Текст книги "Алла и Рождество"
Автор книги: Глеб Скороходов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Анита Цой: восточная женщина такое себе не позволит!
В ноябре девяносто седьмого года я выпустила альбом «Полет», и мы его презентовали в ресторане «Прага», где собралось много красивых, хороших людей. Я пригласила и Аллу Борисовну, но шансов на то, что она придет, не было.
Но она появилась. И в самом конце, после моего выступления, взяла микрофон и при всем честном народе пригласила меня участвовать в новых «Рождественских встречах». Это был подарок.
С того самого мюзикла, я считаю, и начался мой творческий путь.
А потом пошли многодневные репетиции в огромном, холодном зале «Олимпийского». Там собралось много известных исполнителей. И я, честно говоря, стояла, всех рассматривала, знакомилась с ними и не верила, что буду вместе с ними петь на одной сцене и – самое главное! – что режиссировать спектакль и обучать нас будет сама Алла Борисовна.
Для меня это оказалось школой. Я видела, как эта маленькая женщина создает прекрасные массовые сцены, как она работает, изобретает мизансцены. Это действительно адский труд: собрать всех звезд, каждая из которых со своими капризами, своим форсом, и с каждой отрепетировать ее роль. Кто-то отказывался, не хотел делать то, что она предлагала. Не обходилось и без слез, но Алла Борисовна добивалась своего. Этот мюзикл стал ее ноу-хау.
Я исполнила на этих «Встречах» две песни. В одной из них – песне «Я подниму тебя на обессиленных руках» – моим партнером стал Рустам Салбиев. Мы должны были изобразить влюбленных, которых разлучают. Алла Борисовна пригласила нас на сцену, показала траекторию нашего движения и сказала, что в самый кульминационный момент песни, когда я кричу «Я тебе не враг, я подниму тебя на обессиленных руках!» – я должна припасть нежно к груди Салбиева, он обовьет меня своими могучими руками, я медленно сползу к его ногам и встану перед ним на колени.
Для меня все это было ужасным: до тех пор я никогда ни перед одним мужчиной не падала на колени. И себе сразу представила, как в «Олимпийский» придет мой муж, сядет в первый ряд, а потом дома сотрет меня в порошок:
– Ты что такое там делала на сцене? Ты, восточная женщина!
Предвидя это, честно пожаловалась Алле Борисовне. Но она сказала:
– Ты должна, девочка моя, выбирать: либо ты актриса, либо нечто прямо противоположное.
И поборов страх, я все сыграла. Между прочим, мне очень понравилось играть именно эту сцену. Валя Юдашкин для нее сшил мне замечательное платье, я первый раз надела кринолин и чувствовала себя восточной красавицей.
Правда, тут произошел забавный случай. Валя постарался показать оголенными прелести моего тела и сделал огромное декольте, и вот, когда я в порыве страсти и огня, развела руками и закричала «О, мой любимый!» – я не заметила, что мое платье немножко сползло вниз и все, что находилось под ним, оказалось сверху. А я припала к коленям Рустама и с воодушевлением продолжаю играть. Все замечательно! Тут начинается фонограмма песни Аллы Борисовны, я сажусь живописно на камушки, она выходит, чуть поворачивается ко мне и тихо говорит:
– Сиськи-то спрячь!
Это мое первое появление на большой сцене! Перед пятнадцатитысячным зрителем!
Конечно же, репетиции с Пугачевой стали для меня неким мастер-классом. Я открыла для себя незнакомую мне постановочную ситуацию: артист не должен работать только со своим произведением или на зрителя. Нужно уметь использовать все, что находится вокруг.
Боря Краснов придумал для мюзикла потрясающие декорации. В одной из них я пела на фоне старого замка, гор, скал. И Алла Борисовна просила меня общаться и со звездами, и со скалами, медленно при этом поворачиваясь почти на 360 градусов. Я попыталась это выполнить, но, видно, сделала все формально. И тогда она остановила меня и сказала:
– Понимаешь, каждый камень, звезда на небе, листва на дереве возле замка – они живые, они хотят тебя понять, желают быть любимыми. Помоги им!
Чаще всего она говорила недлинными фразами. Скорее даже незаконченными. Но все было понятно. То ли потому, что я тогда ловила все на лету, то ли потому, что она действительно гениальная женщина и режиссер-постановщик.
Иногда говорят:
– Вот почему она нас не берет в следующие «Рождественские встречи»? Что, забыла нас?
