Текст книги "Свободная любовь"

Автор книги: Гленда Сандерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава девятая

      Дори разбирала накопившиеся бумаги, когда ей позвонила секретарша и спросила, может ли она поговорить с доктором Сергеем Кэролом.

     – Привет, доктор Сергей Кэрол, – заявила она несколько секунд спустя. – Знаешь ли ты, как внушительно это звучит? Неудивительно, что ты не сказал: «Это брат Дори – она может сейчас поговорить?»

      – Это мой менеджер говорил с твоей секретаршей, – объяснил он. – И ты не будешь такой язвой, когда узнаешь, почему я звоню.

      – О'кей, старший брат, я вся внимание. Так что случилось?

      – У меня мирное предложение. Поскольку ты знаешь, как неуклюже я предлагаю совсем не ту помощь, которая тебе требуется... – начал Сергей.

      – Это должно быть что-то серьезное. Не говори мне, что ты купил «роллс-ройс» и отдаешь мне свой «мерседес», – перебила его Дори.

      – А как насчет... Орландо?

      – Орландо? Во Флориде?

      – Как насчет уикенда в отеле «Пибоди»? Ты сможешь сидеть в баре и наблюдать за тем, как переваливаются утки, и воображать, как тебе придется ходить через несколько месяцев.

      – Удар ниже пояса, Сергей. – Почему Скотт не мог шутить со мной так? – мелькнуло в голове. – Так в чем же все-таки дело?

      – Я собираюсь на семинар по поводу нового применения лазера в хирургии. Я говорил тебе об этом. Однако я заработался и забыл забронировать место в гостинице, поэтому мне удалось получить только люкс. Вот я и подумал, что, может, ты захочешь убежать со мной на уикенд. Ты могла бы сделать свои рождественские покупки в торговом центре или в каком-нибудь другом месте. Ты сможешь освободить пятницу?

      – Пятницу, то есть послезавтра?

      – Боюсь, что так.

      – Согласна!

      – Великолепно. – Он помолчал. – Дори?

      –  Да?

      – Мы могли бы заехать в Гейнсвилл по дороге, если Скотт свободен. Я буду спать в гостиной, а вы двое могли бы...

      – Это не самая лучшая идея.

      Даже молчание Сергея на другом конце провода было выражением симпатии. Дори слышала, как он вздохнул и затем сказал:

      – Извини, Дори, мне очень жаль.

      – Да, Сергей, – мягко сказала Дори. – Все извиняются, всем очень жаль. – Она вздохнула. – За «извини» и семьдесят пять пенсов можно купить чашечку кофе.

      В пятницу утром он подъехал к ее дому.

      – Ты готова? – спросил он, войдя в квартиру и поднимая ее сумку с одеждой.

      – Я намазала лицо кремом от загара. На мне мой шарф, и у меня с собой одеяло, на случай холодного ветра, – сказала она. – Веди меня к твоему кабриолету.

      – А это что такое? – спросил Сергей, потрогав уши зайца, которого Дори вместе с одеялом засунула под мышку.

     – Его зовут Джордж, – сказала она. – Он принадлежит малышу. А до весны мы составим компанию друг другу.

     – Как скажешь, – произнес Сергей, пожав плечами с выражением «ты немножко не в себе».

      День был солнечный и прохладный, великолепный зимний день, характерный для Флориды, когда так хорошо опустить верх у «мерседеса». Дори, положив плюшевого зайца на колени, натянула на грудь одеяло и заткнула его за плечи.

      – Хочешь поговорить о типе, как его там зовут?.. – предложил Сергей, когда они выехали из города на открытое шоссе.

      – Страдает его «я», – горько заметила Дори. – Он находит, что я в состоянии беременности довольно обременительное для него обстоятельство. Он боится, что кто-то может подумать, что он совершил ошибку.

      – Дай ему время, Дори.

      – Он не собирается приспособиться к происшедшему.

      – Я думаю, ты не права.

      – Не права? У него было почти столько же времени, как и у меня, и он до сих пор не может произнести «малыш». Слово будто застревает у него в горле. Если бы он не пытался так сильно, я бы чувствовала горечь или озлобление. Но он пытается. Он хочет любить, но не может найти в себе любви к нашему ребенку. Меня это ужасно пугает.

