобы он меня донёс до дому.

Эти люди действительно были жестоки – один за другим спаивали меня, словно Яо Шаньшань, все вместе, улыбаясь до ушей, улучали любой момент напакостить. Ближе к концу тосты стали истощаться и начало звучать даже такое, как "за то, чтобы еда в "Ванфу" была ещё вкуснее!" – такими тостами только людей пугать. Задирая голову, чтобы выпить, я думала, этот вонючий Ванфу не я открыла, что ты мне-то это говоришь. Напившись изрядно, эти люди начали показывать свою истинную звериную сущность, дичь и зверьё на столе смешалась с дичью и зверьём вокруг стола, можно сказать, что я лишний раз посмотрела "В мире животных".

После окончания банкета мы с Лу Сюем вышли из ресторана. Меня мутило, поэтому я не стала брать такси, решила прогуляться. Лу Сюй к тому времени уже пришёл в себя и воспрял духом. А бедняжке Линь Лань ещё в ресторане пришлось тайком ходить в уборную, и избавляться от изысканных яств в желудке, чтобы продолжать мою затяжную войну со зверьём. Поэтому сейчас в желудке у меня было пусто, как после ограбления, даже рвать было нечем. Лу Сюй забежал вперёд меня, полуприсел и протянул руки назад. Я спросила: "Ты чё собрался делать?" Он, не поворачивая головы, сказал: "Залезай". Услышав это, я сразу запрыгнула на него, чтобы он не успел пожалеть о своём решении. Этот субъект даже женщин бить готов, куда уж ему до галантного рыцаря, для которого выпущенное слово действительно не воробей.

В тот вечер я так и уснула на широких плечах Лу Сюя, к тому же подряд посмотрела несколько снов, словно сериал. Похоже, я во сне опять рыдала – его Armani за несколько десятков тысяч опять весь был измазан моими соплями и слезами, поскольку во сне я опять вспомнила Гу Сяобэя, вспомнила, как, когда мы ездили на Эмэйшань[24]24
  Эмэйшань – живописная гора в провинции Сычуань, известное в Китае туристическое место.


[Закрыть], что в Сычуани, он так же нёс меня на спине. Я тогда решила попробовать силы, ни в какую не соглашалась поехать на канатной дороге и кричала, что хочу сама вскарабкаться на гору. В результате, добравшись до середины подъема, у меня заболела поясница, и я во что бы то ни стало решила заставить Гу Сяобэя понести меня на себе. Сначала он упирался, но я всё решила силой.

Он пыхтел, словно паровоз, но нёс меня наверх. Он всё ныл, что я, этакий барчук, только и знаю, как угнетать добрых простых людей, он сказал, что, когда мы состаримся, он заставит меня носить его, чтобы вернуть долг. Я ему ответила, что у него совсем с головой плохо, когда состаримся – на креслах с колёсиками кататься будешь, какое там носить, если тебе куда надо будет, я через весь Пекин тебя провезу. От ответа Гу Сяобэя я чуть не подавилась: "Тоже мне крутая нашлась, вот слабо тебе будет меня на Эмэйшань затолкать?" Я, стукнув его кулаком, сказала: "Ты что, совсем совесть потерял – заставлять несчастную старушку толкать тебя на Эмэйшань！" Добравшись до Золотой вершины, он завалился на кровать и, прикинувшись трупом, проспал целые сутки, так что его даже ударами и пинками разбудить нельзя было.

Раньше мы ведь говорили, что вместе состаримся до седины, а несколько дней назад он держал меня, в то время как его девушка давала мне затрещины, как мне не плакать?

Воспоминания о том вечере у меня навсегда остались, будто в тумане, но одно я запомнила очень хорошо: меня вырвало, вырвало на Armani Лу Сюя, а он даже не отреагировал,– как будто меня вырвало на какое-то старое тряпьё на лавке старьёвщика, и продолжал неутомимо шагать вперёд со мной за спиной. Я услышала аромат туалетной воды Лу Сюя, и он напомнил мне такой родной запах шампуня моей Бабочки. После этого я уже уснула крепким сном.

Бабочка – это мой маленький пекинес, как и я, всегда обижает слабых и боится сильных, если увидит незнакомого ребёнка, сразу начинает истерично лаять, воображая себя немецкой овчаркой, а, лишь завидев какого-нибудь здоровяка, сразу забивается в угол, да так, что за уши не вытащишь.

18

После этого я всё время была занята. Я не плакала, мне не было больно, только иногда вдруг находила тоска, особенно, когда я была одна в тишине. Такое состояние продолжалось всё время, я по-прежнему дралась в офисе с Лу Сюем, иногда вместе ходили с ним за продуктами, а потом готовили у него на кухне – потому что я не хотела пачкать свою.

В тот день я только вернулась к себе, как мне позвонила Вэньцзин. Я очень обрадовалась, поскольку очень долго с ней не связывалась. Я упала на кровать, приняла самую удобную позу и приготовилась к последующему нашему с ней телефонному марафону. Но в результате Вэньцзин очень долго мямлила что-то в трубке, так и не сказав ничего членораздельного, я начала было подумывать, что она сделала что-то нехорошее по отношению ко мне, из-за чего её теперь мучает совесть. Я решила повеликодушничать: "Говори как есть, я правда не буду тебя винить, и вообще, нашла с кем церемониться!"

Вэньцзин всё продолжала тянуть волынку, но в конце концов, прерываясь, сказала, что у Гу Сяобэя будет день рождения, и мне нужно будет пойти на него.

Я застыла с трубкой в руке. Я уже очень давно не вспоминала о Гу Сяобэе, даже почти забыла о его дне рожденья. Я долго молчала, сжимая трубку.

Наконец, я спросила: "Это ты по наущению Гу Сяобэя в предатели записалась? Что ж он сам меня не пригласил?"

Вэньцзин в ответ только смущённо захихикала.

Я сказала, что если кого зовёшь в гости, то приглашать надо самому, просить третьих – не дело, это совсем не искренне. Договорив, я бросила трубку.

Положив трубку, я сидела в кресле и чувствовала, как на душе начинали поскрёбывать кошки. Раньше я за месяц до его дня рождения уже начинала обдумывать, что я ему подарю, доводя до истощения свои умственные силы, чтобы доставить ему радость. А сейчас о самом дне рожденья мне напомнила только Вэньцзин.

Я уже было погрузилась в вязкий мир мучительных воспоминаний, как зазвонил телефон. Я взяла трубку и услышала голос Лу Сюя: "Линь Лань, у меня скоро день рожденья, обязательно приходи, обязательно".