Я считаю, нельзя ничего требовать и просить. Тебе дали старт, достаточно серьезный. Это ступень, с которой можно либо взлететь, либо упасть. А дальше надо полагаться только на себя.
Недавно один молодой человек сказал мне:
– Знаешь, я теперь очень хорошо понимаю женщин. Песни Пугачевой мне объяснили, насколько они ранимы, чувствительны, горды и независимы. И как им нужно, как они хотят избавиться от этой независимости.
Удивительно! Но в самом деле – сколько людей воспиталось на образах, эмоциональном настрое, которые она несла и несет в своих песнях.
«Встречи-2000». В своем доме
Начались они со ставшего почти традиционным эпиграфа-монолога Пугачевой:
– Я никогда не знаю, что будет дальше, куда кривая вывезет. Не знаю, будут ли «Рождественские встречи» в следующем году. Не знаю. Захочу – будут, а не захочу – не будут. Найдется кучка недоброжелателей, которые даже обрадуются, если эти «Встречи» не состоятся.
Я, может, и сама не хотела бы сейчас их делать, Время такое – бал сатаны, а не Рождество. Но люди присылают письма, спрашивают на улице о них. И я понимаю: они нужны.
Нужны не для двух дебилов, которые объявляют их по дурацкой моде «неформатом», а для тех, особенно одиноких, кто не может себе позволить в Рождество куда-то пойти и отметить его, для тех, кто остался дома и хочет праздника. Сидит на стульчике или диванчике, смотрит нашу программу и радуется, что общается с хорошими людьми, которые поют без всякого выпендрежа, от души к душе и никакого негатива не несут.
Ведь, если разобраться, мы не разыгрываем религиозный праздник. У нас проходит светская тусовка, добрая, окрашенная Рождеством, в атмосфере любви. Все это требует немалого труда: нужно поставить программу, отобрать номера, отказаться от того, что не соответствует ее духу. Я мучаюсь ужасно, когда приходится что-то сокращать. Хорошо, когда артисты-коллеги понимают необходимость этого. А некоторые плачут, могут обидеться. Перед Лаймой Вайкуле до сих пор чувствую себя виноватой.
С другой стороны, иногда подумаешь: ты стараешься, выкладываешься, а что же тебя не отметят никак? Нет, не нужно мне никаких «Тэфи», «Триумфов», ничего этого не нужно. Но хоть бы раз просто похвалили. Знаю, когда-нибудь похвалят, только тогда у меня вряд ли останется потребность в этом.
Или мне советуют (да я и сама начинаю размышлять об этом): а что, если все, затраченное на «Встречи», да пустить тебе, дуре, на себя? Какой бы сольный концерт мог родиться! Но отбрасываю это.
Я прожила год, что-то у меня накопилось, повернулось во мне, я повзрослела, постарела. Изменились круг общения, погода, атмосферное давление – все что угодно. И настала пора подвести годовой итог. И тогда возникают новые «Рождественские встречи», к которым привыкли, как к «Новогодним огонькам». И хочется устроить людям праздник.
* * *
Алла написала более трех десятков своих песен.
Что, не представляла, на какой путь вступает? Не знала о всевластии цензуры, без штампа которой «Дозволено к исполнению» в то время ни одного слова с эстрады нельзя было ни произнести, ни спеть? Не слыхала о самодержцах-худсоветах, косо смотрящих на каждого непрофессионального, то есть не ставшего членом творческого союза автора?
Все знала. Но искала свою песню, и в какой-то момент случилось так, что никто другой за нее такую написать не смог.
Как это началось?
Ей было пять лет, когда родители купили пианино. Черное, казавшееся огромным и очень строгим. Она вначале побаивалась его. Любопытство взяло верх. Открыла крышку, нажала клавишу и услышала звук, очень добрый. И вскоре с удовольствием просиживала за инструментом часами. Тогда-то впервые она попыталась сыграть что-то свое: танго или вальс. Но между тем временем и днем, когда ее сочинения прозвучали публично, прошло почти три десятилетия. С ними целая история.
«Уважающая себя певица должна строить свой репертуар на произведениях членов Союза композиторов!» – этот постулат считался неоспоримым. И главное – ему неукоснительно следовали и на телевидении, и на радио, и на пластинках.
Я тогда сотрудничал на Всесоюзной студии грамзаписи фирмы «Мелодия». Внештатно, как говорилось. У меня даже было удостоверение в темно-красных корочках, где черным по розовому написано: «Внештатный редактор». Пластинки с детства были моей любовью.