      – Ему не у кого было набраться опыта. Ты же знаешь, как обстоят дела с его семьей.

      – А что, если он не сможет никогда? Если в нем никогда не проснутся отцовские чувства? – с горечью спросила Дори. Проглотив комок, подступивший к горлу, она сама ответила на свой вопрос: – Я теряю его, Сергей.

      – Ты что, думаешь, такое положение вещей сохранится навсегда? – спросил Сергей. – Неужели ты не понимаешь, что в конце концов тебе захочется иметь то, чего не могут дать отношения на расстоянии?

      Дори закрыла глаза, подставила лицо солнцу и вздохнула.

      – Я всегда считала, что, если я созрею для... традиционного союза, это случится и с ним, что мы примем это решение вместе.

      – Если Скотт не может привыкнуть к мысли о ребенке сейчас, когда он уже реальность, похоже, он не сможет это сделать никогда.

      Дори подавила рыдания.

      – Тебе ведь не нужен скальпель, чтобы проникнуть внутрь человека и обнаружить там величайший страх, не правда ли, доктор Кэрол? Мне невыносимо думать, что все может закончиться таким образом и Скотт не сможет найти в своей душе место для ребенка. Я так люблю его и знаю, что он любит меня. Следовательно, он должен полюбить и нашего ребенка.

      – Логика и модальные глаголы – для сказок и романов, Дори. Жизнь – очень сложная штука, и люди несовершенны. Он, возможно, пытается...

      – Да. Я знаю, он пытается. И самое обидное, что он пытается, но не может. Не хочу думать, что Скотт не соответствует своим возможностям, ведь он умеет любить. Из него получился бы прекрасный папа.

      Дори еле сдерживала слезы.

      – Я знаю, что получился бы, и мне страшно разочаровываться в нем. Было бы легче, если бы здесь была замешана другая женщина. По крайней мере я бы испытывала ревность, гнев. Если бы все закончилось вспышкой гнева, это было бы быстро, как гильотина. Но мы расстаемся постепенно, словно наша любовь умирает от какой-то медленной мучительной болезни.

      – Что бы ни случилось, Дори, ты справишься, – убежденно произнес Сергей.

      Она взглянула на него с кривой улыбкой.

      – Пустое утешение, братик? После того, как ты был так откровенен?

      Он ответил с доброй усмешкой:

      – Тебе придется пройти через это, сестренка. Понятие «поражение» не входит в семейный словарь Кэролов.

      – Мне хотелось бы убрать еще несколько слов из словаря Кэролов, – заметила Дори. – Например: несчастье, неуверенность, одиночество.

      В субботу, когда Дори спускалась по лестнице, утки с белыми шейками совершали свой обычный утренний марш через вестибюль. Она не могла не улыбнуться, когда лоснящиеся, откормленные кряквы шествовали шеренгой и перья на их хвостах качались с каждым шагом перепончатых лап. С какой важностью и помпой вела себя стая уток! Собравшиеся в холле гости отеля, задержанные процессией, отреагировали смехом, оценивающими «ух» и «ах», и лишь немногие, слишком уравновешенные, чтобы давать волю эмоциям на людях, смущенно откашливались.

      Когда торжественное зрелище окончилось, вестибюль быстро опустел, и Дори отправилась в парк «Морской мир». Она неторопливо бродила по парку, наслаждаясь мягким солнечным днем и легким ветерком. Пораженная размерами и величием дельфинов, плавно рассекающих воду, приведенная в восторг цирковыми номерами дрессированных морских львов, очарованная смышленой выдрой, Дори почувствовала, что ей удалось ускользнуть от депрессии, которая следовала за ней по пятам с момента, когда она покинула Гейнсвилл неделю назад.

      Ее окружали дети. Новорожденные спали в прогулочных колясках, не обращая внимания на шум вокруг. Малыши постарше, завороженные лающими и танцующими морскими львами, смотрели на все блестящими, широко раскрытыми глазами. Дети школьного возраста бегали около стены водоема, мечтая вымокнуть в фонтане соленой воды, которую выбрасывал кит, и визжали от восторга, когда он обливал их холодной струей. У ярко одетых детей лет 10—12 приступы псевдоискушенности чередовались с бурным весельем. Одним родителям все, похоже, надоело, другие выглядели веселыми, третьи – безмятежными, четвертые – улыбающимися и снисходительными, пятые – раздраженными и сердитыми. Дори наблюдала за ними и думала, как все беременные женщины, что за мама получится из нее самой. А также размышляла, хотя этого не должна делать ни одна беременная женщина, будет ли у ее ребенка отец.