Студия отхватила в те годы неплохое здание – бывшую Англиканскую церковь. Теперь оно вернулось к законным хозяевам, а тогда в главном зале храма с заложенными кирпичами для изоляции окнами, с щитами-отражателями, с двумя роялями и бесчисленными пюпитрами шли записи. Здесь размещался симфонический оркестр, а ударник с барабанами и литавры располагались в алтаре.
Пугачева в этом бывшем храме писалась редко. Чаще она приносила для прослушивания уже готовые фонограммы, сделанные на «Мосфильме» или в Кардиологическом центре, который тогда прославился уникальной звукозаписывающей аппаратурой.
И вот однажды в комнате худсовета, что находилась в пасторском домике, в присутствии сплошь именитых членов Союза композиторов Алла попросила:
– Я принесла две песни, их написал молодой музыкант Борис Горбонос. Послушайте их – они мне очень нужны.
Члены Союза снисходительно улыбнулись, но слушать стали. И чудо – песни приняли! Рекомендовав, правда, выпустить их на гибких пластинках – времянке-ширпотребе, расходившемся немалым тиражом.
– Неплохо бы дать на конверте портрет этого новичка, – попросил Аллу редактор Володя Рыжиков.
– За чем остановка?! – сказала Пугачева. – Я отлично знаю Горбоноса. Завтра же его фотография будет у вас на столе.
И действительно – на следующий же день редактор рассматривал портрет элегантного молодого человека с усами и в очках, сидящего у раскрытого рояля. И вскоре появилась пластинка с его изображением. Раскупалась она, как горячие пирожки.
О том, что Горбонос псевдоним и кто скрывается за ним, ни редакторы студии, ни журналисты, ни слушатели и подумать не могли. Хотя он нигде и не появлялся, но Алла уверенно говорила о нем в интервью, о его таланте и природной одаренности, вышел фильм и двойной альбом «Зеркало души» с песнями нового композитора. Прошел слух, что живет он за городом, на даче, но недвижим – это вызывало сочувствие. И только год спустя все узнали, что таинственный автор – сама Пугачева.
– Я страшилась не худсовета, – объяснила Алла, – я стеснялась показать свои песни и услышать «не за свое дело взялась». С другой стороны, опасалась: а вдруг их пропустят именно потому, что автор – я, невзирая на качество. Смотрите, мол, певица, а сама пишет песни, как заяц, что умеет зажигать спички.
Внезапное признание не вызвало ни сенсации, ни шума. Песни Горбоноса уже успели полюбить, и – не в обиду композиторам – слушателей мало волновало, кто их написал. Важно одно – их поет Пугачева.
Не скрыл обиды только Володя Рыжиков:
– Что же ты меня подставила, понтярщица?! Случись что-нибудь, как бы на меня посмотрели на студии, я же о тебе – ни бум-бум!
Позже Алла заметила:
– Вряд ли я имею право называться композитором, но автором песен, которые пишу для себя и сама пою, наверное, могу быть.
* * *
2000 год, как выяснилось, последний год XX века. Грань, конечно, условная, но дает повод задуматься: с чем приходишь в новое столетие? что оставишь в старом?
Пугачевой хотелось остановиться, сделать переоценку ценностей. От шлягерности она устала. А что взамен? Баллады, монологи на ином уровне откровенности? Раздумья без суеты о месте человека на земле, раздумья о жизни?
Долго искала новые песни, не похожие на прежние. Подготовила их и испугалась: «Куда это меня занесло?» Но ведь года идут – наступила зрелость, она не может не диктовать иные требования. Как сказано, «всему свое время».
Новые «Рождественские встречи» снимались на даче Пугачевой в Поворове. Алла широко распахнула ее двери:
– Заходите в мой дом – все уже начинается. Вы слышите? Музыка уже звучит.
И как увертюра к «Встречам», лилась из раскрытого рояля мелодия Игоря Крутого в авторском исполнении.
Как всегда, Алла произвела строгий отбор гостей.
– Я же отвечаю за тех, кто поет на «Рождественских встречах», – сказала она. – Не хочу давать зрителям второсортные номера. Чтобы не получилось так, как в анекдоте о Раневской: «Встречает она как-то очень плохую певицу, а та ей с восторгом: „Ой, Фаина Георгиевна, вчера была в гостях у ваших знакомых Пупкиных и целый вечер для них пела!“ – „Спасибо, – поблагодарила Раневская. – Я тоже их не люблю“.
На этот раз в гостях у Аллы побывали и завсегдатаи «Встреч», и общеизвестные звезды, и молодые, «нераскрученные» исполнители.