      В павильоне тюленей был час кормления, и у загородки, за которой находился морской лев, и вдоль бассейнов с тюленями толпились люди, которые бросали им кефаль или наблюдали, как животные резвились, выпрашивая у посетителей еду.

      Морские львы, резвые и игривые, стоя на задних плавниках, словно на ногах, раскачивались и выпрашивали пищу. Моржи, с пестрой коричнево-серой шкурой и с кустистыми усами и бровями, вели себя солиднее, но были так же, как и львы, ловки и изобретательны. Один самец отплыл в сторону и помахал своим плавником, затем сердито залаял, когда не смог поймать рыбу, брошенную маленькой девочкой. Молодые тюлени завоевывали сердца посетителей молящими взглядами своих темных круглых глаз.

      Служащий в микрофон рассказывал о морских львах и тюленях, отмечая их общие и отличительные черты. Оба вида живут семьями на лежбищах. Самцов называют быками, самок – коровами, а детенышей – щенками. Семья обычно состоит из одного быка, одной-двух коров и множества щенков.

      Дори посмотрела вниз, на детеныша тюленя, в его темные умоляющие глаза, и прошептала:

      – Счастливчик, вокруг тебя целая семья.

      Сергей вернулся в номер раньше, чем предполагал, и нашел Дори свернувшейся в клубок на софе, с зайцем Джорджем, которого она крепко прижимала к груди. Ее глаза были красными, веки опухли от слез, на щеках – разводы туши.

      – Сергей, – позвала она. Затем, понимая, что ее слова могут прозвучать как обвинение, она сказала ровным голосом: – Ты рано вернулся.

      – Меня буквально ухватил за пуговицу один педиатр, который захотел поговорить о своем пациенте, потом мы обсудили Орландо, затем решили пообедать в пристанционном ресторане на Черч-стрит – и так далее. – Он замолчал и запустил пальцы в волосы, толком не зная, что делать со своей расстроенной сестрицей. – Я, конечно, приглашаю тебя.

      – Этот педиатр знает, что нас будет трое?

      Сергей попытался найти тактичный ответ, и Дори засмеялась.

      – Все в порядке, Сергей. Тебе не нужно церемониться со мной только потому, что я немного не в духе.

      – Ты можешь к нам присоединиться, – сказал он. – Мы, скорей всего, встретим дюжину участников конференции. Возможно, толпа поможет тебе рассеяться...

      – О нет, – Дори покачала головой. – Нет, спасибо. Я не думаю, что пикник – хорошее противоядие от того, что меня мучает.

      Сергей плюхнулся на софу рядом с ней.

      – Ты явно расстроена.

      – Со мной все будет в порядке, Сергей. Честно. Это свежий ветер вымотал меня. Я, скорее всего, закажу обед в номер и посмотрю телевизор.

      – Мне так не хочется оставлять тебя здесь одну.

      – Пожалуйста, Сергей. Я не прощу себе, если ты отменишь свою встречу ради меня, а со мной, учитывая мое нынешнее настроение, вряд ли кому будет интересно в этом ресторанчике.

     – Отчего у тебя такое настроение?

      Дори вздохнула.

     – Ты знаешь, что тюлени живут семьями?

     – Каким-то образом эта информация, похоже, ускользнула от меня.

      – Быки, коровы и щенки. Папы, мамы и малыши. – Из ее горла вырвалось рыдание. – О, Сергей, если у детенышей тюленей есть папы, почему мой ребенок не может иметь отца?

      Сергей обнял ее.

      – У твоего ребенка есть отец, Дори. И если Скотт не объявится, то у моего племянника или племянницы будет классный дядя. И я не могу жалеть ребенка, у которого такая мать, как ты. Дори шмыгнула носом и подняла голову.

      – Ты действительно думаешь, что я буду хорошей матерью?

      – Ты? – спросил он со смехом. – Ты прирожденная мать. Ты начала пилить меня, как только научилась говорить.

      – Пилить?