Николай Караченцов пел «Молитву»:
Иду к тебе за истиной святою,
Чтобы узнать, чего я в жизни стою,
Кто я такой, идущий к очищенью,
И в чем, Господь, мое предназначенье.
Он сидел одиноко за дальним торцом уходящего в перспективу стола, и пел свою молитву порой с сомкнутыми губами, как бы подчеркивая, что мы слышим внутренний монолог человека. Пел с огромным драматизмом, и голос артиста звучал то полушепотом, то яростной мольбой.
«Когда ко мне обратилась Алла Пугачева, я был слегка удивлен, – рассказал Караченцов. – Я все-таки драматический артист. И тем не менее она задала вопрос:
– Что новенькое есть у тебя? Что бы ты смог сделать на «Рождественских встречах»?
Я дал ей довольно много своих записей и поразился ее решению: песня, которою она выбрала, – совсем не праздничная, это молитва. Я спросил:
– Почему так?
Она ответила:
– Должна быть она. Нужны среди этого фейерверка и веселья песни духовные.
Работа оказалась трудная, с потом. Но я постоянно ощущал, что нахожусь в гостях в добром доме, все время под заботой, теплом и крылом Аллы. На съемках она – рядышком, болела за меня. Кстати, оператор Миша Мукасевич – отличный, очень хорошо снял меня.
И когда съемка закончилась, Алла первой начала аплодировать. Я удивился, потому что для меня эта работа – не спектакль, не концерт. И тем не менее она так завершила дело.
Мне очень жаль, что таких, как Алла, мало, точнее она одна. И второй такой, наверное, быть не может. Она и актриса, и выдающаяся певица, она же и мамка, она же и добрая хозяйка».
Все, чем мы владеем, закладывается в детстве – так говорят очень ученые люди. Хотим мы или нет, а родители продолжаются в нас. И Алла мечтала, что когда-нибудь и ее дом станет таким же гостеприимным, как две родительские комнатки ее детства. И чтобы ее гостям стало бы так же хорошо и уютно, как было ей, когда она девочкой пела с мамой ее любимые «Осенние листья».
Алла даже как-то сказала мне:
– Слова из этой маминой песни я могла бы поставить эпиграфом своей жизни: «И счастлив лишь тот, в ком сердце поет...»
Начинающей певице Наталье Власовой Пугачева поставила ее песню «На тебя обиделась». Песня – шуточная, вызывающая улыбку, и решение ее соответствующее. Пугачева отыскала для певицы что-то вроде голландской шапочки а-ля «Шоколадница» Лиотара или этикетки финского масла «Виола», усадила ее на кухне над пассеровкой огурцов, помидоров, разноцветных перцев и зеленого лука, и получился номер, по признанию исполнительницы, лучше тех немногих клипов, что у нее уже были.
«Алла Борисовна для меня – женщина, которой я подражала, крутясь в детстве перед зеркалом с расческой в руках вместо микрофона, – вспоминает Наташа. – Я делала и прически, похожие на те, что были у нее. Я представляла ее в каких-то неимоверных платьях, мне казалось, что и по дому она ходит в короне как минимум.
Но когда мы готовились к съемкам, она поинтересовалась, удобно ли работать визажистам, и Александр Шевчук сказал:
– Здесь немного темновато.
Она тут же вприпрыжку побежала по лестнице, схватила какой-то прибор и начала выставлять свет. А когда кто-то кинулся помочь ей, сказала:
– В этом доме звезд нет».
На ее даче все чувствовали себя как дома.
Александр Кальянов пел свою новую песню «Хрустнули огурчиком».
Гости устроились за большим овальным столом, уставленным закусками, хрустальными бокалами и графинчиками. Завсегдатай «Встреч» завел всех своим азартом, ему подпевают, кое-кто и в самом деле хрустит огурчиком.
«Рядом со мной сидит Саша Буйнов, – вспоминает Николай Расторгуев, – и в проигрыше толкает меня в бок:
– Давай-ка ты на стол, ты в сапогах – клево будет!
Я вскакиваю туда – все замирают, думают: «Сейчас все рухнет, вся посуда, закуски, бутылки...» Но я нахожу свободное местечко и...»
Буйнов перебивает его: «Коля ничтоже сумняшеся залезает на этот старинный, раритетный стол, стоимостью, наверное, в полмиллиона долларов, стол каких-то графов или князей, и начинает на нем своими сапожищами легко и грациозно бить чечетку! Надо было видеть тогда глаза Киркорова – они сошлись к переносице!»