      – Пилить по-матерински. Ты всегда завязывала мне шнурки на ботинках, поправляла воротничок и напоминала, чтобы я расчесывал волосы. Помнишь, когда я корпел над учебниками, собираясь поступать в медицинский колледж? Именно ты убеждала меня, что у меня все получится.

      – Но ребенок, Сергей. Я ничего не знаю о детях.

      – А что там знать? Ты будешь кормить его, когда он проголодается, обнимать, когда его что-то испугает, и стараться, чтобы он не спустил твое любимое платье в унитаз.

      – Ты, конечно, не доктор Спок, но в твоих устах все это звучит так убедительно, так просто.

      Сергей пожал плечами.

      – Так и будет, посмотришь. Ты с головой уйдешь в свои материнские обязанности, как и во все, чем ты занимаешься. Ты будешь читать книги и посещать подготовительные курсы для родителей, сравнивать свои записи с записями других матерей и будешь доводить до истерики своего педиатра полуночными звонками, как и все молодые мамы. Ты все переживешь, и у тебя будет здоровый малыш. – Он взглянул на нее с нарочитой суровостью. – Теперь лучше себя чувствуешь?

      Она кивнула.

      – Кризис миновал. Теперь иди и принарядись для встречи со своим педиатром.

      – Ты уверена, что не хочешь пойти с нами?

      – А теперь кто пилит? Перестань опекать меня и вытряхивайся.

      Позже, после того как Сергей ушел, Дори заказала в номер вареные креветки и шпинатный салат, свернулась клубочком на софе и стала смотреть фильм по кабельному телевидению. Это был фильм, который они со Скоттом видели в кинотеатре несколько месяцев назад. Он напомнил ей о Скотте, и она подумала, чем он занимается в субботу вечером.

      Она была бы поражена, если бы увидела его в этот момент.

Глава десятая

      Скотт чувствовал себя крайне неловко. Десятимесячная Джессика Альбертсон мертвой хваткой вцепилась в его колено и, глядя на него умоляющими глазами, тянулась к соленому крендельку, который он держал в руке.

      – Клекел, – сказала она и затем повторила слово несколько раз, чтобы убедиться, что он понял: – Клекел. Клекел. Клекел.

      – Что мне делать? – спросил Скотт своего лучшего друга, делового партнера и отца маленькой попрошайки.

      В ответ на беспомощность Скотта Майк в отчаянии закатил глаза и сказал:

      – Что ты имеешь в виду? Дай ребенку крендель. Скотт достал кренделек из вазочки и взглянул на Майка.

      – Ты уверен? Я думал, дети едят протертый шпинат и прочую гадость.

      – Она ест крекеры уже который месяц. Она сначала сосет их, чтобы размягчить.

      – Это отвратительно.

      – Ты ешь крендельки по-своему, так что позволь Джессике есть так, как ей хочется. Правда, Джессика? – сказал Майк.

      Скотт с интересом наблюдал за тем, как Майк преувеличенно широко улыбался дочери и разговаривал с ней нарочито ласковым тоном. Майк, его партнер, прямолинейный бухгалтер со сверханалитическим складом ума, готов сюсюкать со своей дочерью!

      Джессика ответила на добродушное поддразнивание отца широкой улыбкой, которую она тут же адресовала Скотту, когда он протянул ей кренделек.

      – Спасибо, – подсказал Майк.

      – Пасиво, – произнесла Джессика и добавила: – Клекел.

      – Пожалуйста, – ответил Скотт, чувствуя себя в дурацком положении. – Откуда ты знаешь, когда ей можно давать крекеры?

      – Ну, в дополнение ко всем занятиям, которые посещала Сьюзен, и целой полке книг о детях я получаю рекомендации от педиатра каждый раз, как Сьюзен с Джессикой бывают у нее.

      – А-а.

      – Все это ограничено строгими правилами. Скажу тебе откровенно, Скотт, ты не поверишь, что значит общение с детьми. Родители, наверное, самая эксплуатируемая часть населения, не считая слоя подростков с их рок-пленками и подобной чушью. Если бы мне захотелось заработать миллион долларов, я бы изобрел нечто, что родители считают необходимым для своего ребенка, предпочтительным для его здоровья или образования.

      – Нечто годное для использования, да? – задумчиво спросил Скотт, наблюдая, как Джессика грызла кренделек.

      – Как одноразовые пеленки, – продолжал Майк. – Думаешь, кто-нибудь стирает пеленки в наши дни? Конечно, нет. Они покупают одноразовые. И покупают, и покупают.

      – Они что, дешевые?

      – Конечно, нет. Но они как сигареты. Люди находят деньги на них, даже если не могут себе это позволить. Пеленки требуются постоянно и не используются повторно, не в пример поношенной одежде. Используй их, затем выбрасывай и покупай новые. Нам пришлось купить партию этих пеленок в «Кимберли Кларке». А затем «Кодак». Ты видел хоть раз в жизни человека, который не фотографировал бы своего ребенка? Где бы ни появлялся ребенок, родители туг как тут с камерой. Щелк. Щелк. Щелк. Ребенок родился – щелк, щелк, щелк. Ребенок учится сидеть – щелк, щелк, щелк. У ребенка прорезался зубик – щелк, щелк, щелк.

      – Ну, а что теперь? – спросил Скотт. Держа кренделек во рту, Джессика обняла руками его колено и подняла ногу, пытаясь вскарабкаться на софу.

      – Мне кажется, ты ей понравился, – заявил Майк. – Она, похоже, хочет к тебе на колени.

      Скотт взял Джессику под мышки и поднял ее. Она была тяжелее, чем он ожидал, но оказалась гораздо легче, когда он посадил ее на колени.

      – Скотт, – подсказал ее отец. – Джессика, ты можешь сказать «Скотт»?

      – Отт, – повторила Джессика, поднеся свой мокрый кренделёк к губам Скотта.

      – Как мило, – заметил Майк. – Она делится с тобой.

      Скотт мотал головой из стороны в сторону, чтобы увернуться от кренделька.

      – Я что, должен съесть его? Это негигиенично. Микробы...

      Засмеявшись, Майк пояснил:

      – Притворись, что ты ешь его. – Он продемонстрировал, как это делается.

      Скотт рассмеялся:

      – Мм, мм?

      Джессика воспользовалась тем, что он отвлекся, и засунула крендель между его губами. Скотт откинул голову назад и, чувствуя себя полным дураком, скопировал Майка, сделав вид, что откусил от кренделька, и затем сказал:

      – Мм, мм.

      Джессика засмеялась и опять поднесла кренделек к его губам. Они повторяли это представление пять-шесть раз, пока она не устала от игры и не повернулась у него на коленях, прислонившись плечиком к его груди и наблюдая передачу по телевизору. Она как будто понимала, что происходит на футбольном поле, за которым наблюдали Скотт и Майк. Мама Джессики и ее подруга делали друг другу перманент, поэтому Джессику с отцом отправили на квартиру к Скопу.

      Спустя несколько минут Майк сказал:

      – Кто бы мог подумать: она уснула. Скотт посмотрел на малышку. Ее голова склонилась на одну сторону и губы были слегка приоткрыты. Такие же, как у отца, каштановые волосы колечками обрамляли лицо. Скотта поразило, как легко ребенок, такой маленький и беззащитный, доверился ему.

      – Что это значит? – спросил он Майка. Майк не отрываясь смотрел на экран телевизора. – Что?

      Скотт подождал, пока одного игрока не сбили и команды не приостановили игру.

      – Иногда это танталовы муки, – заявил Майк. – Я имею в виду, что это постоянно. Неумолимо. До того как у нас появилась Джессика, мы оставляли двойную порцию еды для нашей кошки и уезжали на уикенд без всяких проблем. Теперь же, если мы уходим на пару часов в кино, это целая процедура: няня, указания, беспокойство по поводу того, как она там без нас. Что касается уикенда, это все равно что отправляться в путь целым табором: одежда, пеленки, еда, переносная кроватка, одеяла, слюнявчики, сиденье для автомобиля, кинокамера.

      – Это?..

      – Это? – переспросил Майк и, будто прочитав мысли Скотта, закончил: – Стоит того?

      – Пожалуй, именно об этом я и спрашивал.

      – Откуда неожиданное любопытство?