Расторгуев продолжает. «Я, значит, делаю разные движения, пританцовываю, пристукиваю, и тут звучит команда:
– Стоп! Снято!
Я аккуратненько слезаю со стола, Алла подходит ко мне и говорит:
– Коля, никогда этого больше не делай. Ты понял?
– Извини, Алла. Я думал, что будет хорошо, – сказал я.
А она:
– Внимание! Снимаем второй дубль!
Я на этот раз сижу спокойно. А в окончательный вариант она включила все-таки тот дубль, где я отплясывал».
В одном из интервью Алла с улыбкой заметила:
– Сейчас многие стараются петь, как Пугачева. Может быть, мне, чтобы стать не похожей на других, запеть теперь, как Розенбаум?!
Подражать Александру Розенбауму, с которым ее связывает давнее знакомство, она не стала, а попросила его спеть на «Встречах».
– Сочту за честь! – галантно согласился он.
И они устроились на бревнышке у костра, где прозвучало розенбаумское «Кантри на завалинке», в котором певец аккомпанировал себе на топорище, а Алла подпевала ему.
Пугачеву-певицу знают все. Пугачева-жена – излюбленная тема желтой прессы. О Пугачевой-матери зрители строят догадки.
Алла вспомнила, как однажды пришла за Кристиной в детский сад, а там висит объявление: «Дорогие родители! Приходите на Новогоднюю елку. В роли Снегурочки – Кристина Орбакайте, дочка Аллы Пугачевой».
– Так я дочь на эту елку просто не пустила, – сказала она, – объяснила Кристине все, и надеюсь, что урок этот она усвоила на всю жизнь.
Кристина на эстраде ни в чем не подражает матери. И впрямь, зачем нужна кому-то вторая Пугачева?!
И на «Встречах» двухтысячного года Кристина спела «Десять вечеров» с танцевальным ансамблем задорно, весело и, главное, по-своему, – она постепенно нарабатывала стиль, не похожий на другие.
Ни одна «Рождественская встреча» не обходилась без приключений. В тот год, как назло, в декабре не выпало ни снежинки. Как тут петь Пугачевой «Белый снег», когда вокруг черным-черно? Ради шутки Филипп вывел на песчаном берегу реки пульверизатором надпись: «Все укрыто белым снегом».
В трудную минуту Алла всегда чувствовала его поддержку. Иной раз ей и не приходилось просить его о помощи. Он угадывал ее желания и в который раз оказывался в нужный момент в нужном месте. «Без солнышка нельзя пробыть, без дролечки нельзя прожить», – это Владимир Даль о любви.
«Рождественские встречи-2000» закрывал Филипп. Он пел, а все гости подпевали:
Вот и все, пора прощаться.
Дай бог снова повстречаться
Нам еще когда-нибудь!
Не поминайте лихом нас.
Жизнь оборвется, но не сейчас...
Игорь Крутой: мы оба – крутые
Моя самая первая встреча с Пугачевой произошла, когда она приехала в Николаев на гастроли с «Веселыми ребятами». Это был пик популярности ансамбля, и Пугачева появилась в качестве его солистки. Тогда нас не представили друг другу, но я пробрался за кулисы, увидел ее в джинсах. А пела она очень хорошо, и ее выступление я запомнил, как и все песни, что тогда услышал. И я понял, что она – событие на эстраде. Что-то завораживало в ней, от нее исходил давящий и манящий эффект, хотелось слушать и слушать, как она поет и даже как разговаривает между песнями.
А в Москве меня представил ей Саша Кальянов – это, думаю, году так в девяностом. Я уже написал несколько популярных песен, Саша позвонил мне и предложил:
– Ты не хотел бы показать что-то свое Алле Пугачевой? Она об этом спрашивает.
Я подумал: что? Одну из новых? Песню на стихи Риммы Казаковой «Ты меня любишь»? Там первые строчки – «Ты меня любишь правом мужского властного, я под тобой, я над тобой распластана». Да, думаю, Пугачева сделает из такой песни гимн любви. Но она отказалась ее петь, сказала, что слышала ее у Толи Алешина и не переступает через своих друзей. Мои заверения, что Алешину я песню не давал, не помогли.
Само наше знакомство почему-то обросло всякими небылицами. Хочу их развеять. Было так. Она открыла дверь. На пороге с Кальяновым стою я. Она спрашивает:
– Крутой?
Я отвечаю:
– Крутой.