      – Я как раз пытаюсь разобраться в этом, – объяснил Скотт. – Мы давно знаем друг друга, Майк. Мы по-прежнему те же люди, правда? Но я вижу, как ты меняешь пеленки и сюсюкаешь, и я спрашиваю себя, тот ли ты парень, который всегда исполнял на вечеринках двенадцать строчек припева к «Поваляй меня в клевере и повтори это вновь».

      – Мы те же люди, Скотт. Просто мы выросли. Ты помнишь, в разгар апрельского налогового кризиса в котором часу мы прекратили обсуждение? В десять? Одиннадцать? Зевающие, стонущие, кряхтящие, как старики. Мы привыкли откладывать особо важные бумаги на последний момент, а затем работать всю ночь напролет. Взгляни на нас теперешних: организованные, благоразумные, ходящие на работу в костюмах.

      – Мы сложившиеся типы, на которых указывают пальцем и над которыми посмеиваются, – заявил Скотт.

      – И это не так уж плохо. Что касается меня, я был бы не прочь водить шикарную машину вместо этой старой рухляди, которая почти не ездит, но я абсолютно уверен, что никогда не пожалуюсь на то, что Сьюзен ждет меня после трудного рабочего дня.

      – А  Джессика? – тихо спросил Скотт.

      Глаза Майка устремились на спящую дочь, и в них зажглась гордость.

      – Она словно мороженое на торте, приятель. Конечно, это нелегко – иметь ребенка. Но когда я смотрю на нее, я вижу будущее. А когда она обвивает руками меня за шею и называет папой, я чувствую... – Он тяжело вздохнул. – Я не могу сказать тебе, что я чувствую. Это невозможно выразить словами. Но я словно расту, будто она делает меня больше и лучше, чем я был прежде.

      Устав от эмоционально насыщенного разговора, они переключились на футбольный матч. Во время очередного перерыва в игре Майк взял из сумки с пеленками, упакованными Сьюзен, стеганое одеяло и расстелил его на полу вместо матраса.

      – Теперь она будет спать до утра, – сказал он Скотту. – Я уложу ее, пока у тебя не отвалились руки.

      Он нежно взял дочь с груди Скотта и положил ее на животик на матрас, затем накрыл легким одеялом. Она слегка захныкала, затем устроилась поудобнее и успокоилась.

      Скотт почувствовал странное ощущение пустоты там, где у него на груди лежал ребенок. Чтобы избавиться от этого чувства, он встал и направился к холодильнику за пивом.

      – Вы с Дори наконец решитесь осесть? – спросил Майк, когда Скотт протянул ему банку с пивом.

      Скотт понимал, что ему открылась великолепная возможность признаться Майку, но трусливый комок у него в горле не пропустил слова правды. Все, что он мог сделать, – это выразить свой страх в форме вопроса:

      – Неужели ты не устал от постоянной подотчетности?

      – Конечно, устал. Я устал от подотчетности ипотечной компании и банку, который дал мне деньги на машину, и клиентам, которые ждут от нас чуда, и правительству. Мне приелись все глупые формы, которые мы заполняем, и парни, с которыми я играю в гольф и которые ожидают, что наша четверка достойно выступит в благотворительном турнире.

      – Это не то, о чем я тебя спрашиваю, и ты это прекрасно знаешь.

      – Да, черт побери, Скотт, я знаю. Да, меня иногда раздражает, что я должен звонить домой, если задерживаюсь на работе, и быть вежливым со Сьюзен и приветливым с Джессикой, когда я устал как собака и все, чего мне хочется, – это упасть в мое любимое кресло и смотреть по телевизору какое-нибудь старье. Но мне и в голову не придет избавиться от машины потому, что я устал платить штрафы, и я не могу отказаться от того, что мы дел им со Сьюзен и Джессикой только потому, что иногда я должен выйти за пределы своих возможностей, чтобы удовлетворить их потребности. Жизнь – это компромисс. На всем есть ярлычок с ценой. Мне кажется, что Сьюзен и Джессика стоят моей подотчетности. Они – часть меня, и я – часть их, и это мне нравится.

      Неожиданный шум транслируемой игры привлек их внимание. Одна из команд перехватила передачу.

      – Здорово, – произнес Майк, когда игрок добежал до края поля и исполнил короткий танец.

      – Как ты можешь выносить это? – спросил Скотт, забыв об игре. – Ты ведешь бухгалтерские книги по двадцати деловым сделкам одновременно, и ты можешь сказать с точностью до пенни, каков их итоговый баланс на любой день, но ты не знаешь, сколько денег лежит на вашем общем счету.

      Майк бросил на него раздраженный взгляд.

      – Все дело в Дори, так? Она что, берет тебя в тиски, устав от этих поездок взад и вперед?

      – Какой бухгалтер вытерпит, если кто-то залезет носом в его банковский счет? – Скотт продолжал, не обращая внимания на вопросы, которые попали почти в цель. – Я слышал десятки раз, как ты звонишь Сьюзен и говоришь: «Послушай, а у нас есть деньги на то-то и то-то?»

      Майк фыркнул.

      – Если это будет меня беспокоить, мы со Сьюзен заведем раздельные счета. Но это меня не беспокоит. Я доверил Сьюзен свою жизнь и безоглядно доверяю ей наши деньги. У нее трезвая голова, когда дело касается трат. У нее никогда не было неоплаченного чека.

      – Не в этом дело, – заявил Скотт. – Я говорю о контроле. Неужели тебя не бесит, что ты не знаешь, сколько у тебя на счету в данный момент?

      Нахмурившись, Майк повернулся и взглянул прямо в лицо Скотту.

      – Это что, допрос? Интервью для «Откровенных исповедей»? Если у тебя проблемы с обязательствами, надеюсь, ты не будешь пытать меня до тех пор, пока я не признаю, что брак не такой уж совершенный институт?

      Прежде чем Скотт смог ответить, Майк продолжал:

      – Ладно. Он несовершенен. Иногда мы со Сьюзен спорим. Иногда она даже пилит меня. Хочешь знать, о чем я скучаю, вспоминая то время, когда был один? Я скажу тебе. Помнишь, когда мы, бывало, где-нибудь за полночь чувствовали, что ужасно проголодались, то бросались к киоскам, чтобы перехватить что-нибудь на скорую руку? Так вот, я больше не хожу в эти киоски. – Он продолжал свою речь фальцетом, комически имитируя голос своей жены: – «Куда ты собираешься? В «Макдоналдс»? Это смешно. В чем дело? Ты умираешь по рыбному филе?»

      Он ожидал ответной реакции, войдя во вкус своего представления.

      – «Зачем тебе отправляться ночью в поисках сэндвича с рыбой? У нас в морозилке целая упаковка с пачками филе «Миссис Раул». Брось одну в микроволновую печь и потом вложи филе в разрезанную булочку! Ты ведь знаешь, сколько пьяных на дороге ночью!»

      Покачав головой, он заговорил своим обычным голосом:

      – Подумать только! Бросить рыбину в микроволновку и вложить ее в булочку! Ни сыра, ни специального соуса тартар. Женщины не знают, что такое традиция.

      Наступило молчание. Майк сказал:

      – Рано или поздно это должно случиться.

      Скотт не отвечал. Команды выстроились и ввели мяч в игру. Во время следующего перерыва Майк спросил:

      – Ты любишь ее, ведь так?

      Скотт нахмурился.

      – Ты же знаешь, что люблю.

      —Я предпочитаю Сьюзен рыбным сэндвичам посреди ночи. Любой тип в Соединенных Штатах Америки может за доллар приобрести рыбный сэндвич, но то, что объединяет меня и Сьюзен, нельзя купить.

      Заметив скептическое выражение лица Скотта, он добавил:

      – Может быть, брак несовершенен, ну а что совершенно? Все, что я знаю, – это то, что замечательно быть частью ее и знать, что она – часть меня, а Джессика – часть нас обоих. Именно так все и было задумано, иначе не было бы женщин и мужчин, и секса, и детей. Главное – найти нужного партнера. Сьюзен – это как раз то, что мне нужно. Тебе лишь следует решить, нужна ли тебе Дори.

      Он бросил на Скотта пронизывающий взгляд.

      – Я думаю, ты уже знаешь ответ на этот вопрос, приятель. Чего я не могу понять, так это почему ты рискуешь, не предпринимая никаких шагов.

      Скотт стоически продолжал смотреть на экран телевизора. Майк в изумлении покачал головой и предупредил:

      – Она не будет ждать вечно, сам знаешь.

      Мускул дрогнул на щеке Скотта. Он знал. Как хорошо он знал это! Это знание пугало.