Она:
– Проходи. Мы с тобой однофамильцы. Я тоже крутая.
Первой моей песней, что она спела, оказался «Снежный мальчик».
Это случилось на «Рождественских встречах-93». Не скажу, что песня эпохальная, но ей она понравилась, и свои сольные концерты Алла начинала ею. И когда год спустя намечались мои первые творческие вечера, посвященные моему сорокалетию, я предложил ей выступить в них. Но она сказала:
– Мне нужна новая песня. Такая, ну, вот такая! – Она широко развела руки. – Я не могу даже выразить словами какая.
Но я ее понял, и появилась «Любовь, похожая на сон». Не сразу, далеко не сразу! Семнадцать раз по просьбе Аллы я переделывал музыку, и первоначальный текст ее не устроил:
– Не буду петь о несчастной любви. Хватит, сколько можно?! Хочу петь о счастливой.
И очень молодая поэтесса Валерия Горбачева написала такие стихи, которые она сразу приняла.
И вот наступают те самые юбилейные вечера, на которых Алла и собиралась спеть две моих песни. И буквально в день премьеры раздается ее звонок:
– Ты знаешь, не нужно «Снежного мальчика». Я спою только одну твою песню – «Любовь, похожая на сон». Она такая мощная, что нет смысла отвлекать от нее, рассеивать внимание. Выйду с одной, но вот как дам, так дам!
Так и получилось. Это оказалось ярким финалом всего вечера. Правда, мне, как и каждому композитору, хочется надеяться, что в том репертуаре, что я теперь сделал для нее, есть вещи и посильнее, но время покажет. Я, к сожалению, работаю с Аллой не столько, сколько хотелось бы. Закончишь с ней работу над одной песней – хочется тут же начать над другой. Сделаешь один альбом – надо готовить следующий. Потому что работать с Аллой – радость.
Я говорил: между песней, что ей приносишь, и той, с какой она выходит на публику, – огромная пропасть. И признаюсь – это счастье для композитора, что любая песня, которую она споет, становится как бы ее ребенком: столько личного она привносит в мелодию, в поэзию, в аранжировку, в истолкование музыкального и поэтического материала. Алла – полноценный соавтор. Это совершенно точно.
Она работает над песней, как лучшие западные звезды. Мне рассказывали, например, о Тине Тернер. Она снимает студию в Нью-Йорке, запишет там кусочек песни, но если почувствует, что не попала в ее характер, улетает куда-то отдыхать или ходит, работает и, как только ее осенит, в любое время дня и ночи, едет в студию – она ее всегда ждет. Тина может туда заехать и экспериментировать, сколько душе угодно.
Точно так работала Алла с «Речным трамвайчиком». Делала его в студии три месяца! Казалось бы, в песне три ноты – «Привет, привет! Пока, пока!» Так она всю ее перелопатила – и по музыке, и по поэзии. Заезжала раз пятьдесят на студию, потом уезжала. До тех пор, пока однажды не наехала и не спела то, что хотела. И это оказалось тем вариантом, который сейчас звучит и всем полюбился.
Если бы была возможность установить в студии три камеры, провести тайком съемку, уверен, получился бы учебник для любого певца и композитора, образец, как надо работать над песней.
А ведь Алла сделала в конце концов всего один дубль. Но уже в студии готовила себя к нему два или три часа. Подходила к микрофону, смотрела на стихи, щупала ноту, повизгивала, искала позицию, ничего не исполняя при этом. И все время звучала голая фонограмма. И вдруг Алла сказала:
– Сейчас включайте запись – будет тот вариант, что останется.
Однажды мы экспериментировали с тональностью, подняли ее на пол тона выше, а звукорежиссер не сумел вернуть фонограмму в прежний вид. Алла не заметила этого. Подготовила себя, как спортсмен, к последней попытке, спела на полтона выше и сказала:
– Это был мой последний рывок. Ни до, ни после я лучше спеть не смогла бы...
Я всего один раз принимал участие в «Рождественских встречах». Они прошла у Аллы на даче, и я играл там инструментальную композицию «Нежность». Могу сказать, что для меня это было волнительно. Открылась возможность познакомиться с новыми артистами, новым музыкальным материалом. Ведь Пугачева-продюсер не менее талантлива Пугачевой-исполнителя.
На мой взгляд, Алла – океан, даже не море. В океане, если шторм – так это шторм, если красота – так красота, если буря – так буря. Со всеми наворотами, со всеми переходами из огня в полымя, во всем она – сумасшедшая личность, замечательная женщина и замечательный художник.